Текст книги "Аркан. Книга 5. Исход"

За ним следовал эскорт из дюжины зверобоев во главе с верным Луи. Эти воины привыкли к тому, что Аркан их порой не замечает. Главное – они сами бдили и замечали всё! Их герцог был в безопасности.

* * *

– Вы нас используете, – сказал Исайя Арханий, с вызовом глядя на Рема. – Вы не доставите нас в Первую Гавань, верно? Вы хотите дать бой войску Краузе прямо здесь, мы все это поняли. Вы не просто так вытащили нас и наши семьи из Кесарии… Решили всё за нашими спинами. Несколько тысяч мужчин – отличная смазка для клинков рыцарей. Чем больше мы убьём здесь, тем меньше придёт к вам, в Аскерон, когда объявят Крылатый Поход…

Рем оценивающе осмотрел группу угрюмых мужчин, которые встретили его на берегу. Старый Исайя, другие старшины Ремесленной стороны – они выглядели уставшими, напряжёнными, даже – напуганными. Что могло напугать ортодоксов? Вот такой вот разговор с Буревестником, конечно. Крутой нрав и вздорный характер этой семейки вошёл в народные предания, так что высказать одному из Арканов претензию прямо в лицо – это было действительно страшно.

Дело могло принять скверный оборот – всё-таки кесарийцы составляли большую часть его войска, пусть и наименее боеспособную. Лишившись их доверия, он мог потерять всё. Проиграть сражение, проиграть кампанию и в итоге – войну.

Однако, с другой стороны, они пришли к нему прямо сюда, к сооружённому наспех причалу, не стали выносить свои сомнения и претензии на общее обозрение, привлекать толпу своих земляков… Это тоже кое о чём говорило. Мосты ещё не были сожжены, этих людей ещё можно было убедить и сделать по-настоящему своими. Аркан качнулся с пятки на носок и обратно. Что он мог предпринять в данной ситуации? Что мог сделать, чтобы эти конкретные люди ему поверили?

– Я буду здесь… – начал он, а потом прервался, замолчал, задавил слова на выходе из гортани, огляделся – и увидел среди своего сопровождения брата Мартелла. – Господь Всемогущий, в конце концов… Брат Мартелл, мне нужна реморализация.

Все смотрели на него как на умалишённого: реморализация – после всего, что произошло в Кесарии, после сотен сожжённых домов, тысяч убитых, после того, как земли по обоим берегам Рубона превратилась в пустыню?! Каждый из присутствующих был ортодоксом, взрослым мужчиной, каждый из них знал, что стоит за этим величайшим религиозным таинством и что испытывает человек, который решается пройти его.

– Но, ваше высочество, вам предстоит… – Брат Мартелл, как священник, не мог отказать верующему в таком требовании – но как воин и человек опытный, понимал, что реморализация при всей её пользе для духовной жизни может быть весьма болезненной и опасной для физического состояния.

– Эти люди мне не верят. Они сомневаются в том, что я пытаюсь спасти их и всех моих единоверцев максимально эффективно и с минимальными потерями. – Аркан говорил рублеными фразами, лицо его горело, сердце стучало так, что дрожала кираса. – Я не знаю иного способа убедить их. Все слова бессмысленны, если в них не верят. Как я могу сделать так, чтобы они поверили? Я – не могу.

В душе его бушевала буря. После всего, что он для них сделал! Кто ещё полез бы в Кесарию, кто пошёл бы на верную смерть во время выборов императора? Кому вообще было на них не наплевать, кроме него, Рема Тиберия Аркана Буревестника?! Да они должны… Герцог скрипнул зубами – такие мысли ещё больше убеждали его в необходимости реморализации. Увериться в собственной святости и непогрешимости – вот худший из соблазнов для любого Аркана. Дьявол знает главную слабость каждого из этой семьи: честолюбие, жажду признания, всеобщего восхищения и преклонения!

– Гордыня – самый страшный из грехов, – прошептал одними губами Рем и опустился на одно колено перед братом Мартеллом, прямо в грязь разбитого сотнями ног берега Сафата. – Отче, согрешил я перед Небом и перед людьми и уже недостоин называться чадом Божиим…

Старый капеллан глубоко вздохнул, поднял очи к небесам и начал громко читать первые строки из Малого чина реморализации:

– Ныне отпускаешь чадо Твоё, Господи, по слову Твоему с миром, ибо видели очи мои спасение Твоё, которое Ты приготовил перед лицом всех народов, свет к просвещению язычников и славу народа Твоего…

Аркан почувствовал сухую ладонь священника, которая прикоснулась к его лбу – а потом в голове Буревестника как будто ударили в набат все соборы Кесарии разом, слух наполнился криками сотен убиваемых и горящих заживо, а в глазах заполыхали огни сожжённых городов.

* * *

Он встал с земли, шатаясь, спустя четверть часа, не раньше. Герцогский плащ выглядел как грязная тряпка, лицо Аркана подошло бы скорее смертельно больному старику, чем молодому мужчине, сильному воину в самом расцвете лет. Под его воспалёнными глазами пролегли чёрные круги, волосы были спутаны, лицо искривлено в гримасе страдания, из носа текла кровь.

– Я буду здесь, с вами, соратники мои и братья, – хрипло, тихо сказал он и утёрся. – Здесь, на этом берегу. С начала и до конца, с лопатой в руках и с мечом – на бастионах, которые мы построим вместе. Если вы погибнете – я погибну с вами. Жребий брошен, фигуры расставлены. Теперь моя ценность – не большая, чем ценность простого пехотинца. Пойдёте ли вы со мной?

Исайя Арханий, взглянув в глаза Аркана, вдруг опустился на одно колено и проговорил:

– Отче, согрешил я перед Небом и перед своим господином и уже недостоин называться чадом Божиим…

Остальные старшины один за другим становились на колени в грязь:

– Отче, согрешил я…

– Отче, согрешил я перед Небом и перед своим господином…

Брат Мартелл, лицо которого выглядело немногим лучше аркановского, глубоко вздохнул, а потом простёр руки над склонившимися кесарийскими ортодоксами и речитативом начал произносить слова Малого чина:

– Ныне отпускаешь чад твоих, Господи…

В ту ночь каждый из ортодоксов войска Аркана прошёл через таинство реморализации. Если бы оптиматы напали в этот момент, они наверняка смогли бы разгромить противника без особых усилий – воины были опустошены, раздавлены и сломлены. Но, видимо, высший суд ещё не вынес свой приговор герцогу Аскеронскому и его людям: утром засияло солнце, застучали кирки и заступы, послышался визг пил, топот ног и слова молитв и проклятий – ортодоксы взялись за работу. Теперь они были готовы встретить своих врагов – как никогда раньше.

Глава 23
Битва при Шаранте

Солнце стояло в зените, когда на башнях Шаранта затрубили рога, возвещая о пришествии неприятеля. Ополченцы-ортодоксы, которые только-только собирались приступить к обеду, вскакивали со своих мест, тянулись к оружию… Но Аркан Буревестник был спокоен: он сосредоточенно дул на наваристый горячий кулеш в деревянной ложке, сидя на чурбачке у костра.

– Маэстру, мы успеем пообедать, я вас уверяю, – сказал он. – Советую воспользоваться моментом: когда удастся поесть горячего в следующий раз – одному Богу известно.

Наблюдать такую безмятежность своего вождя ортодоксам было в диковинку. Последние сутки он, кажется, ни мгновения не сидел на месте, находился одновременно везде и всюду. Там – с лопатой роет ров, тут – с киянкой забивает колья, здесь – тащит корзину с камнями для пращников. Немудрящие эти метательные орудия, распространённые среди зверобоев, уже нашли своих почитателей и среди кесарийских ополченцев. Конечно, неугомонный Аркан стяжал популярность неменьшую… И вот теперь – он даже и не думал прерывать трапезу, являя собой образец спокойствия и умиротворения!

– Ваше высочество?.. – с некоторым удивлением проговорил Исайя Арханий, который уже торопливо застёгивал ремешки шапели.

– Кулеш очень хорош, кто у вас кашеварил? Замечательно получилось… Сядьте, маэстру, покушайте. – Аркан отправил в рот ложку с варевом и с аппетитом принялся жевать.

Ортодоксы, переглянувшись, расселись на свои места. Если герцог настолько уверен, что прямо сейчас атаки ожидать не стоит, а горячий, ароматный кулеш стынет – то оно как бы и не зазорно! Караульные бдят, до боевых постов – шагов тридцать, не больше, так что… Воины снова взяли в руки миски и ложки и, по примеру Аркана, принялись обедать – степенно, с толком. Невозмутимость герцога отчасти передалась и им.

Очистив миску до последней крупинки и даже вымазав посудину хлебом – по-хуторянски, Буревестник встал, отряхнулся, утёр губы тыльной стороной ладони и сказал:

– А теперь на стены, маэстру! – И протянул руку, принимая у Шарля шапель с подшлемником. – Посмотрим, кто пожаловал к нам в гости!

Шагая по земляной крепости, возведённой за последние три дня на мысу, образованном двумя реками, Аркан испытывал чувство глубокого внутреннего удовлетворения. Ортодоксы возвели три линии обороны на пути к пристани у реки, состоящие из рвов, валов, сложенных из фашин редутов, крепкого частокола. Располагались они на расстоянии полусотни шагов друг от друга, концентрическими полуокружностями. Высота укреплений – в рост человека на первой линии, в полтора – на второй и в два – на третьей, позволяла в случае отступления держать оставленные позиции в поле зрения – и под обстрелом. Работа проделана титаническая!

Подошвы ботфорт герцога простучали по дощатому настилу, быстрыми шагами он пересёк расстояние до наружной деревянно-земляной стены, по лестничным пролётам поднялся на помост и, прищурившись, взглянул на холмистую прибрежную равнину. Ропот и гул раздались за спиной Аркана. Ортодоксы, очевидно, были впечатлены! Впереди, на возвышенности, реяли знамёна оптиматов, у подножия холмов двигались массы войск. Ветер доносил отрывистые команды, звуки труб, лязг стали, конское ржание. Самозваный император Карл Вильгельм фон Краузе наконец привёл свою армию! Они точно видели лагерь ортодоксов, разглядели чёрные знамёна над Шарантом…

Рем прекрасно знал чувство, которое испытывали многие из его воинов, особенно – молодых, до исхода из Кесарии не принимавших участия в битвах. Каждый из них сейчас смотрел на многочисленную вражескую армию – вооружённую, грозную, – и как никогда ощущал собственное одиночество. И страх. Страх тянул свои липкие щупальца, стремился поселиться в сердцах, заставлял дрожать колени, а лбы – покрываться испариной…

– Что, маэстру, много их?! – зычно выкрикнул Буревестник. – Грозные воины, цвет Центральных провинций, пришли сюда, чтобы убить нас! Множество храбрых рыцарей и умелых ландскнехтов! Но взгляните на них! Смотрите на них внимательно – и убедитесь, что мы выиграли половину битвы до того, как вступили с ними в бой!

Слова Аркана казались удивительными и странными ровно до того момента, пока люди не последовали его совету. Офицеры достали подзорные трубы, простые воины прикладывали ладони козырьком ко лбам, прикрывая глаза от солнца и разглядывая развернувшееся перед ними действо. Походные колонны оптиматов медленно двигались по сырой от вчерашней непогоды земле, постепенно разворачиваясь в боевые порядки на покрытых свежей весенней травкой пологих склонах прибрежных холмов. Меж линией этих небольших возвышенностей и укреплениями ортодоксов пролегала полоса земли около полуверсты шириной, тщательно очищенная ортодоксами от растительности, которая пошла или на укрепление фортеции, или – в костры. Эта полоса хорошо просматривалась – и простреливалась. Враги не торопились пересекать границу холмов, замерли в отдалении…

– Да они выдохлись! – вдруг с удивлением проговорил молодой ополченец из кесарийских ортодоксов. Он рукой в перчатке сдвинул шапель на затылок и ткнул пальцем в сторону войска оптиматов. – Это уже не армия, это сброд!

Ответом ему стал одобрительный гомон. Конечно, назвать сбродом войска, которые пришли к месту слияния Сафата и Рубона, было преувеличением. Но, определённо, многие отряды, особенно те, которые первыми показались в виду позиции ортодоксов, представляли собой печальное зрелище. На поверку – яркие полотнища знамён оказались закопчёнными, доспехи воинов – заляпанными грязью, рыцарские скакуны едва волочили ноги. В оптику можно было рассмотреть измождённые лица воинов – небритые, с красными от недосыпа глазами, у некоторых – с явными признаками физического и психического истощения. Многодневный марш по выжженным пустошам дорого дался сторонникам самозванца!

– Как бишь Аркан сказал? «Выиграли половину битвы»? – переглядывались солдаты. – Осталось выиграть вторую половину…

Аркан же в это время опустился на одно колено и сначала тихим, а потом всё более и более сильным голосом начал произносить священные строчки:

– Прославлю Тебя, Господи, всем сердцем моим и пред Ангелами воспою Тебя, ибо услышал Ты слова уст моих!

– Тихо, тихо, дуралеи, наш герцог молится! – принялись шикать на гомонящих соратников зверобои. – Слышите? Слышите, что он поёт?

– В день, когда призову Тебя, немедля услышь меня! Наполни душу мою могуществом Твоим! – Голос Буревестника стал почти требовательным, яростным, и сначала аскеронцы, а потом и все остальные подхватили один из древних боевых псалмов, с которыми шли на войну их деды и прадеды:

– Если пойду я путём скорби, Ты даруешь мне жизнь:

Руку Твою простёр на лютых врагов моих, и спасла меня десница Твоя!

Господь воздаст им за меня. Господи, милость Твоя вовеки!

Нас, сотворённых рукой Твоей, не отвергни!

Голоса тысяч мужчин, стоящих на стенах земляной крепости, слились в один – низкий, хриплый, сильный, поющий те самые стихи без рифмы… Слова как будто плетью хлестнули по рядам передовых отрядов оптиматов. Сначала они качнулись назад, а потом некоторые из воинов, явно придя в некое противоестественное неистовство, ринулись вперёд, позабыв про усталость и истощение. Сотня, две, три – почти полтысячи солдат, по большей части не очень хорошо вооружённых и экипированных, повинуясь мгновенному порыву ярости, рыча, вопя и едва ли не исходя пеной, бежали через вытоптанное поле к позициям ортодоксов, потрясая оружием.

Такой эффект оказался внезапным: Аркан и подумать не мог, что псалом может подействовать на врага подобным образом – он просто молился, как и всегда перед боем, а его солдаты – люди глубоко религиозные – поддержали своего герцога, вот и всё, но… Этим безумством следовало воспользоваться, и поэтому Рем быстро встал с колен, обернулся и махнул рукой Шарлю, который сегодня играл роль сигнальщика.

– Залп! – крикнул герцог.

Шарль взмахнул флажками, и там, на куртине и двух башнях замка Шарант, обращённых в сторону берега Сафата, бородатые гномы дёрнули за спусковые рычаги, металлические тетивы аркбаллист пришли в движение – и четыре свинцовых шара со страшной скоростью пересекли рукав реки, пролетели над головами ортодоксов, обороняющих фортецию, и врезались в толпу оптиматов, несущихся ко рву и валу первой линии укреплений.

Утробный хруст и дикие вопли разнеслись над полем боя. Четыре кровавые борозды пролегли в рядах атакующих.

– Пращи к бою, дротики к бою, луки к бою! – послышались команды баннеретов.

Аркан и не думал вмешиваться на сей раз – его люди знали, что делали. Уже спустя несколько секунд воздух наполнился гулом метательных снарядов, пролетающих над головами защитников первой линии. Первыми кровавую жатву собрали стрелы, следом – свинцовые пули из пращей, последними – дротики, брошенные крепкими руками стоящих на стенах воинов.

До рва с кольями на дне добежало не больше пятой части обезумевших врагов, и все они полегли, не успев даже скрестить оружие с ортодоксами, которые поражали их как рыбу, идущую на нерест, без малейшего вреда для себя.

Всё это время надрывались трубы, били барабаны на той стороне: оптиматские военачальники призывали свои войска к порядку. Видимо, для них самих такое поведение солдат стало неожиданностью. У Рема были мысли на сей счёт: заражённые фанатизмом Белых Братьев, бесславно погибшие люди, скорее всего, были точно такими же одержимыми, как синелицые на Севере, сектанты – поклонники святого Ягенария, вилланы баронства Дарманен, демонические капитаны Низац Роск или наги… Они пустили в свои сердца тёмные силы – и теперь не могли их ослушаться…

Но руководили воинством Центральных провинций всё же люди, которым нельзя было отказать в наличии воинского опыта и здравого смысла: ни один из отрядов не сорвался на помощь поддавшимся безумному порыву соратникам. Напротив – началась перегруппировка. Всё-таки первая атака дала оптиматам возможность оценить ресурсы и крепость позиции своих врагов – и они намеревались использовать полученные знания, чтобы организовать новый штурм.

* * *

Следующая атака не заставила себя ждать. Арбалетчики в коттах красно-белых цветов Роттерланда выдвинулись вперёд под прикрытием больших, в человеческий рост, мантелетов. Их было сотни две, не меньше. Шагах в ста от них строились в плотные колонны латники Вайсвальда – около пяти или семи сотен серьёзных вояк под бело-зелёными знамёнами. Какие-то шевеления шли и на холмах – противник явно готовил дополнительные воинские соединения на случай успеха первой волны штурмовиков.

Обгорелые доски, тележные колёса – всё это давало понять, что осадные щиты оптиматы собирали наспех, вероятно, поживившись строительными материалами в сгоревших населённых пунктах. Таким эрзац-укреплениям было далеко до настоящих, капитальных мантелетов, обитых листами железа и обтянутых сырыми кожами, но и закопчённые доски давали кое-какую защиту.

Когда арбалетчики приблизились на двести шагов к первой линии укреплений, началась стрелковая дуэль. Лучники ортодоксов выглядывали из-за частокола, выпускали стрелы – и прятались снова. Работать через головы, навесом, как умели пращники, было практически бессмысленно – расход боеприпасов для уничтожения одного противника оказался бы просто чудовищным. Аркбаллисты со стен Шаранта также не вступали в дело: их высокое расположение давало преимущества в дальности, но не в прицельности! Одно дело – обстреливать плотное скопление противника, другое – поражать одиночные цели, пусть и довольно крупные. Стоило признать: стрелковый бой был не самой сильной стороной ортодоксального ополчения, особенно – на дальней дистанции…

Сейчас защитникам фортеции очень не хватало союзников-полуэльфов, но у Чёрных Птиц была своя, не менее важная миссия.

Аркан посматривал на врагов сквозь щель в брёвнах частокола. Как и другие мечники, он прятался под прикрытием толстых брёвен, ожидая своей очереди вступить в бой – и был уверен, что такая возможность скоро представится: светлые котты латников Вайсвальда и арбалетчиков Роттерланда придвигались всё ближе! Это казалось некоторым образом символичным: оптиматы вырядились в белые одежды, прицепили на шлемы крылышки и всячески выставляли себя воинством Света. Ортодоксы же сражались под чёрными пугающими знамёнами Аркана, а основные элементы мужского гардероба у сторонников старых обычаев всегда шились или из выделанной кожи, или из материи гораздо более практичных цветов – коричневой, чёрной, серой.

– Ха-ха-а-а, – вырвался смешок изо рта Рема.

Исайя Арханий, который чувствовал себя в некотором роде виноватым в том, что герцог отказывается покидать передовые позиции, и не отходил от него ни на шаг, покосился на Аркана:

– Ваше высочество?

– Они там вливают в уши своим воинам, будто сейчас разворачивается сражение сил Света с армией Тьмы, – ухмыльнулся герцог. – Если они победят – то так и напишут. Как хранимое Фениксом войско во главе с благоверным монархом Карлом Вильгельмом и при поддержке пресветлых эльфов разгромило мракобесов и убийц из свиты Чёрного Герцога, худшего из детей Сатаны.

– А если победим мы? – поинтересовался Арханий. Привстав на мгновенье, он мигом спрятался обратно: арбалетчики приближались, интенсивность обстрела нарастала.

– А если победим мы, то напишем, что… – начал Аркан, но был прерван хриплым рёвом латников Вайсвальда, которые, набирая ход, шли в атаку на укрепления. Дождавшись, пока над головой не пролетит целый рой пуль, выпущенных пращниками, и не отбарабанит свинцовым ливнем по щитам и доспехам, он закончил: —…недостаточно облачиться в белые одежды, чтобы считаться воинами Света!

– А-а-а-а-а!!! – Топот ног латников был подобен рокоту бурной горной реки.

Даже ударившие по наступающим колоннам аркбаллисты не остановили этот порыв. Люди Вайсвальда по праву считались опытными, бывалыми, вымуштрованными солдатами, которые уже не раз и не два ходили на штурмы крепостей непокорных вассалов своего герцога, так что потери их не смутили. На руках они вынесли мантелеты ко рву, опрокинули часть из них в ров, перекрывая острые колья, и, прикрывая друг друга большими прямоугольными щитами-павезами, ринулись вперёд.

Теряя товарищей под бесконечным дождём из стрел, дротиков и свинцовых пуль – ортодоксы не экономили боеприпасы, – латники в трёх местах сумели перебраться через ров по мантелетам. Первые ряды, скорчившись в три погибели, взгромоздили себе на спины павезы, играя роль трамплинов и упоров для своих соратников, которые кинулись к частоколу.

– С нами Бог!!! – Боевой клич ортодоксов, схлестнувшихся лицом к лицу с оптиматами, вознёсся к небесам.

Аркан рубил и колол, отсекая спатой кисти рук, направляя клинок в смотровые щели забрал вражьих барбютов, отбивал кацбальгеры и уклонялся от ударов… Дыхание тяжко вырывалось из его лёгких, он получил несколько ощутимых ударов в нагрудник, латные перчатки спасли Рема от потери одного или двух пальцев…

Всё это время пращники, лучники и метатели дротиков продолжали свою работу – через стену перелетали целые рои смертельных подарков. В этом случае арбалетчикам приходилось несладко: их оружие не очень-то подходило для стрельбы навесом. Особенно страдали солдаты Вайсвальда, перебирающиеся через ров: в этот момент они были беззащитны, им приходилось или рисковать, карабкаясь по земляным стенам мимо острых кольев, либо сосредотачиваться на довольно узких мостках из мантелетов – и попадать под плотный обстрел. Количество раненных и травмированных метательными снарядами было чрезвычайно велико, кое-кто из оптиматов уже начал самостоятельно отступать, подволакивая ногу, баюкая руку или пытаясь унять поток крови из разбитого лица – барбюты спасали далеко не от всех попаданий…

Но другие – сражались, продолжали штурм, карабкались на стены и вступали в бой с ортодоксами! Какой-то шустрый оптимат, как чёртик из табакерки, выскочил из-за частокола – наверное, его подбросили товарищи. Он перелетел острые вершины кольев и, грохнув сапогами о доски помоста, лихо воткнул кацбальгер в спину одного из кесарийцев, отвлёкшегося на отражение атаки с фронта.

– Во имя Феникса! – радостно выкрикнул латник, а потом обернулся, протягивая руку товарищам внизу: – Сюда, сюда!

– Иди к чёрту! – Размашистым движением Рем рубанул его по шее, уклонился от брызнувшего фонтана крови и пинком отбросил ещё трепыхающееся тело на колья, а потом перекинул его вниз. – Убьём их, братья! На вылазку! С нами Бог!

– Куда-а-а? – Луи, который всё это время вместе с Исайей прикрывал Аркану спину и берёг его от случайных ударов, не успел удержать герцога, и тот перемахнул через частокол – прямо на спины держащих щиты оптиматов.

– За герцогом!!! – не раздумывая ринулись следом зверобои из личной охраны Буревестника.

Порыв Аркана увлёк за собой несколько десятков воинов: сбросив с частокола остатки штурмовой партии оптиматов, они попрыгали вниз и набросились на оставшихся там врагов. В общей свалке арбалетчики Роттерланда полегли первыми – они были гораздо хуже защищены и вооружены, а латники Вайсвальда и не думали прикрывать их: ещё не так давно эти феодалы враждовали из-за приграничных деревень и воевали друг с другом, так что особой любви между их вассалами не существовало в принципе.

– С нами Бог!!! – Пращники, до этого обильно осыпавшие отступающие разрозненные группы оптиматов свинцовыми пулями и камнями, теперь сменили пращи на мечи, топоры, шестопёры и чеканы и, перемахивая через стену, включались в драку.

Разгром второй волны атакующих был полным. Латники и арбалетчики потеряли несколько сотен человек убитыми и ранеными и теперь спешно отступали, огрызаясь стрельбой из арбалетов и короткими контратаками. Ортодоксы преследовали их и убивали отстающих. Упоение боем захватило и Буревестника – он действительно увлёкся, но не лишился рассудка. Завидев, как у подножия холмов разворачивается тяжёлая кавалерия, и услышав тревожные сигналы вражеских труб, он остановился и поправил сбитую набекрень шапель:

– Мы славно поработали, маэстру! Возвращаемся на позиции!

Старый Исайя Арханий не стал напоминать Аркану его собственные слова про «простого пехотинца». Герцог есть герцог – он не может не командовать!

* * *

Рему было стыдно. Он предпочитал смотреть в землю, а не на лица Шарля и Луи, которые сопровождали его ко второй линии обороны. Старые сержанты ничего не говорили – их молчание было достаточно красноречивым. Да, вылазка удалась, да, враги понесли большие потери. Стремительный разгром наступающих колонн и их бегство не позволили врагу закрепиться у первой линии, подвести подкрепление и продолжить штурм.

Но перепрыгивать через частокол с мечом в руке лично – это было чистой воды ребячеством! Пускай фигуры расставлены, пускай шестерёнки большого плана уже закрутились – но кроме вещей материальных есть ведь боевой дух, моральное состояние войска! Погибни герцог от случайного арбалетного болта или от руки раненого оптимата, решившего из последних сил унести с собой в могилу ещё одного еретика, – что сталось бы с бесстрашием солдат, их верой в завтрашний день и счастливый для ортодоксов конец битвы?

На одном из редутов Аркан остановился, достал подзорную трубу и сквозь начинающие сгущаться сумерки принялся осматривать позиции врага. Оптиматы находились в дурацкой ситуации: первый, стихийный штурм и второй – организованный – были отбиты. Кесарийские ополченцы, подкреплённые несколькими сотнями опытных аскеронцев, стояли крепко! Краузе и его присные не могли себе позволить правильную осаду: с подведением апрошей, изготовлением осадных орудий и долгой позиционной войной. Без господства на воде, со стоящим посреди Сафата замком с грозными аркбаллистами – это было бессмыслицей. Однако надеяться на то, что Краузе просто уведёт свои полки, не приходилось, и поэтому Аркан ждал очередного приступа, скорее всего – ночного.

Там, на холмах, жгли костры, постоянно передвигались отряды. Рему не нравилось, что оптиматы получили передышку, имели возможность отдохнуть! Они разбили бивак, даже поставили на возвышенности несколько шатров для своих предводителей, воины отдыхали прямо на земле, в доспехах – но всё-таки это был отдых…

– Тысяч двадцать, не меньше… – задумчиво проговорил Аркан, разглядывая позиции врага. – Но это не всё, далеко не всё! И где Патрик? Пора бы уже их подбодрить!

– «Подбодрить», монсеньор? – удивлённо переглянулись сержанты. – Что значит: подбодрить? Кого?

Как будто в ответ на этот диалог, за холмами, с выжженных пустошей, поднялась огромная стая ворон, заполонившая небо. И на лагерь оптиматов пролился огненный дождь! Алые, жёлтые, оранжевые росчерки пронзали воздух, падали на наспех установленные палатки, поражали воинов, поджигали снаряжение и припасы…

Снова пристроившийся к эскорту герцога Эрнест Чертополох покачал головой:

– Это не магия, монсеньор!

Аркан широко улыбнулся:

– Конечно нет, маэстру! Это кавалеристы Патрика и Чёрные Птицы Эадора! Командуйте зверобоям строиться, и пусть готовят алебарды – сейчас начнётся!

В лагере оптиматов поднялась страшная сумятица, солдаты носились туда-сюда как полоумные, кое-где командиры пытались выстроить их в боевые порядки… Насколько Рем мог различить – особенно преуспели в этом ландскнехты дю Ритёра, которые стояли особняком. Эти воины в коричневых гамбезонах держали оружие под рукой и в самом начале паники в течение нескольких минут уже построились в плотное каре. Ландскнехтов было тысячи три, не меньше – грозная сила!

Другая грозная сила меж тем шла сквозь не защищённый никакими укреплениями огромный лагерь оптиматов, сея смерть. Лёгкая кавалерия под чёрными знамёнами мчалась крупной рысью, топча оптиматов копытами коней, убивая мечами бегущих, разбрасывая во все стороны горшки с горючей смесью и горящие факелы. У стремян многих кавалеристов бежали стрелки – быстроногие полуэльфы не уступали всадникам на короткой дистанции, ещё и умудрялись останавливаться, чтобы выпустить несколько стрел в самые лакомые цели, а потом хватались за стремя следующего всадника – и бежали дальше.

Скорость пока спасала корволант ортодоксов. Ровно до тех пор, пока оптиматы не очнутся от первого шока и тяжёлая рыцарская кавалерия оптиматов не развернётся в лаву и не раскатает врага в кровавый блин… Имелось лишь одно средство против тяжёлой конницы, и Аркан надеялся, что Исайя Арханий и остальные решат применить его сами – чтобы снова не пришлось брать бразды командования в свои руки.

Барабанная дробь стала ему ответом – кесарийские ортодоксы и офицеры зверобоев решили всё правильно. Длинные пики и алебарды уже мелькали над головами пехотинцев, уже тащили широкие и длинные помосты из толстых досок: линия обороны сооружалась сплошной, ворот и прорех в ней не предполагалось, поэтому такие мостки оставались единственным способом быстро пересечь частокол, ров и вал. Это были натуральные корабельные сходни – их сняли с каракк, так что такие приспособления вполне могли выдержать вес нескольких всадников или пары десятков солдат. И выдерживали!

Будоражащий душу барабанный бой, звуки рожков и топот ног наполнили воздух. Аркан рванул было вперёд, но был самым бесцеремонным образом удержан за плечи Шарлем и Луи.

– Если ничего не получится – кто будет командовать дальше? – резонно спросил Шарль. – А вы уже нагеройствовались… Монсеньор.

Рем медленно выдохнул и кивнул:

– Мы будем корректировать залпы аркбаллист! Хватай флажки, работа предстоит ювелирная! – И снова разложил подзорную трубу.

Всё-таки герцог мог позволить себе лучшую оптику из всех имеющихся в продаже, так что даже на этом посту он старался принести пользу. Убедившись, что на стенах Шаранта бдят артиллеристы, Аркан прильнул к окуляру: всё развивалось так, как он и предполагал. Корволант сумел пробить лагерь оптиматов насквозь, оставляя за собой кровь и огонь, но сильно снизил скорость – там и сям возникали очаги сопротивления, уже качнулось в сторону дерзких налётчиков каре ландскнехтов дю Ритёра, рыцари в тяжёлых доспехах при помощи своих оруженосцев и слуг уже забирались в сёдла и формировали отряды…

Тёмная масса ортодоксальных пехотинцев в шапелях, кожаных аскеронских доспехах или стальных кирасах под гром барабана строилась в фалангу по ту сторону рва. И их становилось всё больше и больше, людские реки перетекали по мосткам укрепления – Исайя Арханий вывел как бы не половину всего гарнизона фортеции! Следом за копейщиками шли лучники и пращники – они не могли оставить своих товарищей без прикрытия. Наконечники пик и лезвия алебард хищно посверкивали в блеклых лучах заходящего солнца, которое почти скрылось, лишь краешком цепляясь за горизонт, как будто не в силах уйти, не увидев финал разворачивающейся на берегах Сафата и Рубона драмы. Или как минимум её первого акта!