Текст книги "Улица Проциона"

Любовь Лукина, Евгений Лукин
Улица Проциона

Летающая тарелка, металлически сверкнув в студеной синеве сентябрьского неба, скользнула наискосок над улицей и скрылась за шероховато-серой коробкой жилого дома. Прохожий охнул и, вздернув левый обшлаг плаща, уставился на оцепеневшую секундную стрелку.

– Да чтоб тебе повылазило! – плачуще проговорил он вслед инопланетному летательному аппарату и сплюнул в сердцах на асфальт.

Огляделся, ища свидетелей. Неподалеку, посреди намытого ветром островка палой листвы, стоял и смотрел в небо прозрачнобородый юноша с этюдником через плечо.

– А? Видали? – вне себя обратился к нему прохожий. – Ну вредительство же самое настоящее! Главное, только-только по радио время сверил… У вас тоже остановились?

Юноша очнулся и посмотрел на прохожего.

– Совершенная все-таки штука… – задумчиво молвил он. Но, к счастью, в этот момент листва под ногами крутнулась смерчиком, и конец бестактной фразы пропал в общем шелесте.

– Вот и я говорю: безобразие! – недослышав, выкрикнул прохожий. – Ну объясните вы мне: ну почему у нас все делается, я извиняюсь, через коленку? Людей, значит, выгоняем в степь, на Семь ветров, а нелюдь эту… На голову скоро садиться будут!

– Да неловко их как-то, знаете, в степь… – заметил юноша. Все-таки братья по разуму…

Прохожий злобно уставился на собеседника.

– Вот-вот… – скривившись, выговорил он. – Скажите лучше: привыкли перед иностранцами на брюхе ползать! В Америке бы, небось, пройди он вот так над крышами, поостанавливай всем часы – знаете бы что было? Он на посадку – а ему тут же иск на крупную сумму!.. – Прохожий снова взглянул на циферблат и скривился окончательно. – Стоят. До сих пор стоят…

– А у того мотор заглох, – сообщил юноша.

Прохожий оглянулся. Метрах в двадцати от них, ухватясь за полуоткрытую дверцу остановившегося «жигуленка», каменел в живописной позе только что, видать, выскочивший шофер с запрокинутым сливово-сизым лицом. Губы его свирепо шевелились.

Картина эта доконала прохожего.

– К черту! – взорвался он, снова поворачиваясь к юноше. – Вот устроить им митинг перед Думой!.. Ну невозможно же так!.. За каким дьяволом мы их вообще выбирали?

И, наподдав носком немодного ботинка скрутившийся за считанные секунды лиственный пригорок, весьма решительно зашагал прочь. Отойдя метров на десять, обернулся.

– А в следующий раз, – пригрозил он напоследок, – вообще голосовать не пойду!..

Юноша посмотрел ему вслед и, переведя ожившие к тому времени часы на пять минут вперед, двинулся в противоположном направлении. Вскоре он вышел на край странной площади, лежащей не по центру, а сбоку от проспекта и отделенной от полотна дороги двойным рядом елочек. Вымощенная бетонными квадратами площадь вздымалась посередине двумя волнами ступеней, вознося почти на трехметровую высоту блистающий мрамором цоколь огромного прямоугольного здания. По фризу, где ранее нависали глыбы идеологически выдержанного барельефа, ныне распласталась сияющая металлическая надпись «Отель „Галактика“». А с боковой стороны почему-то еще и по-английски – «Hotel Galаху».

Фонтан не работал. Вода в бассейне была подернута утренним ледком. Неподалеку от фонтана на бетонных квадратах стояли четыре дискообразных аппарата, причем крайний, судя по всему, только-только прибыл. Тут же, стараясь не слишком приближаться к инопланетной технике, прохаживался милиционер в черной меховой куртке, при кобуре и портативной рации.

В углу площади торчал полосатый штырь, увенчанный стеклянным плоским ящиком, на коем изображена была синяя буква «Т», а рядом с елочками приткнулись штук пять такси. Шоферы, собравшись в кружок, курили, ежились и посматривали неласково, как раскрывается на манер апельсина только что приземлившаяся летающая тарелка. Высокая серебристая фигура ступила на бетон и, не дожидаясь, когда купол аппарата снова сомкнется, направилась неспешно в сторону здания, в дверях которого немедля показался швейцар. Сделав несколько шагов, фигура окуталась вдруг мерцающей розовой дымкой.

– Ишь, – прокомментировал лениво один из таксистов. – Холодно ему. Поле врубил…

– Да, это тебе не Вега, – не без злорадства заметил второй.

Третий подумал и хмыкнул:

– Какая Вега? С Веги – те здоровые, черные. А серебристые – это с Проциона.

– Процион-моцион!.. – Второй раздраженно заплевал окурок. – Налетело погани со всего света… Куда едем?

Последний вопрос относился к прозрачнобородому юноше, остановившемуся то ли послушать таксистов, то ли поглядеть на инопланетянина.

– Да пожалуй, что никуда, – несколько смущенно ответил он. – А что, скажите, вот это розовое… это и есть поле?

Но таксист с ним больше разговаривать не пожелал и снова повернулся к коллегам. Губы юноши обиженно дрогнули. Однако спина сердитого шофера выглядела столь непробиваемой, что он решил не связываться и пошел прочь, время от времени пожимая свободным от этюдника плечом. Асфальт по периметру площади был совершенно чист – видно, листву размело при посадке.

– Сережа!

Юноша остановился. Из-за последней елочки вышел, ухмыляясь, рослый плечистый парень. Из-под прямоугольного козырька высокой фермерской кепки на юношу, которого, оказывается, звали Сережей, уставились маленькие серые глаза – не выразительнее заклепок. Зато нижняя челюсть была куда как выразительна! Ворота прошибать такой челюстью.

– Володька, ты? – Обрадованный Сережа сбросил с плеча этюдник и протянул хрупкую мальчишескую руку навстречу огромной ухватистой пятерне с оббитыми и расплющенными костяшками пальцев. Надо полагать, молодые люди не видели друг друга давно, потому что после рукопожатия они еще и обнялись.

– Ну ты, я смотрю, вообще не изменился, – подавая звук несколько в нос, приговаривал рослый Володя. – Каким был на выпускном – таким и остался…

– Как? А борода?

– Где борода? – Володя всмотрелся. – Елки-палки! Сразу и не заметишь… – Взгляд его упал на этюдник. – Так все и рисуешь?

– Крашу, – криво усмехнувшись, поправил Сережа.

– Не свисти! – последовал ответ. – Сам, небось картины пачками за бугор гонишь. За баксы, а?

– Скажешь тоже… – совсем засмущавшись, проговорил Сергей. – Слушай, а почему ты без куртки? Холодно же!

Володя осклабился:

– А у меня куртка вон там, за елочками стоит. Ну, хватай свои деревяшки, пошли…

За елочками, отражая в подробностях лаковыми черными боками сентябрьский денек, стояла новенькая «Волга».

– Твоя? – поразился Сергей.

Володя не ответил. Похоже, при виде собственной машины у него резко испортилось настроение. С удрученным видом он огладил край капота и, вздохнув, сказал:

– Продавать хочу…

– С мотором что-нибудь? – робко предположил Сергей.

– «Мерседес» буду брать, – сухо пояснил тот. – А то неловко уже… Погоди-ка… Во-от… – продолжал он, протискиваясь за руль и открывая изнутри вторую дверцу – для Сергея. – А я, ты понимаешь, еду, и вдруг – раз! Мотор заглох. Что такое, думаю… Выглянул – а он как раз на посадку заходит… А потом гляжу – ты идешь…

Он взялся за козырек и как бы снял лоб вместе с кепкой. Под высокой тульей, прикрытые наполовину плоской каштановой челочкой, обнаружились одни надбровья – правда, очень мощные.

– Что… прямо «мерседес»?..

Володя только усмехнулся в ответ и включил зажигание. «Волга» с набором скорости вписалась в поворот, и Сергея на пару секунд прижало к каменному бицепсу бывшего одноклассника.

– Погоди, – спохватился он. – А куда мы едем?

– Ко мне, – невозмутимо отозвался Володя. – Что ж я, еще пять лет тебя отлавливать буду? Леха вон в Штаты подался – и то уже два раза с ним виделись. А тут в одном городе живем…

Сказано это было с упреком.

– Да понимаешь… – виновато начал Сережа, потом запнулся и в затруднении потрогал болтающуюся перед глазами тусклую спиралевидную висюльку, совершенно не вписывающуюся в роскошный интерьер «Волги».

– Ты полегче с этой хреновиной, – скосив невыразительный глаз, посоветовал Володя. – Она, чтоб ты знал, триста баксов стоит.

Испачканный в краске палец испуганно отдернулся.

– Да ну тебя… – смущенно улыбаясь, сказал Сережа. Но, посмотрев на друга повнимательнее, перестал улыбаться и во все глаза уставился на покачивающуюся вещицу.

– Погоди… Так это – оттуда? Из отеля?

Володя кивнул с довольным видом.

– А… посмотреть можно?

– Смотри, – милостиво разрешил тот. – Только имей в виду: хрупкая, зараза. Карандашом щелкнешь – сразу в пыль… Телка одна моя умудрилась: представляешь, села на такую вот штуковину!.. Так даже пыли не осталось: одно пятно на юбке, другое – на сиденье… И не выводится вдобавок. Еще и обшивку из-за нее менять пришлось. Чуть не пришиб корову…

Летящий навстречу проспект отвалился влево, и машину коротко протрясло по свежезалатанному асфальту неширокой улочки.

– Козлы… – равнодушно обронил Володя. – Опять дорогу ломали – трубу у них там какую-то пробило…

Сережа чуть ли не с отчаянием всматривался в покачивающуюся на ниточке спираль.

– Слушай, – спросил он наконец. – А зачем она?

– Сам, что ли, не видишь? – недовольно сказал Володя. – Висит. Переливается. Денег стоит.

– Переливается?..

Володя досадливо шевельнул тяжелой челюстью.

– Да тут, понимаешь, какое дело… Она ж не на наше зрение рассчитана. В ультрафиолете, говорят, переливается…

«Волга» нырнула под полотно железной дороги и, пролетев мрачный сырой туннель, снова вырвалась на божий свет. Слева с оттяжкой замелькали выложенные кафелем многоэтажные здания.

– Странно все-таки, ей-богу… – как-то жалко усмехнувшись, сказал Сергей.

– А что странного? – не понял Володя.

– Да вот, казалось раньше… прилетят они – и все пойдет по-другому…

Володя хмыкнул и задумался. Надолго. До самого поворота. Потом внимательно посмотрел на бывшего одноклассника.

– А по-другому – это как?

* * *

Дверь представляла из себя прямоугольник листовой стали изрядной, видимо, толщины, с металлическим штурвальчиком вместо ручки.

– Да грабанули меня месяц назад, – нехотя пояснил Володя. – Пришлось вот навесить…

– Да-а… – с уважением молвил Сергей. – Черта с два теперь откроешь…

– Открыва-ают… – утешил Володя, извлекая из кармана кожаный чехол с многочисленными ключами. – У братка одного такая же дверь была – с тремя замками, ну? Вверху, внизу и посередке… Так они что сделали! Дождались, когда уйдет, поставили на лестничной площадке флажки (осторожно, мол, сварка), подвели автоген, разрезали петли, ну и открыли в другую сторону, где замки… Мою-то, правда, хрен так откроешь, у меня ручку повернул – и на четыре штыря, понял? В косяки, в порог и в притолоку… Так что только со стеной вынуть можно… На, подержи…

Он отдал Сереже прихваченную из машины инопланетную висюльку и принялся крутить штурвальчик и проворачивать ключ. Открыл, забрал вещицу, и бывшие одноклассники прошли в голую, с ободранными обоями прихожую. Изнутри дверь выглядела и вовсе устрашающе: маслянисто отсвечивающие штыри, сваренная из швеллеров рама. Особенно поразил Сергея глазок – призматический, на манер перископа.

– Это чтоб в глаз через дырку не выстрелили?

– А чего ты ржешь? – без улыбки отозвался Володя. – Стреляли уже.

– В тебя?

– Ну ты даешь! – сказал Володя, замыкая дверь изнутри. – Если бы в меня, ты бы сейчас со мной не разговаривал…

Несколько ошарашенный, Сережа повесил куртку на торчащий из стены гвоздь-двухсотку – и, миновав открытую дверь в спальню, где стояла прикрытая пледом раскладушка да валялось всевозможное спортивное железо, друзья очутились а обширной комнате, казавшейся больше истинных своих размеров из-за полного отсутствия обстановки. Видимо, первым приобретением ограбленного Володи была бронированная дверь с глазком и штурвальчиком.

– Неужели и мебель вынесли? – пришибленно спросил Сережа.

– А ты думал? Открыли квартиру, подогнали фургон, наняли грузчиков… А соседям сказали: переезжает… Съездил, короче, позагорал… Ты посиди, я сейчас…

Сережа прислонил этюдник к одной из голых стен и, присев на табуретку возле покрытого клеенкой кухонного стола, огляделся. Комната была освежевана так же, как и прихожая. Надо полагать, Володя решил, воспользовавшись случаем, заодно отремонтировать квартиру.

В открытую форточку с улицы ползло какое-то невнятное глухое бормотание, время от времени стираемое шумом проходящих машин. Невольно создавалось ощущение огромной толпы под окнами.

Вернувшийся Володя поставил на стол початую бутылку коньяка, два разнокалиберных стакана, какие-то консервы и надорванную пачку галет.

– Другой закуски нету, – предупредил он. – Так что – чем богаты…

И принялся вскрывать баночку черной икры иранского производства.

Глухое бормотанье на улице тем временем становилось все явственней – не было уже никакого сомнения, что под окнами собралась толпа человек в пятьдесят. Затем бормотанье взбурлило гомоном, из которого прорезался вдруг совершенно нечеловеческий крик: «За кем? За ним?»

– Во! – заметил Володя, разливая коньяк. – Десять часов ровно. Акционеры, блин… Ох, кину я им как-нибудь туда «черемуху»…

– Черемуху? – удивился Сережа.

Володя рассмеялся и, опустив на свой стакан огромную оббитую лапу, заставил друга сделать то же самое. Посуда была сдвинута основаниями – и звук получился, как от столкновения двух булыжников. Бывшие одноклассники выпили и за неимением ложек подцепили икру из баночки обломками галеты.

– Слушай, – сказал Сергей. – А эта спиралька… откуда она у тебя?

Володя насмешливо разглядывал совершенно не изменившегося приятеля.

– Ну, скажем, купил…

– Слушай, а у кого?

Последний вопрос почему-то сильно не понравился Володе.

– Да иди ты к черту! – сказал он. – Нашел вообще, о чем говорить!.. Из наших кого-нибудь видел?

– Из наших? – Сережа подумал. – Скляра видел. В автобусе.

На мужественном лице Володи был изваян живой интерес.

– В автобусе? Ну-ну, и как он?

– Да знаешь, не очень… – признался Сережа. – Грязный какой-то, на ногах еле держится…

Володя скорбно кивал.

– Да, – сказал он наконец. – Спился Скляр. Мне об этом уже год назад говорили… А еще кого видел?

– Ленку видел, – улыбаясь от уха до уха, сообщил Сережа. – По телевизору.

Глаза у него блестели – видно было, что за пять лет пить он так и не научился.

– Да? – сразу оживившись, вскричал Володя. – И ты тоже?.. А я, ты понимаешь, смотрю в программке: конкурс красоты, финал… Включил – гляжу: елки-палки! Ленка наша в купальничке… дефилирует… – оборвал фразу, помрачнел и закончил ворчливо: – Насажали козлов в жюри… Видел, какую они мымру выбрали? Куплены все на корню…

– Да ну, не может быть… – усомнился Сережа.

– Куплены-куплены, – сказал Володя. – Но и она тоже хороша – предупредить не могла…

– А что бы ты сделал?

Володя молчал, угрюмо пошевеливая челюстью. Невыразительные глаза его как бы провернулись сами в себе и вообще перестали что-либо выражать.

– Да, слушай! – встрепенувшись вдруг, озабоченно проговорил он. – Ты сам-то – как? Никуда пока не собираешься? Ну там в Союз художников вступать?..

– Смеешься… – уныло молвил Сережа. – Какой там Союз!..

– Соберешься – скажи, – вполне серьезно предупредил Володя. – А то ведь там тоже, наверное, козлов полно… Вообще давай – рисуй, становись знаменитым… Чтобы я тобой гордился, понял?

Он снова плеснул в стаканы коньяк.

– Ну, давай… За нас! За десятый «вэ»!

Гляделки его затуманились, и он произнес мечтательно:

– Вот построю лет через пять виллу – с бассейном и с кинозалом… Соберу весь класс… И будете вы у меня там плавать и кино смотреть…

В открытую форточку с улицы забрело сдавленное «Заноси, тудытъ!..» – и гулкий стук опускаемой тяжести.

– А я так и не понял, – сказал Сережа. – Купил ты ее или выменял?

– Кого?

– Да спиральку эту… из отеля…

Володя вдруг изменился в лице. Переносица вздулась, как у тигра.

– Ты соображай, что говоришь! – гаркнул он на испуганно съежившегося Сережу.

– Так а что я такого?.. – растерянно пробормотал тот. – Я же…

Володя шумно дышал, раздувая ноздри. Потом вскочил, двинулся к двери, обернулся.

– Лучше бы ты меня на хрен послал! – в сердцах бросил он и исчез. Слышно было, как он громыхает за стеной своим спортивным железом. Совершенно сбитый с толку, Сергей ждал продолжения.

Володя вернулся с дымящейся сигаретой.

– Вот! – сказал он. – Закурил из-за тебя!..

И заходил, успокаиваясь, по гулкой пустой комнате. Все еще ничего не понимающий Сережа, прижав испачканные в краске ладони к груди, сидел на табуретке и только поворачивался вслед за разгневанным другом.

– Володь… – повторял он жалобно. – Ну извини, ну… Володь…

Володя стремительно нагнулся к отпрянувшему Сереже и потряс перед самым его лицом узловатыми, чуть скрюченными пальцами, в которых дьмилась сигарета.

– Ты запомни, – проговорил он с угрозой. – Я к этому отелю не подходил и не подхожу! И тебе не советую!..

Он выкинул докуренную едва до половины “честерфильдину” в форточку и, успокоившись малость, вернулся за стол. Сердито расплеснул остаток коньяка по стаканам.

– Ну прости, Володь… – Сережа чуть не плакал.

– Ладно, замяли… – хмуро проворчал Володя. – Ты смотри, еще кому-нибудь такое не ляпни. Скажи мне кто другой – в шесть секунд рыло бы начистил и с лестницы спустил…

– Так а что я ляпнул-то?

– Что-что… – Володя все еще посапывал разгневанно и в глаза не смотрел. – Можно подумать, не знаешь, как относятся к этим… Ну, к тем, которые у отеля пасутся…

– Знаю, – сказал Сережа. – Плохо.

– Плохо? Да их никто за людей не держит! Понял?.. – Володя проглотил коньяк и со стуком вернул стакан на стол. – Слышал, небось, на что они у проционов все эти побрякушки выменивают?

– Н-ну… я полагал, на сувениры какие-нибудь наши…

При этих словах тяжелая челюсть Володи отвалилась, и несколько секунд он смотрел на приятеля, приоткрыв рот.

– Черт тебя поймет, на каком ты свете живешь, – пробормотал он наконец. – На сувениры – надо же!..

– А на что же тогда?

– Не знаю, – отрывисто сказал Володя. – И никто не знает.

– То есть как?

– А так!.. – Явно нервничая, Володя одним движением растер в пальцах галетную крошку. Лицо его было угрюмо. – В общем, запомни: проционы эти… Ну, длинные такие, серебряные… Так вот они в обмен на всю эту шелупень что-то у человека забирают. По частям, понял? И никто не знает – что…

– Может, биополе? – испуганно раскрыв глаза, предположил Сергей.

– Ты прессу-то вообще читаешь? – поинтересовался Володя.

– Нет, – виновато сказал Сергей.

– Оно и видно… Проверяли уже ученые. Говорят: как было биополе – так и есть, никаких изменений…

– Так а что ж они тогда забирают-то?

– А черт его знает! – с досадой ответил Володя, – Верующие говорят: душу…

* * *

Выйдя из подъезда, Сергей остановился и долго смотрел, как по лаковому черному капоту Володиной «Волги» переползает скрюченный тополиный лист. Сережа наблюдал за ним с явным беспокойством, будучи, видимо, одним из тех, кто в любом пустяке видит отражение собственной жизни. Несколько раз листок подбирался к самому краю капота, но потом вздрагивал и поспешно отползал к центру. Наконец Сергей вздохнул и, поправив ремень этюдника, направился к прямоугольной сквозной дыре, выводящей со двора на улицу.

Улица Проциона двумя параллельными асфальтовыми лентами скатывалась по косогору к линии железной дороги – прямо в ощеренную черную пасть туннеля. В самом начале улицы, посреди голого глинистого газона стоял облицованный мрамором прямоугольный, как шкаф, обелиск. Плитки четыре с боковой стороны уже отпали, обнажив красное кирпичное экорше с серыми цементными жилами.

Судя по всему, Сергей не бывал в этом районе давно. Без видимой необходимости он пересек проезжую часть и остановился перед обелиском.

«Этот хурх дружбы, – прочел он на бронзовой зеленоватой доске, – посажен в честь братьев по разуму с Проциона».

В присыпанной листьями лунке топорщилось иглами нечто морщинистое, фиолетовое и безнадежно засохшее.

Скорбно помолчав над пропащим хурхом, Сергей поднял голову. За линией железной дороги в студеной синеве сентябрьского неба взблескивала по-над крышами металлическая искорка – кто-то снова, видать, шел на посадку, попутно останавливая гражданам часы и двигатели автомобилей.

Сережа вернулся на тротуар и побрел вниз, к туннелю. Шел медленно, его обгоняли, оставляя в ушах обрывки разговоров:

– Помер, поганец! Вчера только прочел о нем, что поганец, а сегодня уже и помер…

– Где? В «Проционе»? Санитарный день там сегодня!..

Навстречу шла рослая девушка с надменными глазами. Дорого одетая, то есть черт знает в чем. Однако Сергея поразили только ее серьги. Надо полагать, приврал друг Володя насчет исключительной хрупкости инопланетных висюлек – на золотых проволочках, продетых в розовые мочки, покачивались два тусклых спиралевидных обломка.

Засмотревшись, Сережа нечаянно зацепил кого-то краем этюдника.

– Встал! Надолба! – рявкнула на него басом свирепая старуха с коричневым дряблым лицом инопланетного чудовища.

* * *

…Он брел, бормоча, по неровным, присыпанным желтовато-серой листвой тротуарам, пока не обнаружил, что снова стоит на краю вымощенной бетонными квадратами площади, а впереди, блистая стеклом и мрамором, высится прямоугольное, похожее на храм здание с распластавшейся по фризу металлической надписью «Отель «Галактика».

Машин на стоянке прибавилось, зато дискообразных летательных аппаратов теперь насчитывалось всего три. Вообще обстановка на площади заметно изменилась: на пятачке между фонтаном и ступенями толклись какие-то молодые и не слишком молодые люди, одетые весьма по-разному. Среди них затесался даже один несомненный бомж, которого, впрочем, сторонились.

Видимо, это были те самые, кого, по словам Володи, никто за людей не держал. Однако такое впечатление, что это их нисколько не печалило, – вели они себя раскованно, а то и просто вызывающе. Бомж, например, с полупьяной улыбкой разглядывал в упор милиционера в черной меховой куртке, и ничего ему за это не было.

Подумать только, каждый из них, наверное, запросто общался с инопланетянами и, может быть, даже продавал им по кусочку свою бессмертную душу… В другое время Сергей, по врожденной застенчивости, вряд ли решился бы к ним приблизиться, но выпитый недавно коньяк сделал его отчаянно смелым, и художник, завороженно глядя на загадочных людей, двинулся к фонтану. Ему, видно, очень хотелось остановить ну хоть этого, в тонированных импортных стеклах, и спросить:

«Простите, пожалуйста… А вот эти спиральки… ну, тусклые такие, ломкие… На что вы их все-таки вымениваете?»

И тут что-то произошло. Все лица начали поворачиваться к Сергею. В устремленных на него глазах он увидел досаду, злобу и, что уж совсем необъяснимо, зависть. Он как раз собирался поправить ремень этюдника – и замер, не закончив жеста.

«Идите за мной», – отчетливо и бесстрастно произнес кто-то в его мозгу.

Сергей вздрогнул и обернулся. В каких-нибудь пяти шагах от него, окутанная мерцающей розовой дымкой, стояла высокая серебристая фигура. Видимо, проционец подошел незаметно со стороны летающих тарелок.

– Вы… мне?

Разумеется, Сергей не раз встречал инопланетян на проспекте – и этих серебристых с Проциона, и здоровых черных с Веги, – и наблюдал издалека посадку их аппаратов на площади, но столкнуться вот так, лицом к лицу… если, конечно, можно назвать лицом эту округлую металлическую скорлупу без единой прорези…

«Вам», – снова прозвучало в мозгу, и серебристая безликая фигура двинулась к отелю.

Несколько секунд Сергей стоял неподвижно. Проционец обернулся.

«Вы боитесь».

Трудно даже сказать, что это было: вопрос, утверждение, упрек?..

Сергей облизал губы. У него еще была возможность повернуться и, ускоряя шаг, броситься прочь с этой площади…

– Нет, – хрипловато ответил он. – Не боюсь…

Толпа нехотя раздалась, давая им пройти.

– Слышь, друган, – перекривив рот, глумливо выговорил бомж. – Ты там на мою долю не забудь, прихвати…

Сергей споткнулся. Проционец подождал, пока его спутник вновь обретет устойчивость, и они поднялись по ступеням к услужливо распахнутой стеклянной двери.

У швейцара было тяжелое лицо. Казалось, оно не выдерживает собственной тяжести: переносица просела, а нижняя губа выдавилась вперед, как цементный раствор из-под кирпича. Поэтому улыбался швейцар, можно сказать, одними глазами – как бы опасаясь развалить лицо окончательно.

Розовая дымка вокруг проционца внезапно померкла, и он совершенно человеческим жестом предложил Сергею войти.

С первых шагов стало ясно, что пришельцы не тронули здание только снаружи. Внутри же все было перестроено – непонятно, правда, когда и как. Стены и потолок коридора, по которому проционец вел Сергея, были сделаны из какого-то зеркального материала. С одним лишь отличием – они ничего не отражали. Относительно пола сказать что-либо трудно, потому что он был покрыт роскошной, невероятно широкой и все же вполне земной ковровой дорожкой.

Между тем стройная серебристая фигура качнулась вправо и продолжала идти в наклонном положении. А через несколько шагов качнуло и Сергея. До самого поворота они шли, как по косогору, потом чертовщина прекратилась и загадочный крен исчез.

Коридор плавно повернул влево, и Сергей чуть было не столкнулся с полупрозрачным человекоподобным существом. Оно припало к слепой зеркальной стене, пропуская идущих, и только уставилось на них огромными радужными глазами.

– Кто это? – понизив голос, спросил Сергей, когда очередной плавный поворот скрыл от него полупрозрачного гуманоида. Проционец не ответил, и это не понравилось Сергею.

– Куда мы идем?

«Сюда», – равнодушным эхом отозвалось в мозгу, и они, непонятно каким образом, ступили в кубическое зеркальное помещение со скругленными углами. Такое ощущение, что прямо сквозь слепую блестящую стену, заколебавшуюся, как поверхность воды.

«Встаньте в центре».

Сергей повиновался.

«Повернитесь направо».

Он повернулся и увидел, что в скругленном углу помещения на прозрачной, слегка наклоненной к нему поверхности разложены уже знакомые тусклые спиральки, еще какие-то розовые шарики, черные брусочки со спичечный коробок, но поуже…

«Вам разрешается выбрать себе один предмет», – информировал проционец.

Судя по тому, как дернулось мальчишеское лицо Сергея, на память ему, скорее всего, пришла старая картинка: европейский купец, разложивший побрякушки из крашеного стекла перед смуглым дикарем Океании.

– Что я должен за это отдать?

«Вы уже отдали», – прозвучало в мозгу.

Сергей повернулся к проционцу и уставился в безликую металлическую округлость шлема – туда, где у его собеседника должны были, по идее, располагаться глаза.

– Я ничего не почувствовал, – испуганно возразил он.

«Вы не могли почувствовать, – последовал беззвучный ответ. – Вы об этом не знаете. Вам это не нужно. Вы можете выбрать себе один предмет».

Совершенно сбитый с толку Сергей снова повернулся к наклоненной прозрачной плоскости, на которой были разложены инопланетные побрякушки. Присмотревшись, он понял, что никакой плоскости нет вообще и на чем разложены предметы – неясно…

Сергей поправил этюдник и спрятал руки за спину.

– Нет, – отрывисто сказал он.

«Вы ничего не хотите взять?» – Сергею показалось, что в беззвучной и бесстрастной речи проционца впервые скользнуло удивление.

– Не хочу, – подтвердил он. – Но если можно… Я хотел бы спросить вас…

Проционец отозвался не сразу.

«Спрашивайте».

– Что вы о нас думаете? – тихо проговорил Сергей.

Проционец молчал. Создавалось впечатление, что он колеблется. Округлая металлическая скорлупа шлема ничего, естественно, выразить не могла, и все же Сергей буквально чувствовал на себе внимательный заинтересованный взгляд.

«Идите за мной», – прозвучало наконец в мозгу, и проционец, видимо, решившись на что-то, шагнул к стене. С бьющимся сердцем Сергей последовал за ним.

Они шли по точно такому же коридору, только ковровая дорожка была здесь другого цвета. Последний поворот привел их в тупик, и проционец отступил в сторону, вежливо пропуская Сергея вперед.

Тот шагнул, и зеркальная слепая стена заколебалась перед ним, как поверхность воды. Сергей прошел сквозь нее и остановился, ничего не понимая. Он снова был в стеклянном вестибюле отеля, и на него – на этот раз без улыбки – смотрел швейцар с тяжелым полуразрушенным лицом. Сергей обернулся, хотел спросить, но спрашивать было некого. Стена.

Он не сразу сообразил, что по-русски это называется – выставить, а когда, сообразил – уткнул подбородок в грудь и зажмурился до боли.

Швейцар выжидающе смотрел. Когда же прозрачнобородый сопляк с этюдником, взяв наконец себя в руки, проследовал мимо него к выходу, швейцар озабоченно принялся изучать прямоугольный плафон на потолке. Потом сходил за тряпочкой и тщательно вытер дверную ручку, за которую брался Сергей.

* * *

Уже скрылся за елочками отель, а он все еще не смел поднять лица – шел, как после пощечины, и все пытался найти объяснение случившемуся. Может быть, проционец просто не захотел огорчать его? Или, может быть, им вообще запрещено говорить, что они о нас думают?.. В конце обсаженной елками аллеи Сергей чуть было не налетел на кого-то. За полшага до столкновения остановился, вскинул глаза и увидел прямо перед собой широкогрудого осанистого красавца в легкой импортной курточке. Плотная черная бородка, темные смеющиеся глаза. Незнакомец смотрел на Сергея с нескрываемым любопытством.

– Здравствуйте… – неуверенно проговорил тот. У него вообще была плохая память на лица.

Приветствие это сильно позабавило чернобородого.

– Здравствуйте, – любезно отозвался он и продолжал смотреть.

Сергей почувствовал неловкость и, поскольку дорогу ему явно уступать не собирались, попробовал обогнуть незнакомца, но тут же уткнулся в грудь второму, повыше. Этот чем-то напоминал друга Володю: утяжеленная нижняя челюсть и невыразительные скучающие глаза.

Слева за елочками мерцал холодный мрамор отеля да сияла часть металлической надписи: «… алакт…»

– Ну, показывай, – утомленно сказал Сергею тот, что повыше.

– Что «показывай»? – растерявшись, спросил Сергей.

Высокий глядел на него со скукой.

– В отеле был?

– Был…

– Показывай, что вынес.

– Ничего, – поспешно сказал Сергей. – Честное слово, ничего!

Чернобородый осанистый стоял рядом и с интересом слушал их беседу.

– Да что ж это мы посреди дороги? – мягко проговорил он, беря Сергея под локоток. – Прошу. Если это вас, конечно, не затруднит…

Красивое лицо его стало при этом очень серьезным, почти торжественным, глаза же как были – так и остались смеющимися. Втроем они поднырнули под еловые лапы и оказались на проспекте. У бровки, вся в льдистых отсветах, стояла большая светлая машина. Может быть, даже «мерседес».

– Вы разрешите? – вежливо осведомился чернобородый, забирая этюдник.

Здесь же, между елочками и «мерседесом», Сергей был обыскан быстро и бесцеремонно. Вывернутая куртка легла на край капота. Высокий изучал содержимое изъятого кошелька. Чернобородый присел над раскрытым этюдником.