Текст книги "Слой Ноль"

Глава 2

– «Возрождения»?.. – таксист зачем-то потрогал нос и сплюнул. – Нет.

– Что «нет»? – спросил Виктор. – Не знаешь?

– Нет такой улицы, – заявил он. – Можешь не искать.

Мухин газанул и тут же затормозил возле другого такси – у кинотеатра их стояла целая шеренга.

– Не, – отозвался второй. – «Возрождения» я не слышал. Никогда не слышал.

Третий и четвертый сказали примерно то же, а до пятого Виктор не доехал – он как раз поравнялся с табачным киоском и вышел за сигаретами.

– Вы, молодой человек, потеряли что-то? – раздалось рядом.

– А?.. – рассеянно вякнул Мухин.

У него за спиной стоял благообразный старик с идеальной осанкой и удивительными белыми ресницами, пушистыми, как у ребенка. Старик теребил щегольскую палочку – до трости она всё-таки не дотягивала, но и клюкой назвать ее было нельзя.

– Я, простите за назойливость, видел, как вы к таксистам обращались, – молвил он. – Таксисты не скажут. Им отвезти интересно, деньги с клиента получить, а справки давать они не обязаны. Н-да… Такая порода.

– «Возрождения», – отрывисто произнес Виктор. – Говорят, улицы Возрождения нет…

– Неправду говорят. Кстати, мне туда же.

– Серьезно?! Я на такую удачу даже не рассчитывал, – признался Мухин.

– Я тоже не рассчитывал на… гхм, такое везение, простите за каламбур.

Пассажир неторопливо, с достоинством уселся и поставил палку перед собой, точно был не в «девятке», а в собственном экипаже.

– Городским транспортом здесь неудобно, на двух автобусах, – продолжал он. – Или на метро, но тогда еще пешком придется… А откуда вы про улицу Возрождения знаете? Сейчас редко, кто ее вспомнит.

– А я вот взял и вспомнил, – отшутился Виктор.

Он выехал на Октябрьскую площадь и остановился у светофора. На угловом доме висела синяя табличка: «Площадь 7-го Ноября».

– Что это за… – начал он, но старик его перебил:

– Всё время прямо. Прямо, прямо и прямо, – указал он сухой ладошкой. – А потом два раза налево.

– Вы так здорово Москву знаете… – пробормотал Мухин, исключительно для поддержания разговора.

– Опыт, молодой человек.

– Таксистом работали?

– Ну… вроде того, да. Ездил много.

Дома впереди расступились, и из-за крыш выглянуло громадное пятиугольное здание – ни дать ни взять Пентагон.

– Лево руля, – распорядился пассажир. И как бы между прочим добавил: – Вообще-то, улицы Возрождения в Москве нет.

– Переименовали? Вот почему никто ее не помнит. Всё-таки хорошо, что мы с вами встретились.

– Хорошо, – согласился старик. – Тут опять налево… Только ее не переименовывали. Ее сразу под другим названием построили. Планировали «Возрождения», получилась «Луначарского». Вон за тем перекрестком.

Свернув у старорежимной аптеки, Мухин посмотрел на номер дома и прибавил скорости, благо улочка была пустой и тихой. В пятнадцатом доме находился овощной магазин, в семнадцатом – что-то непонятное, явно коммерческое, в девятнадцатом была почта.

За почтой стоял бесхозный рекламный щит, полностью закрывавший обзор. Из-под ржавого края выглядывали мелкие заморенные деревца и угол скамейки. Миновав щит, Виктор увидел маленький, по-осеннему захламленный садик.

– Огромное вам спасибо, – сказал пассажир.

Он дождался, пока машина не подъедет к следующему зданию, и коснулся ручки.

– Так вам тоже сюда? – удивился Мухин.

– И вам сюда же? – ответно удивился старик. – В двадцать третий?

– Почему?..

Виктор посмотрел на табличку – действительно: «23».

– Двадцать третий, – подтвердил пассажир. – А вы какой ищете?

– Двадцать первый. Улица Возрождения, дом двадцать один.

– Ах, двадцать один! – он прихлопнул дверь и, усмехнувшись, постучал в пол своей палкой. – Наверно, вас разыграли, молодой человек.

– Ничего не понимаю.

– С этим домом целая история, – дедок пожевал губами и вновь затеребил палочку. – Проект сам Иосиф Виссарионович рассматривал. Дело в том, что на этом месте собирались…

– Не так подробно, – прервал его Мухин. – После девятнадцатого дома должен идти… Его что, снесли?!

– Нет.

– Где же он?

– Его никогда не было. Дом двадцать один на этой улице так и не построили. Вместо него… – старик звучно щелкнул пальцами, указывая через плечо на сад. – С самого начала. Уж поверьте аборигену.

Виктор поверил, ничего другого ему не оставалось.

Пассажир уже скрылся в подъезде, а он всё еще сидел, поглядывая в зеркало. В садике не было ни души, и надежда на то, что «дом двадцать один» – это только метафора, растаяла.

В одиннадцатом часу начало темнеть, особенно это было заметно по деревьям. Кроны уплотнились, будто бы в них выросли дополнительные листья, и перестали пропускать свет. Черная скамейка утонула в сумраке – теперь любой желающий мог вздремнуть на ней без помех.

Несмотря на вечер, духота не спадала, и Мухин, утомившись от плотного мертвого воздуха и собственного пота, опустил в машине все четыре стекла.

«К проституткам мотануть?.. – вяло подумал он. – Ну их на фиг. Вокзал?.. Тогда уж сразу – в отделение, в клетку. А в клетке – бомжи и опять проститутки. На фиг…»

Он мог переночевать в гостинице, но денег хватило бы дня на три-четыре, не больше, и то при условии, что это будет далеко не «Метрополь». К тому же Мухин чувствовал, что проблему надо решать кардинально, поскольку…

Виктор тяжко вздохнул и закурил.

Да… Поскольку возвращаться домой он не собирался. Там чужая жизнь – в чужой квартире, с чужой женой. Там всё не его, и даже эта рубашка, и даже эти трусы… Единственное, что Виктор мог считать своим, – это сигареты. Пачку «Кента» он купил сам… правда, на чужие деньги.

Возможно, у местного Мухина, у зоолога, была любовница, возможно – и апартаменты для встреч… Однако чтобы о них узнать – о любовнице и апартаментах, – Виктору нужен был хоть какой-то намек.

За последние полчаса на улице Возрождения-Луначарского не появилось ни одного прохожего.

Лихо отстрельнув окурок – он этому не учился, это умел зоолог, – Мухин тронул руль и медленно поехал, словно размышляя, не подождать ли ему еще, хотя было ясно, что Константин не придет – ни с топором, ни без.

Впереди, у аптеки, в сером полотне дороги фары выхватили дырку открытого люка.

«Откуда?.. – отстраненно подумал Виктор. – Никого ведь не видел…»

Он повернул, объезжая колодец, и вдруг заметил между домами какую-то тень. Силуэт пробежал по стене, огромной птицей скользнул на тротуар, тут же – на мостовую и, догнав «девятку», вскочил в правую дверь. Виктор даже не пытался увернуться, а если б и пытался, то вряд ли успел бы – всё произошло нереально быстро.

Мухин остановил машину и вопросительно произнес:

– Ну…

На него смотрели неглупые карие глаза. Темные глаза и светлые брови – редкое сочетание. Еще у мужчины был нос с горбинкой – Мухин почему-то сразу обратил на это внимание. Горбинка была не природной – нос ломали и, скорее всего, неоднократно. Одет был мужчина в черную «натовку» и плотные брюки, тоже черные. На выбритом загорелом черепе выступали крупные капли и, скатываясь по щекам, впитывались в лоснящийся воротник. Казалось, куртка была мокрой насквозь, но его это ничуть не беспокоило.

Под сороковник, оценил Мухин. Опасный возраст.

– Привет, – бросил человек. – Давно в этом слое?

– В этом… что?..

– Понятно. Ты езжай, езжай. Не надо тут отсвечивать, – сказал незнакомец и деловито представился: – Пётр.

– Виктор, – ответил Мухин без энтузиазма. – Куда ехать-то?

– Всё равно. Лично мне никуда не надо.

– А чего сел? Тачка?..

– Витя, я не вор.

– Кто же ты, Петя? – сказал Мухин насмешливо, даже с некоторой издевкой и сам поразился своему нахальству. Есть люди, становящиеся в опасности бесстрашными или, точнее – безбашенными, но Виктор себя к ним не относил. Ошибался, что ли?..

– Вопросец… – молвил Пётр задумчиво и вроде бы не враждебно. – Кто я… А ты кто? Можешь ответить?

– Я?.. Зоолог, – поколебавшись, сказал Мухин.

– Ну-ну… А я в таком случае – геолог. Такой же, как ты – зоолог, – добавил он многозначительно. – И что же наш уважаемый зоолог здесь делал?

– Девочек снимал, – огрызнулся Виктор.

– У дома номер двадцать один… И как?.. Много наснимал?

Мухин сунул в рот сигарету и, не прикуривая, пожевал фильтр. Теперь было ясно, что Пётр не прыгал в первую попавшуюся машину, а ждал именно его. Он знал про двадцать первый дом, и еще… да!.. он что-то говорил про «слой».

На Садовом кольце, куда они выскочили, движение было слишком плотным, и Виктор повернул к Арбату. Небо уже стало угольным, но звезды едва светили – вместо них повсюду вертелись и вспыхивали затейливые рекламные финтифлюшки. Обе стороны проспекта горели всеми мыслимыми цветами, и неоновый огонь выглядел не просто живым, а разумным.

– Чего стоит вся эта красота, когда она зависит от одного рубильника… – мрачно произнес Пётр.

– А рубильник от чего зависит? – осторожно спросил Мухин.

– Рубильник-то? От человека, естественно. А люди, как правило, дураки… Дай-ка и мне.

– Чего?..

– Сигарету, «чего»! Нигде от них не отвяжешься.

– Назови улицу, – помолчав, сказал Виктор. – Улицу, где мы были.

– Пароль, да? – осклабился он. – «Возрождения». Этот пароль всему миру известен.

– Как?.. Ее же здесь нет…

– При чем тут «здесь»? Э-э, да тебя первый раз перекинуло?

– Ты от Константина? Что ж ты раньше не сказал?

– Где вы с ним виделись?

– Не знаю, – удрученно ответил Мухин. – Где-то… где-то не здесь.

– Понятно, что не здесь, – скривился Пётр. – Он к тебе, наверное, в последний момент пришел?

– В последний?..

– А-а… – протянул он. – Вас же всех корежит поначалу. Кого раздваивает, у кого вообще память отшибает. Ты не волнуйся, это временное. Еще пару раз околеешь, и всё восстановится.

– Пару?.. – тупо переспросил Виктор. – Так я, значит, умер… И те ракеты…

– Что, и ракеты видел? Повезло.

– Мне их Константин показал.

– И велел прийти на улицу Возрождения, да? Урод вонючий…

– Почему?

– Он меня убил, – хмуро ответил Пётр.

Мухин озадаченно взглянул на собеседника.

– Всё равно ее тут нет, этой улицы. И дома тоже. И площадь! – спохватился он. – Не «Октябрьская», а «Площадь седьмого Ноября»!

– Хорошо, хорошо. Чего ты разбушевался-то?

– Но ведь не совпадает!

– Что не совпадает? С чем? С тем слоем, в котором ты жил? Ну и что? Они все отличаются, какие – сильно, какие – не очень.

Мухин с трудом проглотил комок.

– Пётр… Где я?..

– Знаешь, что первое приходит в голову тем, кого перекинуло? Что они попали в ад! – Пётр искренне рассмеялся и повел рукой, охватывая одновременно и Новоарбатский гастроном, и книжный на другой стороне, и всю Москву разом. – Никто не соглашается принять это… ну, не за рай, так хоть за чистилище. Все ждут после смерти какого-то большого кайфа, а получают вон чего… – он цыкнул зубом и отвернулся к окну.

– Так что я получил?

– Да практически ничего. Но ничего и не потерял. Слоев много, и в каждом ты существуешь – за исключением тех, где ты уже попал под машину, отравился грибами или, допустим, тебя кто-нибудь грохнул. Вообще-то, перекидывает многих, но человек редко может это осознать. У тебя там что было, на родине?.. Ядерная война? Обычное дело, – сказал Пётр, не отрывая взгляда от двух девушек в коротких юбках. – Есть хочешь? – неожиданно спросил он.

Виктор вроде бы не хотел, но стоило ему об этом подумать, как в животе громко булькнуло. Теща в обед накормила одним супом – да и тот, кажется, съел кто-то другой.

– Понятно, – сказал Пётр. – Притормози-ка.

– Здесь запрещено. Арбат проедем, свернем на Гоголевский…

– Здесь нет Гоголевского бульвара, – раздельно произнес он. – А слово «запрещено» для тебя потеряло смысл. Сегодня. Во сколько?

– Без чего-то семь, – сказал Виктор, покорно останавливаясь возле подземного перехода.

Пётр вышел и направился к фургончику с датскими хот-догами. Палатка на колесах стояла задом к дороге, лицом к гастроному, и Мухин не видел, ни как Пётр заказывал, ни как он расплачивался.

Виктор потянулся было к магнитоле, но раздосадованно хлопнул ладонью по ноге. Не до музыки…

Он пытался убедить себя в том, что все эти слои, все эти сомнительные истории с реинкарнациями – или как их называют? – это чушь, бред и сказки для блондинок.

Там – умер, здесь – воскрес… И как, спрашивается, воскрес, если здесь он прожил те же тридцать два года? Вселился в готовое тело?.. Прямо в женатого зоолога, да?.. Как злой дух в монашку, да?.. Вселился, да?..

Мухин внезапно иссяк и с отвращением посмотрел в зеркало.

Да, да, да.

Он спорил не с Пётром, а с самим собой, и это было гораздо хуже – потому что было бесполезно. Потому что Виктор всё отчетливей вспоминал тот мир… или тот слой, в котором разговаривал с Константином, а через него, как сквозь ряску, уже проглядывал другой – приснившийся во сне… Споря, Мухин всё больше соглашался с тем, что эта жизнь, с синей «девяткой» и «Проблемами зоологии в средней школе», принадлежит не ему.

И вот теперь он согласился окончательно.

Да. Его перекинуло. Другого объяснения не найдется.

Пётр довольно спортивно добежал до машины и, еще толком не усевшись, бросил:

– Гони.

Мухин механически вдавил педаль и лишь потом обернулся – вокруг палатки происходила какая-то суета, впрочем, скоро обзор закрыл подошедший автобус.

– Всё нормально, – заверил Пётр, вручая ему длинную булку с розовой сарделькой. Кроме четырех хот-догов, он взял две пол-литровых банки пива и пачку сигарет. – А зачем тебе тумбочка?

– На дачу ехал, – сказал Виктор, изрядно откусывая.

– Снял бы. Больно приметно.

Мухин с тревогой посмотрел назад, но около бывшего – или нынешнего? – роддома Грауэрмана проспект изгибался, и гастроном уже пропал из вида.

Через несколько секунд по улице разнеслась сирена, и в лобовом стекле замелькали блики от двух маячков. Виктору даже и зеркало было не нужно – за ними ехали два патрульных автомобиля.

– Бензина много? – осведомился Пётр и, швырнув недоеденную сардельку в окно, достал из-под куртки здоровенный пистолет.

– Ты им деньги заплатил? – спросил Мухин.

– Зачем? У меня же ствол.

– А с милицией что делать будешь?

– По обстоятельствам.

– Какие еще обстоятельства? У нас «жигули», а у них два «БМВ»!

– А у нас обойма на двадцать патронов, – в тон ему произнес Пётр и, покачав пистолетом, коротко пояснил: – Это «Стечкин».

– Ты спятил?!

– Почему? Неплохая пушка.

За «Прагой» Виктор хотел свернуть к бульвару, но Пётр придержал руль.

– Не надо, – сказал он. – Прямо давай, к центру. Отрывайся.

Машин было много – и впереди, и по бокам, поэтому, как оторваться, Мухин не представлял. Патруль почти уперся ему в бампер и снова зыкнул сиреной, но вдруг ушел в сторону и остановился у тротуара.

– Не за нами, что ли? – буркнул Виктор.

– Ч-чёрт… – прошипел Пётр. – Всё испортили.

Мухин молча обогнул библиотеку, пересек площадь и заехал в какой-то темный переулок.

– Разыграл, да?..

– Проверил, – сказал Пётр. – Машину ты водишь неважно.

– Так ты заплатил?

– Я за бутерброды людей не убиваю, – он извлек из пакета второй хот-дог и с приятным пшиком открыл пиво. – Да ты ешь, ешь!

– За бутерброды – нет, а за что убиваешь?

– По обстоятельствам, – повторил он.

– И какие же у тебя обстоятельства?

– Разные. Сам увидишь, – сказал Пётр и смачно хлебнул из банки. – Запомни текст: «Уникальный рецепт вишневого пирога». Дашь объявление в какой-нибудь газете. В любой.

– Глупость… И что дальше?

– Я тебя найду.

– А чего меня искать? Вот он я…

– Не-ет, – нетерпеливо возразил Пётр. – Не здесь дашь, а в другом слое. Ты ведь сам пока не выбираешь, этому не сразу учатся.

– Почему в другом слое? – опять не понял Виктор.

– В этом ты не задержишься. Так всегда бывает: воспоминания запутаны, связи разорваны… Тебе деваться некуда. Ты перекинутый.

– С чего ты взял, что я к тебе приду?

– Все куда-нибудь да приходят… – изрек Пётр.

Он тщательно вытер рот салфеткой и, отряхнув руки, поднял пистолет.

– Убери. От него порохом воняет.

– Что, Витя, боишься?

– Боюсь…

Мухин, не шевелясь, покосился на ствол – «Стечкин» был настоящий. И от него едко пахло порохом.

– Не бойся, Витя. В смерти ничего страшного нет. Потому что ее самой нет.

– Не стреляй.

Пётр взвел курок.

– Не стреляй…

– «Уникальный рецепт вишневого пирога». Запомнил?

– Не стреляй!

– Не бойся. Хуже не будет…

Глава 3

После ночевки в машине спину ломило, а колени отказывались как сгибаться, так и разгибаться, словно они решили, что ноги Мухину больше не понадобятся. Спасибо, июнь на дворе – без заморозков, по крайней мере, а то бы… а то бы… ухх…

Виктор осторожно потрогал голову и провел ладонью от макушки до лба. Потом по всему лицу – аналог умывания. Почистить зубы было нечем, и он сунул в рот кривую, как распредвал, сигарету. И только после этого открыл глаза.

Ух-х…

В зеркале мелькнуло что-то обезьяноподобное – но не обезьяна. Что-то гораздо более тусклое и опухшее.

«Обезьяны правильно делают, что не пьют», – подумал Виктор с отчаяньем. И он тоже завяжет. Не сегодня, разумеется, но когда-нибудь – непременно.

Стукнув по двери, он выбрался из машины и поприседал, разминаясь. На него тут же напал убийственный кашель, и Мухин с омерзением выплюнул сигарету. Отхаркиваться с каждым днем приходилось всё дольше, и он подозревал, что однажды найдет свои легкие на земле. Они будут черные и очень маленькие, и из них будет торчать саженец конопли.

Виктор помочился на заднее колесо и выковырял из пачки новую сигарету – разнообразие привкусов можно было забить только куревом. Попутно предстояло сориентироваться, куда это его вчера занесло. Если территория дружественная – нормалек, если нейтральная – тоже терпимо. А если чужая…

«Свалить бы, пока не поздно», – родилась трезвая мысль.

Виктор обошел свой «мерседес» и, похлопав по ржавой крыше, взглянул на небо. Дождя вроде не намечалось, но и солнца тоже не было. Беда, а не погода.

Дома с серыми, в потеках стенами стояли вокруг плотной коробкой – непонятно даже, как заехал. На веревках, натянутых между железными лестницами, болталось такое же серое, тяжелое на вид белье. Из открытых окон вместе с запахами пищи неслись незлобивые матюги, тоскливые песни и звон железной посуды – народ похмелялся.

Виктор зевнул, щелчком отбросил окурок и, еще раз хлопнув по крыше, пошел садиться за руль. Внезапно в салоне раздалось какое-то шуршание. Мухин резко отпрыгнул в сторону и, выхватив из кармана нож-бабочку, двумя привычными движениями освободил лезвие.

На заднем сидении снова пошевелились, и к стеклу прилипли чьи-то нечистые пальцы – стеклоподъемники в «Мерсе» давно уже не работали. Виктор врезал носком по облупленной ручке – дверца распахнулась, и из нее, икнув, вывалилась какая-то старая шлюха с заголенным задом.

– Эй… ты чё… – медленно сказала она.

Шлюха была пьяна – еще со вчерашнего дня, а может, и с позавчерашнего.

– Упала… упала я… – выговорила она с усилием. – Витек. Ты… Витек… у нас пиво есть?

Мухин с отвращением наблюдал, как бабища, цепляясь за мокрое колесо, поднимается на ноги, как она одергивает кожаную юбку, и всё пытался вспомнить, откуда она взялась, а главное – сколько надо было принять на грудь, чтоб разделить ложе с такой выдрой.

– Ползи отсюда, – процедил он.

– Довези… – она снова икнула, – довези до бара. А?..

– Как тебя зовут? – неожиданно спросил Мухин.

– А тебе… што? – женщина заняла вызывающую, по ее мнению, позу. – Тоже мне… ка… кха…

Он испугался, что ее вырвет, и поспешно отступил.

– Кхавалер нашелся! – заявила она и, лихо крутанувшись на каблуке, поплелась к мусорным бакам.

– Погоди! – крикнул Виктор.

– Ну, – она обернулась и одарила его иронической улыбкой. – Ну и чё?

– Слушай, мы вчера с тобой на дачу не ездили?

Женщина пошаталась, как бы в раздумье.

– Торчок ты конченый, понял? Дача!.. Твоя дача в Магадане. Понял?

Мухин рухнул на продавленное сиденье и с опаской потрогал приборную панель. Поверхность была теплая, твердая, пыльная – абсолютно материальная. Он повернул к себе зеркало и ощупал недельную щетину. И посмотрел на часы.

Одиннадцатое июня, пятница, девять утра.

– Ох, ты-ы… – проронил Виктор.

Он машинально сунулся во внутренний карман и уже выудил оттуда паспорт – пластиковую карточку размером с обычную кредитку, как вдруг сообразил, что подсказки ему не нужны, и не глядя опустил карту обратно.

С новосельицем, Виктор Иванович…

Синяя «девятка», дача по минскому шоссе, неизвестная супруга Настя – всё осталось где-то там, в другом слое. А здесь?..

Гнилой «Мерс», хулиганское перышко и потная, в разводах, майка с дешевым слоганом «Ищи меня, Смерть». И эта, как ее… просто «выдра». Виктор даже имени ее не знал – зачем оно ему? Когда тянуло на экзотику, он вылавливал толстозадую у бара «Огонь & Вода». За «марочку» старая выдра делала такое, чему смазливеньким малолеткам, как говаривал Ульянов-Ленин, еще учиться и учиться.

– Дерьмо! – сказал Мухин. Не кому-то там на небе или в этом тухлом дворе. Себе сказал, самому себе лично.

Жена не устраивала? Машина не понравилась? Дачу найти не пожелал? Так получай же, Витек…

Сегодня всё было на месте: детство, отрочество, юность и что там еще полагается… Мухин помнил эту жизнь ровно настолько, насколько ее помнит любой нормальный человек. Однако от любого нормального он отличался еще и памятью о другой – чужой или своей? – жизни.

Вчерашний зоолог по-прежнему оставался в тумане, зато предыдущий слой проявился в памяти полностью – начиная с недостоверных впечатлений детсада и заканчивая боеголовкой, летящей прямо в окно, но всё это было так далеко, что почти уже не тревожило. Позапрошлая жизнь… На нее мутной пленкой наслоилась следующая, а ту чугунной плитой прикрыла эта, нынешняя. Настоящая.

Мухин оттянул на животе майку и снова прочитал: «Ищи меня, Смерть».

– Вот дерьмо…

Ему не нужно было вспоминать, как он жил в этом слое, – он всё знал сам. Ведь это он и жил…

Виктор повернул ключ и с размаха – иначе не закроется – жахнул дверцей. Девять утра, самое время для визита вежливости – если, конечно, улица Возрождения в этом слое существует, за что он вовсе не ручался.

Объехав переполненные мусорные баки, Мухин увидел длинную нишу с узкой аркой в торце.

«Впишусь, не впишусь?..» – подумал он равнодушно.

«Мерседес» чиркнул правым крылом, сорвав со стены крупный ломоть штукатурки. Под задним колесом что-то хрустнуло – не иначе выпавший подфарник.

Переулок, куда он выбрался, был относительно знакомым. Виктор и не подозревал, что в километре от его дома есть такое замечательное местечко. Или, вернее, – примечательное. Нужно будет поделиться с хозяином студии, он давно ищет небанальную натуру…

«О чем это я?!» – одернул себя Мухин, не переставая, впрочем, вертеть в голове эту идею. Натуры могло хватить на целую серию роликов под общим названием… ну, допустим, «На дне».

Тьфу!

«Улица Возрождения, дом двадцать один»…

Или: «Уникальный рецепт вишневого пирога». Нет уж…

Поразмыслив, Мухин свернул к своему подъезду – переодеться и глотнуть пивка.

Подняв гаражные рольставни, он вошел в квадратную квартиру-студию и на ходу стянул майку. Джинсы с фривольной заплаткой на заднице также следовало сменить, не говоря уж о носках. Раздевшись, Виктор открыл холодильник и выругался – пива не было. Он со стоном опустился на диван, служивший когда-то сиденьем не то в «Роллсе», не то в «Линкольне», и осторожно запрокинул голову на прохладную спинку.

Сзади стояла голая кирпичная стена – разумеется, имитация, но довольно качественная. На фоне этой кладки снималась заключительная часть «Детей подземелья». На студию тогда еще наехала какая-то комиссия из Госдумы, хотели их закрыть. Босс, естественно, отмазался – на то он и босс, а кино, между прочим, получилось супер.

Противоположная стена была целиком заклеена распечатанными кадрами. Многие из них в чистовые редакции не вошли, тем они и были дороги Мухину: он видел то, чего не видели все остальные.

Кроме дивана в комнате стояла плита с кухонным столом, латаный-перелатаный водяной матрас и купленный на распродаже моноблок «Дэу». Возле окна висели два металлических шкафа: один с одеждой, второй – с кассетами, старыми объективами и прочим барахлом.

Виктор почесал голову, погладил шею и пошел мыться. Душевая находилась тут же, в студии, и была отгорожена глянцевой шторкой, сделанной из огромного плаката к «Человеку дождя». Некая дама, накурившись, черным фломастером закрасила Хоффману верхний резец. Мухин долго оттирал это безобразие, пока не протер плакат до дырки. Дамочку он покарал адекватно: шутница ушла домой без зуба. Верхнего или нижнего – Виктор не интересовался.

Выйдя из душевой, он открыл импровизированный гардероб. Когда-то Мухин мотался на кастинги в «ТРИТЭ» и «НТВ-Профит». Воды с тех пор утекло немало, мечта об актерстве давно забилась в угол и там сдохла, однако пиджачок, вполне презентабельный, сохранился – именно по причине чрезмерной солидности. Явись он на съемку в такой одежде – девки засмеют и нарочно помадой измажут.

Надев голубые джинсы и серый пиджак, Виктор отодвинул занавеску и покрутился перед потным зеркалом. Хорошо. Хоть в ЗАГС, хоть в гроб – везде примут как родного.

«Мерседес», припаркованный у рекламного щита, оказался заперт грузовиком с подъемной платформой. Двое рабочих разглаживали на щите последний лист. Из прямоугольных фрагментов складывалась винтовка с оптическим прицелом.

«Метко стрелять за 20 дней. Школа снайперов в Измайлове. Занятия индивидуально и в группе».

Ждать времени не было, и Виктор, забравшись в машину, принялся нескладно, по сантиметру выруливать. Когда он уже почти вылез из ловушки, «Мерс» зацепил-таки грузовик левым боком. Бампер со звоном упал на асфальт, вместе с ним отвалилось что-то еще – вероятно, второй подфарник. Для симметрии, значит.

Подрезав какого-то хлыща в новом «Вольво», Мухин выскочил на проспект. Сталинская семиэтажка, сгоревшая на прошлой неделе, за ночь обросла строительными лесами и укуталась в зеленую сетку. Ясно – не для того горела, чтоб мозолить глаза пустыми окнами. Это было последнее жилое здание на проспекте генерала Власова. Слишком дорогое место для обычных многоквартирных домов.

С крыши уже спускали вывеску:

«Реконструкция ведется по заказу Акционерного Коммерческого Банка БОРЗ (Ичкерия)».

Слева Мухина обошла слипшаяся парочка на чумазом мотоцикле, и к нему в салон залетела смятая банка из-под коктейля.

– С-скоты… – прошипел он, отряхивая брызги.

Он хотел было догнать байкеров, но на следующем светофоре пришлось остановиться. Виктор полюбовался приземистым «Хаммером» и невольно посмотрел на ярко-желтую перетяжку вверху:

«Личная охрана, перевозка грузов, страхование от неприятностей. Низкий процент, гарантия».

Через квартал висела еще одна:

«Решим/создадим проблемы. Категорично, конфиденциально».

Дальше полоскалось целое море цветных тряпок, из которых только одна предлагала простые компьютеры, хотя и она упоминала о некой ассоциации программистов с задиристым названием «Хак офф».

Миновав Октябрьскую площадь, Виктор доехал до отеля «Третий Рим», известного в народе как «Пентагон», и дважды повернул налево.

Указатель на первом доме отсутствовал, но по аптечной витрине Мухин безошибочно определил улицу Возрождения.

В доме номер пятнадцать находился всё тот же овощной, в семнадцатом – маленький оружейный магазин, в девятнадцатом, как и вчера, была почта.

За почтой вместо неряшливого садика стояло здание – шесть этажей, выносной лифт, фигурные решетки на нижних окнах и никаких вывесок, только матовый плафон из оргстекла: «Ул. Возрождения, 21».

У подъезда прогуливался какой-то тип со стандартным букетиком.

Виктор вытащил из пачки последнюю сигарету и, отвернувшись в сторону, проехал мимо. Через три дома улица кончилась, и он попал на какой-то сложный перекресток. Машин было полно, они двигались в шести направлениях, и командовали этим бардаком аж двое регулировщиков. Рычащие стаи, в основном – из тупорылых «жигулей» и подержанных «японцев», прорывались то туда, то сюда, но на улицу Возрождения никто не заезжал.

Мухин вырулил на стоянку возле универсама и заглушил мотор.

«Не пойду никуда, – решил он, глядя на женщину с коляской. – И объявлений никаких давать не буду. Зачем мне эти маньяки? Один с топором, другой с пистолетом…»

В этом слое компания ему была не нужна. Зоолог – тот да, тыкался вслепую, а здесь Виктор чувствовал себя полноценным. Он и про выкрутасы со смертью-воскрешением не сразу вспомнил. Сначала проснулся, покурил, всё – как белый человек, а уж потом…

Это уж потом ему стало паршиво – по-настоящему, а не от выпитого накануне. Похмелье – оно что?.. оно ведь проходит. В отличие от жизни, которая Виктора не устраивала, – он слишком много о ней знал, о своей нынешней жизни. Кроме того, Мухин ощущал, что она приобрела какое-то новое, явно лишнее качество.

«У меня появилась возможность выбора», – осознал он с тоской, и от этой мысли ему вдруг стало холодно.

Раньше он мог переселиться в другую квартиру, город, максимум – в другую страну. Теперь он мог выбрать слой. Целый мир. Прав был Пётр, с каждой смертью что-то для себя открываешь. Но сколько же раз надо умереть, чтобы постичь это окончательно?

Виктор всё еще не знал, что делать. Когда ему предложили место на студии, он и то неделю размышлял. А тут ведь не работа, не биография даже. Тут – путь. И как от него отказаться, если ты по нему уже идешь, – многого не видишь, многого не понимаешь, но идешь?..

Мухин обвел взглядом стоянку. Женщина давно погрузилась в машину и уехала, на месте ее «Фольксвагена» запарковался дряблый латвийский микроавтобус. Через стеклянные двери магазина входил-выходил бесконечный поток покупателей, и со стороны это казалось лишенным всякого смысла.

Универсам был сплошь увешан плакатами, зовущими что-нибудь посетить и что-нибудь попробовать. Крайний слева, со стрелкой, показывающей за угол, был самым маленьким, но почему-то самым заметным.

«TABULA – Твоя газета бесплатных объявлений. Пункт приема ЗДЕСЬ. Работаем ВСЕГДА».

Пётр сказал – деваться некуда. Он знает – он, наверно, испытал это на себе… А еще Пётр сказал, что все куда-нибудь приходят. И опять он прав…

Мухин тронул ключ и, вывернув руль, поехал обратно.

На улице Возрождения ничего не изменилось. Мужчина с цветами по-прежнему слонялся взад-вперед, точно протаптывал в снегу тропинку: пять шагов туда – пять шагов сюда. Виктор припомнил фразу из устава караульной службы: «Продвигаясь по указанному маршруту…» Часовой был крепок и угрюм – как раз из тех, кто «создает/решает проблемы», хотя этот наверняка по большей части создавал.

«Problem Creator», – перевел Мухин. Сокращенно – «РС», как персональный компьютер, или по-русски – «ПК», как пожарный кран.

Субъект прошел положенные пять шагов и развернулся. Нет, уважаемый, компьютеров с таким мурлом не бывает. Кран, натуральный кран.