Текст книги "По закону плохих парней"

Глава 9

Брюс располагался в тридцати минутах езды от Иерихона, в северной части округа Калхун. Главной достопримечательностью города был деревообрабатывающий комбинат. Рекламный щит при въезде гласил: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В БРЮС, ГДЕ ДЕНЬГИ РАСТУТ НА ДЕРЕВЬЯХ». Даже на рассвете были видны постройки из металлоконструкций, где помещались огромные штабеля бревен, подлежащих распилке на доски. В холодное небо поднимались облака пара. Лили въехала на станцию техобслуживания и заказала две чашки кофе. Они прибыли в город раньше на полчаса и предполагали в семь часов встретиться в церкви со священником. Несколько минут Квин и Лили сидели в «чероки», наблюдая, как движутся по гравиевой дороге лесовозы, выезжая за сетчатые ворота. Из сизого свет превратился в фиолетовый. В это время Лили, корча гримасу недовольства из-за слабого кофе, призналась, что не переступала ногой порога церкви в течение десяти лет.

– Меня решаются навещать лишь «свидетели Иеговы», – сказала она.

Квин промокнул салфеткой поврежденную кожу на суставах пальцев.

– Тебе нужно перевязать их, – заметила Лили.

– Перевяжу, когда вернемся, – пообещал он. – Что-нибудь известно об этих парнях?

– По возвращении в Иерихон просмотрим некоторые фото, – ответила Лили.

– Уэсли говорил, что знает их, но не сказал, кого именно.

– Уэсли часто темнит.

– Думаешь, их послал Стэг?

– А ты как думаешь? – Лили завела внедорожник, и они поехали через старую деловую часть городка, не слишком отличавшегося от Иерихона. Двигались по небольшой городской улице к баптистской церкви. Парковка возле церкви была пуста. Исключение составляло то место, где стоял «бьюик» священника. Покинув Квина прошлым вечером, Лили навестила педагогический совет округа Колхун. Она отыскала двух девочек по имени Беккалин в возрасте до десяти лет. Поговорила с матерью первой девочки, застав ее дома с тремя другими детьми. Второй визит был нанесен в семью Буллард, где возникла продолжительная пауза, когда Лили поинтересовалась матерью юной Беккалин, которую, как оказалось, звали Джил.

– Когда семья видела ее в последний раз? – спросил Квин.

– Три месяца назад.

– Сколько времени их внучка живет вместе с ними?

– Более года.

Пастора Булларда они нашли в его церковном офисе, в котором ощущался затхлый запах старых Библий и чистящих средств. Знакомый церковный запах. Здесь находились четыре кресла и стол с большим количеством брошюр, направленных против алкоголизма и семейного насилия. Пастор предложил им кофе, и они не отказались. Кофе недоставало крепости, но они пили его, ожидая, когда священник перейдет в ходе вежливой беседы к главному.

Пастору, худощавому и седеющему, едва перевалило за сорок. У него был мягкий ласковый голос. Он носил синий костюм и красный галстук. Порез на подбородке был заклеен кусочком пластыря.

– Нашли ее? – спросил он.

Лили покачала головой:

– Ваша дочь, Джил, была в округе Тиббеха в прошлом месяце. Мы хотим поговорить с ней в связи с проходящим расследованием.

Квину показалось, что Буллард счел и его помощником шерифа, а Лили не пыталась разубедить в этом пастора.

– Что она натворила теперь?

Лили покачала головой:

– Ничего. Но мужчина, с которым ее видели, убит. Мы просто хотим разузнать об этом больше.

– Я думал, что ее нет в живых, – сказал пастор. – Мы ждали ее возвращения четыре года. Каждый день молюсь за нее, но ей самой придется принимать решение.

Лили кивнула. Квин почувствовал, как его прошибает пот.

– Беккалин – второй ребенок Джил, – сказал пастор. – До него она сделала аборт. До недавних пор мы этого не знали. Ее интересовали только наркотики и мужчины. Теперь у нас только один ребенок – Беккалин. Мы молимся, чтобы мать никогда не встретилась на ее пути.

– Вы можете предположить, куда она уехала? – спросила Лили.

Квин заерзал в своем кресле и поставил на стол чашку с кофе. Ему было жарко в тесной комнате с барельефами и плакатами религиозного содержания. На крюке у двери висела пурпурная мантия вместе с двумя зонтиками и бейсболкой.

Буллард покачал головой и взглянул на свои руки.

Было время, когда Кэдди уезжала с несколькими друзьями и подругами в Панаму, где пропадала около восьми дней. Мать Квина сходила с ума по этому поводу, Квину пришлось достать специальный пропуск, чтобы выбраться из форта Беннинг. Вместе с другим рейнджером, который захотел ему помочь, он наведался во все злачные места вдоль Мирэкл-Майл, пока не обнаружил ее в беспамятстве у бара. Два парня с базы ВМС пытались запихнуть ее в свою машину.

Он с приятелем чуть не загремел в тюрьму за избиение моряков. Через четыре месяца Кэдди снова исчезла.

– Она, бывало, звонила и просила деньги, – припоминал пастор. – Я даже не знал, что она в округе Тиббеха. Думал, она все еще в Новом Орлеане.

– Ваша жена знает о нашей встрече? – уточнила Лили.

– Нет.

– По вашему мнению, ей что-нибудь известно о дочери? – поинтересовался Квин в свою очередь.

– Ей известно меньше, чем мне, – ответил пастор. – Последний раз я видел Джил в Новом Орлеане. Перевел ей деньги на адрес продуктового магазина на Роял-стрит. Ждал, когда она придет и снимет деньги, затем последовал за ней. Она дико выглядела в своей одежде с этой прической. Сначала она, кажется, меня не узнала. А когда поняла, что это я, обрушила обвинения и оскорбления. Это была словно не моя дочь. Не знаю, кем она стала, и не хочу, чтобы моя жена почувствовала то, что пережил я.

Квин встал и ощутил, что у него останавливается дыхание.

– Теперь мы выяснили имя, – произнесла Лили, глядя на него. – Попытаемся вычислить ее по нашей системе.

– Вы понимаете, почему меня не нужно уведомлять об этом, – сказал пастор.

Лили достала визитку и написала на ее обратной стороне номер своего мобильного телефона.

– Сообщите, если что-нибудь узнаете о ней, дайте нам знать, пожалуйста.

Квин быстро простился и вышел из дома, почувствовав облегчение на бодрящем воздухе раннего утра. Хотелось немедленно приняться за дело, но он попробовал успокоиться, стараясь дышать ровно.

Говорят, это помогает.

Последние три дня Лена провела в женском приюте Иерихона, где ее кормили три раза в день и обеспечили ночлег в подвале баптистской церкви среди рядов складных кресел, позолоченных одежд церковного хора и двух столов для пинг-понга. Полная жена пастора проявила к ней особое внимание. Поздним вечером она спускалась по ступенькам с пирогом или пудингом, читала не библейские истории из старых номеров журнала «Гайд пост» и сравнивала ее судьбу с судьбой Девы Марии. Лена ответила толстухе, что благодарна ей за пудинг, но не является девственницей с тринадцати лет. Женщина улыбнулась ей и погладила по голове. Лене было позволено раскладывать еду на кухне после утренней молитвы и собирать белье других девушек, включая женщину сорокалетнего возраста с разбитой губой и темнокожую девушку, примерно Лениного возраста, которая тоже не была девственницей. В воскресенье после полудня, пообедав жареными цыплятами с горохом и сладким чаем, Лена вышла погулять, сказав наставнику, что хочет подышать свежим воздухом.

Она очутилась в деловой части Иерихона. Вскоре после четырех солнце стало клониться к закату. Голые деревья и старая ржавая башня, возвышавшиеся над короткими приземистыми зданиями, потемнели и приобрели неясные очертания. На четыре доллара, хранившихся в кармане выданного ей стеганого пальто, сшитого добрыми прихожанами церкви, Лена заказала в «Соник драйвин» гамбургер и порцию молочного коктейля. Она сидела за столом у окна рядом с кухней. Из окна были видны грязные пикапы, которыми управляли белые парни, и спортивные седаны черных парней с серебристыми дисками колес.

Молочный коктейль явился как раз той пищей, которая ей была нужна, а на сумму меньше доллара она заказала официантке жареные пикули. Женщина принесла их и даже не потребовала платы. У Лены было ощущение, что она когда-то посещала подобное место.

Время свидания выпадало на завтра. Если Джоди или Чарли Бут, кем бы он ни был на самом деле, не захочет ее видеть, она отправится назад, в Алабаму, и попросит у отца прощения, хотя папа ясно дал понять, что от нее, как от обычной шлюхи, семье будет мало проку. Лена полагала, что могла бы остаться в церкви и работать, но эти леди поставили условие, что она откажется от своего ребенка.

Девушка же решила, что, если у нее родится ребенок, она позаботится о нем. У нее была сестра в Бирмингеме, которая могла бы смотреть за ним, если Лена устроится на работу. Возможно, ей поможет мама, если узнает, где живет Лена. Последним местом ее проживания была Тампа, где она работала танцовщицей. Лена полагала, что должна обсудить это с парнем, который говорил, что любит ее, что она сделала его человеком. Его слова выглядели солидными под воздействием холодного пива и марихуаны, но на трезвую голову напоминали девушке горячечный бред.

Она решила сохранить для себя последние несколько пикуль, быстро остывающих на ветру, когда заметила, как въезжает на стоянку и паркуется рядом со старым «фордом» черный «камаро». Тот самый, что останавливался в день свидания у тюрьмы.

Мускулистый бритоголовый парень с коротко остриженными усами и козлиной бородкой высунулся из окна и нажал красную кнопку, выкрикивая заказ так, как будто было недостаточно внутренней связи и будто не хихикала по этому поводу какая-то девица, которая сидела в тени рядом с ним на переднем сиденье. Парень заказал деревенский сэндвич с жареным стейком и хрустящим картофелем, а также большую порцию коктейля из вишни и лайма.

– И мороженое с вишней, – добавил он.

Лена наблюдала за ним, задержав взгляд на его большой руке с татуировкой и набухшими венами и отметив про себя манеру, с которой он спустил стекло окна и сплюнул на мостовую. Затем он уставился прямо на нее черными глазами.

Девушка не спеша допила молочный коктейль и расплатилась за еду. Потом отвернулась и стала смотреть на повара, который переворачивал пирожки и проверял готовность картофеля фри.

Лена спрятала руки в карманы стеганого пальто, ощущая, как ветер дует в спину.

– Люблю смотреть на беременных женщин, – сказал бритоголовый. – Вы все как-то светитесь изнутри.

Мужчина, несмотря на холодную погоду одетый в футболку, улыбнулся ей. Он протянул руку и, схватив последние две пикули, отправил их в рот. Затем сел на стул перед ней.

– Не смотри на меня так, красавица, – произнес он, поглаживая щетину на подбородке и демонстрируя гнилые зубы. – Забудь этого Чарли Бута. Как раз сейчас я, возможно, лучший из друзей, которых ты когда-либо имела.

Глава 10

Квин купил в Брюсе упаковку собачьей еды и вывалил ее в миску Хондо, прежде чем сесть в свой старый пикап. Он сообщил матери, что не сможет присутствовать на церковной службе. Ему пришлось убрать из ушей наушники от мобильника, чтобы лучше разобрать ее эмоциональный ответ.

– У меня важное дело, – пояснил он.

Мать сказала что-то о запеканке из куриного мяса, необходимости заглянуть к проповеднику и о какой-то судьбе, которую устроили. Мать по крайней мере трижды обещала ему приготовить ланч, когда он вернется, и Квин три раза соглашался с этим.

– Хорошо, – произнесла она наконец.

– Хорошо? – переспросил он.

– Хорошо.

– Я люблю тебя, мама.

Мать занялась своими делами, а он снова поехал на восток к стоянке грузовиков и обнаружил ее почти пустой. На ней находилось десять или около того машин, пыхтевших дизельными выхлопными газами. Водители заправлялись горючим и отдыхали часа два перед поездкой. Эта обстановка напомнила ему отчасти ситуацию на некоторых военных базах в Ираке, когда главная операция состояла в доставке грузов по шоссе, и требовались ударные команды для зачистки пути. В такой тишине возникало ощущение ожидания.

Квин прошел между грузовиками, не замечая их. Даже кабины были пусты: водители либо спали в отеле, либо перекусывали. Он дважды прошел ряды машин, затем вошел внутрь здания стоянки и заказал яичницу, рагу и черный кофе. Стоянка образовывала грандиозный комплекс вместе с соседним магазином «Вестерн», где продавались шляпы, обувь и сбруя для лошадей и быков. Здесь можно было купить мексиканские одеяла, кнуты и фильмы Джона Уэйна на DVD за пять баксов. Порнографические фильмы стоили десять баксов.

Оплатив счет, Квин вышел на холод. При утреннем свете асфальт казался гладким и ярко-белым.

Он вновь прошел вдоль рядов машин. Пара грузовиков уехала, оставалось еще несколько. Квин подумал, что воскресенье было не лучшей порой даже для сексуально озабоченных дальнобойщиков.

Он увидел ее на полпути к своей машине.

Сначала он подумал, что это Кайла. Девушка у таксофона была одета в джинсовую мини-юбку и футболку. От холода ее защищали только черные колготки. Она носила большие темные очки. Приблизившись, он узнал ту самую девчонку, которую встретил ночью на шоссе.

Она повернулась к нему, потом снова к таксофону, стенка которого была грубо разрисована и исписана библейскими цитатами. Квин похлопал ее по плечу, она повернулась и произнесла:

– В чем дело?

Квин стоял молча. Она повесила трубку. Зазвенели монеты – автомат насыпал сдачу.

Девушка быстро сгребла мелочь.

– Как дела?

– Прекрасно, – ответила она, обхватив руками увеличившийся живот.

– Не замерзла? – спросил Квин. – Может, я закажу тебе что-нибудь поесть?

– Мне хорошо, – повторила она. – У меня есть друг.

– Джоди?

Она замотала головой.

– Другой.

– Похоже, ты скоро родишь, – предположил Квин.

Она кивнула.

– Не лучше ли тебе надеть куртку?

– Я могу вернуть деньги за тот номер в мотеле, – сказала она, переминаясь на холоде с ноги на ногу.

– Не беспокойся об этом.

Она кивнула и направилась к двери здания стоянки. Квин видел, как она заходит внутрь стеклянного павильона. В ресторанчике официантка вручила ей меню. Девушка разглядывала его, складывая и разводя дужки очков. Квин вернулся в ресторан и подошел к ее столу. Не произнося ни слова, нагнулся и написал номер мобильного телефона Люка Стивенса на обратной стороне книжечки спичек. Ниже написал свое имя и номер своего мобильного телефона.

Девушка хмуро смотрела на него, опершись рукой о стол. Она не двинулась, чтобы забрать телефоны.

– Этот врач – мой друг, – пояснил Квин. – Ты родишь младенца как надо. Об оплате я позабочусь.

– Я тебя не знаю.

– Какое это имеет значение? – сказал Квин. – Хочешь рассказать о том, что с тобой произошло?

– Нет.

– Мое имя и номер телефона здесь тоже написаны.

– Для чего ты делаешь это? Тебе что-нибудь надо?

– Твое упрямство выглядит глупо.

– Пошел к черту!

Квин коснулся края своей бейсболки и удалился.

Он долго сидел в кабине грузовика, откуда хорошо просматривался ресторанчик, похожий на аквариум. Там сидела в одиночестве девушка. Она потягивала кока-колу, пока из боковой двери не вышел мужчина, занявший место напротив нее. Его бритая голова была покрыта черной щетиной той же длины, что и на щеках и подбородке. В руке у него была прикуренная сигарета. Он энергично жестикулировал, указывая куда-то в заднюю часть ресторанчика. Девушка не поднимала взгляда от стола. Она взяла немного сахарного песка, насыпала в свой стакан и с любопытством следила, как он растворяется.

На мужчине была футболка-безрукавка, на плечах бугрились мускулы. Каждые несколько минут он доставал мобильник, говорил что-то и закрывал крышку. Он поддерживал телефон в активном режиме, глядя на дисплей и перебирая клавиши.

Во время еды он не смотрел на девушку, а поев, пошел к задней двери. Квин завел мотор и медленно поехал к заправочным дизельным колонкам, где увидел мужчину, несмотря на небольшой рост, выглядевшего крепышом. Здесь Квин заметил «шевроле», заднее окно которого закрывало большое изображение лица злобного клоуна.

Рейнджер проследовал к удобному пункту наблюдения. Никто даже не взглянул на его грузовик. Он заглушил мотор. Крепыш наклонился к открытому окну «шевроле» и сунул за пояс тесно прилегавших джинсов револьвер 45-го калибра. Он обернулся и, все еще смеясь, стал удаляться с мерзкой ухмылкой на лице, выдыхая на холоде клубы пара. На его шее красовалась зеленая татуировка с изображением трилистника.

«Шевроле» ожил и, совершив разворот, быстро проехал мимо Квина. За рулем его сидел костлявый парень, левое запястье которого было обмотано серебристой клейкой лентой.

По воскресеньям Иерихон всегда безлюден. Едва ли не единственным посещаемым местом в этот день бывает стоянка грузовиков. Привокзальная столовая и учреждения деловой части города закрыты. В старом городском кинотеатре открыли новую церковь, возле которой стоял раскрашенный от руки фанерный щит, рекламировавший богослужения брата Дэвиса. Под стеклом оставались только две киноафиши. Одна посвящалась фильму с начинающим актером Кирком Кэмероном о спасении брачного союза, на другой был нарисован большой авиалайнер, символизирующий Судный день человечества. Парковка была заполнена лишь наполовину. Даже через закрытые окна Квин слышал пение и звуки электронной музыки внутри помещения. Он ехал на восток, помня, что к часу должен быть у своей матери.

Под колесами машины тянулись бесконечные ленты дорог, отходящие от Главного шоссе и ведущие к городскому кладбищу. Квин подумал было посетить могилу дяди, но не захотел останавливаться. Он миновал станцию добровольной пожарной дружины и волокноотделитель хлопка, который не работал многие годы. Проехал старый патронный завод и мастерскую по ремонту коробок передач и, наконец, старое городское кладбище, где хоронили солдат Гражданской войны, умерших после ранения в госпиталях Иерихона.

Там, где заканчивалась мощеная дорога, под шинами его грузовика потянулось гравиевое покрытие, повернувшее затем на север. К стоявшим вдоль дороги соснам были прибиты таблички с обозначениями частных участков земли, охотничьих клубов и лесозаготовительных компаний. В этих местах люди из ближайших селений сваливали в длинный овраг отработавшие свое холодильники и стиральные машины, детали автомобилей. Их покрывала прошлогодняя сосновая хвоя, ржавые банки из-под пива, подгузники и старые пластмассовые куклы. Если бы у него было сейчас пиво, подумал Квин. Он поискал по радиоприемнику музыку, но нашел лишь проповеди о спасении души и порицания грешников этого мира. Вышел на диапазон старой рок-н-ролльной станции из Тупело, но обнаружил, что ее передачи превратились в пустопорожнюю говорильню. Опустив стекла на дверцах, Квин почувствовал приятный холодок. Достал из куртки сигару, которую передал ему вчера судья Блэнтон, и закурил. Миновав поворот, он вновь выехал на асфальт туда, где дорога соединялась с шоссе № 9. К северу на просеках расположились несколько трейлеров.

Впереди на значительном расстоянии от машины шла одинокая фигура. Человек был одет в старый армейский китель и потрепанные брюки, заправленные в ботинки-дезерты. Догнав его, Квин сбавил скорость и посигналил. Человек обернулся.

Это был Бум Кимбро.

– Садись, – пригласил Квин. Зажав в зубах сигару, он потянулся и открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья. – Куда направляешься?

Бум неопределенно пожал плечами.

– Ты идешь к нам обедать, – твердо сказал Квин. – Неужели собираешься оставить меня один на один с религиозными друзьями моей мамы?

Бум улыбнулся. Квин вел машину так же, как в то время, когда они вместе ездили в школу, стараясь, чтобы дорожная полиция не застала их врасплох. Они знали каждую проселочную дорогу в округе.

– Помнишь, как мы обогнали помощника шерифа, старика Фрэнка? Интересно, как он сейчас.

– Он умер.

– Он напоминал мне Барни Файфа.

– А ты куда ездил? – спросил Бум.

Квин рассказал ему о встрече с дядей Вэном, о шлюхе на автостоянке, поездке в Брюс и о беременной девушке в придорожном ресторане.

– Ты уверен, что это был тот самый парень?

– В противном случае я сломал запястье другого парня.

– Ты любишь драться, Квин.

– Это был он.

– Как выглядел другой? Тот, что был с девчонкой.

Квин перечислил ряд признаков: мускулистая фигура, бритая голова, гнилые зубы и револьвер 45-го калибра.

– И у него была татуировка с трилистником на шее. Должно быть, это ирландец, – добавил он.

– Либо он из Арийского братства.

– Это их символ?

– Да. Позаимствовали «знак мира».

– Узнаешь кого-нибудь?

Бум кивнул, удобнее распределяя на сиденье свой большой вес. Он подался вперед, чтобы отодвинуть кресло, потянул левой рукой ремень безопасности.

– Этого ублюдка зовут Говри. Его люди прибыли сюда примерно два года назад. О нем идет дурная слава. Обосновался в Мемфисе, распространяет наркотики по всему округу, убирает всех, кто становится на его пути.

– Как ты думаешь, почему Уэсли не сообщил мне об этом?

– Потому что набрался немного ума, – ответил Бум. – И знает тебя.

– Какая роль во всем этом Джонни Стэга?

– Опять двадцать пять! – воскликнул Бум. – Брось это, Квин. Лучше всего забыть об этом.