Текст книги "1972. ГКЧП"

Черт! Да что у меня за мысли такие упаднические?! Я должен выжить во что бы то ни стало! Выжить, наказать тех, кто виноват, и дальше идти, вперед! Хватит упадничества! Сцепить зубы и выполнять то, что должен!

***

Поднявшись наверх, я обнаружил в столовой всю честнУю компанию – за столом сидели президент Никсон, его жена, Шелепин и Семичастный. На столе – парила фарфоровая чашка с красным борщом, на тарелках бутерброды (в том числе и с икрой), и несколько бутылок вина разной конфигурации. Никсон с видимым удовольствием хлебал из фарфоровой же тарелки остро пахнущую перцем красную жидкость, Патриция вяло ковырялась в чашке, возле нее стоял бокал с белым вином на донышке. Похоже, что хорошенько приложилась. Оно и понятно – стресс.

Ухаживали за всеми две женщины средних лет в белоснежных передниках и чепчиках вроде русских кокошников. Идиллия, мать их за ногу! Я там свою мертвую невесту таскаю, а они вместо того, чтобы заниматься разруливанием ситуации – сидят и жрут! Ууу… твари! Так бы и врезал гадам!

– Михаил, вот только не надо делать такую зверскую рожу – невозмутимо заметил Семичастный – нужные указания мы уже отдали, процесс запущен. Все будет в порядке.

Я посмотрел ему в глаза, потом оглянулся на Никсонов, прислушивающихся к нашему разговору, и не стал ничего отвечать. Только перевел:

– Он говорит, что все будет в порядке, процесс подавления бунта запущен. Беспокоиться нечего.

– Слава богу! – вздохнула Пэт, и тут же добавила, поморгав ресницами – Майкл… мне очень, очень жаль! (она всхлипнула) Мне так ее жаль! Мы с ней за это время так подружились! Я хотела пригласить ее к себе в Белый Дом, когда вернемся домой! С ней так легко общаться! Было…

– Мы с ней хотели вскорости пожениться – не думая, опустошенно бросил я, и Пэт снова охнула:

– Ох! Какая трагедия! О господи! Ну вот за что ей такое?! Такая красивая, такая молодая!

– Мне жаль, Майкл! Мои соболезнования! – мягко добавил Ричард – Я знаю, что тебя это не утешит, но она будет награждена за спасение жизни Президента США. И ее сыну будет назначено пособие от правительства США! Он ни в чем не будет нуждаться.

– Он и так ни в чем не будет нуждаться – вздохнул я, откидываясь на спинку стула – Я ведь миллиардер, и я его не брошу. Но все равно спасибо. Он спасла всех нас. Этот негодяй перестрелял бы нас всех, как фазанов, если бы не она.

– Обязательно ее награжу! – снова, с чувством повторил Никсон – сыну будет приятно.

– И льготы – заметила практичная Пэт – Сыну женщины, награжденной высшей наградой Президента положены льготы.

– Спасибо – кивнул я, и посмотрев на якобы не обращавших внимания на наш разговор двух мужчин, перевел содержание беседы. Шелепин и Семичастный закивали, и Генеральный ответил:

– Героя Советского Союза ей! Непременно! Как только все устаканится.

– Как только устаканится – мрачно повторил Семичастный, и глянул на меня – Ты голодный? Нам надо кое-что обсудить. Оставим товарища Шелепина и гостей, пойдем в твой кабинет, поговорим.

– Пойдемте – так же мрачно ответил я – Поговорим!

Больше всего мне хотелось съездить ему по роже. Вот прямо здесь! Если Шелепин еще имел право ошибиться, упустить заговор из виду – у него столько дел, столько политики, что ни на какие заговоры его не хватит – то уж Семичастный обязан был все предусмотреть! Держать руку на пульсе! А теперь по его вине все рухнуло!

Мы прошли в мой кабинет – я впереди, Шелепин за мной. Я открыл дверь, дождался, когда он войдет, и…

– Ну, бей! – спокойно сказал Семичастный – бей, чего ты! Легче станет! Твою девчонку вернешь, ага! Бей! Чего замахнулся, а не бьешь?! Надо всегда доводить дело до конца. А если не можешь – так не надо и начинать.

Он помолчал, опустив голову и глядя в пол, потом с видимым усилием глухо сказал:

– Мне правда жаль. Хочешь верь, хочешь не верь – так не было запланировано.

– Что?! Запланировано?

Вихрь мыслей проскочил у меня в голове. Там будто что-то лопнуло – бах! И все стало на свои места. И только одна мысль билась и не давала покою, одно прочитанное давным-давно название рассказа-триллера: «Искусство ниндзя – совершенство!»

А суть там была вот в чем: три главаря японской мафии решали, кто из них предатель. Один из них троих, оставшихся в живых, это тот, кто нанял ниндзя, убивших других руководителей мафии. Остались только они трое. Значит, предатель среди них. Они сидели в беседке, смотрели друг на друга с недоверием и ненавистью – кто?! Кто предатель?

И тут – свистнула стрела, вылетевшая из духовой трубки и ухо одного из боссов мафии окрасилось кровью. Все трое вскочили, спрятались, тот, кого чуть не убил промахнувшийся ниндзя был в шоке, но… благодаря промаху главному герою, от имени которого ведется рассказ, стало ясно – кто предатель.

Главный герой сразу скрылся, чтобы обдумать, как искоренить того, второго, не раненого, предателя, а когда он сидел дома и предавался раздумьям, с ним была его жена – красавица, и очень, очень умная женщина. Он не раз пользовался ее советами, и всегда они попадали в цель. И в этот раз он рассказал о ситуации. Жена выслушала его, и сказала одну только фразу: «Искусство ниндзя – совершенство!». Он вначале не понял, потом не хотел поверить в такое, но чем больше думал, чем больше вспоминал, тем больше все ложилось на правильные места. Ниндзя не может промахнуться! Никогда и ни за что! Его искусство настолько совершенно, что промах исключен! А значит – он и целил в ухо боссу мафии. А если он целил только в ухо – зачем? Затем, чтобы ввести в заблуждение и отвести от того подозрения!

И так был вычислен настоящий предатель и представлен на суд главного мафиозо, или как он там у них называется.

Так вот: КГБ это не детская песочница, а Семичастный – не лох педальный. Думать, что он пропустил заговор в высшем руководстве страны – просто глупо. А что это значит? Значит, что он нарочно дал развиться заговору!

– Гады вы – бесцветным голосом сказал я, отходя к дивану и бессильно опускаясь на плюшевое сиденье – из-за вас Ольга погибла! На кой черт вы приказали мне тащить ее с собой, если знали, что вот-вот полыхнет! Вы подвергли ее опасности!

– Он догадался, как я и предполагал – послышался голос Шелепина, стоявшего на пороге комнаты. Как он так тихо подкрался? Или я слишком взволнован и не услышал. Или расслабился в безопасности? Это плохо. Безопасность иллюзорная. Скоро здесь начнется такое… что и подумать страшно.

– О чем ты догадался, Миша – спросил Семичастный, усаживаясь верхом на стул у стены – спинка перед грудью, руки на спинке – Ну-ка, дай нам твою версию происходящего. Интересно будет услышать.

– Интересно вам услышать?! – сквозь зубы процедил я, сдерживая ярость. Она клокотала, искала выхода. И при этом я понимал, что наезжать на этих двух… в общем – надо держать себя в руках, если хочу выжить. И сделать дело.

– Ладно, расскажу – слегка успокоился я, и сделав паузу, начал – Вы это сразу задумали. Уже давно. Для того Омега вам и была нужна. Объявляете о переменах в обществе и ждете заговора. Кстати – не удивлюсь, если этот заговор вы и организовали. Подсказали идею кому нужно, те и организовали это безобразие. Выявляете всех скрытых врагов, оппозиционеров, они тут же вылезут наружу, стоит заговору разгореться. А потом их убираете – или на законных основаниях, или Омегой. Скорее всего вы ждете, когда Омега доложит о том, что все руководители заговора отравлены и скоро сдохнут. А потом начнется геноцид тех, кто их поддержал. И таким образом вы утвердитесь на своих местах так, что никто даже и не пикнет! Как при товарище Сталине! Репрессии всем, кто вам неугоден. Пусть живут и трясутся – не дай бог посчитают неблагонадежным!

– А чем тебе не нравится Сталин? – хмыкнул Семичастный – сам же его хвалил! И говорил, что если бы он в твоем мире пришел к власти – половину правительства бы расстрелял сразу, а половину потом, после обеда. Твои же слова! Я запомнил!

– Мне кое-чем нравится Сталин, а кое-чем нет – так же хмуро ответил я – И если помните, я потом добавил: «Мне очень не нравится, когда людей стреляют просто за то, что они имеют свое мнение. Не нравятся доносы, не нравится беспредел» А вы вот и хотите начать беспредел! Отстреливать без суда и следствия!

– Только тех, кто напал на законную власть. Тех, кто пошел против своего народа, мнения и чаяния которого выражаем мы – мягко заметил Шелепин – И я помню, как ты шутил: «Страна ждет расстрелов!». А теперь на попятную?

– Да я шутил! Мем это такой у нас есть! Хмм… ну… присказка такая! Страна ждет расстрелов! Это не означает, что всех должны хватать и ставить к стенке!

– А разве мы собираемся ставить всех? – пожал плечами Семичастный – Только тех, кто пошел против законной власти! А таких по все времена и все власти просто вешали на фонарных столбах! Мы выявили оппозицию и разом ее уничтожим! Разве плохо?

– Может, и хорошо – устало вздохнул я. Мне было противно, мне хотелось спать, но я не мог, ни на секунду не забывая, что внизу, в подвале, остывает тело моей подруги, моей невесты. И сейчас мне без нее было очень, очень плохо… К хорошему привыкаем, не замечаем, но как этого лишаемся… будто частичку сердца у меня вырвали. Сам не ожидал, что буду так переживать. Да, точно я ее любил. Но сейчас надо думать о другом! Что-то не стыкуется у них…

– А каким образом вас… нас чуть не убили? – я посмотрел в лица интриганов, и увидел, как они сразу постарели и вытянулись. Мужчины молчали.

– Таак… похоже, что-то пошло не по плану. Так? Вы упустили какую-то группу, и она самостоятельно решила поставить точку в вашей бурной деятельности.

– Ну не хами, не хами! – рявкнул Семичастный – Забыл, с кем разговариваешь?! Щенок!

– Он не щенок. Он скорее волкодав – уголками губ улыбнулся Шелепин – И он нам нужен. Не оскорбляй его. Не забывай, что сегодня именно он спас нам жизнь. Да, Михаил, вы верно заметили – нас чуть не убили. Мы, как вы говорите, облажались. Как оказалось, существует группа, о которой мы ничего не знали. Не знали о том, что готовится теракт во время визита Никсона. Нет, не так – мы не поверили, что эти безумцы решатся убить и американского президента. Похоже, что здесь не обошлось без помощи заклятых друзей Ричарда – эф-бэ-эр. Это совместный заговор двух спецслужб.

– Я догадался – сообщил я – во время теракта возле Никсона не было главы его охраны. Это он все замутил. И своих людей не пожалел. Он знал о теракте, уверен.

Мужчины переглянулись, и Шелепин со вздохом сказал:

– Ну говорил же я тебе! Надо было подтянуть его к операции! А теперь что?

– Да, интересный вопрос – теперь что? – подхватил я и замер, ожидая ответа.

Глава 4

– Откуда здесь столько бойцов охраны? И где остальные члены группы? – спросил я Аносова, глядя на то, как он перемещает ствол «Утеса», глядя при этом в оптический прицел.

– Охрану прислали буквально на днях – мрачно пояснил Аносов – Как будто знали. Это ребята из того батальона спецназа, что мы обучали.

– То-то я смотрю, что лица вроде как знакомые… – я даже поморщился – Думаю, и где это я их встречал? Решил, что здесь.

– Так что ты скажешь? – не отставал Аносов – Знали?

– Знали, конечно – холодно ответил я, и невольно оглянулся – Но ты ведь понимаешь, что это государственная тайна?

– Еще бы я не понимал – прищурился Аносов – А ты-то в курсе был?

– Нет. Не в курсе.

Я отстранил Аносова и прильнул в прицелу пулемета. С пятикратным увеличением просматривался поселок почти до самого «Дома творчества». Вот – ходят люди… вот – они ковыряются в огородах… я вроде даже кого-то узнал, но не уверен. Хорошо все видно! Достать отсюда любую цель на два километра – запросто. А такие пулеметы стоят по всем углам здания на крыше. И если что – есть запасные. Плюс запасные стволы к каждому аппарату. И вот что хорошо – патроны к ним уже новые. Не те, что шли к ДШК. После патронов, которые шли изначально к ДШК, ствол выходит из строя после трех тысяч выстрелов, после патронов с флегматизированным порохом ствола хватает на шесть тысяч выстрелов. В два раза. Я когда заказывал, сразу настоял на том, чтобы нам поставили патроны нового образца, с флегматизированным порохом. Раньше они применялись только в артиллерии.

Кстати, там и несколько ДШК лежат, и стволы к ним, и запас патронов – хоть обстреляйся. Но решили ограничиться «Утесами». Их хоть таскать можно посильно, даже в одиночку. С ДШК пуп надорвешь. Хотя и «Утес»… сорок кило – это тебе не хухры-мухры!

– Хорошие прицелы! – заметил Аносов – и в сумерках, и ночью видно. Хорошая машинка!

– РПГ достали? Выстрелы подготовили?

– Думаешь, и до этого дойдет? – вздохнул Аносов – Хотя… почему бы и нет, если они танками перекрыли дороги. РПГ – вон лежат, под брезентом. Мало ли… вдруг дождь. Чего лишний раз мочить. Снайперки – вот там, тоже под брезентом. Я отобрал лучшие сэвэдэшки из всех. Две штуки хватит. Калаши – вон они. Там вот – перевязочные материалы и все такое. Тебе бы снарядиться как следует – я пояса приготовил, «лифчики» тоже. Ты «стечкин» возьмешь? Или «макаров»?

– Если до пистолетов дойдет – и «макарова» хватит. А таскать тяжелую дуру «стечкина» удовольствие маленькое. Вернее – никакого. Ладно, пойду вниз. Глупо спрашивать, но… посты расставил?

– Глупо спросил – криво усмехнулся Аносов.

– Тогда не глупо спрошу: Берта здесь?

– Нет – Аносов посерьезнел – Я ей позвонил, сказал, чтобы из дома не выходила. Мало ли… начнется суета, еще задавят… тьфу-тьфу. Кстати – она сказала, что танки по городу шастают. Все серьезно!

– Нет, мы тут шутки шутим! Развлечь вас сюда приехали вместе с американским президентом! – оскалился я и тут же виновато помотал головой – Извини. Нервы ни к черту. Слишком много мне сегодня досталось.

Аносов медленно кивнул, хотел что-то сказать, видимо что-то утешающее… но осекся. Промолчал. А что он может сказать? Как ему жаль Ольгу? Так этим ее не вернешь. Только лишний раз ткнешь пальцев в открытую рану. Что еще? Что он надеется – мы выкрутимся? Что знает – мы выкрутимся? Так все надеются. И все знают, что выкрутимся. Если не сдохнем, конечно. Да ну к черту все это самокопание… пойду вниз, посмотрю, что там делают мои «гости».

Смешно, но они на самом деле мои гости. Дача-то моя!

Три – ха! Дача! Моя! Вот дом в Монклере – этой мой. И вилла на побережье – тоже моя. И кадиллак. А эта крепость… нет, братец, эта крепость совсем другое дело.

Шелепин и Семичастный сидели перед телевизором и тихо о чем-то говорили. Телевизор – большой, импортный, цветной – был включен. Изображение шло черно-белое, так что я никогда не понимал, на кой черт сюда поставили цветной телевизор, если цветных телепередач практически нет! Хмм… вру. Ведь вру! Цветное телевидение в СССР с 1967 года. Вот только передач и фильмов в цвете в 1972 году было еще маловато. Вот и сейчас – балет «Лебединое озеро» показывали в черно-белом изображении.

Ха! Я даже не выдержал, хрюкнул – опять балет! Да что это за хрень такая?!

– Ты чего ухмыляешься? Что такого смешного увидел? Ходишь тихо, как тигр! – недовольно спросил Семичастный, только после моего «хмыка» обнаружив меня за своей спиной. Он похоже что даже вздрогнул…

– «Лебединое озеро»! – показал я пальцем в экран и опять нервно хмыкнул – Да что с ним за хрень такая?!

– Да какая хрень?! – досадливо сморщил нос Семичастный – объясни ты, в конце-то концов!

– Тут такая штука… – начал я, раздумывая, как лучше подать эту мысль – У нас в стране есть привычка, или правило что ли такое: как случается нечто государственного масштаба, такое, как смерть генерального секретаря, государственный переворот, так телевидение тут же начинает транслировать «Лебединое озеро»! Для народа это уже как знак – в стране происходит какая-то хрень! Как красный сигнал тревоги! Показали танец маленьких лебедей – из дому не выходи, прячься! Как показали умирающего лебедя – так запасайся продуктами, значит пришел большой полярный лис!

– Кто пришел? – сморщил лоб Семичастный.

– Песец пришел! – невозмутимо сообщил я.

– Ааа… понял – довольно кивнул Семичастный – Только песец к нам не пришел и не придет. Мы связались с нужными людьми, процесс запущен. Работаем. Нам тут продержаться сутки-двое, и все будет хорошо. Про Дачу никто не знает – кроме доверенных лиц, так что отсидимся.

– Оптимисты – буркнул я, поворачиваясь, чтобы уйти.

– Постой! – негромко скомандовал Семичастный – А ты не желаешь узнать, кто возглавил заговор?

– Кто входит в Гэ-ка-че-пэ? – я пожал плечами – Да какая разница, кто входит. Это не мое дело. Вам виднее. Мое дело сейчас организовать оборону, чтобы сохранить ваши жизни.

– Ты пропустил «драгоценные» – саркастически заметил Семичастный – И все-таки, как ты думаешь, кто вошел?

– Министр обороны – само собой. На генсека метит Суслов, без него никак. И судя по тому, как активно вмешалось КГБ – это ваши замы. Цвигун, например, и Цинев. Все брежневские адепты, днепропетровская гвардия. Еще кого-то забыл? Кто-то пятый должен быть… и кто бы это…

– Новости слышал, что ли? – хмыкнул Семичастный, глянув на Шелепина. Тот пожал плечами:

– Я же тебе говорил – ты его недооцениваешь!

– Пельше, скорее всего – не обращая внимания диалог продолжил я – Этот конкретная такая упоротая мразь, любитель распекать газетчиков за недостаточную их лояльность. Этот обязательно всунется в заговор. Интересно, они вас уже обвинили? И если да – в чем?

– А догадайся! – мстительно буркнул Семичастный – Если ты такой умный!

– А что тут особо догадываться? – криво ухмыльнулся я, и так же мстительно выдал – Вы отступники, оппортунисты, которые обманом захватили власть в стране. Вы отошли от Ленинского пути, похерили заветы вождя и пошли по кривой дорожке. Вы подписали договоры с нашим врагом, желая разоружить нашу страну и сдать ее мировому капиталу. Ну и все в таком духе. Небось Суслов выдал эту информацию?

– Он, кто же еще… вобла сушеная! – сплюнул Семичастный – Поганец! Надо было его грохнуть, надо! И прихвостей днепропетровских – тоже!

– Всему свое время, Володя… всему свое время! Пока все развивается вполне недурно…

Шелепин осекся, увидев то, как исказилось мое лицо, и вздохнул:

– Еще раз повторяю, Михаил – мне очень жаль, что так получилось с Ольгой! Но она была солдатом! И погибла, как солдат! Никто и никогда не был застрахован во время сложных операций! И не мне тебе об этом рассказывать! Справимся с кризисом – я все сделаю, чтобы она не была забыта, клянусь!

– Когда выступите по телевидению? – перебил я этот поток словоблудия.

– Через два часа – Шелепин посмотрел на простые командирские часы у себя на запястье – Техники налаживают оборудование, устанавливают связь со спутником, так что скоро перехватим управление первым каналом. И… готовься. Как только я выступлю – нас вычислят, пусть и не сразу, и начнется атака.

– А Никсона вертолетом вывезти разве нельзя? Какого черта он здесь, у нас сидит? – я посмотрел в глаза Семичастному, но ничего в них не увидел.

– Опять предложить тебе догадаться? – пожал плечами Семичастный – А если перехватят? А если экипаж окажется НЕ ТОТ? Пусть сидит здесь, пока кризис не разрешится. Мы ему объяснили – он понял.

– Без переводчика?

– Думаешь, ты один здесь в английском понимаешь? – фыркнул Семичастный – Давай, организуй оборону. А мы тут покумекаем – как жить дальше.

– Насчет гэкэчепистов я угадал?

– Угадал, угадал! – досадливо отмахнулся Семичастный – Иди, бога ради! Не мешай соображать!

И я ушел, чтобы не мешать умным дяденькам соображать. Дяденькам, которые на мой взгляд прогадили все, что можно было прогадить. Если бы не я – им бы точно конец. Еще там, в рынке. Так что им эти соображения гроша ломаного не стоит. Но говорить им об этом я не буду. Себе дороже, а толку не будет.

***

– Я думал – он меня убьет – хмыкнул Семичастный – Там, в кабинете. Думаю – сейчас кааак… врежет! А ты знаешь, какой у него кулак!

– Если бы твою жену убили по чьей-то вине, как бы ты отреагировал? Как бы кулак раскачивал?

– Это не наша вина! Это издержки! Я же тебе не раз, и не два говорил – за всем все равно не уследишь! Цинев – боевой офицер. Цвигун – тоже огни и воды прошел. Жаль, что они не на нашей стороне. Впрочем, и без них дельных офицеров хватает. Жаль, что часть придется пустить в расход. В заговоре как раз самая инициативная часть офицерства.

– Слишком быстро мы взялись за реформы – Шелепин помотал головой – Надо было притормозить. Тогда бы и таких потрясений не было. А все ты – надо быстрее двигаться, надо быстрее! Обезглавим верхушку, устроим чистки! Как бы нас самих тут не зачистили…

– Твой Карпов не даст – усмехнулся Семичастный – Этого зверюгу голыми руками не взять. И у него железное чувство ответственности. И упрямство. Если он вцепился в дело – его не оторвешь. Бульдог, право слово! Он один стоит батальона спецназа. А может и полка. Так что не переживай. А двигаться надо было быстрее, ты же знаешь обстановку в стране! Реформы нужны были, как воздух! И чистка! Чистка аппарата вверху и на местах! Расстрелы. Этой стране нужны расстрелы – как говорит Карпов. Шутка, да… но в каждой шутке есть доля… шутки.

– А ты его не боишься? – задумчиво протянул Шелепин, глядя в пространство над головой друга-соратника – Вдруг он в один прекрасный момент решит, что ты мешаешь установлению ПРАВИЛЬНОГО порядка, что ты портишь прекрасную картину мироздания и служишь Злу? Хочешь навредить его стране? И что тогда? Он ведь не задумываясь пустит тебя в расход! Говоришь, стране нужны расстрелы? Ну-ну…

– Боюсь – криво ухмыльнулся Семичастный – Но даже не его, хотя и его лично боюсь. У меня такое ощущение, будто мы прикасаемся к чему-то… странному. Гигантскому, непостижимому, разумному, и одновременно неразумному – как ураган, как извержение вулкана. И это Нечто – оно управляет нами, как пешками. И тот же Карпов – суть его инструмент. Что-то вроде стилета, или, скорее, скальпеля. Рраз! И отсек ненужное. Рраз! И нет опухоли. А через Карпова и мы стали такими же инструментами и делаем то, что нам предназначено. И пока делаем – живем. А стоит оступиться… не Карпов, так еще что-то. Вот сегодня – Карпов и его подруга нас спасли. Но разве сам Карпов? Откуда он здесь взялся? Кто он такой? Вот то-то же…

– Ты говоришь о боге? – усмехнулся Шелепин – Это все его происки? Ты ведь никогда не был верующим!

– А откуда ты знаешь? – серьезно спросил Председатель КГБ – Все мы неверующие, пока не придет момент и мы не взмолимся: Господи, помоги! Господи, пронеси! Пока гром не грянет – мужик не перекрестится. А что касается Бога – да что такое Бог? Кто знает? Карпов называет это Провидением, предполагает, что это сама Земля может выступать в качестве бога. Или как он называет это – «банк данных Земли». По его версии, души умерших никуда не деваются, они как бы это лучше сказать… они витают в пространстве над Землей, впитываются в нее, и получилось так, что вся планета пропитана этими самыми душами. А что такое душа – это набор информации, из которой и образуется личность разумного существа – человека, например. И когда количество информации – до есть душ – превысило критический уровень, Земля осознала себя начала действовать, как живое существо, как личность. При этом еще не осознавая себя, на подсознательном уровне. Ну то есть – действуя на одних инстинктах. Эдакий одновременно глупый и невероятно умный и могущественный интеллект. Она может видеть будущее, видеть прошлое, и когда ей нужно изменить прошлое так, чтобы изменилось будущее – можно взять человека, который лучше всего для этого подходит и заслать его в точку бифуркации, то есть в развилку дорог истории. И он начинает действовать. И вот что такое наш Карпов. Мы – пешки. Да, да, не криви физиономию – пешки, в сравнении с ним! Он – ферзь. Но над всеми есть мастер-шахматист, который играет партию. Выиграет он – живет сам и живем мы. Проиграет, не так сыграют его фигуры… ну, понятно.

– Ух ты, как нахватался-то! – Шелепин помотал головой и улыбнулся – Это тебя Карпов подготовил, что ли? Про эти самые… бифуркации!

– И Карпов, и наши аналитики – туманно заметил Семичастный – У нас есть такие головастые ребята, что ай-яй! Сто очков нам вперед дадут в разгадывании загадок!

– Загадки, говоришь? – Шелепин задумался, потом пристально посмотрел в глаза собеседнику – А тогда скажи, кто партнер шахматиста? Кто играет ПРОТИВ? Сатана?

– Хочешь – назови так – не задумываясь ответил Семичастный, и улыбнулся – я уж думал, ты никогда не задашь этого вопроса. Ладно, ладно! Я тоже, когда впервые услышал эту версию от Карпова, задал тот же вопрос – кто играет против нас? Или – что. И вот что он мне ответил: Хаос. Всемирный хаос. Любая материя, любые структуры в конце концов самоуничтожаются. И самоуничтожение заложено в их сути. Будь это человек или планета. Атомы разбегаются, молекулы разваливаются, и в конце концов все сведется к однообразной массе, протоматерии, которая соберется в одну точку, и… взрыв! Как это уже было. Как это будет. Он называет это Теория Большого Взрыва. Эту теорию выдвинул один британский ученый, являющийся еще и фантастом – в 1949 году, в своей лекции. А за ним теорию развили уже другие ученые. Она хорошо вписывается в известные нам теории образования мира.

– Если только отринуть теорию создания мира Богом – усмехнулся Шелепин.

– Если отринуть – спокойно подтвердил Семичастный. Так вот: когда некий субъект достигает определенного уровня развития сознания, этот субъект начинает активно сопротивляться саморазрушению. То есть – осознает необходимость жить как можно дольше и делает для этого все возможное, сознательно или подсознательно. Инстинкт самосохранения – так это называется у людей и животных.

– То есть ты хочешь сказать, что наша Земля достигла определенного уровня самосознания, включился инстинкт самосохранения, и планета пытается уберечь себя от гибели? Потому здесь и оказался Карпов?

– Земля ли, или сама Вселенная – это нам недоступно и вряд ли мы когда-нибудь узнаем истину. Мы для этого разума – как фагоциты, которые в теле человека пожирают болезнетворных бактерий. Или даже мельче, чем фагоциты. Организм человека осознанно не посылает своих фагоцитов бороться с болезнью, он просто ХОЧЕТ, чтобы болезнь отступила. И фагоциты начинают биться за его здоровье. Вот так.

– Как бы этот фагоцит не сожрал нас самих – невесело усмехнулся Шелепин, и снова посмотрел в глаза Семичастному – Может и правда его устранить, когда все это закончится? Герои полезнее мертвыми. К ним ходят пионеры, кладут цветы… их именами называют пионерские отряды и улицы в городах. Но они не бунтуют, не выпивают и не могут отрезать тебе башку. Скажешь, цинично?

– Не скажу – скривился Семичастный – Сам такой. Политику чистыми руками не сделаешь. Забыл, кто разобрался с Брежневым и Андроповым?

– Ничего не забыл – медленно ответил Шелепин и подумал про себя, что если бы Семичастный не был его другом, и он не знал его много лет, и не верил, как самому себе… его давно уже стоило бы устранить. Сегодня он убивает Брежнева, а завтра? Завтра – кого?! Решит, что Шелепин пошел НЕ ТУДА, не той дорогой, и… Шелепин хорошо помнил, как хрипел, заливаясь кровью «Дорогой Леонид Ильич», как он пытался что-то сказать, глядя на убийц остановившимися, удивленными, широко раскрытыми глазами. Вот так и он, Шелепин, может лежать и хрипеть, пуская кровавые пузыри. «Разрыв сердца»! И спишут, как списали Брежнева.

– Я тебя никогда не предам, ты же знаешь – вдруг медленно, тяжело бросил слова Семичастный – Что бы ни было, мы с тобой всегда вместе. Потому можешь меня не опасаться. Кроме политики – есть еще и многолетняя дружба. Надеюсь, ты помнишь, что это такое. А что касается Карпова… я когда-то предлагал тебе его устранить. И вот мы его устранили – что бы тогда случилось? Мы были бы уже мертвы. Нельзя его трогать. Ни в коем случае. Как бы не страшно было рядом с ним находиться. Ты знаешь, я в мире мало чего боюсь, но он вызывает у меня какой-то подсознательный страх. Когда закончится – пусть идет куда хочет. Пусть Никсон его боится. И кстати – наш человек рядом с их президентом, да еще и в советниках – это ли не розовая мечта?

– Так он не будет ничего освещать, рупь за сто – хмыкнул Шелепин, и откинулся на спинку кресла, разглядывая соратника – Он ведь неконтролируем.

– Я уверен, что он делает то, что необходимо делать. Не надо нам его освещения. Нам достаточно, если он будет толкать Никсона в нужную сторону. И не только Никсона. Весь мир – в нужную сторону. Уже только за одно то, что он сделал своими книгами для СССР – Карпов достоин высшей награды! Да просто неоценимо! Русские в сознании западных людей мало-помалу превращаются из страшных врагов во вполне приемлемых соседей. И даже друзей. Спаситель американского президента – русский!

– И русские чуть его не убили – иронически скривил губы Шелепин.

– А вот и нет! Мы поговорим с Никсоном, объясним ему, что лучше все будет выставить так: федеральные агенты, не до конца вычищенные им из рядов эф-бэ-эр объединились с заговорщиками внутри нашей страны и устроили покушение на своего президента. И мы едва спаслись – только лишь благодаря решительным действиям писателя-фантаста, советника генерального секретаря и президента США, и его самоотверженной подруги, заплатившей своей жизнью за наше спасение. Раздуем такой пожар – всем тошно станет! У нас – репрессии по-полной! Никсон тоже своих покромсает, устроит расследование – а мы ему подкинем, кто именно виноват. Начальник его охраны ведь жив! Ну и слава нашему Карпову – еще ему орден Ленина и Звезду! Нам что, жалко, что ли? Если выживет, конечно – после всех этих событий. Ну и подруге, само собой – орден Ленина и звезду Героя – посмертно. Сына на гособеспечение до 18 лет… нет – пожизненную пенсию за подвиг матери! Устроить в лучший университет – МГИМО, например. Ну… или пусть Карпов сам решает, как и что с ним делать. Его подруга-то… считай, приемный сын.

– Если выживет… решает – эхом откликнулся Шелепин и нахмурился, сведя брови – Вот что… давай-ка готовить доклад. Время идет, скоро мне выступать. Узнай, что там техники – готовы?

– Я уже отдал приказ – как только все будет готово, нас известят. Лишний раз дергать не будем.

– Хорошо. Я пошел к Никсонам, переговорю.

– Вместе пойдем, мне тоже есть что ему сказать.

Шелепин кивнул, мужчины поднялись и неспешно вышли из комнаты. Спешить особо было некуда, да и смешно будет выглядеть, если два такого уровня руководителя страны начнут бегать, как мальчишки. Кто-то давно сказал, что генералы не имеют права бегать и суетиться – в военное время это вызывает панику, в мирное – смех.