Текст книги "Я все равно тебя дождусь!"

«Великая любовь» Марка – Саша Никанорова – тоже пришла на праздник. Ольга Аркадьевна, не одобрявшая этого увлечения сына, с печальной иронией называла Александру «дамой сердца» своего непутевого сына. А увлечение было давнее: первый раз Марк увидел Сашу в детстве. Конечно, тогда он не знал, что это Саша – просто девочка, шедшая рядом с бабушкой. Девочка в яркой клетчатой юбочке и с таким же клетчатым бантом в длинной русой косе. Марк никогда не видел раньше бантиков в клеточку и удивился.

Они с приятелем – Сережкой Синельниковым – бежали в парк на летнюю веранду, где должен был вот-вот начаться концерт школьной самодеятельности в честь Дня пионеров. Ребята участвовали в танцевальном номере и уже опаздывали, а бабушка с девочкой загородили всю дорогу. Девочка обернулась посмотреть, кто там шумит, и показала им язык, а Марк, пробегая мимо, дернул ее за косу. Она хотела треснуть его папкой, но не успела.

А потом Марк увидел ее на сцене – маленькая, серьезная, она вышла и села на стульчик перед огромным черным роялем. Нахмурилась, потом решительно наклонила голову вперед – словно боднула воздух перед собой – и заиграла. Марк опять удивился. Он никак не ожидал, что эта малявка в белых гольфах с помпонами будет так уверенно колотить по клавишам: девочка играла что-то быстрое, динамичное – может, это был «Венгерский танец» Брамса? Ее маленькие руки так и порхали над раскрытой пастью рояля, полной белых и черных зубов, и Марку казалось, что рояль – это кит, который сейчас проглотит девчонку.

Окончив играть, она встала, вышла к рампе и поклонилась, а потом так улыбнулась, сморщив нос, что зрители засмеялись, а Марк засвистел – он классно умел свистеть. Девочка увидела, кто свистит, и уже из кулисы опять показала ему язык. Марку было двенадцать, и девочка – он запомнил ее мальчишеское имя: Саша, Александра! – совершенно поразила его воображение. Она словно зацепила его острым крючочком, привязанным к тонкой невидимой леске, и потом он долго пытался в каждой девчонке найти Сашу – похожа, нет? Все были не похожи.

А когда они встретились в следующий раз, Александра уже была замужем. Марк узнал ее сразу: коса, улыбка, взгляд серо-зеленых глаз, манера морщить нос – все выдавало в ней ту девчонку с клетчатым бантом. Александра его не узнала, да и с чего бы. И Марк ринулся ее завоевывать, покорять, отбивать, пока – довольно скоро – не понял: бесполезно. Саша не обращала ровно никакого внимания на все его маневры, держалась с ним спокойно и отстраненно, хотя не могла не видеть, что Марк влюблен. Со временем между ними образовались странные отношения, которые Ольга Аркадьевна обозначила по-французски: amitiee amourette – любовная дружба.

Сашиного мужа, обожаемого ею «Толичку», Марк ненавидел: казалось, тот не ценит Александру, не понимает, какое сокровище ему досталось, – муж был физик и не находил ничего интересного в ее искусствоведении. Марк решительно не понимал, почему, почему она любит этого Толичку, за что?! У них же нет ничего общего! А с Марком – сколько угодно: они читали одни книги, им нравилась одна живопись, они смеялись над одними шутками, они каждый день курили вместе, болтая обо всем на свете!

Со временем Марк смирился, но тот острый крючочек, который впился ему когда-то в сердце, так там и застрял. И леска была прочна. Марк бился на этой леске, как форель в ледяном горном ручье. Сто раз он пытался сорваться с крючка – ничего не выходило. У него случались мимолетные романы, но стоило Александре только ласково взглянуть на Марка – все возвращалось. Если бы они не работали вместе, если бы не встречались каждый день!

Далеко не красавица, Саша обладала той загадочной манкостью, что привлекает мужчин, – недаром ее недолюбливали женщины. Обаяние, ум, начитанность, изысканные манеры, талант рассказчицы, артистизм, некий культурный флёр, сотканный поколениями предков – Саша была из дворянского рода, – окутывал Александру и придавал ей притягательность. Но Марк не мог не осознавать, что его «великая любовь» выдохлась со временем и продолжает он эту игру по привычке. «Мне нужно на кого-нибудь молиться!» – пел Окуджава, а Марк Шохин так жил.

На юбилей Ольги Аркадьевны Александра пришла одна, без Толика, и Марк ходил за ней хвостом, все на что-то надеясь. Но Саша была непривычно грустна и молчалива. Марк выпил пару лишних рюмок, окончательно впал в тоску и ушел в сад, где неожиданно заснул в беседке. Проснулся от звука Сашиного голоса – она разговаривала с кем-то снаружи, Марк так и не понял, кто это. Он прислушался, сел – объявляться было поздно: уже услышал все, что не должен был знать. Со слезами в голосе Саша рассказывала о том, что совсем недавно они с мужем узнали горькую правду: Толя не мог иметь детей – последствия давнего случайного облучения.

– Ты представляешь? У меня все просто прекрасно, а у него…

– Боже мой, какое горе! – ответила собеседница. – А вы не думали усыновить?

– Нет, это не для меня. Чужой ребенок… Нет, я не смогу. Бедный Толик! Он так переживает!

Они ушли. Марк сидел еле живой, никак не мог прийти в себя. Сначала безумная надежда, что ради возможности иметь ребенка Саша оставит Толика и уйдет к нему, к Марку! А вдруг! И полное отчаянье, когда он осознал: теперь она точно никогда не бросит своего прекрасного Толика – она не такая. Нет.

На самом деле Марк уже с прошлого лета знал: та леска, что держала его долгие годы, вовсе не так прочна. Может, пора ее оборвать? А может, ее и вовсе никогда не было, этой лески? Может, он просто привык считать Александру своей «великой любовью»? Вон и лучший друг Синельников говорит: да ты просто прикрываешься. Выдумал себе «прекрасную даму», чтобы отмазка была от женитьбы. Смотри, так бобылем и останешься. Сам Сережка еще со школы обхаживал Наташку Орлову – они ссорились и мирились по пять раз на дню, а расписались, когда их пацану было уже полгода – это была вторая попытка, первый раз Синельников умудрился опоздать на собственную свадьбу…

Целую неделю Марка одолевала тоска, и в субботу он, наконец, решил поехать к археологам, отвлечься. И, может быть… Да нет, ерунда. Даже себе самому он не признавался, зачем едет к археологам. Приехал и попал на какой-то праздник. Сел за стол, незаметно оглядываясь в поисках Лиды, потом увидел – сидит как раз напротив него, задумавшись и глядя в пространство. Выглядела она довольно мрачно, и Марк удивился – оказалось, что праздник как раз в ее честь!

Лида не любила отмечать свой день рождения, тем более в экспедиции, но деваться было некуда. Она даже не осознала, что за столом появился новый гость – все еще суетились, устраивались, передавали друг другу бутылки и закуску. Аппетитная юная блондинка, жавшаяся к Захару, сказала сладким голоском, кокетливо глядя на Марка:

– А у Лидочки юбилей, между прочим! Сорок!

– Вообще-то тридцать, – произнесла Лида, опустив голову, но блондинка услышала:

– Надо же! А я думала – сорок!

«Вот сучка», – подумал Марк, с состраданием глядя на Лиду, которая по-прежнему его не замечала. А Лида давно уже перестала ждать Шохина, поэтому просто обомлела, услышав его голос:

– Привет, Артемида!

Она сглотнула, досчитала до десяти и только потом подняла глаза: Марк!

– Откуда ты взялся?! Я не слышала твоего мотоцикла.

– Я подкрался незаметно. Поздравляю, у тебя, оказывается, день рождения. А я без подарка.

Они улыбались, глядя друг другу в глаза. Марк был немного другой, чем она помнила, но Лиду опять охватило уже знакомое по прошлому лету паническое чувство: он читает ее как открытую книгу! Увидев улыбку Марка, она словно сорвалась с обрыва и теперь падала с огромной скоростью в разверстую пропасть – кровь прилила к щекам и голова закружилась. Лида выскочила из-за стола, убежала подальше к реке и села на берегу, обхватив колени руками и вглядываясь в темноту, где все время что-то шуршало и шелестело. Он придет. Не может не прийти. Ее трясло, мысли перемешались, и почему-то казалось, что все сидевшие за столом поняли, из-за чего она сбежала с собственного дня рождения…

Кто-то кашлянул совсем рядом, и Лида, нервно обернувшись, увидела светящуюся точку – огонек от сигареты. Марк пришел.

– Лида?

– Это я. Ты… ты не дашь мне сигарету?

– Разве ты куришь?

– Так, иногда.

– Прости, эта последняя! Если не побрезгуешь…

Она взяла, пару раз затянулась и вернула ему:

– Ну вот, мы с тобой раскурили трубку мира.

– Вроде того.

Они помолчали, а потом Марк сказал:

– Слушай, да не расстраивайся ты так из-за этого идиота. Рядом с ним такая женщина, а он все каких-то мочалок выбирает.

Лида не сразу поняла, о чем Марк говорит, – господи, он думает, она страдает из-за Захара!

– Я не женщина, я кандидат наук, – ответила она угрюмо.

– Кандидатскую защитила? Ну, ты даешь! Здорово! Молодец!

– А что мне еще оставалось делать?

– В смысле?

– В прямом! Все вон уже по сто раз женились-переженились, а я…

«Какой ужас, я пытаюсь его разжалобить!» – думала Лида, но не могла остановиться:

– Я даже не целовалась ни с кем никогда…

Про поцелуй с Захаром она благополучно забыла.

– Ты знаешь, – задумчиво сказал Марк, – это все потому, что ты очень строгая и серьезная. Мужики к тебе просто подойти боятся. По тебе же сразу видно: так просто не отделаешься. Не то что Захаровы мочалки – поматросил и бросил. А ты не такая.

– Боятся! И ты боишься?

– Я не боюсь. Но я же не собираюсь за тобой ухаживать… То есть… Я не потому не собираюсь ухаживать, что ты мне не нравишься, ты мне как раз даже нравишься, то есть не в том смысле, что… просто я… у меня… Черт! – Он совсем запутался и замолчал.

– Значит, ты так это видишь? Что я такая неприступная?

– Ну да. А ты сама что думаешь?

– Я думаю… – Она вся сжалась, но выговорила: – Я некрасивая и неинтересная.

– Ты… что?! Некрасивая?!

Марк так удивился, что Лида взволновалась:

– А разве не так?

– Некрасивая! Ну, ты меня достала! Всё! – Он разозлился, придвинулся к ней совсем близко и взял под руку, крепко прижав. – Это чтоб ты не сбежала. Я сейчас тебе буду рассказывать, какая ты красивая. Боже, и почему бабы такие дуры!

Лида дернулась было, но Марк держал крепко:

– Сидеть! Значит, так. Во-первых, у тебя прекрасная фигура.

– Откуда ты знаешь?!

– Я же видел тебя в купальнике! В прошлом году.

– И разглядывал?!

– Да я всех женщин разглядываю. А тебя так даже с удовольствием. У тебя великолепные ноги…

– Сорок первого размера!

– Да при чем тут размер! Очень красивые ступни, а линия бедра просто идеальная, и – прости, если оскорблю твою тонкую и возвышенную душу, – весьма соблазнительная задница!

Марк злился, а Лиде казалось, что все это происходит не с ней.

– Так, руки! Руки просто прелестные – длинные пальцы, тонкие запястья…

Марк погладил ее пальцы и запястья, и Лида закусила губу: на его слова и прикосновения тело реагировало совершенно недвусмысленно, и Марк, словно догадавшись, отпустил ее руку и слегка отодвинулся.

– Красивые волосы – с рыжинкой, длинная шея, изящные плечи. Про грудь можно говорить, или ты сразу умрешь?

– Можно…

– Великолепная грудь. Небольшая, но очень красивой формы, и ты вполне можешь себе позволить ходить без лифчика, это так сексуально! Так, теперь о грустном.

– Ну вот! Это ты про мой нос?

– Нос? А что не так с носом? Нормальный нос. Ты одеваешься неправильно. Что это за штаны на тебе?

– Удобные…

– Удобные! Узкие джинсы, шорты, мини-юбку, майку в обтяжку! Или, наоборот, балахон какой-нибудь экстравагантный – рост тебе позволяет. И прическа! Зачем этот унылый хвост?

– А как?

– Или кардинально короткая стильная стрижка, или греческий узел. В тебе вообще есть что-то античное: Артемида, Диана-охотница! Браслеты, кольца, длинные серьги – но все должно быть такое необычное, понимаешь? Не эти сладкие побрякушки, а грубое, экзотическое. У тебя красота своеобразная, ее надо подчеркивать.

Лида сидела, прижав ладони к горевшим щекам. Это все про нее? Это она – Диана-охотница?! Это у нее великолепные ноги и… и… Она даже про себя не могла произнести этого слова – «задница». Нет, ей все это снится!

– И самое главное!

– Что?

– Походка! Осанка! Улыбка! Ты должна как ходить?

– От бедра?

– Ты должна идти как королева с короной на голове! Повтори!

– Я… королева… с короной…

– И улыбайся, черт возьми! У тебя милая улыбка! Все, устал.

Марк рухнул навзничь. Лида посидела-посидела и тоже легла на спину. Все небо было сплошь усыпано звездами и кружилось. Или это у нее голова кружится? Все, что Марк говорил, не раз твердила ей и мать, но на мать Лида злилась, а на Марка – нет. Ей было жалко, что он отодвинулся и отпустил ее руку: если бы они сидели как прежде, может, Марк догадался бы ее поцеловать? И не только поцеловать? Как намекнуть ему? Просто сказать: возьми меня? Сделай мне ребенка?! Как?

А Марк думал о том же самом: после всего сказанного поцеловать Лиду было так естественно, так просто, и она явно этого ждала, а почему бы и нет?

И разве не за этим он сюда пришел?

Он же все понял, как только заглянул ей в глаза – там, за столом!

И даже раньше – увидев, как она сидит, уныло глядя в кружку, словно отделенная ото всех невидимой преградой, одинокая и несчастная, а потом вспыхнула, услышав его голос, и старалась не показать своей радости. Все он понял уже давно.

Марк вздохнул, и, услышав этот вздох, Лида быстро произнесла фальшивым тоном:

– Пожалуй, пора в лагерь…

Это прозвучало так жалко, что у Марка защемило сердце. Он решился, и не успела Лида приподняться, как он оказался совсем рядом – так близко, что его дыхание обожгло ей губы.

– Я забыл самое главное – у тебя необыкновенные глаза! А сейчас в них отражаются звезды…

И они наконец поцеловались. Губы у Лиды были обветренные, и целоваться она совсем не умела, но быстро сообразила, что к чему, и, когда смогла открыть глаза, оказалось, что звезды кружатся еще быстрее, чем раньше.

– Ты действительно этого хочешь? – прошептал Марк.

– Да, пожалуйста!

От этого «пожалуйста» он чуть не умер и снова ее поцеловал.

– Ты знаешь, я… я так хочу ребенка! Безумно! Мне очень нужно! Пожалуйста…

Так вот в чем дело! А он-то подумал… Черт побери!

Ну что ж, пусть так – хоть кто-то будет счастлив, наконец. Но ситуация казалась такой однозначной – никакой романтики! – что Марк боялся не справиться.

– Марк, только я совсем ничего не умею…

– Не бойся, все будет хорошо!

Сам он не был так уж в этом уверен. Он ловко соорудил из своих джинсов и ее брюк вполне приемлемое лежбище, застелил сверху рубашками и быстро снял с нее, что осталось. Лида лежала совершенно обнаженная, ветер холодил кожу, внутри у нее все дрожало, и, когда Марк лег рядом, она совсем замерла и забыла дышать. Он целовал ее, постепенно забывая про «однозначность», а Лиде все не верилось, что это на самом деле. Целоваться ей нравилось, и она настроилась быстренько перетерпеть все остальное, но «быстренько» не получилось: Марк был так нежен, так умело ласкал ее, что Лида окончательно забыла обо всех своих страхах и отвечала все нетерпеливее.

– Не думай ни о чем… Просто доверься мне…

Шепот Марка звучал где-то внутри ее самой и возбуждал даже больше, чем прикосновения. Тихо шелестел ветер в траве, звенели цикады, ниже, в реке, плескался кто-то невидимый – Лида и Марк не слышали ничего, кроме лихорадочного стука сердец и судорожного дыхания, и в самом конце, на грани, Марк прошептал, с трудом выталкивая слова из напряженного горла:

– Открой… глаза… посмотри… вверх…

Лида взглянула, и сразу же звезды хлынули на нее дождем. Она вскрикнула и задохнулась. Постепенно к ним возвращались звуки, запахи, ощущения – мир, кружившийся вокруг огромной воронкой смерча, вставал на свои места. Марк усмехнулся и покачал головой – надо же! Сказал бы кто пару часов назад, что он… с почти незнакомой женщиной… посреди чистого поля… Нет, не поверил бы!

– Ты жива? Артемида?

Он нежно погладил Лиду по голове, и она, вдруг очнувшись, заплакала и стала целовать его легкими быстрыми поцелуями куда придется.

– Ну что ты! Все хорошо?

– Ты просто не представляешь! Ты даже не понимаешь, что ты для меня сделал!

– Почему же, очень хорошо представляю.

– Ты знаешь, мне казалось, все будет так быстро – раз, два и готово! А ты…

– Да зачем было спешить – это твой праздник.

– Мой звездный час! Я так тебе благодарна, так благодарна! До неба!

– Перестань, не надо! Это я должен тебя благодарить.

– За что?!

– За то, что выбрала меня.

– Я не выбирала!

– Ну, значит, это судьба.

– А как ты думаешь, у нас получится? С ребенком?

– Не знаю. Поживем – увидим. Но, пожалуй, стоит подстраховаться, как ты думаешь?

Лида тихонько засмеялась, когда Марк положил руку ей на грудь, а он подумал: так вот она какая – настоящая! Когда забывает прятаться, защищаться, когда сбрасывает свою ледяную броню – нежная, пылкая, доверчивая, трогательная, открытая для любви…

«Кто же тебя так обидел, Артемида?

И как мне теперь жить?

Потому что настанет утро – и ты уйдешь.

Потому что все это только из-за ребенка.

И я, Марк Шохин, тут ни при чем».

Как всегда.

Утром он ее не узнал. Только когда Лида подошла совсем близко к деревянному столу, за которым сидел народ с мисками и ложками, и сказала: «А поесть-то что-нибудь осталось, а то я проспала все на свете!» – Марк понял, что это она, и не смог сдержать довольную улыбку. Лида была в шортах и черной майке без лифчика – это он сразу заметил, а волосы уложила, как Марк велел, в греческий узел. И шла походкой богини, сияя от счастья. Кто-то присвистнул, Захарова блондинка поперхнулась, а сам похмельный Захар взглянул на Лиду, отвернулся, потом взглянул еще раз и вытаращился в полном изумлении.

– Что, Захарчик? – спросила Лида, улыбаясь. – После вчерашнего голова болит?

Она села рядом с Марком, задев его бедром, и он покачал головой, усмехаясь: похоже, выпустил джинна из бутылки! Он так ею гордился, будто сам сотворил. А впрочем, так оно и было. Марк вдруг по-новому осознал миф о Пигмалионе и Галатее – только мужчина способен превратить кусок мрамора в настоящую женщину.

К ночи они, не сговариваясь, опять пришли на то же место у реки, и Лида первая его поцеловала: «Вчера был мой праздник, сегодня – твой». Марк вспомнил, как она сказала вчера: «Я так тебе благодарна – до неба!» А Лида, пристроившись ему под бок, тихонько вздыхала.

– Ты не озябла?

– Нет, ты горячий! Мне тепло. А знаешь, все девицы в экспедиции в тебя влюблены…

– Да ладно, влюблены! Это все так, детские игры на лужайке.

– Нет, правда, ты очень нравишься женщинам!

– Я знаю.

– И как тебе с этим живется?

Марк усмехнулся:

– Непросто.

– А почему? Это же хорошо?

– Да чего ж хорошего?

– Ну, ты же можешь… с любой…

– Глупенькая, да ведь любая-то не нужна! Нужна… особенная. Своя.

Лида засмеялась:

– Меня за всю жизнь никто ни разу не назвал глупенькой!

– Я не хотел тебя обидеть!

– Да нет, это прозвучало очень нежно. Ты такой милый!

В полутьме Марку было видно, как блестят ее глаза. «Что ж мне с тобой делать, Артемида? – думал он. – А с собой? Что мне делать со своей жизнью?!»

– Ты знаешь, я все время мечтала о девочке, а теперь ужасно хочу мальчика! Чтобы на тебя был похож.

– Я польщен. Ты скажешь мне, когда будешь знать?

– Конечно! Только ты не думай, это совершенно ни к чему тебя не обязывает, я сама справлюсь, тебе не придется ничего…

Марк поцеловал ее, потому что совсем не мог все это слушать.

А утром уехал.

Через полтора месяца Лида ему позвонила – получилось! Она сама узнала об этом еще в экспедиции, но хотела увериться точно, а то мало ли от чего задержка. Но Анна-Ванна раскусила ее сразу:

– Их, девка, а ведь ты беременна!

– Ничего подобного.

– А то я не вижу.

– Да еще точно неизвестно!

– Да ладно, чего там – неизвестно. Баба сразу меняется, когда залетела. От Шохина, что ли?

– Откуда вы все знаете, Анна-Ванна?!

– Знаю. Ты не бойся, я никому не скажу. Это хорошо, что от Шохина. Мальчик должен получиться.

– Правда? Почему вы так думаете?

– Вот посмотришь. А вообще, вы с ним парные, с Шохиным.

– Как это?!

– Ну, как варежки: правая и левая – разные, но одинакие. Так и вы. Два сапога пара. И внешне похожи, не замечала?

– Похожи! Да ну вас, Анна-Ванна, скажете тоже!

Но, придя в палатку, долго разглядывала себя в зеркале: «Парные?! Вот придумала Анна-Ванна! И чем мы похожи-то?! Только если ростом – оба высокие, длинноногие… Нет, ерунда». И опять – в который уже раз! – приказала себе: «Михайлова, не мечтай! Ты прекрасно знаешь: все это не для тебя. Забыла, чем заканчивались все твои мечты? Хорошо, если разбитым корытом!»

После звонка Лиды Марк приехал к ней в Москву, на «Сокол» (Люсик как раз очень удачно укатила в командировку), и они сразу же страшно поругались из-за будущего ребенка.

– Это и мой ребенок тоже! – кричал Марк. – Если ты думала, что я никак не буду участвовать в его жизни, ты ошибалась! Я не могу быть только строчкой в метрике!

– Но послушай!

– Ничего я не желаю слушать! Как ты себе это представляешь? Я что, по-твоему, стану спокойно жить, зная, что у меня где-то на стороне растет ребенок?!

– Марк! Нет, я не могу, – и она заплакала.

Марк опомнился: что же он орет как ненормальный? Она беременна, ей нельзя волноваться! А, черт! Он обнял всхлипывающую Лиду:

– Ну, прости, прости меня! Только не плачь!

– Я не могу! Это просто ужасно. Ты же совсем не планировал ничего такого.

– Не планировал, это точно.

– Вот! А я навязалась тебе со своими проблемами.

– Ой, навязалась!

– Я тебя вынудила…

– Да, конечно! Прямо изнасиловала.

Лида, наконец, засмеялась сквозь слезы:

– Ты просто невозможен!

– Послушай меня спокойно, ладно? Подумай сама: если я совершенно отстранюсь, как ты хочешь, что получится? Получится, что ты меня использовала, и все. Использовала для определенной цели, а больше я тебе не нужен. Знаешь, мне это вообще-то обидно, правда.

Лида, моргая, смотрела на него:

– Как-то ты меня запутал! Я все так хорошо продумала, а теперь…

– Продумала она! Что, тебе помощь не нужна? Ты прямо так одна со всем и справишься? Я же не лезу в твою жизнь, я не собираюсь отнимать у тебя ребенка! Но я – отец. И тебе придется со мной считаться.

– Я не хотела осложнять тебе жизнь!

– Я сам себе осложнил жизнь. Я большой мальчик и сам принимаю решения.

Лида вздохнула. Лицо у нее было несчастное, и Марк поцеловал несколько раз ее соленые от слез губы, она ответила, и некоторое время они самозабвенно целовались.

– Ну ладно, ты меня убедил. Прости! – А потом, опустив глаза и страшно покраснев, спросила: – А ты… останешься… на ночь?

И он остался. Всю ночь шел дождь, заливая косыми струями оконное стекло, метались по потолку тени от веток, то и дело завывала сигнализация на какой-то машине во дворе. Марку было непривычно и странно – в чужом доме, в чужой постели, рядом с чужой – своей, но чужой! – женщиной. Лида тоже не спала и о чем-то вздыхала время от времени. Марк чувствовал ее всю – теплую, томную после любви – и никак не мог привыкнуть: вот здесь, рядом, в глубине ее тела – ребенок! Его собственный ребенок!

– Послушай, Артемида! Может, нам все-таки пожениться, а?

Лида молчала долго, и он понял, каким будет ответ. Но она сказала совсем не то, что Марк ожидал:

– Тебе так одиноко?

– Мне?!

– Да. Тебе так одиноко, что ты готов жениться на первой встречной?

– Ты не первая встречная!

Лида тихонько засмеялась:

– Марк, я именно первая встречная, которую ты пожалел, потому что ты очень добрый, чуткий, нежный. Ты совершенно замечательный. Я тебе так благодарна…

– Ну да, до неба! Но ты меня не любишь.

– А ты меня просто жалеешь!

– Но разве нам плохо вместе?

– Если ты имеешь в виду секс – то просто волшебно!

– И у нас ребенок!

– Да.

– И ты думаешь, что всего этого недостаточно для брака?

– А ты думаешь, что штамп в паспорте сделает нас счастливее? И как ты себе это представляешь? На практике? Ты знаешь, я вообще-то совсем не готова уехать из Москвы: у меня тут работа, наука, у меня тут всё! А ты? Ты готов кардинально поменять жизнь?

Марк задумался.

– И потом, как же твоя Александра? Ты что, совсем ни на что не надеешься?

– Александра… Да нет никакой Александры. Так, фантазии Фарятьева. Миф. Просто красивая игра в Прекрасную Даму на потеху всему городу.

– Ты что, выдумал это?!

– Да нет, не выдумал. Не все выдумал. Влюблен был когда-то, да. А теперь мы просто друзья. Она меня не любит, успокойся.

– Послушай, пожениться никогда не поздно! Давай мы попробуем сначала так, как есть, ладно?

– Это ты из-за Захара не хочешь, да?

И Лида чуть было не спросила, кто такой Захар, но опомнилась – она напрочь забыла о его существовании.

– Захар – это тоже миф. – И вздохнула про себя: «Пожалуй, Анна-Ванна была права – мы с Марком два сапога пара!»

Так началась ее новая жизнь: докторскую Лида задвинула подальше, к работе относилась спустя рукава, зато обложилась книжками и пособиями для будущих мам, так что Марк даже посмеивался: беременность по-научному! Марк, да. Как Лида ни старалась, ей не удалось от него отделаться. Она никак не ожидала, что после того, как отказалась выходить за Шохина замуж, он как-то проявится в ближайшее время: обещать помощь – одно, а выполнять обещание – другое! Да и замуж он позвал ее так, для проформы – знал, что не согласится. Лида была в этом уверена на сто процентов. Нет, конечно, она ему страшно благодарна, и вообще. Но… пусть бы он там и оставался, в своем Трубеже!

И не подходил к ней все ближе и ближе.

Слишком близко.

А Марк позвонил через неделю, потом еще, а перед самым Новым годом решил вдруг приехать – Лида всполошилась: она ничего не говорила матери, а та и не замечала в дочери никаких особенных изменений, как всегда, занятая собственной личной жизнью. Но Марк был настойчив. «Господи, вот угораздило же меня попасть на такого ответственного товарища!» – думала Лида, даже несколько опасаясь столь напористой заботливости Марка. Мечтая о ребенке, она как-то совсем не принимала в расчет окружающую действительность. Ей казалось, что это имеет отношение только к ней: «Мой ребенок! Ни с кем не хочу делиться!» Но уже понимала – нет, не получится. Придется делиться, придется принимать заботу – и Марка, и матери…

Так что пришлось кое-что матери рассказать. Лида прекрасно знала, во что это выльется, и не ошиблась: скандалы Люсик умела закатывать на славу, а тут и повод на редкость подходящий. Но Лида давно уже научилась пропускать мимо ушей материнские вопли – она только надеялась, что мать спустит весь пар на нее и не придется краснеть перед Марком. У Лиды на руках был хороший козырь: отец оставил им квартиру, но переписал ее на Лиду, а у матери своей жилплощади не было вовсе, поэтому она прекрасно знала, когда нужно остановиться.

Во время одного из подобных скандалов, когда Люсик кричала Лиде: «И когда ты только выйдешь замуж?! Конечно, кто на тебя позарится! Одеваешься как грузчик!» – Лида спокойно ответила: «А почему бы тебе не выйти замуж? Ты еще молодая женщина! Только ищи мужа с квартирой – сюда я его не пущу». Люсик поперхнулась и замолчала. Они обе знали, почему ушел отец – Люсик слишком весело жила во время его долгих экспедиций. Лида иногда смотрела на мать с недоумением: как получилось, что ее родила именно эта женщина? И подсознательно отгораживалась, как могла, от ненавистного ей материнского мирка, от этого проклятого «бабства» – уходила в науку, в работу. Точно как отец.

Но Марк нисколько Люсика не испугался – сколько мать ни поджимала демонстративно губы, он оставался спокоен, галантен, и только в глазах порой пробегала искра смеха: он явно не принимал Люсика всерьез. Наткнувшись на страдальческий Лидин взгляд, Марк утешающе ей улыбнулся: да ладно, не переживай! Но Лида знала, что все еще впереди: стоит только Марку выйти за дверь, как ей будет обеспечена неделя – а то и две! – бесконечных материнских переливаний из пустого в порожнее.

Так и вышло. Люсика бросало из одной крайности в другую: то – «Почему он не хочет на тебе жениться?!», а то – «Он явно метит на нашу квартиру!». «Ты что, по себе судишь?» – жестко сказала Лида, и мать замолчала: московская прописка была чуть ли не главной причиной ее замужества. Люсик обсудила новость со всеми подругами – еще бы, прямо бразильский сериал! – и слегка успокоилась, выбрав для себя роль страдалицы: дочь «принесла в подоле», какой кошмар! Успокоилась она главным образом потому, что Марк не собирался селиться у них в квартире, а Лида не собиралась сильно обременять ее внуком: нет-нет, ребенок – это прекрасно, но стать бабушкой в свои… эээ… сорок пять… Люсик не готова! На самом деле ей было уже почти сорок девять.

Под конец срока Лида совсем изнемогла. Она ничего не могла делать, маялась, и мать как-то особенно ее раздражала – Люсик вдруг впала в слезливую сентиментальность и без конца квохтала над «своей бедной девочкой», от чего «бедная девочка» просто лезла на стену. Лида с огромным трудом уговорила мать уехать на майские праздники в гости к друзьям и наслаждалась одиночеством – рожать предстояло только числа пятнадцатого-шестнадцатого.

Наслаждалась Лида, правда, только первые два дня, а потом ее вдруг стали одолевать страхи. Лида почти не спала по ночам, прислушиваясь к многочисленным звукам в доме и за окном. Ей очень хотелось погулять – погода стояла прекрасная, все зеленело и цвело, но она боялась! Боялась, что застрянет в лифте, что подвернет ногу, что ее кто-нибудь толкнет и ей станет плохо. Она боялась даже выйти на балкон – а вдруг голова закружится?! Лида затосковала.

И вдруг совершенно неожиданно, без звонка, приехал Марк – Лида как раз прилегла и даже задремала, поэтому встретила его не слишком приветливо, думая: и чего притащился? И так тошно! Но делать нечего, стала угощать чаем. Марк ее тоже раздражал, хотя Лида и видела, что он искренне переживает и волнуется.

– Как ты себя чувствуешь?

– Да все нормально.

– Ты знаешь… Я подумал… Может, мне отпуск взять?

– Зачем?!

– Ну… я бы помогал тебе.

– Да не надо мне помогать! Как ты меня достал! Я прекрасно жила тридцать лет без тебя и еще… столько же… проживу…

Лида замолчала. Марк сидел, опустив голову, на щеках горели красные пятна, а костяшки сжатых в кулаки пальцев побелели от напряжения. Он встал, кашлянул и, не глядя на Лиду, произнес:

– Ну ладно. Спасибо за чай.

Лида посмотрела: Марк ни к чему не притронулся.

– Я, пожалуй, пойду. Мне еще надо заехать тут в одно место. Я просто хотел узнать, как ты. Так что… я пошел.

– Куда? – Лида встала у него на пути.

– Мне надо… к знакомым.

– Да нет у тебя никаких знакомых!

– Нет, есть! – упрямо, совершенно по-детски, ответил Марк, и они оба вдруг невольно прыснули со смеху.

Лида обняла его: