Текст книги "Воспитанник орков. Книга первая"

Глава восьмая
Слухи и домыслы

– Так ты говоришь, норги прошли сквозь туман, высадили разведку, а уже потом напали на Ошт? – в который раз спрашивал спаситель, неспешно потягивая из кружки пиво.

Данут, удивляясь самому себе – он до сих пор не вспылил, не выругался, уже не в первый раз пересказывал странному человеку историю, начиная с того момента, как он ушел проверять отцовские борти.

Гилберт, как звали нежданного спасителя, завел его в какой-то неказистый дом на окраине города и, первым делом, осмотрел рану, порадовав, что кость не задета, промыл ее жгучим бальзамом с запахом крапивы и тмина, наложил повязку. Судя по тому, как мастерски незнакомец наматывал бинт, ловко завязал узелок, дело для него было сплошь и рядом знакомое. Ну, а потом, спаситель предложил скромный ужин – сыр и черствый хлеб, присовокупив к этому немного пива. Откупоривая бочонок, Гилберт с сомнением принюхался к его содержимому, нацедил немного, попробовал и, только потом налил гостю.

– Неделю стоит, но пить еще можно.

Убранство комнаты, где они были, выглядело нежилым. Вроде бы, все на месте – стол, два табурета, кровать, но был какой-то налет запустения и безликости. Изрядное количество пыли и, ничего примечательного – ни безделушек, ни ярких ковриков, способных дать представление о хозяине. Комната напоминала номер гостиницы (в которых Данут, по правде говоря, был всего один раз, когда надо было получить плату с приезжего купца, но и этого вполне достаточно) или, внутреннее «убранство» лесной зимовки, где люди живут по неделе, а то и по месяцу, но домом не считают.

Пиво, хотя и простояло неделю, не горчило. Данут, вспомнивший вдруг, что за весь минувший день почти ничего не ел, бодро размалывал молодыми зубами хлеб, превратившийся в сухари, сыр, покрывшийся твердой коркой, запивая его вполне сносным пивом.

Гилберт, с сомнением ковырявший хлеб и сыр, ел мало, говорил еще меньше, зато много спрашивал. Некоторые вопросы заводили в тупик, иные казались глупыми, а за кое-какие хотелось треснуть по морде. Возможно. Данут так бы и сделал, но останавливали два обстоятельства – во-первых, чувство благодарности к спасителю, а во-вторых, левая рука, для которой Гилберт приспособил повязку. Но в конце-концов, когда все вопросы иссякли, парень и сам решил поспрашивать.

– Как вы около нашего дома оказались?

Гилберт называл его по имени, и на «ты», но Данут обращался к мужчине на «вы». И дело было не только в возрасте. Гилберт чем-то напомнил отца. Не то – внутренней силой, не то – уверенностью движений, выдававшего бывалого воина. Ну, разве что, был поменьше ростом, да имел седины побольше.

Прежде чем ответить, спаситель неопределенно улыбнулся.

– Да вот, понимаешь ли, иду я себе по улице, иду. Вижу – парня убивать собираются. А дай-ка, думаю, его спасу. Ничего, что я тебя спас не по благородному? – притворно озаботился Гилберт. – Подошел, да сзади пырнул. Надо было убийцу на поединок вызвать?

– За спасение, конечно, огромное спасибо, – хмыкнул Данут. – Может, когда-нибудь и я вам тем же отплачу. Но если меня на поединок никто не вызывал, так и вам можно было попросту, без затей. Но все-таки, что вы там делали? Думается, не просто так около дядькиного дома околачивались. Следили за мной?

– А ты не дурак, – похвалил его Гилберт. Вздохнув, перевел взгляд на угол, изрядно заросший паутиной. Данут, проследив за его взглядом, понятливо кивнул:

– Вижу, лишнего не скажете. Но хоть намекните. Вы же, как тот паучок, муху ждете. Кто вас послал – Городской магистрат?

Гилберт слегка скривился. Верно, сравнение не понравилось. Может, стоило назвать его «пауком»? Паучок – как-то несолидно. Или не понравилась фраза «Кто послал»?

– Так о чем тут намекать? – пожал плечами спаситель. – Ты уже и сам обо всем догадался, без всяких намеков. Я же тебе сказал – ты, парень, хоть и глуповат иногда, но не дурак.

Да уж, да уж… Кем-кем, а дураком Данут точно не был. Прожил семнадцать лет не в лесной глуши, не на острове, а среди людей. Опять-таки, книжки читал, отца слушал. Считать, что город Тангейн оставит без внимания появление парня, странным образом спасшегося после набега норгов, было бы странно. Вот, скажите, а сам Данут, будь он на месте членов Городского магистрата, поверил бы в такое? Разумеется, нет. Представим себе – в городе появляется некто, называет себя племянником богатого купца. Мол, примите меня, сирого и убогого! А кто этого племянника в лицо знает? Купцы да мореманы, ходившие торговать? Как же, упомнят они тех, кого облапошивали. Ну, тот морячок, что признал его в таверне, не в счет. Случайно вышло. Какие доказательства, кроме старой шкатулки и меча он может предъявить? И, доказательства, надо сказать, сомнительные. Может, не случись на его пути гномы, то сидел бы Данут не в доме дяди, а в каком-нибудь подвале под магистратом и отвечал бы на вопросы. Так что, спасибо и на том, что на воле оставили. И было бы уж совсем глупо считать, что городские купцы и ремесленники, чья жизнь целиком зависела от Вотрана, не озаботились бы клятыми норгами и не создали бы какую-нибудь службу, инспекцию. Ну, как там ее правильно обозвать? Подобрать толковых мужчин – таких вот, вроде Гилберта, которые будут искать шпионов. А к появившемуся, невесть как, парню следует приставить слежку. Если он лазутчик, то должен что-то делать для своих хозяев. Обидно, конечно, если тебя принимают за лазутчика, но лучше эти обиды засунуть куда-нибудь э-э… подальше. Если бы не слежка, был бы он сейчас вместе с земляками, в чертогах Единого.

– Гилберт, а вы этого … арбалетчика знаете?

– Знаешь, давай-ка на «ты», – предложил Гилберт.

– Давай, – согласился парень.

– Так вот, арбалетчика я не знаю. Можно бы, конечно, поискать да поспрашивать, но смысла не вижу. Ночная стража его утром подберет, тогда и личность выясним. Но, скорее всего, из пришлых.

– Слушай, а кому могло понадобиться меня убивать? Неужели норгам? Зачем?

– Все может быть, – пожал плечами Гилберт. – Может, хотят ошибку исправить?

Данут хотел спросить – какую, но догадался. Норги не оставляют свидетелей.

– Может, пираты здесь и вовсе не при чем, а ты кому-то другому хвост прищемил. Кому?

Юноша, как не ломал голову, не мог вспомнить, кому он мог так насолить, чтобы прислали убийцу с арбалетом. Во всяком случае, не уличные хулиганы. И кто мог желать его смерти? Если только Казистер. Но считать двоюродного братца виновником нападения – это даже не смешно. Наемный убийца не одной векши стоит, это точно.

– А ты сам меня шпионом считаешь? – задал парень прямой вопрос, от которого Гилберт тоже сумел увернуться:

– Что я считаю, это не так и важно. Важно, кто ты на самом деле, – улыбнулся спаситель и поднялся с места: – Ну, чего попусту языками молоть. Не волнуйся, рано или поздно узнаешь, кому ты дорогу перешел. А теперь, давай-ка я тебя к дяде провожу. Он, небось, волноваться начал. И, вот еще что. Ты ему пока ни о чем не говори. И обо мне не говори, и о нападении. Скажешь, что заблудился ночью, да на какой-то штырь в темноте напоролся.

Пока шли к дому дядюшки, Данут мысленно перебирал свой разговор с Гилбертом и только диву давался. Спаситель не сказал ему ровным счетом ничего. Сплошные намеки. А все, что можно додумать, он додумал и сам.

Как ни странно, но дядька не ворчал и не кричал. Он даже не стал выяснять, где болтался племянник половину рабочего дня и почти всю ночь. Наоборот, глава Торгового дома долго охал и ахал, поворачивал парня так и этак, ругался, что по дорогам разбрасывают штыри, на которые может напороться порядочный человек. И, слава Единому, что любимый племянник остался жив и здоров. Хотел даже отправить кого-нибудь к доктору, чтобы тот осмотрел рану племянника. На неуверенное меканье Данута, мол, он не уйдет болеть, останется на рабочем месте – бочонки можно катить и ногами, а закинуть на полку можно одной рукой – дядюшка лишь отмахнулся, заявив, что на складе справятся и без него. А если нет – так сидит у него в конторе здоровый лоботряс, погремушками промеж ног стучит. Пусть хоть раз в жизни поработает. А на попытку женушки открыть рот, чтобы заступиться за любимца, дядюшка ответил таким выразительным взглядом, что та побоялась спорить.

Дануту было и стыдно, и приятно. Стыдно, что пришлось врать. Он даже почувствовал легкие угрызения совести из-за Казистера. Как этот белоручка станет таскать глиняные горшки, которые нельзя катать? Утешил себя, что особых тяжестей на дядькином складе нет. Вот, если бы Казистер потаскал разделанные туши кита, или тянул сеть с уловом – тогда да. Но самое главное, что было приятно беспокойство дядюшки. Стало быть, для отцова брата он не чужой человек. Данут дал себе слово, что он обязательно выйдет на работу и будет трудиться даже одной рукой. Подумаешь, пробита мякоть. От этого еще никто не умирал.

К некому удивлению Данута, домочадцы ни словом не обмолвились о человеке, убитом ночью напротив их собственного дома. Верно, покойника подобрали до того, как семейство проснулось, а ночная стража не сочла нужным искать свидетелей. Или же, семейному спокойствию поспособствовало вмешательство Гилберта. Все-таки, кто он такой, этот Гилберт, если к его слову прислушивается стража?

Следующий день был воскресным. Гномы, даже если они очень сильно хотели заполучить петрол и дядя, стремившийся заработать, не могли нарушить неписанное правило – по воскресным дням никто не должен работать! Не то, что это впрямую запрещалось (у кого хватит ума запретить торговлю в городе, выросшем и окрепшем благодаря торговцам?), но считалось дурным тоном. Дескать, по воскресеньям трудятся лишь неудачники и хапуги! Рыбаки в этот день не выходили в море, ремесленники отставляли в сторону инструменты, ростовщики запирали сундуки и шкафы, а купцы закрывали плотными ставнями широкие витрины с яркими товарами. Порт замирал и надоедливые чайки, привыкшие таскать все, что плохо лежит, лишь прохаживались по берегу, не охотясь на рыбу у торговок. Даже булочные и лавки в этот день бывали закрыты. Ну, конечно же, это не касалось гостиниц и трактиров, куда люди приходили выпить-закусить. Единственное место, где разрешалась торговля – главная площадь перед магистратом. И то, если в этот день проходил какой-нибудь праздник и бургомистры официально объявляли о городских гуляньях. А какие гулянья без продажи сдобных булочек, сладостей или сладкой воды?

Нынешний день был воскресным, да еще и праздничным. Тангейн отмечал не то тысяча четыреста пятнадцатую, не то – тысяча четыреста шестнадцатую годовщину своего рождения. Говорят, основатель города Тан Гейн пришел в этот день на берег моря и решил, что здесь он отдохнет от сутолоки и суеты. По другой версии, более романтической, но менее правдоподобной, отца-основателя проглотил кит и тот две недели провел в желудке морского зверя. В один прекрасный день кит выплюнул Тан Гейна на сушу и тот так обрадовался обретенной свободе, что решил никуда отсюда не уходить. Но суть даже не в этом. Тангейцы очень гордились, что их город, в отличие от других, не имел в собственном основании ни эльфийских, ни гномьих, ни (тьфу-тьфу!) оркских корней. Впрочем, кое-кто из историков поговаривал, что на самом-то деле здесь было селение эльфов, куда и прибыл отряд людей, желающих основать собственную базу на северном море. А Тангейн – это не имя первопоселенца, а искаженный перевод с эльфийского слова «кайен», означающий на наречии альвов число «десять». Правда, чего там было десять – не то холмов, на которых утвердился город, не то рукавов Шейны, впадающих в Вотран, никто не знал. В доказательстве эльфийского происхождения города приводили тот самый ажурный дворец, не уступавший по высоте магистрату. Но с этим зданием были сплошные неясности. Издалека он и вправду напоминал творение, созданное чьими-то руками, но если подойти ближе, то было заметно, что это всего-навсего скала, превращенная в чудо морскими ветрами (а может, еще и течениями, если верить тем умникам, которые говорили, что некогда берега Вотрона были залиты морской водой!). Местные «эльфийцы» же возражали, что альвы строили свои дворцы так умело, что те не отличались от природных объектов.

Но жителей города, особенно молодежи, не было особого дела до древней истории. Они просто радовались очередному празднику. (Заметим, что праздников было немало. Обычай побездельничать – дело хорошее, но нужно кому-то и векши зарабатывать, чтобы вносить налоги в казну Городского магистрата.)

Глава девятая
Праздник не для всех

Обычно Данут любил праздники. Он с удовольствием слушал гул толпы, с любопытством рассматривал механические часы, прозрачные фигурки и оружие из Скаллена, чудесные статуи, созданные скульпторами в ледяной пустыне Юдель, так похожие на ледяные фигуры, серебряные и бронзовые украшения далекого Морна. На праздниках можно заглянуть в балаган циркачей, посмотреть, как они ловко жонглируют факелами, метают ножи и ходят по проволоке под самым куполом.

Приезжали в Тангейн и бродячие артисты, показывавшие интересные представления. Что-нибудь, о похищении драконом прекрасной девы. Или о мальчике, выросшем среди орков, но в тяжелый час для людей перешедшем на сторону своих соплеменников.

Не меньше, чем гулять по окрестностям и любоваться достопримечательностями, Дануту нравилось ходить по лавкам оружейников, рассматривая причудливые доспехи, выкованные для богачей и простенькие кольчуги, сплетенные для простых воинов, поглазеть на изобилие мечей – от короткого гладиуса до огромного эспадона, потрогать кинжалы – от прямых даг до бебутов. Мастера-оружейники, первое время неодобрительно косившиеся на здорового парня, глазеющего на их сокровища, скоро привыкли к нему и даже, порой, использовали его как живой манекен. Особенно, если заказчик был крупным мужчиной и не мог явиться на очередную примерку-подгонку доспехов.

Но во время праздников на площадях Тангейна открывались совсем особые лавки и мастерские, привыкшие удивлять не только приезжих, но и самих жителей. Кого удивишь мастерской оружейника, где продают доспехи и оружие, лавкой часовщика или гончара? А вот что вы скажете о павильоне, где на ваших глазах соткут дивный ковер из разноцветного шелка, украсив его именно тем узором, который вам нужен? Или о галерее, где художник напишет картину для спальни – будь то трубящие олени, или пейзаж? (Можно, разумеется, заказать и собственный портрет, но за этим лучше обращаться к тем живописцам, которые работают медленнее, зато изобразят вас похожими.) Или типография, где бодрые гномы отпечатают ко дню рождения любимой тещи шикарный альбом, заполненный гравюрами, живописующими важнейшие этапы ее жизни? Конечно, это будет стоить недешево, но ведь важна не цена, а изделие?

Но вот чего не любил Данут, так это некоторых развлечений, которые обожали жители города. Скажем, чего хорошего, пялиться на драку двух петухов? Смотреть, как они долбят друг друга шпорами, пытаются клювами выбить друг другу глаза? А зрители кричат, делают ставки и одобрительно верещат, когда один из двух красавцев превращается в кучу окровавленных перьев, а второй – еле живой, встанет над ним и, косясь уцелевшим глазом, попытается спеть торжественно-траурную песнь победителя… А бои баранов? Два рогатых, от всей дури бьют друг друга рогами, которым позавидует бывалый муж. В природе, как прекрасно знали все, драки между самцами имеют какой-то смысл. А здесь? Нет уж, нет уж… Данут не уважал и драки между людьми. Хоть единоличные, хоть те, когда сходятся стенка на стенку. Отец еще говорил, что в драке на потеху толпы ничего хорошего нет. И не надо никому ничего доказывать. Драться нужно только тогда, когда иного выхода нет. И то… Если нет выхода, лучше не драться, а убивать.

Хотя, пару раз Данут не сумел удержаться и показал-таки свою силу и мощь. В первый раз, когда нужно было залезть на высокий и гладкий столб (очень уж ему приглянулся один из призов – охотничий нож в красивых ножнах), а во второй встал вместе с парнями со склада (очень просили) на перетягивание каната. Ну, свой конец они, разумеется, перетянули, но когда кто-то из команды соперников неожиданно ослабил хватку, так все наземь и полетели. Смеху было!

Но сегодня парень был не в том настроении, чтобы отправиться гулять. Нет, дело даже не во вчерашнем происшествии и не в ноющей руке (в поселке бывало и хуже). Все было немного проще – ему нечего было на себя надеть! После недавних злоключений парадные (они же выходные) штаны приобрели такой вид, словно их владелец разгружал мешки в порту или таскал кирпичи, а куртка была разорвана в двух, а, нет – в трех местах. Самое любопытное, что Данут не мог вспомнить – как же так получилось, что его одежда пришла в негодность? Ну, ладно, была бы дырка на левом рукаве… Вроде, по земле не валялся, не дрался, а лишь помахал палкой и немного побегал. Можно, разумеется, все отстирать и заштопать, но теперь эту одежду можно носить только на работе, а для выхода в город купить новое. Векши у Данута были, но купить одежду сегодня невозможно. Стало быть, придется провести весь день в доме дяди, умирая от скуки.

Но все-таки, природная аккуратность взяла свое. К тому же, какое-никакое занятие. Как мог, парень отчистил штаны, скрепив на «живую» нитку лохмотья. По крайней мере, завтра не так стыдно идти в лавку за новой одеждой. Случись это на пару дней раньше, Данут вышел бы в город и пошел бы на праздник в той одежде, какая есть. Подумаешь. Но не сейчас. А вдруг на площадь придет Тина? Увидит его и, что подумает? Нет уж, надо покупать новое. Да, а векшей-то хватит? Подсчитав кожаные обрезки, повеселел. Должно хватить и на новые штаны, и на куртку. Пожалуй, следует купить одежды и на запас. Кто знает, не случится ли подобная ситуация в будущем?

Размышления Данута были прерваны стуком в дверь.

«Кого это там Ящер несет?» – в раздражении подумал парень, спускаясь вниз.

Данут резко распахнул дверь, едва не угодив по лбу … Тине. Смутившись – вот был бы казус, если бы он снова ее ударил, парень замер с раскрытым ртом. А барышня, оглядывая его с ног до головы, хмыкнула:

– И чего это вы такой грубый?

– Почему грубый? – удивился Данут.

– Чуть что – Ящера поминаете, – пояснила девушка.

– Ящера? – не сразу и понял парень. Выходит, про Ящера он не про себя подумал, а сказал вслух. – Извините…

Тина, довольная его растерянностью, хихикнула, но потом стала серьезной.

– Я к вам по поручению господина Альц-Ром-Гейма, – сообщила девушка вполне деловым тоном. – Мой воспитатель просит у вас прощения за грубость.

– Это ничего, – отмахнулся юноша. – Вы сами-то как?

– А что со мной сделается? Подумаешь, шишка, – засмеялась девушка, потерев зачем-то лоб.

– Я, это, – замялся парень. – Очень, конечно, извиняюсь…

Девушка звонко расхохоталась.

– Ох, как хорошо, что вас не слышит мой учитель, – пояснила она. – Он бы вам сразу сказал, что говорить «извиняюсь» – это все равно, что сказать – извиняю себя. И что так говорят только малообразованные люди.

– Так я тоже, малообразованный, – обиделся Данут.

– Ох, не говорите глупости, – наморщила носик девушка. – Уж мой учитель – он уж такой образованный, такой важный, что я целый год понять не могла – чему он меня учит? А вам и не нужно быть образованным. Вы и так умный.

– Да? – оторопело захлопал глазами Данут.

– Ну, а как же? – удивилась девушка. – Вон, как с Пчелкой сумели поладить. Он сразу к вам пришел, а вы все правильно сделали – котенок запел.

Данут зарделся. Он первый раз в жизни видел этого зверя, а вот, поди ж ты, все правильно сделал. Да, а что он такое сделал-то?

– А как ваша рука? – неожиданно поинтересовалась девушка.

– А вы откуда знаете? – опять удивился Данут.

– Про что, про руку? – невинно поинтересовалась Тина. – Или про то, что на вашей улице сегодня случилось?

– А что случилось? Ничего особенного и не случилось. А руку я вчера повредил. На штырь впотьмах наткнулся, – улыбнулся Данут.

– Ну вот, – надулась девушка. – Что вы, что мой батюшка – то есть, опекун, ни слова правды. К батюшке сегодня с утра начальник городской стражи зашел. Сказал, что у вашего дома труп нашли. Меня увидел, сразу замолчал. А дядя меня взял и выгнал. Я вот и решила посмотреть, как вы…

– Спасибо, – обомлел от радости Данут. Подумав, вздохнул: – Вы, извините, но я ничего не могу сказать. – Посмотрев девушке в глаза, выпалил: – Я слово дал.

– Тайна? – разочарованно протянула девушка. – Ну, если тайна, тогда… Что же поделать, одни тайны кругом.

Тут Данут вспомнил, что они до сих пор стоят на пороге дома. Вроде, как и не полагалось.

– Может, вы в гости зайдете? – робко поинтересовался парень, пугаясь – а вдруг согласится? Куда он тогда приведет девушку? В свою комнату? В обеденный зал дядюшки? Чем станет угощать, развлекать?

– Да уж, какие гости! – еще звонче расхохоталась девушка. – Мне сейчас и так достанется. Вон, – кивнула она куда-то за спину, – мои телохранители бегут.

И впрямь, к молодым людям во всю прыть бежала какая-то тетка и два здоровенных мужика.

– Тинушка, голубица моя! – рокотала тетка, едва переведя дух. – Это где же такое видано, чтобы девица на выданье к парню сама шла? Что люди-то скажут?

Тетка, словно наседка, спасающая цыпленка от вороны, накинула на плечи девушки собственную шаль, одарила Данута и его рваную курткузлобным взглядом, а мужики сразу же отсекли парня от Тины, будто он представлял какую-то угрозу.

– Я скажу батюшке, чтобы он вас в гости позвал, – крикнула на прощание Тина, а тетка, уволакивая девушку, приговаривала: – Тина, детонька, да что ж ты меня позоришь-то? Случись что, мне же господин Альц-Ром-Гейм голову оторвет. Кого ты в гости хочешь позвать? Еще ладно бы, приличный бы парень был, а то ведь весь в лохмотьях.