Текст книги "Приключения Зеркала"

– Проходи-проходи, дочка. Сегодня хороший и радостный день! Наконец-то, мы сможем чем-то помочь твоей судьбе, и, снимая с плеч Адели ранец, он небрежно бросил его на пол, ведя ее за руку в зал, где, как оказалось, их ждали какие-то люди.

В комнате сидела мачеха, раскрасневшаяся и тоже в приподнятом настроении, видимо, от выпитых рюмок, которые горой стояли на столе вперемежку с какими-то закусками. Она радостно поприветствовала Аделю, блаженно расплылась в беззубой улыбке и стала что-то комментировать незнакомой женщине о том, какую красивую дочку они вырастили на старости лет.

Аделина ничего не понимала. Ее усадили за стол и представили на вид очень приличной женщине в цветастом платке, которая внимательно разглядывала девушку, и ее молодому сыну, тоже не отводившему от нее своего пристального взгляда.

– Да ты покружись, покружись, Деличка, – ни с того ни с сего стала выкрикивать мачеха, пытаясь встать и дотронуться до падчерицы.

– Да незачем, апа, мы с сыном и так видим – это настоящая красавица, как вы и говорили.

– А какая умница: учится хорошо, все сама по дому делает. Мы, к сожалению, ей в этом не помощники – все допоздна работаем, устаем, прибавил отец и положил на плечо дочери свою тяжелую руку.

– Хорошо учится или плохо – это теперь не важно, тепло сказала женщина и без разрешения стала гладить длинные каштановые волосы Адели, – замужем другое важно.

– Замужем? – распахнула от удивления свои глаза на отца Аделина, – о каком замужестве идет речь?

– А, что ты так смотришь? Когда-нибудь этот вопрос обязательно встал бы. А тут Галина Маратовна сама пришла, рассказала, где и как ты будешь жить, сына вон своего, богатыря показала. Хороший перспективный парень: работает, первый разряд уже имеет в двадцать лет-то! Как за каменной стеной будешь! А я – не вечный, да и сердце у меня за тебя болит, дочка. Жизнь, я знаю, у тебя не сладкая, – сказал отец и крепко прижал дочь к груди.

– А если понадобится разрешение родителей, мы подпишем, – резюмировал отец, не отпуская из объятий похолодевшую фигурку дочери.

– Я не собираюсь замуж, папа, – тихо простонала Адели.

– Пойдешь, родная, пойдешь, для тебя это лучше всего сейчас. Не ровен час, кто за тебя постоит, кто заступится? А тут семья приличная, с достатком. Я буду спокоен за твое будущее.

– Я не пойду замуж, папа, – твердо сказала Аделина, вырываясь из отцовских объятий. Он дал ей освободиться и с неудовольствием посмотрел на нее. – Ну зачем ты все портишь, дочка? Зачем свой характер показываешь? Я же говорю, это мое тебе благословение, такую свадебку сыграем – все помнить будут. Семья приличная, – и будто в подтверждение своих слов, он указал своей мощной рукой в сторону матери с сыном.

– Я не вещь какая-нибудь, чтобы за меня решать, когда мне замуж выходить, папа. Ты просто пьяный. Сам подумай, что ты делаешь!?

– Ну что ты такое говоришь, Деличка. Все уже решено. Парень-то хороший, я бы за плохого не дал согласия, – все повторял отец.

Аделя не могла поверить в происходящее, переводила взгляд с черных замутнённых глаз отца на осоловевшую мачеху, и волна отчаяния и безысходности медленно стала накрывать ее. Перед глазами поплыли, будто отражаясь в кривых зеркалах, темнеющие картинки праздничного стола в угаре, разливающихся рюмок, этих незнакомых ей людей, пьяных отвратительных гримас отца и мачехи, которые желали продать ее, словно скот. Сердце превращалось в черный тяжелый камень.

– Если бы жива была мама, – вдруг прокричала Аделина,– она бы такого не допустила! Что ты делаешь, папа?! Ты сошел с ума!

Отец привстал, желая схватить ее, но она резво рванула из его объятий в сторону выхода, от чего он неуклюже с грохотом свалился с табуретки.

– Домой придешь – убью! – помахала грозная фигура великана с пола.

– Ну что вы так строго! Одумается. Конечно, новость неожиданная, да в ее возрасте все мечтают замуж выйти побыстрее. Вот с подругами посоветуется – сама придет прощения просить. Не беспокойтесь! Мы все понимаем с сыном. Мы подождем.

Мачеха выпила еще одну рюмку, и ее раскрасневшаяся физиономия расплылась в неловкой улыбке:

– Бесстыжая … Своего счастья не понимает, – сказала она.

* * *

Аделя вылетела из подъезда и, сама себя не помня, побежала. Она не чувствовала головы, вместо нее была одна большая пустота, где поселилась ужасающая мысль, о которой девушка боялась даже подумать. Ее ноги убыстряли ход, будто убегали от этой отчаянной мысли, что она люто и страшно, от всей своей маленькой птичьей души ненавидит этих людей, сама даже не подозревая, что способна на такие сильные чувства. Это напугало ее и приводило в сильное отчаяние.

Горькие слезы текли по щекам, обжигая юное лицо, и она спрашивала себя, чем заслужила такие несправедливые испытания. Разве мало ей было этого сиротского существования, этих невзгод, лишений, этого безысходного нищенского положения, этих унижений и грубых оскорблений со стороны взрослых и одноклассников?! Так напоследок ее хотели лишить последнего, что грело ее в те ненастные дни одиночества и тоски по матери, по безвозвратно потерянным счастливым дням в кругу семьи, что робким ростком питало ее тонкую фигуру и нежную душу, – надежду любить и быть любимой.

Где ты, мамочка?! Как ты могла оставить меня одну? Зачем тогда ты меня родила? Зачем я? – кричало отчаянно сердце бегущей в темноте девочки.

От такого последнего крика души, от навалившегося горя, она и вовсе потеряла рассудок и опасно неслась куда-то с закрытыми глазами, полными слез.

А когда открыла их, к своему ужасу обнаружила, что стоит у калитки в дом недавней знакомой, выдававшей себя за гадалку. И про себя с упавшим сердцем отметила, что и тут ей не везет. Она могла попасть куда угодно, а ноги ее принесли в самое не благоприятное для нее сейчас место. И что она здесь делает?

Аделя оглянулась вокруг и почувствовала странную тишину: собаки не лаяли, на улицах ей никто не встречался. Как она добралась сюда так незаметно? Еще более странным было увидеть открытую дверь, как-будто кто-то ждал ее. Или это случайность? Хотя какие тут могут быть случайности – открытые двери в ночной час да в таком жутком месте.

От усталости и удрученности своего положения Аделя не понимала что делать. А, так как возвращаться было еще страшнее, она решила-таки войти в дом. Однако ее никто не встретил, хотя было видно, что гостей здесь ждали. На столике с павлопосадским платком, который совсем недавно летал под потолком с другими вещами, лежали разложенные к ужину приборы. Вдруг знакомый уже голос, хриплый и простуженный, откуда-то из-под земли приглашал войти и подождать.

Аделина взяла кусок сыра со стола и неожиданно для самой себя быстро его съела. Весь этот ужасный день с его злоключениями не дал девушке ни единого шанса даже попить водички, только Ленин бутерброд, уже растворившийся в молодом организме, спас ее хрупкое тело от таких потрясений и удержал на ногах до поздней ночи.

Наконец, девушка услышала приближающиеся тяжелые шаги и напряглась, сама не зная чего ожидать и как объяснить свое присутствие.

Галина Витольдовна вошла в комнату, неся поднос, на котором дымились печеная картошка и мясо, и, увидев девушку, неожиданно всплеснула руками, уровнив горячий ужин, и опять, как днем, исполненная ужаса, упала на пол.

Аделя молчала. Это ужасная картина отчаянной реакции бедной больной женщины на девушку парализовала ее. В голове крутились слова извинений и какой-то ворох бессвязных оправданий на невероятные стечения обстоятельств. Несчастная вновь начала свои еле разборчивые причитания. Аделина хотела опуститься рядом с ней на пол и приобнять ее, но та резко вскрикнула, закрывая лицо руками, и бросилась в другую сторону.

– Что ты хочешь? Что ты хочешь? Я ничего плохого тебе не сделала! У меня есть сын, пожалей его! Он такой же, как ты, совсем юный. Не делай ему зла!

Эти слова Аделину окончательно скосили, и, упав на пол рядом с Галиной Витольдовной, она заплакала, цепляясь за уползающую на коленях женщину.

– Тетенька, ну что вы такое говорите! Меня зовут Аделя, я школьница, живу здесь недалеко, – в слезах проговорила девушка, разводя руки ведьмы, и пытаясь заглянуть ей в глаза, чтобы та убедилась, что она не представляет для нее никакой опасности. И вдруг, словно молнией пронзенная, Аделя невольно вскрикнула, увидев обезображенное лицо несчастной ведьмы. Не ожидая того, что предстало перед ней, девушка, хлопая глазами, была не в силах отвернуться, ошарашенно таращась на страшный свисающий, словно у индюка, нереально длинный нос.

Она еще долго не могла прийти в себя, и даже тогда, когда Галина Витольдовна в страхе убегала из дома, девушка все сидела и не двигалась, будто ее заморозили. Наверное, поэтому, спустя какое-то время, она встала, подошла к серванту, без труда нашла там деньги и спокойно вышла из этого проклятого места, направляясь к вокзалу.

Глава Вторая

Прозрение

Сказка, наконец, открывает свои волшебные двери, и девушка узнает, что она Зеркало.

Аделина сидела в зале роскошного ресторана, убранство и вид которого ежегодно становились Меккой всех туристов столицы, желающих увидеть блеск старорусской Москвы с ее барскими замашками, размахом русской души и гостеприимством.

Жители же Златоглавой заходили сюда просто вкусно покушать, пообщаться по делам в камерной обстановке с хорошим сервисом и, пожалуй, понаблюдать за туристами, не устающими восхищаться борщами и щами, неприлично кричащими на весь ресторан на разнообразных птичьих наречиях.

Аделина сидела у окна, за которым бушевала весна. Москва скидывала с себя серый зимний плащ, облачаясь в робкие зеленные расцветки. Яркое солнце, не скрывая своего безудержного фееричного настроения, дерзко отражало золотые купола церквей во всех маломальских лужах и немытых стеклах проезжающих авто.

Ее черные очки казались весьма кстати в такой яркий солнечный день, особенно в глянцевом блеске стеклянной веранды ресторана, где она расположилась. Солнце творило что хотело, отражаясь во всех начищенных серебряных чайниках и чашках беспрестанной игрой в зайчики, и порой официанты с подносами теряли равновесие, ослепленные зеркальными бликами. Однако вряд ли кто-нибудь из гостей или обслуги мог подумать, что очки Аделине были нужны вовсе не поэтому, а по другой причине. Вот уже полчаса она сидела с закрытыми глазами, с раскрытым в руках меню, в ожидании важного гостя.

Черные очки были в прямом смысле черными, через них не было видно ни единого предмета. Аделина всегда носила их в общественных местах в тех редких случаях, когда выходила из дома.

В животе урчало, голова кружилась, сердце неровно билось в груди, и Аделину то и дело бросало в жар. Меню слегка подрагивало в тонких руках, однако она продолжала напряженно сидеть, облизывая сухие губы, лишь изредка позволяя себе открывать глаза, чтобы посмотреть в черноту непрозрачных стекол.

Ресторан, как большой улей, наполнялся гостями перед обеденными часами; из-за популярности и престижности заведения сюда заходили именитые актеры, режиссеры, что вызывало шум и толкотню. Как ,например, сейчас – шум в зале усилился, так как в ресторан прибыл настоящий табор, яркими красками влетевший в чуть тусклый зал с вековой лепниной старинного московского особняка. Алая рубашка барона и парчовые платки на крутых боках многочисленных цыганских жен вмиг раскрасили помещение в цвета ярмарки и праздника, привлекая всеобщее внимание. Туристы заохали, кто-то даже захлопал, казалось, только официанты сохраняли спокойствие и невозмутимость: может потому, что достопочтенная семья столичных цыган была здесь постоянным гостем, а может, идеальная вышколенность и безупречный сервис персонала сохранялись и соблюдались здесь также твердо и неотступно, как рецепты и качество русской кухни.

Аделина непроизвольно открыла глаза и тоже посмотрела в сторону возникшего шума. Однако, видя перед глазами черноту, ей пришлось только догадываться, что происходит в зале. Именно для этого и служили черные непроницаемые очки – на случай, если любопытство пересиливало, очки не давали ему ходу.

А зрелище было действительно прелюбопытнейшее, даже для видавшей разные чудеса столицы. Бородатый барон и его красивые, облеченные в золото чернявые жены неспешно рассаживались, щебеча и курлыча на своем языке.

Аделина, слушая этот непонятный гвалт, поняла, что с минуты на минуту ее мучительные ожидания прекратятся. Прибытие столь странной публики, завладевшей вмиг вниманием всех присутствующих, было знаком, что впереди ее ждет появление чего-то более удивительного. Поэтому девушка без страха сняла очки и, посмотрев туда, откуда доносились смех и шум, задержала свой взгляд на цыганском бароне, старательно контролируя чувства.

Будто почувствовав что-то, барон неожиданно встал и повернулся в ее сторону, выпуская ароматные клубы дыма из своей массивной цыганской трубки в поисках чего-то, что мешало ему спокойно усесться на свое место и приступить к обеду.

Достопочтенный хозяин цыганских судеб продолжил шарить черными глазами по залу, как вдруг его лицо дернулось, заметив прямой взгляд беловолосой девушки, одиноко сидящей за последним столиком на двоих. Он побледнел и замер в нерешительности, черные глаза округлились и стали часто помаргивать своими длинными пушистыми ресницами.

– Садись, кари, – потянула его за рукав одна из жен, однако он будто окаменел, глядя куда-то вдаль. Жена проследила за его взглядом и увидела, что он смотрит на молодую худосочную русскую женщину с белыми волосами, сидевшую далеко у окна. Цыганская жена фыркнула, но не переставала смотреть, напряженно наблюдая за дальним углом ресторана, а потом ее лицо тоже изменилось, и она побледнела.

Аделина, наконец, опустила глаза в меню и, поймав за рукав официанта, пролетавшего мимо, уже спокойно произнесла:

– Пожалуй, я закажу черный чай с бергамотом и ваши фирменные ватрушки с творогом. И принесите второе меню, пожалуйста, мой гость уже здесь.

Аделина попыталась представить себе эти знатные ватрушки, и желудок снова отозвался жалобными позывами.

Как же они напоминали те самые ватрушки, удивительные воспоминания из детства, что делала ее мамочка, когда еще была жива, и которые были ее любимым блюдом. Запивала она их, не торопясь, несколькими чашками горячего черного чая с бергамотом. Это было волшебным моментом для семьи, когда тесто, поставленное в теплое место с раннего утра субботы, разносило по всему дому аромат выходного дня. Все собирались дома и обедали, а в воздухе витали спокойствие и счастье.

***

Барон, выдохнув дым, озадаченно присел на свой стул, жена положила руку ему на плечо, и они удивленно переглянулись немыми взглядами. Однако решили успокоиться и оставаться на своих местах, видя, что худосочная блондинка с прямыми волосами за последним столиком больше не смотрит на них.

Аделина смотрела в меню, и в какой-то момент ее сердце ухнуло, будто провалилось в пропасть. Густая волна терпких женских духов сладким облаком накрыла тонкую фигуру девушки – кто-то молча усаживался напротив, удобно располагаясь. Краем глаза Аделина увидела, как в спешке семья цыган, быстро расплатившись, бегом направляется к выходу, бросая испуганные взгляды в сторону Аделины и гостьи напротив.

Официанты спокойно собирали стол после колоритных гостей. Эта привычка быть снисходительными к причудам посетителей была отличным качеством местного сервиса, за что и любили этот ресторан. Аделина попыталась сконцентрироваться на этой мысли, является ли данная черта естественным следствием правильно подобранных людей или же – это результат хороших навыков светских манер, достигнутых обучением и подготовкой кадров? Хотя одно вполне могло вытекать из другого …

Как вдруг ход ее мыслей, на которых она пыталась сконцентрироваться, был нарушен вопросом напротив.

– Вы себе уже что-то заказали, дорогуша? Сто лет здесь не была, – и гостья засмеялась, – тьфу, что я говорю, типун мне на язык, лет тридцать я думаю, не больше. Вот старость не радость – все исчисляю сотнями, – и приятный женский голос вновь хохотнул.

– Я заказала чай и ватрушки с творогом, – сказала Аделина и попыталась сконцентрироваться в двадцатый раз на строках меню, однако сердце так бешено билось, а тошнота так подкатывала к горлу, что в глазах стало двоиться.

– Чай – это хорошо, – добродушно сказали напротив, и изящная женская рука уверенно отодвинула меню. Аделина невольно взглянула на незнакомку.

– Да вы вся дрожите и такая бледная! – неожиданно вскрикнула гостья, и глаза ее необычного карамельного цвета испуганно округлились. Женщина приподнялась со своего стула и дотронулась приятно пахнущей рукой до горячего лба Аделины.

– Дорогая, да вы вся горите! – воскликнула гостья, глядя на уткнувшуюся в чашку чая девушку, – вы верно ничего не ели, – догадалась женщина и, нежно, но настойчиво взяв ее за подбородок, проникновенно посмотрела ей в глаза, будто желая заглянуть внутрь. Аделя пыталась отвернуться, но настойчивый пронизывающий взгляд притягивал к себе неудержимым магнитом. Не смея больше сдерживаться, Аделина взглянула на человека, которого страстно желала увидеть вот уже много лет, и единственного кто мог ответить на все ее томившие душу вопросы.

Но ничего ужасного или особенно страшного не произошло. К огромному своему облегчению, Аделина заметила, как стали растворяться ее страхи и опасения в этих прекрасных добрых глазах карамельного цвета, в которых играючи переливалась вся эта комната. Глаза дамы были похожи на зеркала, и в них, как отражениях, Аделина вдруг обнаружила себя, такую беспомощную и потерянную, уставшую от вечного непонимания и преследовавшего ее рока, что ее глаза стали наполняться слезами, и она была готова вот-вот разрыдаться.

– Понимаю, Зеркало Отчаяния, – печально кивнула милая дама, сверху вниз внимательно рассматривая Аделину и тоже отражаясь в ее больших раскосых глазах точно того же оттенка, что и у нее.

Внешность девушки действительно была необычной: многие бы отметили особенную красоту в худобе и бледности, находя сходство с идеалами прошлых эпох, когда ценились благородство, тонкость и изящество черт.

А вот другая часть человечества назвала бы Аделину чересчур бледной и даже болезненной. Платинового цвета волосы, аккуратно постриженные по одной длине, ложились на тонкие плечи, медленно переходя в такого же оттенка бледную кожу. Во всем теле чувствовалась какая-то внутренняя натянутость.

И только огромные живые глаза с восточным разрезом, будто два крупных прозрачных кристалла янтарного оттенка, горели и переливались, внимательно разглядывая окружающий мир. Все это было странно и необычно, будто девушка находясь в каком-то образе, была искусственной и даже жеманной. Будто бы она вообще прилетела с другой планеты и чудом оказалась здесь, в ресторане, среди всей этой веселой перемешанной публики.

В свою очередь, Аделина жадно всматривалась в фигуру напротив. Это была красивая дама средних лет, быть может сорока или пятидесяти. Благородство, самоуверенность, добрый нрав чувствовались во всем: в прическе, одежде, манерах. Прямой нос с широкими ноздрями говорил о сильном характере и эмоциональности натуры; румянец и продольные морщины от не покидавшей лицо улыбки делали его по-доброму открытым и располагающим к себе; глаза необычного, почти оранжевого цвета, будто подсвеченные изнутри, смотрели очень внимательно – это был взгляд старой учительницы на юного ученика. На каком-то подсознательном уровне, каждой клеточкой кожи чувствовала Аделина, что перед ней стоит кто-то очень сильный мудрый и добрый.

– Вы можете быть абсолютно спокойны, дорогая, смотрите на меня, это не опасно, – доброжелательно улыбаясь, сказала дама, отпуская подбородок Адели и усаживаясь напротив, давая время хорошенько разглядеть себя. – Называйте меня Елена Васильевна. А вас как величать?

– Аделина.

– Красивое и символичное имя для Зеркала. Вы татарка? Я вижу, у вас восточные корни.

Девушка кивнула.

– Вы хотели видеть меня, Аделина, я пришла, – тихо казала Елена Васильевна.

Все это было так странно и неожиданно, что девушка опешила и напрочь забыла все вопросы, что годами копились в ее голове.

– Пока вы размышляете, дорогуша, я закажу. А закажу я сегодня настоящий пир! Ведь у нас праздник! Не каждый день встречаются два Зеркала! Пельмени со свининой и жирной сметаной, котлету по-пожарски, щучью голову и… и черный чай с бергамотом, и мороженое. Вот! Гулять, так гулять! А потом коньяк! Могу я позволить себе праздник в такой волшебный день?!

– Зеркала? – не совсем понимая, переспросила Аделя.

Вдруг Елена Васильевна резко вскинула руку в сторону, перехватывая официанта на бегу и сильно притягивая к столику.

– Уважаемый, мы хотим все это и коньяку с сигарой.

– Да, но в нашем ресторане не курят! – воскликнул озадаченный официант, балансируя огромным подносом в руках, крепко захваченный в плен за полы пиджака.

Елена Васильевна повернула к молодому человеку свою аккуратную, уложенную в модную дамскую прическу голову, и внимательно посмотрела ему в глаза, в которых отражалось и яркое весеннее солнце, и купола церквей, и все лужи города, и сам официант с подносом, от чего молодой человек зажмурился от нестерпимого блеска в глазах.

– Сейчас сделаем, – услужливо и весело произнес он и полетел исполнять заказ.

– Елена Васильевна, почему вы так долго не отвечали на мои призывы? Извините, что начала сразу с претензий, – нервно рассмеялась Аделина, – я просто немного растерялась, у меня было столько вопросов, а теперь вы пришли, и … честно говоря, не ожидала, что Вы – это Вы.

– Аделичка, не переживайте, у нас будет очень долгий разговор, и я отвечу на все ваши вопросы. Советую вам перекусить – видно, что вы разнервничались, – рассмеялась дама, – температура тела как в кратере вулкана. Так долго не протянешь.

Аделина хотела что-то сказать, но потом вдруг умолкла. Действительно, чувства переваливали через край, настроение менялось так резко, что она не могла справиться с эмоциями.

– Вы должны мне верить, дорогая, я пришла к вам с абсолютно миролюбивыми намерениями, и чтобы наши разговоры никому не помешали, я поставила «Купол незримости». Мы в абсолютной уединенности и безопасности, как, собственно, и они, – махнула она красивой рукой с аккуратным маникюром в сторону других гостей ресторана, которые застыли словно в замедленной съемке.

Аделина посмотрела в зал и удивилась, что не обратила внимания раньше на то, как изменилась обстановка: зал стал похож на художественную картину, а люди замерли, будто нарисованные на холст. Девушка пожалела, что ей раньше не приходила в голову идея замораживать реальность, что было поизобретательнее черных очков. Да и для самих людей периодическая заморозка была бы полезней.

– Как вы это делаете? – тяжело выдохнула она, и ее бледное лицо немного расслабилось.

– Опыт, – сказала дама напротив, – я концентрируюсь на мысли, что нас нет, запускаю ее, словно мячик, туда, куда надо, и она превращается в центральную идею, будто накрывая меня куполом, все остальные мысли всего лишь вращаются и отталкиваться от него. Как бульон в супнице… – и Елена Васильевна рассмеялась, руками показывая, как помешивает бульон. – В супнице сказала, заметьте. Вот ведь голод не тетка – все мысли о еде.

– Так они нас не видят? – не могла поверить Аделина.

– А разве мы с вами существуем? Мы – это иллюзия, дорогая, не больше, чем этот купол. Стоит только об этом подумать – пфф! Да вы кушайте! Скоро я научу вас – все это очень просто.

– Я боялась, что мое волнение заставит меня слишком сильно желать получить ответы от вас, и, что хуже всего, они могут мне не понравиться. Я постаралась голодом отвлечь свое внимание, – тихо сказала Адели.

– Я знаю, это старые приемы. Лучше начните ваш рассказ, когда и при каких обстоятельствах вы почувствовали Это? —серьезно спросила Елена Васильевна, приготовившись внимательно слушать.

– Мне пришлось бежать из дома в шестнадцать лет, – тяжело вздохнула Адели, словно возвращаясь в прошлое, – это было не простое время, и его трудно вспоминать. Но прошел еще целый год, пока я поняла, что со мною что-то не так. Меня приютила моя тетя, и я думала, что, наконец, нашла ту тихую гавань, где смогу стать счастливой. Ведь я не требовала много от жизни – просто, чтобы меня любили и заботились обо мне, и я могла отвечать тем же. Конечно, в душе я продолжала мечтать и надеяться на чудо, но то, что стало происходить потом, перестало укладываться в моем сознании.

Начались другие чудеса… Сначала я четко не осознавала, что мои желания подвластны мне, но когда поняла, то очень испугалась. Любая мысль, в зависимости от силы желания и сложности, превращалась в реальность.

В общем, я не хочу сильно отвлекать ваше внимание на подробности. Думаю, они вам известны даже лучше, чем мне. Но с того момента, как я осознала истинную силу своих желаний, мой ум больше не принадлежал мне, и я перестала понимать и контролировать происходящее. Мне казалось, я схожу сума. Были, наверное, и забавные моменты, но в целом для меня это обернулось полной катастрофой.

Аделина облизнула сухие губы и продолжила.

– Моя тетя не дожила до того момента, когда я смогла бы помочь ей восстановить здоровье. В этом я виню себя. Если б раньше догадалась, что я не совсем человек, что могу управлять событиями и окружающими явлениями и спасать людей!..

Все стало рушиться на глазах, когда я стала понимать, что люди похожи на бабочек, неудержимо стремящихся к огню. И ни мои желания, ни мои просьбы не могут уберечь их от этого стремления, наоборот, приближают момент, – и девушка задрожала, будто перед ее глазами предстали картинки, о которых она рассказывала.

– С некоторых пор я боюсь людей и не понимаю их. А хуже всего, что я не понимаю себя и боюсь своих желаний. Я простая девушка, которая хотела быть счастливой, как многие другие, – и Адели провела тонкой рукой вокруг, – но все это мне недоступно: я не могу завести семью, не могу иметь друзей, я даже не могу завести котенка. Любая моя неконтролируемая мысль, любое недовольство, маленькая обида, невзначай произнесенное слово – все это материализуется и начинает жить собственной жизнью, будто проклятье, отражаясь на чужих судьбах. Я чувствую себя опасной для окружающих…– и Адели перешла на шепот. – Я – монстр… Я приношу несчастье… Какой во мне смысл? Я даже не могу умереть, как поняла. Мне осталось только тихо сидеть в своем прибежище и контролировать свои чувства и мысли, чтобы не стать причиной еще больших бед. И приблизившись к своей собеседнице, все это время очень серьезно ей внимавшей, Аделина скорбно произнесла: – Я ведь могу и убивать, это мне тоже доступно. Порой я именно так себя и ощущаю, чувствуя себя палачом и могильщиком в одном лице, которого зовут на свои похороны сами мертвецы. Я так устала от этого чувства, от себя, от людей. Елена Васильевна, кто я? – шепотом спросила Адели.

– Зеркало, – спокойно ответила дама напротив.

– Зеркало? – недоверчиво переспросила несчастная девушка.

– Зеркало Отчаяния, если точнее, – и Елена Васильевна грустно посмотрела на Аделину, давая время переварить информацию.

– Я не понимаю, – честно сказала Аделина, – какой смысл моего существования?

– Отражать реальность во всем его многообразии. Служить подлинным отражением всего сущего.

– Я не человек?

– В общем понимании Зеркала являются людьми, но, можно сказать, на следующем этапе эволюции. Это существа, способные управлять реальностью и материализовывать свой мир так, как хотят его видеть. И вот здесь каждый делает выбор сам. Вы, дорогая, стали Зеркалом отчаяния, и люди, потерявшие надежду, разуверившиеся в себе или разочаровавшиеся в других, стали приходить в вашу жизнь, чтобы еще раз удостовериться, что ничего изменить нельзя, что мир жесток, груб и несправедлив, тем самым оправдывая свое поведение, ошибки, жалкое существование и неудачи.

Глупо думать, что счастье заключается только в радости. Есть на свете люди, которые живут ради других идеалов. В современном мире вообще все перевернулось с ног на голову: для одних в почете подлецы, лгуны, мерзавцы всех мастей, а для других стало нормой жизни быть несчастным, жаловаться на судьбу и бояться быть самим собой. Вот где кроется замкнутый круг. Отчаяние притягивает отчаяние, отражает его и тем самым приумножает. Конечно же, все эти люди стремятся к тому, кто порождает этот поток.

– Вы хотите сказать, что я провоцирую их?

– Да, Аделина, Зеркала гуляют по улицам, Зеркала – наши соседи, Зеркала – наши друзья. Они встречаются повсюду. Их невозможно пропустить или миновать столкновения с ними. И человек отражается в них своей истинной сутью – всем тем, чем наполнен. А самое главное заключается в том, что он начинает видеть в отражении единственного виновника всех этих несчастий – себя. И вместо того, чтобы задуматься и изменить ход своей жизни, стать ответственным, открытым, понять и увидеть, где и как он делает ошибки, загоняя себя в это круг отчаяния, человек предпочитает обвинить Зеркало, пытается уничтожить, разбить отражение. И тут же этот несчастный, не понимая, что всего лишь говорит сам с собой, проклинает себя. Живое Зеркало, например, вот такая милая девушка, как вы, начинает чувствовать страх, боль, отчаяние, и вольно или невольно все эти чувства и проклятья возвращаются к тому, кто их послал. Так ситуация усугубляется, и каждый получает то, что заслужил, – и Елена Васильевна развела руками, ожидая новых вопросов.

– Но как? Почему люди не понимают? – воскликнула Аделина. – Что в таком случае они должны сделать, чтобы избежать столкновения со мною?

– Столкновение неизбежно. Но вот каково будет отражение – это вопрос. Будет оно похоже на пощечину или увесистый пинок под зад, – задорно улыбнулась Елена Васильевна, – или жизнь превратится в бесплатный круиз вокруг Солнца – это в нашей власти.

– Что делать, спрашиваете вы? Для начала нужно перестать врать самому себе. – На миг ее лицо стало серьезным и сосредоточенным. – Человек – это важная нота в общей космической мелодии, и каждый должен озвучить себя и оставить свой уникальный след в этой удивительной космической музыке. Но чтобы понять смысл и услышать правильное звучание своей ноты, нужно быть очень искренним и смелым.

Елена Васильевна откинулась в кресле и закрыла глаза, будто прислушиваясь к чему-то внутри себя:

– Я покажу вам, как это работает.

Представьте себе, живет на свете одна девушка, вполне даже симпатичная и приятная, которая умеет быть веселой и жизнерадостной в компании, одним словом, любит жизнь, – Елена Васильевна открыла глаза и посмотрела куда-то вдаль, будто там она видела продолжение этой истории. – У нее есть семья, любящие родители, очень уважаемые и порядочные люди, которые от всего сердца давали ей все лучшее, вселяли веру в себя и в собственные силы, стремились воспитать ее достойным человеком. Легковесность ума и довольно скромные способности дочери они постарались восполнить хорошим образованием, всеми правдами и не правдами устроив в институт. И, несмотря на отсутствие желания учиться, что, конечно же, не укрылось от родительского мудрого взора, довольно легкое поведение и плохую успеваемость, она получила диплом. В надежде, что труд облагородит их чадо, родители добились для нее приличного места в уважаемой клинике. И до этого момента все шло хорошо. Но, к сожалению, все эти старания были предприняты не самой девушкой, а мнимые успехи были плодом настойчивых трудов родителей. И ее нота, извините за поэтичность, привычка эпохи, стала фальшивить. Стало неотвратимо проявляться истинное звучание. Сама девушка особо не скрывала своих настоящих желаний: жить легко и просто, не утруждая себя мыслями о цели своего существования. Любимым ее занятием было невинное разглядывание глянцевых журналов, а заветным желанием – однажды тоже сойти с их страниц в блестящем ореоле, – Елена Васильевна загадочно улыбнулась, но продолжала свою историю.