Текст книги "Мистика древних курганов"

Бессарабская архивная комиссия – создание и попытки деятельности

Южные губернии нашего отечества так изобилуют местами, прославленными в древние времена, что нельзя не сожалеть, что многие из них доселе остались без особенных исследований.

А. С. Уваров, 1856

В этом отношении особое место занимает деятельность Бессарабской губернской ученой архивной комиссии (БГУАК), которая входила в общероссийскую систему губернских исторических архивов и ученых архивных комиссий и наряду с архивными пыталась проводить также и археологические исследования. О том, что в Бессарабии внимательно следили за культурной жизнью в центре страны и инициативами Российской академии наук, свидетельствует «Представление» бессарабского губернатора, генерал-лейтенанта Александра Петровича Константиновича министру внутренних дел, действительному тайному советнику И. Л. Горемыкину, отправленное 24 марта 1898 года. В нем автор хотя и витиевато, но весьма убедительно пишет: «Следя за повсеместным возрастанием в русском обществе сочувствия к предпринятому Академией наук великому делу возбуждения в губерниях любви к их историческим памятникам и к принятию мер для приведения их в известность, описания и охранения от порчи и уничтожения, я убедился, что движение это, охватившее почти всю Россию, нашло отклик себе и в Бессарабии, этой богатой стране и историческими судьбами, и разными памятниками старины, важными во многих отношениях, и историческими лицами, с деятельностью которых связаны судьбы этого края, служившего в течение веков ареной жизни и борьбы многих народов и племен, разнородных как по национальности, так и по вере, нравам, обычаям и быту. Ввиду этого учреждение здесь архивной комиссии и исторического архива, по мнению моему, представляется весьма желательным и своевременным».

В результате переписки с министром, а затем и с директором Археологического института профессором Н. В. Покровским уже 23 мая 1898 года, всего через два месяца, разрешение И. Л. Горемыкина было получено. А спустя три месяца (поразительно краткий срок для, казалось бы, неповоротливой бюрократической машины!), 23 августа 1898 года, в здании Кишиневского реального училища уже состоялось торжественное открытие БГУАК. Показателен список приглашенных и присутствующих на этом торжестве: бессарабский губернатор, епископ Кишиневский и Хотинский, управляющий Бессарабской палаты, все директора кишиневских гимназий и другие «отцы города».

С неслыханной для нашего времени оперативностью были решены организационные вопросы: в здании реального училища выделены помещения для архива и библиотеки с музеем, а также актовый зал для заседаний. Комиссия объединила 200 действительных членов и около 100 поддерживающих ее лиц, из взносов которых финансировалась ее деятельность. Позже финансовую поддержку оказывало и земство. Попечителем БГУАК был назначен бессарабский губернатор А. П. Константинович, а ее представителями на протяжении всего времени существования были директор Кишиневского реального училища Николае Кодряну, сенатор Павел Дическу и бессарабский ученый Павел Горе. Секретарем комиссии, а также редактором и фактическим автором трех томов монументального издания «Труды Бессарабской губернской ученой архивной комиссии», вышедших в Кишиневе в 1900, 1907 и 1909 годах, являлся историк и пушкинист, большой поклонник древностей Бессарабии Иван Николаевич Халиппа, на личности которого стоит остановиться особо.

И. Н. Халиппа, старший брат Пантелимона Халиппы – депутата румынского парламента от Бессарабии, сенатора, поэта и публициста, родился в 1871 году в семье псаломщика в селе Куболта Сорокского уезда на севере Молдавии. Начав образование в школе в Бельцах, он продолжил его в Кишиневской духовной семинарии, а затем окончил Киево-Могилянскую духовную академию и получил назначение на должность помощника инспектора Кишиневской духовной семинарии. Будучи постоянным секретарем комиссии, И. Н. Халиппа являлся самым активным и преданным ее членом и одновременно археологом-любителем. В августе 1899 года он принял участие в работе XI Археологического съезда в Киеве, на котором продемонстрировал составленную им «Археологическую карту Бессарабской губернии». По словам И. Н. Халиппы, на эту карту, выполненную по данным корреспондентов и снабженную таблицей по отдельным категориям древностей, были нанесены 1464 кургана, 18 пещер, 49 городищ, 84 менгира (вертикально вкопанные каменные плиты. – Примеч. авт.) и другие памятники. Собранные сведения были переданы секретарю Губернского статистического комитета М. М. Савинскому и должны были быть опубликованы в «Обзоре Бессарабской губернии за 1901 год». Однако по невыясненным причинам этого не произошло, и дальнейшая судьба уникального и чрезвычайно ценного для археологов труда неизвестна.

Следует сказать, что БГУАК хоть и была с помпой открыта, но с самого начала финансировалась в основном за счет частных пожертвований. Лишенная средств для археологических раскопок и профессиональных научных кадров, она была обречена на жалкое существование. Поэтому ее археологическая деятельность сводилась в основном к декларациям о необходимости и пользе занятий этой наукой. Отсутствие денег печальным образом сказалось и на созданном при комиссии музее. Для него так и не нашлось ни приличного помещения, ни каких-либо средств для приобретения экспонатов. Он бессистемно пополнялся за счет случайных подарков и редких пожертвований. В результате какой-либо ценной музейной коллекции создать так и не удалось. Материальная скудность сказалась и на практической деятельности. За все время ее существования члены комиссии совершили всего лишь несколько небольших археологических поездок с незначительными научными результатами.

В 1901 году И. Н. Халиппа выехал в село Стохное Оргеевского уезда, откуда привез каменный топор, а в 1903 году – в село Волчинец Кишиневского уезда, где в лощине Ла Бечь («У погреба») осмотрел продолговатый курган. По сообщению краеведа, первоначально он находился в лесу, но в настоящее время распахан, обсажен виноградником и действительно имеет вид погребного вала. На его поверхности он обнаружил массу толстостенных черепков, но установить их принадлежность не сумел. Одновременно он выяснил, что два года назад насыпь обвалилась и в ней был найден глиняный котел, закрытый сверху громадной плитой. Естественно, что «любопытные… его разбили, но ничего в нем не нашли, кроме пепла золы «от сожженного платья».

Каменный топор, привезенный И. Н. Халиппой из Оргеевского уезда

Более продуктивной оказалась другая поездка, которую совершили И. Н. Халиппа и член комиссии А. Л. Крылов в июле 1902 года. Здесь, у села Чеколтены Оргеевского уезда, они за один день «изучили» несколько курганов.

Любитель старины и «маленькая археологическая экскурсия»

Вот вы проезжаете мимо этих молчаливых памятников времен минувших. Тщетно вы вопрошаете их, кто и с какой целью их насыпал? Кто и что в них есть? Таинственное прошлое выступает пред нашими глазами и нашим умом, и мы начертываем при помощи воображения картину прошлого.

А. Л. Крылов, 1902

Имя А. Л. Крылова практически ничего не говорит ни профессиональным археологам, ни знатокам-краеведам. А между тем личность эта весьма примечательная и совсем не характерная для сонного губернского городка. О А. Л. Крылове – провинциальном любителе древностей и активном члене Бессарабской архивной комиссии, сохранилось очень мало сведений. Известно лишь, что служил он во Владимирской, Виленской и Херсонской губерниях, Казани и Донской области. Затем был переведен в Кишинев, где занимал должность директора народных училищ Бессарабской губернии. Уже на Дону он предпринял раскопки курганов и сделал описание сохранившихся каменных баб. Из раскопок в Сальских степях (Калмыкия) А. Л. Крылов составил археологическую коллекцию, которую экспонировал на антропологической выставке в Москве. После доклада о каменных изваяниях и о старине Дона на археологическом съезде в Одессе был избран членом Императорского Русского археологического общества и Московского археологического общества, а в 1895 году становится действительным членом Одесского общества истории и древностей.

Несмотря на столь внушительный послужной список и звания, А. Л. Крылов не оставил сколько-нибудь серьезных научных трудов, так как все его публикации однозначно свидетельствуют, что он был лишь фанатичным любителем археологии, но отнюдь не академическим ученым. В его заметках содержится ряд интересных предложений, есть очень точные наблюдения и зарисовки, но в первую очередь это околонаучная беллетристика. Ее интересно читать, так как она бесхитростно передает ту интеллектуальную атмосферу, в которой вращалась русская провинциальная интеллигенция.

«Есть один, особенно характерный, памятник старины глубокой – это курганы, – отмечает в назидательной статье "Значение и поучительная сторона занятий археологией" А. Л. Крылов. – Они рассеяны по всему лицу русской земли. Во многих местах они исследованы и дали громадный материал для изучения археологии». Вспоминая о своих раскопках в Калмыкии, он пишет, что его интерес сообщился и другим лицам: «Во время раскопок курганы были окружены народом». (Замечу лишь, что с веками эта тенденция не изменилась.) Далее он совершенно справедливо продолжает: «То напряжение, с которым исследователи пытаются найти тайну курганов, очень интересно. И в Бессарабии точно так же должны быть исследованы курганы, и они скажут много о былом Бессарабии. Желательно, чтобы раскопки охватили как можно большую область. И тогда явится прошлое в предметах, кои погребены в недрах земли. Сии предметы покажут, где и как жили люди, обитавшие когда-то в старину на местах, на которых мы обитаем в настоящее время. Изучение памятников старины очень поучительно и интересно. А прошлое так важно знать», – бесхитростно заключает автор.

Изделия II—XII веков, обнаруженные «любителями археологии» в курганах у села Чеколтены

Одновременно он поднимает очень важную для того времени проблему, указывая на то, что, наряду с изучением храмов, архивов и языков, надо особое внимание уделить и древним степным сооружениям. «Когда будут исследованы, описаны и нанесены на карту все курганы, находящиеся в Бессарабской губернии… тогда можно будет сказать, что нечто сделано для Бессарабии. А пока, если сравнить с тем, что сделано в других губерниях, по вышеуказанным статьям, для Бессарабии не сделано, собственно, ничего», – справедливо заключает автор. Таким образом, спустя 60 лет после призыва Д. М. Княжевича в Одессе А. Л. Крылов вновь поставил вопрос о картографировании всех курганов края. К сожалению, его никто не услышал. Мало того, до настоящего времени эти призывы актуальны, так как эта необходимая и крайне важная работа не доведена до конца ни в одной из стран СНГ!

Именно А. Л. Крылов явился инициатором поездки в село Чеколтены, чтобы получить, по его словам, «опыт раскопки курганов в Бессарабской губернии». Этот «опыт» несет несколько анекдотичный характер, и нельзя без улыбки читать его отчет «Маленькая археологическая экскурсия», занявшая всего три странички текста. Во время своих поездок по Бессарабии А. Л. Крылов давно наметил несколько курганных групп для будущих изысканий. С поразительным простодушием он пишет: «Я наметил много мест, в коих можно было покопать курганы, но те места были большею частью далеки, а времени у нас так было мало, что мы старались в возможно короткий срок раскопать, сколько возможно, курганов». В результате 18 июля 1902 года он совместно с И. Н. Халиппой, прихватив своего «мальчугана лет восьми», отправился на раскопки. Решено было ехать в село Чеколтены, расположенное в 18 верстах от уездного городка Оргеев.

На место они прибыли к вечеру следующего дня и немедленно обратились к местным властям с просьбой, чтобы к утру они предоставили несколько рабочих. К просьбе отнеслись с пониманием, и утром 20 июля к заезжим гостям явилось более 40 местных крестьян. Самое поразительное началось дальше. В течение одного только дня «раскопали» шесть небольших курганов. Курганы раскапывались, видимо, длинной сплошной траншеей, так как А. Л. Крылов отмечает: «Раскопки мы вели вдоль всех курганов. Если случалось, что находили какие-либо предметы: кости людей, лошадей, металлические предметы, то копали и в сторону от главной траншеи. Можем похвалиться тем, что раскопками заинтересовались даже самые рабочие, которые работали с истинным усердием». Последнее неудивительно, так как кишиневские господа неплохо по местным меркам заплатили крестьянам. При этом, разумеется, никакой научной документации не велось. А. Л. Крылов лишь лаконично отметил: «Скелеты и остатки металлов мы находили во всех курганах».

В итоге в течение дня с 45 рабочими они «раскопали» «до 6-ти курганов, высотой аршин по 7 и в окружности до 50-ти» и после работы еще успели устроить пикник, прекрасно проведя день. Не очень сильно огорчил и тот факт, что они не могут «похвалиться обилием находок». А. Л. Крылов в этой поездке преследовал еще одну цель, о которой также поведал читателю: «Поездку эту я предпринял на свой счет, в видах ознакомиться с тем, во сколько может обойтись вообще раскопка курганов. На основании опыта могу сказать, что раскопка даже больших курганов сравнительно обходится не очень дорого. Поэтому, если ассигновать на этот предмет несколько сот рублей, можно будет раскопать значительное число курганов, и в особенности могильныя. Таковые курганы дадут нам множество всевозможных памятников старины глубокой. Только для этого нужно соединиться нескольким любителям, кои бы интересовались этим делом». К счастью для науки, этим планам не суждено было сбыться. Из-за отсутствия средств подобная полевая деятельность скорее декларировалась, чем велась на самом деле. В Бессарабии больше не нашлось таких же бескорыстных любителей археологии, готовых жертвовать собственные деньги для выкапывания из земли костей и непонятных обывателю железок.

Сегодня составить полное представление о характере этих курганов крайне сложно. Удалось лишь установить, что во время «археологической экскурсии» были найдены два лошадиных и семь человеческих скелетов, фрагменты лепной посуды, костяные кольцо и шило, а также медное неспаянное кольцо. Естественно, что от такой «научной деятельности» с активным отдыхом на природе было мало пользы, к тому же частично разрушались археологические памятники, сведения о которых практически не доходили до научных кругов. Судя по описаниям, все обнаруженные погребения относились к позднекочевническому времени. Именно эти курганы с заплывшими в центре ямами были исследованы молдавскими археологами в 1988 году. Показательно, что большинство из обнаруженных ими захоронений принадлежало позднекочевническим племенам и сопровождалось множеством изделий из железа.

«День раскопок доставил нам много истинно-бескорыстно-любительских наслаждений. Обратный путь наш посвящен был беседам о прошлом Бессарабии», – заключает автор. После этих слов легко представить крытую коляску, пылящую и переваливающуюся на ухабах по грунтовой дороге в сторону Кишинева, а в ней, усталые и довольные, возвращаются домой самые неугомонные члены Архивной комиссии. Слегка разморенные крестьянским вином и хорошей закуской, они рассуждают о минувших временах этой благодатной земли. После такой картины трудно не согласиться с поговоркой, родившейся на Туманном Альбионе: «Археология – самое прекрасное хобби, но самая ужасная профессия!» Наверное, не стоит нам быть слишком пристрастными к своим предшественникам. Все же не так уж плохо, что на заре прошлого века на юге Российской империи еще находились любители, которые получали от занятий археологией «истинное наслаждение».

«Анкета Н. Могилянского»

Бессарабия, особенно ее южная половина, представляется с исторической точки зрения главными воротами, через которые проходили варварские народы в эпоху своего переселения с востока на запад, а частью и наоборот.

Ф. И. Кнауэр, 1889

В 1910 году И. Н. Халиппа продвинулся по службе и, получив новое назначение, переехал из Бессарабии в Россию. С его отъездом практически прекратилась деятельность Бессарабской архивной комиссии.

Керамика различных культур, характерная для курганов Бессарабии (гравюра XIX века)

Однако Кишинев все же не остался без поклонников и любителей археологии. В 1904 году создается Бессарабское общество естествоиспытателей и любителей естествознания. В 1913 году член общества Н. К. Могилянский начинает составлять карту древностей, подобную той, которую сделал в свое время И. Н. Халиппа. Он рассылает анкетный листок по адресам корреспондентов статистического отдела губернского земства для внесения в него данных об имеющихся здесь памятниках старины и обнаруженных археологических находках. По мнению современников, эта работа дала «очень удовлетворительные для начала результаты». Ее судьба оказалась более счастливой, чем карта его предшественника. Обработав полученные сведения, Н. К. Могилянский написал специальную статью по археологическим памятникам Бессарабии, которая спустя два года была опубликована кишиневским краеведом Яковом Эбергардом как «Анкета Н. К. Могилянского». Она является первой дошедшей до нас археологической картой, посвященной Бессарабии. Поэтому остановимся на ней подробнее.

По предварительным подсчетам, в анкете имеются указания на существование в Бессарабии в 1913 году 1079 курганов, 94 древних кладбища, 28 насыпей-валов, 24 пещеры и 66 древних городищ, или селищ. По мнению автора, «все эти памятники разбросаны по губернии повсеместно… причем больше всего их находится в трех северных уездах: Хотинском, Сорокском и Бельцком, несколько меньше в южной части губернии, в уездах Бендерском, Аккерманском и Измаильском, и сравнительно мало в двух средних уездах – Кишиневском и Оргеевском». Курганам в анкете уделено специальное место. Они были разделены автором на «могильные и сторожевые», а по времени происхождения отнесены к киммерийскому, скифскому, дакийскому периодам и позднейшим эпохам. Н. К. Могилянский увидел в Бессарабии две системы сторожевых курганов: одну линию в Бельцком уезде над Прутом, где в него впадает река Чугур, другую – «несколько южнее города Бендер, откуда она поворачивает к Днестру и оканчивается ниже села Копанки Бендерского уезда». Одновременно он отмечает, что у многих крупных курганов имеются имена и часто с ними у местного населения связано множество рассказов и легенд о зарытых в них кладах или сокровищах. Вместе с автором проследим за наиболее интересными курганами начала прошлого века.

«Между селами Лопатник и Богданешты имеется курган "Бортоса" с углублением посередине и следами боковых ходов. Рассказывают, что в былые времена под этим курганом скрывались разбойники, имевшие подземный ход от кургана до Прута. В действительности и ныне идет от него по направлению к Пруту ров, который, может быть, и есть провалившийся ход. Между прочим, в этом кургане найдено крестьянами несколько сот старинных монет, одна из которых даже прислана при анкете.

В полуверсте к востоку от села Старая Кобыльня находится весьма любопытный курган под названием "Мовила луй Пантелеймон". Он имеет вид креста и с восточной стороны кончался скалой. Тут же имеются две ямы, которые, возможно, служили ходами во внутрь кургана. Сооружение кургана население приписывает туркам, так как близлежащая местность и поныне называется "Фынтына туркулуй" ("Турецкий источник"). Известен он и потому, что под ним зарыты богатые клады, которые, однако, нельзя раскопать, так как на них лежит роковое проклятие. Местный сельский писарь свидетельствует, что кто-то вздумал раскопать однажды могилу, но был при этом "отброшен какой-то неведомой силой"…

Вокруг села Глодяны расположены курганы Сочи, Татарилор, Гултурулуй и Петруни. Они, по преданию, насыпаны турками или татарами и служили наблюдательными пунктами. Действительно, об их принадлежности к разряду сторожевых можно судить по тому, что с их вершин видно далеко. Тут же находится большой курган-вал "Уриеш", в котором, по преданию, похоронен великан.

В Корнештской волости около села Мегуры на вершине горы того же названия имеется высокий курган, очевидно сторожевой. Гора Мегура, между прочим, является одной из самых высоких точек в Бессарабии: отсюда в ясную погоду виден румынский город Яссы, отстоящий на расстоянии 40 верст.

В Кишиневском уезде особенно интересен курган "Джамана" ("Близнецы"), находящийся около села Бужорь. Он состоит из двух расположенных рядом больших курганов, из которых один немного ниже другого. Конечно, и под этим курганом закопан клад – турецкий и очень богатый. Но он так же недоступен простым смертным, как и большинство бессарабских кладов. "Так что, – пишет корреспондент, – никто приступить не может потому, что ночью оттуда выходит огромный баран".

Около села Чок-Майдан Комратской волости имеются два кургана, за которыми сохранились татарские названия "Бююк" и "Кючюк" ("Большой" и "Малый"). Близ села Беш-Гиоз Чадыр-Лунгской волости в полосе расположения нескольких курганов, по словам старожилов, тоже закопан какой-то злосчастный клад. Один человек искал тут клады, но что с ним случилось, никто не знает. Пришел он домой, лег в постель и помер.

Интересен курган у села Талмазы, где было найдено много различных предметов. Вокруг села Гура-Роши Паланкской волости расположено восемь курганов, а на самом большом из них, на берегу Днестровского лимана, стоит камень "с какой-то надписью"». В одном кургане близ села Волонтировка был найден при раскопках "стоячий", как выражается корреспондент, человеческий скелет, а на его голове "было штук 10 больших камней".

Интересны некоторые народные представления о происхождении курганов, о которых сообщает Н. К. Могилянский. Вот что пишет об этом анонимный корреспондент из села Эскиполос: «То дети великанов играли в песочки, и от этих игр остались такие курганы». В той же анкете имеется много сведений и о находках различных древностей во всех районах Бессарабии. Некоторые из них были обнаружены непосредственно во время разрушения или ограбления курганов. Так, в 1910 году крестьянин Иустин Стерку нашел около села Телицы старинную медную вазу с ручкой, которую затем выгодно продал цыганам за 16 рублей. В другом месте близ разрытого кургана находили жернова ручных мельниц, курительные трубки и другие предметы. А в кургане около села Ташлык были случайно обнаружены медный шлем, панцирь-кольчуга, половина меча и крупный человеческий скелет. Судя по набору оружия, здесь оказалось разрушенным богатое воинское захоронение. Все эти находки были переданы местной полиции, где и благополучно пропали. Здесь же один человек копал погреб и нашел «две медные кастрюли и большой чугунный котел ведер на восемь». Скорее всего, и в данном случае было уничтожено древнее захоронение скифской культуры с бронзовым котлом и медной импортной посудой.

Говоря в целом о проведенной Н. К. Могилянским работе, следует отметить ее достаточно высокий для своего времени уровень. К сожалению, эта анкета не получила широкой известности и была незаслуженно обойдена вниманием специалистов.

На основании «Анкеты Н. К. Могилянского Я. Эбергардт сделал сообщение на одном из заседаний секции бессарабоведения Общества естествоиспытателей и любителей естествознания «О некоторых памятниках старины и археологических находках в Бессарабии». В заключение сообщения он предложил интересную программу развития археологии в крае, которая включала следующие пункты:

1) приобретение всех имеющихся на рынке трудов и изданий по истории и археологии Бессарабии;

2) составление и издание материалов и трудов, а также подробного путеводителя по древней Бессарабии;

3) принятие мер к приобретению коллекций древних монет и других находок, которые бы положили основу созданию в Кишиневе историко-археологического музея;

4) составление программы исследований памятников старины края, которую необходимо послать для просмотра и обсуждения в Императорскую археологическую комиссию;

5) приложение всех усилий к сохранению исторических и археологических памятников Бессарабии.

В результате обсуждения общество постановило: «… принимать меры к сохранению исторических памятников, собирать археологические находки и учредить историко-археологический музей в Кишиневе». Трудно сказать, как развивалась бы дальнейшая работа этой секции, но начало Первой мировой войны помешало осуществлению задуманных планов. Следует отметить и то, что почти все пункты этой программы остаются актуальными и в настоящее время.

Однако столетие назад множество археологических памятников оставалось еще в первозданном состоянии: часто встречались городища и валы, а курганы были неотъемлемой частью местного пейзажа. Их практически не трогали в тех районах, где сохранялся еще патриархальный уклад жизни. Лишь чрезвычайные события могли нарушить его неспешное традиционное течение.