Текст книги "Библия улиток"

Глава 3

Фарест пылал. Красные, синие и желтые фонтаны света били в черное небо, змеились гирлянды, сияли экраны. Командор шел по улицам и дышал влажным теплым воздухом. Ему навстречу выбегали девушки, манили обнаженными руками – у каждой на груди переливался бейджик с именем и регистрационным номером.

У стен скромно держались охранники – курили и обменивались короткими фразами. Рядом с одним из них стояла одетая в латексный костюм кошки красотка и жаловалась на сломанный каблучок. Пушистый игривый хвостик качался на ее литых ягодицах.

Проходя мимо, Командор легонько дернул за хвостик, кошка обернулась, посмотрела огромными глазищами и улыбнулась.

– Одинокая ночь серьезного мужчины, – мурлыкнула она, и охрана сразу же отодвинулась в тень.

– Мария работает? – спросил Командор.

Кошка задумалась.

– Нет, сегодня не ее смена, – ответила она. – Поищи в «Хромоножке».

В «Хромоножке» собиралась публика задумчивая, неспешная. В зале, драпированном черным плотным бархатом, светились лампы-угольки. Приглушенный свет красиво очерчивал спокойные лица, губы, припадающие к мундштукам кальянов, и бережно скрывал укороченные конечности, извилистые шрамы, неловкие протезы – вечное наследие любых войн.

Командора встретили у входа, вручили шершавый билетик-приглашение и проводили к круглому столику под нишей с аквариумом, где в черной с блеском воде разевал рот вуалехвост.

Никто не поинтересовался, почему он, внешне такой сильный и здоровый, заявился в «Хромоножку». Здесь знали, что шрамы бывают не только на теле, и здесь знали, что женщинам у стойки, опустившим ресницы, позарез нужна и любовь, и нежность.

– Марию позовите, пожалуйста, – приглушенно попросил Командор, и официантка ушла, оставив на столике свечу в агатовом маленьком гнездышке.

Мария появилась почти сразу, подняв рукой тяжелую штору, закрывающую вход в приват-залы.

К столику Командора шла, лениво приглаживая волосы, раскачиваясь на высоких каблуках.

Квадратное тяжелое лицо умело накрашено – глаза, прозрачные и светлые, – вот и вся картина, нет ни пересеченных шрамами губ, ни сломанного носа, все это нужно выискивать привычным взглядом.

Командор встал и предложил ей стул.

– Привет, – сказала она и подтянула перчатки.

– Слушай, – сказал Командор, – ну нельзя же так: работать в выходные. Насколько мне известно, налогом эти подработки никак не обложишь, да и страховка проблем в случае чего не покроет…

– А я не работаю, – спокойно ответила она, – я по любви.

Командор посмотрел на качающуюся штору.

– Тогда да. Не придерешься.

«Я по любви» – это первая отмазка шлюх, которых в Свободе нещадно преследовали. Действовало слабо, полиция нравов гостиничных встреч «по любви» не признавала. По любви – это только дома, с выключенным светом. Все остальное – проституция.

– Как Аннабель?

– По уши в генетике.

– Молодец девочка.

– Да, она молодец.

– У меня для нее подарок. Передашь?

– Могу подбросить тебя до Астрии, передашь сама.

Мария тихонько фыркнула.

– На каких основаниях? Здравствуй, деточка, я та тетя, которая вырезала тебя из брюха твоей мамы, хочешь подарочек?

– Я ей все про себя рассказал.

– И что она?

– Сказала, что я ее папа и точка.

– Ты ее матушку не потрошил.

Командор сдался. Извечный спор, надоедливая игра принципов и совести.

– Давай подарок.

Мария запустила руку в крошечную сумочку, аккуратно вынула черную коробочку, щелкнула тугой крышкой. Внутри оказалась хрустальная крошечная колбочка, запаянная намертво.

– Образец ДНК. Попугайчики… помнишь, ты говорил – она в детстве хотела попугайчика? Если до сих пор хочет, то сможет его себе сделать.

Командор взял коробочку в нерешительности. Он был уверен, что Аннабель давно и думать забыла о детской мечте завести попугайчика. Странно притащить ей ДНК птички спустя десять лет.

– Выпьешь?

– Пива.

Командору принесли кружку пива, а Мария взяла рюмочку тягучего ликера.

– Как там?

– Где?

– В Свободе?

– Все как обычно. Проблемы были, но они решаются.

Мария пригубила ликер, подняла на него светлые глаза.

– Говорят, Свобода собирается начать войну.

– Против кого? – хмыкнул Командор. – Против Фареста? Гражданские бойни? Синдром доверяет Тайгеру и не смещал его с должности, так что все под контролем.

Мария внимательно посмотрела на него, и он тоже скользнул коротким предупреждающим взглядом. Секундный безмолвный диалог, и она снова опустила ресницы.

– Празднуете?

– Что?

– Неделю Чудовищ.

– Нет, – рассеянно отозвался Командор, – ее отменили пару лет назад – какой смысл рядиться в разноцветные тряпки и пьянствовать целую неделю?

– А я вот выхожу на работу в одежде пиратки, – похвалилась Мария. – Красный платок на голове, глаз под повязкой и деревянная нога.

Она вытянула свою ногу – очень твердую, холодную, в аккуратной туфле.

– Меняю протез на деревяшку. Получается очень забавно. Мне и попугайчика-то поэтому подарили. Зря вы так: приятный праздник. Очень хочется иногда побыть кем-то другим.

– Не я решал, – отозвался Командор. – Это мнение большинства. Вот ты, например, на кой черт прешься на улицы пугать людей костылями? Тебе пособие платят? Платят. Вот и сиди дома. Не всем приятно на тебя смотреть.

Она запрокинула голову и рассмеялась, а потом посмотрела на Командора с нежностью – он отметил этот новый взгляд, раньше в ее глазах и жестах не было ни намека на женственность и мягкость.

– Я тебя очень люблю, – сказала она.

Командор наклонил голову в подобии учтивого поклона.

– Твоя прямолинейность очаровательна, Мунга.

– Тс-с-с, – шепнула она, – не надо так. Или регистрационное рабочее имя, или Мирра-Ли.

Командор задумчиво подвигал кружку с пивом по столу взад-вперед. Кружка оставляла еле приметный влажный след. Забытые имена – одно из обязательных условий для тех, кто пришел извне. Кто-то просто меняет их, кто-то избавляется насовсем и становится человеком-Должностью, с большой буквы.

Одному Тайгеру нечего стыдиться. Он как был, так и остался Сэтто Тайгером.

– Хочешь ко мне на ночь? По любви?

Командор не ответил. Он всматривался в полумрак за ее спиной. Там у низкого столика неуклюже топтался человек в глупом плаще с хлястиком. Лицо у человека мученически кривилось, и выскакивали из щели рта неровные крупные зубы, подтекала слюна. Растопыренными пальцами-палочками человек пытался ухватиться за край столика, поймать равновесие и усесться.

Его мотало из стороны сторону, лысоватая голова блестела от пота, а редкие пряди волос лежали, словно приклеенные.

– Кто это?

Мария обернулась.

– Не знаю. Он в первый раз здесь. Досталось бедолаге.

И впрямь, досталось. Будто все кости переломаны, не человек, а паук с перебитыми лапками.

«Паук» наконец-то плюхнулся в кресло, и к нему тут же подошла официантка. Она приняла заказ и отошла, а «паук» с облегчением выудил из кармана маленькую книжечку и погрузился в подслеповатое чтение, то и дело по-звериному щерясь.

– Не нужно на него так пялиться, – сказала Мария, – что за привычка… ты еще начни пальцем тыкать.

Странное ощущение подвоха, которое Командор отложил на дальнюю полочку, усилилось. Нелепое существо вызывало тревогу и чувство обреченности.

На секунду Командору показалось, что кто-то неведомый погрузил его в транс и внушил короткую мысль: нам всем конец.

Он так явственно осознал крах и без того догнивающей цивилизации, что не ощутил даже страха. С таким стоическим спокойствием лоботомированный маньяк принимает весть о смертной казни на электрическом стуле.

Официантка поставила перед «пауком» стаканчик с горящим синим пламенем коктейлем, и тот засуетился, уронил сначала книжечку, потом салфетницу, запутался в плаще и замер, тяжело дыша и выпучив глаза.

– Секунду, – сказал Командор Марии и поднялся.

Он подошел к соседнему столику, наклонился, поднял книгу и собрал рассыпавшиеся салфетки.

– Позвольте помочь.

Пришлось дернуть за шиворот и рукава, и снова показались утыканные пальцами руки, и один из пальцев, росший прямо на запястье, моментально согнулся крючком. Крючок этот потянулся к стакану с выпивкой.

– Я Капитан, – устало сказал «паук».

Значит, тоже из наших, мелькнуло в голове у Командора.

– Сядьте рядом.

Командор сел.

Неизвестно, что подтолкнуло его к этому столику, ведь за ним просто покалеченный парень, выпивший для храбрости и пришедший подцепить девчонку.

Капитан жадно пил коктейль, обжигая губы, пил, словно воду.

Руки его подрагивали на книжечке.

– Меня потеряла приятная женщина, – сказал он жалобно, прикончив коктейль.

– Так бывает, приятель, – ответил Командор, – сказано же: все зло от женщин.

Капитан обрадовался. Поползли вверх тоненькие брови, тонкие веки натянулись, рот распялило подобием улыбки.

– Да, – торопливо сказал он, – я читал… Женщина принесла зло в мир. Приятная женщина принесла зло в мир. Не надо женщин.

Несчастный калека.

– Ты прав, – поддавшись чувству жалости, ответил Командор.

Черт знает почему, но образ этого паука смешался в его голове с образом Мунги, искалеченной Мунги, которая надевает пиратский костюм и врет, что кто-то считает возможным заниматься с ней сексом по любви.

– Ты прав, на хрен женщин, от них одни неприятности.

Капитан заволновался, в горле у него забулькало, в уголках рта появилась красноватая пена.

– Я все понял, – заговорщицки сказал он. – Ты можешь беседовать про апокалипсис.

Нехорошее предчувствие свалилось с полки и превратилось в стоп-сигнал, полыхающий алым светом. Командор быстро обдумывал информацию. Парень придурковат и может просто нести ахинею, а может, подцепил где-то краем уха информацию о готовящейся операции. Если второе верно, значит, где-то произошла утечка. Лейтенант? Мунга поделилась домыслами, разнежившись в койке?

Он обернулся.

Мунга сидела, плотно сдвинув колени и уставившись на дно стакана. Она выглядела напряженной и очень старой. Оставшись за столиком одна, она согнула квадратные плечи, свернулась и по-старушечьи потирала ногу о протез в блестящей туфельке.

Она, наверное, очень устала, подумал Командор.

– О чем побеседовать? – переспросил он.

Капитан сидел, нахохлившись. Под тонкими веками выпукло катались глазные яблоки. Чужое тело причиняло массу неудобств, искажало пространство и время. Капитан был уверен, что давно уже вышел из комнаты, где женщина, туманясь и дробясь в зеркале, тщательно поправляла синие локоны парика.

Она стояла, откинувшись чуть назад, маленькие ступни плоско стояли на ковре, острые груди темнели кончиками, под мышками влажно блестело.

Это было утром, но Капитан почему-то до сих пор видел эту картину, словно прошлое бесцеремонно обогнало время и вмешалось в настоящее. От этой двойственности тошнило, слюна становилась горькой.

Пугало и то, что Капитан почему-то видел и будущее – вернее, предполагал его, но, вторгшись в его разум, будущее приобретало все более отчетливые очертания, тоже перемешиваясь с реальностью.

Мир объемного времени и живой памяти.

Непоследовательный и нелогичный.

Напротив сидел человек с утомленными глазами, нетерпеливо постукивал пальцами по столу, и его движения и колыхания были неприятны, потому что излишни. Ни в одном из его движений не было смысла, Капитан чувствовал, что и его тело тоже подвержено бесцельным колебаниям – в такт тихой музыке начинало подрагивать колено.

– Я навожу порядок, – с трудом преодолев тошноту, сказал Капитан, – порядок взывает апокалипсису. Почему его еще не было?

Командор поднял брови, услышав странное слово «взывает», поразмыслил немного и сказал:

– Я не лучший собеседник на эту тему.

– А кто? – раздраженно спросил Капитан. – Я больше не могу…

Перебрал, решил Командор, глядя на потное лицо и слезящиеся глаза собеседника. Может, запой, может, передозировка. Скорее, второе. Помутнение опасного рассудка. Если бы не любовь к деталям, Командор бы откланялся и заказал Мунге выпивку за свой счет, но он твердо верил в правоту своей интуиции, и потому предложил:

– Отвезти к тому, кто будет с тобой говорить?

Капитан с облегчением согласился. Вышел на свежий воздух, бессильно цепляясь за Командора. Мерзкий круговорот смещений не прекращался: Капитан ощущал одновременно и вкус выпитого в баре коктейля, и влажный ветер, трогающий пылающий лоб.

– Плохо, – сдавленно сказал он и мешком повалился на сиденье.

Командор пристегнул его ремнем и вывел машину через сплетение ярких улиц на полупустую трассу. Он насвистывал сквозь зубы, закуривал сигарету за сигаретой, морщился и выбрасывал их в окошко, не сделав и пяти затяжек.

От пива поднялась изжога, дорога казалась бесконечной, и Командор уже сто раз пожалел, что связался.

– Я вас налажу, – утомленно сказал Капитан, словно угадав его состояние, – я вас сделаю правильно, как написано…

Он уснул, и во сне дергал ногой с такой яростью, будто к ляжке ему прижали оголенный провод.

Свобода выплывала из темноты изматывающе долго – нехотя восставала из-под земли, словно покойник, поднятый из могилы неумелым ритуалом.

На пропускном пункте образовалась ночная очередь. Водители дремали, прикрывшись газетами, курили, бродя кругами, вполголоса что-то обсуждали, примостившись на обочине.

Командор остановился, убедился, что Капитан мирно спит, и вышел из машины. Он шел вдоль ряда уже остывших автомобилей, проваливаясь в выбоины и спотыкаясь о трещины в асфальте.

Во главе очереди колонны стояла красная блестящая машина, похожая на лакированную дамскую сумочку. В ней читал книгу парень с ежиком коротких светлых волос.

Командор наклонился и протянул ему руку. Парень пожал ее и отложил книгу.

– Чего стоим?

– А хер знает, – сказал парень и потянулся. – Сначала что-то не работало там в базе, потом кто-то важный приперся, теперь вот обед у них…

– Четыре часа утра.

– А я тут при чем? Сказали, обед…

Командор шагнул на освещенный прямоугольник дворика. Тусклая лампа болталась над ним на скрученных проводах.

– Сержант!

Ему не ответили.

– Сержант!

– Кто тебе – сержант? – недовольно донеслось из приоткрытого темного окошка. – Кто тебе сержант? Сказано – ждите, значит, ждите…

– Номер регистрационный предъяви, – мрачно сказал Командор темному окошку.

За рамами зашевелилось, показалась коротко стриженная голова.

– А нарушения пропускного режима тебе не впаять? – зло осведомилась она, а потом показались плечи и руки. – Вернись к своей машине и замри, пока я добрый. С Фареста едешь? Наркоту везешь? Думаешь, не найдем?

– Регистрационный номер, сержант, – устало повторил Командор. – Вы обязаны предоставлять документы по первому требованию.

– Я тебе ничего не обязан. В очередь, лля!

Рамы захлопнулись с грохотом.

– Гиблое дело, – сказал круглолицый парень.

Он стоял сзади, держа книгу так, как ученицы музыкальной школы держат папки с нотами.

Командору почему-то стало смешно. Словно услышал старый добрый анекдот, который никогда не надоедает. Смеяться он не стал, отошел в сторону и выбрал на наручном коммуникаторе режим экстренной связи. Ему ответили почти сразу: эта линия держалась накрепко.

– Пятый пропускной, – сказал Командор, – срочно нужен коридор.

Теперь оставалось только ждать, и Командор вернулся в машину. Капитан напустил слюней и почти вырвал из креплений ремень безопасности, но по-прежнему крепко спал. Командор поправил бархатный томик, почти выпавший у него из кармана, и наконец-то выкурил целую сигарету.

Потом он сложил руки на руле и смотрел, как поднимается у горизонта предрассветная сиреневая муть.

Коридор принеслись обеспечивать аж десять машин, все закованные в броню, приземистые и квадратные.

На каждой болтался круглый фонарь, и дикие прыжки света унеслись далеко в чернеющее поле. Несколько лучей ударились в темное окошко, рев двигателей заполнил тишину.

Сержант выскочил наружу, щурясь и размахивая руками. На синей рубашке красовалось жирное пятно, к босой ноге прицепилась простыня.

К нему шагнул синдромер в черной форме, дулом автомата указал куда-то вверх, и сержант тоже посмотрел вверх, а потом нырнул назад в домик и через минуту донесся из хриплых колонок его испуганный голос:

– Все по обочинам! Кроме «АС-747»! По обочинам! Повторяю! Все по обочинам, кроме «АС-747»!

Спалили машинку, подумал Командор, заводя мотор. Теперь ей прямая дорога на свалку.

Перед ним поспешно расползались, жались к обочине. Машина раскачивалась, ощупывая каждый ухаб.

– Пропускной пункт номер пять закрыт! Внимание! Пропускной пункт закрыт! Объезд через седьмой пропускной пункт!

Когда Командор выезжал на шоссе Свободы, сержант, семенящий рядом, преданно заглянул ему в глаза.

Коммуникатор засветился на пятом повороте. Красное квадратное лицо, окруженное приятной казенной зеленью стен, осведомилось:

– Что вы пьете, Командор?

– Сейчас – кофе, – отозвался Командор, внимательно следя за дорогой. – А моему другу нужно что-то более бодрящее.

– Великолепно.

– И переводчика, – вспомнив странный лексикон Капитана, добавил Командор, – мой друг иностранец и плохо знает наш язык.

Это невероятное предположение, но все может быть. На Земле лет двести как болтали на одном языке, который медленно, но верно расползался по странам и континентам и в конце концов утвердился в качестве всеобщего. Существовали чудовищные диалекты, местные акценты, странные наречия, но в целом договориться можно было с кем угодно и где угодно. Но нельзя исключать возможности обнаружить человека, воспитанного вдали от централизованных населенных пунктов.

Такие еще существуют и, по прогнозам, будут существовать еще лет сто.

Капитан с его странным акцентом и нелепой речью явно из таких и скажет намного больше, если приставить к нему переводчика.

* * *

«Алые паруса» – шелковое полотнище, распростертое по небу. Лейтенант полюбовался иллюзией – мираж качающегося корабля застыл на краю улицы, как на пристани. Казалось, он готов отплыть и будет пробираться между домами, по извивам и изгибам городских троп, как по карнавальным освещенным рекам. Над дверью залопотали нежные колокольчики. Открылся холл в красном плюше и с оранжевыми охапками роз по углам. От роскоши борделя тянуло сигаретным дымом, въевшимся в ковры и диванчики, запахом массажного масла и смесью разных духов.

Все было правильно: Лейтенант оказался в холле один, и именно для того, чтобы он смог без помех и стеснения обратиться к администратору, его и продержали перед дверью долгих пять минут. За это время предыдущий клиент скрылся в одной из кают второго этажа, кают с зеркальными потолками, штурвалами, крестообразными реями и рабскими кандалами. Администратор – девушка с татуировкой-бабочкой на лице, улыбалась приветливо и нежно.

– Добрый вечер, – сказал Лейтенант. – Ключ номер семнадцать, на всю ночь.

Выбор наобум, вслепую, но администратор даже глазом не моргнула и выложила на столик тяжелый металлический ключ.

– Что-то хотите добавить?

– А что у вас в стандартном наборе?

– Стандартный набор на двоих – «соколки», «сестра Мэри», «ледяной дух». Дополнительно могу порекомендовать «вулкан» – за отдельную плату.

– Давайте все.

– Документы, пожалуйста.

Лейтенант заставил себя не выказать никакого волнения. Документы синдромера, засвеченные при покупке наркотиков в Фаресте, – это клеймо, от которого не отмыться. И еще, скорее всего, смена работы – вылетит с базы как миленький, улицы подметать… Командору тоже придется несладко – он отвечает за поступки своих людей. Все это мгновенно пронеслось в голове Лейтенанта, а руки уже выкладывали на стол регистрационную карту. Карта скользнула в гнездо картридера, зажгла короткий зеленый огонек и выпрыгнула обратно чуть теплая.

Пакетик с таблетками администратор выдала незамедлительно и к ней присовокупила крошечную белую ампулу – мгновенный антидот, спасение в случае неадекватной реакции организма и первых признаках передозировки.

– Наши медики появятся при первом вашем звонке.

Медики сидели на алом диванчике позади стойки – строгие барышни с подведенными глазами и в белейших сетчатых чулках. Соски обнаженных грудей закрыты латексными красными наклейками в форме сердец – международного символа медицины. Лейтенант кивнул, взял пакетик с таблетками в одну руку, ключ в другую, отступил на шаг, но снова вернулся к стойке.

Молча, но пристально глядя девушке в глаза, он поднял руку и показал ей два пальца.

– Нет, – тихо сказала она. – Трупы наше заведение не украсят.

Поднимаясь на лифте на второй этаж, Лейтенант разглядывал пакетик с разноцветными таблетками. Этого не хватит, чтобы отключилась даже самая хрупкая девушка, но добавки нигде не достать – ни один человек не продаст ему больше, чем положено на суточную дозу, а покупка уже зафиксирована картридером.

Подкупать проститутку – гиблое дело, подумал он в отчаянии. Алиби – волшебное слово, надежный щит от дальнейших проблем. Одно дело – вылететь с работы за потребление благ Фареста, а другое – получить обвинение в разглашении секретной информации. Это расстрел, дырка в беззащитном затылке…

Алиби. Алиби…

За дверью каюты номер семнадцать его встретила гибкая русалка в венке из тяжелых искусственных лилий. Неделя Чудовищ: кругом оживают и поднимаются из глубин человеческой памяти самые фантастические и полузабытые образы, вышедшие из сумрака, в котором плутал древний испуганный разум.

Словно за одну ночь снова появились на планете густые леса, глубокие озера и чудеса непокорных гор, и будто снова населили их дриады, эльфы и лешие, гномы и вампиры.

Древняя планета, населенная страхами и выдумками, на секунду ожила, Лейтенанту показалось, что в каютку борделя ворвался запах туманной реки и водорослей.

Русалка улыбнулась, закинула ногу на ногу и повела полуобнаженными грудями в легкой ленте сияющей мягкой чешуи.

На плечи ей были наброшены рыбацкие сети.

– Пощади меня, – прошептала она, – выпусти меня обратно в море… я сделаю все, что ты захочешь.

Лейтенант автоматически проглотил таблетку, наугад выбранную из пакетика.

Живая рыбка. Рыбка на крючке – вот кто он, и все это – ради Сэтто Тайгера.

Сэтто Тайгер. Такие люди приносят неприятности всем, кто попадается им на пути, так сильна влекущая сила их безумных идей и так опасны все их начинания. Они живут сразу против всех, но обрастают множеством сторонников, потому что умеют дать такое яркое ощущение свободы, перед которым удовольствие от любого вида наркотиков – чепуха.

Заставить верить в то, что свобода эта не мимолетна, а лишь упорно ускользает и нужно только покрепче ухватить ее за хвост, – это и есть сила Тайгера, и с ее помощью он пробирался на любую высоту и закреплялся там навсегда.

Живучесть его была феноменальна – подростком он мотался по городам, а война бежала следом и каждый раз настигала его, но не смогла перемолоть. Оставались только шрамы, и с каждым новым шрамом Тайгер становился все веселее и безрассуднее.

Ему потакала сама жизнь: пулей выбивала из руки банку тушенки, зараженную смертельно опасной болезнью, гнала за хорошенькой девчонкой из деревеньки, которую ночью накрывало шквалом огня, бросала в руки сумасшедших медиков, умеющих собрать тело по кускам, и берегла так упорно, что Сэтто в конце концов возвел ее в ранг божества.

Это божество он и защищал, сумев когда-то урвать должность хранителя Края, раз и навсегда заперев Край на замок от любых на него посягательств.

Шел он к этому долго и по пути сыграл множество ролей: покаянного беженца, фанатичного полицейского, рьяного пособника Синдрома и сначала – синдромера, а после ряда выдвинутых инициатив и полного согласия с линией правящей верхушки – мэра Фареста.

Эти пять лет он тщательно хранил свою репутацию и заслужил град проклятий от бывших друзей, а потом в разгар кризиса вдруг показал Синдрому истинное лицо – прежнее веселое лицо трикстера и бунтаря.

Жизнь счастливо отвела от него два покушения, и в ответ он позволил ей бить ключом: Фарест не искал путей выжить, он просто жил каждым днем и легко надевал карнавальные маски, закрываясь ими от проблем, пригибающих Свободу к земле.

Свобода вымирала от кустарной грязной химии, которую продавали почти на каждом углу – и каждый угол мирно существовал под патронатом полицейских.

Свобода боролась – полицейские исправно писали отчеты и предоставляли комиссиям килограммы дурно пахнущего порошка, изъятого у бродяг с переломанными руками.

Статистика показывала, что их рвение освободило страну от наркотиков еще пять лет назад.

Трупы с изъязвленными венами, всплывающие то тут, то там, доказывали обратное.

Быстро нашлось и объяснение – совсем рядом, в Фаресте, дурманом торговали в открытую, под контролем врачей и системы проверки качества.

Синдром нашел виновника и так яростно обличал Фарест, что население потребовало ужесточения работы пропускных пунктов.

Очереди у пунктов встали почти неподвижно, но то и дело торжествующе, с бликами фотовспышек, находили под сиденьями прибывших из Фареста машин пакетики с разноцветными таблетками, и недовольство на время утихало.

Скудная послевоенная экономика Свободы не могла обеспечить стабильность бюджета, и выросли на этом фоне чудовищные налогообложения, а вместе с ними – и аппарат по их сбору.

Тайгер позволил частным предпринимателям не платить налоги первые пять лет от начала основания предприятия.

Убыль населения заставила Свободу принять ряд законов по сохранению семьи: запретить аборты, создать полицию нравов.

Тайгер узаконил проституцию.

На каждую инициативу Синдрома он отвечал моментально: словно издеваясь, кажущимися абсурдными решениями доказывал несостоятельность Свободы и заодно повышал и повышал цены на энергию.

Синдром тихо погибал от невозможности дотянуться до Тайгера – собственноручно отданный когда-то Тайгеру ключ от Края вырвать назад без сильной армии не представлялось возможным.

Проблема стояла остро: попытка перекроить и без того трещащий по швам бюджет в пользу военных баз вызвал новую волну кризиса, и от милитаристской программы пришлось отступить.

На этом провальном этапе в игру вступил понтифик, которому Тайгер был бельмом на глазу не столько по причинам экономическим, сколько по религиозным. Существование города порока и разврата возмущало понтифика до глубины души.

Он, человек по сути мягкий (собственноручно выращивал горшочные фиалки и очень любил детей), каждое утро просыпался с мыслью, что мир катится в пропасть, которую распахнул перед ним дьявол в обличии Сэтто Тайгера.

Ежеутренние муки стали нестерпимы, и понтифик решился оказать Синдрому своевременную помощь. На пожертвования церкви была раскопана и возрождена секретная военная база, и на эти же деньги начались разработки оружия, способного взрезать купол Края.

Лейтенант невольно сравнивал Командора и Сэтто. Оба они вызывали у него уважение, но Командор являлся олицетворением того подлого склада характера, которым обладали худшие из людей. Он легко переходил со стороны на сторону, преследуя только собственные цели, в то время как Тайгер умел думать о других. Войны выковали в Командоре привычку подчиняться приказам без обсуждения, а в Тайгере – самостоятельность мышления. Командор защищал своих людей, но требовал защищать себя, а Тайгер позволял людям свободу выбора – с кем быть и кому служить.

Лейтенант часто думал о том, кто из них более опасен для окружающих, но не находил ответа и даже боялся его найти, потому что для себя выбрал Тайгера, с которым познакомился еще новичком в отряде патрульных синдромеров. Знакомство длилось недолго, но Сэтто всем своим поведением и короткими шутками, очень похожими на горькую правду, донес до Лейтенанта одну мысль: настоящая свобода – это право самому нести ответственность за свою жизнь, а не поддаваться чужим указам.

Это толкование свободы росло и ширилось, и в конце концов вычурное название родины, принятое после победы над первой волной кризиса, начало казаться гротеском, насмешкой, фальшью.

И если это правда, то пути назад нет – Лейтенант обязан предупредить Сэтто о том, что в бункерах базы в железных креплениях ждет благословения черный непобедимый Ворон, который способен взломать купол Края, как белка – скорлупу гнилого ореха.