Текст книги "Россия, встань и иди"

2
Раскинулось море широко

Москва-река

 
Звучит величаво и гордо
Времёнам, ветрам вопреки
Имя родного города,
Оно же – и имя реки.
 
 
И есть ли нам что дороже,
Чем жить в дорогой нам Москве?
Москва лишь одна, и всё же
У нас их вроде как две.
 
 
Одна – мировая столица,
Видимая издалека,
Другая – чтоб с нами литься.
То наша Москва-река.
 
 
Не под бокал токая,
Не под краснодарский бром —
Кто она, спросим, такая?
И вместе её разберём.
 
 
Слово такое МОСК
При Юрии Долгоруком —
Камень – защита от розг,
Меч от каких-то недругов.
 
 
Так вот издалека
Наша Москва нам явилась.
А c ней и её река,
Тоже Москва, вилась.
 
 
Москва поднималась, росла,
Вставая скрипуче и ржаво.
Судьба ей дорогу дала
И путь в мировую державу.
 
 
А речка – с её судьбой.
Сквозь заросли ив и тала
Она – как сердце – собой
Сосуды её питала.
 
 
Болота, протоки, ручьи
И всякая прочая малость —
Чьи-то иль вовсе ничьи —
В большую реку вливались.
 
 
Реки – они как токи
Из самых глубин земли.
И дальних времён истоки
До нас именами дошли.
 
 
Вот статная тихая Руза,
Просторы – её черта.
В самом названии русскость,
А с ней сам Иван Калита.
 
 
Объятья раскрыла Пахра —
Дитятя небесных светил.
Здесь русскую пашню пахарь
Своим трудом освятил.
 
 
Но вспомнят ли что-то вязы,
Молчащие на пруду,
Андреевские заразы
В нашем Нескучном саду?
 
 
Прилавок, ларёк, лавка —
Для многих сейчас идеал.
А эту речку Халявкой
Когда-то кто-то назвал.
 
 
Над плёсом пристроилась вишенка —
На радость ли? На печаль?
Но звать от рождения – Нищенка.
Право, её жаль.
 
 
Хоть центр, но, увы, не длинная
По незавидной судьбе,
Хорошая речка Неглинная
В подземной сидит трубе.
 
 
Такие вот разные токи.
И коротки, и велики,
Все они лишь притоки
Объявшей Москвы-реки.
 
 
Вот Яуза, вот Истра —
И тихо текут, и быстро.
Вот струи от буйной Жужи
И от самой Гнилуши.
 
 
В Москве, если это город,
Спросят, держа за ворот:
Признай без уловки лукавой,
Левый ты или правый?
 
 
В Москве-реке по-другому —
Просто – совсем как дома,
Такой вопрос неуместен —
Здесь мы всегда вместе.
 
 
Красные, белые, синие
В волнах Москвы – единые,
Спокойны и от души.
Вместе они хороши.
 
 
Ничто здесь не перепутано,
Все как в России – за Путина.
Явь и в Москве ясная —
И путинская, и собянинская.
 
 
Москва, как была золотистой
И облик храня молодой,
Даётся нам свежей и чистой,
Живою московской водой.
 

Раскинулось море широко
К истории песни

«Товарищ, я вахты не в силах стоять», – Сказал кочегар кочегару.

Александр Гурилёв (1843), Георгий Зубарев (1900)

 
Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали.
Несут нас далёко-далёко,
На край необъятной земли.
 
 
Бескрайний седой океан.
Стихия на звёздном просторе.
И свет, и тяжёлый туман.
О море, о море, о море.
 
 
Кому же не тесен весь свет?
Кому океан не тесен?
Кто следует дружно вослед
Каскадам матросских песен?
 
 
Но здесь была песня одна,
Которой всегда было тесно.
Жива и сегодня она —
Морская суровая песня.
 
 
О том, как матрос-кочегар,
На вахте державший свой нумер,
Души израсходовав жар,
Он здесь же на вахте и умер.
 
 
Вдали от родимой земли,
Едва стормозив свои мили,
В чужой неизведной дали
Его и похоронили.
 
 
Рыдали? Господь упаси:
Привычные к горю вроде.
И знали же на Руси,
Что служба трудна на флоте.
 
 
А тем, кто её не поймёт,
Служба – всегда потёмки.
Не зря же российский флот
Разминул когда-то «Потёмкин».
 
 
А в песне была грусть,
Обида, что не было жара.
Казалось, готова вся Русь
Отмстить за того кочегара.
 
 
При песне душа поболит,
Но стихнет потом по привычке.
Я помню – без ног инвалид,
Что пел её в электричке.
 
 
Великой войны шёл аврал.
Куда-то катилось детство.
И я по-мальчишьи рыдал.
Таким было песни действо.
 
 
Не только в той топке тот жар.
К чему снисходительны были?
Героем же стал кочегар.
И даже его полюбили.
 
 
А песня важнее всех дел.
Понятно в кругу матросов,
Когда эту песню запел —
И кто же? – сам Лёня Утесов.
 
 
А время шагает вперёд.
Сегодня же очень охотно
Служить молодёжь к нам идёт.
Служба на флоте почётна.
 
 
Над миром он власть распростёр.
И разве кому-нибудь тесен?
Здесь самый широкий простор
Для звучных эоловых песен.
 
 
Маршруты – они далеки.
То служба, то строгая служба.
А славятся чем моряки?
То дружба, то флотская дружба.
 
 
А волны бегут и бегут,
Напомнив слегка о разлуке.
А где-то нас мамочки ждут
И верные наши подруги.
 

«Варяг» не сдаётся

Не скажут ни камень, ни крест, где легли Во славу мы русского флага.

Рудольф Крейнц, Евгения Студенская – слова, Алексей Турищев – музыка М. Голодный

 
Не золотом вылиты буквы «ВАРЯГ»
На чёрных матросских лентах,
Но песня поётся, реет как флаг,
Как сказ из народной легенды.
 
 
И как далеко была та пора?
Столетье и даже побольше,
А будто случилось только вчера.
И нашей легенде столько ж.
 
 
Япония нам объявила войну,
И кто ж обозначился против?
Наш крейсер «Варяг» и ему одному —
Шесть крейсеров, шесть миноносцев.
 
 
С таким вот неравенством сил
Зачем вообще сражаться?
Японский командующий предложил
Русскому крейсеру сдаться.
 
 
Увы, но у русских иной порыв —
Готовы снаряды и ядра —
Идти на прорыв и только прорыв
Из плена японской эскадры.
 
 
Наверх вы, товарищи, все по местам!
Плотнее, ребята, друг к дружке!
В едином порыве бьют по врагам
Все тридцать четыре пушки.
 
 
Зато по «Варягу» – всё вновь и вновь
Почти что две сотни орудий.
Нетрудно представить, как била кровь,
Дышали матросские груди.
 
 
Но как ни неистовствовал враг,
Победа в бою – награда.
«И стал наш бесстрашный и гордый «Варяг»
Подобен кромешному аду».
 
 
«Прощайте, товарищи! С Богом! Ура!
Кипящее море под нами.
Не думали с вами ещё и вчера,
Что нынче умрём под волнами».
 
 
Ваш подвиг – мы в вечности помним о нём,
Герои российского флага.
И сам император устроил приём
В честь славных бойцов «Варяга».
 
 
С их именем в годы Гражданской войны —
Как белые, так и красные —
Ходили сражаться сыны
За Родину нашу прекрасную.
 
 
Когда ж враг всесильный на нас напал —
С Германией вся Европа, —
«Варяг» не только над морем звучал,
Но и в траншеях, в окопах.
 
 
Москва, Сталинград, Варшава, Берлин,
Вперёд! В атаку с «Варягом»!
Он гимном стал, дорогим и своим,
Военным армейским флагом.
 
 
«Варягом» и ныне живёт земля.
Я помню одно из событий:
На Малой Манежной, у стен Кремля,
Шумел, рокотал митинг.
 
 
Идея простая: стране – не пасть.
Звучат голоса сверхдружно:
Сберечь, сохранить Советскую власть —
Вот что народу нужно.
 
 
«Наверх вы, товарищи, все по местам!» —
Настойчиво, громко кричали,
Но не хватало именно там
Надёжных… И мы проиграли.
 
 
Но гордый «Варяг», как и прежде, живёт,
Надежду вселяя, отвагу,
Зовя нас с тобою вперёд и вперёд,
На верность российскому флагу.
 

Железняк – с нами

Он шёл на Одессу, а вышел к Херсону.

 
Признай, как работает мозг наш,
Душа на поверку идёт,
Когда по окопам наотмашь
Бьёт вражеский пулемёт.
 
 
Тихо сидим – как овцы,
За штык, за винтовку держась.
А справа от нас махновцы.
И слева какая-то мразь.
 
 
А что впереди, что прямо?
Туманно, незримо как сон —
Неведомая панорама —
Таинственный град Херсон.
 
 
Такая вот вышла дорога…
Не Невский проспект, не Арбат.
Штыки – их не так уж много,
И десять всего лишь гранат.
 
 
Зато кто тогда был с нами?
Голос его – как флаг:
«Ребята! Пробьёмся штыками!
И десять гранат – не пустяк!»
 
 
Расскажут потом киноленты,
Напишут поэты в стихах.
А имя этой легенды —
Матрос-партизан Железняк.
 
 
Призыв – что ведёт и поныне.
Куда Украина идёт?
Бандеровцы на Украине.
Вперёд, ребята, вперёд!
 
 
Непобедимы ребята.
Реет над нами флаг,
Если в строю, как когда-то,
Наш командир Железняк.
 

Советская Гавань: вадим козин. Из воспоминаний

Вадим Козин – звезда эстрады 30-40-х годов…

Довоенная популярность Козина было феноменальной. Продажи его пластинок неизменно сопровождались километровыми очередями, усмирять которые нередко приходилось конной милиции.

Из передачи ТВ

 
Путаюсь в памятных датах…
Где-то в пятидесятых.
Но помню: в груди било.
И знаю, где это было.
 
 
Даль не для вашего ока,
Дальнее – дальше Востока,
За дальним меридианом,
Где мерится жизнь океаном.
 
 
Крутые цунамные волны
Давней яростью полны,
Рвутся на русский берег
Без всяких условий и мерок.
 
 
Но берег их не боится.
Русские могут биться,
Козни врагов не прощая
И землю свою защищая.
 
 
И ночью глухой, и в зори
Воины наши в дозоре.
Берег родной под защитой.
Для недругов всё закрыто.
 
 
Надёжный форпост державы —
Советская наша гавань.
И кто здесь хоть день пробудет,
Её никогда не забудет.
 
 
День дню не бывает здесь равен,
Зато каждый день славен.
Славен надёжной службой
И крепкой морской дружбой.
 
 
И там среди дней разных,
Помню, был день-праздник —
В одну из далёких вёсен
Его подарил нам Козин.
 
 
Страну опоясала лента —
Песен его легенда.
Страну облетевшее эхо —
И к нам прилетел, приехал.
 
 
Знал и любил его каждый,
Услышавший хоть однажды.
Песнь его делала вечным,
Добрым и человечным.
 
 
«Мой табор», «Любушка», «Осень»,
А главное – сам он, Козин.
Вот так к нам почти нежданно —
Прямо из Магадана.
 
 
И травинки тоньше линя,
И горы Сихотэ-Алиня,
И тени в долинах топких,
И скалы на чёрных сопках.
 
 
Везде – на судах и в зале —
Песни его звучали.
И надо ж: мелодии эти
Внесли в корабельные сети.
 
 
И помню ещё: суббота.
То день особый у флота —
На кораблях разборка,
Аврал – большая приборка.
 
 
Всё, что оставили мили,
Мы тёрли, драили, мыли.
Суда на большом рейде.
Играет флагами ветер.
 
 
И как золотой колос —
Пленящий Вадимов голос…
Весна голубая ли, осень —
И Козин, и Козин, и Козин.
 
 
Песни как птицы летают,
В сердцах растворяясь, тают,
Светлеют, теплеют лица,
И литься им в души, литься.
 
 
И враг уж не столь грозен,
Коль с нами Вадим Козин…
Память – мыслей питомник.
Вот годы прошли, а помню.
 

3
Голоса эпох

Был императором философ

 
Скажи, какой нам лучше профи,
Держащий наш великий дом?
И сколько пота, сколько крови
Во имя чьё мы отдаём?
 
 
 Я жил сполна их голосами —
Эпохи, страны, имена.
И кто же где-то там над нами
Терзали сызмальства меня?
 
 
Кто, где и как народом правил?
Кто и теперь его ведёт?
Кто исключение из правил?
А то и просто идиот?
 
 
А имя – кто ж его родитель?
Кому как флаг оно пойдёт?
Воитель или же мыслитель?
И кто и как его поймёт?
 
 
Вопрос коварный: или – или.
И что-то есть, чего-то нет.
И ты, историк, в чёрной пыли
Ищи и ясный дай ответ.
 
 
А кто отстанет без ответа
Иль вцепится в него горой.
Герой действительно и этот
И одновременно другой.
 
 
Но, может, плох я как фиксатор?
Но встретился всего один
Властитель – римский император,
Он – Марк Аврелий Антонин.
 
 
Вериссимус – то бишь Правдивейший —
Он титул в юности сыскал
И всех – да, всех, к нему входивших —
Улыбкой доброй принимал.
 
 
И с плебсом он делился грошами,
С патрициатом был баланс,
Плохих умел вершить хорошими,
Дарил хорошим новый шанс.
 
 
Да, в жизни тысячи вопросов.
Удача, неудача, сбой.
И осмыслял всё сам философ
В труде «Наедине с собой».
 
 
Вот человек с глазами-искрами,
Кого властитель знал и сам.
Но, сколь слова добры и истинны,
Он узнавал и по глазам.
 
 
Таков он был – философ-стоик.
И это главное – что был.
И я, архивовед-историк,
Его узнал и полюбил.
 

Спасибо, Плиний старший

 
In vino veritas – по пьянке
Весь Рим певал во все гулянки.
И доливал вдвойне, втройне,
Коль раз уж ИСТИНА В ВИНЕ.
А утром, как учил Сапелье,
Везде – глубокое похмелье.
И тут хоть говори, хоть пой —
По Риму смертный перепой.
 
 
Здесь и услышан Плиний Старший.
Сказал жене (иль секретарше):
Отбой пьянящему снадобью.
In aqua sanitas – здоровью
Что более всего нужна?
ВОДА – ЗДОРОВЬЮ! Лишь она!
 
 
И начал Рим умней хмелеть,
А щёки римлян – розоветь,
Шагают в стройном марше —
Спасибо, Плиний Старший!
 

Киник или циник (cynicus)

 
Не ведая ни зон, ни ген,
Жил в старой бочке Диоген,
 
 
Не признавая никого —
Домоуправа ль, ЖКО.
 
 
И тоном мог, и полутоном
Поспорить и с самим Платоном.
 
 
Изобличать чужую дурость —
Была его большая мудрость.
 
 
Таким вот был синопский киник,
Философ, а по-русски – циник.
 

Жил в Афинах Платон

 
Увы, я не знаю, кто ты.
Землицы какой ты житель.
Но мысли мои просты —
Я знаю, кто твой учитель.
 
 
И мне для решенья – лишь миг.
И вмиг всё пойму и измерю:
Уж коль ты его ученик,
Поверю тебе и доверю.
 
 
А к этим я сам пойду.
Глазам их и душам верен,
Подсудный всю жизнь их суду,
И в них я всегда уверен.
 
 
В Афинах вот жил Платон.
В кварталах зелёных и шумных
Создал Академию он
Для самых мудрых и умных.
 
 
Стоял за Платоном весь град —
В заботе словно в полёте.
Учитель его был Сократ,
А ученик – Аристотель.
 
 
Вот так они вместе и шли
В высоком своём служенье.
История всей земли —
Это их продолженье.
 
 
И с тех вот далёких пор,
А с ними и вы живёте.
Три имени – как триколор —
Сократ – Платон – Аристотель.
 
 
А я, ваш учитель, заранее рад,
Верю – не зря живёте:
В ком-то Платон, а то и Сократ,
А может, и сам Аристотель.
 

4
Жизнь как версия

Женщины

 
И тихо, и нежно, и тонко,
А то ослепительно звонко —
Больше, кого-то меньше
Мы обожаем женщин.
 
 
А мне при моём настрое
Давно обозначилась точка:
Из женщин всего лишь трое —
Мама, жена и дочка.
 
 
Мама мне мир открыла,
Дала два могучих крыла.
На них я как Бог летаю
И пропись небес читаю.
 
 
О, вечный судьбы непокой!
Тёплой июльской ночкой
Пушкинской нежной строчкой
Жена меня дарит дочкой.
 
 
Вот так из проросшего зёрнышка
Явилось ещё одно солнышко
С тихой и светлой песней —
Не что-то, а ангел небесный.
 
 
А что же потом – точка?
Доносит откуда-то ухо…
Верю, придёт дочка
От моего внука.
 
 
О, мир неизведанный женщин,
Где мудро всё и красиво!
Мы вам говорим спасибо
От наших сердец – не меньше.
 

Географию правим?

 
Страна восходящего солнца?
Есть ли в словах гармония?
Спроси у любого японца —
Ответит: это Япония.
 
 
Да, солнце восходит с востока —
Утро, самое раннее.
Глядящее в мир око.
Выходит, что самое крайнее.
 
 
Считался весь свет с думами:
Японцам – великая честь.
А сами в Японии думали:
Власть их была и есть.
 
 
Так вот держались япошки,
Мораль их была высока:
Слабы эти китаёшки,
Тонка и у русских кишка.
 
 
Но жизнь, свои игры играя,
Иные являла спектакли —
Сценарием не самурая,
А по-другому. Не так ли?
 
 
И вдруг нам такой презент:
Приехавший на Камчатку,
Открыл он – да, наш президент —
Истории опечатку.
 
 
Взглянув, он подвёл итог,
Желая оценки точной:
Японцы, конечно, восток.
Но мы-то ещё восточней!
 
 
И истина нам ясна,
Поправ ортодокса-японца:
Россия, да, только она, —
Страна восходящего солнца.
 

2022

* * *

 
И ещё – не то что шок —
Пару строк на посошок.
 
 
Помнят и луна, и солнце
Те идеи тех японцев:
И напором, и огнём,
Мол, хоть что-то отстегнём,
В войну, в политику играя,
У России, у Китая.
 
 
И не этот ль прецедент
Чтит сосед наш – президент,
Бывший клоун дядя Вова,
Бурлит его мыслишка снова:
 
 
Украйну – как её ни гни,
Но от России отстегни.
Но глянь: Курилы, Итуруп…
Да, мысли у дядь Вовы – труп.
 

2023

Жизнь как версия

 
Век двадцатый на нас не обидится.
Мы – аскеты не без причин.
На мужчинах прогрессы зиждятся.
Нету времени у мужчин.
 

Е. Дворников

 
Больной? Прокажённый? И что в голове?
Всё формулы, всё логарифмы,
Трактаты – в год по главе.
И лишь порою – рифмы.
 
 
Иное во мне не идёт —
Не ведаю, не принимаю.
Быть может, совсем идиот?
Живу, а об этом не знаю.
 
 
Но как себе ни кажись,
На мыслях каких ни висни,
Ты спросишь: а как же жизнь?
И сам ты в собственной жизни?
 
 
Но у меня есть ты.
С тобой всё легко и нетужно.
И, знаешь, иной полноты,
Пожалуй, мне и не нужно.
 

Пусть бьётся спокойно сердце

Что было, то было.

Музыка Г. Пономаренко, слова М. Агашиной

 
Что было, то было – и в нас с вами жило,
Играло, сверкало, звенело, кружило,
Куда-то бежало, летело, кипело,
И пело, и пело, и пело, и пело,
Шагая сквозь горы, грустя и смеясь.
И всё это дружненько – с нами и в нас.
 
 
Великий простор без конца и без края.
Идём по нему как на струнах играя.
И нам покорялись пространство и время.
Ребята, какие у вас есть проблемы?
Ребята ответят любому и всем:
Когда мы все вместе, то нет и проблем.
 
 
И нашу страну мы не просто любили.
Её мы живыми частичками были.
А у неё мы любимые дети.
И есть ли что ближе, роднее на свете,
Теснее вот этих связующих уз —
Великий, могучий Советский Союз?
 
 
Но что-то случилось: не в лузу целясь,
Нарушили эту великую целость.
И кто из застоя когда-то не вышел,
Тогда, в том застое, Бог видит, не выжил.
Раскрылось второе его существо:
Что было, то было, теперь ничего.
 
 
Но только что скажет и примет ли сердце?
Сердце сжимается, сердце сердится.
За всех нас, за нашу родимую землю
Оно говорит нам: «А я не приемлю».
И солнышко наше от нас не ушло,
Что было, то есть и от нас не ушло.
 
 
В желаньях, стремленьях мы неутолимы,
В движении к лучшему неодолимы.
Пусть бьётся спокойно горячее сердце
И больше на нас никогда не сердится.
Да будет, как прежде, могуча, сильна
Прекрасная наша родная страна.
 

Опыт – внуку

 
Какая жизнь тогда была?
Ругать её нам не пристало.
Да, вот стипендия мала —
Всегда на что-то не хватало.
 
 
Всё весело и всё общо,
Иди и грудь свою не выпять.
Но что-то хочется ещё —
Сходить в кино и даже выпить.
 
 
Всё ярко – мы же молодёжь.
Но мыслили предельно узко:
На сотку, может, и найдёшь,
Но не хватало на закуску.
 
 
Таким вот было естество,
Вот как пришли – вот так и сели,
Так не понявши, отчего
Так быстро мы с тобой косели.
 
 
Дарю я внуку опыт лет
Поры моей безусовой.
Когда идёт он на банкет,
Я говорю: «Закусывай».
 

У них такое искусство

 
Вот так они жили и были.
Кто плох был, а кто хорош.
Быть может, друг друга любили,
Сейчас уже не поймёшь.
 
 
Он – с хваткой Наполеона,
Успеха в науке гарант,
Известный историк-учёный.
Она – его аспирант.
 
 
И жизнь, и наука вместе.
Хоть годы – играет кровь.
Как в светлой и доброй песне —
С наукой пришла и любовь.
 
 
Ревность – на сердце ранка.
На ранке – тупая соль.
Юная аспирантка —
Тупая, щемящая боль.
 
 
Нет, может, не стал идиотом —
Нормальный вроде мужик.
Но совершилось что-то
В самый короткий миг.
 
 
Не усидел на стуле,
Откуда-то взял пистолет.
И вот уже пули, пули.
И вот уж любимой нет.
 
 
А дальше мозг заработал:
Что делать – не делать… Увы…
Спрятать во что-то что-то
И выбросить в волны Невы.
 
 
Не почерк ли идиота?
Иль совершенный дебил?
Ведь было в руках не что-то,
А то, кого он любил.
 
 
Или совсем уж пусто,
И вот пустоты печать.
У них есть такое искусство —
В тиши расчленять, расчленять.
 
 
Отброшу я взгляды косые.
Нам это идёт – не идёт?
Но кто расчленяет Россию,
Я знаю, – тот идиот.
 

И всё-таки вместе

 
На ниве извечного спора,
Кто лучше, – умело и споро,
Закон – никуда не деться —
К отцовству от самого детства.
 
 
И спорим мы поколенно.
Нам с вами всё по колено.
Но тем говорим – Дорогие,
А все остальные – Другие.
 
 
Расселись как в школе – по парте.
Но в классе – два класса, две партии.
Одна – это те, кто босы,
Другая – которые боссы.
 
 
Не будем, пока мы живы,
Перед собою лживы —
Нужны поколенью и боссы,
И те, которые босы.
 
 
Но – вместе от самого детства.
Отсюда и наше действо.
 

Автора представляют

Кредо ветерана: живу по команде «товсь!»

Когда ему вручили медаль «300-летие Российского флота», он сочинил стихотворение, которое потом включил в один из своих сборников и в котором честно признавал:

 
Себе не буду гимна петь я.
Мой вклад сверхскромен был и мал.
Но я из тех, кто три столетья
Россию с моря охранял.
 

Всего четыре года по молодости профессор Евгений Иванович Хаванов прослужил на военно-морском флоте. Но какие это были годы! Главным, конечно, было исполнение долга перед Родиной. Но не только это. Он не столько отдавал, сколько получал сам, окончательно складываясь здесь как личность, как гражданин. Сама атмосфера военно-морской службы, её своеобразный психологический климат внесли свои штрихи в формирующийся характер, помогли укрепить веру в себя, ощутить меру своих творческих возможностей. В 19 лет юный сын Поволжья, тогда электромонтёр нефтеперерабатывающего завода в Новокуйбышевске, призывается в Вооружённые Силы и становится матросом Краснознамённой Амурской флотилии. В минно-артиллерийском учебном отряде постигает азы морской азбуки и торпедное дело. А менее чем через год, уже со специальностью (с красной корочкой!) торпедиста, – на Тихоокеанском флоте, в Советской гавани. Бригада торпедных катеров и потом, до конца службы, – торпедный арсенал.

Служба, конечно, – дело непростое. Свои проблемы, требующие решения. Преодоление их – это и есть становление личности. По части званий, кажется, не особо рос, выше старшины второй статьи не поднимался. Зато более существенно другое. Приехавший с Волги молодой человек ощутил в себе качественную перемену – сближение, соединение двух жизненных начал – флота и поэзии. Поэзия, к которой он испытывал тяготение с ранних лет, именно здесь, на военно-морской службе, становится его домом. Да, он и раньше читал, сам сочинял что-то. Но именно здесь, на флоте, его начали печатать. Газеты «На страже Родины» (Советская гавань) и «Боевая вахта» (Владивосток) открыли ему свои страницы. Откликнулась и Москва – газета «Советский флот», журнал «Советский моряк». Поэтторпедист на исходе службы даже позволил себе рискнуть – поступить в Московский литинститут, послал подборку своих стихотворений на конкурс. Увы, не прошёл. Пришлось вернуться на родную Волгу, поступать в пединститут, а увлечения отодвинуть в сторону. На первый план выступили педагогика, наука, журналистика. Но – не сдавалась и поэзия. Уже будучи доктором исторических наук, профессором, возглавляя в созданном в 1995 году Московском городском педагогическом университете исторический факультет и кафедру истории мировых цивилизаций, он сохраняет верность себе – читает, пишет не только статьи, монографии, учебные пособия, но и стихи. Он – член Союза писателей России. Издаются сборники его стихотворений, в которых живёт и флотская тема. Одну из своих книг он так и назвал: «Наш берег». А ещё одна книга – «Верю – наступит прилив». Единство двух жизненных начал – флота и поэзии – сохраняется. И совсем не зря в рабочем кабинете профессора – почётная грамота от молодёжи. Управления по работе с личным составом Военно-морского флота – за военно-патриотическое воспитание бликуемые впервые. времён службы и после службы. И самые свежие, и пуПредлагаемые читателю стихи ветерана флота – из

Море – это стихия

 
То ль видится, то ли снится…
Пробитый ветрами насквозь,
Сморю на знакомые лица
И слышу команду «Товсь!»
 
 
Гитарный аккорд семиструнной —
Мне гимн по родной земле:
Ведь я, совсем ещё юный, —
На боевом корабле.
 
 
Всё здесь и смело, и круто.
Корабль – он отныне мой.
Под килем – бездонные футы,
И тысячи миль за кормой.
 
 
В море мы – на просторе.
В море нам всё своё.
Море, родное море…
И море – тоже моё.
 
 
Море – это стихия.
Хочу ему быть под стать.
Морю свои стихи я
Писал и буду писать.
 
 
В море умным и скорым —
Сотни очков вперёд.
Самым решительным, спорым
Шансы оно даёт.
 
 
Не доверяй минутам,
Да и секунды не трожь —
Меж баком, шкафутом и ютом,
Коль надо, мгновеньем пройдёшь.
 
 
С первого шага условься
И знай, откуда взялось:
Не говорят «Готовься!»,
А словно как выстрел – «Товсь!»
 
 
Забота моя – торпеды.
А лишнее всё отбрось.
И как предвестье победы
Звучит «Аппараты, товсь!»
 
 
И не уйдёт неприятель,
Скрываясь где-то вдали,
Когда нам с тобой на катер
Поступит команда «Пли!».
 
 
Да, море строго, сурово,
И здесь не ищи уют.
Тебе не дадут и крова
Ни бак со шкафутом, ни ют.
 
 
И слабых оно не прощает —
Их попросту не берёт.
Зато своих защищает,
В обиду своих не даёт.
 
 
И тот, кто был морем принят,
Уже и когда он сед,
Разве тельняшку снимет?
Нет же, конечно, нет.
 
 
И вот далеко от моря,
Прошитый годами насквозь,
Я словно на том же просторе
Живу по команде «Товсь!»
 

Сергей МОЗГОВОЙ, капитан 1-го ранга. Журнал

Военно-Морского Флота «Морской сборник», 2021, № 8.