Текст книги "Осада"

Евгений Гришковец
Осада
(пьеса)

Действующие лица

Ветеран, мужчина лет тридцати пяти – сорока. Одет в рубашку, застёгнутую на все пуговицы, пиджак, камуфляжные брюки и армейские ботинки. Подстрижен коротко и очень аккуратно.

Юноша, молодой человек лет восемнадцати – двадцати. Одет по моде.

Первый воин.

Второй воин.

Третий воин.

Икар.

Богиня.

* * *

На сцене сидят Ветеран и Юноша. В глубине сцены закрытый занавес. Свет на сцене приглушённый. В центре сцены высокая мачта.

Когда зрители входят, Ветеран и Юноша уже находятся на сцене и уже ведут беседу. О чём они говорят, не слышно, в основном говорит Ветеран. Как только зрители расселись и прозвучал третий звонок, свет на Ветерана и Юношу усиливается, и становится слышно, о чём они говорят.

В е т е р а н. А вот ещё история… только вот покурить хочется. У тебя есть сигареты?

Ю н о ш а. Нет, нету.

В е т е р а н. Не куришь?

Ю н о ш а. Нет.

В е т е р а н. А вот это ты молодец. А я вот курю. Спортом занимаешься?

Ю н о ш а. Не-а.

В е т е р а н. А вот это зря! Спортом надо заниматься. Это обязательно. Ты же мужчина и должен быть защитником. Надо же всё время себя поддерживать. Я вот поддерживаю. Я всегда готов. Холодной водой обливаюсь. Всегда слежу за новостями, читаю газеты. Нужно всегда быть в курсе, а как же?! Я вот уже в твоём возрасте был готов… в любой момент. Особенно когда узнал, что попаду на войну… Я и так-то был готов, а тут ещё сильнее стал готовиться, и не только физически, но и морально, потому что всё время была мысль: как я поведу себя в первом бою? И что такое первый бой, это же интересно, как там, что там… Вот я тебе сейчас расскажу, как это было. (Встаёт и пытается всё показывать.) В общем, мы так шли… идём так, а погода хорошая, ребята все идут, все весёлые, все молодые. Ну, идём мы… а они как дали! Всё неожиданно, и ничего не понятно, все как побежали куда-то. И никто ничего не говорит. Никто и ничего. А тут один упал… Кричит как ребёнок. Тут все закричали, а эти лупят!.. (Садится на место.) Вот так всё было. Понимаешь? То есть совсем не так, как я готовился и как себе представлял. Страшно, грязно, ничего не понятно. Это уже я потом привык… (Ищет по карманам. Достаёт зажигалку.) Очень курить хочется! (Прячет зажигалку.) Но та последняя осада… Она просто поделила всё на то, что было до, и то, что было потом. Да-а-а, эта последняя осада! (Задумывается, трёт ладонью губы.) А потому что наши враги, наши соперники, они тоже молодцы, они же ведь не хотели, чтобы мы пришли и их победили. Они как думали – что мы придём и они нас победят. Но и мы так не хотели, чтобы мы пришли и они нас победили. Мы думали, что мы придём и их… И мы победили!!! Мы победили! Потому что, если встречаются два равных соперника, то побеждает тот, у кого сильнее что?

Юноша не сразу реагирует. Видно, что он отвлёкся, что весь этот разговор его тяготит, ему надоело.

Ю н о ш а. Что?

В е т е р а н. Что «что?»?

Ю н о ш а. Вы сказали… дух?

В е т е р а н (машет рукой). Да дух! Ты вообще знаешь, что такое дух?

Ю н о ш а. Ну… знаю. Это… характер, воля к победе…

В е т е р а н (перебивает, передразнивает). Характер!.. Ничё ты не понимаешь. Знаешь, какие были ребята? Если бы любому из наших ребят перед той нашей последней осадой сказали бы, что ты после этой осады вернёшься без ноги, а ты вернёшься без руки, а ты вообще не вернёшься, потому что тебя убьют, – причём сказали бы, что это будет точно, не «может быть, без руки или без ноги», или «возможно, убьют», а точно. Понимаешь, точно! Всё равно никто бы не отказался. И все бы пошли в этот последний поход.

Звучит музыка. Появляется Богиня. Она медленно подходит к мачте и поднимает флажок, на котором нарисовано солнце. Свет с поднятием солнца становится ярче. В глубине сцены звучат военные команды. Звуки шагающих военных колонн, клацанье оружия. За занавесом движутся тени. Подняв флаг, Богиня уходит.

В е т е р а н. А знаешь, какие раньше были люди! Богатыри! Таких щас нет, хотя где-то, конечно, они должны быть, как без них-то? Но я что-то не встречаю… Я люблю с людьми поговорить. Но сейчас и поговорить-то не с кем! Я вот с кем-нибудь начинаю говорить… А мне достаточно пятнадцать минут – и мне всё понятно о человеке. Ни с кем больше пятнадцати минут не разговариваю. Не о чем сейчас с людьми разговаривать, а вот раньше были люди! Богатыри! Хотя были, конечно, не только богатыри, были ещё… Женщины…

Ю н о ш а (усмехается).

В е т е р а н. Ну чё ты хихикаешь? Да, женщины! Но они тоже были не такие, как сейчас. В них было что-то женско-богатырское… Они были всегда добрые, не то что сейчас… Вот придёшь с боя, а она тебе, пожалуйста… Стол накрыт, всё чистенько, аккуратненько, она улыбается. Пожалуйста! Всё пожалуйста! Понимаешь? Щас тоже, конечно, есть ничего, симпатичные, я ничего не говорю. Бывает, идёшь, смотришь, вроде красивая идёт, но присмотришься, подойдёшь поближе, попытаешься заговорить, и видно – всё – целлофан! Поролон, понимаешь? А раньше были ребята!!! Хотя у нас был один маленький такой, щуплый. И если кто-то не знал, что он из нашего отряда, то подходили и спрашивали: «Это ваш, что ли?!». А он был наш! Он был хоть и маленький, зато очень хитрый. Просто природа ему силы не дала, зато что-то в башку вложила. Очень был хитрый! Щас тоже хитрых полно. Куда ни плюнь, всё в хитрого попадёшь. Но ваши хитрые всё себе-себе. Всё им мало. А наш был молодец! Причём все знали, что если он что-то делает, то делает для того, чтобы ему в первую очередь было хорошо, но на него никто не обижался. Почему? А потому, что он сделает себе хорошо, но при этом, собака, так сделает, что и тебе тоже хорошо. А когда тебе хорошо, чего обижаться? Правильно? Вот какие были люди. Но остальные ребята были настоящие богатыри. А один у нас был вообще… Огромный, здоровый, но при этом красивый. Не такой, как сейчас. Щас все такие (кривляясь) кра-си-вы-е. А наш был по-мужски красивый. То есть, если пройдёт, приятно посмотреть. А если приятно смотреть, это же значит – красивый человек, правильно? Правда, у него с речью что-то было. То есть так вот грамотно и серьёзно с ним, как со мной, не поговоришь.

Ю н о ш а. Понятно. (Усмехается.)

В е т е р а н. Да не понял ты. Его, может, в детстве напугали. Хотя нет, если человека пугают, он заикается. А он как-то говорил… Ну, как-то (изображает) «бу-бу-бу, бу-бу-бу…». Мы его так и звали – Бубнила. А он отзывался. Я встречаю его и говорю: «Привет, Бубнила». Тот: «Бу». Вот и поздоровались. Очень он был здоровый, но при этом был не дурак. Он был очень умный. Вот, например, тебе история такая про Бубнилу… Расположились мы однажды в лесу с отрядом. Разбили лагерь. Это так в нашей военной терминологии называется. Мы ничего не разбивали, мы лагерь разбили… Понимаешь?

Юноша в это время отвлёкся и нажимает кнопки на своём телефоне.

В е т е р а н. Э-э-э, ты что делаешь?

Ю н о ш а. А что?

В е т е р а н. Нормально?! Я с ним разговариваю, а он кнопки нажимает.

Ю н о ш а. Да я вас слушаю, чего вы?

В е т е р а н. Ты слушаешь, но не слышишь, по глазам же видно.

Ю н о ш а. Да слышу я!

В е т е р а н. Знаешь, дружок, если тебе неинтересно, так и скажи. У меня много дел, мне тут с тобой время терять неохота. Скажи: «Мне неинтересно». И всё, я пойму.

Ю н о ш а. Не-не, мне интересно.

В е т е р а н. На твоём месте я бы послушал. Таких историй тебе никто не расскажет.

Ю н о ш а (едва заметно усмехается). Это точно.

В е т е р а н. Так вот и послушай. Расположились мы в лесу, надо было отдохнуть. А мы располагались всегда просто, но красиво. У нас сразу костерок, шалашик из еловых веточек. Всё разложено аккуратно… А оружие всегда при себе. Ты запомни, оружие твоё всегда должно быть с тобой.

Ю н о ш а. Почему?

В е т е р а н. А ты сам подумай. Когда война кругом, что с собой нужно всегда иметь? Телефон? Нет! Оружие. Вот ты даже отойдёшь в кусты, приспичило тебе, а там, в кустах, враг. Что ты будешь, кнопки свои нажимать: «Алё-алё, тут враги!»? Когда война, нужно всегда оружие иметь при себе.

Ю н о ш а. Понятно.

В е т е р а н. Молодец! Так вот… расположились мы. Надо было быстренько перекусить. А у нас с этим всегда был полный порядок. Даже если ничего нету, мы всё равно найдём. Мы так были научены. В лесу – ни в лесу, всё равно не пропадём. А в лесу же благодать. Тут взял веточку, там – почечку, травинку, листик какой-нибудь, грибок. Да хоть шишку! Вот упала с ветки шишка. Такой, как ты, что сделает? Ногой её пнёт, а мы нет. У нас всё в дело. Витамины же! У нас в отряде один из всего мог всё приготовить. Так готовил! Однажды взял мох…

Ю н о ш а. Мох?!

В е т е р а н. Я тоже удивился. Говорю ему: «Это же мох, куда ты его?» А он говорит: «Подожди! Вот я сейчас приготовлю, ты попробуешь и тогда скажешь». Приготовил он. Я попробовал…

Ю н о ш а. Вкусно?

В е т е р а н. При чём здесь вкусно. Это тебе не конфета. Это мох. Это полезно! Потому что всё натуральное! Природное всё! Поэтому готовить легко и быстро. Ты вот запомни. Послушай меня и запомни. Вот пойдёшь куда-нибудь с компанией в ресторан, закажешь поесть. И если тебе будут готовить долго, когда еду принесут, скажи им: «Унесите! Это ненатуральное». Запомни… Так вот, быстренько мы еду приготовили, только присели поесть, как появляется командир: «Так, ребята, нужно выдвинуться вам в такое-то место». Ну, «выдвинуться» – это не значит подвинуться. Это у нас, у военных, означает пойти в определённое место. Место я тебе называть не буду, тебе не надо. Это военная тайна. А командир продолжает: «Немедленно надо выдвинуться в определённую точку, в определённое время. Встретить там соперника и уничтожить». Как ты понимаешь, приказ командира не обсуждается.

Ю н о ш а. Это я уже понимаю.

В е т е р а н. Поесть мы, конечно, не смогли, сразу вскочили, взяли с собой только… Что? Правильно! Оружие. И выдвинулись в определённое место. Но пришли раньше определённого времени, соперников ещё не было. Что делать? Надо осмотреться, место незнакомое. Туда-сюда посмотрели, видим, вдалеке домик. А домик – это что?

Ю н о ш а. Что?

В е т е р а н. Запомни, любой домик – это местное население. А с местным населением нужно что?

Ю н о ш а. Ну, говорите. Я не знаю.

В е т е р а н. С местным населением нужно аккуратно войти в контакт. Потому что они – местные, они тут живут. А ты пришёл, ты – неместный. Они могут много рассказать полезного. А могут и не рассказать. Надо войти в контакт, но аккуратно. Мы сразу кого послали?

Ю н о ш а. Кого?

В е т е р а н. Ну не Бубнилу же! У него же контакт-то не аккуратный, жёсткий у него контакт. Мы Хитрого послали. Почему? А потому что он – хитрый. Не знаю, как, но он с любым войдёт в контакт, легко. Он ушёл, вскоре возвращается, говорит: «Ребята, всё нормально, там только один дед…». Дед, понимаешь?

Ю н о ш а. Ну понимаю. Дедушка.

В е т е р а н (раздражённо). Нет, не дедушка! Дедушка – это который с бабушкой. А это дед. Один. Старый такой человек, а не дедушка. Я же тебе точные термины говорю!

Ю н о ш а. Ну хорошо, хорошо.

В е т е р а н. Не перебивай, вообще! Я важную историю рассказываю. Так вот, Хитрый говорит нам: «Там сидит дед, старый человек там сидит». Мы тоже туда пошли, тоже стали входить в контакт, мол, здрасьте, как здоровье, что у вас и как? А он говорит: «Да вот, сижу». А я ему: «Чего сидишь, дед?» А он: «Да вот, ногу вывихнул». А я: «А ты лечись», – говорю. А он: «Куда мне. Я тут один. Таблеток никаких нету. И сходить некому». А я ему: «Дед! Ты же старый человек, какие таблетки? Там же химия, там всё ненатуральное. Тут же вся аптека у тебя под рукой». Взял я подорожник, поплевал, приложил. Говорю ему: «Завтра перевязку сделаешь сам. Сам, потому что мы сейчас уйдём. У нас тут важное дело, про которое я тебе говорить не буду. Сам сделаешь перевязочку и будешь как новенький. Кстати, ты наших соперников тут не видел?» То есть, понимаешь, я в контакт уже вошёл, а значит, можно спрашивать о важных сведениях. Дед говорит: «Не видал». Тогда я ему: «Ну тогда мы пошли, если у тебя никаких просьб нету».

Дед подумал и говорит: «Ребята, есть у меня маленькая просьба, у меня тут кони…». Мы как услышали слово «кони»! В наше время коней-то уважали. Любили коней. А ты, наверное, и коня-то не видел живого.

Ю н о ш а. Видел я.

В е т е р а н. В цирке? Я ж тебе сказал, не перебивай меня. В наше время коней уважали. Мы ему сказали: «Дед, для коней что хочешь сделаем, показывай, где твои кони». А он говорит: «У меня кони на дальнем пастбище, потому что конюшню почистить не могу, нога болит, да и сил нет. Помогите, ребята, конюшню почистить». Мы говорим: «Хорошо, дед. Только ты уж нам накрой стол, а то мы тут на голодный желудок. Мы тебе быстренько поможем, а ты уж нас накорми». Он говорит: «Хорошо». Мы пошли к конюшне. Конюшня у него большая, огромная, можно сказать, конюшня. Ну, мы идём, а я чувствую, пахнет… Это нормально, в деревне должно пахнуть. Чем в деревне пахнет? Ну сеном, ну навозом… А тут пахнет только навозом. Сеном вообще не пахло. А навозом – очень сильно. Заглянули мы в конюшню… Смотрю я и вижу: кони здесь понаделали будь здоров! Тут быстро ничего не сделаешь. Тут нужно в три раза больше народа и три дня. Тогда я говорю: «Ну ты даёшь, дед! Тут надо три дня и в три раза больше народа, у нас времени нет, ты нам еду не готовь, мы пойдём». А он говорит: «А я вам тогда не буду еду готовить, если вы не будете работать». А я ему отвечаю: «Наоборот, дед, это мы тебе помогать не будем, поэтому нам не надо готовить». А он своё: «Тогда я вам не буду готовить, если вы не будете помогать». Я к нему подошёл и говорю ему: «Ты не понял, дед! Это мы тебе помогать не будем, поэтому не надо…». В общем, поссорились мы с этим дедом. Потом выдвинулись в нужное место. Как раз подошли соперники, мы с ними быстро разобрались и решили уже уходить, как, смотрю, вроде одного в нашем отряде не хватает. Посчитались, точно, одного не хватает. Посмотрели среди мёртвых – одни соперники. Сделали перекличку, не хватает Бубнилы. Нормально? Бубнилу потеряли. Стали его искать, смотрим, идёт. Идёт от дедова дома. Шагает широко. А за ним дед, едва поспевает. Я ему говорю: «Бубнила, ты где пропадал? Мы тут без тебя всё закончили». Он: «Бу-бу». Я говорю: «Понял. Пошли». А дед подбегает и говорит: «Ребята, пойдёмте ко мне, я там стол накрыл». А я ему: «Надоел ты, дед. Мы тебе помогать не будем». А он: «Да не надо уже. Пойдёмте, поешьте по-человечески». Нас долго уговаривать не надо, пошли. Посидели хорошо. Это мы умеем. А мне так интересно у деда спросить, что же произошло, чего это он к нам так поменялся. Да и запаха не стало, воздух такой свежий, сеном запахло. Думаю, пойду, посмотрю. Пошёл, заглянул в конюшню… А я очень люблю, когда порядок, когда чистота! А тут заглядываю в конюшню, а там знаешь что?

Ю н о ш а. Чистота?

В е т е р а н. Нет! Там чудо! Чудо, понимаешь? Это надо было видеть, сколько там добра было, а тут не просто чистота, а идеальная чистота. И кони вернулись. Я обалдел, но у деда спрашивать не стал. Поссорились мы с дедом. А знаешь, что случилось?

Ю н о ш а. Что?

В е т е р а н. Это я потом уже у других местных узнал. Оказывается, этому деду хромому помог один здоровый парень, который плохо разговаривает. Кто это, как ты думаешь?

Ю н о ш а. Кто?

В е т е р а н. Ну, Бубнила, конечно! Я, например, сразу догадался.

Ю н о ш а. А-а-а.

В е т е р а н. Не перебивай. Местные рассказали, что наш Бубнила остался, когда мы ушли, и деду помог. Там рядом речка протекала, он эту речку перегородил и всю воду в конюшню направил. Прогнал он эту речку через конюшню, русло разгородил – и всё. Водой всё добро смыло. Наш Хитрый до такого не додумался, а Бубнила додумался. Во какой человек! Умный! А ещё какой? Мы-то с дедом поссорились и ушли. А он-то видел, что человек старый и одинокий. Помог человеку. Добрый! А ещё скромный! Другой бы на его месте стал бы хвастаться: «Вы, мол, ушли, а я один тут остался, такое придумал…». Мог бы? Мог! А он ничего не сказал. Сел со всеми вместе, покушал. Сказал тихонечко: «Бу», мол, спасибо – и всё. Во какие люди были, таких сейчас нет, а раньше были.

Звучит музыка. Ветеран и Юноша погружаются в темноту. Занавес в глубине сцены открывается. Мы видим античную постройку, вдалеке море. Перед античной постройкой стоят Первый воин, Второй воин, Т р е т и й в о и н. Они медленно выходят вперёд. Одеты они в античные костюмы, при оружии.

Т р е т и й в о и н. Я боюсь, что меня неправильно поймут, но тем не менее я не могу больше молчать. Я должен сказать и скажу. Прошу вас, умоляю вас, услышьте меня! Так дальше продолжаться не может. Ситуация, в которой мы с вами оказались… Она патовая…

П е р в ы й в о и н. Какая?

Т р е т и й в о и н. Патовая. Это из шахмат. Шахматный термин. Значит безвыходная, безысходная.

П е р в ы й в о и н. А, понятно.

Т р е т и й в о и н. Тупиковая!

П е р в ы й в о и н. Я понял. Патовая.

Т р е т и й в о и н. Никто уже не помнит, по какой причине мы приплыли сюда и стоим под этими стенами. Каждый день мы теряем наших друзей и товарищей. Мы теряем лучших из нас. Так дальше продолжаться не может и не должно! Мне представляется, что у нас остался один-единственный выход, друзья мои… Мы должны попробовать начать договариваться.

П е р в ы й в о и н. Чего попробовать начать?

Т р е т и й в о и н. Попробовать вступить в мирный диалог.

П е р в ы й в о и н. Куда попробовать вступить?

Т р е т и й в о и н. Инициировать переговоры.

П е р в ы й в о и н. Чего сделать?

Т р е т и й в о и н. Иници… Ну то есть начать переговоры.

П е р в ы й в о и н. С кем?

Т р е т и й в о и н. Ну с кем, с кем?

П е р в ы й в о и н. Ну с кем вести переговоры?! С кем?!

Т р е т и й в о и н (делает жест в сторону зрительного зала). С ними, с кем ещё?

П е р в ы й в о и н. С кем, с ними? С врагами с нашими, что ли?!

Т р е т и й в о и н. Почему с врагами? Зачем так?

П е р в ы й в о и н. А с кем?

Т р е т и й в о и н. Ну-у-у… С соперниками… С оппозицией.

П е р в ы й в о и н. А, с оппозицией? То есть ты предлагаешь прекратить нашу военную операцию под названием «Осада» и начать неизвестно какую операцию: «Куда-то там вступить»?

Т р е т и й в о и н. Только не заводись, не горячись!

П е р в ы й в о и н. А я не горячусь! Я просто пытаюсь тебя понять. То есть ты предлагаешь забыть про наших павших друзей-товарищей, которые полегли под этими проклятыми стенами (делает жест в сторону зрительного зала). Забыть про наших раненых, про наших ветеранов, которые ждут нас с победой! Ты предлагаешь про это всё забыть и куда-то вступить? Да?!. Нет, дорогой мой! Только победа! Нам нужна победа! Окончательная и бесповоротная! И вот когда мы пройдём сквозь эти стены, зайдём в этот проклятый город, прошагаем по центральной улице… Когда поднимем на их площади наш флаг! А они на коленях перед нами, в грязи, с вытянутыми вверх руками… Когда они нам тихонечко скажут жалобными голосами: «Мы сдаёмся», – вот тогда мы можем начать с ними разговаривать. Мы им скажем: «Давайте, ползите, ползите». Вот какие могут быть переговоры! А когда они поползут в грязи, вот тогда мы скажем: «Оппозиция поползла».

Т р е т и й в о и н. Знаешь, о чём я думаю сейчас?

П е р в ы й в о и н. О чём?

Т р е т и й в о и н. Сколько же раз я слышал эти лозунги! Как же мне это надоело!

П е р в ы й в о и н. Чего ты слышал?

Т р е т и й в о и н. Да вот такие призывы: «Мы должны разрушить стены, поставить всех на колени, поднять наш флаг…».

П е р в ы й в о и н. Да, именно…

Т р е т и й в о и н. А зачем поднимать флаг, что это значит? Ты подумай! Это же просто тряпочка на палочке.

П е р в ы й в о и н. Ты как наш флаг сейчас назвал?!

Т р е т и й в о и н. Я тебе так скажу… Знаешь, что это такое, все эти флаги?

П е р в ы й в о и н. Ну скажи, что это.

Т р е т и й в о и н. Это – анахронизм!

П е р в ы й в о и н. Чего это такое?! Ещё раз повтори.

Т р е т и й в о и н. Это – старые заскорузлые символы, которые уже никого не вдохновляют, и все твои призывы – это анахронизм. Неужели ты не чувствуешь?

П е р в ы й в о и н. Я всё чувствую! Не вдохновляет, говоришь? А вот его вдохновляет. (Показывает на суровое лицо Второго воина.) Его вдохновляет! Символы, говоришь? Да, нам нужны символы, народу нашему нужны символы! Тряпочка на палочке, говоришь? А для народа это символ! Как тебе не стыдно такое говорить?! Это же наш народ! А народ – это наши матери, отцы, которые состарились, ожидая нас. Это наши жёны, дети, которые ждут нас годами. Это люди, которые обувают тебя, одевают, заботятся о тебе, любят тебя. Им нужны символы, а не этот твой… Слово-то какое нашёл, анна… хренизм…

Т р е т и й в о и н. Всё-всё, можешь дальше не продолжать, мне уже всё понятно. Оставайся со своими символами.

П е р в ы й в о и н. Символы ему наши не понравились, нормально вообще?!

Т р е т и й в о и н. Да я знал, что вы меня неправильно поймёте. Вот вы меня неправильно и поняли. Ты же все мои слова неадекватно понял, извратил и совершенно не пожелал меня услышать.

П е р в ы й в о и н. Ты так говоришь, что тебя и понимать-то не хочется. А я тебе скажу просто. Всем нам нужна победа, и заменить победу нечем. А тебе, как я понимаю, победа не нужна.

Т р е т и й в о и н. Ну зачем ты всё с ног на голову, я же не отказываюсь от победы. Ты просто не слышишь меня. Мне победа нужна точно так же, как и вам. Просто, может быть, существует какая-то иная победа, не такая, какую ты здесь сейчас изобразил. Победа без этих набивших оскомину символов. Не та, которую ждёт народ… И потом, откуда ты знаешь, что нужно народу? Нечего всё время пенять на народ.

В т о р о й в о и н (очень громко). Ты не трожь народ! Что ты сказал? Пинать народ? Не смей! Ты сам народ. Вот нас сюда народ послал… Мы тут стоим… На самом острие. А народ у нас за спиной, и мы стоим здесь и должны стоять.

Т р е т и й в о и н (отворачивается). Ну вот ещё один.

В т о р о й в о и н. Мы плоть от плоти, кровь от крови народа! А ты не юли! Ты объясни нам, чего ты добиваешься. Я хочу понять! Ты не думай, что ты тут самый умный, а мы тут дураки. Ты объясни. Это про какую такую другую победу ты тут толкуешь? То есть ты хочешь, чтобы мы пошли и с ними (делает жест в сторону зрителя) договорились, типа: «Ребята, что-то нам надоела эта осада, что-то устали мы торчать под вашими стенами. Давайте так. Мы пойдём домой, но типа мы не проиграли, а вы оставайтесь, но типа вы не победили». Так, что ли? Нет, дружок! У меня тут дед воевал, отец воевал, и я здесь воюю. У меня сын дома. Он уже высокий и здоровый парень. Он рос без меня. И вот, если мы сделаем, как ты предлагаешь, вернусь я домой, и что я им всем скажу? Сын у меня спросит: «Где ты, пап, столько лет был?», мне что ему сказать: «Да вот, сынок, сходил, поговорил. Разговор был серьёзный, заболтались там с одними людьми». А деду что мне сказать? Он нас спросит: «Как вы там, ребятки?» А мне что ему сказать: «Деда, всё очень хорошо. Мы там просто очень хорошо договорились». Нет, я такого им сказать не могу. Это то, что ты предлагаешь, – заскорузлый нахронизм. Слова-то какие подобрал! На-хронизм заскорузлый у него…

П е р в ы й в о и н (перебивает второго). Молодец! Это ты сейчас очень хорошо сказал! Я даже не ожидал от тебя, что ты можешь так говорить вообще. Сильно сказал. Молодец! А у тебя дед ещё жив?

В т о р о й в о и н. И бабушка.

П е р в ы й в о и н. Очень хорошо! Сын у тебя?

В т о р о й в о и н. И дочь.

П е р в ы й в о и н. Молодец! Ты здесь, а они там… Очень хорошо. Они тобой гордятся. (Поворачивается к Третьему.) И ты молодец. Но тебе надо отдохнуть. Понимаешь, ты, когда устаёшь, понервничаешь, ты такие слова говоришь, я с трудом понимаю. А он (показывает на Второго) вообще ничего не понимает.

Т р е т и й в о и н. Ну, может быть, я чрезмерно эмоционально и сумбурно выразился.

П е р в ы й в о и н. Ну вот видишь, опять начинается…

Т р е т и й в о и н. Я же пытаюсь найти выход из патовой… из безвыходного положения, а он… (показывает на Второго).

П е р в ы й в о и н. А что он?

Т р е т и й в о и н. А он грубо юродствует.

В т о р о й в о и н. Не понял, что он сказал? Чего, он сказал, я делаю?

П е р в ы й в о и н. Уродствуешь.

В т о р о й в о и н. Оп-па! Это я уродствую? А ты знаешь, что делаешь? Ты… ты… ты же червяка сомнения себе в голову запустил, он тебе уже весь твой мозг проел. У тебя уже одна труха, гниль в голове. И ты сейчас нас этим хочешь заразить? А этот червяк сомнения, он заразный. Но я тебе свои мозги в труху превратить не дам. Что ты всё крутишь, мутишь. Ты же всё какие-то хитрые лазейки ищешь и всё мутишь и крутишь, мутишь и крутишь. А они (показывает в сторону зрительного зала) как стояли против нас, так и стоят. И договариваться не собираются. Потому что у них тоже отцы и деды, которым они дали слово. И я своим дал. И у меня поэтому в мозгу нет никакого червяка, у меня там написано одно слово «надо!». Большими такими буквами написано.

Т р е т и й в о и н. А лучше было бы там, в так называемом твоём мозгу, написано слово «думать».

В т о р о й в о и н. Не ори на меня.

Т р е т и й в о и н. А ты руками не размахивай.

Оба кричат одновременно.

П е р в ы й в о и н. Всё-всё-всё! Замолчите! (Обращается ко второму. Громко.) Я тебе сказал, что ты молодец?!

В т о р о й в о и н. А чего он начинает…

П е р в ы й в о и н. Ты молодец! (Поворачивается к Третьему.) А тебе нужно срочно отдохнуть. Нам же не о чем спорить. Нам всем нужна победа. Но для этого нам нужна воля. Я вот верю в силу воли.

Т р е т и й в о и н. А я верю в силу мысли. Потому что умение мыслить отличает нас от животных и… от скотов.

В т о р о й в о и н. А верить надо в силу силы и слабость слабости. Потому что на войне по-другому не бывает…

Воины уходят. Звучит торжественная музыка.

На сцену выходит Икар. Он несёт части летательного аппарата и чемоданчик. Останавливается, кладёт детали летательного аппарата на сцену, достаёт из чемоданчика разные приборы и чертежи. При помощи приборов делает какие-то измерения. Бросает пёрышко, явно определяя направление ветра. Что-то записывает в блокнот. Потом по чертежам собирает летательный аппарат, надевает лётный шлем. Музыка становится тревожной, похожей на цирковую музыку во время исполнения смертельного номера. Икар разбегается, прыгает и падает. Летательный аппарат ломается. Икар снимает его с себя, возвращается к чертежам, карандашом делает какие-то поправки, что-то записывает в блокнот, подбирает сломанный летательный аппарат и уходит. Навстречу ему выходят Первый воин, Второй воин и Т р е т и й в о и н. Икар и Воины здороваются. Воины провожают Икара взглядом, переглядываются и усмехаются.

Воины выходят на самый передний край сцены. В руках у Первого воина копьё с белым флажком. В другой руке у него большой медный рупор. Они выстраиваются, поправляют на себе одежду. Какое-то время смотрят прямо перед собой, вглядываясь в темноту зрительного зала.

П е р в ы й в о и н (откашливается, поднимает рупор и кричит). Внимание! (Опускает рупор и спрашивает у Второго воина.) Нормально?

В т о р о й в о и н. Нормально.

П е р в ы й в о и н (в рупор). Внимание! Я требую вашего внимания! Эй вы там, слушайте и не говорите потом, что вы нас не слышали.

В т о р о й в о и н (вполголоса). Очень хорошо.

П е р в ы й в о и н (в рупор). Слушайте! Ваше положение…

В т о р о й в о и н (подсказывает). Катастрофическое!

П е р в ы й в о и н (в рупор). Кастрата… Контраса… Ваше положение кастра… Оно патовое! Если кто из вас не знает, это шахматный термин. Он значит… Плохое у вас положение!

В т о р о й в о и н (подсказывает). Безвыходное.

П е р в ы й в о и н (в рупор). Во-во, безвыходное, тупиковое! Патовое! Поняли? (Небольшая пауза.) Все входы и выходы надёжно блокированы, то есть закрыты нашими доблестными силами, и мы думаем… Нет мы уверены, что вы… Должны осознать всю… Всю патовость своей ситуации… должны… (Обращается ко Второму.) Чего они должны?

В т о р о й в о и н. Ну как что? Мы же готовились. Они должны открыть ворота…

П е р в ы й в о и н. Да, точно! (В рупор.) Давайте, открывайте ворота, сложите оружие! Встаньте на колени и строго по одному ползите сдаваться на нашу милость! К нам ползите, на милость победителей… Нас. (Второму воину.) Правильно?

В т о р о й в о и н. Давай, не останавливайся. Нормально.

П е р в ы й в о и н (в рупор). И вот, когда вы выползете к нам, на нашу милость, тогда, возможно… Тогда, может быть, мы сможем гарантировать вам личную жизнь, а ещё жизнь вашим дальним и близким родственникам и даже детям! Вы понимаете?! Мы гарантируем вам жизнь! И кровь!.. Ой! Точнее, кров, еду и питьё. То есть мы не запретим вам есть и пить, если у вас будут еда и питьё, а также мы гарантируем сохранность частичного вашего… Точнее, частичную сохранность вашего личного имущества. Поняли? (Второму.) Не слышат, что ли? Вроде должны услышать.

В т о р о й в о и н. Слышат, слышат. Просто затаились. Давай продолжай, как мы договаривались.

П е р в ы й в о и н (в рупор). Ну, мы понимаем, что такие вопросы так легко, с кондачка, не решаются. Мы не звери! Мы даём вам на обдумывание одну минуту времени. И после этой минуты мы ждём от вас соответствующего знака или сигнала, чтобы мы поняли, что вы поняли. Поняли?! Внимание! Раз, два, три. Время пошло.

Третий воин теребит Первого воина за плечо.

П е р в ы й в о и н. Чего?

Т р е т и й в о и н. Ну что, пойдём?

П е р в ы й в о и н. Куда?

Т р е т и й в о и н. Обратно пойдём. Сказали всё и пошли.

П е р в ы й в о и н. Куда мы пойдём? Мы им минуту дали. Теперь нужно ждать.

В т о р о й в о и н (Третьему). Ну что ты опять? Ты же хотел, чтобы мы договаривались, вот мы и пришли договариваться, а ты опять хочешь удрать? Что ты за человек? (Поворачивается к Первому.) Надо было им три минуты дать, а то, видишь, они за минуту не успели ничего решить.

П е р в ы й в о и н. Но я уже дал одну минуту. Она закончилась…

В т о р о й в о и н. Тогда давай, продолжай.

Третий воин медленно пятится назад и в сторону.

П е р в ы й в о и н. Ты куда это пошёл?

Т р е т и й в о и н. Да не хочу я здесь с вами стоять.

В т о р о й в о и н (хватает Третьего и подтаскивает его на прежнее место). Вместе пришли, вместе и уйдём.

Т р е т и й в о и н. Мы выглядим, как кретины.

П е р в ы й в о и н. Как кто? Это они такие. (Показывает в зрительный зал. Поднимает рупор и кричит.) Ага-а-а! Я вижу, вы не поняли всей…

В т о р о й в о и н. Катастрофичности…

П е р в ы й в о и н (Второму). Я не буду этого слова произносить. (В рупор.) Вы, наверное, в шахматы играть не умеете и не понимаете тупиковости ситуации. Ну ладно, я вам сейчас скажу, какое будущее вас ждёт. Вас, а также ваших родственников, близких детей и детей ваших близких, то есть вас всех. Так вот. Когда у вас кончится вся еда и вся вода и ваши дети будут пухнуть от голода и умолять вас о корочке хлеба… но никакой корочки не будет. И вот тогда вы всё поймёте. Тогда вы, конечно, откроете ворота, встанете на колени, выползете на милость победителям, нам, но мы вам ничего уже гарантировать не будем. Мы будем с вами говорить по-другому. (Поворачивается ко Второму воину.) А как мы по-другому будем с ними говорить?