Текст книги "Шифр фрейлины"

– Монтесума сказал, что этот изумруд когда-то принадлежал императору Несуалю. Этот правитель, будучи подростком, был свидетелем того, как захватчики убили его отца. Он был вынужден покинуть свою страну и два года прятался в горах, где ему подарила этот изумруд одна ведунья и сказала, что он обязательно вернет себе трон. Она предупредила его, что этот камень он должен передавать своим сыновьям. И пока этот камень будет находиться при императоре, государство не погибнет.

– Он вернул себе трон? – заинтересовался конкистадор.

– Да. Он получил помощь от ацтеков, вступил в битву с захватчиками и выиграл войну. В народе он получил известность как правитель-воин и правитель-поэт. Нередко Несуаль, переодевшись в обычное платье, ходил среди своих граждан и восстанавливал справедливость, а достойных награждал.

– Вот оно что… Малинче, скажи ему, что мы покорены красотой его столицы. Она необыкновенно хороша. Эти язычники явно обладают научными знаниями и ремеслами. Скажи ему еще вот что… город впечатлил своим величием и размахом. Таких прямых и аккуратных улиц в Европе не встретишь.

Похвала чужестранца была приятна: губы императора вдруг разошлись в широкой улыбке, и он ответил, показав на огромное здание в центре города.

– Монтесума ответил, что город действительно очень красив, и видит в нас своих добрых и желанных гостей. Он сказал, что мы можем находиться в городе столько, сколько нам заблагорассудится.

– Переведи ему вот что… Я буду здесь столько, сколько мне потребуется для осуществления моих планов. И для этого мне не нужно разрешение какого-то дикаря, – проговорил Эрнан Кортес, не убирая с лица приветливого выражения. – Впрочем, не нужно… Скажи ему вот что… Я с радостью принимаю его предложение и с удовольствием ознакомлюсь со столицей империи. Мне думается, что здесь много интересного.

Малинче быстро перевела. Император дружески улыбался.

– Пусть теперь его вельможи проводят меня во дворец и выделят мне в нем подходящие покои, а то я чертовски устал, пока добирался до его города.

Выслушав ответ, император заговорил. Малинче некоторое время оставалась серьезной, а потом неожиданно рассмеялась.

– Чем тебя рассмешил этот дикарь?

– Он сказал, что непременно проводит нас во дворец, но сначала хотел бы посмотреть на металлические бревна, в которых прячутся грозные боги.

– Это он говорит о пушках? Я так понимаю?

– Именно. Он спрашивает, действительно ли они способны разрушить стены крепостей, если рассердятся?

Командор Эрнан Кортес показал на длинную корабельную мортиру, задравшую чугунный ствол кверху, и произнес:

– Это самое грозное орудие, в нем живет бог войны. И если я на кого-то сердит, то могу сказать своему богу, чтобы он наказал этого человека, и он обязательно исполнит мое поручение.

Император лишь коротко крякнул, видимо соглашаясь.

– Когда наш бог сердится, то он так громко кричит, что у всех, кто стоит рядом, просто закладывает уши, – продолжал конкистадор. – Его вопль можно услышать даже на берегу океана. Даже бог грома не так голосист, как наши пушки.

– Мне рассказывали об этом, – посмотрел Монтесума на сановника, в котором Эрнан Кортес узнал Ахаякатля.

– И если бог грома находится где-то далеко на небе и часто ему нет дела до нас, грешников, то мой бог всегда находится рядом. – Конкистадор показал на лафет, запряженный парой вороных коней. – И я могу отдать ему приказ когда угодно и следовать за мной куда угодно.

– Ты приказываешь богам? – изумленно спросил Монтесума.

– Да.

– И они тебя слушаются?

– Конечно же, слушаются, – серьезно отвечал Кортес. – Если они не будут меня слушаться, я разрушу их жилища, и тогда они все погибнут. Хочешь, я покажу тебе, император, на что они способны? Видишь то строение? – показал он на огромный храм, возвышающийся над городом. – Достаточно мне сказать своим богам «Пли!», как от него останутся только одни руины.

Малинче перевела.

Император что-то отчаянно закричал, показывая на храм. Некоторое время Малинче лишь кивала и учтиво улыбалась. Наконец, она повернулась к Кортесу.

– Что сказал этот варвар?

– Он просил не разрушать его храм. Это главное святилище его империи. Если вы желаете, то Монтесума готов преподнести в дар вашим грозным богам дюжину красивых девственниц.

– Этого еще не хватало… Скажи ему вот что… завтра он должен прийти в мое расположение, и пусть его покорность увидят все жители столицы. Если этого не случится, то мои боги разгневаются, они разрушат все храмы в городе, а его самого убьют.

Волю конкистадора император выслушал с непроницаемым лицом. Сановники, окружавшие Монтесуму, переглядываясь, зашептались о чем-то. Шестеро ацтеков, стоявших между императором и конкистадором, шагнули вперед, нацелив на Кортеса копья. В какой-то момент Эрнану показалось, что губы императора сжались, чтобы выкрикнуть короткую команду наказать чужестранца за дерзость, но в следующее мгновение он строго глянул на разволновавшихся вельмож и негромко произнес:

– Мне надо посовещаться со жрецами.

Солдаты, опустив копья, отступили, тотчас смешавшись с толпой сановников.

– Хорошо, посовещайся… Только советую не затягивать с решением и прислушаться к собственному разуму, а не к чьим-то словам, а то мои боги могут не выдержать долгого ожидания, и я не смогу остановить их, – продолжил Кортес с суровым видом.

* * *

Капитан вместе со своим отрядом расположился в одном из дворцов императора, по одну сторону которого находился Великий храм, а по другую, растянувшись на добрую сотню футов, простирались вольеры с птицами. Их гомон не умолкал даже ночью, и Кортесу пришлось выпить две бутылки крепкого вина, чтобы забыться и не замечать их оглушительного пения.

Жилище императора по своему убранству, почти лишенное внутренних перегородок, во многом превосходило лучшие европейские дворцы. Стены были украшены барельефами каких-то мифических персонажей, на которых были изображены звери и птицы, стены покрыты орнаментом, а по углам стояли идолы с оскаленными пастями, вырезанные из местного кедра.

Вечером следующего дня, когда солнце начинало клониться к закату, опалив багрянцем росшие на склонах ели, император в сопровождении сотни вельмож и такого же количества стражи вышел из дворца. Впереди в черной одежде, с длинными спутанными волосами шли двое жрецов и во все стороны из высокого глинистого сосуда кропили кровью дорогу.

– Что за дьявол?! – выглянул из окна Кортес. – Что это еще за балаган? Уж не идут ли они нас поджаривать? Лейтенант!

– Да, капитан. – На окрик командора из соседней комнаты выскочил невысокого роста с аккуратной рыжеватой бородкой молодой мужчина.

– Всем тревога! Навести ружья на эту ряженую толпу. Не хватало нам сдохнуть в этой чертовой дыре под ударом жертвенного ножа.

– Да, командор!

– При малейшей опасности стрелять на поражение!

– Слушаюсь, капитан, – тотчас отозвался лейтенант и, позвякивая шпорами, вышел из комнаты.

– Вы зря беспокоитесь, командор, – миролюбиво произнесла Малинче. – Никто не собирается вас прикончить на жертвенном алтаре. Если бы ацтеки хотели, то сделали бы это значительно раньше, еще на подходе к городу. Они полагают, что вы бог, Пернатый змей или что-то в этом роде. Вот поэтому и не осмеливаются нападать.

– Что же будет, когда они все-таки поймут, что я соткан из мяса и костей?

– Советую вам не разочаровать их и убедить, что вы действительно божий человек. Вряд ли когда-нибудь ацтекские императоры приходили в дом к чужеземцу. Так что нужно его уважить и встретить у самого входа.

Звуки барабана усиливались, заставляя горожан выходить из своих жилищ навстречу шествующему императору.

Монтесума никогда не появлялся без сопровождения вельмож и многочисленной стражи, и сейчас, сомкнув вокруг него плотное кольцо, они не давали рассмотреть даже его одеяние. Чаще всего приходилось видеть лишь носилки, в которых за плотным балдахином прятался император. Если уж очень повезет, то можно было лицезреть часть его сандалии с золотой подошвой.

В этот раз все выглядело иначе.

На Монтесуме была шерстяная накидка с вышитыми на груди орлами. На голове, отзываясь на каждое дуновение ветерка, высокая шапка из длинных перьев, украшенная золотом. В эти минуты, несмотря на свой императорский наряд, Монтесума казался доступнее прежнего: был частичкой большого города. Никто из собравшихся горожан никогда не наблюдал столь впечатляющего императорского шествия. Усиленное ритмичными ударами, оно казалось особенно зловещим. Приветствуя Монтесуму, индейцы падали ниц и вставали лишь тогда, когда процессия миновала их.

– Я никогда не видел ничего подобного, – завороженный зрелищем, произнес Кортес. – Эти дикари не перестают удивлять меня. Так даже не встречают римского папу.

– Для них Монтесума куда более значим, чем ваш святейший папа, – вмешался в разговор отец Берналь.

Кортес невольно усмехнулся:

– Святой отец, хорошо, что тебя не слышат иерархи священной инквизиции.

– Это уж точно, тогда бы я не только лишился сана, но и закончил свои дни где-нибудь на костре. Прости меня, Господи, – привычно приложил он ладонь ко лбу.

Взволнованная толпа следовала за императором, запруживая улицы. Будоража нервы, пронзительно завопила молодая женщина, на ее вопль тотчас отозвалось несколько десятков глоток.

– Черт возьми! Мне это совершенно не нравится. Если так будет продолжаться и дальше, то они нас просто сожрут. Лейтенант!

– Да, капитан.

– Надеюсь, все готово?

– Пушки наведены, прикажете палить? – охотно отозвался конкистадор.

– Жди команды! Что они говорят? – обратился Кортес к Малинче, стоявший неподвижно.

– Они говорят, что чужеземцы принудили императора явиться к ним. Другие говорят, что чужеземцев надо изгнать, пусть только император прикажет, – побледнев, проговорила переводчица, предчувствуя худшее.

– Проклятье! Пушки к бою!

Неожиданно император остановился и что-то быстро заговорил.

– Постойте! – воскликнула Малинче.

– Что еще такое? – недовольно протянул Кортес.

– Император говорит, что его никто не принуждал, что он сам идет к чужестранцам, чтобы нанести визит вежливости своим гостям. Призывает сограждан к благоразумию и повиновению.

– Этот Монтесума не так глуп, – вздохнул с облегчением капитан Кортес.

Крики стали громче. Воины-ацтеки, потрясая копьями, уже окружили императора, не давая ему пройти. Монтесума что-то громко и гневно говорил, отчаянно размахивая руками.

– Что там происходит? – посуровел Эрнан Кортес.

Подле Кортеса с напряженными лицами, крепко сжав ружья, стояли конкистадоры.

– Монтесума убеждает их успокоиться, говорит, что если мы обидим чужеземцев, то тогда Пернатый змей, что сейчас живет в логове у чужеземцев, рассердится и погубит всех ацтеков.

Гневные крики ослабли. Воины, окружившие императора, попритихли, только на противоположной стороне улицы, не желая угомониться, кто-то разъяренно кричал, неистово вскидывая копье кверху.

– Если сейчас начнется заварушка, нам с ними просто не справиться, они нас всех передавят!

Император остановился, что-то гневно и громко прокричал, показывая рукой на Великий храм. Удары барабана, зазвучавшие ритмично и быстро, придавали его речи особый драматизм. Затем воины расступились, и Монтесума, задрав высоко подбородок, зашагал навстречу Эрнану Кортесу, стоявшему в окружении офицеров подле дворца.

– Он сумел убедить своих воинов в том, что мы ничего ему не сделаем. Что это всего лишь визит вежливости, какой он должен оказать нам, как самым почетным гостям.

Узкие переулки скоро вобрали в себя собравшихся. Многочисленная толпа поредела. Немногие оставшиеся горожане, пристроившись в хвост к императорской свите, зашагали по улице.

Приблизившись к Кортесу, император что-то коротко произнес. Жрец, вымазанный сажей, уже не выглядел зловещим. Смолкли удары барабанов. Лишь из птичьего питомника раздавался истошный крик какой-то рассерженной птицы.

– Монтесума сказал, что ты ему брат, и хотел бы на ближайшее время разделить с тобой жилище.

Осмотрев многочисленную свиту, смиренно стоявшую позади императора, Эрнан Кортес, широко улыбнувшись, произнес:

– Многовато вас будет, но ничего, разместимся. Как говорится, в тесноте, да не в обиде.

Солдат, стоявший рядом, широко распахнул перед императором дверь, и Монтесума вошел в помещение.

Глава 6
Безопасное место

В жизни каждого кладоискателя обычно случается находка, о которой он будет вспоминать даже через десятилетия. Для одного это серебряная ложка, отрытая на бабушкином огороде, для другого – Золотая Баба, найденная в одной из пещер Южного Урала, для третьего – библиотека Ивана Грозного. Для Владлена Лозовского это было яйцо Фаберже, найденное в кладке старого дома в Староконюшенном переулке.

Большая удача всегда соседствует с огромными неприятностями. Стараясь разглядеть находку получше, он подошел к окну – и сделался невольным свидетелем убийства сторожа, охранявшего пустующее здание. В старый дом неизвестные явились для того, чтобы забрать из тайника яйцо Фаберже, а заметив в окне человека, решили избавиться от ненужного свидетеля.

Вырваться из дома в Староконюшенном переулке Лозовскому удалось лишь чудом. И теперь он вздрагивал от каждого стука в дверь, вспоминая звук пуль, свистящих над головой.

Влад понимал, что убийцы не оставят его и будут искать, пока наконец не отыщут, зная, что именно у него находится пасхальное яйцо Фаберже. Готовясь к худшему, он раздобыл тол от противотанковой мины и установил растяжку внутри сейфа в летнем домике, куда нередко приезжал с друзьями на пикник. Оставалось только ждать появления гостей.

В своих расчетах Владлен не ошибся: он был перехвачен преступниками в тот самый момент, когда выходил из дома. Его посадили в машину и потребовали, чтобы он показал место, где спрятал яйцо Фаберже. И Лозовский привез их к заминированному сейфу.

В тот самый момент, когда один из преступников открывал дверь, Владлен сумел спрятаться за печь, которая, собственно, и спасла ему жизнь, приняв на себя ударную волну. После чего он вложил свой паспорт и визитку Никольского в одежду одному из преступников. Сев в «Ниссан», на котором неизвестные довезли его до Выселок, он поехал в Москву, тайно надеясь, что никто из деревенских его не заметил.

Теперь для всех он мертв. Во всяком случае, до тех самых пор, пока не откроется правда. В запасе у него оставалось несколько дней, и следовало что-то предпринять.

Чужой «Ниссан» Владлен оставил в нескольких кварталах от своего дома. Прежде чем выйти из салона, тщательно протер тряпкой те места, до которых дотрагивался. Затем посмотрелся в зеркало и, когда убедился, что на его лице нет ни царапины, вышел из автомобиля и направился к дому.

Его машина стояла на прежнем месте, едва ли не уткнувшись капотом в забор. За время его отсутствия с ней ничего не произошло: дверцы никто не вскрывал, не пытался заглянуть в багажник, кузов не поцарапан. Достав ключ от машины, он открыл багажник и вытащил из него холщовую сумку. Поколебавшись, развязал узел и вытащил яйцо Фаберже, завернутое в обыкновенную газетную бумагу.

Не удержавшись от соблазна, приподнял край газеты. На самой маковке яйца была закреплена российская императорская корона, украшенная рубинами и сапфирами. Само же эмалированное пасхальное яйцо со вставками из белого металла было установлено на золотой подставке в виде четырех ножек. По обе стороны от яйца были закреплены золотые крылья. Изделие выглядело верхом совершенства.

Полюбовавшись на произведение искусства, Владлен аккуратно завернул его, уложил в сумку и сел в машину. Затем, взяв телефон, набрал номер Людмилы. Она отозвалась тотчас, как если бы все это время караулила его у аппарата. Возможно, так оно и было в действительности.

– Где ты был?! – пронзительно воскликнула Людмила. – Что случилось? Ты когда обещал прийти?

– Вот что, Люся, давай поговорим об этом позже. Быстро собирай вещи, спускайся вниз и иди к машине. Да, еще вот что… Не забудь захватить мой загранпаспорт.

– Влад, что произошло? – Голос девушки задрожал.

– Ничего особенного. Ты только не поднимай панику… Расскажу потом. В нашу квартиру мы больше не вернемся… Во всяком случае, в ближайшее время, – добавил Владлен после паузы.

– Хорошо, я сейчас выйду.

Следующий звонок был Назару Шелестову:

– Сиди дома. Подъеду через час.

– Что-нибудь случилось?

«Они что, все сговорились, что ли?» – с раздражением подумал Лозовский.

– Расскажу при встрече.

Владлен отключил телефон и через затемненные стекла салона принялся рассматривать пустынный двор. Оно и к лучшему, что он заявился домой в рабочие часы, когда большая часть жильцов занимается своими делами. Увидеть его никто не успел; хотелось так же незаметно исчезнуть, как и прибыл.

Из подъезда, застегивая на ходу легкую серую кофточку, с черной сумкой через плечо выскочила Людмила. На первый взгляд она выглядела прежней. Вот только ускоренный шаг и наспех нанесенная косметика выдавали ее волнение. Открыв переднюю дверцу, девушка плюхнулась в кресло:

– Рассказывай, что произошло.

– Поедем к Назару, там расскажу, – ответил Лозовский, выруливая со двора.

Шелестов проживал в большом доме сталинской постройки. Открыл он не сразу. Его лицо выглядело озабоченным. Было понятно, что за те сорок минут, что они добирались до его дома, он о многом успел подумать.

– Проходите, – пригласил Назар, широко открыв дверь. И когда Владлен с Людмилой ступили в прихожую, нетерпеливо спросил: – Что у вас произошло?

Только сейчас, оказавшись в безопасном месте, Лозовский вдруг осознал, насколько сильно он устал. Присев на диван, посмотрел на Людмилу: щеки у нее слегка порозовели, пухлые губы, сложенные бантиком, казались капризными, что невероятно шло ей, но вряд ли Люся об этом подозревала. Назар же был хмур, предполагая самое худшее.

– Кое-что произошло.

– Потеряли яйцо Фаберже? – И уже в отчаянии, не дожидаясь ответа, Шелестов продолжил: – Я так и знал! Такая вещь дается в руки только раз в жизни! Да и то не каждому. Извини меня, Владлен, но нужно быть простофилей, чтобы потерять яйцо Фаберже! Это надо же – три лимона баксов проворонить! Я же говорил, что нужно было положить его в банковскую ячейку, оттуда бы оно никуда не делось!

Сил, чтобы спорить, не оставалось. Выдохнув, Лозовский сел и устало произнес:

– Отрезать бы тебе язык за кощунственные слова. Ну, уж ладно, шепелявь дальше!.. Успокойся. Яйцо Фаберже не пропало, оно при мне, – приподнял он холщовую сумку.

– Так что там произошло, рассказывай, – Успокоившись, Назар присел рядом.

Скрипнув стулом, устроилась подле Владлена и Людмила.

Лозовский, упуская второстепенные детали, рассказал о том, как заманил грабителей в заминированную ловушку, и о том, как вложил в одежду одного из убитых свой паспорт.

Некоторое время Шелестов сидел молча, осмысливая услышанное. Новость оглушила, как реагировать на нее, Назар не знал. Для чего-то вытащил зажигалку и принялся крутить ее между пальцев. Затем, щелкнув, зажег огонь. Некоторое время он смотрел на колыхающееся пламя, будто бы зачарованный, а потом глухо обронил:

– Значит, получается, что тебя как бы больше нет?

Владлен невольно усмехнулся: десятиминутный монолог был воспринят верно.

– Получается, что так.

– И что ты намерен делать?

– То, что и делал, – нужно продать яйцо Фаберже и сваливать отсюда подальше! Возможно, у меня есть еще неделя. Ну, может, дней десять… За это время полиция наверняка поймет, что тот убитый – не я, и станет разыскивать меня всерьез. А я уже уеду очень далеко.

– Эту неделю тебе нужно где-то пересидеть. Может, у меня? Сам что об этом думаешь?

Владлен улыбнулся:

– Если за семь дней я тебе не надоем, тогда согласен.

– Договорились. Что будем делать?

– Нужно звонить Кощею, договариваться о встрече, а там будет видно.

Вытащив телефон, Владлен тотчас набрал нужный номер.

Глава 7
1519 год. Убийство императора

Власть Монтесумы закончилась в тот самый момент, когда он перешагнул жилище чужестранцев. Даже императорская свита перестала выказывать ему прежнее почтение. А жизнь между тем продолжалась. Рыбаки ловили рыбу, купцы продавали привезенный товар, земледельцы выращивали сельскохозяйственные культуры, а жрецы исполняли страшные обряды, заведенные многие столетия назад, посвящая пролитую человеческую кровь и вырванные сердца своим безжалостным богам.

День начинался под громкие удары барабана, а далее главный жрец государства, не стесняясь присутствия Монтесумы, вещал о том, что империя ацтеков умерла в тот самый момент, когда император склонил голову перед чужестранцами. Разрезая обсидиановым кинжалом себе лицо, он впадал в транс и сообщал о том, что великое ацтекское государство не продержится и года и что на его обломках воцарится новое. Прежние святые будут безжалостно затоптаны, статуи богов разобьют на куски, храмы разрушат, а там, где сейчас находится жертвенный камень, будет возвышаться крест.

Прошло полгода после вступления испанцев в Теночтитлан. О бескровном взятии города было сообщено испанскому королю Карлу Пятому, и тот, в знак прибавления к своим прежним землям новых владений, прикрепил к короне огромный рубин, отличавшийся от прочих камней глубоким пурпурным цветом.

* * *

Все сокровища Нового Света отныне должны принадлежать испанскому королю, а потому распоряжение Карла Пятого было простым: золото грузить на фрегаты и везти к берегам Испании. Следующим приказом испанский король наделил Эрнана Кортеса особыми полномочиями, назначив губернатором обретенной земли и присвоив чин капитан-генерала.

Губернатор Кубы Веласкес неожиданно вспомнил про старые обиды, про обесчещенную свояченицу и направил в Теночтитлан большой рыцарский отряд, обязанный доставить Эрнана Кортеса на Кубу закованным в железо. Не пожелав искушать судьбу, Кортес уехал из города и обещал вернуться только тогда, когда рыцари уберутся восвояси. Покидая дворец, капитан-генерал со смехом сказал, что было бы неплохо, если бы Веласкес приехал в город лично, а уж он со своей стороны сделал бы все возможное, чтобы препроводить бывшего родственника к жертвенному алтарю ацтеков.

Сказанные слова докатились до ушей губернатора Кубы, и тот поклялся, что не успокоится до тех самых пор, пока не предаст Кортеса в руки святой инквизиции.

Неприятности начались сразу после Пасхи. Гонец, прибывший из Теночтитлана, – тощий рыжий сержант с обветренной кожей, валившийся с коня от усталости, – сообщил о том, что гарнизон, оставленный в столице, большей частью был пленен вместе с лейтенантом восставшими ацтеками, а солдаты, сумевшие спастись, организовали оборону в одном из дворцов города. И если капитан-генерал Кортес не подоспеет к окруженным в течение суток, то остатки испанского отряда будут уничтожены или пленены, а затем сложат свои головы на жертвенном алтаре.

Объявив сбор, командор немедленно отбыл на помощь лейтенанту. Еще через десять часов Кортес был во дворце Монтесумы и, оттеснив стражу, вошел в тронный зал, где император обедал под тяжелыми расшитыми занавесками.

Выдернув из ножен меч, разгневанный завоеватель распорол ткань и с лицом, перекошенным от злобы, приблизился к невозмутимому императору, который в одиночестве поедал шматок мяса из большого золотого блюда.

Монтесума оставался безмятежным, он лишь посмотрел на занесенный меч, а потом с аппетитом откусил очередной кусок, выказывая тем самым презрение к смерти.

– Ни один из смертных не должен видеть, как император ест. Нужно оказать ему уважение, – негромко подсказала подошедшая Малинче.

Сунув меч в ножны, Кортес произнес:

– Я не силен во всех этих дикарских этикетах. А по большому счету мне на них просто наплевать. И если потребуется, то я засуну этот кусок мяса ему в глотку и буду держать его до тех пор, пока он, наконец, не сдохнет! Вот что, Малинче, переведи ему: какого дьявола он захватил в плен моего лейтенанта и его людей? Это заговор?

Малинче перевела. Император распрямился, теперь, когда он стоял рядом с Кортесом, было понятно, что он не только силен, но еще и очень высок.

Где-то у входа прозвучали выстрелы, сотрясая своды. Потом грохнул залп. Это испанский отряд отстреливался от наседавших ацтеков. На лице императора не дрогнул ни один мускул; некоторое время он молчал, как если бы рассчитывал на продолжение, а потом быстро заговорил.

– Что он там лопочет?

– Монтесума сказал, что не имеет никакого отношения к захвату испанцев. Они сами напали на ацтеков во время праздника. Сначала они отрубили руки и ноги барабанщику, потом поубивали главных жрецов храма и многих воинов, и тем ничего более не оставалось, как ответить на нападение и захватить большую часть отряда в плен. И теперь их ждет жертвоприношения богу войны.

– Почему он не прекратил расправу?

Малинче перевела. Император покачал головой и отвечал:

– Сейчас у жрецов больше власти, чем у меня самого. Жители меня не слушаются.

– Не слушаются, говоришь… Сейчас ты пойдешь к своим дикарям и скажешь им, чтобы они немедленно отпустили лейтенанта и его людей. Если не хочешь умереть.

Женщина выслушала короткий ответ и повернулась к Кортесу:

– Монтесума сказал, что не боится смерти, и приготовился к ней в тот самый день, когда испанский отряд вошел в город.

– Если ты сейчас не подойдешь к окну и не прикажешь своим людям разойтись, тогда мне придется подгонять тебя кинжалами.

Помолчав, император грустно произнес:

– Мне очень жаль, что мы с тобой в ссоре, брат. – И вышел на террасу.

Ацтеки, заполнившие площадь, в ожидании умолкли, а потом Монтесума что-то заговорил прямо в напряженные лица собравшихся.

– Что он там лопочет? – повернулся Кортес к Малинче.

– Он говорит, что нужно освободить лейтенанта, и тогда испанский отряд уйдет.

– Что за бред?! Мы никуда не собираемся уходить. Это земли короля Карла Пятого, и я, как губернатор этой земли, представляю здесь его волю!

Слова императора ацтеки встретили гневными криками, в Монтесуму полетел град камней, два из которых просвистели рядом с его головой. Даже не пытаясь увернуться, он продолжал стоять на террасе и что-то горячо говорил прямо в неистовую толпу. Потом вдруг резко повернулся и покинул террасу.

– Что сказали ему эти дикари?

– Ацтеки не желают его слушать и говорят, чтобы он немедленно спускался к народу, был рядом с ними в минуты наихудшего испытания для их государства, а иначе они приволокут его на площадь за платье.

– С этими дикарями вечно что-нибудь не так. Никогда не знаешь, как они поведут себя в следующую минуту.

– Командор, если толпа ворвется во дворец, то она разорвет нас в клочья. Уверяю вас, в этом случае нам не помогут никакие ружья.

– Надо убираться из этого чертового города как можно дальше. Мы вернемся сюда с большим гарнизоном и возьмем в руки город!

Капитан-генерал Кортес подошел к окну. На площади перед дворцом собралось не менее тридцати тысяч индейцев. В первых рядах, вооруженные копьями и боевыми топорами, стояли воины. Среди возмущенного моря людей они выглядели каменными изваяниями, какие конкистадор наблюдал перед святилищами. Кортес, знавший законы войны, отчетливо представлял, что застывшие лица свидетельствуют о решительности. Достаточно всего одной искры, пущенной в толпу, чтобы подмять и уничтожить караул с направленными в толпу ружьями.

Собравшиеся ацтеки подались вперед, потеснив отряд испанцев. В глазах молодого сержанта, почти юноши, Кортес заметил откровенный страх. Парень был молод, переполнен честолюбивыми планами, которые могли в одно мгновение закончиться под ударами ритуального ножа на ступенях храма. Наверняка где-то в Испании сержанта ждет красивая невеста, которой будет даже не суждено узнать, какой страшной смертью погиб ее суженый.

Стараясь унять нахлынувший ужас, он неистово закричал, гневно взмахнув мечом:

– Разойтись! Разойтись!

Яростный крик сержанта ацтеки приняли за вопль отчаяния. Толпа колыхнулась, но лишь затем, чтобы в следующее мгновение еще более потеснить испанский отряд.

Предупреждающе грохнул оружейный выстрел. Толпа разом отхлынула, обнажив перед дворцом аккуратно выложенную каменную плитку. На какое-то время на площади установилась тишина, потом в испанских солдат вновь полетели булыжники.

Немолодой индеец с глубокими шрамами на лице вышел вперед, держа в одной руке деревянный щит, обтянутый кожей, а в другой – дубинку с обсидиановым лезвием. На его нижней губе было золотое украшение, свидетельствующее о том, что он принадлежит к высшей знати. На спине длинными ремнями закреплен небольшой барабан, какой обычно встречается у ацтекских военачальников, чтобы подавать своим воинам команды. За ним осторожно двинулось полторы дюжины индейцев из его личной охраны. Этих смертью не испугаешь. Даже если их перестрелять из пищалей, то следующий выдвинувшийся отряд индейцев покрошит испанцев на куски.

Кортес понимал, что располагает минимумом времени. Возможно, уже через мгновение он услышит на лестницах дворца топот сандалий воинов и их душераздирающий боевой клич.

– Ацтеки не желают нас выпускать. Они хотят всех нас убить, – спокойно объявила Малинче, видно приготовившись к неминуемой смерти.

Если бы не губы, дрогнувшие при последних словах, страха было бы не распознать.

– Сделаем вот что, пускай Монтесума скажет им, что проводит нас до окраины города.

Малинче, стараясь не смотреть императору в лицо, как того требовал обычай, быстро перевела. Император что-то резко ответил.

– Он отказывается выходить из своего дворца.

– Скажи ему, что если он не послушается нас, то умрет. У нас просто нет другого выхода!

Монтесума посмотрел на Кортеса, который учтиво улыбнулся и в знак почтения даже слегка наклонил голову. Император вновь вышел на террасу. Толпа, узревшая своего императора, затихла. Некоторое время он что-то говорил, а потом вернулся в комнату.

– Он сказал все, что от него требуется? – повернулся Кортес к побледневшей Малинче.

– Да.

– Чего встали? – прикрикнул Кортес на солдат. – Хватайте его под руки и тащите в карету.

Двое солдат, взяв императора под руки, повели из комнаты. Император что-то отчаянно выкрикнул, пытаясь освободиться от крепкой хватки.

– Что он там лопочет? – спросил Кортес, повернувшись к переводчице.

– Император говорит, что ни один смертный не должен дотрагиваться до него.

– Нам сейчас не до этикета.

– Если ацтеки увидят, как солдаты обращаются с императором, то они просто убьют их. И нас вместе с ними… Их не остановят никакие жертвы!

– Проклятье! Отпустите его, – распорядился Кортес.

Солдаты послушно отпустили упирающегося императора. Некоторое время Монтесума стоял посредине комнаты, свирепо раздувая ноздри, а потом неожиданно бросился в сторону окна.