Текст книги "Сказка для волка"

– Присоединишься ли ты к нашей охоте, Хорт? – Взгляд Артема был устремлен в землю.

– Нет, – спокойно отвечал мужчина, и рука его перемещается на мою талию. – Я буду играть с нашей особенной гостьей, а вам оставляю козочку.

– Машка! – заорала я изо всех сил. – Беги, дура! Беги!

– Что? – растерянно спросила она.

А я вспомнила, где видела такие же глаза, как у Артема. И не глаза даже, а голодный взгляд животного. Волки. Меня в яму тогда гнали волки с подобным взглядом.

– Мари, а вот и сюрприз. – Артем хищно улыбнулся и подошел к ней вплотную, после чего схватил за обе руки и потащил к еле заметной калитке, которая вела в сторону леса.

– Артем, я не понимаю. – Маша растерянно взглянула на меня.

Она шла, спотыкаясь, цепляясь небольшими каблучками за дерн.

– Все просто, козочка моя. Ты сейчас очень быстро побежишь по лесу, а восемь волков будут тебя ловить.

– Это шутка? – Она все чаще запиналась, тормозя их передвижение.

– Шутки кончились, – хохотнул он, и они скрылись за калиткой.

Я невольно сделала шаг вслед за ними, наблюдая, как через ту же калитку выходят остальные семь человек. Рука Хорта по-прежнему лежала на моей талии, не выпуская из стальных объятий, но он не препятствовал мне в моем стремлении последовать за Маней.

Мыслить логически я уже не была способна, мозг отказывался анализировать происходящий вокруг бред. Покинув территорию особняка, я вынуждена была пройти по тропинке в глубь леса, где предо мной предстала компания Артема, окружившая мою Машку. Она плакала, не понимая происходящего, и просила прекратить столь глупо шутить.

– Ты, придурок, – вдруг разозлилась она, тыкая пальцем в сторону Артема. – Немедленно прекрати! Ты знаешь, кто мой отец?!

– Да мне начхать, – глумился Артем, начиная стягивать с себя вещи. Его примеру последовали все, кроме того, кто назвал себя Хортом.

Эту сюрреалистическую картину освещало заходящее солнце.

– Маша, беги! – вновь крикнула я. Но мою шею сдавила сильная рука.

Я рывком развернулась к тому, кто держал меня, как ни странно, он не препятствовал.

– Отпусти. – Смотрю ему в глаза, в которых явно проявляются желтые искры.

– Тоже хочешь поохотиться? – Его лицо озаряет мальчишеская улыбка.

– Псих. – Не раздумывая, пнула его под голень, от неожиданности меня выпустили, после чего я бросилась в сторону Мани.

А вокруг происходило что-то нереальное. Может, мой аутизм на самом деле был латентной шизофренией? Потому что как тогда объяснить происходящее? Это же берд сумасшедшего! Люди становились на четвереньки и начинали покрываться шерстью. Она довольно быстро росла через их кожу. Боже, да что это за чертовщина?!

– Мамочки, – скулила я, схватив Машку за руку.

Та как завороженная смотрела на происходящее, я же, наоборот, старалась этого не делать, в страхе травмировать свою психику больше, чем она есть. Мои инстинкты кричали мне «бежать!», и я им верила. Более того, я со всей своей силы тянула Маню за собой, в попытке оторваться от озверевших в буквальном смысле того слова преследователей.

Когда происходит нечто подобное, мозг концентрируется на одной мысли, успешно игнорируя остальные. Вот и сейчас мой тренированный разум мог думать лишь о побеге, нежели о происходящем вокруг.

Но Машка, в отличие от меня, тренированной не была. И бегала она так себе. Она была в истерике, ее била дрожь, а слезы застилали глаза. Опять же обувь у нее была явно неподходящая. Она была обузой, и я с ужасающей отчетливостью понимала, что вместе нам не выжить. Но нам дали фору, я прекрасно это осознавала. Вой. Волчий вой. Они начали свою охоту.

– Маша, пожалуйста, пожалуйста, шевели ножками, – тянула ее за собой.

На этот раз я была обута, но какая теперь разница? Ветки били по лицу, высокая трава цеплялась за ноги, мешая бегу. Пропадало дыхание, шум сердца заглушал рыдания Марии. Ломанулась я через чащу, в глупой надежде выбраться на дорогу, сделав приличную дугу. Вот только с монстрами в скорости нам не тягаться.

Рывок, нечеловеческий крик за спиной, и у меня похолодела кровь.

Машка выпустила мою руку. Как в замедленной съемке, я разворачиваюсь и наблюдаю за тем, как четыре огромных… волка рвут на части мою Маню. А трое других кружат вокруг. Я никогда не забуду ее крика. И ее взгляда. Она звала меня. Она умоляла помочь ей. Боль, навечно застывающая в ее глазах. Кровь, впитывающаяся во взрыхленную землю. Она пыталась отбиться, прикрывая локтями лицо и шею. Мне казалось, я слышу хруст костей и чавкающий звук плоти. Но вскоре руки превратились в кровавые ошметки, а в ее горло вгрызся волк со светло-серым мехом. Почему-то я решила, что это Артем. Кричать Маша перестала, короткий хрип, и лишь рычание волков, рвущих уже не сопротивляющееся тело.

Лес жил своей жизнью, источая прелый аромат травы и мха. Металлический запах окутал меня, отдавая солоноватым привкусом на языке. Я отчетливо понимала, что теперь моя очередь. Было до боли обидно выжить тогда, в лесу, и сдохнуть среди монстров теперь.

Нужно было позвонить дяде.

Бежать. Я должна бежать. Но на моем пути встал Хорт. Он протягивал ко мне руку и улыбался.

Пожалуйста, пусть все это окажется галлюцинацией. Пусть я очнусь в палате, как это уже было. Мне до рези в глазах хотелось зажмуриться. Но словно в бреду я продолжала держать глаза открытыми, мечтая ослепнуть.

Хорт нахмурился и посмотрел в сторону. На нас, словно лавина, бежали волки. Много волков. Много больших, злых волков. Тот, кто звал себя Хортом, подобного не ожидал. Он попытался рвануть в мою сторону, но не успел, между мной и им возник огромный черный волчара. Он щерил пасть и утробно рычал. На морде виднелись шрамы, а во взгляде лютая злоба. От неожиданности я опустилась на пятую точку. Ноги меня уже не держали. Черного волка интересовала не я.

Посмотрела туда, где еще недавно монстры убивали Машу. Теперь там убивали монстров. Я никогда не видела, как волк отрывает другому волку голову. Жадно вгрызаясь в шею, скуля и рыча, упираясь мощными лапами в землю, пропитанную кровью. А рядом лежало то, что осталось от некогда красивой и веселой девушки.

Скажите, чей бы мозг выдержал подобное зрелище? Мой – не выдержал. Начался очередной приступ. Я ушла в себя.

– Девочка моя, прости, – шептал кто-то мне на ухо. – Ру, приди в себя, пожалуйста.

Знакомый запах. И голос.

– Маленькая, все хорошо, все кончилось. – Горячая рука прикасается к моей щеке.

Нет, нет, нет!

Рядом со мной тяжело вздохнули, после чего горячий шершавый язык прошелся по моей щеке. Я взвизгнула и попыталась ударить того, кто посмел вырвать меня из моего собственного безопасного мира. Но двинуться мне не удалось.

– Са-ша, – хриплю я. – Са-ша.

Он крепко держал меня, прижав к обнаженной груди. Залитый кровью, лишь в одних штанах, он укачивал меня на своих руках. Меня пробила крупная дрожь, а потом я закричала. Кричала долго, с удовольствием, пыталась вырваться, царапалась и кусалась. Подобного поворота событий Саша не ожидал, но продолжал удерживать меня.

– Руслана, маленькая, – шептал он.

– Хорт, что с ней? – Этот голос я тоже узнала. Он был с Сашей в ту ночь в лесу.

Я замерла. Хорт.

– Успокоилась? – удивился тот же голос.

– Игорь, заткнись, – процедил Саша. – Леха, дуй в дом, соберите все вещи, что могли принадлежать девчонкам.

Мой измученный разум сжалился надо мной, сознание меня покинуло.

Яркие лучи солнца щекотали мой нос, сморщившись, я попыталась отвернуться. Не тут-то было, от солнышка не спрячешься, теплый луч проворно переместился на щеку, вырывая меня из сладкой неги сна. Мне было тепло, уютно, так хорошо, что совсем не хотелось просыпаться.

– Руська, – слышу я голос.

Рывком подорвалась на кровати, пытаясь найти источник голоса, испуганно шаря по собственной комнате глазами. Да, я была дома, в своей комнате, которую сейчас ярко освещало солнце.

– Проснулась наконец? – смеялась она. – Ну и горазда же ты спать!

Машка. Она сидела в кресле возле компьютерного стола, закинув ногу на ногу и улыбаясь мне своей привычной, чуть ехидной, чуть бесшабашной улыбкой. Как всегда на высокой шпильке, в коротенькой юбочке и обязательной кофточке с глубоким вырезом. Грудь третьего размера, как раз такая, о которой она давно мечтала. Ах да, этим летом она наконец исполнила свое желание. Безупречный макияж на улыбающемся лице лишь подчеркивал красоту ее невинных глаз.

Больше ничто не могло удержать меня в кровати. Сердце бешено рвалось из груди, горло сдавил спазм, не позволяющий продохнуть, ноги, казалось бы, сами несли меня к Мари. В мгновение ока я оказалась рядом с ней. Упав на колени, я в благоговении протянула к ней руку.

– Руська, ты чего? С ума сошла, да? – испугалась Машка.

– Да, – прохрипела я, выталкивая из горла звуки вместе с дыханием, которые, казалось, застряли там навечно. – Мань, ты жива.

Трясущимися руками я обняла ее ноги, уткнувшись лицом в Манины колени. Теплая, живая.

– Машка, мне такой сон страшный приснился, – всхлипнула я. – Такой страшный.

Меня трясло, рыдания рвали грудь, но успокаиваться я не собиралась. Живая, живая, живая.

– Тшшш. – Маня ласково погладила меня по голове.

– Маш, знаешь, я не права была. – Не отрывая лица от ее колен, я продолжала рыдать. – Мань, я должна была подпустить тебя к себе. Машенька, прости, прости, прости.

Мои бессвязные бормотания прервал ее легкий переливистый смех.

– Руська. – Ее ладонь покинула мою голову. – Да все хорошо, Руська. Мне здесь нравится.

Я похолодела.

Запах крови ударил в нос. Отпрянув, я посмотрела на Машу, точнее на то, что когда-то было Машей. Кровавые ошметки плоти, розовеющие куски мяса и среди всего этого ужаса такие живые, такие знакомые Машкины глаза.

– Нет, нет, нет, – бормотала я.

– Руська, прекращай истерику, – повысило голос окровавленное нечто.

– Скажи, что я сплю! – взвизгнула я, по-прежнему не желая верить. – Скажи, что все это продолжение кошмара. Скажи, что, когда проснусь, ты позвонишь мне и снова наорешь.

Странно видеть яркие, живые глаза посреди кровавого месива. Так же странно, как и жалость в этих самых глазах.

– Прости, – грустно сказала она. – Я ведь попрощаться пришла. И попросить. Чтобы выполнить мою просьбу, ты должна стать сильной. Перестань плакать, ты ни в чем не виновата. – Она говорила со мной как с маленьким ребенком.

Я замерла. Даже дышать перестала, и только обжигающе горячие слезы чертили дорожки на моих белых щеках.

– Похорони его рядом со мной, – ласково попросила она.

– Кого? – Смысл ее слов с трудом вязался у меня в голове с ее теплым, доброжелательным тоном.

– Артема, – невинно ответила она.

Очнулась я внезапно, резко садясь в постели. Вокруг царила кромешная темнота, и лишь тусклый, неясный свет пробивался сквозь широкое окно моей комнаты. Меня била мелкая дрожь, пижама противно липла к телу, вызывая мерзкое ощущение на коже.

Жутко хотелось в душ. Недолго думая я встала с постели, тут же скинула с себя все белье и, как была нагая, отправилась в ванную. Мне не нужен свет, мне и во тьме удобно. Я шла, громко шлепая босыми ногами по паркету. Тишина квартиры нарушалась лишь моими шагами, эти звуки доставляли мне какое-то нездоровое успокоение.

Шаг-шлеп, шаг-шлеп, замерла – тишина. Шаг-шлеп, шаг-шлеп, шлеп-шлеп-шлеп. А вот и душ. Здесь сиял тусклый голубой свет от неоновых ламп, установленных в прошлом году по моей прихоти. Вентиль холодной воды до упора, и не думать.

Через две минуты ноги уже не держали, медленно я сползла на кафельный пол. Мощные струи ледяной воды причиняли довольно сильную физическую боль. Ломило все тело, но двинуться я не могла, сил хватило только на то, чтобы лечь на бок и подтянуть к груди колени, обхватив их руками.

Горячие слезы смешивались с ледяной водой – плевать. Страшно, как же мне страшно. Хочется, как и эта вода, исчезнуть в черном зеве слива, чтобы больше меня никто не видел.

Внезапно глаза резанул яркий свет.

– Дочка! – слышу испуганный дядин голос.

Сначала прекратила литься вода, потом сильные дядины руки подняли меня с кафельного пола. Он нес меня в спальню осторожно, словно я была ценной китайской вазой династии Цинь. Впрочем, подобной чепухой дядя не увлекался, ему ближе было понятие золотого русского запаса. Да, именно так, словно я была его золотым запасом.

Эта мысль показалась мне невероятно забавной, настолько, что, не удержавшись, я заливисто расхохоталась. Должно быть, мой смех окончательно перепугал дядю. Включив ночник, он уложил меня в кровать. Достал из шкафа огромное полотенце, тщательно растер мое окоченевшее тело, после чего укутал во всевозможные одеяла с головой. Я по-прежнему смеялась.

Дядя Боря, не теряя времени, достал из кармана своего халата телефон и набрал какой-то номер.

– Владислав Игоревич, срочно приезжай. – Дядя нервно расхаживал по комнате, не спуская с меня глаз. – Да мне плевать, как ты это сделаешь, но чтобы максимум через полчаса был у меня! У Русланы срыв!

А дядя у меня забавный. Заставить человека нестись с одного конца города на другой, еще и за тридцать минут, вот что значит правильно поставленные задачи. Смешно. И я смеялась. А дядя Боря сидел рядом со мной на кровати, крепко прижимая мое содрогающееся тело к своей широкой надежной груди.

Доктор прибыл уже тогда, когда смех мне заменила икота. С дядиного позволения мне сделали укол.

Мне стало так спокойно, абсолютно ничего не хотелось, а главное – было невероятно лень думать. Тела своего я не чувствовала, оно было настолько легким, что не вызывало во мне какого-либо дискомфорта или других ощущений. Не было ни мыслей, ни воспоминаний, я просто сидела на своей кровати и смотрела в одну точку.

Под вечер действие лекарства прошло, но я по-прежнему продолжала сверлить взглядом точку на стене. Рядом со мной все это время находился доктор. Дядя периодически отлучался по делам, но каждую свободную минуту старался провести подле меня.

– Что с ней, Владислав Игоревич? – в который уже раз вопрошал дядя у бедного доктора.

– Шок, ступор, посттравматический синдром, – нервно размахивал руками доктор.

– Долго она такой будет? – не отставал дядя.

– Я не знаю, – устало отвечал доктор.

– Понятно, – обреченно вздыхал дядя Боря. – Езжай домой, Владислав Игоревич, спасибо тебе.

Доктор, не теряя более ни минуты, скользнул за дверь, оставляя дядю наедине со мной.

– Дочка, – тихо обратился он ко мне, – не знаю, слышишь ли ты меня. Я свое слово держу, ты не в больнице. Ты тоже обещала, помнишь? Слово дала, что больше меня не напугаешь.

Он взял мою безвольную кисть в свои горячие и сильные ладони. Никакой реакции. Так спокойней, так не нужно думать и можно поверить в то, что все случившееся лишь сон.

– Руслана, я знаю, рано или поздно ты очнешься, – неуверенно начал он. – Александр Назаров беспокоится о твоем здоровье. – Тут дядя невесело хохотнул. – Кто бы мог подумать, что безжалостный ублюдок будет переживать за тебя? Дочка, почему ты позвонила ему, а не мне? Как вы вообще там оказались?

Естественно, дядины вопросы остались без ответа.

Следующие три дня проходили в подобном ключе. Я не реагировала на внешние раздражители, не позволяя вывести себя из странного оцепенения, разрешая мыслям медленно ворочаться в голове. Дядя же всячески пытался достучаться до моего сознания. Ухаживать за безвольным телом в моем лице дяде помогала Анна Михайловна. Она безропотно выполняла всю грязную работу. Уход за психами и парализованными больными, скажу я вам, не самое благодарное дело. Все эти капельницы и кормления через силу… про естественные потребности я вообще молчу. Утка – наше все.

Периодически дядя заходил ко мне с различными сообщениями. То со мной желает говорить полиция, то Александр звонит.

А однажды он пришел ко мне и, встав в дверях, долго молчал.

– Наверное, все же лучше, что ты сейчас не здесь. Сегодня похороны Маши.

И ушел.

После этого я медленно поднялась с постели. Сколько дней прошло с тех пор, как я в последний раз двигалась? Конечности мерзко дрожали от слабости, суставы побаливали от долгого бездействия, но все же я двигалась. На дрожащих ногах дошла до душа, где быстро ополоснулась. Стало немного легче, облачилась в черное платье, волосы оставила распущенными, после чего осторожно побрела к входной двери.

Там-то меня и встретил дядя Боря. Он был одет в черный деловой костюм, белую рубашку и черный галстук. Ему абсолютно не идет подобный стиль.

Я лишь взглянула на него, молча и невыразительно, лицо до сих пор не обрело былой подвижности.

– Дочка… – растерялся он. – Очнулась?

Я попыталась обойти его, чего мне, естественно, не позволили.

– Руслана! – Боль в дядиных глазах почти достигла меня.

Он изрядно похудел, осунулся, в волосах прибавилось седины. Это с ним сделала я и продолжаю делать. Ласково глажу его по щеке, мне так хочется его успокоить, но отчего-то язык не слушается меня. Я не могу говорить. Не могу кричать и плакать. Остается корежиться от просыпающейся боли, запертой в клетке собственного тела.

– Ты хочешь на похороны? – Дядя всегда был умным мужиком, да и годы жизни со мной сыграли немалую роль.

Я молча кивнула. Больше он у меня ничего не спрашивал. На кладбище мы прибыли в таком же гробовом молчании.

Стояла яркая солнечная погода, Машке бы понравилось.

Проводить Марию пришло довольно много людей. Ее подруги, ухажеры, партнеры ее отца, многочисленные родственники.

Хоронили ее в закрытом гробу. Отчего-то мне казалось, что все это нереально, что гроб пуст и Маня вот-вот выпрыгнет из-за ближайшего памятника и с криком «Шутка!» бросится мне на шею. Но ничего подобного не происходило. В голос выла женщина – мать Маши. Маня на нее похожа. Была. Машин отец стоял рядом с женой, мне хватило одного лишь взгляда на него, чтобы почувствовать холодные щупальца страха вновь. Испугалась я не бледности некогда смуглого здорового мужчины, не его неестественной худобы и не его сильно постаревшего вида, испугалась я его глаз. Сухие, воспаленные пустые глаза. Это страшно, действительно страшно, когда человек, которого ты знала как уверенного в себе властного мужика, ссутулившись, стоит над могилой собственного ребенка, где хоронят его душу. Ведь он даже не плакал, не мог больше. Подобное нельзя описать словами. Безысходность, пустота – это все не то. И хочется выть от тоски и боли, когда видишь, как он подходит к гробу собственного ребенка и падает на колени словно подкошенный, не в силах больше сделать шаг. И только посиневшие губы шепчут: «Доченька, да что же это? Не шути так с папой. Доченька».

Отчего-то ничего более я запомнить не смогла, ни лиц гостей, ни их количество, лишь родителей, что пережили свою дочь. Женщину, из глаз которой ушла жизнь, и мужчину, который сломался, потеряв единственный смысл жизни. Чуть позже дядя попытался мне что-то сказать, я уловила имя Александра, но внимания не обратила.

– Руслана, постой здесь, я сейчас вернусь. – И дядя отошел к какому-то грузному мужчине.

Окружающие сторонились меня, словно чумной, а я оставалась ровно на том месте, где меня оставил дядя Боря. Солнце слепило глаза, желая хоть как-то укрыться от него, я опустила веки. Но вдруг меня укрыла чья-то тень, вызывая невольное любопытство и заставляя открыть глаза.

Напротив меня стоял Машин отец. Внешность его была непримечательной, выше среднего роста, чуть полноватый… был когда-то, рыжий, с усами. А сейчас седой. Он смотрел на меня пустыми глазами, в которых постепенно разгорался нездоровый огонек.

– У меня к тебе всего один вопрос. – Голос его был сиплым, он словно говорил через силу. – Почему она, а не ты?

Тут-то меня и прорвало. Слезы брызнули из глаз, губы затряслись, я больше ничего не видела сквозь сплошной поток слез.

– Не трогай ребенка, Михаил, – услышала я. – Она тоже чья-то дочь.

И меня приобняли за плечи.

– Са-ша? – не поверила я.

Мои первые слова за долгое время.

– Я, маленькая, – шепнул он мне на ухо.

Машин отец посмотрел на меня, как на диковинную зверюшку, после чего искра осознания пронзила его взор. Ссутулившись, он побрел в противоположную от нас сторону.

– Александр, – подбежал к нам дядя, – что произошло?

– Прости меня, дядя Боря. – Я бросилась ему на шею. – Спасибо тебе.

Любой нормальный человек, если бы знал, в каком состоянии я находилась еще два часа назад, удивился бы той легкости, с которой дядя привез меня в столь людное место. Но ведь это мой дядя. Он слишком хорошо меня знает.

– Руслана, все хорошо. – Он сжал меня чуть крепче. – Сейчас мы поедем домой, поговорим, а потом отправимся к морю. Хочешь на море?

Точно, он же частенько говорил, что увезет меня к океану, когда я была не в себе, уговаривая очнуться.

Он чуть отстранил меня, с тревогой заглядывая в глаза.

– Дядя, миленький, – я судорожно вздохнула в попытке успокоиться, – теперь все в порядке. Мы обязательно поедем отдохнуть, только не сейчас. Ладно? Сейчас мы поедем домой. И Александр с нами, он меня спас, ему можно.

– Хорошо, дочка, все, что захочешь, – согласился дядя, мрачнея на глазах. Хотя, казалось бы, куда больше?

– Я поеду в машине Александра – мне спокойно, когда он рядом. – Я улыбнулась и сделала шаг назад.

Дядя Боря был против, что читалось в его взгляде, но промолчал. Все что угодно, лишь бы я вновь не сходила с ума.

Покинув родные дядины объятия, я почувствовала некий дискомфорт, а при взгляде на Сашу дискомфорт готов был превратиться в тотальную истерику. Спокойно? Ха! Да меня трясти начинает, только представлю, что я с ним в одной машине окажусь. Но надо. Надо притворяться, надо обманывать и надо наконец принять весь тот ужас, который произошел со мной и которому еще предстоит воплотиться.

Александр подошел ко мне и подал руку. Какой галантный, однако. Медленно мы шли к выходу с кладбища. По сторонам я не смотрела, погруженная в свои собственные размышления, доверчиво следуя за мужчиной. Понимала ли я, что делаю? Понимала. Знала ли? А вот знаний мне как раз не хватало. Все то время, что провела в образе овоща на собственной кровати, я думала. Оказывается, отсутствие мыслей – это не совсем то определение, которое смогло бы верно охарактеризовать мое состояние. Ведь человек не может не думать, мысли – это рефлекс, у кого-то врожденный, у кого-то приобретенный (моя собственная теория). Сначала в моей голове были лишь образы, я раз за разом переживала тот день. Потом уже пошли мысли и рассуждения. Единственное, чего у меня действительно не было, так это эмоций. Мысли без эмоций отдавались во мне глухим эхом, будто и не я вовсе заставляю мозг работать на всю мощность.

Мы подошли к тому самому джипу, и Александр открыл передо мной дверцу автомобиля. Взобравшись в уже знакомое нутро машины рядом с водительским сиденьем, я отчего-то расслабилась. Вспомнилась наша первая встреча. Александр обошел авто и спокойно уселся на водительское место, уверенным движением завел мотор.

Я внимательно наблюдала за всеми его действиями, наблюдала и думала.

– Ты опоздал, – нарушила я молчание.

– Нет, – спокойно ответил он.

Его ответ взбесил меня неимоверно. Но я держалась.

– Маша умерла. – Мой тон был равнодушен.

– Но ты жива, – вел спокойно и плавно.

То есть моя жизнь для него приоритетна? Очень интересно. Меня начала бить дрожь тихой ярости. Заметив мои дрожащие руки, Саша нахмурился:

– Зря Борис тебя привез. Давно в себя пришла? – Он пристально посмотрел на меня.

– Кто рассказал? – похолодела я.

– Твой врач. Сказал, что у тебя нервный срыв. – Усмешка. – Дорогой он у вас.

Мои губы исказила злая улыбка. Врач, давно его нужно было поменять. Основной проблемы он не знает, всего два года мной занимается. Ненавижу врачей.

– Саша… – Я замялась. Начинается самое трудное, но не менее интересное. – Я… не знаю, что произошло.

– Скорее всего, – спокойно кивнул он.

– Это потому, что я не помню, – проблеяла я.

– Врешь, – отрывисто бросил он.

У меня щека дернулась.

– Что? – попыталась начать все сначала.

– Сердечный ритм и запах. Они меняются, когда ты лжешь.

Ой. Мозг лихорадочно соображал, мысли беспорядочно роились в голове, подгоняемые страхом.

– Официальная версия произошедшего? – спокойно поинтересовалась я.

– Нападение диких собак, – пожал он плечами. – Расследования не будет.

Логично, ведь диких собак в тюрьму не посадишь. Диких собак нужно отстреливать.

Понятия не имею, как он это провернул, впрочем, подозреваю, что с его деньгами и влиянием подобное не стало проблемой. А если он скажет, что увиденное мною лишь плод моего воображения? Я даже в мыслях опасаюсь называть все своими именами. Давать имя страху – значит оживлять его, пусть уж лучше мой страх пока побудет возможной галлюцинацией. Я же постепенно, не торопясь, буду приближаться не к правде даже, а к собственной цели.

– Я действительно ничего не понимаю, – тихо произношу. – Ты их видел?

Голос сорвался.

– О чем ты, Ру? – Он ласково посмотрел на меня.

С ужасом я поняла, что события развиваются по худшему сценарию. Он будет делать из меня сумасшедшую.

– Волки, то есть люди, они были волками. – Состроим испуганные глаза и обратим сей взор на сурового мужчину, который пытается сделать из меня дуру.

Довольно неудобно вести разговор, когда твой оппонент уделяет дороге большую часть своего внимания. Осмотревшись по сторонам, я понимаю, что совсем скоро мы прибудем домой.

– У тебя нервный срыв, Ру. – И он так улыбнулся, что сразу стало ясно – издевается.

Я отвернулась, краем глаза наблюдая за ним. Красный свет, мы остановились.

– Я не сумасшедшая, – тихо говорила я. – Не верю. Такого ведь не бывает, правда? Это все сон. Просто страшный сон. Мне иногда снятся кошмары. В таких случаях дядя будит меня, поит теплым чаем и вновь укладывает спать. Знаешь, дядин телохранитель Сергей хороший парень был, пока его тоже не разодрали собаки. – Сейчас главное говорить. И позвала: – Хорт?

– Что? – Саша отозвался автоматически.

Я в открытую пялилась на него. Уже давно горел зеленый, а мы продолжали стоять посреди дороги, мешая нормальному транспортному движению, о чем щедро сообщали гудки чужих машин. Он поморщился, словно от зубной боли, но вскоре весело усмехнулся.

– Попался, – сделала я вывод.

– Точно, – кивнул он, и мы наконец тронулись.

– Там был человек, – осторожно начала я. Чувствую себя сапером – неверный шаг, и все, прощай дурная голова. – Он тоже звал себя Хортом. Что это значит?

– Как бы тебе объяснить, маленькая. – Задумавшись, он перестроился в соседний ряд. – Это звание. Или титул, если тебе так будет понятнее.

Понятнее мне не было.

– Саша, – голос мой дрогнул, – объясни мне все. Я ведь понимаю, что стоит заикнуться об увиденном, в лучшем случае меня примут за наркоманку.

Нервы порядком сдавали. Порывшись в своей сумочке, нашла зажигалку и сигареты. Взяла сигарету в рот, но не успела поднести огонь к ней, как перед моим лицом появилась огромная рука и отобрала сигарету, зажигалку и пачку.

Я опешила. Это что сейчас было? Растерянно наблюдаю за тем, как Саша открывает окно и внаглую выкидывает мое добро.

– Еще раз учую от тебя запах табака – накажу. – Он был зол.

Я прониклась. Честно. И курить как-то расхотелось. И вообще, давно пора спортом заняться. Хочу к дяде.

Видя мой испуг, он смягчился, перестав хмуриться, и даже взгляд изрядно подобрел.

– Руслана, объясни мне, зачем ты поперлась с этой идиоткой? – Его ласковый тон звучал особенно издевательски в своей снисходительности. – Я понимаю, эта кукла, у нее, по слухам, никогда мозгов не было, но ты-то куда полезла?

Меня задели столь грубые слова в адрес мертвой Машки. Господи, она ведь действительно умерла.

– Я думала, что смогу ее уберечь, – буркнула я.

– Думала она, – хмыкнул он. – Хорошо хоть мне догадалась позвонить, хрен бы кто другой помочь смог. Значит, так, о произошедшем никому ни слова, особенно Борису.

Раскомандовался.

– Ты ответишь на мои вопросы? – нетерпеливо встряла я.

– Ру, запомни, старших перебивать невежливо. – Он посмотрел на меня, как на дитя неразумное. – Ты еще не готова к правде.

– Это я-то не готова?! – взвизгнула я.

Саша поморщился.

– Руслана, ты пытаешься вывести меня на откровенность, не желая ничего давать взамен.

– Что я могу предложить тебе? – искренне удивилась я. Но подобный поворот не был для меня неожиданностью.

Мы затормозили. А вот и мой родной подъезд.

– Мне нужна твоя кровь. – Он открыл бардачок, где я обнаружила запакованный одноразовый шприц.

– Нет, – не раздумывая, мотнула головой.

Мне строго-настрого было запрещено сдавать кровь, даже на анализы. Дядя подробно объяснил причины.

– Вот видишь? – Он невесело усмехнулся. – Сотрудничать добровольно ты не желаешь.

Он протянул руку к моим волосам, сначала ласково погладил меня по затылку, а потом резко схватил за волосы и притянул мое лицо ближе к своему. Глаза в глаза, совсем недолго, но мне хватило, чтобы раз и навсегда уяснить для себя, что легкая жизнь для меня кончилась.

– Иди домой. Из квартиры ни шагу. – Его горячее дыхание касалось моих губ. – Поняла?

Кивнуть я не могла по понятным причинам.

– Да, – всхлипнула я, не то чтобы мне было так уж больно, но все равно приятного в такой хватке мало.

– Незнакомых тебе людей не впускай. Завтра я приеду к тебе, и мы поговорим.

– Скажи только, эти монстры – они ведь были реальными? – прошептала я.

– Да, – просто ответил он и отпустил меня.

Молча, чуть пошатываясь, я выбралась из его машины и направилась домой. Дядин «мерседес» уже стоял во дворе, но самого его в машине не было. Значит, Саше доверяет. Или у него другие мотивы?

Назаров решил проводить меня до двери. Забавно.

– Охраняешь? – ядовито поинтересовалась.

– Да, – улыбнулся он. Только сейчас заметила, что улыбка у него лучится обаянием. Это с его-то зверской рожей? Впрочем, зря я так, лицо тут ни при чем, скорее уж нечеловеческие глаза.

Консьержка проводила меня внимательным взглядом, на Сашу старалась не смотреть. Вскоре мы скрылись в лифте. Вот тут я начала нервничать по-настоящему. Замкнутое помещение, слишком мало пространства. Я чувствовала запах Саши, и, что странно, мне он нравился. Кожа покрылась мурашками, волосы на затылке, кажется, начали шевелиться, а кончики пальцев покалывало от желания прикоснуться к этому мужчине. Это что еще за ненормальная реакция на страх? А Саша стоит себе спокойно и с меня глаз не сводит. Между прочим, так пялиться на людей довольно невежливо.

– Ты странно смотришься в деловом костюме, – заметила я, лишь бы что-нибудь сказать.

Тут двери лифта распахнулись, впуская свежий поток воздуха. Почти не контролируя себя, я ломанулась на выход первой, доставая из сумочки ключи от квартиры.

На пороге как всегда стоял дядя Боря.

– Зайдешь, Александр? – на удивление, гостеприимно предложил дядя.