Текст книги "Тонкий вкус съедаемых заживо. История лжи и подлости"

Саша понял, о чьей морде идет разговор. Вдруг внутри закипела злость, до боли захотелось встать и как можно грязнее оскорбить Иртышеву. Он почувствовал, как краснеет.

– Тошнота никого не останавливает на отдыхе. В крайнем случае, вырвешь. – Андрей Алексеевич играл словами.

– Да, прямо Сашечке на колени.

Саша вскинулся и, развернувшись сразу, встретился со злобными глазами Иртышевой.

– Закрой, Иртышева, свой грязный рот, – его голос зазвучал как-то по-особенному зловеще.

– Пошел на хер, Игнатьев, – звонко ответила Аня и показала ему средний палец правой руки.

– Так, всё! Иди, Аня, и думай о завтрашнем вечере, – c хитрой улыбкой Левандос заканчивал разговор, готовый перерасти в потасовку.

– Скотина… – прошипел Саня и отвернулся. В спину ударил еле уловимый ответ: «Козел…»

Саша сел. Нервно заводил курсором по монитору. Бесцельно. Ну не сука, а?!!

– Когда она от тебя уже отстанет? – Игорь в который раз задавал этот вопрос без ответа.

– Я тоже об этом думаю, – Саша шарил глазами по монитору, – начинает доставать уже.

Замолчали. Надо поостыть. На мониторе скачут цифры. Вообще-то это опасная игра. Двоюродный брат Иртышевой был заместителем председателя правления по корпоративным делам. Как и любой руководитель высшего звена, он родственников не сильно жаловал, но Иртышева во всех своих разговорах обязательно указывала вскользь или напрямую на высокое родство. Давала понять. Впрочем, родство сыграло-таки однажды свое лидер-соло. Иртышева изначально появилась в головном офисе в управлении корреспондентских отношений. Трифонова Антонина, начальница управления и по совместительству большая подруга Дайнечки, перетащила Иртышеву из бизнеса кредитных карт, где сама когда-то работала. Трифонова Антонина Федоровна, по кличке «Федя» – это вообще отдельная «песня». Приятная в общении, одинокая сорокавосьмилетняя женщина работала себе, работала, достижениями не блистала, и вдруг победила в серьезнейшем конкурсе на вакантное место начальника департамента коротношений казначейства.

Неожиданный и непонятный взлет Антонины Федоровны вскоре был понят и адекватно оценен. Федя не знала ни один иностранный язык, как того требовали условия конкурса, плохо знала как украинский, так и русский, совершенно не разбиралась в структурах счетов, не знала нормативную базу, не представляла себе, что такое деловая переписка, не дружила с компьютером и программным обеспечением. Главным было другое – она дружила с Дайнеко. Всегда готовая часами и любое время болтать по телефону, обсуждать шмотки из каталогов, просто быть рядом, украшая интерьер, Трифонова была настоящей находкой для Дайнеко, которая обладала довольно скверным характером и подруг, как таковых, почти не имела. Она могла позвонить Феде в двенадцать часов ночи по поводу «Спишь?» и проговорить час-полтора, пока спать самой не захочется. А как захотелось – так и до свидания… «Тоня, все будет хорошо. У тебя департамент, все сделают. Да и мы поможем», – эти слова Людмилы Николаевны враз открыли радужные перспективы. И работа пошла. Но пошла она своей неповторимой, очень своеобразной кривой походкой. Федя после назначения приглашала в управление разных специалистов и неспециалистов, а когда, после долгих уговоров, они соглашались и начинали работать, вдруг решала, что они ее подсиживают. И с помощью Дайнеко, с шумом, треском и скандалом их выгоняла. Эта участь постигла и Иртышеву. «Аня очень активная, коммуникабельная девочка, общаться умеет…» – говорила Федя Дайнеко, и та дала согласие на переход Аньки из карточного бизнеса. Анька перешла и начала активно развиваться, показывать себя, так сказать, со всех сторон. Но большая любовь быстро переросла в такую же большую ненависть. Говорили, что Трифонова ходила к гадалке, и та, с присущим таким людям пафосом, сказала, что стоит у нее на дороге ведьма молодая, черная. Убирать ее надо. Анька визуально подходила под гадалкино описание. Разговор с Дайнеко поставил точки над «I». Стали Иртышеву убирать, убирать жестко и несправедливо. Впрочем, как и всех. Но она-таки достучалась до сердца брата-зампреда, которое в то время было занято выбором спортивного «Мерседеса». В тяжких раздумьях, какой же выбрать объем двигателя – шесть или восемь литров, он позвонил Дайнеко.

Смысл беседы был прост – девочка будет работать, причем ее надо перевести от этой вашей, как ее, бабуленции Трифоновой-перетрифоновой. Куда? Что за вопрос – надо перевести на нормальное место, чтоб деньги нормальные были. И все. Так Иртышева стала заниматься золотом.

Саша оторвался от дум и глянул по сторонам. Взгляд упал на Фадеева, тот с раздражением рвал какие-то бумаги. Он тоже был своеобразной жертвой мадам Трифоновой. Она пригласила его как юриста, возглавить отдел по работе с банками-нерезидентами. Почему как юриста? А все потому, что работать с договорами, заниматься анализом нормативной базы, деловой перепиской было некому. Вернее этим заниматься никто не хотел. Должности юриста не было, и он пошел начальником отдела. Активно включившись в работу по нескольким важнейшим проектам и доведя их до какого-то логического конца, он буквально спас и Трифонову, и Дайнеко от гнева Председателя, поскольку одна была только что назначенным «молодым» зампредом, а другая «еще более молодой» начальницей департамента, и с обеих, как с «молодых», был спрос особый и пристальный. Умеющий играть словами и заплетавший их в сложные двусмысленные связки, Толян писал письма и договора не только всему казначейству, но и бухгалтерии, и корпоративщикам. Дайнеко была от него без ума. Просто молодец. Но в жизни всегда есть место гадости. Антонина Федоровна начала ездить по югам, а Фадеева оставлять исполняющим обязанности. Толя начал входить в курс и вкус. Все у него получалось. Гадалка, соответственно, при очередном визите нагадала, что стоит на пути мужик хитрый, черный да матерый. И пришлось Толе туго. Стало руководство его дрючить по малейшему поводу.

Не сделал – плохо, сделал – еще хуже. Осталось решение за Людмилой Николаевной. Но Дайнеко в этот раз, видимо, решила по-другому. Кто же будет всему бизнесу писать договора, письма, решать вопросы с юрдепартаментом? Кто будет за пару часов составлять документы, которые другие ваяли неделями? Кто? Нет у Трифоновой ответа. Решили поступить иначе. Женщину – начальника отдела операций с наличностью, которую Дайнеко не сильно жаловала, начали выдавливать. А Фадееву, приготовившемуся к самому худшему, после того как вызвали вечером на ковер и пропесочили по пустячному поводу, предложили место начальника отдела – дилера по наличной иностранной валюте. Это было царское предложение, открывающее дорогу Толяну в ряды банковской элиты, сулившее к ежемесячной зарплате ежемесячную же премию. С условием. Это было подчеркнуто наманикюренным Дайнекиным пальчиком особо. Все договора, все письма и остальная бумажная ботва остаются за ним. Фадеев, не долго думая, согласился. Бывшая начальница отдела проходила с красными от слез глазами два месяца. Билась как рыба об лед. Потом тихо собрала вещи и ушла. Вот так. А Фадеев на следующий день начал борьбу за выживание в суровом дилерском коллективе. И ведет ее, кстати, до сих пор.

Сашины раздумья перервал голос Игоря:

– Москвичи аналитику прислали. Там и рубль твой. Читать будешь?

– Наш, Гарри, это рубль – наш. И твой тоже. На «мыло» перебрось.

Читать эту всю аналитическую лабуду не очень хотелось, но он все-таки глянул краем глаза. На «свой» рубль. Укрепление, причем по всем фронтам. Дальше неинтересно.

Ну, вот и время. Народ потихоньку начинает собираться. Сухие рукопожатия. Саша распрощался со всеми и вышел в коридор. Ему навстречу шла Инна.

– Пока, красавица. Или подвезти? – Саша приостановился.

– Поезжай сам. Я еще не скоро, – она улыбалась.

– Ну, тогда пока.

Он подмигнул ей, развернулся и пошел на выход. Еще один рабочий день подошел к концу. Ну и хрен с ним.

– Лена! Сделай мне кофе! – Эдуард Маркович Лоскин, руководитель бизнеса по работе со стратегическими промышленными предприятиями, отпустил кнопку спикерфона и глянул в окно.

Наступал вечер. Вечер четверга. Перед Лоскиным лежали толстые стопки отчетов. От этих стопок становилось не по себе. Начинала болеть голова. А все потому, что стопки говорили о сокращении прибыли по бизнесу в первом квартале. Резком сокращении. За такие дела по голове не погладят. Нужно было искать выход. Думать, чтобы выдумать объяснения руководителя. Что-то ныло, неприятно ныло в затылке. Вот он, бич постоянно растущих показателей. Начало года – и яма, провал. Никому не интересно будет анализировать работу, как таковую. И условия. Дадут по шапке. Нет, не уволят, конечно. Бонус может зашататься. Запищал телефон секретаря, запищал как-то звонко-неприятно. Лоскин нажал кнопку:

– Да.

– Эдуард Маркович, к вам Полянский, – щебетнула секретарь.

– Что он хочет?

– Договора на подпись.

– Пусть заходит.

В кабинет боком зашел похожий на мешок Сева Полянский, человек, лицо и лоб которого постоянно, в любое время года покрывала испарина. Как возможно более почтительно, он как будто на цыпочках подошел к столу.

Протянул Лоскину небольшую пачку договоров.

– Б-будьте любезны Эдуард Маркович… срочные договора по Самспецстали.

– Я был бы любезен, если бы они легли на стол в понедельник, понял ты? Что вы там каждую ерунду размазываете? – Лоскин решил спустить пар, просматривая договора.

– С-согласование только прошли, – испарина делала Полянского еще более жалким.

На одном из договоров не было визы юриста. Эдуард Маркович глянул еще раз. На всех есть, а на одном нет. Этот Полянский просто сошел с ума.

– Где виза юристов? – Лоскин опустил на Севу тяжелый взгляд.

– Все завизировано.

– Тут где? – договор, порхнув страницами, полетел в мокрое лицо Севы.

– Все вроде завизировали… и я…

– Что я? Вы понимаете, что вообще делаете? Вы отдаете себе отчет? – перешел на официальный сердитый тон Лоскин.

– Тут н-э-это… – беспомощный человек готовился к казни.

– Что э-э-э? Это у вас уже не в первый раз, Всеволод? Сколько мне еще раз сталкиваться с вашей безалаберностью? Сколько? Прийти к первому лицу в бизнесе с договорами и не проверить все визы? Кошмар! Должность начальника отдела слишком высока для вас. Я официально предупреждаю. Если завтра утром виз не будет – не будет и вас. Понятно?

– Да.

– Что да?

– Д-да, все п-понятно, Эдуард Маркович.

– Идите и имейте в виду.

Полянский с растрепанной пачкой договоров вывалился из кабинета.

Через минуту зашла Лена. На маленьком подносе она несла миниатюрную, кристально-белую чашку экспрессо. На блюдце три маленьких кусочка сахара. Лоскин посмотрел на секретаршу. Высокая и худая, она была похожа на афганскую борзую. Тощая задница. Груди нет. Но тонкие и красивые пальцы.

– Вам не надо бы столько пить кофе, Эдуард Маркович, двенадцатая чашка за день.

– Ты поэкономить хочешь на кофе?

– Да нет… На сердце действует.

– Да с вами надо тридцать чашек выпивать… Профаны одни. Элементарного сделать не можете.

– Мы очень стараемся.

Борзая развернулась и пошла к двери. В черных брюках задница вообще не просматривалась.

Лоскин взял ложечку и провел по кофейной пене. Бросил два сахара. Повернулся к шкафу за спиной. Открыл дверцу. Там стояла початая бутылка «Хеннеси» и рюмка с застывшей янтарной капелькой на дне. С прошлого раза. Он налил прямо в шкафу рюмку и залпом выпил. Хорошо. Все бы хорошо, если бы не эти долбаные прибыли. Надо что-то делать. Только что?

Он придвинул кофе и взял со стола пачку сигарет. В пачке оставалось всего три штуки. Получалось полторы пачки в день, даже больше. Многовато.

Достал зажигалку. Чирк-чирк и вдохнул ароматный дым. Снова запищал телефон секретаря. Лоскин, нехотя, нажал на кнопку.

– Да.

– Эдуард Маркович, на проводе приемная Рейнгольца.

Лоскин резким движением отодвинул, чуть расплескав, кофе. Сигарета полетела в пепельницу. Звонили из приемной одного из самых крупных и важных клиентов. Такие звонки нужно пережить.

– Соединяй.

– Алло.

– Алеё. Добрый вечер, Эдуард. Как дела?

– Добрый вечер, Борис Всеволодович. Работаем. Как говорится, вашими молитвами.

– С расчетами у вас там сейчас все в порядке?

– Все в порядке, Борис Всеволодович.

– Ты вот что… Нам на следующей неделе нужно будет сделать один платеж. Российскими рублями…

– Все сделаем, Борис Всеволодович…

– Не спеши, Эдуард. Я бы тебе не звонил. Ты должен понять важность момента. Это будет где-то четыреста пятьдесят миллионов. Ты понял?

– Когда?

– Я тебя спрашиваю – ты понял? – голос в трубке напрягся.

– Да, конечно понял. Понял, Борис Всеволодович.

– Вот так… Теперь о «когда». На следующей неделе, вторник-среда… Это важный платеж, Эдуард Маркович, очень важный. И кусками, как было однажды, нас не устроит. Вам понятно?

– Да, конечно понял. Понял, Борис Всеволодович.

– Расчеты по России. Рубли, как всегда за доллары. Что-то голос у тебя усталый?

– Много работаем. Все должно быть под контролем… Борис Всеволодович, сумма очень серьезная, я могу уже начинать подготовку, или пока вы будете окончательно определяться?

– Бля, да ты, Эдуард, можешь вообще ничего не делать, но платеж должен быть…

– Понял. Понял, Борис Всеволодович.

– Детали, заявки и прочее позже. Больше тебе надо отдыхать Эдуард. По голосу слышу – ты устал.

– Все сделаем и отдохнем, Борис Всеволодович.

– Добро. Пока.

Трубка отозвалась короткими гудками. Лоскин аккуратно положил ее на телефонный аппарат. Рука потянулась к сигаретам. Осталось всего две штуки. Закурил. Жадно вдохнул. Выдох. А это выход. При хорошей постановке дела можно было неплохо заработать и хотя бы частично закрыть вопросы. Как-то выровнять положение.

Этот Борис Всеволодович Рейнгольц действительно звонил редко. Заместитель генерального директора огромной корпорации обозначал только очень важные вопросы, был вхож в самые высокие банковские кабинеты.

Поэтому имел свой стиль и тон. Лоскину однажды сильно не поздоровилось, когда он разбил большой платеж Рейнгольца на три части. Деньги пришли получателю вовремя, все вроде бы было в порядке и под пристальным контролем. Но по слухам в разговоре с Президентом корпорации получатель с иронией отозвался о трех кусках и предположил о тяжелых временах для корпорации. Мол, чтобы проверить – все ли в порядке, пришлось брать калькулятор и считать. Президент вставил пистон Рейнгольцу, а тот позвонил Председателю Правления банка и спросил, не настала ли пора корпорации поменять банк. Председатель поставил такой мегапистон Лоскину, что он уже решил, что всё. Приехал. Светила прямая дорога на отдел кадров. Но пронесло. Чудом. Теперь общение с Борисом Всеволодовичем вызывало с одной стороны чувство липкого страха, а с другой – давало шансы закрывать дыры в доходных статьях бизнеса.

Лоскин залпом выпил кофе. Остывший напиток загорчил – нерастворившийся сахар был на дне чашки. Вдавил окурок в пепельницу и закурил последнюю сигарету. Смятая пачка ударилась о край урны и упала на пол. Похер. Где калькулятор? Вот он. Пальцы начали быстро набирать цифры. Опять загнусавил телефон.

– Да.

– Эдуард Маркович, к вам Гринько.

– Я занят.

– Но у нее срочн…

– Зайди, Лена, – в Лоскине начинало просыпаться бешенство. Зашла секретарь и рывком закрыла дверь.

– Я что, не ясно сказал, что занят?

– Но…

– Спрашиваю еще раз, я понятно сказал?

– Да.

– Так вот, повторяю последний раз, что я занят. И что срочно, а что подождет – решаю я! Понятно?

– Да.

– Все… марш на рабочее место.

Лена с недовольным лицом вышла. Было слышно, как она кому-то сердито выговаривает в приемной.

Лоскин какое-то время сидел за расчетами. Все сходилось неплохо. Главное – это цена покупки. Отправная точка – это межбанк. Если дилеры немножко поужмутся, то будет совсем хорошо. Он подумал о Дайнеко. Обязательно нужно договориться с ней. У них были неплохие отношения. Пару раз он просил ее о небольших одолжениях. На новогоднем корпоративе для топ-менеджеров они станцевали пару танцев. Посимпатизировали, так сказать.

Он снял трубку и решил набрать прямой Дайнеко. Глянул на часы. Семь ноль пять. Должна быть на месте. Если нет – то на мобильный, и лично подойдет завтра.

– Алло, здравствуйте, Людмила Николаевна! Это Лоскин.

– Добрый вечер, Эдуард Маркович.

– Людмила Николаевна, у меня есть один серьезный вопрос, хотелось бы его с вами обсудить лично. Можем мы встретиться в ближайшее время?

– Да, конечно, вы хотите сегодня?

– Да.

– Подходите прямо сейчас.

– Окей. Через пять минут я у вас.

Лоскин положил трубку и осмотрелся. Так, где-то должна быть жевательная резинка. Вот она. Освежим дыхание. Что взять? Он достал из стола маленький ключик и открыл им дверцу в шкафу. Там стояли бутылки дорогого алкоголя и неровная стопка коробок с конфетами. Так, возьмем вот эту. Небольшой красивый металлический кейс с конфетами. Он стоил почти сто долларов.

– Лена, мне нужен полиэтиленовый пакет.

– Большой?

– Средний.

Зашла секретарь с пакетом.

– Я сейчас отойду в головной, не знаю на сколько… Будь на месте. Ждете меня с водителем. Понятно?

– Да.

Положив конфеты в пакет, Лоскин вышел на улицу. Конфеты он привез из Австрии и держал именно на этот случай. Дайнеко же, постоянно мотающаяся в Австрию, должна была по достоинству оценить презент. Его бизнес находился в соседнем с головным офисом здании. Нужно было пять минут идти. Дул ветер, в пиджаке было прохладно, если не сказать холодно. Лоскин втянул голову. Ничего, холод помогает мыслям.

Войдя в здание головного офиса, он поднялся на второй этаж, прошел через приемную Председателя, где жеманно поздоровался с дежурным секретарем, и направился к приемной Дайнеко. Открыл дверь, осмотрелся. Приемная была пуста. Секунду помедлив, он без стука открыл дверь. Кабинет у Людмилы Николаевны был маленький, и они сразу встретились глазами.

Лоскин расплылся в улыбке.

– Добрый вечер, Людмила Николаевна!

– Добрый, добрый. Прошу вас.

– Добрый вечер.

В кабинете напротив стола Дайнеко сидел толстяк с пачкой бумаг. Это был Качко.

– Так, все решили, Аркадий. Тогда до завтра.

– До свидания, Людмила Николаевна.

Лоскин не мог разминуться с Качко в узком проходе перед столом. Он отпрянул в угол. Да, кабинет был действительно мал. Качко вышел, а Лоскин расположился на нагретом им стуле и достал из пакета конфеты.

– Недавно был в Австрии по делам бизнеса. Вот, захватил вам маленький презент, – он протянул хорошо ощутимый по весу подарочный кейс.

– О-о! Какая прелесть! Ну что вы, Эдуард Маркович… не стоит… – Дайнеко не без удовольствия взяла коробку, – я знаю эти конфеты, они просто прекрасные.

– Да пустяки… – Лоскин изобразил смущение.

– Я сейчас соображу чайку… Вы что будете? Кофе может быть?

– Да, кофе.

– Марина, это Дайнеко! Сделайте, пожалуйста, зеленый чай и кофе, – она сказала по спикерфону дежурному секретарю в приемной Председателя.

– Людмила Николаевна, я вот к вам с каким разговором. Близится конец первого квартала. Говоря откровенно, с начала года у меня по прибыли бизнеса небольшой провал. Вы знаете этих промышленников. Пока они раскочегарятся после Нового года, так уже пора отмечать праздник защиты детей…

Дайнеко заулыбалась.

– Да… – Лоскин продолжал, – по итогам квартала не хотелось бы оправдываться. Вы же знаете – за перевыполнение плана никто спасибо не скажет, а вот за обратное… Но у меня на следующей неделе предстоит достаточно серьезный платеж в российских рублях… Порядка четырехсот пятидесяти миллионов… Нужно будет купить за доллары…

– Так, и что же вы хотите? – лицо Дайнеко приобретало серьезный вид.

– Для меня как никогда сейчас важны комиссионные… – голос Эдуарда Марковича стал тише, – если ваши ребята дадут на такой сумме хороший сбалансированный курс… Вы бы меня выручили, – Лоскин хотел вставить слово «очень», но гордость не позволила.

– Я поняла… – Дайнеко прервала открывающаяся дверь. Принесли чай и кофе.

– Спасибо, – Людмила Николаевна дождалась, пока секретарь выйдет, и стала с помощью маленьких ножниц открывать конфеты. Они были в форме шоколадных шаров разных оттенков. Лоскин тоже взял один шарик. Очень вкусный, с приятной ореховой помадкой внутри. После сладкого шоколада кофе показался пресно-горьковатым. Повисло молчание.

– Очень вкусные, – показала взглядом Дайнеко на коробку.

– Безусловно, всем сейчас нелегко… – молчание Лоскину сейчас было ни к чему, – мы могли бы представить это, в конце концов, как какую-то совместную акцию, если так можно назвать… ну… и я бы за ценой потом не постоял… всякие ситуации бывают.

Дайнеко молчала.

– Хорошо, – вдруг улыбнувшись, сказала она, – я подумаю. Мы, если все получится, будем представлять это как…

– Пример взаимного оперативного реагирования… – Эдуард заиграл словами.

– Да, можно и так… – Людмила Николаевна взяла еще один шоколадный шарик, – но! Мы пока не говорим о каком-то конкретном курсе – я имею в виду банальные цифры… Мы будем его формировать в зависимости от ситуации на рынке. А прогнозы там, сами знаете какие.

– А как у нас с валютной позицией? Доллары есть? Рубли там…

– Все нормально, Эдуард Маркович. С долларами как раз все окей. Куры не клюют. Меня интересует следующее и самое важное…

– Да, да, я весь внимание.

– Ваши корпоративно-промышленные клиенты хоть и редко, но съезжают со сделок.

– Людмила Николаевна, я…

– Ну, это неофициально… но ведь было это? Было. Меня такая ситуация волнует.

– Клиент, о котором говорю я, слов на ветер не бросает. Корпорация «Сапсан Проджект». Вы о ней знаете. У меня сегодня был разговор с одним из первых лиц. Было заявлено, что стопроцентно платеж будет и одной суммой, не так, как тогда… тремя частями.

Лоскин замолчал. Дайнеко отчасти была виновата в том, что тот злополучный платеж отправляли тремя частями. Она тогда позвонила Лоскину и попросила об этом, так как у нее были проблемы с валютной позицией. Он без колебаний согласился, не усматривая в этом проблемы. Но потом, на совещаниях-разборах ничего о Дайнеко и ее просьбе не сказал. Она знала об этом.

– Вы даете гарантию, Эдуард?

– Да.

– Ну, значит, сделаем. Как и кому представить потом наши действия – решим позже. А можно вообще не представлять… Главное – чтобы все получилось.

– Надеюсь.

– Одну секунду, – она потянулась за мобильным телефоном, – сейчас узнаем.

В телефонной книге она нашла фамилию «Игнатьев» и нажала кнопку вызова. В это время Лоскин смаковал конфету. Отхлебнул подостывший кофе. Пауза длилась недолго.

– Алло… скажи мне курс доллар-рубль… а вчера… так, а какие тенденции… так рост или что?.. Мне твои опасения не нужны, какие прогнозы?.. Ладно, все.

Дайнеко нажала кнопку отбоя и бросила взгляд на дисплей.

– С рублем все нормально, – сказала она, – будем держать друг друга в курсе событий, и все получится.

– Ну и прекрасно, Людмила Николаевна, – Лоскин посмотрел на часы, – тогда разрешите откланяться.

– Пока-пока, – улыбнулась Дайнеко.

Лоскин вышел из кабинета, быстро проскочил через приемную Председателя и через несколько мгновений вдохнул холодный воздух набережной. Хотел достать сигареты. Их не было. Недалеко от банка светился киоск. Купив сигареты, с нетерпением разорвал пачку. Чиркнул зажигалкой. Затянулся.

Ой, не простая эта Дайнеко. Проблем с прибылью у нее никогда не было, и она легко согласилась. И согласилась ли? Вот вопрос. Все туманно. Что она потребует за услугу? Как достало это все. Эти услуги, плавно перетекающие в медвежьи…

Около своего офиса он остановился докурить. Еще пара затяжек. Вдруг неожиданно сильно заболела голова. Пальцами левой руки он начал растирать виски. Пройдет. Щелчком он метнул окурок в урну. Не попал. Уже было совсем темно. Он решил вызвать машину и ехать домой. На сегодня все.

Дайнеко сидела у себя в кабинете и смотрела в темное окно. Она думала о разговоре с Лоскиным. Неплохой он мужик. Не то что его зам Кронберг. Они с Кронбергом не переваривали друг друга. А Лоскин ничего. Надо будет уступить ему пару пунктов в курсе. А потом преподнести Председателю, как профессионально действуют дилеры. Рубль растет. Зайти в «позу» по паре доллар-рубль и замкнуть ее на Лоскине. И всего-то делов. Хотя! Открытие спекулятивных позиций было запрещено. Причем запрещено самим Председателем. Тогда к чему его слова на совещании о Форексном рынке?

Ладно, не в первый раз. Дилерам задачку надо подкинуть, а то сидят там, штаны просиживают. Пусть делают курс, это их работа. А Лоскин будет должен. На будущее. С этими мыслями она набрала мобильный водителя.

– Алло, Николай Семеныч, подъезжайте через десять минут… Да, домой.

Она снова глянула в черное, с тусклыми оранжево-желтыми точками окно и достала из красивой металлической коробки шоколадный шар. Очень вкусный.

Сидел, уставившись в экран телевизора, в этот вечер и Александр Игнатьев. На экране мелькали какие-то новостные сюжеты. Украинская водка заняла первое место на конкурсе алкоголя. Обезврежен преступник. Проигран матч по футболу. Нашими. Саша крутил в руках телефон. Сын возил по ковру большую игрушечную грузовую машину. Старую, которой в детстве еще Саша играл. Мысли, мысли не давали покоя. Что она задумала? Что? В последнее время ни у кого с Дайнеко нормального диалога не получалось. Все сводилось к даче указаний, которые, порой, ничего общего с действительностью и здравым смыслом не имели. Вот и сейчас: «Что с рублем? Что с рублем?» Да ничего… Хорошего… Опять придумала какую-нибудь хрень. А потом разгребать… Ладно, посмотрим. В комнату зашла Таня. Сквозь пелену размышлений до Сани доносились скомканные слова.

– Ты чай будешь? – уже чуть не кричала она, – ты что, не слышишь?

– Что? – как будто очнувшись, раздраженно переспросил Саша. – Что ты хочешь?

– Я спрашиваю – чай будешь? – уже гораздо тише Таня повторила вопрос.

– Да.

Таня вышла и через минуту принесла ему кружку чая, а также печенье на маленьком блюдечке. Саша отхлебнул глоток. Опять начали одолевать мысли. Он убеждал сам себя, что все нормально. Но звонок Дайнеко разрушал и без того плохо складывающийся хрупкий баланс душевного равновесия. Не к добру. Не к добру все это. А что к добру? В последние год-полтора работа представляла сплошную нервотрепку. А от этого устаешь больше всего. Надо бы в отпуск. Развеяться… Спину полечить… Черт, отчего же так накручиваются нервы?..

Саша встал, прошел в прихожую, где в шкафу висели костюмы. Открыл дверцу, пошарил в карманах вельветового пиджака кирпичного цвета. Вот они! Пластинка с маленькими таблетками. Он сколупнул одну и кинул в рот. Сразу очень сильно загорчило. Он прошел на кухню. Быстро плеснул в стакан кипяченой воды и запил. Горечь не прошла. Запил еще. Теперь все. Он стоял со стаканом и смотрел в темное окно кухни. В доме напротив кипела жизнь – зажигались и гасли огни, мелькали силуэты. У каждого свое.

Через какое-то время таблетка начала действовать. Мысли начали притупляться, захотелось спать. Саша зашел в спальню и лег на кровать. Пошло все к чертям собачьим! Он закрыл глаза. Вдруг вспомнились эти король и тройка бубновые. Дилер, смакуя момент, переворачивает последнюю карту. Фул хаус… Всегда бы так…

Утро пятницы. Как же неохота вставать!!! Организм просит, даже требует: «Лежи, ну полежи хоть еще немного…» Но нужно подниматься. Одно успокаивает и настраивает – впереди вечер и пара выходных. Саша потихоньку встал с кровати. Ломит спину. И все понеслось как всегда… Туалет, умывальник, гардероб, кухня. До чертиков надоел этот обшарпанный подъезд. На улице прохладно, если не сказать холодно. Сели в машину.

Завезли сына бабушке и дедушке. Проезжая по огромному мосту, Саша обрисовал планы на вечер.

– Там коллектив собирается сегодня посидеть немного… Сходим куда-нибудь. Практически все идут. Ну и мне надо… Никуда не денешься от них.

Корпоратив, – Саша делал интонацию так, как будто он идти не слишком хочет.

– Денис постоянно о тебе спрашивает, скучает. А ты – то там, то там… Больше надо общаться с ребенком, – голос Татьяны был озабоченным.

– Ну, ты сама видишь. Постоянный стресс. Эти пьянки тоже входят в корпоративную культуру. Хочешь, чтобы на меня пальцем потом показывали?

– Покер – тоже корпоративная культура?

– Слышишь, давай не будем. Я тебе просто говорю, что мне надо будет сходить. Надо!

– Иди, конечно же…

– Ты знаешь – нажираться никто не собирается… А с Денисом на выходных погуляем. Надо съездить на дом посмотреть, как там идет работа.

Саша замолчал. Таня смотрела в окно. Мурлыкал радиоприемник. Поток машин нес всех вместе и каждого отдельно туда, где нет ни хороших начальников, ни хороших подчиненных, а есть только иллюзии и тоска.

Рабочий день начинался как обычно. Посмотрели на рынки, на графики. Все идет своим чередом. Леванченко ушел на утреннюю оперативку. Саша рассматривал часы на одном из многочисленных часовых сайтов. Все красивое и хорошее было как всегда дорого, очень дорого. Зазвонил телефон.

– Алло, привет, – это была Инна, – Дайнеко вызывает. Давай быстрей.

– А что за вопрос?

– Не знаю, иди скорее.

Саша встал, поправил галстук, проходя мимо шкафа глянул на свое отражение в стекле. Вроде все ничего. Он вышел в коридор. Навстречу ему с оперативки расползался по своим местам казначейский народ. С рафинированным лицом шел Дима Ласка. Семенила Трифонова. Они кивком поздоровались. Радости это не добавило. Десяток-другой шагов и он отрыл дверь приемной. Инна глазами показала на дверь кабинета. Она пила кофе. Саша как можно лукавее подмигнул ей и зашел в кабинет. Там сидели Левандос и Качко. Саша поздоровался и сел напротив Дайнеко на крайний стул.

– Так, Саша, повторяю вчерашний вопрос – что с рублем? Что вообще, и какие прогнозы? – интонации в голосе Людмилы Николаевны были более чем угрожающими.

– С учетом падения курса доллара к евро и завязке на евро рубля сегодня имеем временное поступательное повышение курса, – скороговоркой выпалил Игнатьев, – но есть ряд факторов…

– Так, за неделю какое повышение было, сколько копеек? – факторы, похоже, Дайнеко не интересовали.

– Порядка пятнадцати копеек.

– Какой сейчас курс?

– Грубо 25,28 с копейками, плюс-минус.

– Значит так, Аркадий, – Дайнеко просверлила взглядом Качко, – надо будет скорректировать позицию с учетом покупки четырехсот пятидесяти миллионов рублей… за доллары, у нас там все в порядке?

– Да, все есть.

– Ну и собственно сама покупка рублей, сегодня чтобы купили. Курс только нормальный сделайте.

– А зачем, собственно, столько рублей? – Сашин вопрос прозвучал неуверенно.

– Аркадий, ты можешь быть свободен, – холодно произнесла Людмила Николаевна.

Качко поспешно вывалился из маленького кабинетика. На секунду воцарилась тишина.