Текст книги "Избранное. Стихи, поэмы, переводы"

Задонщина
Слово о великом князе Дмитрии Ивановиче и о брате его, князе Владимире Андреевиче, как победили супостата своего царя Мамая

1

 
Соберемся, друзья, соберемся и в тесном кругу
На досуге правдивый рассказ слово к слову составим,
На Восточную землю откинем печаль да тугу,
И покличем веселье, и Русскую землю восславим,
Похвалу князю Дмитрию, брату его воздадим,
О победе над войском Мамаевым поговорим.
 
 
Соберемся, друзья, и начнем по-другому рассказ
О мужах, потрудившихся в дни боевого похода,
Повествуя словами похвальными, но без прикрас,
По свершенным делам, по былинам минувшего года.
 
 
Но встает перед мысленным взором иная пора,
Когда вещий Боян, не забытый доныне по праву,
Рокоча пятиструнными гуслями, пел до утра
Славу Игорю, славу Владимиру и Ярославу.
 
 
Я же вспомню рязанца Софония и воспою
Под гуслярный живой перебор, подобрав слово к слову,
Князя Дмитрия с братом, явивших отвагу в бою
За великую Русь, за великую веру Христову.
 
 
Вот и эти князья опоясали крепостью ум,
Закалив свою доблесть, отвагой сердца поострили,
Преисполнившись ратного духа и праведных дум,
Помянули Владимира, храбрую рать урядили.
 
 
Ой ты, жаворонок, возлети к голубым небесам,
Посмотри, как Москва облачилась в доспехи из стали,
И воспой, птица летняя, славу отважным князьям:
Скоро соколов буря умчит в половецкие дали.
 

2

 
Кони ржут на Москве, звенит слава по Русской земле.
На Коломне военные трубы трубят золотые,
Бубны бьют в Серпухове, понеже у Дона во мгле
Реют бранные стяги и панцири блещут чужие.
 
 
Вечевые звонят в Новегороде колокола
И, собравшись у храма Софии, глядят на дорогу,
Рассуждая, мужи: «Невеселые, братья, дела:
Не поспеем к великому князю уже на подмогу».
 
 
И со всей полуночной страны то не птицы летят,
К достохвальной Москве то князья отовсюду стремятся:
«О, великий князь Дмитрий! У Дона татары стоят,
У межи Чур-Михайловой бранные стяги струятся,
Перейти через быструю Мечу враги норовят.
Жизнь, как видно, не ценят и с нею расстаться хотят.
 
 
Мы направимся к Дону, отвагою мир удивим,
Мы добудем себе честь и славу стальными мечами,
Старым – добрую повесть, а добрую память – младым,
И своих храбрецов испытаем в сраженьи с врагами.
Будем насмерть стоять, не щадя своего живота,
За великую Русь, за великую веру в Христа».
 
 
«Мы – потомки Владимира! – Дмитрий князьям говорит. —
А потомки о киевском храбром гнезде поминают
И с рожденья уже никому не прощают обид —
Ни залетному врану, ни подлой собаке – Мамаю!»
 

3

 
Ой ты, летняя птица, выщелкивай песнь, соловей!
Ждут великий князь Дмитрий и брат его, князь Серпуховский,
Ждут Ольгердовичи – славный Дмитрий и славный Андрей,
Ждет и Дмитрий Волынский, лихой воевода московский.
 
 
Ибо это мужи, это кречеты ратных времен,
Полководцы, которым любая дорога знакома,
Ибо каждый из них был под бранной трубою рожден
И с конца копья вскормлен, и вырос под златом шелома.
 

4

 
Говорит князь Андрей: «Мы, потомки литовских князей,
Славой Скирмонта и Гедимина гордимся законно.
Соберем, брат, дружины и сядем на борзых коней,
И посмотрим на Дон, и воды изопьем мы из Дона,
И татарский шелом испытаем литовским мечом,
А кольчугу татарскую – острым немецким копьем».
 
 
Отвечает князь Дмитрий: «Мы жизнью пожертвуем, брат,
За великую Русь, за великого князя обиду.
Слышишь, гром сотрясает Москву, белокаменный град?
Это рать потрясает щитами, сбираясь на битву.
Ты седлай, брат, коней, а мои уж стоят под уздой.
Едем в поле, посмотрим полки перед дальней ездой».
 

5

 
С моря сильные ветры на Русскую землю летят,
В устье Дона и в устье Днепра они водами плещут,
Гонят тучи, в которых кровавые зори горят,
Гонят тучи, в которых стальные зарницы трепещут.
Скоро, скоро раздастся над тихой Непрядвою гром,
И живой падет мертвым, и кровь разольется кругом.
 
 
Уже издали слышится скрип бусурманских телег
И, подобные волчьему вою, поганые речи.
Замышляя на Русскую землю кровавый набег,
Желтолицая хинова остановилась у Мечи.
То не лебеди крыльями плещут над синью воды,
 
 
То шатры полстяные раскинули в поле ордынцы.
В облаках стерегут их крылатые птицы беды,
Часто вороны грают и брешут на кости лисицы,
Воют волки, клекочут орлы в полумраке ночном.
О, великая Русь, ты уже за далеким холмом!
 

6

 
А московские соколы рвутся из шелковых пут,
Белозерские ястребы в синее небо взлетают,
Колокольчиками над водою донскою поют
И, отважные, целятся на лебединую стаю.
 
 
И, доверившись Богу, князь Дмитрий вступает в стремень,
В его правой руке остроточеный меч серебрится,
А над ним лучезарное солнце сияет весь день
И святая молитва Борисом и Глебом творится.
 

7

 
Что шумит, что гремит на осенней заре сквозь туман?
Это к Дону ведет князь Владимир полки боевые:
«Ты, князь Дмитрий Иванович, не пощади бусурман.
Уже топчут, проклятые, наши поля золотые».
 
 
Отвечает князь Дмитрий: «У нас воеводы мудры
И дружины отважны, и комони борзые ладны,
Золочены доспехи, немецкие копья остры
И мечи, укрепленные на перевязях, булатны,
 
 
Почервлены щиты и черкасские шлемы крепки.
Посмотри, как у воинов фряжские блещут клинки.
Наши воины знают округ – от куста до куста,
Все дороги им ведомы, ведомы все переправы,
И хотят они главы свои положить за Христа:
Реют в поле хоругви, где ищут и чести, и славы».
 

8

 
То не быстрые соколы перелетали за Дон,
То не ястребы на лебединую стаю слетали,
То набросились воины, кречеты ратных времен,
На татарскую рать: харалужные копья трещали
И стучали щиты, и гремели о шлемы клинки.
Закипел бой на поле у тихой Непрядвы-реки.
 
 
У Непрядвы-реки от копыт почернела земля:
И холмы, и луга потоптали полки боевые,
И костями поганых засеяны были поля,
И татарская кровь замутила потоки речные.
 
 
И воскликнуло вещее Диво в клубящейся мгле,
Повелело прислушаться всем чужеземным народам,
И счастливая весть полетела по Русской земле,
Понеслась к Лукоморью и дальше, к Железным Воротам:
В Риме, Кафе, Царьграде и Тырнове славу поют,
Что великая Русь одолела Мамая в бою.
 

9

 
В небе сильные тучи сходились одна на одну,
В них и громы гремели, и молнии часто блистали.
То для сечи сходились две рати на быстром Дону,
То гремели мечи, то сверкали доспехи из стали.
 
 
Не туриный отчаянный рык доносился с полей —
Умирающих русских князей крик и стон безутешный:
Воеводы Микула, Андрей, Михаил, Тимофей
И другие мужи полегли на равнине прибрежной.
 

10

 
А чернец Пересвет к уреченному месту спешит.
Помолившись Христу, на коня боевого садится.
«Ныне время и старому помолодеть, – говорит. —
Ныне время и доброму молодцу чести добиться,
Свою крепость и мощь испытать, постояв за страну.
 
 
Лучше в битве погибнуть, чем жить в бусурманском плену!»
На коне боевом он несется на вражеский стан,
Раскалившийся воздух клинком рассекая со свистом.
И Ослябя ему: «Вижу я, что ты тяжек от ран
И лежать тебе, брат Пересвет, в ковыле серебристом,
А тебе, сын мой Яков, лежать во степи у куста
За обиду великого князя, за веру в Христа».
 

11

 
Превеликая скорбь на Рязанскую землю сошла:
Ни пастух, ни оратай в полях не кричали забытых,
Только граяли вороны, мертвые чуя тела,
Да еще куковали кукушки, считая убитых.
Этот грай было страшно и жалостно слышать во мгле.
Вековые деревья печаль преклоняла к земле.
 

12

 
Эти песни, что птицы поют,
Так похожи на плачи и стоны.
По убитым в далеком краю
Голосят воеводские жены.
 
 
Воеводы Микулы жена,
Причитает Мария в печали,
Причитает с зарею она
На Москве, на высоком забрале:
 
 
«Ты течешь в Половецкой земле,
Точишь камни, донская стремнина.
Ты волною ко мне прилелей,
Прилелей моего господина».
 
 
И встречает рассвет над рекой
Тимофея жена молодая,
На отвесной стене крепостной
Причитает Федосья, рыдая:
 
 
«Скрылась радость из славной Москвы,
Улетела из нашего края.
Я уже не увижу живым
Никогда моего государя».
 
 
На Москве городская стена
Поутру и грустна, и уныла.
Плачут Марья, Андрея жена,
И Аксинья, жена Михаила:
 
 
«Свет померк и для нас – из полей
Донеслись полонянные вести:
Ссели молодцы в поле с коней,
Полегли на погибельном месте».
 

13

 
Уже Диво ликует под звоны татарских мечей,
Под предсмертные стоны израненных русских князей.
 

14

 
Нет, не щуры поют над рекой
Эти песни тоски и печали.
На Коломне, с воскресной зарей
Плачут жены на древнем забрале:
 
 
«О, Москва, ты быстра и светла,
Ты и к морю течешь напрямую.
Но зачем ты мужей унесла
В Половецкую землю чужую?
 
 
Князь, ты можешь веслом заградить
Быстрый Дон и в бою вероломном
Мечу мертвым врагом запрудить
Или вычерпать Днепр шеломом?
 
 
Так замкни ты ворота Оке,
Чтоб поганые к нам не ходили,
А то наших мужей вдалеке
Эти рати уже утрудили!»
 

15

 
И тогда князь Владимир Андреевич вздыбил коня
И помчался вперед, золоченым шеломом сверкая.
Свое сердце неистовой яростью воспламеня,
В битву ринулся он, за собой храбрецов увлекая.
 
 
Крикнул брату Владимир: «Князь Дмитрий! В тяжелые дни
Для великой Руси ты оплот и защита стальная.
Бей врагов неустанно – уже наступают они!
Еле движутся кони, в кровавую топь увязая:
Так страшны и жестоки потери у русских полков.
Уже жалостно видеть кругом христианскую кровь».
 
 
И воскликнул князь Дмитрий: «Бояре и дети бояр!
Это вам не хмелящие меды пивать по уделам.
Время славу себе добывать, сокрушая татар,
Время робким смелеть и заслуживать почести смелым!»
 
 
И слезу со щеки он смахнул рукавицей своей:
«На Тебя одного уповаю, Господь Вседержитель!
Да не будет позора на мне до скончания дней,
Да не будет мой враг, да не будет мой враг – победитель!»
 

16

 
То не сизый орел с соколами по небу летит,
То великий князь Дмитрий с полками спешит, кличет брата:
«Нам испить эту горькую чашу до дна предстоит.
Нападем со своими дружинами на супостата!»
 
 
И взметнулись мечи над кистями стальных шишаков,
Свои главы руками прикрыли, страшась, бусурманы.
Реют стяги: враги отступили от княжьих полков
И стремглав побежали, бросая щиты и кончаны.
 
 
Всюду русские воины с кликами бросились в бой,
Золотыми доспехами путь осветив пред собой.
Наступают мужи, нагоняя тоску на врага,
И ордынских князей вышибают из седел сребряных.
 
 
Омываются кровью татарской речные брега
И поля засеваются часто костями поганых.
И бегут степняки к Лукоморью, бросая обоз,
От досады и горя царапая лица до слез:
 
 
«Уже дома нам не побывать
И детей не увидеть родимых,
Нам траву-мураву целовать,
Позабыв о катунях любимых,
Уже ратью на Русь не ходить,
Дани с русских князей не спросить».
 
 
Приуныли татары от бед и печалей своих:
Знать, на Русскую землю ходить им охоту отбили.
У Непрядвы-реки отгремело оружие их,
Голоса отзвучали и трубы вдали оттрубили.
 

17

 
Ныне русские воины веселы как никогда:
Дорогие узорочья, сахар, вино и доспехи,
Скакуны и верблюды – все то, чем богата Орда,
Захватили они и свои торжествуют успехи.
И домой везут груду чудесных шелков расписных,
Чтобы златом татарским осыпать любимых своих.
 
 
Ныне русская слава по небу летит высоко:
Ниц повержено Диво, хулу похвала одолела.
Ныне княжии грозы по свету текут далеко:
Ты, великий князь Дмитрий, пускай смертоносные стрелы
И рази бусурман, не жалея меча и щита,
За великую Русь, за великую веру в Христа!
 

18

 
А поганый Мамай серым волком до Кафы бежал.
Говорят ему фряги: «Не быть тебе в хана Батыя!
Он всю Русь от востока до запада в битвах стяжал.
То Господь наказал ее за согрешенья большие.
 
 
Ты ж явился на Русскую землю войну воевать,
Ты ж привел девять орд, их собрав по улусам предгорья,
А теперь тебе не с кем и зиму в полях зимовать,
А теперь тебе не с кем и плакаться у Лукоморья.
 
 
Видно, крепко тебя угостили на Русской земле.
Что, поганый Мамай? Где твои воеводы с князьями?
Видно, вусмерть упились у Дона и спят в ковыле.
Уходи ты от нас подобру-поздорову лесами».
 

19

 
Нам родная земля – как младенец для матери той,
Что и тешит его, и лозою казнит за неправду,
А за доброе дело помилует. В час грозовой
Так Господь Бог помиловал русских князей у Непрядвы.
 

20

 
И князь Дмитрий, созвав уцелевших в бою воевод,
Стал на ниве Господней, усеянной сплошью костями.
Он увидел, как кровь христианская в Доне течет,
Как у Дона на бреге лежат христиане стогами.
 
 
И промолвил князь Дмитрий: «Бояре и дети бояр!
Знать, Господь так судил: я вас к полю привел Куликову,
Где сложили вы главы свои, сокрушая татар,
За великую Русь, за великую веру Христову.
Вы простите меня и да благословите меня
 
 
В жизни сей и по смерти, до самого Судного дня.
Ты седлай, князь Владимир Андреевич, борзых коней,
С удалыми дружинниками собирайся в дорогу.
Мы прибудем в Москву с дорогою добычей своей,
А добыли мы доброе имя и честь, слава Богу!»
 

Боян
Из Тадеуша Мичинского

 
Мой сын, посмотри, как идет ледоход по стремнине,
кусты как калеки – все ветки обломаны ныне,
не талые воды шумят, но святые молитвы,
плывут не разбитые льдины, но рыцари с битвы.
 
 
Не камни, а смерти маски,
не чащи еловая дрожь,
но злые мертвецкие пляски,
не серп серебрится, а нож,
не темень, но темное море давай бушевать.
 
 
Не думай, что Бог бросил нас, как щенят, умирать.
Два девичьих духа Тебе предоставил Господь:
возложит одна на огонь твою мертвую плоть,
другая родит Тебя заново, что твоя мать.
 
 
Есть Бог – заботится о малых и великих,
Другой о таинствах души хлопочет,
а третий Бог – Он, видимо, из диких —
наедет и копытами затопчет.
 
 
Я стариком умру, а тот, кто правил,
давно в покое вертоград оставил.
Дрозд не собьется в небе никогда.
Есть у души свой путь, своя звезда.
 
 
Теперь и ты ступай, мой витязь…
 

Вифлеемская звезда

Последняя эклога
По мотивам «Pollio» Вергилия

 
Синяя муза Сиканского плеса,
О чем твоя лебединая песня?
Не всякому люб речной тамариск.
Петь собор златоверхого леса —
Это достойно царей и цариц.
 
 
«Идет последнее столетье стали, —
Вещунья Куманские книги листает, —
А там – золотая вереница веков».
Уже возвращается святая Дева,
Возвращается мудрый строитель садов.
 
 
Уже с вершины хрустального неба
Спускаются люди нового века.
Только ты, пречистая луна,
Огради силою своего света
Отрока, рожденного до утра.
 
 
Он явится – в мгновение ока исчезнут
Те, кто сделан из гвоздей железных:
Придут облаченные в сияющую злать.
Уже повелевает на земле кудесник,
Способный все видеть и все знать.
 
 
Скоро настанет прекрасное время:
Дни потекут, как вешние реки,
Сокроется след последнего греха
И эту веселую милую землю
Надолго покинут горе и страх.
 
 
И будет час, когда ты, отрок светлый,
Узришь небесный круг заветный,
Где святые лики, божественная любовь.
Мир воцарится во всей вселенной,
Воцарится добрый закон отцов.
 
 
Лемех заржавеет у темного болота:
Сама земля научится работать,
Тебе отдавая благодарный труд —
Змейчатый плющ, царственный лотос,
Веселый золотарник и целебный маун.
 
 
Стадо домой возвратится поздно:
Матерый волк, притаившийся в росах,
Не осмелится натворить бед.
Молоком горшок наполнится козьим
И цветы обовьют твою колыбель.
 
 
Чистый воздух над домом синеет.
Не станет на свете Великого змея —
Исчезнет в бездне: сера и дым.
Пожухнет на лугу отравное зелье,
И зацветет ассирийский амом.
 
 
А ты читаешь древнюю книгу
О славных делах и подвигах великих.
Колос роняет зерен медь,
Краснеет виноград в терновнике диком,
Из дуба струится росистый мед.
 
 
И приснится тебе старинный сон,
Как ладья бороздит открытое море,
Зазубренный якорь ложится на дно,
Бревенчатые срубы окружают город,
Железный плуг распахивает холм.
 
 
А значит, все опять повторится:
Другой корабль Арго растворится
В синеватой Эгейской мгле,
Другая Троя заключит царицу,
Другой Ахиллес обнажит меч.
 
 
Когда ты возмужаешь, светлый отрок,
Торговое судно станет на взморье:
Со временем корабельная сосна
Выветрит запахи горькой соли,
Розового масла и хеосского вина.
 
 
Ибо везде на земле будет достаток:
Пахарь оставит на борозде суковатку,
Развяжет на вые воловьей ярмо,
А поутру молодой виноградарь
Не срежет криворезом алую гроздь.
 
 
И овчар теперь не натрудит руки:
По-иному красятся нежные руна —
Его отара пасется вдали,
Блистая то багрецом пурпурным,
То золотистым шафраном своим.
 
 
Жужжит веретено, кружится преслень,
Три сестрицы поют урочную песню:
Скорей распускайте вековую нить.
Уже близится, отрок, день чудесный —
Золотой венец приимешь ты!
 
 
Уже удаляются видения ночи,
Мантуанский призрак, стихи эклоги,
Охрипший голос, скрип крыльца…
А на далеком востоке восходит
Светлая Вифлеемская звезда.
 

Крещение Владимира
Русская легенда

 
Это было в солнечной Тавриде.
Весь народ на пристани собрался
Встретить византийскую царевну —
Дочь багрянородного царя.
 
 
Впереди на княжеском престоле,
Ожидая царскую невесту,
Восседал великий князь Владимир —
Повелитель русов и славян.
 
 
Вот корабль к берегу причалил,
И по сходням низошла царевна,
А за ней светился на хоругви
Образ Богородицы самой.
 
 
И такая благодать струилась,
И такое веяло сиянье,
Что ослеп великий князь Владимир
От Ее небесной красоты.
 
 
И в сердцах воскликнул повелитель:
«Здравствуй, Анна – милая невеста!
На тебя не чаю наглядеться:
Прелестью твоей я ослеплен».
 
 
Но в ответ промолвила царевна:
«Не моя краса тебя сразила!
Ты незрячим пребывал от века,
Но сегодня будешь исцелен».
 
 
И перстом царевна указала
На высокую святую гору,
Где стояла Корсунская церковь,
Древним осененная крестом:
 
 
«Там ты исцелишься от недуга,
Если примешь светлое крещенье,
А не примешь светлого крещенья,
Навсегда останешься во тьме!»
 
 
Медленно Владимир поднимался
На высокую святую гору,
Сослепу о камни спотыкаясь,
Разбивая ноги до крови.
 
 
И, ступив на мраморные плиты,
Преклонил пред алтарем колени
И в слезах покаялся Владимир
В страшных прегрешениях своих.
 
 
И епископ корсунский с попами,
Огласив, крестил слепого князя,
Трижды искупав его в купели
С чистой освященною водой.
 
 
А затем он возложил десницу
На его невидящие вежды,
И прозрел великий князь Владимир:
«Истинного Бога я узнал!»
 
 
И, покинув Корсунскую церковь,
Вышел князь на воздух просветленным:
В нем любовь иная пламенела
И огонь иной горел в очах.
 
 
Жениха поцеловала Анна:
«Бог тебя отныне обращает
Совершить благочестивый подвиг —
Просветить и русов, и славян».
 
 
И велел великий князь Владимир
Сокрушить на капищах болванов,
А взамен воздвигнуть Божьи храмы
И народ подвластный окрестить.
 
 
И тотчас над Русскою землею
Вострубили ангельские трубы,
Слово всеблагое воссияло,
Иисус Христос возликовал.
 

Ксилургийский скит
Поэма

Пролог

 
Среди синего моря – Святая гора,
Золотой вертоград Царицы Небесной,
Где родник не скудеет любви и добра,
Где не гаснет светильник веры чудесной.
 
 
Каждый камень здесь дышит молитвой святой,
И творит каждый куст псалом благодарный.
И стремится душа в вертоград золотой
Под покров Богородицы лучезарный.
 

Герасим,

игумен Русской обители Ксилургу на Афоне

 
В тот год, когда над Русскою землею
Труба апостольская вострубила
И Слово воссияло в небесах,
Сподобился великий князь Владимир
Призвать любимца плотницкого братства
И на Святую гору отрядить:
 
 
«Там, на Афоне, доблестный строитель,
Настало время возвести обитель
По древним византийским образцам.
Пусть станет мастерская древодела
Нам родиной монашеского дела —
Отчизной первым русским чернецам».
 
 
Исполнилось благое порученье,
И на лесном Афонском косогоре
Воздвигся деревянный Русский скит.
И греческие каменщики вскоре
Его с почтеньем Ксилургу назвали —
По-русски это значит Древодел.
 

Хор

 
Пусть в веках стоит
И завет хранит
Ксилургийский скит —
Первый русский скит.
 

Антипа,

паломник

 
Подвизался смалу пастушком
Не за плату, а во славу Божью.
И, благословясь, пошел пешком
К светлому Афонскому подножью.
 
 
По примеру нищего Христа
Странничал, молясь о жизни вечной,
И была молитва принята —
Благодать в моей суме заплечной:
 
 
Только хлеб да чистые холсты,
Книга книг да образок Спаситель.
Обойдя афонские скиты,
Постучался в Русскую обитель.
 
 
Я пришел из Любеча сюда
Научиться кроткому безмолвью,
Радости молитвы и труда.
Я пришел из Любеча с любовью.
 

Герасим,

игумен Русской обители Ксилургу на Афоне

(постригает Антипу в монахи)

 
Крестное свершая постриженье,
Нелегко монаху имя дать —
Наложить иное отраженье
И судьбу иную начертать.
 
 
Но, твое величие провидя,
Ныне я тебя именовал
Именем того, кто в Фиваиде
Первую обитель основал.
 
 
Был пустынножителем Антоний,
И среди египетских камней
Сатанинский искус скорпионий
Побеждал молитвою своей.
 
 
Шли паломники к вертепам диким
Поклониться святости его.
Был Антоний истинно великим
Пастырем монашества всего.
 

Богородица

(обращается к игумену Герасиму)

 
Когда яриться буря перестала,
Ожесточенью положив предел,
Моя ладья к Святой горе пристала,
И Я ступила в собственный удел.
 
 
Открылся взору край простолюдина.
«О, как блаженны, – Я пришла сказать, —
Те, кто живет по заповедям Сына, —
Пребудет с ними Божья Благодать!»
 
 
И с той поры насельники удела
Здесь обитали как на небеси.
А ныне Мною греза овладела,
Что церковь просияла на Руси.
 
 
Как будто бы Антоний чудотворный
Вернулся со Святой горы домой
И выстроил нагорный храм соборный,
И двери распахнул передо Мной.
 

Антоний,

инок Русской обители Ксилургу на Афоне

(покидает скит, направляясь в Русскую землю)

 
Прощай, Ксилургийская келья!
Прощай, Богородицы храм!
Святые скалы и ущелья,
Молитвенно кланяюсь вам.
 
 
Мне глас обозначил небесный
Дорогу на Русь прямиком,
Где должен воздвигнуть чудесный
Для Божией Матери дом,
 
 
Затеплить светильники веры
И ввысь воскурить фимиам.
Отверзтесь, варягов пещеры!
Восстань, Богородицы храм!
 

Хор

 
Ты – звезда божественного свода,
Украшенье русского народа,
Радуйся, Антоний преподобный,
Ксилургийского скита молчальник,
Русских чернецов первоначальник.
 

Эпилог

 
Владимира свершилось предсказанье:
Над родиной – божественный Покров,
Святой горы небесное посланье,
Благословенье русских чернецов.