Текст книги "Аркан. Книга 1. Седьмая вода"

Глава 2. Невольники

Днище корабля воняло тухлыми водорослями, испорченной рыбой, гниющими досками. К этой вони добавлялись ароматы пары дюжин людей, которые имели удовольствие находиться здесь вторые сутки без доступа к элементарным гигиеническим удобствам. Конское дерьмо на кафтане в сравнении с окружающими миазмами ощущалось наименьшим из несчастий.

Рем, наверное, ещё долго пролежал бы в ступоре на вонючих досках, но из прострации его вывели чьи-то жадные руки, обшаривающие карманы кафтана и штанов.

– А ну-ка тихо!!! – взревел баннерет и схватил обладателя рук за запястья, одновременно подскакивая.

Вскочить Аркану не удалось: он ударился головой о доски палубы, которые оказались гораздо ближе, чем хотелось бы, и, наверное, набил себе здоровенную шишку. Воспользовавшись его замешательством, проходимец вырвался и по-паучьи, на четвереньках, перебрался в дальний угол.

Глаза постепенно привыкли к полумраку корабельного трюма, и Аркан осмотрелся. Публика тут обитала совершенно разная.

Первым внимание привлёк грузный парень, который полулёжа привалился мощной спиной к какой-то балке, сложил руки на объёмном брюхе и всем своим видом демонстрировал полное безразличие к окружающей действительности. Белесые волосы, румяные щёки, характерная светлая одежда с красной вышивкой по рукавам и вороту – всё это выдавало в нём северянина. И совершенно непонятно было, какого чёрта северянин забыл в этом трюме?

Второй персонаж смотрел на Рема в упор, открыто и прямо. Казалось, он подумывал над тем, чтобы завязать разговор, но инициативы пока проявлять не собирался. Возраст этого бывалого человека определить было невозможно: его жёсткое, как будто вырубленное из гранита лицо украшали старые, зарубцевавшиеся шрамы, а седина терялась в длинной спутанной шевелюре пепельного цвета. Голубые умные глаза могли принадлежать как сорокалетнему мужчине, так и семидесятилетнему старику. И тело вовсе не казалось стариковским: тугие мускулы и жилы, и – снова шрамы, огромное количество шрамов. Шрамы были видны отлично – из одежды на суровом дядьке были только потёртые кожаные штаны.

Эти двое держались особняком. А ещё в трюме стихийно образовались две очевидные группировки. Одна, в сторону которой отполз неудачливый вор, кучковалась в носовой части корабля, и рожи у этих пятерых субъектов были насквозь уголовными. Может быть, Рему показалось в полумраке, но на предплечьях парочки из них мелькнули характерные узоры, которыми метят друг друга бывалые каторжане и сидельцы из имперских тюрем. Да и говорок слышался характерный – ни черта не понятно, о чём идёт речь.

Ближе к корме расположилась целая компания личностей совсем уж невнятных. Неопрятные, в латаной-перелатанной одежде, заросшие и небритые, они больше всего напоминали бродяг, пьяниц или совсем уж опустившихся подённых рабочих с оптиматского Запада, которыми был полон Аскерон последние несколько лет…

Наконец Рем сообразил, что сам выглядел ненамного лучше: изгвазданный кафтан любого мог сбить с толку, да и перепачканная в грязи рожа уж точно не добавляла импозантности и обаяния. Баннерет снял кафтан и сразу же услышал заинтересованный гул с двух сторон. Арканы не любили броские цвета. Цвет родового знамени – чёрный, а одежду чаще всего они предпочитали серую, коричневую, тёмно-зелёную. Тем не менее качество и крой костюма у знати и простого народа отличались весьма существенно. И если навоз на наряде ещё мог ввести кого-то в заблуждение, то серебряное шитьё на жилете и фасон рубахи не оставили у людей из трюма сомнений – перед ними аристократ.

Ну что же, забрало поднято!

– Маэстру, во имя Огня, и Света, и вечной жизни, кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? – Теперь они должны были иметь в виду ещё и религиозную принадлежность Рема.

– Не мешало бы проявить ещё немного уважения, маэстру, и поздороваться. Всё же вы здесь оказались последним из присутствующих, – подал голос дядька в шрамах.

Молодой аристократ не стал артачиться и изобразил вежливый кивок:

– Доброго времени суток… Меня зовут Рем, я из Аскерона. – Учитывая репутацию своей семейки, он решил назваться прономеном, домашним именем, неизвестным широкой публике.

– Доброго утра, маэстру Рем. – Нахмурившиеся было брови сурового дядьки разгладились, и он протянул руку для приветствия. – Меня зовут Разор, будем знакомы.

Рем пожал крепкую, как кузнечные клещи, ладонь и, подчинившись жесту Разора, присел с ним рядом. Стоять согнувшись всё-таки было неудобно.

– Я бы посоветовал тебе не светить особенно своим аристократическим происхождением, Рем, – тут же начал он. – Гёзы не жалуют высокородных иноверцев.

– Гёзы? – удивился парень.

– Пираты. Ты что, никогда не слышал про Низац Роск и популярских морских разбойников?

Ну, про популяров, обосновавшихся на архипелаге Низац Роск посреди Последнего моря, слышал, пожалуй, каждый в Аскероне. А Арканы ещё и неоднократно рубились с ними по всему побережью. На крупные города типа столицы они нападать боялись, да и вообще – основной целью популяров были оптиматские торговые конвои, совершающие каботажное плавание вдоль материка – с Юга на Север и обратно. Но не брезговали эти мерзавцы и налётами на прибрежные деревеньки и городки, зачастую поднимаясь вверх по течению рек, и тут уж не делали различий между ортодоксами и оптиматами, да и своими единоверцами – популярами – тоже… О творимых ими зверствах ходили легенды, оптиматская знать снаряжала не одну и не две карательные экспедиции на Низац Роск, но толку от этого особого не было.

– Не только слышал, но и схлестнуться довелось, – ответил Рем. – Приятного мало. А вот это словечко – «гёз» – его раньше не встречал.

Ему было примерно лет шестнадцать, когда под знамёнами своего отца он впервые поучаствовал в схватке с пиратами. Да и потом пришлось встретиться с ними уже в качестве стихийного лидера сводного отряда самообороны, о чём вспоминать ему было крайне неприятно…

– Популярское словечко, с северо-востока. Они ведь себя пиратами ни за что не признают… В общем, ты уж как-нибудь поосторожнее. Жилетку сними, рубаху испачкай… А то как забросили тебя в трюм, так я сразу подумал, что ты рвань подзаборная, уж больно видок у тебя был специфический. Наверное, вербовщики тоже так посчитали. Если бы они разглядели в тебе аристократа – либо укокошили бы на месте, либо вообще связываться не стали бы…

– Погодите, Разор, какие, к чёрту, вербовщики? Я никуда не завербовывался! – Всё-таки он был старшим по возрасту, и Рем продолжал называть собеседника на «вы», хотя и последовал его примеру, не употребляя через слово вежливое «маэстру».

– Ну, это ты думаешь, что никуда не вербовался. Сейчас сверху сухари подадут, мы свою порцию возьмём, и я тебе кое-что расскажу…

Молодой человек снял с себя жилет и протянул его Разору:

– Возьмите.

Мужчина принял подарок с благодарностью. Даже жилетка – это всяко лучше, чем прохлаждаться в одних штанах.

Откуда-то сверху вдруг пробился лучик света, разогнав пыльный и дурно пахнущий полумрак корабельного трюма.

– Все отошли от люка! – заорал грубый голос. – Иначе пайка останется у нас!

Никого там и не было, видимо, местные старожилы уже уяснили этот момент. А Рем сидел рядом с Разором и наблюдал за происходящим, находясь в некоем отстранённом состоянии: трюм, популяры, вербовщики – всё это ещё не укоренилось в его мозгу, который не совсем отошёл от кошмарного вчерашнего дня, когда Аркану навязали участие в интригах вокруг скипетра и чуть не прикончили.

– Вот, смотри, – сказал Разор. – Сейчас будет цирк.

Какие-то люди, лиц которых не удалось рассмотреть из-за яркого света, придвинули к краю люка внушительных размеров корзину и вывернули её вниз.

Прямо на доски корабельного днища обрушился поток из сухарей и, кажется, солёной рыбы.

– Жрите, – сказали сверху, и люк захлопнулся.

В трюме всё замерло. Люди настороженно смотрели друг на друга, а потом с кормы к куче еды сунулся кто-то, видимо, самый голодный.

С носа раздался странный, но очень чёткий звук:

– Псть!

Мужичок в потёртой одежде испуганно замер и уставился на приподнявшегося на своём месте одного из каторжан. Тот снова повторил:

– Псть, – и указал пальцем в направлении кормы.

Несчастный ссутулился и отступил. Снова всё замерло. Наконец тот самый тип, который пытался обокрасть Аркана, выдвинулся вперёд. Он по-хозяйски осмотрел провиант и принялся выбирать лучшие куски для своих товарищей.

– И что? – обратился Рем к Разору. – Мы будем на это вот так смотреть? Там же наша порция тоже есть? Мне как-то не улыбается подбирать объедки с днища.

Разор ухмыльнулся, и улыбка эта получилась у него довольно зловещей.

– Я, можно сказать, ожидал этих твоих слов. Нас теперь двое… – Он глянул в сторону толстого северянина, который хмуро наблюдал за тем, как воришка щупает и перебирает провизию. – А может, и трое… Пора навести здесь порядок!

В этот момент трюмный сиделец уже набирал себе еду – прямо в загнутую для удобства рубаху, абсолютно не переживая по поводу того, что оставалось прочей публике. Компания на носу явно ожидала развития событий. Кто-то из каторжан цыкнул по-особенному, и воришка закончил выбирать пищу и двинулся к своим.

– А ну стоять, – вдруг чётко проговорил Разор и распрямился.

Теперь все глаза смотрели на него. Рем встал рядом с этим суровым человеком. Даже северянин отринул свою апатию и из положения лёжа переместился на корточки.

– Здесь, в трюме, больше двух дюжин человек. Вас там, на носу, пятеро. И ещё этот. – Тут Разор показал пальцем на замершего в нелепой позе типа с едой. – Он взял больше половины. Так дела не делаются.

Тот, который цыкал зубом, эдак вальяжно произнёс:

– А ты деловой, дядя? Обзовись-ка!

– Я тебе не дядя. Племянничек нашёлся… Делить будем поровну, понятно? – Ни один мускул не дрогнул на лице Разора.

– А ты что, самый правильный? Люди хотят есть, и они будут есть. А те слизняки, – каторжанин указал на корму, – они могут жрать друг друга. Если ты силён, дядя, то возьми что осталось, на тебя хватит.

– Здесь не каторга и не тюрьма. Мы все здесь в одной заднице. У нас тут нет мастей и нет обиженных, – настаивал Разор. – Поэтому делить будем поровну.

Рем не очень понял про масти, но каторжане, видимо, знали, о чём идёт речь. Вон как глаза загорелись!

– Здесь будет так, как решат люди, – гнул свою линию их предводитель.

Именно у него змеились татуировки на руках. Он как-то особенно выдохнул:

– Хо! – и все его сообщники поднялись и встали у него за спиной.

Воришка, кстати, проворно переместился в глубокий тыл. Драться с превосходящими силами противника было страшно. С другой стороны, Рем был в своих ботфортах, которые сами по себе являлись неплохим средством самообороны. А ещё имелся мощный союзник, может, даже два. И у каторжан не было никакого оружия…

– Ты просто прикрой мне спину, – буркнул Разор.

Рем кивнул, ощущая, как мерзко тяжелеют колени, и несколько раз резко выдохнул: иногда это помогало. Вдруг ситуация коренным образом изменилась: северянин, мимо которого как раз продвигались каторжане, резко привстал и огромной ручищей отвесил ужасной силы оплеуху главарю. Тот кубарем покатился на нос корабля, на ходу сбив двоих своих людей. Не дожидаясь продолжения, Разор и Рем кинулись на врага. Разор разделался со своим противником двумя хлёсткими ударами в корпус, ещё одного дёрнул за ногу северянин, обрушив каторжанина на доски днища. Рему остался воришка, и парень не стал церемониться: схватив за грудки, швырнул его о борт. Вор сполз вниз, теряя продукты: рыбу и сухари, которые вываливались из-за пазухи и из карманов.

Каторжане были разгромлены.

– А теперь каждый может подойти сюда и получить по два сухаря и одной рыбине. Спокойно, без шума, по очереди. После этого мы пересчитаем остатки и разделим всё поровну, – отдышавшись, сказал Разор.

Северянин одобрительно кивнул и первым протянул свою лапищу. Ладонь его была похожа на лопату. Два куска хлеба и сушёная рыба смотрелись в такой лапе совсем по-детски. Однако он ничего не сказал, спокойно взял свою еду и принял привычное положение, привалившись к балке. Потихоньку, недоверчиво потянулись несчастные с кормы. Они делали руки лодочкой, и Разор клал туда положенную порцию. Наконец остались только побитые каторжане.

– А вы чего? Давайте подходите! – замахал рукой лидер победителей.

Эти шестеро были несказанно удивлены.

– Я же сказал: мастей и обиженных тут нет. Всё будет поровну. Мы в одной заднице. – Разор излучал благодушие.

– Ну ты даёшь, дядя! – крякнул главный сиделец, массируя ушибленное лицо.

И они действительно подошли и взяли каждый свою порцию. Последним остался главный, татуированный.

– Я – Сухарь, – сказал он и протянул руку для рукопожатия. – Ты теперь тут всё держишь, дядя?

– Меня Разор зовут. И я тебе не дядя. Будь ты моим племянничком, я бы отлупил тебя раз в пять сильнее, чем этот парень… И да, я буду тут следить за порядком и дисциплиной.

– Так ты из легионеров?.. – полуутвердительно произнёс Сухарь.

– Почти, – хмыкнул Разор.

Сухарь пожал руку и Рему, так что тому пришлось назвать своё имя.

– Благородный?.. – с той же интонацией проговорил Сухарь.

Аркан сделал неопределённый жест рукой, чем каторжанин был вполне удовлетворён.

– Рыбку лучше сразу не кушать, – доверительно сообщил Сухарь напоследок. – От неё пить сильно хочется, так что лучше подождать, пока ведро спустят.

Все сидели, грызли сухарики и слушали, как за бортом плещется вода. А потом Рем подобрался к северянину поближе и сказал:

– Меня Рем зовут. А тебя?

– Микке, – ответил тот.

– Ты северянин?

– Да. Саами.

– Что «сами»?

– Мы – саами. Я – саами.

Мозги у Аркана заскрипели, но в итоге на ум пришёл когда-то прочитанный опус о Севере. Там речь шла про общественное устройство, культуру, собственный язык… Упоминалось и самоназвание северян – саами.

– Благодарю тебя за помощь, Микке. – Рем не очень-то знал, чего ещё сказать. – Обращайся, если что.

– Хо-орошо. – Он говорил, интересным образом растягивая гласные.

Так, мало-помалу, жизнь в трюме вошла в колею.

Роль параши выполняло спускаемое через люк ведро, роль еды – сухари и рыба, которые швыряли оттуда же. С водой ситуация была сложной, хотя теперь, после внесения Разором изрядной порции порядка и дисциплины в трюмный быт, все получали по три кружки в день, благодаря чему конфликтов не возникало. Поскольку бытовыми вопросами теперь руководил Разор, а Рем во всём его поддерживал, волей-неволей вокруг них сформировалось некое общество, в котором товарищи по несчастью и коротали время, пытаясь осознать всю горечь своего положения.

Каждого из них захватили в плен так называемые «вербовщики» с Низац Роск. На этом архипелаге свили своё гнездо пираты-популяры, или, как они сами себя называли – гёзы. Гёзы использовали небольшие галеры – парусно-вёсельные суда, на пятьдесят-семьдесят человек команды. И конечно, на галерах имелись гребцы, мускульная сила которых и являлась основным движителем корабля. Парус в шхерах и банках Низац Роск и в узком фарватере рек – дело второстепенное. Главное – манёвренность. А манёвренность – это вёсла.

Где взять гребцов? Правоверные популяры грести не хотели. Они предпочитали заниматься делами куда более достойными: убийствами, грабежами, на худой конец – торговлей или ремеслом. Тем более численность населения архипелага была очень ограниченной, а все обжитые места представляли собой пиратские базы, где можно было отремонтировать корабли, пополнить запасы провизии и пресной воды, временно складировать добычу и удовлетворить свои потребности в плотских удовольствиях. Так что вопрос с гребцами стоял остро.

Решали проблему при помощи пленников, захваченных в набегах, или пользуясь услугами вербовщиков. Банды похитителей людей орудовали по всему побережью, выискивая подходящих мужчин. Чаще всего в их лапы попадали обездоленные и пропащие личности, которых никто не хватится, но иногда случались и казусы.

Так, например, Микке, при трагических обстоятельствах оказавшийся вдалеке от родного Севера, впервые попробовал самогон, и его взяли тёпленьким прямо на пристани. Разора просто-напросто сдали свои же друзья-соратники, которым вдруг стали сильно мешать его принципы. Притом этот суровый человек никак не желал признаться, чем же таким он занимался в своей прошлой жизни.

Рем Тиберий Аркан тоже был типичной жертвой неудачного стечения обстоятельств. Подвели, как и предполагалось, испачканный говном кафтан и в целом непрезентабельный вид. Вербовщики уже загрузили трюм этой посудины необходимым количеством голов живого товара и возвращались с попойки, когда увидели его, такого печального и матерящегося, выходившего из конюшни. За кого они приняли парня – неизвестно, но уж точно не за достойного потомка скандально известной фамилии Арканов.

На вёсла пленников до сих пор не посадили только потому, что корабль вербовщиков был парусным. Обычный плоскодонный транспортник, годный для каботажного плавания, но никак не для морских баталий и лихих манёвров. Слишком уж характерными были очертания гёзских судов, чтобы свободно бороздить акваторию герцогства Аскерон. Вот мерзавцы и перестраховались, маскируясь под обычных торговцев.

* * *

Наконец долгое плавание подошло к финалу.

– Эй, бездельники! На выход! – закричал кто-то, и в люк спустили лестницу.

Солнечные лучи, свежий морской бриз и крики чаек были куда приятнее тухлых ароматов трюма и матерщины товарищей по несчастью. Щуря глаза от яркого света, Рем огляделся и нашёл подтверждение всем своим догадкам и словам Разора: это точно был Низац Роск. Каменистые острова с редкими участками плодородной земли, обилием узких проливов и островков-шхер. Транспортник вербовщиков как раз причаливал к длинному пирсу из каменных блоков, где бурлила толпа мужчин, одетых в одном стиле: короткие штаны «пузырями», чулки, кафтаны… Всё – ярких цветов, от лимонного до небесно-синего. Ну точно – популяры!

– Пошевеливайтесь, живее! – Пленников подталкивали в спины, заставляя двигаться в сторону одного из вербовщиков, рядом с которым лежала целая груда деревянных приспособлений вполне понятного предназначения.

Это были колодки. Их устройство не менялось, наверное, со времен Прибытия! Три дырки, одна, побольше – для головы, две для рук. Замок располагается таким образом, что пальцами до него не дотянуться, даже если бы ключ оказался где-то неподалёку. Неудобно, тяжело и натирает затылок, да и тело затекает в одном положении.

Орудие пытки защёлкнулось на шее Рема, и вербовщик отвесил парню пинок под зад, направив его в сторону трапа. Мысли о побеге, мелькавшие в голове Аркана, тут же исчезли, когда он увидел, что почти все популяры на берегу неплохо вооружены, и кроме того, у пирса дежурил баркас, битком набитый лучниками.

В толпе на берегу возникло оживление, и, расталкивая людей, к самому трапу пробился очень колоритный персонаж.

– Я забираю их всех себе! – заорал он, демонстрируя полный рот золотых зубов, сверкающих на солнце.

Этот крупный мужчина вообще привлекал внимание: дородный, рыжеволосый и рыжебородый, с ужасающей величины носом, огромными золотыми серьгами в ушах, золотыми перстнями на пальцах. В одежде его преобладали все оттенки красного, и рожа у него была тоже красная, как спелый томат.

– Это какого дьявола? – возмутился главный вербовщик. – Мы выставим их на торги.

Красный человек пошарил у себя за пазухой, выудил оттуда объёмистый кошель и швырнул его на палубу корабля.

– Вот! – снова заорал он. – Бери и проваливай, пока я не поджёг твоё корыто и не заковал тебя самого в кандалы!

Вербовщик хотел ещё поторговаться, но кто-то из команды уже поднял кошелёк, и, судя по одобрительным возгласам, денег там хватало.

– То-то же! – дурным голосом возопил красный. – Эй, ребята, вяжите это мясо рядами и вперёд, за мной! Давай-давай!

Из толпы выбрались несколько человек, в чьей одежде также преобладал кричаще-красный оттенок, и, используя корабельные канаты, принялись привязывать узников друг к другу, в колонну по одному.

– Ну, пошевеливайтесь! – Тычки и пинки не заставили себя ждать.

Приходилось пошевеливаться. Тяжелее всего было здоровяку Микке: колодки всем надели абсолютно одинаковые, и шею северянина (хоть и изрядно похудевшую за время путешествия в трюме) натирали грубые доски, доставляя большие неудобства. Он угрюмо сопел и глядел на популяров из-под светлых бровей, сверкая голубыми глазами.

Рему подумалось, что северянин может потерять контроль над собой… Такие флегматики долго терпят, но если сорвутся, то держись! Не дай Бог, терпение Микке кончится – тут всем не поздоровится… И самому Микке в первую очередь.

Эти популяры, видимо, имели большой опыт в обращении с живым товаром. Пленникам не позволяли остановиться и осмотреться, гнали и гнали вперёд, контролируя колонну с обеих сторон.

С колодкой на шее не особо налюбуешься на окружающие красоты, однако кое-что Рем разглядел. Остров был густо населён, узники прошли уже тысячи две шагов, а дома всё ещё попадались на их пути. Удалось увидеть и популярский молельный дом: характерное беленькое здание с обсервационной площадкой на крыше.

– Сто-ой! – заорал рыжий. – Направо! Давай-давай!

И колонна невольников повернула направо. Явно – к морю. Под ногами хрупала мелкая галька, прибой обгладывал камни пирса, разбивая волны на тысячи брызг. Ветер усиливался, и гёзы торопились, подгоняя колонну тычками и пинками.

– Какого чёрта их нет?! Уоррен должен был уже привести корабль!!! – раздался громкий, уже успевший набить оскомину голос.

– Капитан, взгляните! – откликнулся другой гёз.

Аркан согнулся самым причудливым образом, вытянул шею и тоже повернулся в сторону моря.

Рыжий популяр (он, конечно же, был капитаном), прикрывая глаза ладонью-козырьком, смотрел в сторону небольшого мыса, поросшего соснами. Рем проследил за его взглядом и на мгновение забыл, где и в каком положении находится.

Это, чёрт возьми, было прекрасно! Огромный красный корабль выходил из-за мыса, и ветер раздувал его паруса. Вёсла синхронно вздымались и опускались, пенили воду, толкая невероятных размеров галеру вперёд. Корабль явно не был похож на любое из судов гёзов, которые Рему доводилось видеть. В два, а то и в три раза больше, удивительного красного цвета, с тремя мачтами и ровными рядами вёсел – он производил неизгладимое впечатление.

А потом Аркан ещё раз взглянул на его вёсла и всё понял.