Текст книги "Аркан. Книга 5. Исход"

Глава 10
Тень и свет

Фоморы в заброшенных зданиях Кесарии: что может быть более точным показателем упадка Империи? Из какого пекла эти твари вообще выбрались? Аркан стряхнул со скимитара тёмные капли крови, вытер клинок о тряпьё, в которое был обряжен горбатый уродец с отвратительно огромной пастью, пнул мёртвую тушу, убедившись, что фомор не причинит больше никому вреда, и махнул рукой:

– Поджигайте!

На крышу поросшего терновником и мхом полуразрушенного складского ангара полетели сначала склянки с ворванью, а потом – факелы. Здание занялось жарким пламенем, хороня в себе трупы целого выводка фоморов. Не меньше дюжины голов сегодня пополнят страшную коллекцию на кольях у ворот Бурдока…

Зверобои еженощно выходили на улицы города сражаться с тварями и каждое утро вывешивали у стен своего кесарийского оплота новые трофеи. Реакция на такую демонстрацию была самой разной: кое-кто из горожан ходил смотреть на выставку в качестве развлечения, по утрам с интересом разглядывая новых страхолюдин. Другие же выражались вполне определённо:

– Недаром Аркана Буревестником кличут! Пока он тут не объявился – не было ничего такого в Кесарии! Бабьи басни и популярские суеверия! Навезли с собой чудищ из своих аскеронов, а теперь народ пугают… Правду говорят: видишь Аркана – жди беды! И куда только стража и Синедрион смотрят?

Однако те, кто столкнулся с химерами и фоморами непосредственно и потерпел от них, продолжали идти на поклон к зверобоям. Почему? Потому что и благородные рыцари, и городская стража, и церковные воители-оптиматы такие обращения просто игнорировали. Более того – могли и в колодки заковать! Мол, почему ересь разносишь и народ смущаешь? Не может в нашей Кесарии такое безобразие твориться, под сенью крыл Феникса! Почему? Потому что этого не может быть никогда!

А зверобои – реагировали. Даже жалобу подслеповатой бабульки на то, что у неё в подвале некий шнырь завёлся и кадки с соленьями переворачивает – и ту отработали. И нашли шныря, и приколотили его к стене Бурдока. Маленькая мохнатая зубастая тварь чуть руку одному из ортодоксов не отхватила! Ровно такой шнырь, как в городских кесарийских сказках, изданных в типографии братьев Озкапов в одна тысяча четыреста тринадцатом году со дня Прибытия… И плевать, что скажут обыватели и в какой ереси опять обвинят.

Поэтому заявившийся в забытый Богом уголок Торговой стороны десяток городской стражи во главе с молодым лейтенантом не стал для Рема сюрпризом. Он шагнул навстречу служивым и коротко кивнул:

– Тиберий Аркан, герцог Аскеронский, представитель Ордена Зверобоя. Итак, чем обязан?..

Иметь дело с целым герцогом лейтенант явно не предполагал, а потому несколько смутился, но быстро взял себя в руки:

– Ваше высочество, вы ведь устроили пожар в городской черте! У вас тут вооружённый отряд, и почтенные жители Кесарии…

– Почтенный житель Кесарии – вот, некто маэстру Ферстаппен. – Аркан ткнул пальцем в рыжего толстяка в типично популярской одежде, который и пригласил зверобоев. – Это его склад. Маэстру торгует речной рыбой, фуражом и удобрениями и попросил нас помочь ему с уборкой территории.

Склад пылал жарко, огонь трещал, искры взлетали в ночное небо, головы фоморов на пиках корчили страшные рожи.

– «Уборкой территории»? – удивился лейтенант.

– А как же иначе? Или вы думаете, мы тут тёмных тварей убивали? – с серьёзным лицом спросил Аркан. – Может, и с Эсперанцы горгульи в небе летали и прохожих кушали? Или спрут на свалке водился?

– Известное дело: горгульи с колокольни Эсперанца обрушились из-за ветхости конструкции, а городские службы убрали их до восхода солнца, дабы они не мешали… – начал шпарить как по писаному офицер стражи.

– …проходу и проезду почтенных жителей Кесарии, – отмахнулся герцог. – Так что, маэстру офицер, у вас есть два варианта: или признать, что мы просто по широте душевной помогли маэстру Ферстаппену убрать территорию и снести его пришедший в негодность склад, или – указать в рапорте целых… раз-два-три-четыре… двенадцать голов фоморов, которые зверобои из Аскеронского герцогства утащили к себе в мрачное логово, дабы самым кощунственным образом демонстрировать публике, распространяя суеверия и мракобесие…

– Какие ещё… Уф! – Лейтенант не мог игнорировать головы тварей.

Они ведь были прямо перед ним, эти страшные морды, они истекали кровью и не походили на муляжи. Да и сам он вместе с другими своими сослуживцами не раз и не два прохаживался у Бурдока, разглядывая уничтоженных монстров и втайне радуясь, что появился хоть кто-то, кто не получал приказа не видеть.

– Почтенный Ферстаппен и его слуги обещают проследить, чтобы пожар не перекинулся на соседние строения, – проговорил Буревестник, и купец-популяр быстро-быстро закивал. – А мы отправимся к Мельничному ручью, что недалеко от Ремесленной стороны. Говорят, там завелось какое-то болотное чудище, нападает на горожанок и жрёт домашнюю скотину…

И, спрятав меч в ножны, Рем пошёл к лошадям.

– Подождите! Подождите, ваше высочество! – Главный стражник, лязгая латами, подбежал к Аркану. – Мне, наверное, нельзя это говорить, но… Но я знаю, что вы делаете. Я… Мы, все честные люди, которые служат в страже, мы тоже пытаемся делать что-то, однако… Однако согласно официальным документам – химеры и прочие твари суть суеверия и ересь, вы правильно сказали. Ересь или не ересь – но за время вашего присутствия в Кесарии число обращений о пропаже горожан и количество трупов, которые находят на улице, снизилось вдвое! Поэтому – спасибо вам, и… И знайте – не все кесарийцы вас ненавидят. Не все думают, что вы во всём виноваты… Есть те, кто уверен в обратном.

– Как тебя зовут, лейтенант? – Голос аскеронского герцога стал грустным.

– Лантье… Дю Лантье, ваше высочество. Колен дю Лантье. Я с Запада…

– Я дам тебе два добрых совета, Колен дю Лантье с Запада, ты не против?

– Я весь внимание, ваше высочество, – чуть наклонился вперёд лейтенант.

– В ночь после имперских выборов возьми всю свою семью, зайди в свой дом и крепко-накрепко закрой все окна и двери… И не выходите никуда до вечера следующего дня. А ещё лучше – уволься со службы прямо сейчас и приезжай в Аскерон. Постучись в Цитадель Ордена Зверобоя и скажи, что я пригласил тебя. Это самый лучший совет… А второй, похуже: когда тебе дадут в одну руку факел, а в другую – меч, и отправят на Ремесленную сторону возглавлять людей, идущих убивать ортодоксов, особенно не усердствуй и не рвись вперёд, а ещё лучше – разожги со своими людьми костёр на берегу Рубона и сделай вид, что караулишь бегущих, но сам не предпринимай ничего против нас… Иначе проклянёшь ты тот день, когда родился на свет, клянусь тебе!

Аркан вскочил в седло и тронул пятками бока Негодяя, который злобно всхрапнул и рысью двинул вперёд. Зверобои последовали за своим предводителем.

– Патрик, мне нужно снова достать на свет Божий башелье Беллами, – сказал южанину Аркан. – Придётся прошвырнуться по трущобам, пообщаться с Гавором и Сухарём… Наша армия местных ублюдков должна быть готова в назначенный час двинуть не на Ремесленную сторону, а к местам обитания ванъяр, в первую очередь – к консульству. С теми подонками, которых собирает под свои знамёна незабвенный Ромул, дела нельзя пускать на самотёк… Утром мы с Ёррином будем ждать тебя в том кхазадском кабачке, где подают свиную грудинку с грибами, принесёшь мне туда наряд поприличнее. И не забудь плащ и герцогский обруч, ладно?

– Орра, выстираю и выглажу обруч и надраю плащ надфилем лично! – мотнул головой Доэрти. – Главное не перепутать… Кстати – я так и не пробовал тамошние грибы! А вообще… Грибы, надфили, чудища, выборы, Синедрион – всё это мне уже осточертело. Знаешь, твоё высочество, что мне напоминает нынешняя Кесария? Гнойный прыщ. Болит, зудит и никак не дозреет. И очень хочется уже его проткнуть и прижечь, вот что. Хотя и знаю – будет больно и много грязи и крови. Скорей бы уже, а?

– Три дня, Патрик. Осталось три дня.

* * *

Буквально три часа назад он пил вонючую водку с портовым и трущобным отребьем, которые почитали Ромула Беллами за своего кумира, матерились и плевались через слово. А теперь – должен был вращаться в высших слоях общества, бок о бок с теми, кто мнил себя имперской элитой. Высший свет собирался на Дворцовой стороне, мечтая развлечься на торжественном приёме по поводу будущих имперских выборов. Контраст оказался разительным. Глядя на роскошных дам и кавалеров, золочёные кареты и ландо, шёлк и бархат, парчу и самоцветы, Аркан тёр красные усталые глаза и прикладывался к фляжке с териаком. Он с неким внутренним холодком думал о том, что ему предстоит ещё и дуэль с дю Массакром…

Рем поспал едва ли час после сумасшедшей ночи и теперь мечтал только об одном: его могла бы спасти большая чашка ко. Териак уже почти не помогал, а вот ко мог бы и сработать.

Ромул Беллами – мрачное аркановское альтер-эго – всю ночь проповедовал ксенофобию и нетерпимость к эльфам среди главарей шаек кесарийской уличной шпаны. Ему самому было мерзко от этого, но слишком много мерзостей он уже натворил на своём пути, чтобы смущаться ещё одной. Человек, Который Убивает Эльфов – вот как меж собой величали Беллами обитатели кесарийского дна, ни больше ни меньше. Тот, кто открыл окно Овертона. Поговаривали – на Торговой стороне в переулке уже ограбили пару ванъяр, а на Рыбацкой – совершенно случайно под туринн-таурцем, который вёз некую благородную, но не самую благовоспитанную девицу покататься на лодочке по Рубону, обвалились мостки. А ещё, говорят, целый эльфийский караван с тканями и драгоценностями канул в небытие в семи верстах от Кесарии, а остроухих негоциантов и охранников нашли развешанными вдоль дороги… И таких случаев становилось всё больше. Слишком долго северные эльфы считались высшими существами, неподвластными закону, творящими что вздумается… Слишком много злобы накопилось в людских сердцах. Нужен был только повод. Одна лишь капля, которая переполнит чашу терпения человека.

– Ваше высочество? – У Аркана не было дамы, которая могла бы его сопроводить, и потому он нервно кивнул мажордому, встречающему гостей дворца у подножия крыльцовой лестницы, и зашагал вверх по ступеням.

Пройдя пару шагов, Буревестник оглянулся на Патрика. Тот кивнул и показал большой палец – один из самых древних жестов. Всё в порядке. Все на своих постах. Всё – будет.

Ступеней тут насчитывалось ровно сорок, и молодой герцог радовался, что не надел тяжёлые доспехи. Его цель была там, за золочёными воротами, в Большом холле, где уже собрались ортодоксальные властители, и в их компании Рем мог бы чувствовать себя в своей тарелке. Пока же – напыщенные кесарийские вельможи в богато украшенных дублетах, узких шоссах и пуленах с загнутыми носами, в сопровождении дам с причудливыми причёсками и в платьях с откровенными декольте обтекали мрачно шагающего вверх по лестнице аскеронца двумя шумными потоками. Конечно, тот самый чёрный плащ с багряным подбоем и герцогский обруч возвещали всем о его статусе, но… Причин сторониться страшного Буревестника у высшего света Кесарии было явно больше, чем желания засвидетельствовать ему своё почтение.

Наконец лестница закончилась. Герольды у дверей сверились со списком, засуетились… Все эти знатные кавалеры и дамы входили в зал через две маленькие боковые дверцы, но Аркан – он ведь мало того что герцог, так ещё и принцепс электор! Поэтому перед ним распахнули главные ворота.

– Тиберий Аркан Буревестник, Божьей милостью герцог Аскеронский, принцепс электор! – Герольд заорал так, будто ему прямо сейчас прижигали спину калёным железом, трубачи исторгли из своих инструментов истошный звук, и Рем прошествовал внутрь.

Первым, что он почувствовал, стало жуткое амбре из парфюма всех оттенков и ароматов. Правду говорили – оптиматская знать таким образом маскировала проблемы с гигиеной. Впрочем, они это проблемой не считали. Во вторую очередь Аркан обратил внимание на великолепные фрески с изображением деяний императоров династии Моро. И это было прекрасно: теперь герцог знал, чем займётся во время приёма: пойдёт по кругу и попробует насладиться искусством… Потому что публика, поначалу с интересом и некой брезгливостью глядевшая в его сторону, уже спустя несколько мгновений вернулась к своим очень важным делам и разговорам.

– Ваше высочество, – раздался голос Аквилы.

– Ваше превосходительство? – обрадованно откликнулся Рем.

– Следуйте за мной, мы заняли неплохую позицию у ниши, где стоят столы с закусками, и в случае чего сможем вместе держать оборону от наскоков оптиматов… – Вергилий оскалился. – Мне доводилось бывать на подобных мероприятиях и в Претории, и тут, в Кесарии. Мука мученическая, скажу я вам. Еды нет, подраться не с кем, поразвлечься – тоже, все только и делают, что ходят туда-сюда, пьют кислятину из фужеров и говорят друг другу гадости с благостным выражением лиц. Не отставайте!

Он быстро зашагал через холл.

Репутация двух ортодоксальных владетелей позволяла им рассекать толпу подобно плугу, который взрывает пашню. Знать так и порскала в стороны, лишь завидев приземистую решительную фигуру Аквилы и мрачный высокий силуэт Аркана.

– Хорошая позиция, – признал Рем, добравшись до ниши и поприветствовав единоверцев. – Если вы скажете, что среди всех этих яств можно найти чашку ко, то я начну считать нынешнее мероприятие вполне даже приличным времяпрепровождением…

– Это запросто! – Корнелий Гаста резким движением поймал за шиворот пробегавшего мимо лакея. – Маэстру, найдите кружку ко для его высочества. Крепчайшего – и в полпинты, не меньше!

Приём шёл своим чередом, но ортодоксы оставались как бы за скобками мероприятия – они не принимали участия в развернувшемся в Большом холле действе и старались не вступать в беседы и не контактировать с другими приглашёнными. Их присутствие было данью традиции – и не более того… Раньше на приёме перед имперскими выборами заключались соглашения, плелись интриги, наводились мосты для временных коалиций и постоянных альянсов. Теперь же он превратился в пустую формальность – за два дня до выборов о каких альянсах могла идти речь?

Перед публикой выступали на небольшом возвышении музыканты и певцы, держали речь именитые горожане Кесарии, которые распинались в славословиях и уверениях в том, что для столицы большая честь принимать у себя такое количество великих личностей. В какой-то момент объявили танцы, и Аркан очень удивился тому, что в Кесарии не танцуют кесарянку, этот быстрый и энергичный популярный танец. Тут предпочитали ходить один вокруг другого с постным выражением лица, оставлять ножку и замысловато размахивать руками. Менуэт – вот как это называлось.

А в остальном всё проходило ровно так, как предсказывал Аквила: ходьба и разговоры ни о чём. К ортодоксам пробрался Вермален – якобы для того, чтобы взять со стола бокал с вином, – и сказал сквозь зубы:

– Я в деле, и Тимьян – тоже. Для бритых бошек это будет большая куча говна.

И удалился, шелестя своими объёмными штанами и позвякивая массивной золотой цепью на шее.

А потом на сцену вышел коннетабль фон Штадлер и провозгласил:

– Поприветствуем принцепс электор – тех, от кого сейчас зависит судьба Империи!

Поочерёдно он называл имена выборщиков, и публика сопровождала их аплодисментами. Громче всех хлопали фон Краузе, Вайсвальду и остальным оптиматам, пожиже – популярам, и гробовой тишиной сопровождали именование ортодоксов… Но пятеро союзников не спасовали!

– Владетельный князь Ферраты Луций Корнелий Гаста! – звучало с возвышения.

Никаких аплодисментов не следовало, но спустя секунду пять голосов орали во всю мощь:

– Виват, Корнелий!

– Виват, Фрагонар!

– Виват, Аквила!

– Виват, Бергандаль!

– Виват, Аркан!

Пятеро – против всего мира? Пожалуй, они были к этому готовы. А ещё – к тому, что по окончании церемонии через весь Большой холл прошествовал Антуан дю Массакр, якобы только сейчас, после торжества, обративший внимание на Аркана. Он смерил Буревестника тяжёлым взглядом, тряхнул головой с полуседой шевелюрой и проговорил:

– Ваше высочество, у нас с вами неоконченное дело… Вы помните Риоху?

– О да, – сказал Аркан. – Красивый замок и горит красиво, а если такое дерьмо, как Риоха – то и пожар получается дерьмовый.

– Что ж, я вижу, вы так и не усвоили тот урок… И не перестаёте вести себя грубо. Я требую от вас публично извиниться и признать, что обвинения в трусости, которые вы бросили мне перед лицом моих людей, были беспочвенными.

– Хо-хо, – сказал Аркан. – Вызови меня на дуэль, Антуан. Твой дядюшка не посмел – и помер со знаменем в заднице. Давай покажи, что ты мужчина!

Публика пришла в экзальтированное состояние, Большой холл забурлил:

– Он принцепс электор, монсеньор!

– Не рискуйте, барон!

– Неприкосновенность, помните?

– Антуан, это просто глупо, это ведь Аркан, они – маньяки, все как один!

Барон и герцог мерили друг друга взглядами. Со стороны могло показаться, что каждый из них и вправду готов растерзать противника, столько ярости и упрямства было в глазах обоих молодых аристократов.

– Мне плевать. – Руки дю Массакра легли на широкий богато украшенный пояс. – Сегодня или в любое время, сейчас или после выборов, любым оружием и на любых условиях – я вызываю тебя на поединок, Аркан Буревестник!

Глава 11
Роль личности

Клинки со звоном сталкивались, горячее дыхание бойцов вырывалось из лёгких, зрители восхищённо ахали, комментировали самые зрелищные выпады. Поединок был красив, дуэлянты, казалось, равны меж собой – и состязание шло уже как будто не для того, чтобы первому нанести победоносный удар, а скорее с целью продемонстрировать мастерство фехтовальщика и храбрость перед лицом неприятеля.

Ристалище на Благородной стороне со всех сторон окружили богатые экипажи с гербами на дверцах. У барьера толпилась публика из высшего света и полусвета: местные благородные кавалеры в роскошных дублетах из парчи и бархата, в щегольских шоссах и пуленах с загнутыми вверх носами, а также дамы в пышных платьях и головных уборах невообразимых форм. Женщины жеманно обмахивались веерами, делая вид, что им вот-вот станет дурно от яростных ударов поединщиков, и обсуждая внешний вид сошедшихся в схватке аристократов. Балконы ближайших гостиниц и крыши особняков оказались оккупированы челядью и простым людом.

Можно было подумать, что половина Кесарии пришла посмотреть, как два провинциала сражаются друг с другом, решая меж собой бесконечно далёкий от столичных жителей спор.

На лице Буревестника уже обильно выступил пот, руки начали наливаться тяжестью: Антуан был хорош, очень хорош, ни один из любимых обманных финтов Аркана не достиг своей цели! Хотя ещё кое-что в арсенале аскеронского герцога оставалось…

– Оу! – Аркановский палаш щёлкнул по кончику меча дю Массакра, сшибая оружие в сторону, острое жало рвануло к лицу Антуана, публика замерла в испуге…

Но молодой барон был начеку: в последний момент он успел отшатнуться, отдёрнуть голову, его длинные волосы взметнулись в воздухе, палаш Аркана, коснувшись полуседой шевелюры барона, тут же вернулся в исходную позицию… Бойцы закружили один вокруг другого, едва ли не рыча от накала схватки. Но – в первую очередь каждый из них пришёл сюда совсем за другим. Во главе угла сегодня стояла политика, а не дуэль.

– Парки, – сквозь зубы процедил Аркан. – Парки и скверы. Обходите парки и скверы, когда всё начнётся.

Сомкнутые на мгновение веки дю Массакра стали свидетельством того, что он всё услышал и принял к сведению: поединщики снова сошлись и осыпали друг друга градом ударов – клинки образовали вокруг них что-то вроде стального вихря, и любое неверное движение могло стоить одному из аристократов жизни. Каждый из них уже понял, с кем имеет дело, оценил соперника – и дрался в полную силу, не оскорбляя противника жалостью.

Симпатии кесарийской публики оставались, конечно, на стороне барона. Всё-таки он был своим, пусть и с Запада. Его перед боем благословил кюре со знаком крыльев Феникса на груди, пусть и не Белый Брат. В конце концов, Антуан дю Массакр носил рыцарские шпоры и принадлежал к известному оптиматскому роду, который возводил своё происхождение к легендарным вождям людей Западного Ковчега!

Буревестник же изначально считался признанным злом, его знамя выглядело откровенно пугающе, он одевался в чёрное и красное, жил в мрачном поместье с головами чудищ на кольях и вообще был проклятым раскольником, клеймёным ортодоксом. А что касается родословной, так всякий знал – если и придёт в мир настоящий апостол тьмы, то фамилия у него будет точно такая же, как у нынешнего герцога Аскеронского. Если Аркан рядом – жди беды!

ДЗАНГ! Клинки столкнулись у самых оснований, гарды упёрлись друг в друга, Антуан и Тиберий, тяжело дыша, пытались перебороть один одного, упираясь ногами в утоптанную землю ристалища.

– Чертополох. Спроси в Башне Магов Чертополоха… – процедил Аркан, глядя в глаза дю Массакра.

– Р-р-ра! – Они оттолкнулись друг от друга и замерли, готовясь к решительному натиску.

Временные союзники почти всё уже успели обговорить, и можно было заканчивать. Дуэлянты снова двигались по кругу, как два хищных зверя. Конечно, победа в этой схватке по большому счёту ничего не стоила, но оба они были молоды, оба – амбициозны и честолюбивы. Каждому хотелось проявить себя наилучшим образом! И плевали они на столичную публику: их люди, их сторонники сейчас не сводили глаз со своих сеньоров!

– Покушение будет на ступенях дворца, перед голосованием, – одними губами проговорил дю Массакр и рванул вперёд, нанося один за другим несколько быстрых уколов, от которых Аркан только и успевал уворачиваться и отпрыгивать.

Рему показалось: он поймал ритм, понял суть комбинации Антуана – и быстрым танцевальным движением Аркан ушёл в полупируэт, уклоняясь от дерзкого массакровского удара вдогонку, обратным хватом. Буревестник рассёк воздух быстрым и размашистым движением палаша и – да! Вся аркановская натура возликовала: бок барона окрасился кровью! Но в следующую секунду Рем мазнул рукой по своему лицу:

– Проклятье! – выругался Буревестник. – Ты меня всё-таки достал! Как?

– А ты – меня… – Дю Массакр растерянно смотрел на левый бок, где росло в размерах кровавое пятно.

– Первая кровь! – провозгласил маршал – распорядитель дуэли. – Оба соперника ранены! Бой окончен! Стороны могут примириться!

Дю Массакр демонстративно плюнул под ноги и отмахнулся от слуг, спешащих обработать рану господина.

– Мир между нами решительно невозможен, – проговорил он во всеуслышание. – Мы – враги до скончания века. Но – признаю, Тиберий Аркан Буревестник – умелый воин… Что не помешает мне выпустить ему кишки в следующий раз. Мы встретимся, когда нас не будут ограничивать формальности электоральной кампании…

– Да, да. – Аркан зажимал длинный разрез на скуле. – До следующего раза, мой достойный враг.

И зашагал к барьеру ристалища, под сень чёрных знамён с Красным Дэном, туда, где ожидали его зверобои. Нужно было подготовиться к решающему дню, и фраза о покушении заставляла герцога Аскеронского тревожиться. Нет – покушениями его было не удивить, но место… Ступени дворца? Как же это возможно?

Оставалось надеяться, что сыграть на дуэли получилось натурально. Тем паче – сколько там было игры, а сколько – настоящей вражды и соперничества, не могли, наверное, сказать и сами недавние поединщики.

* * *

Агис подкрался к Аркану с кривой иглой и прищурился:

– Заражения не будет, мой мальчик, это я гарантирую. Зарубцуется быстро, швы можно будет снять к концу недели, но шрам останется надолго… Ничего, ничего, Габи – хорошая девочка, она будет тебя любить и таким. Вот, выпей-ка, это позволит мне работать спокойно, а ты не будешь дёргаться. И потом поспишь, хорошо поспишь…

– Пф-ф-ф! – Буревестник моментально выплюнул горько-сладкое снадобье. – «Поспишь»? Что значит – поспишь? Не время спать, маэстру, нас ждут великие дела! Шейте наживо, Агис, шейте быстрее!

Алхимик кривился и морщился, но потом всё-таки примерился и сделал первый стежок. Буревестник скрипнул зубами, а потом снял с пояса ремень и сунул его в рот: боль была адской, но Рем сам попросил этого и теперь сжимал челюстями вонючую кожу, ругался и молился одновременно – молча.

– Мальчик мой, я хочу сказать тебе спасибо… Эти люди – сущие подонки, да, но такой ненависти к эльфам я не видал давно. Они готовы убивать остроухих уже сегодня, и мне дорогого стоило внушить им, что без противодействия лесным чудищам и другой магии ничего не выйдет и они погибнут напрасно… – Алхимик шил, вонзая кривую иглу в лицо Рема, и был сосредоточен на процессе. – Мы зальём отравой каждый клочок земли, где отметились остроухие, а потом – придём к ним под двери и потребуем ответа… Твой этот Беллами – он сущий демон, да? Говорят, он убил первого эльфа в двенадцать, а первого мага – на совершеннолетие, в двадцать один. Он ведь аскеронец, из герцогских башелье, верно? Ты с ним знаком?

– Некоторым образом… – просипел Буревестник.

Он никак не мог вспомнить: знает ли Агис о том, кем на самом является Ромул Беллами и кем на самом деле является он сам – Рем? Алхимик всегда оставался странным человеком и большим оригиналом: не разглядеть в собеседнике герцога Аскеронского, даже при всех имеющихся признаках, для него было так же естественно, как надеть правый башмак на левую ногу. Рассеянность у Агиса являлась неотъемлемой частью натуры.

– Всё! – Алхимик схватил со стола плошку с какой-то дурно пахнущей пастой и обильно смазал ею порез на лице Аркана. – Вот это не стирай до утра.

Рем выплюнул ремень и утёр рукавом выступившие на глазах слёзы. Шить наживо – идея была скверная, но и сон Буревестник позволить себе не мог.

– Благодарю… Завтра у меня много дел: голосование принцепс электор и прочая суета… Я вам многим обязан и должен предупредить: то, что вы задумали – это лишь часть грядущего безумия. Будьте осторожны, маэстру и… подденьте под свой балахон кирасу или кольчугу! – Такая длинная речь далась Рему нелегко, рана саднила при малейшем движении мимических мышц.

– Кирасу? Кольчугу? О чём вы говорите? – заморгал алхимик.

– Габи будет очень огорчена, если с вами что-нибудь случится… – Аркан встал, разгладил одежду, поправил портупею с мечами и потянулся за кожаной сумкой на столе. – Это мне?

– Весь набор, мальчик мой, как ты и просил… Ты снова идёшь охотиться на чудовищ?

– О да, в чудовищах завтра недостатка не будет… – Герцог Аскеронский повесил сумку на плечо. – Но я надеюсь победить их всех, да поможет мне Бог!

– Да поможет Бог нам всем! – кивнул алхимик и отвернулся к одному из верстаков.

Через мгновение он уже напевал под нос что-то маловразумительное и звенел колбочками и скляночками, как будто забыв о существовании «мальчика» и о том, что буквально только что штопал ему лицо. Аркан развернулся на каблуках и зашагал прочь.

О мести эльфам Агис точно не забудет – уж в этом-то можно было не сомневаться.

* * *

На имперские выборы каждый из принцепс электор должен был явиться лично или передать свои вицы через фактотума – доверенное лицо, обязательно также обладающее статусом выборщика.

Аркан подозревал, что его случай – уникальный в своём роде: имея один собственный голос от Аскерона, он являлся фактотумом четырнадцати принцепс электор! Исторический прецедент! Ортодоксальные владетели вняли его доводам: на рассвете они покинули Кесарию, чтобы начать подготовку к большой войне…

От каждого из них Аркан имел карт-бланш. Точно такой же, какой выдали ему Децим, Монтрей, Микке Ярвинен и оба опустившихся аристократа из гнилых местечек. Он мог распоряжаться голосами так, как ему вздумается. Всеми – кроме Смарагды. Рем помнил: его превосходительство ректор попросил не голосовать за оптимата, дабы подложить свинью Синедриону. Так что у Аркана имелось серьёзное опасение по поводу данной клятвы: он ведь намеревался отдать вицы ректора за дю Массакра, который считал себя адептом Феникса и чтил оптиматскую иерархию! Две части обещания вступали в конфликт между собой: проголосовать за Антуана означало доставить кардиналам массу проблем, что соответствовало духу, но не букве заключённой между герцогом Аскеронским и ректором Смарагдским сделки. Будучи ортодоксом, Рем привык следовать священным текстам буквально, но вместе с тем он был уверен: Творец видит сердце. И сам ректор одобрил бы такое использование его голоса, если бы вник в суть происходящего, в этом сомнения Аркан не испытывал.

Буревестнику казалось: вицы под кирасой и кафтаном жгли ему грудь. Этот день наступил! Он замер напротив ступеней дворца перед тем, как шагнуть на них во второй раз за свою жизнь. Сильный ветер дул с реки, чёрные волосы аскеронского герцога и полы такого же чёрного плаща с багряным подбоем трепетали под порывами мощного шквала. Тёмные обрывки туч то и дело закрывали собой закатное солнце. Восемь пополудни – такое время назначили для голосования. Почему не полдень? Почему не раннее утро?

Рем качнулся с пятки на носок, не решаясь шагнуть на первую ступень. Он шёл в ловушку – и знал это. Но не идти не мог. Когда практически в одиночку собираешься повернуть историю всего человечества в другое русло – не грех и промедлить несколько лишних мгновений…

– Живый в помощи Вышнего, в крове Бога Небесного водворится… – проговорил Аркан и тяжко ступил на мрамор дворцовой лестницы. – Речёт Господу: «Прибежище моё и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю!»

Он вбивал ноги в ступени так, будто снова выводил ритм на барабане комита, задавая темп для сотен гребцов-невольников на рабской галере. Тогда он управлял их движениями, вёл огромный корабль, хотя и гёзы, и их бесноватый капитан считали себя хозяевами положения.

– Он избавит от сети ловчей и от слова мятежного, светом Своим осенит тебя, и на волю Его надеешься; оружием будет тебе истина Его… – Аркан шагал вверх.

Лестница была пуста: наверняка каждый из принцепс электор, бывших в Кесарии, уже находился в Большом зале и готовился отдать голос за своего кандидата. Никакого отдельного выдвижения претендентов не предусматривалось: провозгласить можно было любое имя, главное – чтобы возможный император имел благородное происхождение и являлся человеком.

Нередко многие из принцепс электор провозглашали сами себя, когда хотели заявить протест. Однако чаще всего основные фавориты были заранее известны. Вот и теперь высший свет Кесарии и всей Империи полнился слухами о четырёх владетелях, имеющих императорские амбиции, их имена называли уже громко, не таясь: герцог Карл Вильгельм фон Краузе – могучий и властный, барон Антуан дю Массакр – молодой герой войны с ортодоксальными еретиками из Аскерона, курфюрст Вермален – богатейший из популярских владетелей, князь Первой Гавани Люциан Фрагонар – самый влиятельный и авторитетный из ортодоксальных баннеретов.