Текст книги "Шхуна Скопа. Новая реальность мира. Сон в зимнюю ночь"

Сиамский залив. Скопа отправляется в путь

Шхуна резала форштевнем серые воды Сиамского залива. Курс на юго-запад к Малайзии и Сингапуру для выхода в Индийский океан через Малаккский пролив. За штурвалом стоял Серёга и его короткая русая борода топорщилась от ветра. Он был доволен. Как и положено старому флотскому, Серёга быстро освоился с парусами и управлением ими. Чен стоял рядом, держась за штаги и задумчиво смотрел в даль. Волнение в два-три бала с попутным ветром позволяло идти ходом максимально возможным для парусника, а наличие такого старпома, как брат Серёга, делало рейс максимально мобильным. Шли и днём, и ночью, меняясь на вахтах. Несколько часовую стоянку сделали только на облюбованном острове недалеко от Самуи, чтобы сибирский речник смог насладиться морем в лагуне и джунглями. Больше задержек не было. В этот раз команда Скопы имела вполне определённую цель, и эта цель подчиняло себе всё. Она стала вершиной жизни всех в преодолении того, что ломало их мир. Крепкие Арти и Тор с племянником так же были отличными помощниками в парусном деле.

…

Перед самым началом операции, когда он, китайский эмиссар и тайско-китайский пинь-инь собрались чтоб обсудить детали ещё раз, Чен со всей остротой понял сложность и опасность миссии диверсионной группы, хотя и до этого он отдавал себе отчёт в этом. Но теперь его сердце заныло, туда, в горные джунгли против обученного английского спецназа. Он напрямую задал вопрос китайскому разведчику:

– А почему Китай решил использовать не какое-нибудь своё спецподразделение, а мою команду?

– Видите ли, сэр, ачжан. Китайское правительство проводит очень осторожную гибкую политику в международных делах. Вмешательство напрямую в дела других государств могут обернуться очень сложным положением страны, которое и так достаточно рискованное в противостояниях. Наши боссы не раз критиковали такие осторожные действия, но… Мы китайцы, а Срединное Царство всю свою пяти тысячелетнюю историю побеждало врагов не грубой силой, а умом и терпением.

– Хитростью.

– И хитростью, если Вам так удобно это называть. Но такова китайская культура. К тому же, вернёмся к Вашему вопросу, для этой акции нужны люди, не завязанные на чьи-то структуры, свободные, идейные, можно даже сказать. Любой наёмник – человек, который воюет за деньги, и другие деньги могут его заставить повернуть оружие. К тому же, ваша команда имеет боевой опыт отличный ото всех.

– Ну, я бы не стал называть это боевым опытом.

– Тем ни менее. Вы и Ваши люди умеют рисковать и знают, за что они рискуют. Таких остаётся в мире всё меньше, ачжан Чен. Боевой опыт – это не только умение владеть определёнными видами оружия. Боевой опыт – это умение владеть собой в боевой ситуации. Заметьте, мы вышли на Вас с помощью Триад, а это говорит о многом…

– Ясно. Вопрос праздный, уже всё решено.

Китаец покинул помещение первым. Маленький кабинет в китайском ресторанчике, который чаще использовался для интимных свиданий, чем для деловых встреч. Молодой дракон, который уже был не так молод, но для главы преступного клана еще не достигший нужной солидности, налил в чашку Чена ещё глоток чая и задумчиво заметил:

– Вы, русские, мне напоминаете чем-то японцев с их непонятным чувством долга чему-то, а не кому-то…

Чен вышел через пятнадцать минут во влажную ночь и не обращаясь к перевозчикам, пешком зашагал к своей пристани. Ринда уже отправилась в Нонг Кхай до границы с Лаосом, Сергей был на шхуне, Арти тоже уже должен был подъехать, а Тор с племянником будут утром. Завтра выход в море.

…

Скопа резала форштевнем волны, устремляясь к проливу. Ветер стал меняться, уже не бакштаг, а галфвинд, что не скорости не сказалось, но крен и бортовая качка усилилась. Небо стало хмурым, как будто отвечала размышлениям двух старшин шхуны. Ветер срывал гребешки волн и бросал их в лицо морякам. Хорошо, что при заходе на островок для отдыха, стояла ясная погода, чтобы дать возможность насладиться морем и подводным миром. Оба старшины активно ныряли, вспоминая енисейское детство и чистую реку прошлого.

– Я всё думаю, смог бы я отправить Илюху в такую экспедицию? – вздохнул Серёга, – а он бы хорошо подошёл, боец он у меня.

– Смог бы, наверное, брат. Смог бы. Не думай об этом. Не только история, вообще жизнь не любит сослагательного наклонения.

Небо было низким в рваных тучах, и море стало грязно-стального цвета с зеленоватым отливом. Совсем как Енисей когда-то, когда начинал дуть сивер. Но то были свинцовые тяжёлые волны, а здесь – рваные валы серого цвета с пеной, как вата от старого ватника, которую ветер то и дело бросал на паруса и палубу. И в душе Серёги такие же волны, мечущиеся и бьющие в борт. «Илюха мой настоящий русский мужик получился. Крепкий изворотливый, находит из любого положения выход. Счастливый в семье и удачливый в бизнесе. Ему и куар-коды эти нипочём, нашёл способ, получил, как переболевший всей семьёй. Так наше государство и выйдет из этого тупика. А может зайдёт? В писании сказано о печати Антихриста со всеми вытекающими из этого последствиями…» – его мысли не находили ответа. Руки привычно лежали на штурвале и ему передавалась дрожь яхты, она слушала его руки, и сердце от этого радовалось, отступали все тревоги. «У молодых свой путь, у нас свой. Мы останемся верными старому укладу и не дадим антихристам победить в нас божеское».

Серёга, как опытный судоводитель, почти стал главным рулевым на шхуне, разгрузил Чена от обязанностей больше, чем на половину. Чен углубился в карты, маршрут и планирование операции, всю схему которой знал только до половины, но просчитывал любые возможные варианты событий. Он не знал, даже по прошлому опыту, что обстоятельства могут меняться и изменить многое враз. К Малаккскому проливу подошли ближе к ночи, но с опытным рулевым, и с опытом прохождения в прошлом, миновали его быстро, вписавшись в трафик и следуя всем правилам, по уширенному, а не по главному фарватеру. Прохождение около суток, как зарегистрированного частного туристического судна. Глубина пролива не давала возможности беспрепятственного и свободного прохождения крупных судов, танкеров и контейнеровозов, а вот малым судам такое было возможно. От сопровождения полиции Чен отказался, сославшись на опыт и собственные возможности обороны, подписал соответствующие бумаги, чем вызвал с одной стороны облегчение у администрации, с другой стороны – подозрения в связях с террористами или пиратами. Но документы от тайской и китайской полиции сняли вопрос.

Чуть меньше суток ходу под всеми парусами и с двигателем потребовали напряжения всей команды и рулевого со штурманом. Серёга не спал, стоя у штурвала бессменно. Не спал и Чен, так как постоянно требовался контроль за курсом и необходимость в постоянных радиопроверках. Матросы менялись, но и их сон был кратким. Утро следующих суток выдалось малооблачным, ясным, со свежим ветерком.

Выход в Индийский океан на рассвете оказался настолько красочным, что все на время забыли об усталости. Двигатель был заглушен, шли под полными парусами. Чен вспомнил фразу, вычитанную им у Новикова-Прибоя – «Море расцвело пионами». Океанская синева, слегка смятая ветром в мелкие волны, в лучах восходящего солнца заиграла отблесками. Красные, алые, иногда с золотинкой. Эти «пионы» блестели в волнах до самого горизонта, до самой тонкой линии берега, ещё не успевшего исчезнуть из вида. Море играло красками, а небо лишь слегка розовело мелкими обрывками облаков, разрывая темноту ночи. Потрясающая картина, ради которой можно было выйти в море в такой ранний час.

Серёга, прекрасно чувствующей себя, когда был виден берег, знаки судовой обстановки и створы, теперь, в открывающемся океане, при отдалении от берегов, начал волноваться. Это было ему в новинку.

– Нормально, нормально, брат. Мы уже тут ходили. В море полегче, чем на реке и проливах. Судов сейчас совсем мало будет. Курс на Мергуи. Зайдём на Пхукет для заправки.

Чен с лёгким сердцем отправился отдыхать. Он не спал уже сутки, и усталось свалила его на шконку в носовой каюте. Шкипер забылся тяжёлым сном.

Горы и джунгли

Джунгли предгорий Гималаев не походили ни на райские острова, ни на приморский Таиланд, ни на морские просторы, к которым Чен уже успел привыкнуть и сродниться. Не были они похожи и на таёжные увалы и горы в подступах к Памиру, где прошла его юность и зрелость, и о которых Александр тоже знал не понаслышке, поскольку вырос в тайге.

Духота и сырость днём сменялись такой же сыростью ночью, только ещё добавлялся холод, а утром капли росы за шиворот. Автомат стоило протирать почаще масляной тряпкой, чтобы паутина ржавчины не ложилась лёгким налётом на потёртой крышке, стволе, металическом магазине. Бригада передвигалась осторожно, чаще по ночам, во избежание преследования с воздуха. Теперь дроны могли выполнять роль разведчиков и даже представлять опасность. Костры не разводили ни днём, ни ночью. Бригада из шести человек самого различного возраста и социального положения была полностью местная, но только крестьяне из Исана могли легко переносить такое испытание. Александр вспомнился Чегивару и он вздохнул носом – «будем терпеть, скоро уже придём». Группа двигалась в сторону Мьянмы от границы Таиланда и Лаоса, чтобы совершить диверсию на английской базе в горах. Секретная опорная база биологических разработок для влияния на всю Юго-Восточную Азию. На непокорную Азию, которая не собиралась жить по новым, навязанным законам, а тем более возвращаться к колониальному прошлому.

…

Зрачок автоматической короткоствольной винтовки смотрел прямо в грудь, отсвечивая каллиматором сквозь листву. Английский морпех в тени кустов и ветвей казался нереальным со своей раскраской по лицу, и только оружие было реальным, готовым в любое мгновение выплюнуть очередь. Расстояние всего пять метров, что не оставит никакого шанса на выживание при любом ранении. Раньше ему казалось, что это фантазия досужих писателей, теперь… В памяти всплыли и замелькали, как ролики в мультфильме, картины детства и юности. Он бредёт по нечищеной от снега дороге по таёжному посёлку, радуясь, что скоро попадёт домой в тепло. Тяжёлый портфель за плечами оттягивает книзу, но он не замечает тяжести. В самом начале улицы, а на другом конце у калитки дома знакомая фигура. «Папа!» Он в захлестнувшей его радости ускоряет шаги, меся снег на дороге и поскальзываясь… Свеча оплывает, кидая колеблющийся свет на книжку, печка давно остыла и холод пробирается под одеяло, порывами ветер гремит крышей. «Саша, ложись спи. Не порть глаза» – сонный Машин голос отрывает его от чтения… Анатомичка и человеческие внутренности на столе, а он мельком вспоминает это, помогая в автобусе человеку, неожиданно свалившемуся в обмороке. И таже зимняя слякоть на остановке… Постаревшее лицо матери, которое ещё сохраняет следы былой привлекательности в морщинках и потускневшие глаза. Но разве это так важно в родном лице, которое излучает теплоту каждый раз, когда провожает его в город… Уставшее лицо отца с морщинами по впавшим щекам от носа к подбородку, и пронзительный взгляд, как будто не было всех этих лет скитаний по миру. И океанские волны, которые грозят опрокинуть маленькое судёнышко под парусами…

Лаосская деревня

Партизанский отряд, как для себя его назвал Саша, был готов к походу.

Маленькая деревушка, которую и деревушкой то назвать сложно, на берегу Меконга. Лаос. В их бригаде, которая днём сидела в своём бамбуковом бунгало, пять человек – два лаосца, китайский инструктор и Саша с Пымом. На бирманской стороне к ним должен будет присоединиться ещё проводник, знающий горы. Китаец отлично разговаривал на нескольких языках, даже немного на русском. А уж тем более, на лаосском. Пым понимал лао, а потому вечерами слонялся по деревне, разговаривая с жителями. Это не возбранялось, все местные были в курсе скрытности отряда, а подробности их не интересовали. Саша тоже иногда составлял ему компанию, на что местные реагировали по-разному. Кто-то сразу пытался заговорить с ним на исанском диалекте, кто-то недоверчиво, но с любопытством выспрашивал его о происхождении.

День проходил в тренировках и разборе карт предполагаемого района лаборатории. А сами тренировки проводились индивидуально, самими партизанами. Факт того, что предстоит рейд в неизвестность, мобилизовал оттачивать свои навыки и чему-то учиться у товарищей. После тренировок, ближе к вечеру, китаец ненавязчиво, но упорно рассказывал о тайной британской базе, всё что известно. Известно было не так много, но и не мало.

Биоэкотехнолаборатория занималась разработкой каких-то программ по изменению сознания человека через его геном. Комплексные исследования генома, использование новейших электронных способов воздействия на психику и сознание велись уже давно. Это были не только микробиологические и медицинские разработки с использованием новейшей компьютерной техники, но и эксперименты «в поле», на местном населении. Конечно, это не было похоже на африканские эксперименты конца XX века. Никому не кололась неизвестная сыворотка или вакцина, не проводились открытые анатомические исследования. Это притупляло бдительность властей, не вызывало подозрений в открытую, а если и возникали какие-то вопросы, они быстро улаживались финансовым путём через международные организации. Забор образцов крови, развёрнутые анкеты, тщательное исследование состояния групп населения от многодневных измерений давления и температуры, до проверки реакций психических и эмоциональных при решении несложных тестов. Всё это подавалось, как медицинские исследования антропологов и в интересах «всемирного здоровья». Просто наука на службе у человека. Особенно активизировались эти исследования в периоды ненастий или даже природных аномалий в погоде. А такие аномалии вдруг стали происходить чаще обычного. Благо, что ни Лаос, ни Таиланд не давали разрешение на проведение подобных исследований широко, но в приграничных провинциях Таиланда экспедиции проводились полулегально, что и побудило тайских активистов включиться в борьбу.

Влияние природных факторов, болезней и прочего на геном человека и возможность изменения генома в нужном направлении – вот так, примерно, можно было сформулировать задачу таких лабораторий. Это целая сеть, расположенная равномерно по южному полушарию, что показывает интерес именно к отсталым странам, странам третьего мира, развивающимся, бывшим колониям – так точнее.

Китаец Лунь оказался человеком очень грамотным и очень не простым. Он закончил в Хабаровске университет, а после этого ещё отучился сколько-то лет в Шанхае в специальном военном училище, которое было по уровню не ниже университетского. Постепенно он сошёлся с Сашей в своих беседах о целях экспедиции. Очевидно, не случайно… Он должен был быть уверен в своей команде. Однажды, в конце обычных занятий по картам и аналитике нештатных ситуаций, вперемежку с физическими упражнениями, он завёл разговор с русским доктором, как его называли в шутку соратники.

– Процитирую близко к оригиналу, хоть и своими словами, для тебя одну статейку в околонаучном журнале:

Навроде как клонирование людей запретили. А как с редактированием генома? Если читать рекомендации международной комиссии ученых, особенно между строк, то можно строить прогнозы. «Мне кажется – можно будет редактировать почти что угодно, если вы докажете, что ваш случай достаточно серьезный.»

В начале 2000-х ООН призвала государства мира запретить клонирование человека, а если точнее – «запретить все формы клонирования людей в такой мере, в какой они несовместимы с человеческим достоинством и защитой человеческой жизни». И несмотря на то, что такая формулировка звучит неоднозначно и предоставляет каждой стране решить вроде самостоятельно, что совместимо с человеческим достоинством, а что нет, позиция ООН с самого начала была однозначна: «отказать и не пускать».

Многие страны (например, Россия) наложили запрет на клонирование еще до резолюции ООН, а в других (как в США) соответствующего федерального закона нет до сих пор. Но, так или иначе, решительные меры сработали: о клонированных людях вроде и не слышно (и стоит задуматься почему – ведь сама технология известна).

И вот теперь появился новый молекулярный инструмент, не вписанный пока ни в какие законы – генетическое редактирование зародышевой линии. Думать приходится гораздо быстрее: генетически модифицированные люди уже родились. Научное сообщество не сомневается в их существовании – и судебный приговор их «создателю», Цзянькую Хэ, стал тому подтверждением. Для всего мира Китай оказался на передовых позициях в таких разработках. По-моему, дело как раз в том, что Цзянькую Хэ учился в США, аж в двух частных университетах, что это говорит о многом. Вопрос о том, стоит ли запретить редактировать эмбрионов целиком, с самого начала не стоял – в отличие от клонирования, здесь слишком много возможных применений, слишком высок потенциальный выигрыш. Это было ясно еще по первым заседаниям Международной комиссии ученых, которая собралась вскоре после скандала с Цзянкую Хэ. После полутора лет заседаний и обсуждений, Комиссия наконец опубликовала свои предложения, и они выглядят скорее, как разрешения. Редактировать детей будет можно – но при выполнении некоторых условий. Вопрос теперь в том, насколько реальны эти условия. Осталось только эти условия так размыть, чтоб ими можно было легко манипулировать. Настоящая задача, которая стояла перед Комиссией, заключалась в том, чтобы провести границу между допустимыми и недопустимыми применениями новой технологии. Судя по спорам, которые разгорелись в 2018 году после сообщения китайского биолога, а затем еще раз в 2019 году – когда на сцене появился российский биолог Денис Ребриков – эту границу каждый ученый проводит для себя по-своему. Интересный факт, что и данный учёный с мировым именем закончил в 2009 году Высшую Школу Экономики, созданную при поддержке фонда Сороса.

Одни считают, что редактирование эмбрионов стоит все же запретить окончательно, вне зависимости от целей – так отреагировал на отчет комиссии один из разработчиков системы CRISPR/Cas Дэвид Лю. Другие, наоборот, не против вмешательства в человеческую ДНК – например, гарвардский биолог Джордж Черч неоднократно давал понять, что с помощью редактирования можно предотвратить многие болезни и дать людям новые способности. Несколько лет назад коллега Черча Джордж Дейли нанес все возможные цели вмешательства в геном на условную шкалу. С одной стороны на ней располагались «очевидно оправданные», вроде предотвращения тяжелых генетических болезней, а с другой – спорные, потенциально опасные, которые Дейли назвал «усовершенствованиями» (цвет глаз, рост, мышечная масса, интеллект и так далее). Посередине находится зона снижения рисков – для болезней, которые могут и не встретиться на пути человека, но если уж встретятся, то вызовут серьезные последствия. В их число попали рак, ВИЧ и устойчивость к пандемиям (что сегодня выглядит роковым пророчеством, … или запланированным).

американские биолаборатории по всему миру (из открытых источников)

– Как видишь наши страны обе в этом вопросе отметились. Дело в том, что наука не стоит на месте, а настоящие учёные – одержимые своими идеями люди, которые часто не понимают опасности своих разработок, наивно надеясь на использование их только на благо человечеству. Государство должно регулировать такие процессы. Согласен?

– Именно так. Регулировать использование…

– И сами разработки тоже! Иначе всегда есть риск использование самих учёных в неблаговидных целях. А если эти разработки уже попали в руки глобальных менеджеров по переделу мира? И это ещё далеко не всё. Клонирование и генная инженерия – часть многоцелевой программы. Работа ведётся по всем возможным направлениям изменения человека, прежде всего сознания, конечно. Сознание можно менять и психоинструментами, но лучше использовать комплекс, когда человек уже без видимого принуждения превращается в покорное орудие. Из субъекта становится просто объектом…. Через три дня выступаем, мне пришёл приказ на вылазку. Местные нас переправят через реку, где нас будет ждать бирманец. Всё, теперь мы начинаем…

Бирманский берег

Меконг даже в это время года был достаточно полноводным. Лодчонка, которой по виду не менее сотни лет и изготовлялась она ещё во времена королей Луанпробанга, тем ни менее без труда взяла на себя всех диверсантов и весь груз. Два рюкзака с пластидом, запалами и прочей мелочью подрывника. Оружие у каждого с боезапасом, ножи и провиант в расчёте на три дня. Скудность провианта компенсировала тяжесть поклажи на спине каждого. Расчёт, достигнуть цели за три дня, и ничего лишнего, что могло бы задерживать отряд.

Лодка погрузилась в воду по самые борта, что совсем не смутило ни самого лодочника, ни двух лао, привычных к такому плавсредству. Ночь без Луны и звёзд, хотя небо безоблачное. Может это обстоятельство несколько успокаивало, но оно же оказалось и неприятным сюрпризом. Как только лодка отошла от небольшой каменистой косы, её тут же подхватило стремительным течением. Река, самая большая в Юго-Восточной Азии, берёт своё начало в горах, и течение горной реки, укрытое темнотой, теперь дало почувствовать себя. Лодочник ловко справлялся с течением, которое, казалось вот-вот захлестнёт борт и потопит гружёную лодку. Лаосцы помогали молча и естественно, как будто каждый день переправлялись через Меконг. Хотя, может так оно и было. Лодка быстро ткнулась в узкую полоску песка и ила на бирманской стороне, и сидевший в носу лао быстро соскочил на берег, прихватил её за борт. Течением узкий челн развернуло и прижало к кустам, густо покрывавшим отвесную стену берега. Только узкая полоска галечного пляжа оставалась для выгрузки. В темноте, еле различимый лодочник что-то негромко сказал китайцу и указал рукой. В стене кустарника был маленький разрыв, тропка уходила вверх. Если не знать об этом проходе, то и заметить его было бы сложно.

Весь отряд слаженно подхватил поклажу и оружие, неслышно последовал за китайцем, а лодка беззвучно исчезла в темноте ночи, как её и не было. Звук воды – единственное, что скрашивало молчание, да слабое поскрипывание песка под обувью партизан. Обувь, по настоянию китайского инструктора, была самая простая и надёжная – кеды с обмотками. Обмотки, на удивление Саши, очень походили на картинки начала прошлого века, и он даже подумал, что их посоветовал отец, но оказалось, такой способ защиты голени у азиатов в джунглях существовал всегда. Китайские же кеды были гораздо легче и удобнее популярных ботинок с высокими берцами, даже если они сшиты из парусины для жаркого климата. Самый большой плюс этой обуви был в том, что она совершенно бесшумна и оставляет следы еле заметные. Проблема крепости просто не интересовала никого из-за отсутствия таковой. Хлопчатые камуфляжи на каждом, и если бы на них посмотрел какой-нибудь западный военспец, могли бы вызвать массу нареканий. К тому же, каждый из членов диверсионной группы отличался схемой рисунка и цветом, кроме братьев Саши и Пыма. Сторонний наблюдатель, если бы встретил группу на деревенском рынке, никогда бы не заподозрил в них единую команду, да ещё и достаточно серьёзно подготовленную. Тренировки в лаосской деревне включали в себя не только разбор карты с маршрутом, но и подрывное дело. Много уделялось физической подготовке с упором на единоборства.

Отряд скорым шагом поднимался по узкой тропке на береговую кручу, стараясь как можно быстрее уйти от пограничной реки. Впереди блеснул красный огонёк и тут же погас, лунь поднял предупреждающе руку, и все замерли. Осторожными шагами он медленно прошёл вперёд, но через пару минут вернулся и так же молча сделал знак двигаться дальше. Впереди отряда теперь шёл ещё один человек, бирманец проводник. На небе наконец выглянула Луна, круглая и яркая как золотой динар. Длинные серебряные тени заплясали по джунглям. И хоть саму тропку стало различать лучше, окружающий лес, наполненный этими тенями и полосками лунного света, стал из-за них ещё более непроглядным. Бирманец был настоящим лесным жителем, и это обстоятельство помогало ему ориентироваться в джунглях, безошибочно выбирая дорогу. Тропка исчезла, но это никак не смутило ни его, ни командира-китайца. Остальные молча, стараясь ступать так же осторожно, как проводник, следовали за ним. А сами джунгли постепенно становились более проходимыми. Они поднимались вверх стволами и вьющимися растениями на них, под ними же, на почве оставалась только редкая трава, сухие опавшие листья вперемешку с веточками и обросшие мхом камни. Через час отряд остановился на небольшом клочке свободном от кустов и деревьев. Перед партизанами стоял немолодой маленький бирманец в застиранном старом камуфляже с бамбуковой палкой в руке и маленьким рюкзаком за спиной.

– Знакомьтесь, это наш проводник Нан. Местный знаток всех троп. Говорит на тайском, лаосском и немного на китайском. Английский для него недоступен, – в полголоса представил его Лунь.

– Ничего, мы поймём друг друга, – сказал Пым, остальные кивнули.

– Оружия у него нет и не было, это запрещено законом. Да и в целях конспирации…

– Главное, чтоб провёл, – Саша рассматривал нового члена группы с интересом.

– В этом можно не сомневаться. А с англичанами у него старые счёты, у его семьи. Так что, он наш полный и безусловный союзник, работает не за деньги.

– Что в нашем деле важно.

В лесу пахло опавшей листвой и было свежо. Опять потемнело, небо заволокло тучами, начал накрапывать дождь, который почти сразу перешёл в серьёзный ливень. Уже начинался жаркий сезон после сухого зимнего, и краткие ливни по ночам стали выпадать всё чаще. Отряд не останавливался, надо было как можно дальше уйти от реки, чтобы не заинтересовать бирманских пограничников. Стало чуть холоднее, одежда сразу промокла насквозь, а там, где тропка была выбита до земли, обувь проскальзывала на жидкой глине.

– Тем не сбавлять! Дождь – хорошо, смоет наши следы и поднимет уровень в реке…, – голос Луня прорывался сквозь шум крупных дождевых капель по листве.

Ливень закончился так же быстро, как и начался. От спин диверсантов пошёл пар. Бирманец казалось не замечал ни дождя, ни размокшей тропы, не чувствовал усталости и не обращал внимания на краткие переговоры своих подопечных. Постепенно джунгли становились темнее, появился кустарник, трава стала гуще и уже поднималась выше пояса. Значит рядом какой-то водоём. Влажная почва давала возможность ярусному лесу нарастить свой подлесок, а наличие открытой водной поверхности добавляло и солнца. Так оно и оказалось, через несколько минут цепочка отряда вышла к небольшому озерцу. Бирманец махнул рукой, предупреждая не выходить из-под полога. Лунь опустился под одним из развесистых деревьев.

– Привал, получасовой отдых, – констатировал он.

Бирманец же вышел на узкую кромку берега, там, где их тропка подходила к урезу воды с камышами. Небольшой песчаный пятачок, очевидно, служил водопоем для лесных жителей. Он осмотрелся, осмотрел в утренних лучах поверхность, покрытую ряской и водными растениями. Они были нетронуты, значит здесь давно никого не было. На илистом пятачке следов тоже не видно следов.

– Отдыхаем, – изрёк и он, опустившись рядом с китайцем.

Вся группа расположилась под деревьями. Саша сразу снял с себя рюкзак и, оперевшись спиной в ствол, сложил на поклажу ноги. Бирманец на это одобрительно кивнул, ногам нужен отдых в первую очередь. Увидев это, все последовали примеру русского. Получасовой отдых помог восстановить силы. Бирманец Нан показал, где надо набрать воды. Небольшой родник под корнями бородатого фикуса с уже образовавшимися дополнительными стволами, был заметен только тому, кто его знает. После дождя навалилась духота. Всходившее солнце не успело ещё высушить воздух, и люди чувствовали себя в парной бане. Комары и мошки почему-то не следовали местному обычаю об активности только перед закатом, и нещадно лезли в глаза и уши. Лунь оглядел свою команду, посмотрел на проводника и, оставшись довольным, кивнул ободряюще.

– Мы сделали хороший отрыв. Будем надеяться, что нашу высадку никто не заметил. Следуем в графике. Гоу!

Группа в установленном порядке двинулась дальше, в сторону от озера. Весь день они преодолевали джунгли на увалах, которые пересекали их путь почти каждые полчаса. Приходилось спускаться с невысоких, но сильно заросших кустарником склонов, подниматься по противоположному склону за шустро шагавшим бирманцем. Два часа ходу, привал пятнадцать минут, следование в том же темпе до следующего привала. Саша понимал, что двигаются они параллельно какому-то горному хребту, а увалы – начало отрогов хребта, которые внизу превращаются либо в ущелья, либо в русла горных речек. Для местных это было неудивительно, а вот Пым недоумевал, почему они всё время должны идти, пересекая такие препятствия, а не скорректировать маршрут.

– Очевидно, для скрытности. Нельзя на хребет выходить, – попробовал объяснить ему Саша на привале.

Первый день вымотал не только Пыма и Сашу, но и лао. Судя по китайскому командиру группы, ему тоже этот переход дался нелегко. Вечером, как только начало темнять, Нан круто сменил направление, и отряд пошёл вниз по одному из ложков. Через десять минут они оказались на узкой поляне между двух отвесных скалок.

– Здесь последний раз можно развести костёр и приготовить еду, – сказал бирманец, – больше такой возможности не будет. До объекта еще два дня пути. Наверху по хребту дорога, которую они контролируют. Местные там не ходят, не ездят. Сейчас она серпантином ушла на другой склон, поэтому мы сможем отдохнуть. Бирманец нашёл заранее приготовленные дрова, место им было облюбовано задолго до экспедиции, разжёг небольшой костёр, на котором уже через пятнадцать минут кипел чайник. Сухой паёк из рюкзаков партизан был скоро съеден. Измотанные переходом они почти сразу заснули под одной из скалок. Китаец с бирманцем остались на страже, под утро их сменили лао. Русского и тайца в этот раз от дежурства освободили.

Следующий день похода, на удивление, оказался легче первого. Джунгли опять стали сухими и легко проходимыми. Высокие казуарины образовывали подобие хвойного леса. В нём даже гнуса было гораздо меньше. Опавшая хвоя пружинила под ногами. Просветы в кронах давали возможность видеть небо с лохматыми кучевыми облаками, которые не предвещали никаких осадков. Теперь привалы устраивались раз в три часа. К вечеру стало заметно холодать и опять пошёл дождь. Группа поднялась довольно высоко над уровнем моря. Второй ночлег уже был без костра. Вечернюю вахту поручили Пыму, через два часа лао, затем Саша и утренняя смена выпадала на долю второго лаосца. Теперь очередь отдыхать выпала китайцу и проводнику. Поскольку третий решительный переход обещал быть самым напряжённым и опасным. Но поспать уже не удавалось, холод горной ночи не давал расслабиться, как того требовало уставшее тело. Партизаны, усевшись спина к спине задремали, спрятав руки в рукава курток и подвернув под себя ноги от пробиравшего холода ночи. Дождь прекратился, но температура оставалась низкой. Лунь о чём-то тихо беседовал с проводником, а потом подошёл к Саше.