Текст книги "Изменю вашу жизнь"

– Замуж выходишь?

– Нет.

– Ну ладно, в таком случае я спокойно ложусь спать. Позвони мне завтра.

Когда Ленка вернулась, на лице хозяев была озабоченность, они вполне искренне обеспокоились, не случилось ли у нее чего-то неприятного и не надо ли ей бежать. Ей была настолько приятна эта забота, что она честно сказала, что звонила подруга поболтать и вкратце рассказала историю Милкиной любви и замужества. И речь за столом пошла о любви. Тут Ленка поняла, что красное вино незаметно, но качественно ударило в голову. Хотелось говорить про любовь и слушать. Хотелось даже посплетничать о чем-нибудь или о ком-нибудь, но как это сделать в окружении такой приличной семьи, Ленка не знала.

– А Вы верите в одну-единственную любовь на всю жизнь? – спросила она у Елизаветы Романовны просто так, потому что ей стало действительно это интересно. И тут же заметила, как поменялся в лице Павел, решив, видимо, что наконец-то Ленка приступила к своим психологически-расследовательским задачам. Благодушие его исчезло, он весь как-то собрался и начал теребить белоснежную салфетку на столе.

– Только в такую и верю, Леночка. Все остальное не любовь, – так серьезно и твердо ответила хозяйка дома, что Ленке стало не по себе. А еще как-то обидно за свою жизнь, в которой как минимум дважды была настоящая большая любовь, которая навсегда.

– Разве нельзя любить несколько раз в жизни? Или бывает так: полюбишь человека, а потом оказывается, что ты его плохо знала и он совсем не то, что ты себе о нем представляла? Или окажется, что он подлец?

Пожилая женщина внимательно и без улыбки посмотрела на Ленку долгим взглядом. Потом рассмеялась:

– А вот про любовь и подлецов у меня есть история, Леночка. Послушаете?

– Люблю истории.

– У меня их много. Я же всю жизнь проработала адвокатом. В том числе и по уголовным делам. Моталась по тюрьмам и колониям. И вот одно из самых трудных дел у меня было: рецидивист. Отсидел за кражу, вышел и буквально тут же ограбил магазин, в процессе убил одного продавца и сделал инвалидом другого. Две женщины были. И вот я была его адвокатом.

Ленка с интересом, который невозможно было скрыть, смотрела на Елизавету Романовну, она на глазах из царственной особы превратилась в юриста, начала говорить как-то чеканно. В ее устах слова «рецидивист» и «отсидел», казалось, должны были резать слух, звучать чужеродными и ужасными. Но нет, это был уже другой человек – маленькая женщина с железным характером. «Железная кнопка», – пронеслось в Ленкином нетрезвом мозгу.

– Так вот. Я езжу к нему в СИЗО, встречаюсь с ним. А он отвратительный. Худой, лысеющий, передних зубов нет. Ну, и вел себя соответственно. Бандит и убийца, одним словом. И ко мне ходила его жена. Красивая статная женщина. Умная, учительницей, кажется, работала. Ходила, плакала, страдала. Разводиться не собиралась, хотя понятно было, что срок ему светит большой, если не «вышка». И я, признаться, недоумевала: что связывает такого типа, как мой подзащитный, с такой симпатичной молодой женщиной? И в одну из встреч я решилась и спросила у неё. Так и спросила: зачем он тебе нужен-то?

– А она?

– А она говорит: люблю его с 1 класса. Это он сейчас, говорит, такой стал. А ведь был самый красивый и самый высокий мальчик в классе. И я таким его с 1 класса люблю до сих пор. И я подумала тогда, что любовь, конечно, слепа. Но это любовь. Возможно, истинная любовь должна быть слепой.

– А если она была слепой, а потом прозрела? – вдруг резко спросил Павел.

– Значит, это была влюбленность, страсть, дурь – называй как хочешь. Но не любовь, – отрезала Елизавета Романовна, и Ленка поняла, что присутствует при продолжении какого-то давнего диалога между этими двумя. И еще поняла, что в общении с сыном мать жестка и, возможно, безжалостна. Это окончательно рушило гипотезу о «маменькином сыночке».

Время пролетело молниеносно и незаметно. В начале одиннадцатого Ленка и Павел вышли из подъезда. Такси стояло уже несколько минут, и в провожании не было никакой необходимости, но мужчина пошел проводить женщину, после такого вечера это было так естественно. На улице было по-весеннему свежо и хорошо. Над подъездом теплым светом светил, чуть потрескивая, фонарь. Ленка поняла, что невыносимо хочется пройтись пешком по центру города, подышать, а ехать на чужой машине в свою пустую квартиру не хочется так же невыносимо.

– Павел, – сказала она провожающему, – я не хочу такси. Я хочу гулять.

– А давайте гулять! – радостно воскликнул Павел и в несколько мгновений отпустил машину, дав водителю какую-то купюру.

Они вышли из двора на зеленую, освещенную фонарями и огнями ресторанов и магазинов пешеходную улицу. Ленкины каблуки весело цокали по асфальту. Мимо шли такие же гуляющие, парочки молодых и пенсионеров, держащиеся за руки. В большие окна было видно, что в ресторанах сидят разные люди, едят, пьют и разговаривают. И в целом в мире царит весеннее настроение.

– Ну, что скажете, Лена? – спросил Павел. – Вы увидели, что хотели? Поняли?

Ленка помолчала. Мысли разбегались в разные стороны, как дети на игровой площадке, и собрать их в кучу было сложно. Красное вино начало выветриваться из головы, виски стали ныть, что мешало сосредоточиться еще больше. Но больше всего Ленке просто не хотелось сосредотачиваться и раскладывать на составляющие жизнь семьи, которая ей понравилась. Не хотелось говорить о причинно-следственных связях, потому что уже какое-то время назад ей стало понятно – успешному юристу Павлу она помочь не в силах, разве что утешить. Ему очень не повезло потому, что очень повезло. Потому что лучшее – враг хорошего.

– Да, Павел. Мне кажется, я увидела.

Они несколько минут шли молча. Ленка подбирала слова. Ее спутник ждал, причем – она посмотрела на него украдкой – ждал с какой-то обреченностью, без нетерпения.

– В общем, мне показалось, что любого психолога, который пытался анализировать вашу личную жизнь и диагностировать проблемы, надо было просто привести и познакомить с вашей мамой, Паша. Ваша мама – удивительная! Таких женщин единицы.

– Я знаю, – более грустно, чем гордо отозвался Павел.

– Выдержать сравнение с такой мало кто сможет. А ведь мужчина все равно сравнивает с мамой, не надо быть психологом, чтобы знать это. Ваша мама – разносторонняя, умная, красивая, обаятельная и интересная женщина. Практически идеал.

– Я смотрю, она произвела на вас впечатление, Лена, – рассмеялся сын практически идеальной женщины. – Но, поверьте мне, у мамы есть свои недостатки.

– Если бы у нее не было недостатков, Паша, это было бы совсем невыносимо.

Павел снова рассмеялся и согласно закивал.

– У Вас, Паша, почти идеальная мама и почти идеальные с ней отношения. Видно, что близкие, это ведь редкость в возрасте «после шестнадцати». Вам уютно и хорошо в ее доме, и было бы странно говорить вам: бросьте все это, бегите сломя голову ради чего-то другого.

Ленка говорила и думала о себе. Если бы у нее были такие отношения с мамой, она никогда-никогда не отказалась бы от них ради мужчины. Потому что мужчин может быть много, а мама – она одна. Особенно когда мама понимает, принимает и… любит безусловно. Наверное, размышляла она, и в этих отношениях между многоликой женщиной, в секунду превращающейся из интеллектуалки в Железную Кнопку, и ее успешным, но несчастным или думающим, что он несчастный, сыном есть много разного – накопившегося, недосказанного или, наоборот, высказанного в пылу ссоры. Но это лучше, чем глухая оборона с обеих сторон. Как у нее с мамой. Ленка поняла, что не вспомнит уже, когда они с мамой хотя бы обедали и просто болтали, обсуждали свои и чужие новости. Обычно они ссорились в первые 15 минут встречи, и потом Ленка убегала, а если и оставалась, то молча выслушивала родительские нотации, преподносимые под соусом: «Слушай меня, я знаю, что для тебя хорошо, лучше тебя самой»

Павел шел рядом, и Ленка не могла не чувствовать исходящего от него мужского интереса. Как дольше, чем нужно, смотрел в глаза и бессознательно ронял взгляд в декольте. Как пытался придерживать за локоть. Как при разговоре наклонял голову набок в знак особого интереса, и интереса абсолютно искреннего. Ленка не всегда понимала людей, но всегда хорошо чувствовала. Успешный юрист был не против пофлиртовать, и об этом она думала с какой-то скорбной печалью. Статный, дорого и со вкусом одетый, симпатичный и остроумный, он не мог состязаться с Романом в притягательности. Павла не хотелось обнять и погладить, потрогать его и попробовать на вкус. Для Ленки это был показатель, бессознательная лакмусовая бумажка, по которой она определяла «своих» мужчин в толпе. Если ей с первых минут общения не хотелось пощупать его и погладить по любой части тела, это был бесперспективняк. Паша был как раз таким бесперспективным ухажером. И от этого было грустно. Маме бы он понравился, он Ленке вроде как подходил. И две параллельные реки мыслей, текущие в Ленкиной голове – о маме и о Павле – незаметно и плавно слились в один поток, которой, подпитанный красным вином, уносил ее из реальности. Хотелось раскинуть руки и кружиться, кружиться. И представляя, как бы она кружилась посреди освещенной фонарями уютной улицы, она все шла и шла вперед.

– Лена, – вернул в теплый весенний вечер голос ее спутника, который, казалось, тоже о чем-то задумался, но вынырнул из своего потока раньше. – И что же вы посоветуете мне сделать теперь?

– С чем?

Ну, как же, – Павел замялся, – «изменю вашу жизнь, гарантии». Я позвонил по объявлению с надеждой на перемены к лучшему. Я устал от сомнений и одиночества. Вы сказали, что сможете изменить мою жизнь. Так измените!

Павел остановился и в упор посмотрел на Ленку. В этом «Измените» было многое, и Ленка все поняла сразу. Она стояла и смотрела в глубоко посаженные живые и умные, чуть лукавые, глаза мужчины, чуть затуманенные весенним ветром и хорошим вином. Смотрела спокойно, с какой-то тоской понимая, что романтического настроения в ней нет ни на грош. И вино с весной оказались бессильны. Она даже окинула мысленным взором свои эмоции, роящиеся где-то в области солнечного сплетения. Там были грусть, какое-то умиротворение и легкое смущение, что она никак не может помочь этому мужчине – ни ответить на исходящие от него флюиды, ни посоветовать чего-нибудь дельного по изменению жизни. Полное фиаско.

– Паша. Я не могу вам помочь. К сожалению.

Паша не уловил в голосе Ленки сожаления, поэтому недоверчиво прищурился:

– Почему же?

– Потому что Вам помочь может только женщина, которая будет достойна Вас и Вашей… семьи. Вам нужна королевна, Паша. Прекрасная, красивая, мудрая женщина.

– А ты? – спросил тот и придвинулся ближе. И это «ты» прозвучало так неожиданно и так интимно, что у Ленки сбился сердечный ритм, и в животе стало тепло.

– Что я?

– Ты не такая разве?

– Я не такая, – вздохнула Ленка, слыша свой голос как будто со стороны и понимая, что прозвучала крайне убедительно. Потому что это была правда.

Павел рассмеялся, и в смехе этом было смущение, как если бы он вслух назвал себя дураком. Он отодвинулся от Ленки и спросил уже как капризный клиент:

– Ну, а как же гарантии?

– О, тут все в силе! – театрально и весело воскликнула Ленка, как специалист, обвиненный в непрофессионализме, но великодушно простивший обидчика. – Я дам Вам, Павел, ценный совет. Забейте на психологов. Не думайте о них. Вообще никогда! Психологи – это люди, которые знают теорию, но в практике не всегда сильны. Ваша мама ни в чем не виновата. Просто Вы еще не встретили свою женщину, вот и все. Это очевидно.

– И что мне делать? – спросил одумавшийся клиент послушно, плечи его опустились.

– Ждать, Паша. Искать. Не сдаваться.

Паша молча смотрел на нее.

– Банальщина, я знаю, – вздохнула Ленка и выключила свой патетический тон. – Но это единственная причина всех неприятностей. Просто это были не те женщины. Вот и все. Но ты встретишь ее. Обязательно.

– А как я узнаю, что она – та самая?

– Сейчас скажу страшную вещь, – хихикнула Ленка, – но она будет похожа на маму. Не внешне, а чем-то… непонятно чем.

Павел улыбнулся то ли грустно, то ли разочарованно. Он попытался взять Ленку за руку, но она твердо высвободила свое запястье из его холодной, но мягкой руки.

– Лена, – сказал он, вздохнув и вернувшись к тому, почти деловому, тону, с которого начался их первый разговор в кафе. – Вы потратили на меня столько времени. Сколько я Вам должен?

– Пустяк, – сказала Ленка. – Одно такси.

Машину заказали к ресторану, у которого остановились. Ждали молча и глядя в разные стороны. Когда желтый автомобиль подъехал, Павел открыл перед Ленкой дверь, и она положила свою руку на его, посмотрела в глаза:

– У вас слишком высокая планка, Паша, понимаете? Но все равно. Не соглашайтесь на компромиссы. Я искренне надеюсь, что Вы будете счастливы.

Павел невесело усмехнулся и понимающе кивнул. Хлопнул дверцей. Машина тронулась.

Ленка ехала домой, на душе было хорошо и грустно одновременно. И еще явственно ощущалось, что тело хочет распрямиться, вытянуть шею и неспешно, царственно поворачивать голову. Хотелось быть лучше. Впервые за долгое время.

Клиент второй. Мария

1

Мария несчастна. Это видно с первого взгляда. Серая вязаная шапка почти налезла на брови, хотя на улице тепло, из-под шапки торчат нестройные кончики некрашеных волос. Светлые глаза и аккуратные тонковатые губы тоже не накрашены, маникюра на руке, нервно теребившей пуговицу на куртке, нет.

Мария казалась женщиной молодой, но какой-то потухшей изнутри. Приглядевшись, Ленка поняла, что Мария очень сутулилась, словно хотела казаться меньше, но казалась старше, этакой молодой старушкой.

– Что, прям сразу начинать рассказывать? – спросила она, не глядя на Ленку.

– Как Вам удобнее, – как можно дружелюбнее отозвалась та.

– Сначала я хочу узнать, сколько будут стоить Ваши услуги.

– Я же сказала по телефону, что оплата по факту… выполнения работ, – Ленка чуть замешкалась, не зная, как назвать то, что, наверное, должно было произойти.

– И все-таки. Примерно. У вас же есть опыт. Сколько стоит вернуть мужа?

Мария произносила слова по одному на каждом выдохе. Веско и четко.

– Недорого, – ответила ей Ленка.

– Почему? – та впервые подняла на собеседницу светлые, почти бесцветные, глаза.

– Ну потому что не я же буду Вам мужа возвращать, а Вы сами.

– Как это не Вы?!

Они встретились за столиком кафе большого торгового центра. Через минуту нахождения рядом с этой женщиной, Ленка поняла, что нервничает, но не потому, что не уверена в себе, а потому что ей передалось волнение ее собеседницы. Мария то и дело смотрела в сторону большой шумной детской комнаты с лабиринтом. Еще через пару минут до Ленки наконец дошло, что где-то в гуще бегающих и орущих детей в колготках находится ребенок этой женщины. И до момента, пока Ленка не сказала, что она сама будет возвращать своего мужа, Мария была даже как-то слегка безучастна к своей «спасительнице», хотя теребящая пуговицы рука ее выдавала. А тут она внезапно оживилась, подалась вперед, но оживление это было слегка агрессивным.

– Конечно, не я, – Ленка тоже подалась вперед, но понизила голос и прищурилась для убедительности. – Муж Ваш и вернуть его сможете только Вы. Я ему никто, как же я могу на него повлиять?

– Я Вам расскажу, что ему сказать, Вы ему скажете – и он все поймет. И вернется.

– А Вы сами?

– Он меня давно не слушает, – плечи женщины еще сильнее опустились.

– Маша, давайте по порядку, – предложила Ленка. – И не выпить ли нам по кофе?

– Я не пью кофе, мне нельзя, я кормлю грудью, – ответила Маша.

– У вас маленький ребенок! – Ленка обрадовалась такому поводу начать разговор с другой точки и, возможно, вывести его в нужное русло. – Мальчик или девочка?

– Мальчик. Почти два года.

Ленка поняла, что не может скрыть недоумения. Детей у нее не было, но даже она знала по многочисленным приятельницам, что те из них, которые не смогли или не захотели отлучить ребенка от груди к двум годам, уж по крайней мере ели все подряд.

– У сына аллергия на кофеин? – участливо спросила она.

– Нет. Не думаю. Я не проверяла. С тех пор, как он родился, я ни разу не пила кофе. Ни к чему это.

– Ладно, я поняла, а чай вы пьете?

– Пью зеленый без добавок, – на автомате ответила Мария.

– Отлично. Я пойду закажу.

Пока Ленка стояла в очереди у бара, она внимательно рассматривала свою новоиспеченную клиентку со стороны. И, говоря откровенно, каким-то краешком сознания уже понимала сбежавшего мужа. Лет этой Маше было около 27, может, ближе к 30. Но черная куртка, вроде, современного фасона, но при этом висящая на сутулых плечах, наводила тоску и прибавляла не меньше десятка лет своей хозяйке. Вязаная шапка, надвинутая на самые глаза и не снимаемая даже в кафе, явно скрывала отсутствие какой бы то ни было укладки, а то и вовсе волосы, которые не удалось вовремя помыть. Ленка со стыдом поняла, что когда она пользуется этим приемом, грязный замысел наверняка так же видно невооруженным взглядом.

«Клянусь, никогда больше!» – пообещала она себе.

То, что Маша то и дело присматривалась к происходящему в детском лабиринте хаосу и несколько раз порывалась метнуться к нему, говорило Ленке о том, что ребенок, находящийся в эпицентре событий, явно нечасто в него попадает, и мать явно боится, что ее чадо кто-то уронит, или поколотит, или обидит грубым словом. Получив чай, наблюдатель вернулся на исходную позицию – Ленка снова уперлась взглядом в колючие и неприветливые светлые глаза.

– Маша, у Вас в детской комнате еще один ребенок?

– Да. Дочь. Ей 8 лет.

– И давно ушел муж?

– Три недели назад.

– И почему он ушел? У него есть другая женщина?

От этих вопросов и так поникшая Маша сжалась и еще ниже опустилась над столиком.

– Я не знаю. Думаю, что нет. Я бы заметила. Он ушел и живет у своей мамы.

– Так почему он ушел?

– Мы поссорились. Он сказал, что я его достала, что у него больше нет сил. Взял зубную щетку и ушел.

– А почему у него нет сил? Он много работает?

– Обычно. Как все. Домой приходит… приходил в начале восьмого. Я не знаю, почему у него нет сил. Я думаю об этом три недели, и не могу понять. Ведь на самом деле, это у меня нет сил. Я круглые сутки с детьми. Все на мне – хозяйство, уборка, готовка, дети. Я три раза в день готовлю еду, чтобы сын ел свежее. Я встаю в пять утра, готовлю завтрак, отвожу дочь в школу, потом забираю ее, три раза в неделю вожу ее в музыкальную школу, вечером делаю с ней уроки. Я мою полы каждый день! И это у него нет сил, Вы представляете?!

Маша оживилась, из брошенной женщины на глазах превращаясь в женщину, которая во всем права. Она говорила и смотрела в упор на Ленку, и та понимала, что сейчас должна восхищенно ахнуть, но не ахалось. В Ленке нарастало легкое недоумение.

– Маша, простите, а зачем вы моете полы каждый день?

– Как зачем? – сейчас недоумение проявилось на лице ее собеседницы. – Ведь в доме маленький ребенок. В доме должна быть идеальная чистота.

Ленка смотрела на шапку, надвинутую на брови, на ногти, давно не знавшие маникюра, и начинала понимать кое-что.

– Хорошо, понятно. Вы, я вижу, идеальная хозяйка. Но из-за чего тогда вы поссорились с мужем?

– Он предложил поехать в санаторий на выходные. Вдвоем. Я отказалась – и он разозлился.

– А почему Вы отказались? – искренне не поняла Ленка. Представила, как Роман зовет ее на выходные в санаторий… Ну, хотя бы на турбазу. И представила, как она немножечко умирает от счастья от самой возможности такого предложения.

– Я не могу бросить детей на выходные. Я ведь прежде всего мать.

Ленка пристально посмотрела на эту «прежде всего мать». Да, немного не так она представляла себе тех женщин, из-за которых ей всегда невыносимо было читать форумы о материнстве.

– Но муж, наверное, тоже подумал о детях, прежде чем предложить поехать в санаторий? Куда он предлагал их деть?

– Он предложил оставить их у своей мамы. – в голосе Маши нарастало возмущение. – Но я не могу доверить детей, особенно младшего, свекрови. Я ни разу не оставляла его ни с кем с самого рождения.

– Почему?!

– У Вас есть дети? – собеседница прищурилась и перешла в наступление.

– Нет. У меня нет детей. – Ленка постаралась ответить невозмутимо, но ощутила, что шея и щеки начинают предательски покрываться красными горячими пятнами.

– Тогда Вы вряд ли сможете меня понять, – и хотя улыбка прежде всего матери была снисходительно-ироничной, Ленка с удовлетворением отметила, что она все-таки может улыбаться.

– А Вы постарайтесь мне объяснить, – в тон ответила Ленка.

– Просто я никому не доверяю. Мои дети привыкли есть свежее. Одеваться только в чистое. Они часто болеют, поэтому в доме не должно быть лишних микробов. Только я сама могу обеспечить для них нужный порядок. Больше никто. По этой же причине мы редко ходим по гостям, редко бываем у наших бабушек. И оставить детей с бабушкой на выходные я не могу. Я себе просто не могу этого представить!

– Ну, а мужу Вы доверяете?

– В каком смысле?

– С ним Вы можете оставить детей, чтобы пойти прогуляться или сходить к косметологу, например?

– Вы что, издеваетесь?

– Нет. Я спрашиваю.

– С мужем я не оставлю детей ни при каких обстоятельствах. Он их будет кормить пельменями и бутербродами. Он ничего не умеет по дому. Я даже не уверена, что он знает, где лежат тряпки для пыли.

– Чтобы выйти прогуляться, необязательно учить мужа готовить. Это же всего пара часов.

– Прогуляться я могу и с детьми, – отрезала Мария и обеспокоенно посмотрела в сторону детской комнаты.

– Но неужели Вам никогда не хотелось отдохнуть от детей, Маша? – Ленке стало по-настоящему интересно.

– Что значит – отдохнуть от детей?

Вопрос прозвучал как-то даже с угрозой.

– Ну Вы же живой человек, Маша, Вы же можете уставать. Маленькие дети – это тяжело.

– Я не имею права уставать, Елена. Я мать.

– Любой человек имеет право уставать, даже от очень любимых детей, – мягко возразила Ленка и поняла, что несвоевременно.

– Лена. У Вас просто нет детей, и Вы не сможете меня понять. Дети – это счастье любой женщины. И то, что я не высыпаюсь, например, – это мелочи. Все это забудется, когда они вырастут.

– Хорошо. – Ленка вздохнула. – Давайте вернемся к мужу. Как у вас было с интимной жизнью до того, как он ушел?

– Разве обязательно об этом говорить? Причем тут интимная жизнь? – спросила Маша быстро и нервно, и легкая агрессия снова выдала ее. Она точно понимала, что это здесь «причем».

– Обязательно, если мы хотим вернуть мужа. Мы хотим?

– Да, хотим. Но Вы поймите, мне не очень удобно разговаривать об этом с малознакомым человеком, – агрессии поубавилось, зато на щеках Ленкиной собеседницы появился легкий румянец.

– Я понимаю, но мы же как раз знакомимся. Итак, что там с интимной жизнью? Когда в последний раз?

Маша уставилась в пустую чашку из-под чая.

– Еще до рождения сына. Вернее, до беременности.

Ленка ожидала услышать что-то подобное, но все равно не смогла скрыть своего обалдения.

– То есть два с лишним года кто-то один из вас уклоняется от выполнения супружеского долга? Кто?

– Ну, почему уклоняюсь?! – вспыхнула молодая мать. – Беременность была проблемная, потом ребенок маленький, ночами не спал, ну какой уж тут супружеский долг! О чем вы вообще говорите?! Сын до сих пор спит с нами. Вернее, между нами. Я же не могу выгнать ребенка из кровати ради секса с мужем!

– Но это же ваша супружеская кровать! – воскликнула Ленка. Парочка за соседним столом – совсем молоденькие парень и девушка – нехорошо посмотрела в сторону подпрыгивающих на своих стульях женщин.

– Вы говорите, как мой муж! Но я же мать прежде всего! – еще громче воскликнула ее собеседница.

Они помолчали. Ленка подбирала слова. Потом спросила:

– Маша, ну а зачем вам муж? Зачем вам его возвращать?

Маша молча смотрела на нее, и Ленка поняла, что впервые у ее собеседницы нет заготовленного ответа.

– Вы с мужем не спите. Вы ему не доверяете. В хозяйстве он вам не помощник. Зачем? Он перестал вас содержать?

– Причем тут деньги?! – Маша слегка подскочила на стуле, и этот порыв наглядно показал Ленке, что деньги действительно не причем. – В нормальной семье должен быть муж! У детей должен быть отец!

– Он не общается с детьми?

– Общается, приходит почти каждый день.

– Значит, у них есть отец.

– Но это не то!!!

Они снова замолчали. Потом Маша, выдавливая из себя по слову, сказала:

– Вы меня совсем не понимаете. Я обрадовалась, когда позвонила и узнала, что Вы – женщина. Я думала, Вы меня как женщину поймете. Думала, что поможете. А Вы совсем, совсем меня не понимаете. Это же так просто. У детей должен быть дом, семья, мама и папа. Все остальные варианты – это не то, это не по-настоящему.

– Маша, ну, положа руку на сердце, вы же понимаете, почему он ушел? – Ленка наклонилась к собеседнице и с надеждой заглянула в ее светлые, как она сейчас заметила, серые глаза.

– Нет. Я не понимаю. У нас все было хорошо. Дома всегда чисто, наготовлено, рубашки все поглажены, полы помыты. Детьми я сама занималась, его не трогала. Мы почти не ругались. Все было хорошо.

– Видимо, это не главное?

– А что главное? Думаете, он из-за секса ушел?! – Ленку накрыло волной чужой ненависти. И еще она видела, что эта мысль все-таки уже приходила в голову ее собеседницы, но, видимо, изгонялась.

– Если честно, я не знаю, из-за чего он ушел, – вздохнув, ответила Ленка и выпрямилась. – Но я возьмусь Вам помогать только при одном условии.

– При каком?

– Только при условии, что Вы любите Вашего мужа, Маша.

Маша замолчала. Она смотрела в сторону детской комнаты и, нахмурившись, думала. Ленка смотрела на нее со стороны, снова и снова пыталась представить, какая эта Маша, когда она без шапки, дома, в халате или спортивном костюме. Какая она, когда смеется. Или играет с детьми. Какая она – настоящая?

– Елена, – Маша смотрела напряженно. – Я люблю своего мужа. Честно. Просто я так давно не думала об этом… Но я не уверена, что это главное.

– А я уверена! – Ленка рассмеялась с облегчением.

– Значит, Вы мне поможете?

– Я постараюсь. Но мне надо кое-что сначала обдумать.

И пока они договаривались, когда и как созвонятся, от лабиринта в детской комнате отделилась худенькая, какая-то полупрозрачная девочка, с огромными серыми глазами, двумя жиденькими косичками, растрепанная, но очень радостная. Она подбежала к столу, где сидели Маша и Ленка, и начала что-то восторженно шептать матери на ухо, обнимая ее за шею и стесняясь незнакомки. И вглядываясь в черты лица этой девочки, Ленка вдруг увидела перед собой маленькую Машу и то, как она, Маша взрослая, может смеяться. И на душе ее потеплело.