Текст книги "Монах. Шанти"

– Что сделано? – нетерпеливо спросила Шанти, наклонившись в кресле и внимательно глядя на помощника. От того исходила волна удовлетворения, но в нем плескались и нотки страха, опасения.

– Через полчаса все адепты и все апостолы во главе с патриархом будут в Большом зале Совета, – коротко сказал Шур, прикрывая глаза и вытягивая ноги вперед. Он действительно очень устал – это чувствовалось.

– Как сумел? Что им сказал?! – заинтересовалась Шанти, которую переполняла энергия. Драконица чуть не подпрыгивала на месте от нетерпения.

– Я сказал, что вы хотите обсудить со всей верхушкой храма исчадий, чтобы, когда начать войну с Балроном, и что для этого нужны все адепты и апостолы.

– Это же бред! Какая, к демонам, война? – ошеломленно сказала Шанти. – И зачем им тогда приходить ко мне на совещание – всем? С какой стати?

– Поймите… Вы были бы удивлены, если бы заговорил вот этот стол? – улыбнулся Шур. – Примерно то же самое произошло, когда я написал патриарху и всем адептам с апостолами, что вы призываете их в зал Совета, чтобы обсудить войну. Вы, ваше величество, всегда отличались тем, что интересовались только женщинами, вином, пирами и другими развлечениями. Как и полагается императору Славии. И что сейчас случилось? Вас как подменили! Нужно на вас посмотреть, узнать, что это за змея укусила вас в зад! Простите за такую вольность, ваше величество… В общем, приехали все, даже больные. И каждый привез с собой охранников. Дворец буквально окружен охранниками исчадий, их личной охраной.

– Сколько их?

– Тысяча, не меньше. Они могут попытаться взять дворец приступом. И вам придется раскрыть свой настоящий облик. А тогда – все вскроется, и ваш замысел будет неудачен.

– Так. Понятно. – Шанти задумалась. – Что-то вроде этого я и ожидала. Моя гвардия сможет им сопротивляться? Если отдать приказ?

Шур задумался, исподлобья посмотрел на Шанти:

– За дверью стоит командир императорской гвардии, генерал Шелес Адрон. По моей версии – его вызвали вы, так как собрались устроить что-то вроде государственного переворота, свергнуть власть исчадий, взять власть в свои руки. И что вы хотите сделать ему предложение, которое перевернет всю его жизнь. Мне пригласить Шелеса, ваше величество?

– Сколько гвардии в столице? Как быстро ее можно привести в боевую готовность? И насколько она боеспособна?

– Три тысячи бойцов. Полторы тысячи – непосредственно в казармах дворца, еще полторы – казармы у северных ворот. Насколько боеспособны? Это может проверить только бой. Но Адрон скажет по этому поводу лучше. Точнее.

– Что ему предложить?

– Как обычно – деньги, власть. Так-то он не бедный человек, сами понимаете, должность приносит кое-какие плоды, но всегда хочется больше. Тем более, честно говоря, у гвардии к исчадиям отношение очень плохое. Впрочем, как и у всех. Исчадий никто не любит и никогда не любили. Боялись – да. Но вот теперь настал момент, когда можно выскользнуть из-под их тяжелой руки, так почему бы и нет?

– Ты хорошо его знаешь?

– Мы выросли вместе, – усмехнулся Шур, – потому я к нему и обратился так свободно. Мы учились в одной школе и дружили. Потом, став взрослыми, иногда общались, не так, как в детстве, конечно, но… уровень доверия все равно выше, чем у обычных сослуживцев.

– Хорошо! Давай его сюда.

Шур кивнул, с готовностью встал с кресла, щелкнув суставами, поморщился, покосившись на Шанти, и потер поясницу. И в самом деле – поясница ныла, но и показать свое рвение лишний раз не помешает. Отперев дверь, исчез в коридоре.

Через пару минут дверь распахнулась и вместе с Шуром вошел мужчина одного с ним возраста, довольно стройный, с выдвинутой вперед тяжелой челюстью и плечами, закованными в золоченую броню, украшенную насечками. Он прошел почти парадным шагом, впечатывая ноги в паркет, встал перед «императором» и отсалютовал, ударив кулаком по тому месту, где находится сердце. Панцирь загудел, и Шанти невольно хихикнула про себя, внешне не подав виду, – смешные все-таки у людей манеры!

– Приветствую, мой император! Прибыл по вашему вызову!

– Присядьте, генерал. – Шанти кивнула на кресло и, нахмурясь, посмотрела в окно. Над дворцом поплыл колокольный звон – пробило шесть часов.

– Ничего, подождут! – усмехнулся Шур. – Императора должны ждать! Пусть немного поварятся в своем соку, дойдут до степени готовности! Ваше величество, мой друг хочет заверить вас в своей преданности и желает услышать, как она будет вознаграждена. Что мы можем ему предложить?

– Что он хочет? – без обиняков спросила Шанти.

– Командующий объединенными вооруженными силами, – глухо сказал генерал, – это возможно?

– Сейчас нет такой должности, – задумчиво протянул Шур.

– Кто мешает ее создать? – резонно заметил генерал.

– И пограничные войска, и стража, и регулярная армия, и стража императора? Ты хочешь объединить всех в одну структуру?

– Да, – отрезал генерал. – И чтобы они подчинялись мне. Конечно, после вас, ваше величество, вы главнокомандующий!

– Хорошо. Будет сделано, – кивнула Шанти, рассудив про себя, что всегда можно прихлопнуть наглого гаденыша, если придется. Аппетиты у него, конечно, велики. Как бы и на престол не замахнулся… с объединенными-то силами.

– Ну вот и славно! – просиял довольный Шур. – Тогда приступай к работе, командующий объединенной армией. Твоя задача – не допустить, чтобы вся эта свора, собравшаяся вокруг, взяла штурмом дворец и добралась до императора. Уничтожай их безжалостно, если, конечно, они сюда полезут. Впрочем, когда заваруха начнется, все равно придется их уничтожать. Готовься. Ты привел второй полк?

– Да. Первый тоже у дворца. Все наготове. Замечу, что мои гвардейцы ничуть не хуже охранников исчадий, а нас почти в три раза больше. Мы задавим тварей!

– Идите, генерал… идите, – задумчиво кивнула Шанти. – Ваша задача – не пустить чужих во дворец. Исполняйте!

Генерал снова с глухим звоном ударил себя в грудь, четко повернулся на каблуках и вышел в коридор, прикрыв дверь. Шанти посмотрела на Шура и вздохнула.

– Ну что, пошли? Пора поговорить с исчадиями. – И туманно добавила: – Как долго я этого ждала! И еще кое-кто ждал… жаль, что его нет сейчас со мной.

Пояснять свои слова она не стала и решительно вышла в коридор, заполненный гвардейцами в блестящих кирасах. Они салютовали императору, и Шанти быстро пошла следом за Шуром, забежавшим вперед, чтобы показать дорогу к Большому залу Совета.

– Это что такое? – Андрус с удивлением смотрел на то, что делали парни, по очереди выходя парами на рыхлый песок. – Вы же сказали, что это борьба?

– Хм… а что же это такое? – удивился Урхард. – Борьба, конечно. Можно свалить противника на землю и удержать его на лопатках десять ударов сердца. А можно сделать так, что он не сможет продолжать бой это же время, – оглушить его ударом, а то еще можно выкинуть с площадки – тогда он точно проиграл. Но это считается не очень приличным для бойца. Самая чистая победа – когда противник не может продолжать бой. Погоди, посмотришь, как дальше будет два на одного, а в конце – все против всех, пока на ногах не останется один. В честь праздника бойцы без защитного снаряжения, обычно парни тренируются в подстеганных рукавицах и щитках.

– Забавно, – кивнул Андрус и пробормотал себе под нос: – Панкратион…

– Что? Что такое панкратион? – услышал Урхард, и Андрус в который раз удивился тонкому слуху купца. Иногда тот слышал слово, сказанное тихо и на таком расстоянии, на котором ни один нормальный человек услышать его не мог.

– Не знаю, – пожал плечами Андрус. – Увидел, и вдруг всплыло в памяти: «панкратион». А что это слово означает, не знаю. Видимо, название борьбы?

– Точно ты не из нашей местности, – удовлетворенно кивнул купец. – Я о таком названии борьбы не слышал. Борьба и борьба, чего ей какое-то еще название придумывать? Но вообще название забавное, надо запомнить. Как говоришь? Панкратион? Панкратион, панкратион… все, теперь не забуду.

– Папка всегда побеждал, когда участвовал! – с гордостью сказала Беата. – Знаешь, какой он ловкий и сильный! Это кажется, что папка тяжелый, на самом деле быстрый, как молния, и сильный, как медведь! Когда он перестал тренироваться и выступать, тогда стали побеждать Хетель и Эгиль, а до них – их отец, Бирнир. Но он спился, отяжелел и с папкой никак не может сладить! И не сладит – никогда! Только если со спины нападет с ножиком!

– Тьфу! Беата, следи за языком! – вздрогнула Адана. – Слово сказанное может сбыться! Нельзя такие слова говорить, приманивать беду!

– Прости, мам, – удрученно кивнула Беата, – я забылась, увлеклась. Но скажи же, наш папка самый сильный, самый быстрый на свете!

– Самый, самый, самый… – улыбнулась женщина. – Лучше его нет на всем свете!

– Нету! – вздохнула Беата и, покосившись на Андруса, прислушивающегося к разговору, грозно заметила: – А с тобой я вообще-то не разговариваю! И не пялься на меня!

– Беа, может, хватит? – нахмурилась Адана. – Сегодня праздник. А ты ведешь себя как избалованная девочка, у которой отняли любимую игрушку! Помирись с Андрусом, что ты сидишь, как кол проглотила! Даже неприятно с тобой рядом находиться!

– Неприятно? – скривилась Беата. – Тогда я не буду с тобой рядом сидеть! Пойду прогуляюсь – к бойцам подойду, поддержу! Они сильные, смелые, красивые – не то что некоторые. И умеют ценить красивых девушек!

Беата вскочила с места и зашагала туда, где собралась молодежь. Парни, по пояс голые, могучие, блестели на солнце белой кожей, вокруг них вились девушки – хихикали, задирали парней, те отшучивались и как бы невзначай надували мышцы, поигрывая ими на разминке. Андрус посмотрел ей вслед и вздохнул. Адана тихонько заметила:

– Набаловали мы ее. Получала все, что хотела, и вот – чуть не по ней, сразу фырчит, сразу скакать, как коза. Она хорошая девочка, добрая, умная, трудолюбивая – никогда не отказывается помочь и грязи не боится. И тебя выхаживала, как больного щенка…

– И теперь считает, что я принадлежу ей, раз она меня выходила, – горько усмехнулся Андрус. – Заигралась.

– Может, и заигралась, – серьезно кивнула Адана. – А ты что молчишь, отец? Дочь ведет себя ненормально, а ты все молчишь?

– Вы чего сюда пришли? – буркнул Урхард, глядя на то, как под крики толпы очередной боец ловким ударом локтя свалил на землю противника, залившегося кровью. – Праздник! Смотрите, любуйтесь – сильные у нас парни, настоящие бойцы! Наших ребят в клане всегда охотно берут на службу, они обычно служат телохранителями у вождя. Сильные, умелые!

– Мозгов бы им еще побольше! – хихикнула Адана, и Урхард ухмыльнулся:

– Что есть, то есть – с мозгами у нас тут не очень богато. Зато женщины умные.

– Это да. Даже слишком умные. Кстати, ты видал, как они на Андруса смотрят? – улыбнулась Адана. – Особенно дочка старосты. Андрус, ты видал, как на тебя Фрейла смотрит?

– Какая еще Фрейла? – удивился он. – Не знаю никакой Фрейлы!

– Как не знаешь? А ты помнишь, в лавку приходила такая девица – грудь кофту рвет? Красотка? Ну перед сыновьями Бирнира? Ну почему вы, мужчины, такие тупоумные?! Да вон она стоит, на тебя косится! Вспомнил?

– Вспомнил, – пожал плечами Андрус, – и что? Ну разглядывает меня. Не она первая, не она последняя. Мало ли желающих полюбоваться тощим черноволосым уродцем, пожеванным жизнью. Небось все знают, что вы подобрали непонятного бродягу и выходили его. С чего вы взяли, что она испытывает ко мне какой-то интерес, кроме как к забавному зверьку?

– Э-э-э… глупый ты, Андрус, – усмехнулась Адана. – Вы, мужики, не знаете мужской красоты, не понимаете ничего!

– И поясни! – заинтересовался Урхард. – Чего это такого мы не знаем в красоте? И что там насчет Андра и Фрейлы? Я тоже что-то ничего не заметил! Как ты все подмечаешь?

– На то я и женщина, – улыбнулась Адана. – Вам отношения между мужчинами и женщинами неинтересны… почти неинтересны, если это не касается постели, а для женщины создание семьи, дети, любовь – это главное. Андрус-красавчик. А шрам не только не портит его, а даже прибавляет притягательности – с ним он загадочный, мужественный, настоящий мужчина, даром что бороды не носит. Кстати, может, это даже добавляет интереса – все с бородами, а он нет! Да если бы я была помоложе, да не было у меня самого лучшего мужа на свете, я сама бы в него влюбилась! Не улыбайся, радуйся, что я тебя люблю! Что касается Фрейлы – она всю жизнь завидует Беате, соперничает с ней. Помнишь, как они дрались в детстве? Девчонки – одногодки, красавицы, Фрейла только покрупнее Беаты и повыше. Все, что есть у Беаты, – а Фрейла подозревает, вернее, уверена, что Андрус принадлежит Беате, – привлекательно для Фрейлы, ей хочется отобрать парня у нашей девочки. Вот так вот, мужчины!

– Видал?! – хмыкнул улыбающийся Урхард. – Все разложила по полочкам, все разобрала по ниточкам! Умнющая – просто слов нет! За то и люблю!

– А не за мои длинные ноги? Не за мое красивое лицо и стройную фигуру? Молчал бы уж! Если бы я выглядела как корова, тебя бы и двадцать демонов не заставили подойти ко мне! Пусть даже я была бы из умных умная!

Адана расхохоталась, ей вторил Урхард, Андрус же вымученно улыбнулся и подумал о том, как ему выкрутиться из ситуации и никого не задеть. Похоже, что это противостояние добром не кончится: девчонки своенравные, привыкшие получать все, что хотят, а он тут – приз. Приз, который получит победительница! Отвратительно ощущать себя призом на соревнованиях бойцов.

Андрус смотрел на состязания и постепенно перестал слушать то, о чем говорили Урхард и его супруга. Для них, конечно, все эти рассуждения актуальны, жизненно важны, а ему что? Зачем ему знать особенности брачного поведения местных женщин? Гораздо важнее то, какими боевыми искусствами владеют местные бойцы!

Состязания как раз подходили к концу – состязания по борьбе, как они ее называли. На удивление, травмированных среди бойцов было не очень много. Подбитые глаза, губы, ушибы, свернутый распухший нос – это в общем-то в порядке вещей, парни взаправду были крепкими, сильными, откормленными, как хорошие жеребцы. Практически не было слабых, ущербных – все как на подбор. Не зря Урхард говорил, что парни из этой местности ценятся в городе.

Стиль боя ничем особым, интересным не отличался: захватить за руку, за шею, за пояс, швырнуть оземь, ударить кулаком, размашисто или «тычком», локтем, головой, пинок ногой – никакого стиля, никакой тактики, одна грубая сила. Впрочем, этой силы хватало с лихвой. Неподготовленному человеку – и подготовленному тоже! – такой боец мог запросто сломать пару костей и вывести из строя на долгое время. А то и убить. Сами же они довольно легко принимали удары в живот, в грудь – сильные мышцы гасили удары, как хорошая подушка. Пробить слой мышц было непросто, если не знать как. А Андрус знал. Откуда знал – другой вопрос. Он внимательно следил за тем, как передвигаются парни, как машут руками, и автоматически определял: вот тут открылся, вот тут можно было пробить ему в горло, здесь – выбить глаз, а потом переломить шейные позвонки.

Андрус встряхнулся – какая гадость лезет в голову! Неужели он был таким зверем, таким убийцей, что подобные мысли появляются сами собой?! Глубоко задумался, прислушался к своим ощущениям. Мысли о том, что кого-то надо убить, что это нормально, что стиль бойцов малоэффективен и есть гораздо лучшие способы выбить дух из человека, не вызывали у него ни малейшего сожаления или удивления. Как не вызывала неприятия человеческая кровь, довольно обильно льющаяся на рыхлый песок.

Андрус сидел, обхватив голову руками, и смотрел в землю, будто она могла дать ему ответ на вопрос, кто он такой и откуда взялся и зачем. Поэтому он не сразу заметил, что победитель состязаний, Эгиль, остановился перед ним, вытирая потное тело куском ткани.

– Эй, увечный, а ты чего не участвуешь в соревнованиях? Тут про тебя говорят, что ты можешь всех нас одной левой уложить! Не покажешь?

Андрус поднял глаза – Эгиль смотрел на него с усмешкой и вызовом. Повернул голову вправо – Беата прятала глаза, стоя возле матери, и старалась не смотреть на Андруса. Вот откуда ветер дул…

– Ты чего хочешь? – неожиданно спросил Андрус. – Побить меня? Доказать всем, что ты сильнее? Считай, что доказал. Можешь пойти к девушкам и сказать, что я напугался, задрожал и попросил меня не бить. Не бе-е-ей меня, Эгиль! – проблеял Андрус с кривой ухмылкой. – Так хорошо? Пойдет?

– Пойдет, – усмехнулся парень и, зло прищурившись, покачал головой. – Правильно мы поняли – ты ничтожная грязная тварь, недостойная наших девушек. Если ты прикоснешься хоть к одной из них, я тебе все причиндалы оторву и в рот засуну. Понял, придурок?

– Понял, – легко согласился Андрус.

В голове у него было звеняще-холодно, как в пустом медном котле. Если бы кто-то сейчас заглянул ему в глаза, увидел бы, что зрачки стали вертикальными, как у кошки. А еще Андрус вдруг начал воспринимать мир по-другому. Люди стали двигаться медленно, будто облака, каким-то чудом спустившиеся на землю. Звуки изменили высоту и слышались ему густыми или рокочущими. Низкий бас Урхарда рокотал так, будто это был не голос человека, а камни, перемещаемые горным потоком. Слова падали медленно и казались неразборчивыми – вроде как Урхард выговаривал Эгилю, дескать, Андрус едва оправился после болезни, негоже трогать человека, который едва спасся от смерти.

Ошеломленный происшедшей с ним переменой, Андрус будто впал в ступор и, чтобы избавиться от непонятных ощущений, помотал головой.

Увы, это было воспринято Эгилем как отказ – он как раз говорил о том, что ничтожный урод недостоин такой девушки, как Беата, и вообще она невеста Эгиля, и он намерен скоро сделать ей предложение. И тогда Эгиль пришел в ярость, не найдя ничего лучшего, как плюнуть в чужака.

Плевок летел медленно, будто пушинка, Андрус легко мог уклониться, однако не сделал этого, завороженно глядя на приближавшийся бело-зеленый сгусток слизи. Тот шлепнулся на запястье Андруса, прилип, удобно устроившись на коже. Андрус автоматически протянул руку, вытер ее о штаны Эгиля, потом сложенными в «клюв петуха» пальцами той же руки не очень сильно ударил в то место, где находилась гордость мужчины. Эгиль согнулся пополам, вытаращил глаза и стал наливаться багровой краснотой, как от натуги, будто поднимал невероятную тяжесть.

Эгиль еще не успел коснуться земли, когда Андрус приподнялся со скамьи и ударил его в затылок, ломая шею, разбивая основание черепа. Вернее, хотел сломать, разбить… но ударил легко, буквально шлепнул ладонью, как если бы раздраженный отец дал подзатыльник шалуну-сыну.

И мир снова полетел вскачь – люди ускорили движения, закричали, завизжала какая-то женщина в толпе, засвистел ветер в ушах, и запахло потом, кровью, а еще – хвоей из леса, мокрыми водорослями от озера и благовониями от Аданы, стоящей рядом.

– Он убил моего парня! – проревел Бирнир, бросаясь к Андрусу. – Ах ты тварь! Я тебя сейчас…

– Стой! – рявкнул Урхард, перекрывая дорогу мужчине, схватившемуся за нож. – Твой Эгиль сам виноват! Он плюнул ему на руку, оскорбил!

– А он ударил его подлым приемом, в пах! Отбил ему все причиндалы! Это как? Удары в пах запрещены! Это подлый прием! Я вызываю его на поединок!

– Какой, к демонам, поединок?! – слегка опешил Урхард. – Ты спятил? Во-первых, у нас в селе не устраивают поединков, это горожане пускай балуются! Во-вторых, парень едва после болезни оправился, какой поединок?! Это чистое убийство! И кто будет против него биться? Небось твой Хетель?

– Хетель! – торжествующе крикнул Бирнир. – Эй, староста, иди засвидетельствуй – я вызываю работника Урхарда на поединок. За меня будет биться Хетель!

– Я буду биться за Андруса, – хмуро буркнул Урхард.

– Ты уверен, Урхард? – тревожно шепнул подошедший староста. – Ты и в лучшие свои годы не славился в мечном бою, а теперь, когда отяжелел… Хетель – лучший мечник в селе! И не только в селе, ты же знаешь!

– Не важно, – решительно мотнул головой мужчина. – Я!

– Вот и замечательно, – просиял Бирнир. – Биться, значит, биться! Острыми мечами!

– Какие острые мечи?! – возмущенно закричал староста. – Ты хочешь смертью испортить праздник? Ты что творишь, Бирнир?

– Острыми, я сказал! Он нарушил закон, ударил в пах – не в бою. Я его вызвал. Имею право – закон гласит так. Острыми мечами – мое право. Через полчаса вон там, на площадке мечников. Не будет его или тебя, Урхард, – я просто подойду и зарублю его. Или застрелю из лука. Или закопаю живьем, как поганого труса! Все, сказано!

Бирнир рывком поднял на ноги сына, и они пошли прочь, сопровождаемые молчаливыми взглядами селян. Секунд двадцать все молчали, потом разом загудели, закричали, забегали, и, как заметил Андрус, большинство побежали занимать места на скамьях ближе к фехтовальной площадке.

– Что я наделала! – ахнула Беата, до которой дошла суть происходящего. – Ведь это я виновата! Из-за меня Эгиль пришел сюда и стал задирать Андруса! И я подставила папку! Мам, что делать? Мам?!

– Это спланировано, – ровным голосом сказала бледная Адана. – Они все это заранее приготовили. Не ты, так другой был бы повод. Это удар по отцу.

– Я сам пойду, – пожал плечами Андрус. – С какой стати кто-то будет драться за меня? И с чего вы решили, что я не могу себя защитить?

– А ты можешь? Ты умеешь обращаться с мечом? Хетель – лучший фехтовальщик в Лесу, это все знают, – угрюмо сказал Урхард и вдруг задумался, наморщив лоб. – Скажи, а как ты так быстро сумел вырубить Эгиля? Я глазом не успел моргнуть, а он уже лежит! Да ладно, какая разница… Ты точно умеешь обращаться с мечом?

– Умею. Только расскажи мне правила, чтобы я снова не нарушил. Откуда я знал, что у вас нельзя бить в пах? Это что за такие причуды? А если в бой?

– В бою – можно. На тренировке или в мирное время – нельзя. Закон такой.

– Хрень какая… кто придумал такой закон? – хмыкнул Андрус.

– Честно сказать, не помню. Есть много глупых законов, непонятно откуда взявшихся, но он точно действует, я знаю. И это повод к вызову. Типа подлый удар, и того, кто его нанес, можно вызвать. Скорее всего, и вправду заранее заготовлено. Бирнир давно таит против меня злобу.

– А если просто послать их подальше, и все? Почему мы должны драться? Я вообще не хочу убивать этого парня! С какой стати я или ты должны соглашаться? Чушь какая-то…

– Мы не можем отказаться от поединка. Вызов сделан по правилам, по закону. И я не остаюсь в стороне – принял вызов за тебя.

– Да послать их, и все! Всех послать! Пошли они все на хрен! – возмутился Андрус.

– Нельзя. Жить с клеймом труса? Слушать шепотки за спиной?

– Я совсем запутался, – устало сказал Андрус. – Если надо убить этого парня, я его убью. Есть какой-то способ предотвратить поединок? Остановить дело? Можно ли не убивать?

– Не обязательно убивать. Нужно сделать так, чтобы противник не смог продолжать бой. Или сдался.

– Не могу поверить – из-за того, что я отбил этому идиоту яйца, смертельный поединок? А что я должен был сделать?

– Вызвать его, конечно, – вмешалась Беата. – Он оскорбил тебя, унизил. Ты мог вызвать его на поединок. На кулачный бой. Но ты применил запрещенный в мирное время прием. И его отец получил возможность вызвать тебя, то есть моего отца. Они уверены, что ты слаб и что отец выйдет за тебя, так как ты мой жених – для всех ты мой жених, они так и считают. Я разговаривала с девками, все думают, что мы уже живем с тобой как муж и жена. То есть сейчас вызвали моего мужа и папиного зятя.

– Воняет это все, Урх! – Голос Аданы был жестким и звенящим как сталь. – Мне кажется, их наняли! Столько лет прошло… я думала, он успокоился.

– Как видишь, нет, – сухо ответил Урхард. – И после всего ты говоришь, чтобы я не вмешивался?

– О чем речь? – Беата недоуменно переводила взгляд с отца на мать и обратно. – Я чего-то не знаю?

– Когда-нибудь узнаешь, – устало сказала Адана, – но не сейчас. Как все закрутилось, завертелось… просто не верится. После стольких лет покоя, счастья… не в добрый час ты попал к нам, Андрус. А может, это знамение богов? Может, и вправду нам пора в город, хватит отсиживаться в глухомани?

Андрус взял меч – он был длиной с его руку, не очень широкий, отточенный до остроты бритвы – его принесла Беата, сбегав домой, благо отсюда было недалеко, шагов триста. Кинжал – короткий, широкий, больше похожий на нож для съема шкур, вероятно, для того его частенько и применяли. Ни кольчуги, ни какой-то другой защитной амуниции не дозволялось – штаны, обувь, хотя можно было и босиком. На лоб шнурок, чтобы не мешали волосы и пот не заливал глаза, вот и все снаряжение бойцов-поединщиков. Обнаженные по пояс, благо погода позволяла.

Хетель вооружился здоровенным мечом, не менее чем на пядь длиннее меча соперника, и кинжалом, похожим на кинжал Андруса, только помассивнее. Он легко поигрывал мечом, демонстративно делая выпады и насмешливо глядя на того, кого считал мертвецом.

Андрус не сомневался – его собираются убить. Не удалось убить Урхарда, так хоть напакостить, убрав его зятя. Вообще-то Бирнир был сильно недоволен тем, что Урхард не выходит биться сам, и дважды принимался спорить, ругаться – мол, слово было сказано, нельзя на попятную, и все такое прочее. Но его остановили – староста, который прекрасно знал законы, ведь он как раз и занимался тем, что следил за их исполнением. Если вызванный сам решил защищать свою честь, никто не может ему в этом препятствовать.

– Бойцы, на середину площадки! – скомандовал староста, седовласый мужчина лет пятидесяти с гаком. – Бой по команде, тот, кто начнет раньше, считается проигравшим и выплатит пятьдесят серебреников. Все понятно? Бой ведется до тех пор, пока один из соперников или оба не смогут его продолжать. Или пока один из соперников не сдастся, о чем скажет разборчиво и громко. Итак, приготовились!

Андрус ясно слышал и чувствовал все, что происходило вокруг. Слух его обострился, нюх стал таким чутким, что он ощущал благовония на женщинах, стоящих в десяти шагах от него и даже дальше. Чувствовал запах пота, запах еды, которую ели селяне, даже запах возбужденных самок, которые смотрели на самцов и мечтали о случке!

Андрус снова тряхнул головой, почему ему в голову опять приходят странные мысли? Какие самки и самцы? Девушки и парни! Откуда звериные мысли? Он что, думает как зверь?

И снова мир изменился, время стало тягучим, как старый мед. Позади слышались голоса – густые, низкие, грохочущие:

– Кааакооой крааасииивеенькииий… жааалкооо…

– Хууудооой кааакооой… иии чееегооо выыы в нееем нааашлиии…

– Хууудооой дааа вееерткииий! Кааак зааавееертииит, кааак прииижмееет… хааа… хааа… хааа…

– Стааавлююю нааа Хееетеееляяя…

– Ооон ууубьееет ееегооо…

– Аааандр, дееержииись!

Андрус взглянул на противника, и ему показалось, что вокруг того возникло сияние, облегающее тело, как толстый меховой покров. В серебристом мареве кое-где проступали желтые пятна, кое-где красные. Андрус чувствовал, что он должен знать, что это все означает. Но времени на обдумывание странного эффекта не было.

Староста подал команду:

– Бооойцыыы… нааачааалиии!

Хетель медленно-медленно растянул рот в улыбке, одновременно делая выпад, пытаясь одним движением покончить с чужаком. Андрус не двинулся с места, пока острие меча не приблизилось к горлу, и тогда чуть отступил в сторону. Выпад проткнул лишь воздух, и клинок убрался обратно, с разрешения Андруса – он легко мог бы выбить его из руки врага, просто отрубив эту самую руку.

Удары сыпались один за другим, Андрус пропускал их мимо себя, не делая попытки убить или ранить противника. Он будто танцевал, уклоняясь, пропуская клинок мимо тела на расстоянии сантиметра, не более, изгибаясь, поворачиваясь, отступая. С каждым ударом казалось, что именно этот удар последний, что черноволосому чужаку пришел конец. Однако каждый раз Андрус выныривал из вихря ударов абсолютно целым, без единой царапины. В толпе уже слышались смешки, люди стали откровенно смеяться над Хетелем, и тот пришел в ярость, увеличив скорость так, что перемещения двух его клинков едва можно было рассмотреть.

– Сражайся, трус проклятый! – ревел отец Хетеля, обращаясь то ли к сыну, то ли к Андрусу – понять было нельзя, тем более его голос терялся в реве толпы.

– Держись, Андр! – отчаянно вопила Беата, Урхард бил кулаком по скамье, стиснув зубы так, что они скрипели, а Адана сидела молча, бледная, сжав губы в тонкую ниточку. Что происходило в ее голове, знали только боги.

Наконец Хетель стал уставать, снизил темп, взмок так, что с него полился пот, брызгая по сторонам и заливая глаза, не помогал и шнурок на лбу. Дыхание парня стало хриплым, прерывистым – такая нагрузка не давалась даром. И тогда Андрус ударил.

Мощнейший удар в плоскость меча был таким сильным, как будто боец ударил не мечом, а кузнечным молотом, держа его обеими руками. Меч Хетеля жалобно звякнул, протестуя против такого варварского обхождения, и если бы он не был выкован кузнецом Хугусом из нескольких сотен слоев первоклассной стали, закален в масле, то сломался бы, как сухая тростинка. А так он лишь вылетел из руки Хетеля, описал дугу и вонзился в землю прямо перед вдовой Арнмуна, попавшего в прошлом году в свой же капкан и замерзшего в Лесу.

Молодая вдова упала в обморок – меч едва не пронзил ей низ живота, вонзившись между ног. Злые языки потом поговаривали, что она лишилась чувств не потому, что испугалась летящего в нее меча, мол, из-за того что у нее давно не было мужчины, вдовушка представила, что это был совсем не меч Хетеля, а нечто иное. (Что только не наболтают люди, когда женщина, молодая и красивая, отказывает им в близости под надуманным предлогом вроде того, что она в трауре и без любви в постель не ляжет. Глупости какие!)

Второй удар, быстрый, неотразимый, был направлен в руку противника, и опять только в последний момент Андрус сдержался и вместо того, чтобы отсечь руку вместе с кинжалом, ударил по ней плоской стороной меча, переломив кость и заставив выронить клинок. После этого меч врезался в скулу Хетеля, дробя ее, кроша, разбивая в кровавое месиво – плоской стороной. Андрус никого не хотел убивать, пусть даже судьба и толкала его к этому. Парня будто ветром снесло, он упал как подрубленное дерево и затих на земле, пуская кровавые пузыри из разбитого рта.

Мир ускорился, зашумел, задвигался. Люди кричали, визжали – кто-то ругался, кто-то радостно хохотал, кто-то выкрикивал непонятно что, то ли пьяный, то ли от полноты чувств. Подбежала Беата, бросилась на грудь Андрусу, стала его целовать, весело смеясь и прижимаясь всем телом, подошел Урхард, улыбаясь в бороду, и хлопнул Андруса по плечу, что-то прогудел – боец опять не разобрал, что именно. Что-то одобрительное, но неразборчивое… в ушах звенело так, что Андрус не мог расслышать отдельные звуки. Внезапно его охватила страшная слабость, такая, что он зашатался, сознание начало темнеть, и на глазах у всего народа Андрус свалился в глубокий обморок.