Текст книги "Призраки Черного леса"

– Словом, ты хочешь через эту реку мост построить и при нем смотрителем быть? – сделал я вывод.

– Так я тебе про то и толкую, – расцвел шойзель. – Мы, шойзели, самые первые мостостроители в мире. Ни гномы, ни эльфы лучше нас мосты не построят. А уж как вы делаете – так смех один. Чуть паводок какой, наводнение – и нет моста! А все потому, что талера жалко. Эх, люди, люди…

– И вся работа – один талер? – недоверчиво протянул я.

– Ну, сам посчитай, – принялся загибать пальцы шойзель. – Камни, они бесплатно – вон их тут сколько. Но обтесывать я чем буду? Стало быть, надо кирку купить, тесла – штуки три. Это раз. Деревья рубить, пролеты строить – топор и пила понадобятся. Это два. Инструменты у гномов куплю, они задешево уступят. Мост буду строить – надо еду покупать. Это три.

– Считай, что договорились, – сказал я, протягивая шойзелю руку. Глупо поступил, надо было кулак дать – Дыр-Тыр бы все равно не заметил, а мне бы не так больно.

Размяв ладонь после «рукопожатия», полез в кошелек. Выдав парню монету, спросил:

– Говоришь, еду будешь покупать, пока мост строишь, а чем ты потом питаться будешь?

– Так много ли мне надо? – пожал шойзель плечами. – Я, хозяин, десяток-другой форелек поймаю, мне на день хватит.

– Интересно, – протянул я, потому что мне действительно было ужасно интересно. Не удержавшись, стал расспрашивать дальше: – А мостовые деньги кому идут?

– Вот тут вот, хозяин, надо отдельно договариваться, – прищурился шойзель, почти как мой арендатор. – Если народу много ходит, все пополам – половина тебе, раз мост на твоей земле, половина мне. Но я тут уже с год живу, людей немного через реку переправляется. Хорошо, если за день одна повозка проедет или мужик пройдет. Может, ты без мостовых пока обойдешься? А мне еще приданое собирать.

– Приданое?

– Да, приданое, – подбоченился шойзель. – Это у вас, у людей, жена приданое в дом несет, а у нас по-другому. Я должен вначале мост построить, денег скопить, а потом уже свататься буду.

– И супругу сюда приведешь? – нахмурился я, представив, как в моих владениях резвятся два шойзеля. А потом еще и шойзелята пойдут. Они же мне всю форель выловят!

– Ну, как такое можно?! – ужаснулся шойзель. – У нас шойзелихи в сурах живут – ну, поселках таких, детей растят. А мы у мостов обитаем и к женам один раз в месяц приходим.

– Не маловато?

– Нам хватает, – важно изрек Дыр-Тыр. Посмотрел на меня высокомерно, почти как Кэйтрин, но скис. Тяжко вздохнул: – Я уже и мечтать перестал, что собственный мост отстрою. А одному худо жить, тоскливо. Я в лесу нору отрыл, камнем выложил. Думал, может, кого из человеческих девок к себе приведу? А они, как увидят меня, орать начинают и бегут. И чего им не так?

Мы с Гневко переглянулись и, не сговариваясь, заржали.

– Ты, парень, хотя бы набедренную повязку носил, – посоветовал я, утирая слезы. – Шерсть длинная, но девок пугать не надо.

– Иг-го-го! – строго добавил гнедой, а шойзель, к моему изумлению, его понял.

– Чего ты врешь-то? – окрысился он на Гневко. – Где это видано, чтобы порядочный шойзель на кобыл западал? И не пугал я твоих кобыл!

– Да шутит он, – принялся успокаивать я обиженного Дыр-Тыра.

– Шуточки у вас, – фыркнул шойзель. – Где я повязку набедренную в лесу найду? Да и зачем она мне, если моста нет и невесты тоже?

– Пришлю я тебе кожи кусок, – пообещал я, не понимая, какое отношение имеет повязка к мосту и невесте. – Сделаешь из нее пояс подлиннее, «хозяйство» прикроешь, можешь еще и карманы изладить, чтобы было куда деньги складывать. Да, – вспомнил вдруг я, – это не ты ли зимой медведя из берлоги прогнал?

– Это он мою нору занял, пока я на речку ходил, вот и пришлось прогнать, – пояснил шойзель. – А потом меня люди ловить пытались. Дураки какие – ямы рыли, капканы ставили, словно я слепой, пива притащили бочонок, в лесу оставили. Верно, сонного зелья сыпанули, я потом всю неделю дристал, – пожаловался Дыр-Тыр.

– Ну ты хорош… – протянул я. – Мог бы и догадаться, что бочки в лесу не растут. А если бы тебе туда яда сыпанули?

– Так пиво-то свежее было, – хохотнул шойзель. – Свежее, чего не выпить? А человеческая отрава на меня не действует, – похвастался он. – У меня брюхо железное.

– Яд, парень, он разный бывает, – хмыкнул я. – Хороший яд, он кого угодно свалит – хоть человека, хоть шойзеля. А тебя на хрена ловили, кому ты нужен?

– Как это – кому нужен? – возмутился шойзель. – Люди нас ловят, потому что работники мы хорошие. Мы и лес валим, и камни таскаем. А куда денешься? В яме посидишь день-другой, жрать захочешь – будешь задаром трудиться. Вон, дядьку моего троюродного король Ботэна поймал, на цепь посадил и заставил с вашим герцогом биться. Страсть, как оно было! Дядька прошелся с дубинкой – всех солдат словно голыши по весне волной размело! Вот во второй раз дядьке не повезло…

– Герцог против твоего дядьки лучников поставил, – досказал я, а Дыр-Тыр лишь вздохнул.

– Слушай, а почему ты сюда пришел? – спросил я. – Год здесь торчишь, а если бы дальше никто не нанял? Поймали бы тебя, запрягли. Рек тебе мало?

– Мне здесь место выделено, – солидно пояснил Дыр-Тыр. – Батюшка меня сюда привел. Сказал – мост здесь рано или поздно восстанавливать станут, вот и нанимайся на работу. Я по деревням прошелся – а все отмахиваются. Мол, у самих денег нет. Будет хозяин новый, к нему иди. Ну, я тогда в лес и ушел, ждать стал. Мужики на днях приходили, полталера за работу сулили. А я решил, что неспроста это. Может, хозяин появился? Дождался.

«Вот ведь жуки-навозники, – беззлобно выругал я своих арендаторов. – И меня подоили бы и парня бы обделили. Но таковы уж крестьяне, что с них взять?»

Нам с гнедым было пора возвращаться – были какие-то дела, о которых мне вчера говорила Кэйтрин, и их обязательно нужно решить до обеда, а еще надо вывести Гневко наверх. Можно бы и тут, но слишком много камней, а мне не хотелось рисковать.

– Где бы нам бережок пологий найти? – поинтересовался я.

Дыр-Тыр, вместо ответа, взвалил гнедого на шею и побежал наверх. Я даже не успел опомниться, как шойзель оказался на берегу.

К тому времени, пока я вылез на берег (не молоденький по камням скакать!), нового работника уже не было. Наверное, помчался закупать инструменты. Гнедой при моем приближении нервно пристукнул передним копытом…

– Не переживай, никто не узнает, зато быстро, – утешил я Гневко, понимая, что тяжело было боевому коню висеть, словно овце, на шее пастуха.

В ответ гнедой что-то глухо пробурчал, но стремя подставил.

В усадьбе меня уже ждали. У дома отиралось человек десять крестьян и Кэйтрин, выражавшая крайнюю степень недовольства. Она и так ходила с кислой физиономией, но сегодня превзошла саму себя – словно съела два фунта лимонов. Обиделась, что вчера мужики потребовали, чтобы их спор разрешал сам хозяин земли, а не его невеста… Мол, при всем уважении к старой и будущей госпоже – не ее это дело.

Я еще не настолько вошел в роль хозяина, чтобы здороваться, не слезая с седла. Помнил, по прежней солдатской жизни, что у крестьян существуют традиции и правила. Сидящего в седле человека они будут уважать и бояться, но вот искренними не станут. С пешими-то они тоже не шибко искренни, но все-таки.

– Ну, господа селяне, о чем спор? – весело поинтересовался я, выбирая взглядом самого старого. – Говори, уважаемый… Уж прости, что имя твое не знаю.

– Кифер я буду, ваша милость, – поклонился дед, польщенный оказанным вниманием.

– Так, о чем спор, дорогой Кифер? – улыбнулся я как можно шире, отчего старик почему-то задергал беззубым ртом.

– Дело тут непростое, господин Артаке. Два года назад Хейко повздорил с Гюнтером из-за межи. Гюнтер сказал, что Хейко его межу запахал.

– Запахал, – степенно кивнул тучный крестьянин в недорогом, но приличном камзоле. – А потом стал говорить, что это его земля.

– Неправда, не запахивал я межу! – выкрикнул молодой мужик в нарядном кожаном жилете и шапочке с пером. – Эта земля мне господином Йоргеном дана в пользование, я за нее плату пять лет вношу. А допрежь мой отец и дед от этой земли кормились.

Народ зашумел. Кто-то был на стороне Хейко, а кто-то поддержал Гюнтера. В деревне земельные споры приводят к ссорам, а там и до драки недалеко.

– Тихо! – гаркнул я так, что крестьяне присели, а фрейлейн Кэйтрин вытаращила свои маленькие глазенки и открыла от изумления рот. Дождавшись тишины, уже спокойно спросил: – А почему ссора случилась два года назад, а не раньше? – Приподняв ладонь, остановил жестом готовых к крику спорщиков: – Кифер, говори лучше ты.

– Так все просто, господин Артаке. Раньше они на своих полях разное сеяли: если Гюнтер брюкву, то Хейко – пшеницу, если Хейко овес, то Гюнтер – лен. Захочешь – не спутаешь. А в тот год оба горох посеяли, а он взял да перемешался.

– От меня-то вы что хотите? – спросил я. – Участки перемерять будем или как?

– Не-е, господин Артаке, – испугался старик. – Перемерять – так это времени уйма уйдет, а как начнем мерить – еще хуже будет. Пережил я одно межевание – чуть друг дружку до смерти не поубивали. Вы уж сами решите – где земля Гюнтера, а где Хейко, а где межа ихняя.

– Ладно, – обреченно сказал я. – Тогда землю надо смотреть. До обеда успеем?

Старик посмотрел на небо, склонил голову к плечу.

– Не, господин Артаке, не успеем. Вон, солнышко к полудню заворачивает. Пока идем, то да се. После обеда токма.

– Вот и ладно, – сказал я, радуясь, что могу немного отсрочить свой позор. – После обеда в поля идите, а мне мальчонку пришлите, дорогу показать.

– Сделаем, – поклонился мне дед, а следом за ним и остальной народ.

Я проводил взглядом крестьян, расходящихся с довольным видом. Не иначе, надеются, что новый хозяин сразу решит их проблему. Они два года спорили, судили-рядили, а я должен вот так вот и сразу… Мне-то откуда знать? А не спросить ли у Кэйтрин – как в этом случае поступал ее отец, но, перехватив ее взгляд – слегка презрительный и донельзя злорадный, – передумал. Вряд ли существуют какие-то схемы или чертежи, где четко обозначены границы участков. А если бы они и были, что бы мне это дало? Все равно пришлось бы искать землемера, перемерять землю. А начни перемерять – правильно старик сказал, поубивают друг дружку. Выяснится, что на самом-то деле у одного земли больше, а у другого меньше. Придется думать.

Обедал я нынче в собственном доме, в собственной же столовой, сидя во главе огромного стола, рассчитанного на большую семью или на две дюжины гостей. Дубовый стол, дубовые кресла во главе стола – одно побольше, другое поменьше, чуть дальше – дубовые стулья, потом табуреты. Дубовые, кстати. Можно рассаживать гостей согласно занимаемому положению и рангу, а самому сидеть дуб дубом.

Есть пришлось в одиночестве, потому что невеста обедала в доме для слуг. Вроде бы не положено жениху и невесте до свадьбы обитать под одной крышей, чем мы оба были довольны. Ну, а что будет потом, после свадьбы… ну, там видно будет.

Курдула сварила замечательный суп, приготовила изумительное жаркое. Но из-за предстоящего дела ложка не лезла в рот. И как мне эти межевые споры решать, черт его знает.

– Вы чего это, господин Артаке, мало поели? – забеспокоилась стряпуха. – Или невкусно?

– Да нет, что ты! Все очень замечательно. И ты у меня самая лучшая кухарка, – успокоил я старуху. – Думаю, как спор решить.

– О меже? А чего о ней думать? – удивилась стряпуха. – Придете на поле, черту прочертите, как бог на душу положит, вот и все. Господин Йохан всегда так делал.

Ну, умное что-нибудь скажете. Но если жаркое не съедите, я вас из-за стола не выпущу, – пригрозила Курдула.

– Да съем я его, съем, – пообещал я. Вспомнив о новом работнике, поинтересовался: – Ты не слышала, чтобы шойзели мосты строили?

– Так лучше их строителей и нет. Вон, по всей округе мосты стоят.

– Значит, я правильно сделал, что шойзеля нанял, – заключил я.

– Конечно, правильно, – всплеснула руками стряпуха. – Молодец вы, господин Артаке, коли шойзеля подрядили. Теперь и мост будет, и присмотр за ним. Только надо бы, чтобы шойзель женился скорее, а не то скандал может быть.

– А какой скандал? Мне наш, как там его – Дыр-Тыр говорил, что девки от него убегают. У него это… – замялся я.

– Хозяйство, что ли? – засмеялась Курдула. – Хозяйство-то у него славное! – мечтательно вздохнула старуха. – Так не для девок оно, а для баб. Вон, будут бабы к нему каждый вечер бегать, а мужики рассердятся. А хуже всего, что какая от него понесет – помрет при родах.

– Почему? – не понял я. Потом догадался: – Младенец большой, выйти не сможет?

– Вот-вот, – кивнула стряпуха. – Так что узнавай, господин Артаке, сколько ему денег на приданое нужно, сразу отдай, да пусть твой шойзель идет да на своей шойзелихе женится. Шойзели, если женаты, один раз в месяц к бабе своей сбегают и потом на человеческих баб не глядят.

– Узнаю и отдам, – кивнул я.

– А что шойзеля наняли, так вы молодец! – еще раз похвалила меня кухарка.

Ну хоть что-то нужное сделал для хозяйства. А как с межой-то быть? Я вяло ковырял жаркое двузубой вилкой (сам покупал!), но ничего толкового в голову не приходило. Не хотелось выглядеть глупым. Это для меня земля – так, средство вложения денег, а для крестьян земля – это все. И тут меня осенило. Земля – это все? Пусть поклянутся землей, а еще лучше – пусть в знак своей правоты съедят по горсти. Тот, кто не прав, наверняка испугается! Где-то я о таком уже слышал, но не важно. Я – молодец!

Жаркое было сметено мгновенно, я был готов решить непосильную задачу. А тут как раз и мальчонка-проводник прибежал.

Жеребец относился к детям хорошо, поэтому я усадил мальчишку перед собой и поскакал в поле, где меня уже ждали. Кажется, собрались не только из ближних деревень, но и с дальних хуторов – летом много работы, но развлечься немножко очень хочется.

Оставив Гневко на попечении счастливого мальчишки (он теперь долго останется героем в глазах сверстников), я подошел к крестьянам.

– Показывай, где межа была, – кивнул я старому Киферу.

Старик повел меня к узкой полоске – пара ярдов, не больше, – зажатой между посадками пшеницы. А может, ячменя. Нет, ячмень в здешних местах не выращивают, значит, пшеница. Или рожь. Эх, сколько нами было потоптано и сожжено полей, мог бы и научиться различать. Ан нет. До сих пор не сумею отличить ржаной колос от ячменного.

– Как только Хейко и Гюнтер спорить стали, то порешили мы, что пока хозяин спор не разрешит, оставить между ними зазор, – пояснил старик. – Мы уж и к господину Мантизу обращались, а он в городе безотлучно сидит. Говорит – разбирайтесь сами.

– А почему сами не разобрались? – поинтересовался я.

– Пытались, – виновато вздохнул старик. – Мы уж и так и эдак. А Хейко с Гюнтером каждый на своем стоит, клянутся и землю на этом ели.

«Твою мать! – выругался я про себя. – Они уже и землю поели! Ну, что же теперь делать?»

Но показывать собственную беспомощность нельзя. Изображая глубокое раздумье, я встал на «границе», уставился вдаль. Совершенно не представляя, что делать дальше, кивнул мужикам:

– Хейко, возьми длинную палку и прочерти границу. Покажи, как твоя межа должна идти.

След, проведенный Хейко, был хорошо заметен. Когда он закончил, я кивнул второму спорщику:

– Твоя очередь.

Пока Гюнтер рисовал собственную черту, я тихонечко недоумевал – какого черта? Если и была нестыковка, то дюйма в два от силы. Где-то черта Гюнтера заступала черту Хейко, а где-то, наоборот, – отступала. Чего тут спорить? Сколько колосьев взойдет с одного дюйма, пусть даже и вытянутого на югер? А ведь сотня, не меньше. Сотня колосьев – это сколько зерна? А если перемолоть в муку и испечь хлеб? Один каравай? Булка? Или ломоть? По моим меркам – не очень много, но кого-то это спасет от голодной смерти.

Наверное, надо взять палку да самому провести границу. Хотя зачем самому? Среди крестьян стояла молодая, но довольно дородная фрау с ребеночком на руках – славным таким, толстоморденьким, с белыми волосами. Мальчик ли, девочка, кто их разберет в этом возрасте?

– Сколько ребеночку лет? – поинтересовался я.

– На Святого Георгия два годика исполнилось, – гордо заявила мамаша.

– Как звать-то чудо такое?

– Гетти она, Генриетта, – застенчиво сказала крестьянка, целуя ребенка в щечку.

– Можно? – спросил я согласия у мамаши и, получив разрешение, попытался взять ребеночка на руки. – Ну, не бойся, хорошая моя, иди к дяде.

Девчушка немного поупрямилась, прижимаясь к мамке, но в конце концов пошла, не испугавшись чужого дядьки. Я нянчился с Гетти, говоря, какая она красивая, славная, а народ взирал. Вначале – молча, а потом кто-то предположил громким шепотом, что хозяин решил перед свадьбой проверить – каково оно, деток в руках держать? Кто-то засомневался – а рыцарское ли это дело? Мол, сейчас как описает хозяина да припозорит! Но другой голос уверил, что если дите кого и описает, так это к счастью, а господин Артаке хочет счастливым стать с молодой женой.

Голоса, осуждавшие меня за тетешканье, были мужскими, зато я увидел восторженные глаза женщин, удивляясь – а как они таких тяжеленьких деток на руках носят? Сам-то я, если честно, первый раз в жизни держал ребенка.

– Ты ножками умеешь ходить? – спросил я у девочки, посматривая при этом на мать.

– Конечно! – отозвалась та. – Мы уже и бегать умеем!

– Вот и славно. Давай-ка, лапка, я тебя наземь спущу (ух, наконец-то!), мы с мамкой тебя за ручки возьмем. Вот, умничка, а теперь пошли…

Гетти доверчиво протянула мне одну ручонку, другую подала маме, и мы пошли.

– Гетти, ты тверже ступай, чтобы следы остались, – попросил я, и девчушка старательно принялась бить ножками о землю, проминая мягкую землю.

Идти втроем по узкой полоске, не задевая пшеницу, было трудно, но мы старались. Мы шли, а за нами полз недоуменный шепоток, сменившийся возгласами восхищения.

– Чё это хозяин-то?

– Дураки, он же межу намечает!

– Ох ты, господи!

– Вона, межа-то где будет!

– Невинный ребенок – глас Божий!

– А девка-то в тот год родилась, когда межи перепутали…

– Ну, умен наш новый хозяин.

Мы прошли до самого конца не останавливаясь, размечая детскими босыми пяточками межу. Возможно, крестьяне будут теперь рассуждать о мудрости нового хозяина, не задумываясь, что она, мудрость, взялась от безысходности…

Глава 5
Способы проведения досуга

Наконец-то усадьба приведена в жилой вид, но переезжать я по-прежнему не спешил. В городе хотя бы есть куда выйти, да и Лота рядом.

Свадьбу, по молчаливому соглашению обеих сторон, вновь отложили – надо дождаться, пока шойзель достроит мост, а фрейлейн Кэйтрин решила обновить колодец – вычерпать воду, вытащить ил, заменить камни. Курдула была недовольна, но кто ее спрашивал? Может, фрейлейн еще что-нибудь придумает?

В последнее время мне было не по себе. И чего вдруг? Живи, казалось бы, да радуйся. Можно ложиться спать в любое время, а вставать как душе угодно. Есть что тебе нравится, а не то, что нашлось в полковом котле. Но что-то меня тревожило. Впрочем, чего уж там… Если называть вещи своими именами, мне становилось скучно.

Почему-то считается, что скука – удел великосветских бездельников. Нет, этот бич одинаково бьет по крестьянам и горожанам, не знающим, чем занять себя в долгие зимние вечера, когда спать еще рано, а работать поздно; по солдатам, в перерывах между сражениями пропивающим добычу; по купцам, трясущимся в повозке долгие-долгие мили. Другое дело, что простым людям скучать приходится реже, нежели нам – владельцам усадеб. Хуже только заключенному в тюрьме, но там всегда найдется рассказчик-балагур, помогающий скоротать время…

Я не поклонник чтения. В юности предпочитал проводить вечера не в либерее, в окружении книг, а в компании веселых друзей, доступных женщин и вина. Потом, когда жизнь изменилась, а я из отпрыска знатного (не важно, какого именно) рода превратился в наемника, с трудом мог бы себя представить читающим мысли людей, умерших давным-давно. Теперь же, обретя дом и досуг, начал понимать, что существует еще одно удовольствие, кроме сражений и женщин, – это чтение! Занятие, позволяющее бороться со скукой.

Сегодня мне повезло. Торговец, прослышав, что новый владелец усадьбы собирает библиотеку, притащил сразу две книги, попавшие к нему неизвестно откуда. Я не стал придираться ни к состоянию пергамента, ни к качеству бумаги. И даже не стал выяснять, о чем же там пишут. Парень ушел, осчастливленный двумя талерами – обычной выручкой за целый месяц, твердо пообещав, что все манускрипты и инкунабулы, попавшие в поле зрения, будут мои!

Я решил, что в гостиницу можно вернуться позже, после ужина (Лота и за двоих съест, не подавится, гнедой в конюшне, на попечении Томаса!), попросил у Курдулы пару ломтей хлеба с маслом, решив сегодня же осмотреть приобретения.

Первая книга – тяжелый фолиант, в переплете из свиной кожи, с медными застежками, написана от руки на пергаменте. Полюбовавшись на позолоченный корешок, осилил заголовок, звучащий в сокращении как «Некоторые извлечения, сделанные из конспектов античных мудрецов и восточных астрологов, касающиеся секретов падения хвостатых звезд и частных мнений, высказанных на этот счет различными учеными нашего времени». Помотав головой, пытаясь сообразить – о чем это, не о кометах ли? – и поставил книгу на полку. Определенно изрядно переплатил, но что уж теперь…

Решив дать отдохнуть глазам и немного перекусить, взялся за хлеб. Только лишь начал, как из-за двери раздалось требовательное «мр-р-р» и кто-то поскреб когтем. Любопытно, кого это там принесло?

На пороге стоял гость – черно-белый котище со свалявшейся шерстью и повадками отпетого бандита. Чувствовалось, что ему пришлось пережить многое – не хватало половины уха, а поперек морды шел здоровущий шрам.

Кот смерил меня подозрительным взглядом, неспешно прошелся по кабинету, изучая углы и обнюхивая мебель.

– Есть будешь? – поинтересовался я, разламывая ломоть. Присев на корточки, протянул гостю кусок хлеба с маслом. Тот подошел, посмотрел на хлеб, понюхал и презрительно отвернулся, помахивая хвостом.

– Ну, извини, брат, мышей не держим.

Нахальный «брат» не снизошел до ответа, выгнул спину и запрыгнул в пустующее кресло, где лежал мой плащ. Хорошенько утоптав сукно, свернулся клубком, делая вид, что заснул, хотя один глаз смотрел на меня. А я-то думал, сколько мне кресел заказывать – одно или два? Зачем-то заказал два. Вот и пригодилось. Пусть спит, а я пока посмотрю другую книгу.

Вторая выглядела не столь шикарно – печатная, изданная ин-кварто, в сафьяновом переплете, на желтоватой бумаге, но с иллюстрациями. Именовалась она незатейливо, но словно бы для меня – «Способы проведения досуга». В обширном предисловии автор, пожелавший остаться неизвестным, сообщал, что им найдено девяносто девять занятий, приличествующих сельскому жителю, не обремененному ни семьей, ни службой, ни иными обязанностями. Что подразумевалось под «иными обязанностями», я так и не понял, но почему «не обремененному семьей», представлял себе хорошо. Откровенно-то говоря, я сразу полез в раздел, пышно именованный «Куртуазность и любовные похождения», ожидая нужных рекомендаций и интересных картинок. Например, как быстрее соблазнить крестьянку, пока ее муж работает в поле? Или как избежать скандала, если ваша соседка внезапно забеременела?

К моему разочарованию, автор придерживался иных, более строгих правил. Оказывается, для холостого сельского жителя наилучшим способом любовного времяпровождения являются «куртуазные беседы, ведущиеся с незамужними соседками, а также вдовами, в присутствии мужских представителей семьи, а за неимением оных – умудренных жизненным опытом женщин». Для бесед рекомендовались четыре темы: погода, полевые цветы, домашние животные (если оные имеются у прекрасной собеседницы) и рукоделие. Под строжайший запрет попадали разговоры о детях со вдовами и о нарядах с девицами.

Перечитав рекомендации автора, посмотрев картинки, на которых добродетельные особы жеманно беседовали с женоподобными рыцарями, я задумался, примеряя на себя, а как бы сам повел такие беседы? Погода – она погода и есть. О ней можно говорить минуты две-три, но где же здесь куртуазность? Или, если заговорить о солнце, это означает приятность и симпатию, о дожде – антипатию, об утреннем инее в октябре – холодность? А что будут означать буря и ураган – смятение чувств или предложение руки и сердца? А сели, оползни, извержения вулкана?

О цветах – более или менее понятно, тем более автор перечислил все красные, алые и багровые цветы, упоминание коих можно считать признанием в любви. Голубые и синие дарят надежду, а желтые почему-то означали уверенность, хотя я считал, что желтые цветы означают измену. Значит, если я подарю любимой девушке (ну, применительно к моему возрасту – не очень старой вдове) букет лютиков, то обнадежу ее на дальнейшие отношения? Надо запомнить. Нет, не запомню. Думается, заучивать весь этот перечень станет лишь тот, кому уж совсем-совсем нечего делать.

Домашние животные – более или менее понятно. Скажу – вчера мой котик изволил обрюхатить вашу кошечку и набил морду соседскому кобельку. Или – мой горностай сегодня поймал во-о-от такую крысу!

Рукоделие же представлялось темным пятном в образовании. Разве что вязание – полезная вещь, хотел бы научиться, чтобы вязать поддоспешники. Из женских, кроме как вышивание, ничего не помнил.

Почему нельзя говорить со вдовами о детях – тоже не понял. А о чем же тогда говорить? О бывшем муже? Хорошо, если он был скотиной, а если нет? Предполагать, что тебя сравнивают с покойником, да кому это надо? Ну, о нежелательности болтать с девицами о нарядах – это правильно. Все равно мы в этом не разбираемся.

О вязании нашел лишь упоминание, что «оное занятие надлежит осуществлять при ярком свете камина или в дневное время», а вот как осуществлять оное на практике, сказано не было – ни рисунка, ни схемы.

Примерно половина книги была посвящена охоте. Ей же – самые лучшие картины и гравюры. Охота с соколом, охота на лисицу, охота на волка. Как ходить с рогатиной на медведя и на кабана. Ну, и так далее, вплоть до ловли барсука в его норе. Даже не слышал, что барсуков ловят. На кой это нужно? Практичнее ловить кротов – и для посевов польза, и шкурка теплая.

Я не люблю охоту и не вижу смысла скакать по полям, вытаптывая посевы, выискивая несчастного зайца. У косого и так есть ценители – волки, лисицы, а тут еще и люди. Домашний кролик вкуснее, да и охотиться на него не нужно. Нет, охота определенно не по мне. Другое дело, если нужно отстреливать расплодившихся волков, выслеживать дичь, чтобы накормить голодных детей, а ради развлечения – избавьте.

Правда, один способ, описанный в книге, мне понравился. Он не был для меня чем-то новым, просто не знал, что стрелять по рыбе из лука – тоже охота. Автор «Способов убивания времени» – виноват, «Способов проведения досуга» – почему-то считал, что бить рыбу из лука (но ни в коем случае не из арбалета!) владельцам земли можно, а вот ловить ее удочкой, сетью, бить гарпуном или острогой – неблагородно. Но благородному сельскому жителю не возбранялось отправить вилланов перегораживать реку сетью, следить, как оные вытаскивают улов, но ни в коем случае не подходить близко, чтобы не испачкаться в рыбьей слизи и не пропахнуть неприличными запахами.

Откинувшись на спинку кресла, я хмыкнул. Вон как… О том, что рыбалка – это удел простонародья, я знал с детства. Старый камергер Фриц постоянно трендел, что мне неприлично ходить на рыбалку вместе с дворовыми детьми, потому что это неприлично отпрыску знатного рода. К слову – у него это получилось, я ни разу в жизни не ходил на рыбалку. Но почему, никогда не задумывался. А все дело лишь в запахе. Если от рыцаря пахнет дымом, конским потом и несвежим бельем, то это благородные запахи. А если рыбой – неблагородно! Любопытно, а почему же тогда не возбраняется есть саму рыбу?

Я посмотрел в окно, ахнул – на дворе уже ночь! Даже не ожидал, что настолько увлекусь. Можно спуститься в спальню, но захотелось дочитать до конца. Вдруг там еще что-нибудь интересное? А поспать можно и завтра, все равно делать нечего.

Действительно, самое интересное оказалось в конце книги. Небольшой раздел, всего пять страниц, с подзаголовком Collectio. Если ты скажешь слово на родном языке, то ты простой собиратель, который тащит к себе все, что ни попадется. Но если желаешь употребить благородную латынь (опять благородство!) и стать коллекционером, то ты обязан не просто собирать, а выявлять интересные экспонаты, систематизировать их, изучать. Коллекционировать можно все: скульптуры, статуи, гобелены, камни, бабочки, чучела зверей, даже яйца. А еще – книги, ключи, драгоценные камни, ювелирные украшения, монеты и оружие.

Представив, как таскаю в усадьбу булыжники и куски гранита, бегаю с сачком по лугам, я хихикнул. А яйца хороши в яичнице. Частенько встречал сеньоров, в чьих замках невозможно повернуться из-за обилия чучел – тут на тебя смотрит затравленный волк, там – сбитая в полете сова, вон тут – распластанный заяц. Гости восхищаются, вдыхая пыль, а уж моль-то как счастлива!

Коллекционировать гобелены и статуи было бы интересно, но где взять место? Под такую коллекцию нужен дворец. Драгоценности? Нет, нет и нет. Никогда не любил ничего сверкающего, яркого. Монеты? Зная себя, предполагал, что могу просто спустить все собранное на ветер.

Стало быть, все сводится к тому, что мне и так нравилось, – к коллекционированию оружия. Тем более что у меня уже была идея украсить кабинет чем-нибудь красивым и грозным. Теперь же, благодаря книге, я знаю, что украшать стены – это собирательство, а если буду вдумчиво и любовно приобретать мечи, шпаги и протазаны, изучать их историю (надо обдумать – историю холодного оружия вообще или конкретного клинка?) – это уже коллекционирование. А то, что в Вундерберге так плохо с оружием и доспехами, – это хорошо. Какой интерес, например, собирать прялки? Их в каждом доме полно, а если выйдешь на ярмарочную площадь – так и того больше. Решено, начинаю коллекционировать оружие!

Жаль, что принял это решение лишь сегодня, а не лет десять тому назад. Чего бы только у меня не было! Я вспоминал трофеи, от которых приходилось избавляться за ненадобностью, – вендийские сабли и легантийские кинжалы, доремондские ятаганы и критские махайры, швабсонские двуручники и двусторонние франсиски! А какие были доспехи? Пробитые и погнутые латы уходили по цене лома, уцелевшие – за четверть цены. Вот если бы это все добро – да сюда! Но с другой стороны, если бы я хранил все оружие, способное украсить мою коллекцию, гнедым да кургузым не обойтись. За мной бы следовало пять-шесть повозок, и куда я с таким обозом?