Текст книги "Выбор пути"

Еще как раз как следует оглядел фигурку, и вдруг заметил тонкий-претонкий шов, линию, опоясывавшую фигурку на уровне пупка. «Матрешка»? Внутри еще фигурки?

Взялся обеими руками, попробовал разъять статуэтку по шву… точно, верхняя часть фигурки начинает выползать из нижней. Подумалось – а может не матрешка, может там что-то хранится – типа бриллианты для пролетариата? Хе хе… ага, с куриное яйцо! «Куллинан», мать его за ногу! В деревне Кучкино! Фантазер хренов…

Чпок! Статуэтка разъединилась, и в лицо мне поднялось облако зеленой пыли! Да такой пыли, что я громко трижды подряд чихнул, так, что аж слезы полились! И кроме этой чертовой пыли больше в статуэтке ничего, абсолютно ничегошеньки не было. Облом-с!

Я снова соединил статуэтку, взял ее обеими руками и посмотрев в глаза, сказал сказочному старичку-боровичку:

– И что теперь? Обманул, мерзавец? Где сокровища, где обещанный клад? Врунишка ты, а не колдун! Врунишка!

Темные, очень темные глаза. Они притягивают, они заглядывают в душу… хочется раствориться, хочется успокоиться в этих глазах…

Сон… мне так хочется спать! Спать… спать… спать…

Я прижал статуэтку к груди, откинулся на покрывало и меня тут же накрыла чернота глубокого сна. Или не сна?

Глава 2

Проснулся в темноте, от холода. Трясло так, что клацали зубы и ходуном ходили руки. Самое отвратительное, что с минуту, как минимум, не мог понять – где все-таки я нахожусь. Звездное небо, запах цветов и холодный ветер, пронизывающий до костей. Что за чертовщина?! И голый торс. Я по пояс голый!

Память вернулась сразу, как поленом по голове – я лежу у колодца в саду, в руке у меня статуэтка, которую я откопал в земле, и… все. Больше ничего не помню. Лег, утомленный, уснул, и вот – проснулся. Охренеть. Ну просто охренеть! Это как надо было задрыхнуть, чтобы проснуться только… когда? Да черт его знает – когда, сколько сейчас времени. Я и телефон-то дома оставил.

Вообще-то – полный идиотизм вот так лечь и уснуть в совершенно новом месте, там, где почти никого не знаешь, зато все теперь знают что в доме живет «мент поганый» и «волк позорный». Вот так втихую глотку перережут, и потом ищи-свищи, какой соловей-разбойник это сделал!

С кряхтением и матами я поднялся с покрывала все еще клацая зубами, и побрел к дому, так и продолжая держать в руке деревянную статуэтку. И как следовало ожидать (неприятности никогда не приходят по-одному!) – наступил на грабли, которыми днем сгребал скошенную траву.

Вот это был удар! Звезды из глаз! Нет не звезды – просто падение тунгусского метеорита! Хорошо – нос не сломал. А еще лучше – что ноги обуты, не босиком, а то бы точно пропорол ногу старой, потемневшей от времени и грязи деревяшкой зубца. Вот тогда бы все было гораздо, гораздо хуже! Только заражения крови и не хватало для полного комплекта.

От неожиданности после удара граблями я судорожно сжал статуэтку, и. она… вдруг развалилась! Нет, не развалилась – она жахнула так, будто я сжал не твердое дерево, а гриб-дождевик, достигший зрелости и высохший до состояния пороха!

Бах!

И все тут. Я просто прифигел. Деревяшка была прочной и твердой, как кость! Или как металл! Я же ее открывал, будь она гнилушкой – точно бы почувствовал.

Стало ужасно досадно. Статуэтка мне понравилась, и явно была старой, сделанной очень давно. Притом – искусно, настоящим мастером. Волосы на голове, кустистые брови, глаза – все было вырезано так умело, с такими подробностями, что эдакое далеко не каждый художник сможет сделать.

Еще раз выругался и побежал наверх, одеваться. Впрочем – какое там, одеваться? Ночь на дворе! Спать надо! Накрыться теплым одеялом, и спать! Благо что кровать в доме была – старая, железная, с никелированными шишечками и такая высокая, что даже мне придется на нее забираться с некоторой опаской. Вот так спросонок свалишься, да и сломаешь себе чего-нибудь выступающее. Нос, например. И зачем было делать такие высокие кровати?

Стоит отметить, сетка у этой древней кровати была еще ого-го! Хоть скачи на ней! Как сказал персонаж одного старого фильма про сицилийскую мафию, взорвав мафиози гранатой, принесенной мужем еще с первой мировой войны: «Умели делать вещи в четырнадцатом году!»

Матрас у меня был с собой, одеяло (между прочим, пуховое!) я купил перед отъездом в Кучкино, белье тоже привез, так что быстро застелил постель и мелко стуча зубами, выключил верхний свет (обычная лампочка-«сороковка» на кривом черном проводе под потолком) и запрыгнул в кровать.

Ох, хорошо! Через пару минут уже согрелся, стук зубов сменился довольным сопением, и я потихоньку начал засыпать, наслаждаясь теплом и уютом. Как мало человеку надо для счастья! Теплая кровать, крыша над головой, здоровое тело – вот и счастлив. Еще бы красивую Машу под бок – горячую, упругую… Кровать широкая, двуспальная – запросто поместится. Тем более что мы с ней не такие мы уж и толстые. (Уже и – «мы»!) С этой мыслью я и уснул.

Ночью с меня потащили одеяло. Кто-то бормотал, сопел, и дергал мое пуховое одеяло за две тыщи из супермаркета, пытаясь раздеть меня, разнежившегося.

– Пошел отсюда! Пошел! – сквозь сон завопил я, и вдруг весь сон слетел с меня, как и не бывало – какой, к черту, пошел?! Кто пошел?! Кто здесь?!

– Кто здесь?! Стоять! Стрелять буду!

Я соскочил с кровати, прыгнул к выключателю, включил свет. Стрелять мне, конечно, было нечем, вернее – не из чего. Если только из пальца. Пистолет лежал в опорном пункте, в сейфе. Положил, когда занимался домашними работами. Ну не будешь же работать во дворе, обвязавшись портупеей? Или наплечной кобурой скрытого ношения. Глупо же, правда.

И вот – нарвался! Кто-то влез в дом! Тут – только кулаки! Вот мой бокс и пригодится, как знал, когда в училище занимался!

Осмотрелся по сторонам… никого! Пусто! Никаких супостатов, набрасывающихся на меня с заточками и мачете! Никаких бывших сидельцев, мечтающих покарать проклятого мента!

Обошел комнаты, даже под кровать заглянул. Никого! И между прочим – дверь заперта на засов. Видимо когда домой забегал – автоматически закрыл. И окно закрыто. Даже форточка, и та закрыта! Хотя кто пролезет через форточку размером едва ли не с кулак?

Выключил свет, лег в постель. Привиделось. Сны снятся, кошмары – вот и привиделось. Бывает.

Минут двадцать заставлял себя уснуть (за окном-то еще темно!), наконец опять забылся тревожным сном. Время от времени просыпался, смотрел вокруг – благо что занавески на окна не успел повесить, и в комнате достаточно светло от звезд и луны, снова засыпал. И так длилось не знаю сколько времени – полчаса? Час? Но только через пяток «выныриваний» я снова уснул крепким, уже настоящим сном.

Чтобы полететь с кровати, сдернутый могучим рывком – таким, как если бы ко мне подошел здоровенный мужик не меньше меня ростом и сверзил с кровати, намереваясь занять мое место.

И грохнулся я «хорошо»! Ну прямо-таки круто грохнулся! Башкой не ударился, но бок отбил – это просто что-то! Высота, оно и понятно.

Вскочил, подбежал к выключателю. Тусклая лампочка осветила комнату, как прожектор ПВО. Ну негде здесь спрятаться, негде! Совсем негде! Ну не в стену же он уходит!

А то, что был ОН – я уже не сомневался. Был! Я почувствовал его холодные руки на своих щиколотках, когда он дергал меня с кровати. Мне кажется – я ощутил даже запах этого гада – кислый какой-то запах, исходящий будто от старого мокрого забора после дождя.

– Эй! Хватит шутки шутить! Выходи, гад! – крикнул я, чувствуя себя совершеннейшим дураком – Выходи! Драться хочешь?! Будем драться!

Молчание. Ни скрипа, ни шагов, ни звука дыхания. Никого. Совсем никого! Ах ты ж чертов барабашка!

Стоп! Вот оно! Вот о чем мне и говорили! Полтергейст?! Нет, не может быть. Этого просто не может быть! Какие, к чертям, барабашки?!

Должно быть какое-то объяснение происходящему. Простое, разумное, без всякой мистики – объяснение. Например – кто-то прячется в стенах дома и нарочно выживает участкового из деревни. Кто-то из тех, кто не любит ментов и вообще власть. У кого рыльце в пушку и он боится, что его закроют!

Ладно. Пусть так – допустим, есть какие-то тайные ходы в стенах этого дома, из них выскакивает злодей и начинает меня мучить. Не дает мне спать. Доводит до сумасшествия. Но разве он не понимает, что это не выход? Власть-то никуда не денется, не будет одного мента – пришлют другого! И вообще – дом поменяют. Будет жить в другом доме, а этот дом сожгут к чертовой матери! Кстати, вот и нужно сообщить этому козлу о таком простом и незамысловатом способе искоренить безобразие. И пусть тогда выходит из убежища, когда стены заполыхают!

– Послушай меня, придурок! – начал я громко, нарочито командирским голосом – Я не знаю, где ты прячешься, и зачем ты мне не даешь спать. Но сейчас расскажу, что дальше будет, если ты продолжишь мне пакостить. Я сложу мои вещи в машину, отгоню ее в сторону, а потом просто подпалю дом со всех сторон. И плевать мне на опорный пункт! Другой построят, если нужно! Скажу, что проводка коротнула, пока я спал – еле успел выскочить. Дом сухой, деревянный – сгорит дотла, ты и выбежать не успеешь. Сгоришь в нем. Так что подумай, прежде чем пакостить мне в очередной раз. Лучше бы порядок в доме навел! Пыль протер, полы вымыл и все такое!

Мне показалось, или я на самом деле услышал – звук был похож на то, как если бы некто испустил газы. Пукнул, проще говоря. Но скорее всего – это была просто слуховая галлюцинация на фоне ожиданий чего-то такого… странного.

Подождал еще минуты три, внимательно прислушиваясь к происходящему и выключив свет снова улегся в постель. Честно сказать, спать теперь я не собирался. Обязательно поймаю гада! Я не я, если не разберусь с подонком! Тогда и поспрошаю, как он умудряется прятаться в этих стенах!

И уснул. Спал спокойно, хотя и казалось, что сквозь сон слышу чьи-то голоса. Будто кто-то бормочет – два или три человека. Но меня никто не беспокоил, никто не сдирал с меня одеяло, и рассвет застал меня посапывающим в две дырочки.

Проспал я до восьми часов утра. А куда особо спешить? Прием в опорном с десяти часов – до двенадцати. Потом пойду на участок, раздавать визитки. Тут ведь какое дело – прежде всего нужно обойти и объехать подконтрольные мне деревни, раздать визитки с телефоном и моим именем-фамилией. Ну якобы для того, чтобы граждане могли использовать свое конституционное право на защиту их здоровья, жизни и собственности. А на самом деле ради того, чтобы начальство не могло сказать, что участковый не работает, и не вызвало его на внеочередной начальственный коитус в особо извращенных формах. Народ должен знать своего участкового, потому такие вот обходы совершенно необходимы, если ты не хочешь вечно быть в униженных и оскорбленных. И чтобы тебе не лепили выговора – с занесением или без занесения. Так-то вроде и наплевать, но очередное звание совсем мне не помешает. Это ведь прибавка к жалованию, а у нас еще не коммунизм и бесплатно продукты не дают даже участковым. Ну… почти не дают.

Утро начал с того, что слил из летнего душа ржавую, настоянную на металле «зимнюю» воду, опустил в скважину заранее купленную электрическую помпу с присоединенным к ней пластиковым шлангом, шланг протянул к баку на крыше душа и воткнул штекер шнура помпы в удлинитель, сделанный много из длинного (20 метров!) толстого провода. Я все-таки связист. А значит еще и электрик. Мне такие штучки – не то что раз плюнуть, а на уровне детской азбуки. Знал, куда еду, подготовился как следует.

Помпа заработала, вода под напором побежала в бак. Кстати – залез по лестнице на душ, попробовал на вкус воду, текущую в бак. Сладкая вода, хорошая!

Кстати – чем бурить скважину, лучше бы колодец вычистили. Впрочем, может и не лучше. Может с ним больше возни, чем пробурить скважину и обсадить ее металлическими трубами. Мне по большому счету все равно – вода есть, да и ладно. И не очень глубоко стоит, уровень где-то метров семь-восемь от поверхности – я по длине троса на котором теперь висит помпа определил.

Позавтракал яичницей, чаю себе соорудил – зеленого, и даже с лимоном. Ну, все, теперь жить можно! Перед тем как пойти в опорный, еще раз внимательно осмотрел все комнаты. Нет, никаких следов тайных дверей. Совсем никаких!

Запер дом на замок, отпер опорный пункт и первым делом проверил – на месте ли табельное оружие. «Макаров» с запасной обоймой был на месте, и я честно сказать – облегченно вздохнул. После таких ночных событий, когда в запертый дом может проникнуть какой-то там ниндзя – пропажа оружия была бы совсем не чем-то из ряда вон выходящим. Если у них (у него?) есть способ проникнуть в запертый дом, почему бы не быть способа проникнуть и в запертый опорный пункт? И в самое его сердце – сейф с оружием и документацией!

Могли ведь сделать копию ключа? Мало ли с кем бывший участковый имел здесь дело. Вдруг свел знакомство с подозрительными личностями, например с какой-нибудь круглопопой девахой, эдакой кучковской Мата-Хари? И она сняла слепок с ключей, чтобы здешний кузнец сделал ей дубликаты!

При слове «круглопопая» мне сразу привиделась нервная Маша. И кстати – ее неравность почему-то не вызывала никакого напряга, скорее наоборот – нервная, значит и в постели горячая! Эхх… у меня женщины не было… уж и не помню сколько времени! Сплошной гребаный целибат!

Но начинать свою жизнь в Кучкино следовало точно не с поисков объекта своих сексуальных вожделений. И об этом мне тут же напомнил мой телефон, благополучно запертый в сейф рядом с пистолетом еще вчерашним днем. Почему запер? Да черт его знает! Чисто автоматически! Хотя и не положено – я всегда должен быть на связи, днем и ночью, в будние дни и в выходные. Кстати – телефонный номер служебный и оплачивается ОМВД. Проводного-то телефона здесь нет! А что за полиция без телефона?

Номер был незнакомым, и я с некоторым трепетом нажал кнопку приема. Вот оно! Началось!

Да, началось. Это я понял по первым же словам звонившего, вернее – звонившей:

– Это участковый? Скорее! Тут Колька Капустин буянит! Нажрался, обещает Настьку свою порешить! Жену то есть!

– Адрес какой? – спросил я, приготовив авторучку.

– Какой адрес? Третий дом от администрации! Скорее, он там стекла бьет!

– Выезжаю! – сказал я, и нажал кнопку отбоя.

Перепоясался ремнем с кобурой (мало ли что случится?), сунул дубинку-«демократизатор» в предназначенное для нее гнездо, рядом повесил наручиники (куды ж без них?), натянул на голову фуражку-кепи, запер сейф (там нет ничего такого-ценного, но не оставлять же открытым?), и неспешно покинул опорный пункт. Поспешишь – коллег насмешишь. Вряд ли Колька до моего прибытия порешит свою благоверную Настьку, а вполне вероятно, что успокоится и мирно уснет. А тогда можно будет и порешать – что с ним делать.

Полгода стажировки со старым, опытным участковым дали мне очень, очень много дельной информации. Научил он меня, как правильно вести дела. И первое, чему научил – «не лезь на рожон!» Все нужно делать неспешно, без дерганий и переживаний. Ситуация сама рассосется, если не слишком торопиться и педалировать. Ну вот, к примеру: некий Колька Капустин. Бьет стекла, Настьку тиранит. Приезжаю я, беру Кольку в оборот. Колька получает по мордасам (а иначе как его взять?!), и в железных браслетах отправляется в комнату для задержанных опорного пункта (есть тут такая у меня, в опорном). Я составляю протокол задержания, и…

А вот ничего дальше! Никакого «И»! Заявления-то у меня нет! И Настька никогда и ни за что его не напишет! Ибо сажать своего благоверного – на это решится только совершенно доведенная до отчаяния баба. И то вряд ли – скорее она его убьет и спрячет в погребе. Потому что если его посадить – он ведь вернется. А если вернется…

Увы, к моему приходу ситуация не разрешилась. За разбитыми окнами отделанного желтым (как в Грозном) сайдингом домишки слышался пьяный басовитый рев мужика, в котором членораздельными были только матерные слова, как раз и касающиеся этого самого члена. И вообще – вся речь реципиента, которая доносилась из дома, крутилась вокруг первичных, вторичных и третичных половых признаков мужчин и женщин, а особенно – вокруг существа женского пола именуемого (согласно стиля докладчика) «Настька-сука».

– А в чем таком она провинилась? – спросил я у женщин, собравшись напротив дома у обочины дороги – Чего он вообще так возбудился? И кто меня вызывал?

– Я вызывала! – объявилась одна из женщин, в котором без труда узнал одну из тех, кого вчера встретил на дороге возле магазина – вы же визиточку-то дали! Вот я и позвонила! Не дай бог Настьку покалечит, совсем Колька с катушек съехал! Она водку вылила, говорит – хватит, задолбал уже своей пьянкой. Он уже третий день с кумом машину обмывает – купили «ниву», не новую, подержанную, но хорошую. Кума Настя взашей выгнала, а у Кольки водку вылила. Вот он и припоминает ей все обиды. Мол, смотрела не так, не на того смотрела, и вообще – из армии не дождалась, бабой ее взял. А она типа еще и кобенится. Вот! А где та армия-то? Пятнадцать лет назад та армия! И все поминает, дурак! Ну совсем дурак сделался!

Я оглянулся по сторонам – толпа была небольшой, ведь день-деньской, работают все. Стояли пятеро баб – начиная от маленькой старушонки, похожей на травницу бабу Нюру, заканчивая молоденькой девчонкой лет четырнадцати, и четверо пацанят. Трое просто любопытные, четвертый парнишка лет тринадцати – заплаканный, и с фингалом под глазом. Заметив мой взгляд, та же самая шустрая бабенка пояснила:

– Витюшке вон глаз подбил, он мамку защищал. Говорит – небось не мой сын, нажила, пока он в армии был. Да какой там не его?! Через год родился, как Колька из армии-то пришел! Дурак пьяный, чего наговорил-то! И как не стыдно?!

Ну так-то конечно не факт, что сын Колькин, даже если Настька его родила через год после Колькиного возвращения из Краснознаменной, но говорить об этом я не стал. Логика логикой, но умничать особо незачем. Не поймут соли шутки, не оценят.

Ну что же – стой, не стой, а надо что-то делать! Вон уже как странно на меня поглядывают «зрители». Мне, как настоящему киношному менту положено сейчас с лихой и придурковатой улыбкой вбежать в дом и выйти оттуда с поверженным Колькой. Или проломить стену дома элитной иномаркой – и опять же, выйти оттуда с закованным в наручники дебоширом. Так все настоящие менты делают, пуленепробиваемые, владеющие всеми видами единоборств и не боящиеся ничего – кроме своей вечно всем недовольной жены, требующей развода. Ибо мента никогда нет дома.

(Да, люблю я ментовские сериалы! Вначале просто любил, теперь смотрю – «на-поржать», Ибо такую дичь несут сценаристы – душа поет и радуется! Дебилы, одно слово)

Вздохнув, я направился к палисаднику, где болталась на одной петле открытая всем ветрам крашеная зеленой краской калитка.

Вообще, домики здешние мне нравятся. Они все обустроены в эдаком старорусском стиле – чистенькие заборы, узорчатые наличники, расписные ставенки. Больших домов, таких как у меня – мало. Больше одноэтажных, обычных. Эдакая образцово-показательная деревенька, никак не похожая на сфотографированные либеральными журналистами умирающие деревни – серые, грязные, убогие. Глубинка глубинкой, но люди здесь явно не так уж и бедствуют. Откровенной нищеты не наблюдается.

Подойдя к раскрытой двери, дождался перерыва в бурной речи реципиента и накачав в голос побольше командного металла громко завопил:

– Прекратите безобразие! Гражданин Капустин, выйдите из дома!

– Это кто еще там вякает?! – голос явно оживился в предвкушении нового развлечения. Последние минуты монолога Колька материл свою жену без энтузиазма, как-то вяло и с хрипотцой. Видать устал, сердешный. Утомительное это дело – дурных жен воспитывать.

– Я щас тебе башку-то разобью, козел!

Колька Капустин явно питался не одной капустой. Он ниже меня, но в полтора раз шире. И в плечах, и в талии. И весит раза в два больше. Я так-то не маленький парень, но и не совсем уж тощий – есть мускулы, и плечи широкие, но этот тип был каким-то монстром! Корявые кисти рук с въевшимся в них отработанным маслом были покрыты чем-то похожим на запекшуюся кровь, и я с тоской подумал о том, что возможно – к Настьке подкрался большой полярный лис, и лежит она теперь в виде остывающей свежей отбивной. И что разговаривал Колька с внимательно слушающим его трупом любимой, но якобы неверной жены. И это значит, что сюда понаедут люди из района – опер, криминалист, следак и все, кому это положено. А на участкового, допустившего беспредел и убийство, наложат – и выговор, и еще много чего неудобопахнущего. Ибо «допустил», проглядел, и не пресек. Все, как всегда. Одно радует – дальше фронта не пошлют, ниже сельского участкового не опустят. Ниже некуда.

– Стоять! Полиция! – выкрикнул я волшебные слова, надеясь, что заливший глаза кабан прислушается и забоится. Но «кабан» не забоялся и попер вперед, занося свою окорокообразную руку с кулаком-дыней. Я подался назад, наступил на незаметно подлезшую сзади собачонку, завизжавшую так, будто на нее напали волки, споткнулся о валявшуюся на траве старую зеленую эмалированную кастрюлю, и грохнулся по весь рост под визгливый хохот собравшихся на дороге ценителей жизненных спектаклей. И такая меня ярость взяла, так меня это все разозлило, что я не выдержал и выпалил в сторону набегающего на меня супостата:

– Да чтоб тебя паралич разбил, кабан ты безмозглый!

Колька вздрогнул, остановился, будто ему врезали обухом по голове, и замер так, поводя налившимися кровью глазами. Потом попытался что-то сказать, но перекошенный рот не выдал ничего, кроме струйки слюны – липкой, как секрет паука из которого получается паутина. Струйка помоталась в воздухе, и порыв ветра прилепил ее к сиреневой майке нарушителя порядка, где она и застыла, серебристо поблескивая на солнце.

Колька стоял секунды три, покачиваясь на ступнях, обутых в тапки разного размера и расцветки – одна голубая, женская, другая черная, мужская – а потом грохнулся на землю со стуком, как если бы кто-то шваркнул оземь мешок картошки ветра на четыре.

– Гля, Кольку-то кондратий хватил! – охнула женщина в толпе – теперь скорую надо вызывать! Подохнет ведь, идиот! Допился! Намучается теперь с ним Настька!

Я хотел было сказать, что возможно никакой Настьки уж и в живых-то нет, но этот персонаж внезапно появился в дверях, спокойная, как боец в окопе на отдыхе после атаки.

На вид Насте было лет тридцать пять-сорок, но судя по всему – поменьше. Деревенская жизнь старит – и труд тяжелый, и муж совсем не сахар. Пожалуй, и состаришься прежде времени, при такой-то «сладкой жизни». И деваться некуда – кому она теперь нужна, в ее-то возрасте, да и с «довеском», щупающим сейчас фингал. И это притом, что женщина была вполне себе симпатичной и даже сохранившей фигуру. Порванный на груди халат приоткрывал полную грудь третьего размера, и все у нее было пропорционально – и крепкий зад на нужной высоте, и ноги, которые она как ни странно брила и похоже что берегла. Про таких говорят: «С остатками былой красоты». В молодости была красавицей, точно. Лет в восемнадцать – «Смерть мужикам!»

Женщина посмотрела на мужа, валяющегося на земле, посмотрела на меня, обалдело созерцавшего поле битвы сидя на заднице, и негромко охнув, спросила негромким, мелодичным голосом:

– Вы его – что, застрелили?! О господи…Коля!

Она недоверчиво помотала головой, наклонилась к мужу, приложила ухо к груди, послушала сердце.

– Живой! А что такое с ним? – спросила Настя, оглядывая подошедших ближе зрителей.

– Да он хотел участкового отоварить – пояснила моя словоохотливая знакомица – А потом застыл, да и свалился! Похоже, что кондратий его шарахнул. Ну это… инсульт, называется! Надо скорую вызывать! Помрет ведь!

Следующие десять минут прошли под знаком красного креста. Пока дозвонились до скорой помощи, пока объяснили куда ехать – вот десять минут и прошло. На мой вопрос: сколько придется ждать машину? – вразумительного ответа не получил. Двадцать километров по убийственному грейдеру – это вам не по объездной вокруг Твери покататься на кабриолете. Час, не меньше.

Так оно и вышло. Скорая – видавший виды уазик-буханка с подгнившими порогами – появилась через час с небольшим. Все это время я сидел дома у Капустиных и на всякий случай опрашивал хозяйку дома на предмет происшедших событий. Объяснение отбирал. И как выяснилось – совершенно напрасно, потому что опрошенная не только категорически отказалась подписывать это самое объяснение (Мной прочитано и подписано собственноручно), но и о заявлении выразилась коротко и ясно: «Да вы что?! Какое заявление?!». Чего я с некоторой тоской и ожидал.

Бесполезная, бессмысленная работа. А еще и с этим чертовым боровом возись! Кто будет грузить эту тушу на носилки? Бабы, что ли? Небось водила скорой какой-нибудь задохлик, а вторым номером у него (или первым?) молодая худенькая фельдшерица, которая если и подымает что-то легко и приятно – так это только бокал шампанского. Или еще чего-нибудь… не такое уж и большое, но ценное-мужское. Бумажник, например.

И опять же я не ошибся. Водила был хоть и не хлюпиком, но помогать категорически отказался – «сердце больное и поясница шалит, согнешься, так и хрен разогнешься!» Предпенсионный возраст.

Фельдшерица – замученная худенькая женщина, которая смотрит на тушу Коли Капустина с тоской и толикой ненависти – «нажруцца, а мы тут их таскай!».

Первично она определила, что у Коляна на самом деле инсульт, по всем таким вот признакам – допился, несчастный. То есть кровоизлияние в мозг. И если его быстро не вывезти в больницу и не накачать лекарствами – тут ему и трындец придет. И даже если накачать – тоже не шибко восторг будет, 50 на 50, или даже меньше – что выживет. Водка – она к хорошему не приводит!

На носилки я перекладывал Колю совместными усилиями с его женой и фельдшерицей. Сын еще Колин помогал. А зрители куда-то сразу испарились, как только дело дошло до погрузочных работ. Бы-ыстро так… дела нашлись.

Потом мы подняли носилки и закатили их в салон автомобиля. Благо что носилки специальные, удобные, складывающиеся – иначе ни за что бы эту тушу не загрузили.

Настя быстро собралась в дорогу, влезла в машину, прихватив документы – паспорт, полис, и вот уже потрепанный жизнью уазик громыхая гнилым железом покатил по дороге, отвозя Колю к его, вероятно последнему при жизни пристанищу – районной больнице, большинство корпусов которой были построены из бревен еще в тридцатые годы. Бывал я там по службе, видал. И доверия эта больница у меня не вызывала.

Ну вот так и закончился мой первый день работы на новом месте службы. Достаточно бездарно и смешно. Ну как же – «участковый на задницу уселся! Колька только на него пошел, так тот чуть в штаны не наложил!» Так и вижу довольные рожи своих новых односельчан.

Впрочем – мне на это глубоко плевать. Хулигана сама судьба наказала, карма это, как назвали бы ситуацию завсегдатаи Ютуба. Хотя на душе у меня было гадко. Будто я в этом виноват. Поцапались бы в семье, отругался Коля, да и лег бы спать. Тем более что фонтан красноречия у него был явно на издыхании. А тут – я! Новый объект, новая мишень! И возбудил как следует несчастного. А того от перегрузки кондратий хватил.

Мораль: не торопись! Чуть попозже бы приехал – и ничего бы не случилось! Дрых бы Коля сном праведника, а завтра вышел на работу в гараж.

Но да ладно. Я что, кающийся праведник? Какое мне дело до запойного алкаша, гоняющего семью – что с ним случилось, и каково его здоровье? Дела надо делать!

И я пошел делать дела.

В этот день я обошел всю деревню и в каждый дом занес свою визитку. Где-то хозяева были, где-то оказалось заперто – там я сунул визитку или в почтовый ящик (если был), или на подоконник, туда, где не достанет дождь и не обгадят куры.

Ничего во время обхода не случилось – что может случиться в сонной и скучной деревухе посреди майского дня?

Уже когда собрался возвращаться к машине (я ошибку допустил, надо было идти вначале по четной стороне и вернуться по нечетной, а я перебегал через дорогу от дома к дому), заметил дом, стоящий на отшибе – небольшая изба, над трубой которой клубился дымок. Самогон варят? – первая мысль. И стало смешно – статья-то о запрете на самогоноварение давно уже отменена, а у меня вдруг включается рефлекс участкового – самогон варят! Протокол составлять!

Откуда у начинающего участкового такой рефлекс? Да наслушался старых волков, моих коллег, которые в битвах против зеленого змия все зубы сточили и когти обломали. Рассказывали, как изымали, как воевали с заводчиками браги и шинкарями-самогонщиками.

Кстати – варить-то самогон можно, а вот продавать его… это статья! Даже две статьи. Или три? Незаконная торговля спиртным – раз. Незаконное предпринимательство – два. Неуплата налогов – три. Можно и еще накрутить при желании. Если уметь, конечно.

Дай-ка я зайду в гости… попугаю! Ну так… для профилактики. Да и посмотрю, кто это тут живет. Всех же нужно знать, кто в деревне обитает!

Первый, кто меня встретил в избушке – это кот. Нет, не черный, и не со светящимися глазами – кот, как кот. Рыжий. Он завопил так, что я шарахнулся назад, будто от полицейской сирены. От неожиданности, конечно. Опасности рыжая тварь не представляла, хотя котяра и был здоровенным, как тигр. Нет – ну преувеличиваю, конечно, но котяра здоровенный! Кстати, подумалось, а может кота завести? Котенка? Раз уж в деревне живу. Веселее будет. Одному честно говоря тоскливо…

– Кто там? – послышался старушечий голос из-за двери, показавшийся мне знакомым, я шагнул в коридор, дернул на себя дверь и едва не врезался в старушку, стоявшую прямо перед порогом. Ах вот это кто! Баба Нюра!

– Простите, баба Нюра, я вас не напугал? – как можно более сердечно улыбнулся я – Вот, хожу, знакомлюсь с населением. Визиточку вам хочу оставить. Вдруг что случится – а я и приду на выручку. У вас все в порядке? Помощь не нужна?

Старуха внимательно посмотрела на мои ботинки, выше, выше… посмотрела в глаза, и… отшатнулась. Почти незаметно, но отшатнулась. Лицо ее стало строгим, брови сошлись вместе, глаза прищурились.

– Дом. Это все дом! Он все-таки тебя изменил. Ты принял силу! Теперь – дело только за тобой. Сумеешь удержаться, или не сумеешь. Если не сумеешь, падешь на темную сторону… берегись! Я сделаю все, чтобы тебя изничтожить! Мы все – сделаем все, чтобы тебя изничтожить. Если сумеем, конечно. А теперь уходи. И не приходи, пока я не разрешу. Вон!

Глаза старухи сделались огромными, яркими, как звезды, и внутри у меня захолодело, по коже пробежали мурашки как от ледяного ветра. Я попятился, споткнулся о порог, а ко всему прочему в штанину вдруг вцепился непонятно откуда выскочивший рыжий кот и с диким завыванием начал терзать, дергая, как злобный цепной пес.