Текст книги "Девочка, мальчик, лето"

Девочка, мальчик, лето
Евгений Пышкин

© Евгений Пышкин, 2022

ISBN 978-5-0056-7853-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рыжая фея

Скользя по ступеням, почти не касаясь их, будто земное притяжение перестало действовать, Соня оказалась на первом этаже и направилась к выходу. Пролетая мимо охранника, она кинула привычную фразу:

– До свидания, дядь Миш!

– Веселого лета, – сказал охранник. – Увидимся осенью.

Она ничего не ответила, только краем глаза заметила за прозрачной перегородкой работающий телевизор. Дядя Миша смотрел «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона». Фильм казался ей таким старым, хотя лет пятнадцать, наверно, прошло с премьеры. Но все равно. Старый фильм, старые актеры: Василий Ливанов и Виталий Соломин. Соня была равнодушна к детективам, но то ли сюжет, то ли атмосфера викторианской Англии, а на самом деле, кажется, прибалтийских стран ненадолго захватили внимание.

* * *

Петя сидел в зале перед телевизором. Он смотрел то же кино, что и охранник дядя Миша. Рядом с Петей у дивана лежала синяя спортивная сумка. Она была давно собрана и закрыта на все молнии.

– Петь?

– Да, мам? – отозвался он, не отрывая взгляда от приключения знаменитого дуэта.

– Ты еще здесь? – Удивилась мать и вошла в зал. – Я ж те сказала, а то на электричку опоздаешь.

– Всё, я уже…

Петя выключил телевизор, накинул на плечо сумку и скрылся за дверью.

Он полетел на остановку. Было жарко, но солнце еще щадило людей. Петя заметил вдалеке желтый автобус, идущий до железнодорожного вокзала. Как удачно, обрадовался он, и запрыгнул в распахнувшуюся дверь.

На вокзале первым делом Петя купил билет, посмотрел на большие часы, висящие на здании администрации: еще есть время. Он купил мороженое, поглазел от нечего делать на пешеходов, затем направился подземным переходом на нужную платформу. Пассажирский электропоезд уже стоял на пути. Петя, перекинув сумку на другое плечо, зашагал к открытым дверям. Проходя мимо незнакомой девчонки, он случайно задел ее, кассета выпала из ее рук, но Петя ловко поймал футляр.

– Ну, и народищу. Извини.

– Да не парься. – Незнакомка улыбнулась.

Он машинально глянул на обложку в футляре. Андрей Губин «Мальчик-бродяга». Петя внимательно рассмотрел девчонку. Она оказалась светло-рыжей и курносой, по коже лица рассыпаны редкие веснушки. Волосы короткие и у шей небрежно заткнуты разноцветными заколками. На ней была светлая футболка и джинсовая юбка, на поясе которой висел плеер.

– Держи. – Он протянул кассету. – Не теряй больше.

– Спасибо. – И опять улыбнулась.

Петя развернулся, поправляя сумку, и исчез в дверях.

– Удачи, – проговорила девочка.

Она надела наушники, вставила кассету и нажала на «play». Заиграла песня «Мой бог».

Незнакомка долго смотрела в ту открытую дверь, в которую вошел Петя, затем перевела взгляд на лестницу, ведущую в подземный переход между платформами. Среди людей она заметила на ступенях Соня. Соня вышла на платформу и проследовала мимо рыжей девчонки. Незнакомка проводила Соню взглядом, только Соня этого не заметила. Она нырнула в вагон.

– И тебе удачи, – сказала рыжая фея.

Нормальный ребенок

Береза была старой – так решила для себя Соня. Она даже родителей никогда не спрашивала об этом дереве: сколько же ему лет и как давно оно посажено или выросло само по себе рядом с их деревенским домом. Береза была чуть кривобока и верхушкой почти сравнялась с домом. Соня сохранила в памяти самые ранние детские воспоминания, в которых дерево молчаливым гигантом осеняло все вокруг. Семейное дерево. Березу так никто не называл, но Соня полушутя награждала этим званием гиганта.

Самое приятное летом в солнечную погоду с утра – забраться на пологую крышу сеновала, сидеть или лежать и слушать с закрытыми глазами как ветер шумит в кроне. Ветер заплетается в ветках и перебирает зеленые монеты листьев. Кажется, береза говорит с Соней. Что говорит – не ясно, но это язык чувств, эмоций, он не всегда доходчив, а вот язык взрослых понятен и прямолинеен.

Вот и сейчас ее мать крикнула:

– Соня, ты где?! Завтракать! Неужели убежала? А, вот ты где. Слезай, пошли завтракать. Что ты как маленькая?

– Мам, ты так часто говоришь об этом, что я с каждым разом все больше в это не верю.

Соня ловко спустилась с крыши в окно сеновала, затем пробралась по пустой сеннице и оказалась в коридоре, где ее встретила мать.

– Сонь, я говорю, что маленькая, потому что ты везде лазишь, как мальчишка. Ладно, иди. Мой руки. Садись за стол.

– Доброе утро, – сказала дочь, войдя в зал.

– Доброе, – ответил отец.

– Приятного аппетита.

– Спасибо.

– Вот ты посмотри на нее, – с досадой вымолвила мать.

– А в чем дело, Валь? Опять с грязными руками за стол?

– Леш, да причем здесь это. Ей уж сколько лет?

– Знаю… Знаю… Но, видимо, время не пришло.

Соня завтракала, уплетая за обе щеки творог, и делала вид, что не о ней говорят. Нет, конечно, ясно, зачем они завели эту шарманку. Во-первых, это «больная мозоль» мамы. Во-вторых, не в молчании же сидеть за столом. Молчание угнетает. А, в-третьих… А, в-третьих… Соня не успела придумать следующую причину, так как отец обратился к ней:

– Ничего, вот влюбишься в шестнадцать в какого-нибудь мальчишку, и все изменится.

– Не скоро. Еще три года.

– Три года быстро пролетят. Не заметишь.

– И все-таки, – настаивала Валентина. – Какой-то ты неправильный ребенок.

Алексей неодобрительно глянул на жену и проговорил:

– С ума сошла, женщина? Замечательный ребенок. Нормальный. Две ноги. Две руки. Посередине – бантик.

– Я не ношу бантиков. Ненавижу, – возмутилась Соня.

– Знаю. Ты их в детском саде только носила. И всегда теряла.

В общем, родители у меня странные, вновь заключила Соня, с одной стороны они меня любят, с другой стороны, жалуются на какую-то непонятную неправильность. Сама Соня этой неправильности не ощущала, поэтому считала, что все в порядке. Правда, конечно, все правильные девочки записываются в кружки, например, кройки и шитья, танцев. Соне это показалось скучным и нудным, и она заявила, что пойдет в кружок по восточным единоборствам, или как там эта школа правильно называется?

А, обрадовалась Соня, вспомнив, что должно быть третьим пунктом. В-третьих, родители любят учить тех, кто их младше, то есть «читать мораль», и время завтрака, обеда и ужина как нельзя лучше для этого подходит, потому что ты уже никуда не денешься, пока не наешься.

Ненавижу бантики!

Она вышла в коридор и посмотрела на закрытую дверь сенницы, решая, чем заняться дальше. Родители ее не сильно загружали, вот и сегодня они ничего не сказали. Возможно, вечером или после полудня они что-нибудь придумают для нее, какое-нибудь дело.

Можно, решила Соня, опять залезть на крышу и немного полежать, прикрыв глаза, послушать пение ветра. Солнце еще не успело накалить кровельное железо. В общем, начавшийся день оказался неопределенным. Его будущие события, если так можно говорить, витали в летнем воздухе и не торопились проявлять себя. Что ждет – неизвестно – и это самое прекрасное в летние каникулы. Ничего не понятно, ничего не запланировано, и ты в предвкушении сюрприза. А вдруг!

Соня, пробравшись по сеннице, вылезла на крышу, легла и закрыла глаза. Ветер осторожно играл листьями. К шелесту листвы примешивались звуки деревни: квохтанье домашней птицы, лай собак, разговоры людей.

Она открыла глаза и повернулась на бок. По деревенской дороге шел мальчик. Она много раз видела его, не знала только, как зовут. Он, кажется, водил дружбу с местными и приезжими пацанами, которых Соня тоже видела.

Она проводила пацана долгим взглядом, поняв, чем он привлек ее внимание. У него был странный взгляд. И все лицо от этого становилось… Каким? Вряд ли мальчишка отдавал себе отчет в том, что он является обладателем особого выражения лица. Соня не могла точно назвать это выражение, одним словом. Это были сосредоточенность и серьезность, которую она не видела порой и во взрослых взглядах.

Итак, мальчик без имени прошел мимо, кстати говоря, тоже посмотрев на Соню заинтересовано, а Соня, еще немного посидев на крыше и проводив взглядом мальчишку, отправилась к Ленке.

Они с Ленкой пошли на речку и пока шагали, Соня завела разговор:

– Тут один пацан мимо моего дома проходил…

– И чего? Кто?

– Откуда я знаю, кто. У него взгляд странный.

– Петька что ли? И чего дальше?

– Да так. Прошел мимо. И все.

Соня пожала плечами и мысленно выругалась: блин, вот зачем заговорила о нем? Чего ее дернуло, какая муха укусила? Тоже называется великое событие всей жизни. Прошел и прошел, топай дальше Петька.

Ленка посмотрела на подругу и ничего не решила. По взгляду Сони неясно, для чего она спросила о Петьке. Точнее, Сонин взгляд оказался таким, как и был в остальные дни, когда они ходили на реку. Видимо, простое любопытство, заключила Ленка.

Ленка была красавицей. Соня это понимала, вот только не могла описать, в чем эта красота заключалась. Пацаны к ней не приставали, но было видно, что их цепляло. А вот в отношении себя Соня знала наверняка, что вряд ли кому могла бы понравиться. Ну, что хорошего? Она не раз подходила к зеркалу и каждый раз клялась, что это будет в последний раз. Ну, там причесаться после сна – ладно, но рассматривать себя – ни за что. Ведь что в ней красивого? Большие черные глаза, нос обыкновенный, а губы маленькие тонкие, порой собирались в бантик. Да блин, опять бантик! Ненавижу бантики!

Девочка-видение

Петька очень любил лето. Ну, еще бы его не любить, ведь три месяца каникул. Не любил только есть по часам. Вот какой смысл есть по часам? Куда проще завтракать, обедать и ужинать тогда, когда проголодаешься. Разве он маленький и потеряется в холодильнике, то есть не найдет в нем еды? Так всегда думал он, и было ему пять, семь, десять, или не важно сколько лет. Петька считал, что самая вкусная еда – молоко, мягкий белый хлеб со щедро намазанным сверху земляничным вареньем. Это самая летняя еда и такую традицию приема пищи он соблюдал на протяжении многих лет.

Еще Петька любил компот из сухофруктов, обязательно с косточками, потому как это самый смак. Он не выбрасывал косточки, а аккуратно собирал в кучку на столе. За недолгое время кучка подсыхала, и Петька раскалывал косточки молотком, извлекая и тут же съедая зерна. По вкусу они напоминали мед. Правда, попадались ужасно горькие. Он на всю жизнь запомнил этот особый противный привкус во рту, от которого тебя передергивало. Как узнал позже, отвратительный вкус был не у зерен, а у синильной кислоты. Почему же он тогда не умер? Затем вспомнил из урока истории, что, вроде, египетским фараонам примешивали в еду микроскопические дозы различных ядов. Считалось, так их организм вырабатывал сопротивление к отравлению и от ядов они уж точно не умирали. Бред, конечно, фараоны все равно умирали, вот только по другим причинам.

Так Петька шел вдоль деревни, летнее солнце приятно припекало голову, и мысли о сухофруктах бродили в разогретой зноем голове. С чего это он вдруг вспомнил о синильной кислоте в зернах, не смог бы ответить, а вспомнив о ней, физически ощутил на языке отвратительный вкус. Петьку передернуло. Ну, не солнце же напекло ему голову, и вкус померещился? Нет, конечно. Не померещилось ему и то, что он увидел на крыше двора одного из домов. Двор, судя по всему, был пристройкой, причем старой, от времени она просела на один бок так, что и без того пологая крыша стала почти горизонтальной. На крыше двора сидела девчонка и с любопытством пялилась на него.

Приблизившись, Петька рассмотрел незнакомку. Он не остановился, лишь замедлил шаг. Не, не обман зрения. Девчонка была в потертых джинсах и в светлой рубашке с коротким рукавом, светло-русые волосы собраны небрежно… А вот лица он не запомнил, в памяти запечатались огромные темные глаза. Она не отвела взгляда даже тогда, когда он сосредоточенно изучал ее. Подумаешь, какая смелая. И Петька прошагал мимо, спиной ощущая, что девчонка смотрит вслед.

Две пощечины

Он прошел полдеревни, свернул на асфальтовую дорогу, которая делила деревню пополам. На западную и восточную части. От асфальтовой реки поднимался жар, серая река стекала с горы и обрывалась у настоящей реки. Именно там, на деревянном мосту сидели Сашка и Димка.

– Здорово, пацаны.

Пацаны вяло ответили, соображая, чем можно заняться в такую жару. Пойти на речку купаться? А смысл? Чуть выйдешь из воды, и зной тут же обнимет тебя. Толку тогда купаться? Что купался, что не купался – всё одно. Идешь с реки и думаешь, а не вернуться ли на пляж?

Петька сел рядом, нашел маленький камень и нехотя бросил его в реку. Показалось, что камень пролетел траекторию очень медленно и лениво булькнул, разбив редкие облака, отражающиеся в воде.

– Слышь, Петрович, – наконец заговорил Сашка, – а что у тебя с Катькой?

– Ничего, – честно ответил Петька.

– Я серьезно. Ты как бы подкатывал к ней. Да? Колись!

– Ну… Подкатывал. И чо дальше? – нехотя произнес Петька.

Он бы ответил, что ничего и не было, не подкатывал, но дурная гордость и желание похвастаться смелостью, которая, кстати, закончилась ничем, пересилили.

– М-м.

– Что «м-м»?

– Сань, – встрял Димка, – в любом случае, ему ничего не светит. Ей уже шестнадцать. Да и Вадька. Она с Вадькой гуляет. Ему, вроде, восемнадцать или девятнадцать?

– Да какая разница!

– Как какая разница? Да она нас в упор не видит. Типа, на два года старше – и все, мы для нее малышня, блин.

Петька не встревал в спор, и вяло слушал.

– И все-таки Катька клевая телка, – мечтательно заметил Сашка после недолгого молчания.

– Ага, клевая, – отозвался Димка и, ткнув Сашку локтем под ребро, указал взглядом куда-то в сторону.

Вдоль реки к мосту шла Катька. Она появилась со спины, поэтому ребята ее не сразу заметили.

– Вот, блин, палево, – громко прошептал Санька.

Он подумал, слышала ли она их разговор? Но если даже и слышала, то не подала и вида, только посмотрела с безразличием на троицу и прошла по мосту. Была она в сланцах, короткой зеленоватой юбке выше колен и купальнике. Катька шагала уверенно, покачивая бедрами, не смотря по сторонам. Кажется, изящная походка и в тоже время грубая. Катька впечатывала каждый шаг, будто цеплялась ступнями за землю, боясь улететь в небо.

Петька сорвался с места и быстро пошел за Катькой.

– Петрович! – окликнул Димка.

– Жаль, потеряли пацана, – съязвил Сашка. – Диман, ставлю на то, что отошьет. В который раз, не знаешь?

– Да пошел ты!

– Ну, ты че? Интересно же. На че ставишь?

– Ставлю на то, что если ты не заткнешься, я дам тебе в морду.

– Какой слог. Почти поэзия.

Но Димка не ответил. Он стал наблюдать за Петькой.

– Хотя… У Киркорова с Аллкой выгорело дело, да?

Димка опять промолчал.

Санаторий располагался у реки, а главный вход в санату – так мальчишки и девчонки окрестили санаторий – был в метрах ста от деревянного моста. Поэтому, что говорили друг другу Петька и Катька пацаны на мосту не слышали.

– Кать, погоди.

Катька остановилась, закатила глаза, развернулась и фыркнула на Петьку:

– Чего тебе?

– Ты куда?

– Туда, куда не ходят поезда. Ты чо ко мне пристал?

– Может, я тебя провожу?

– Что? – Катька рассмеялась от такого напора юного поклонника. – Отвали, мальчик! Вон тебя ждут на мосту приятели. Идите, поиграйте в песочнице. А будешь приставать, я Вадьке скажу.

И не дожидаясь ответа, Катька развернулась и скрылась за воротами санатория. Петька стоял и видел сквозь решетку Катькину фигуру, которая быстро удалялась. У Петьки горели щеки не от жары или досады, что он так неумело объяснился в который раз с ней, а от того, будто ему влепили пощечины, причем досталось обеим щекам.

– Мимо, – сказал на мосту Сашка, наблюдая за сценой у ворот, а Димка вновь не отреагировал.

Петька стоял и думал о том, что Санька все-таки прав. Катька красивая, только слишком выпендривается. Да еще Вадька. Чего она нашла в этом напыщенном и крикливом пацане?

Краем глаза Петька заметил вдалеке двух девчонок. Они появились и скрылись из вида. Одну из них он, кажется, узнал по одежке. Та самая с огромными глазами, которая сидела на крыше двора.

Когда Петька перевел взгляд на ворота, Катьки уже не было. Она ушла вглубь санатория и повстречала Вадима.

– Че задержалась? – спросил он.

– Да, так… – Она пожала плечом. – Пацанов встретила.

– Кого? – Вадька прищурился.

– И нечего на меня так пялиться. Петьку встретила, да его друганов. Сашку с Димкой. Ты че, ревнуешь? К этой малышне?

– Малышня, не малышня… – Он подошел к Катьке и положил руку ей на талию. – Но Петька меня достал. Еще раз встречу, зубы пересчитаю.

С поцелуем наперевес

Соня не верила в судьбу. Или верила? Или не верила? Но когда она уединилась с Ленкой на чердаке у окна с колодой карт, подумала: а вдруг! И тут же: да ну, глупости.

Косой закатный луч скользил в окно и скупо освещал старый столик, на котором Ленка разложила карты.

– Сонь, на суженного?

– Вот еще!

– Давай, интересно же. Ну, тогда ты мне погадай. – Ленка, тщательно перемешав колоду, передала ее подруге. – Ты не хочешь, зато я хочу. Раскладывай карты, как я тебя учила.

Ну, что за фигня?! Опять? Чтобы скоротать время за картами – почему бы и нет. Можно. Но всерьез верить в это – нет. Тем более в судьбу. Черт с ним, с гаданием, решила Соня, ради подруги погадаю. Хотя сколько раз уже она показывала ей, как это делается, а Соня всегда слушала и смотрела рассеяно. И сейчас она раскладывала карты медленно, думая о своих движениях. Ленка наблюдала.

– Не спеши, – учила она.

– Я и не спешу. Я ж нифига не помню, как там, что…

– Вот так. Правильно. Вот и все. Видишь, ничего нет. Давай тебе.

– Слушай, может не надо?

– Боишься?

– Да ну тебя!

– Короче…

Ленка смешала карты, собрала их в колоду и посмотрела в Сонькины глаза.

– Ничего сложного, – проговорила Лена. – Твое дело думать о женихе.

– Как я о нем буду думать, если даже представить не могу?

– В этом-то и прикол. На колоду. Тасуй и думай.

Соня добросовестно тасовала карты и думала о женихе. Представить кого-то конкретно она не могла, но при слове «жених» в голову лезло само слово, которое виделось Соне белой большой бабочкой, неуклюже махающей крыльями. Жених. Жених. Жених-суженный. Ссуженный. С ужином. Яблоком контуженный. Да что за бред?!

– Ну, ты все? – не вытерпела Ленка. Соня отдала карты. – Посмотрим, посмотрим.

Карты ложились на столик одна за другой, складываясь в картину будущего, которое Соня читать не научилась. Она воспринимала эти красивые картинки только как красивые картинки. Вот король и валет. Тузы отчего-то не имели человеческих обликов. Дама крестей была похожа на ее одноклассницу.

Фантазии прервал голос подруги:

– Ага, получилось. Король крестей. И кто у нас король? Кто в сердце юной дамы? – Соня хихикнула. – Ты чего?

– Никто. Мне предки сказали: вот будет тебе шестнадцать, тогда и влюбишься. Так что три года ждем.

– Но он тебя поджидает уже. Жених, – сказал Ленка, вертя картой.

– За темным поворотом с поцелуем наперевес.

Девчонки рассмеялись.

– Не, Сонь, если серьезно, тебе что, никто не нравится? – спросила подруга.

– Неа. Да и рано об этом думать.

– О как.

– Я еще маленькая.

– Я серьезно.

– Ну и что?

– Скажу по секрету, мне Сашка нравится.

– Сашка? Не. Ты че, мать. Он грубый какой-то. Димка? Не знаю. А Петьку я видела. Странный он. Так что… – Соня смешала в кучу карты и сложила в колоду. – Ждем три года. – Ленка так серьезно посмотрела на нее, что Соня немного растерялась. – Ты чего, не бойся в старых девах не останусь.

Ленка глянула в окно и сказала:

– Кстати, вот и они. Почти кавалеры.

По дороги шли Димка, Петька и Санька. Они не видели девчонок и, конечно, не знали, что за ними наблюдают. Они шли, о чем-то весело болтали довольно громко, перебивая друг друга. И не разобрать, отчего им так весело? Шли мальчишки – еще не кавалеры, но почти. Соня присмотрелась к Петьке и ничего особенного не заметила в этот раз. Тот задумчивый взгляд куда-то пропал. Петька был обычным пацаном, как и все остальные.

Девочка на крыше

Подруги вернулись к картам, о чем-то поболтали – так и пролетело время. Солнце село за горизонт. Соня сказала:

– До завтра. – И отправилась домой.

Проходя мимо Катькиного дома, она увидела Петьку. Он сидел понуро на лавке.

– Привет, – заинтересованно сказала Соня.

Петька не ответил, только поднял усталый мутный взгляд. Тогда она заметила, что губа у пацана разбита.

– Может, помощь нужна? – Он опять промолчал.

Соня подошла ближе и тогда почувствовала запах алкоголя. Ну, все ясно. Напился. Подрался.

Она села рядом на лавку на самый край. Отчего она так поступила, почему сразу не ушла, неизвестно. Она бы могла сказать, что что-то ее задержало, но что, тоже неизвестно.

Петька недолго посидел, опустив голову, и опять поднял мутный взгляд на девчонку.

– А, это ты. Девочка на крыше, – вяло проговорил он.