Текст книги "Заговор богинь"

И богиня исчезла в облаке светящегося серого дыма.

– Как в театральной постановке, – шепнула Джаки.

– Идем, царевна Трои. Я покажу тебе твой новый дом.

И, не интересуясь, следуют ли за ним женщины, Ахиллес широким шагом пошел прочь из храма, а его солдаты выстроились в колонну вокруг Кэт и Джаки и отправились за ним.

Глава седьмая

– Милостивый Иисус, ты только взгляни на это! – прошептала Джаскелина на ухо Кэт.

Они стояли на краю гигантского рва, выкопанного между зеленой равниной, что тянулась от плоской возвышенности, на которой стояла Троя, и широким белым песчаным пляжем, омываемым морем таким чистым и синим, что у Кэт чуть не заболели глаза. Но не ошеломительный ров и не прекрасные морские воды заставили Джаскелину вытаращить глаза. Слева от них, насколько мог видеть глаз, песок был покрыт ярко расписанными шатрами. А сразу за прелестным заливом море было заполнено деревянными кораблями.

– Сюда, царевна, – сказал Одиссей, нарушив чары величественной картины.

Они остановились, а сопровождавшие их воины отправились вдоль береговой линии; чуть дальше они начали спускаться в ров и выбираться из него по другую сторону.

– Ахиллес и его мирмидоняне стоят отдельным лагерем, – пояснил Одиссей, удрученно скривив губы.

– Так было и до того, как Агамемнон забрал Брисеиду? – спросила Кэт.

Одиссей кивнул.

– И до того. – Он жестом предложил женщинам идти с ним. – То, что Ахиллес и Агамемнон не любят друг друга, давно всем известно. Но только в последнее время эта неприязнь превратилась в открытую ненависть.

– Это выглядит не слишком-то разумно – открыто ненавидеть своего царя, – сказала Джаки.

Одиссей посмотрел на нее с легким удивлением, прежде чем ответить, и Кэт тихо вздохнула с облегчением. Может быть, их маскарад «оракул и ее высокородная служанка» и вправду сработает…

– Ахиллес – величайший греческий воин. Так что, возможно, лучше было бы спросить, почему это царь отдалился от своего героя.

Кэт саркастически рассмеялась.

– А высокомерие, тщеславие, похоть? Разве цари не склонны к чему-то в этом роде?

Она уже готова была мысленно запеть торжественное «Боже, храни Америку», когда вспомнила о современных американских политиках, и гимн прервался, не начавшись.

Одиссей пристально взглянул на нее.

– Но ведь говорят, твой отец не страдает ничем подобным. Наоборот, слухи твердят, что он мудр, благороден и весьма любим своим народом.

– Но он не единственный царь, которого я знаю, – поспешно ответила Кэт, надеясь, что не ляпнула чего-то уж совсем непотребного, и отчаянно жалея о том, что закончила колледж так много лет назад и что во время учебы не слишком много внимания уделяла литературному курсу.

– Говорят, ты собиралась обручиться с царем Сард, – сказал Одиссей.

Вот дерьмо! Она уже почти обручена? И с царем, конечно, не меньше. Ха! Кэт нервно сглотнула. Венере, черт побери, следовало дать им краткий инструктаж.

– Э-э… я вообще-то предпочла бы, понимаешь ли, не говорить о моей прежней жизни.

Одиссей склонил голову, молча проявляя сочувствие к тому, что, как предположила Кэт, считал ее загубленной жизнью.

– А что за девушка эта Брисеида? – спросила Кэт, осторожно меняя тему разговора.

Брови Одиссея взлетели.

– Она была военной женой – красивой и угодливой.

Джаки фыркнула, что вызвало у прославленного героя улыбку.

– И как она относилась к Ахиллесу? – задала Кэт очередной вопрос.

Тон Одиссея стал вдруг загадочным.

– Так же, как относятся к нему все женщины.

Немного поколебавшись, герой добавил:

– Ахиллес – великий воин.

– Но это скорее относится к жизни, чем к войне.

– Нет, с тех пор как Парис похитил Елену, – возразил Одиссей.

– Ну, может быть, на этот раз все будет по-другому, – сказала Катрина.

Одиссей буквально пронзил ее взглядом.

– Скажи, Афина прислала тебя сюда, чтобы даровать нам победу над Троей?

«Нет, вообще-то я здесь для того, чтобы Ахиллес устранился от войны и троянцы победили как можно быстрее», – подумала Кэт, но вслух сказала совсем другое:

– Как сказала Афина, я здесь ради Ахиллеса.

– Разумеется, ради него, – пробормотал Одиссей, давая понять, что уж в это он поверит в последнюю очередь.

Гладкий песчаный пляж перешел в дюны, поросшие травой, и Кэт с радостью обнаружила, что они с Джаки отстают от Одиссея, огибая миниатюрные холмы, а значит, и продолжить разговор не смогут. Потом и дюны кончились – совершенно внезапно, и впереди открылась бухта впечатляющих размеров, хотя и поменьше, чем залив, в котором стояли на якоре греческие корабли. Бухту со всех сторон окружали огромные ломаные зубы темных кораллов. Между ними тоже красовались корабли – все до единого черные. Кэт остановилась, подсчитывая их… тридцать с лишним. А на пляже перед бухтой раскинулись шатры.

– Ахиллес вон там, ближе всех к берегу.

Одиссей замедлил шаг и повел женщин к огромному шатру, стоявшему отдельно от прочих. Ткань этого шатра была выкрашена в такой яркий желтый цвет, что он казался почти золотым, и украшали его изображения величественных орлов.

Кэт увидела Ахиллеса около шатра в толпе мужчин, окруживших кого-то.

– Очень мило, что он нас ждет, – пробормотала Джаскелина. – Мистер Тот, Кто Нуждается в Уроке Хорошего Тона…

Кэт вздохнула, в душе соглашаясь с подругой.

Они приблизились к Ахиллесу, но он совершенно не обращал на них внимания. Кэт гадала, должна ли она спросить, куда направиться, или просто войти в шатер и сама там осмотреться. И тут вдруг она поняла, на что именно смотрят воины. Парень в середине круга сидел на какой-то скамейке, и его просто заливало кровью из раны на левом бицепсе. А рядом хлопотал невысокий старик с потрепанной соломенной корзиной в руках. С победным вскриком старик вытащил из корзины большую иглу, которая выглядела такой же острой, как и грязной. В иглу была вдета длинная нить, показавшаяся Кэт похожей на черную леску для ловли рыбы. Старик сказал со злорадной усмешкой:

– Ну, мальчик мой, это будет больно.

Он наклонился над раненой рукой и начал сжимать края разорванной плоти, намереваясь сшить их.

– Ох, только не это! – взорвалась Джаки.

Она бросилась к старику и выхватила иглу из его пальцев. Старик, разинув рот, уставился на нее.

– Вот это, – Джаки показала ему иглу, – это ужасно! Если ты воткнешь ее сюда, его рука воспалится и загноится!

– Да как смеет эта женщина… – начал было старик, и Кэт поспешно вышла из-за спины Ахиллеса.

– Она целительница, – сказала она Ахиллесу.

– Это я – целитель! – яростно выплюнул старик.

– Нет, ты просто шарлатан, – заявила Джаскелина. – Да еще и с грязными руками.

Кэт, не обращая на них внимания, сосредоточилась на Ахиллесе.

– Сама Афина даровала ей особые знания.

Старик резко повернулся к Катрине.

– А ты кто такая?

– Оракул Афины и военная жена Ахиллеса, – ровным тоном ответила Кэт.

– Оракул Афины – военная жена? Ха-ха! Что за шутки? Или ты думаешь, что Калхас, пророк и предсказатель ахейский, не знал бы о прибытии божественного оракула?

Одиссей откашлялся.

– Калхас, старый мой друг, мы только что виделись с богиней. Афина действительно даровала Ахиллесу Поликсену, которую назвала своим оракулом.

Калхас прищурил слезящиеся глаза.

– Ты утверждаешь, что сам видел Афину?

– Именно это я и сказал.

– А я говорю, что ты всегда был лучшим предсказателем, чем целителем, Калхас. – Низкий голос Ахиллеса заставил всех умолкнуть. – Патрокла будет лечить служанка Поликсены. Если, конечно, мой двоюродный брат не против.

– Я склоняюсь перед твоей волей, кузен, – сказал Патрокл с добродушным юмором.

Катрина посмотрела на Патрокла и обнаружила, что юноша умен, молод и очень, очень светловолос.

А он сверкнул белозубой улыбкой и добавил:

– И конечно же, перед волей богов и моей прекрасной целительницей.

– Вот и хорошо. Мне нужно, чтобы эту штуковину, – Джаки взяла грязную иглу, – прокипятили. Еще мне нужно…

Она немного помолчала, и Кэт была уверена, что подруга мысленно перебирает возможности, отбрасывая слова вроде «дезинфицирующие средства» и «антибиотики».

– Мне нужен самый крепкий алкогольный напиток, какой только у вас есть.

Мужчины дружно моргнули, вопросительно глядя на Джаки.

Кэт повернулась к Ахиллесу и коснулась его руки, отметив, что от ее прикосновения он вздрогнул всем телом, как норовистый конь.

– Она имеет в виду самую крепкую выпивку, какая у вас имеется. Что-нибудь такое, от чего мужчины сразу пьянеют.

Ахиллес посмотрел на Одиссея.

– Ты вроде говорил, от той мерзкой выпивки, которую Идомен привез с Крита, и собака облысеет?

Одиссей улыбнулся.

– Говорил, да. А Идомен мне кое-чем обязан. – Он с улыбкой повернулся к Джаки. – Подожди немного, я принесу тебе сильную выпивку, малышка Мелия.

Он бегом припустил к греческому лагерю.

– Что еще ей нужно? – спросил Ахиллес Катрину.

– Мне нужны тонкие и обязательно чистые льняные лоскуты, длинные, – сообщила Джаки, как будто Ахиллес обратился именно к ней.

Кэт заметила, что уголки губ Ахиллеса дрогнули, и следующий вопрос он уже адресовал самой Джаскелине.

– Что-нибудь еще, маленькая Мелия?

– Что-нибудь, чтобы приглушить боль, – ответила Джаки, едва оглянувшись через плечо на Ахиллеса и продолжая исследовать отвратительную рану. – Ну… вроде сока опийного мака, что ли.

– А я думал, что как раз для этого и нужна была крепкая выпивка, – процедил Патрокл сквозь стиснутые зубы, стараясь делать вид, что пальцы Джаскелины, ощупывающие его руку, не причиняют ему мучительной боли.

– Нет, и сиди спокойно! Выпивка – это для того, чтобы промыть рану. Кстати, чем тебя так порезало?

– Лучше было бы спросить, кто это сделал. Аякс, – ответил Патрокл и невольно поморщился, когда Джаки слишком сильно нажала на край раны.

Ахиллес фыркнул.

– Ну, тебе еще повезло, что ты не потерял и руку, и свою глупую голову, схватившись с Аяксом.

Патрокл попытался пожать плечами, но Джаскелина сурово уставилась на него, и он снова замер.

– Да, он крупнее меня, но не так подвижен.

– Похоже, он все же достаточно быстро двигается, – сказала Джаки.

Потом снова оглянулась через плечо на Ахиллеса.

– Кто-нибудь собирается принести мне все, что нужно, или мы так и будем сидеть и смотреть, пока он не умрет от потери крови?

– Принесите целительнице то, что она просила, – приказал Ахиллес, и несколько воинов отправились выполнять поручение.

И скоро – даже слишком скоро для испугавшейся вдруг Катрины – иглу и нитку прокипятили, а Патрокла напоили чем-то, по виду и запаху похожим на сироп от кашля. Он сделал и несколько глотков «мерзкой выпивки», доставленной Одиссеем, так что взор его затуманился, и произошло то, чего и опасалась Катрина, – Джаки взглядом приказала ей подойти ближе.

Кэт вздохнула и подошла к Джаскелине.

– Давай-давай, ты должна мне помочь, – сказала Джаки.

– Но ты же знаешь, я не выношу вида крови! Разве тот старый тип не может тебе ассистировать?

– Нет, он удрал, когда я начала кипятить иглу. Думаю, у него аллергия на чистоту. Держи это. – Джаки подала Катрине скомканный льняной лоскут. – Просто промокай кровь, когда я буду шить. Это совсем не трудно.

– Но это отвратительно, меня может вырвать!

– Ты же мозгоправ. А это вроде настоящего доктора. Не понимаю, почему тебя тошнит при виде крови.

– Ну, знаешь… я лечу эмоциональные травмы людей, а не физические! Психотерапевты имеют дело только с метафорической кровью.

– Однако вы обе очень странно говорите, – пробормотал Патрокл.

– Блондинчик, моим пациентам не разрешается говорить, пока я сама их не спрошу о чем-нибудь, – строго произнесла Джаки, слегка шлепнув воина по макушке, чтобы подчеркнуть свои слова; Патрокл пьяно хихикнул.

Джаскелина оглянулась на все возраставшую толпу воинов, наблюдавших за ее действиями, и повелительно повысила голос:

– Эй, кто-нибудь должен его держать. Если он начнет дергаться, у меня не получится сделать ему красивый мужской шрам, как я задумала.

К ним быстро подошел Ахиллес. Он сел на скамью рядом с братом и крепко ухватил его за предплечье.

– Действуй, – сказал он Джаскелине. – Он не пошевелится.

Кэт решила, что нет более омерзительного звука, чем тот, с которым игла впивается в человеческую плоть, и вспомнила, почему выбрала профессию психотерапевта вместо обычной медицины, так и не исполнив мечту матери увидеть дочь в роли «настоящего доктора». В общем, Кэт постаралась полностью сосредоточиться на том, чтобы промокать кровь, помогая Джаки; но, изо всех сил сдерживая тошноту, Кэт все же то и дело украдкой поглядывала на Ахиллеса, который вполголоса говорил с Патроклом о каких-то состязаниях, которые он выиграл в Греции, и мужчины смеялись, хотя Джаки то и дело повторяла пострадавшему, что он должен сидеть тихо и неподвижно. Но мужчины не обращали на нее внимания, а у Кэт была отличная возможность полюбоваться Ахиллесом.

Да, он был по-настоящему крупным человеком. Выше шести футов ростом, широкие плечи и могучая грудь. И еще у него были удивительно красивые волосы – длинные, каштановые с рыжеватым оттенком. Он связал их на затылке кожаным шнурком в длинный хвост, но они частично вырвались на свободу, напоминая Катрине львиную гриву. Волосы были второй поражающей воображение деталью его внешности после невероятно голубых глаз. Хотя вообще-то нет. Кэт решила, что если говорить честно, то больше всего потрясали шрамы, сплошь покрывавшие его тело. Самый длинный начинался над левым глазом, рассекал бровь, каким-то чудом огибал глаз и спускался по левой щеке. Нос Ахиллеса был кривым, его ломали не один раз. На правой скуле красовался зигзагообразный шрам, выглядевший так, словно рану нанесли тупым ржавым ножом. Еще один шрам окружал шею, как будто Ахиллесу буквально перерезали горло, и Кэт снова удивилась, как он сумел выжить после подобных ранений.

Обнаженные руки Ахиллеса были весьма мускулистыми, а кожу покрывал чудесный золотистый загар. В своем прежнем мире Кэт знавала женщин, готовых умереть за такой вот оттенок. Но и на руках безупречность кожи Ахиллеса была запятнана многочисленными шрамами – по большей части очень старыми, совсем уже белыми, но были среди них и ярко-розовые, недавние. Кэт со своего места не могла хорошо видеть ноги воина, однако была уверена, что и они ничуть не отличаются от прочего и сплошь изукрашены рубцами.

Взгляд Катрины вернулся к лицу Ахиллеса. У него был изумительный рот. Это уж точно. Никакого намека на слишком тонкие губы или слабоватый подбородок. И на самом деле, если не обращать внимания на шрамы, Ахиллес был чертовски красивым мужчиной. А если от шрамов не отвлекаться, вид у Ахиллеса был просто пугающим.

– Ух… ты не против перестать таращиться куда-то там и на самом деле помочь мне? – сказала Джаки достаточно громко, и Ахиллес удивленно взглянул на женщин.

– Ты ведь знаешь, если я буду смотреть на кровь, меня может вырвать, – ответила Кэт. – Или я упаду в обморок. Или и то и другое.

– Отлично. Тогда просто промокай кровь и придержи эти чертовы волосы, чтобы они мне не мешали. Поверить не могу, что у меня теперь кудри, как у Барби. – Между двумя стежками Джаки посмотрела на Кэт и сладко улыбнулась. – Если, конечно, ты не слишком занята, любуясь на голубые глазки.

Щеки Кэт вспыхнули, когда она почувствовала, как «голубые глазки» пристально уставились на нее. Но выражение лица Ахиллеса оставалось каменным. Их взгляды встретились. «Он думает, что я таращусь на него из-за шрамов», – сообразила Катрина. И, глядя Ахиллесу прямо в глаза, она сказала намеренно отчетливо:

– Да разве тут удержишься, когда у мужчины такие изумительные глаза?

Патрокл пьяно хихикнул.

– Царевна думает, что у тебя симпатичные глазки, кузен!

– Она думает, что ей нужно позаимствовать вот это, – сказала Кэт, протягивая руку, чтобы снять кожаный ремешок с волос Ахиллеса.

Ахиллес вздрогнул и отшатнулся, как будто в руке Катрины был кусок раскаленного железа и она попыталась прижать его к щеке воина.

– Эй! Держи его! Спокойно! – рявкнула Джаки, оглядываясь на Ахиллеса.

– Прости, это я виновата, – сказала Кэт.

Потом обратилась к Ахиллесу:

– Я просто хотела воспользоваться твоей кожаной завязкой, чтобы убрать волосы с ее лица, они ей мешают.

– Да, конечно, – отрывисто произнес Ахиллес. – Действуй.

Кэт стянула ремешок с его «хвоста», с удовольствием ощутив прикосновение густой массы волос воина. Потом она отвела назад пышные светлые волосы Джаки и тщательно связала их.

– Вот так должно быть лучше.

– Спасибо. Не забывай убирать кровь. Просто не смотри на нее слишком долго, потому что я не в том настроении, чтобы возиться еще и с твоей тошнотой или обмороками, и я совершенно уверена – мне не хочется убирать за тобой рвоту.

– Я уж постараюсь не разочаровывать тебя, – пробормотала Кэт, снова принимаясь исподтишка рассматривать Ахиллеса.

Только теперь она гораздо чаще замечала, что воин тоже осторожно поглядывает на нее, стараясь, чтобы этого никто не заметил.

– Отлично, – сказала Джаскелина. – Вот так-то будет лучше.

Кэт посмотрела на рану, которая уже кровоточила гораздо меньше, потому что была аккуратно зашита.

– Дай-ка мне ту льняную ленту.

Кэт передала Джаскелине повязку, и Джаки тщательно, опытной рукой забинтовала рану воина.

– Следи, чтобы повязка оставалась чистой и сухой. Я осмотрю тебя завтра утром, – сказала Джаки Патроклу.

– Ему теперь необходимо отдохнуть, – повернулась она к Ахиллесу.

Ахиллес кивнул и помог нетрезвому Патроклу подняться на ноги. Патрокл весьма ловко вывернулся из-под руки двоюродного брата и обратился к Джаскелине, которая принялась тщательно кипятить иглу и все, что осталось у нее из подсобных материалов для наложения швов.

– Спасибо, что спасла мне жизнь! – неразборчиво пробормотал Патрокл и пошатнулся.

Кэт прикусила губы, чтобы не захихикать, глядя на воина. Он выглядел как пьяный студент. Да, высокий, умный, пьяный студент.

– Ты не умер бы от этой царапины, идиот, – проворчал Ахиллес, хотя Катрина отлично видела, что он тоже с трудом сдерживает улыбку.

– Нет. Нет! – Патрокл поднял палец, как будто желая сообщить нечто чрезвычайно важное. – Я настаиваю на том, что малышка Мелия спасла меня и я теперь обязан ей жизнью. Моей. Поэтому я заявляю, что с этого момента она находится под моей защитой!

Тут Патрокл ненадолго умолк, нахмурился и, моргнув, неуверенно посмотрел на Кэт.

– Если ее царевна позволит.

– Ох, пожалуйста! – сказала Джаки. – Все, что угодно. Только теперь постарайся протрезветь и поправиться.

Патрокла, похоже, смутили странные слова Джаскелины, но молодой воин был воистину бесстрашен.

– Я прошу с полным уважением. Царевна, если ты не против, прелестная Мелия будет официально находиться под моей защитой.

Он икнул и опять пошатнулся, на этот раз едва не упав, но сохранив на пьяном лице серьезное выражение.

Кэт решила, что мальчик просто восхитителен. И наверное, для Джаскелины совсем неплохо всегда иметь под рукой этого блондинчика, который будет вертеться рядом, словно лабораторный щенок. Катрина хихикнула, представив эту картину.

– Эй, насчет меня можешь не беспокоиться.

– Тогда решено. Официально. Мелия больше не служанка, она теперь военная жена Патрокла!

Воин стукнул себя в мускулистую грудь и поморщился от боли, которую сам же себе и причинил.

– А? – вырвалось у Джаскелины.

Патрокл ухмыльнулся так, словно Джаки была большим, перевязанным красной лентой подарком, который он нашел рождественским утром.

– И я заявляю, что твое целительское искусство, моя подруга, почти так же велико, как твоя красота!

После этого Патрокл поклонился и тут уж не удержался на ногах и растянулся на песке у ног Джаскелины.

– Ох, сладкий младенец Иисус! – с отвращением воскликнула Джаскелина. – Заберите его! Он же порвет все швы!

Трое воинов в очередной раз поставили Патрокла на ноги, и как раз в этот момент к ним, прихрамывая, подошел старый Калхас.

– Агамемнон велит Ахиллесу явиться в его шатер и приказывает привести с собой царевну Поликсену, так называемого оракула.

Глава восьмая

Кэт чувствовала себя коровой на льду, когда с трудом тащилась по песку следом за молчаливым, хмурым Ахиллесом и уже в стомиллионный раз пыталась понять, о чем она, черт побери, думала, когда отвечала на вопрос сообразительного, хотя и вдрызг пьяного Патрокла, почему не поняла, о чем именно он просит, и почему так глупо ответила «насчет меня можешь не беспокоиться», когда он заявил о своем желании защищать Джаскелину. Ну вообще-то… кто мог знать, что это означает, что Джаскелину тут же утащат в его шатер и Кэт предоставит своей лучшей подруге самой разбираться с мистером Рослым и Блондинистым?

Это может стать серьезной проблемой. А пока… Кэт и Ахиллес уже почти дошли до лагеря греков. Солнце недавно опустилось за горизонт, и пляж выглядел ошеломительно – со всеми этими шатрами, и факелами, и кострами… Вот только мягкие кожаные сандалии Катрины были полны песка. А длинное платье-роба-тога, хотя и было прекрасного цвета и мило прилегало к ее новому молодому телу, раздражало Катрину неимоверно, потому что ей приходилось все время поддерживать подол, чтобы не наступить на него и не растянуться во весь рост. А ее волосы… ну да, они были длинными и густыми и, конечно же, выглядели чудесно, но ветер с океана отчаянно трепал их и, как сказала бы Джаки, постоянно швырял эти чертовы локоны прямо в лицо Кэт. К тому же она проголодалась. И устала. И ей сейчас хотелось только съесть какой-нибудь гамбургер, выпить вина и посмотреть интересную программу по телевизору.

Когда в ее сандалию забралась какая-то колючка, Кэт решила, что с нее довольно. Она остановилась и откашлялась. Но Ахиллес даже не замедлил шага.

– Эй! Ты обо мне не забыл? – окликнула его Катрина.

Тогда он остановился. Кэт была совершенно уверена, что видела, как его плечи приподнялись в глубочайшем вздохе, прежде чем он обернулся назад.

Она посмотрела на него.

Он посмотрел на нее.

– У меня какой-то шип в туфле! – крикнула Кэт через разделявший их песок. – И я устала ползти следом за тобой и стараться не отстать.

Поскольку Ахиллес никак не отреагировал, Катрина вытаращила глаза.

– У тебя ноги длиннее моих!

Он продолжал молчать.

– Ну в чем дело? Ты кто, пещерный человек? Мне бы не помешала небольшая помощь!

Она развела руками, окончательно рассердившись.

Ахиллес медленно вернулся к ней.

– Ты очень много говоришь, – сообщил он.

– Ага, зато ты в основном помалкиваешь, – огрызнулась Кэт, а когда он очутился достаточно близко, схватила его за руку, чтобы не потерять равновесия, снимая сандалию и вытряхивая из нее галлоны песка.

Кэт ощущала на себе взгляд Ахиллеса, пока внимательно рассматривала сандалию, пытаясь отыскать шип, и позволила воину любоваться собой. Наконец ей удалось найти колючку, и тогда она взялась за Ахиллеса другой рукой, чтобы повторить процедуру со второй сандалией.

– Ты меня не боишься?

Голос Ахиллеса был низким и мрачным, и в нем слышалось откровенное недоумение.

Продолжая держаться за него, Катрина сняла вторую сандалию и только после этого посмотрела на воина.

– А что, я должна тебя бояться?

– Женщины меня боятся, должны они это делать или нет.

Вытряхнув наконец весь песок, Кэт выпрямилась и облегченно вздохнула. Убрав с лица волосы, она сказала:

– Ты не ответил на мой вопрос.

Губы Ахиллеса скривились.

– Так же как и ты на мой.

– Ты мне не давал поводов, так что – нет, я тебя не боюсь. То есть я хочу сказать, я вполне одобрила бы, если бы ты шагал помедленнее, предложил мне руку и помог перебраться через этот песок, но твоя грубоватость не пугает меня.

Ахиллес долго молча смотрел на нее, и Катрина увидела, как в глубине его ослепительно голубых глаз отражается внутренняя борьба. Наконец он предложил ей руку.

– Спасибо.

Кэт улыбнулась и оперлась на его локоть, и они снова зашагали к греческому лагерю, но на этот раз Ахиллес уже не выглядел так, словно возглавлял похоронную процессию.

– Похоже, Мелия – отличный целитель, – сказал наконец Ахиллес.

– Так оно и есть, – кивнула Кэт.

Она не знала, что тут еще можно сказать. «Да, она отличная медицинская сестра “скорой помощи”»? Это вряд ли подошло бы. Но тут в голову Кэт пришла одна мысль, и она тут же решила кое-что выяснить для себя.

– А что за человек этот Патрокл? То есть я хочу сказать, будет ли он добр с ней? И… ну, достаточно ли он терпелив, ведь Мелия – довольно необычная женщина?

– Это я уже понял, – ответил Ахиллес. – Да, Патрокл – человек чести. И он добрый.

– А он еще не женат или что-то в этом роде?

– Нет.

– А ты?

– Я?

– Да, ты женат? Или у тебя есть кто-то? – спросила Кэт, хотя и знала уже, каким будет ответ.

– Нет. У меня нет жены. Или кого-то еще.

Повисло молчание. Пока оно не стало слишком уж неловким, Кэт сказала:

– Я проголодалась. Как ты думаешь, Агамемнон нас накормит?

– Нет, – ответил Ахиллес. – Мы не преломим хлеб с Агамемноном. Мы с ним не друзья. Он приказал мне явиться к нему только затем, чтобы показать: он уверен в своей власти надо мной.

– А на самом деле разве у него такой власти нет? Он ведь твой царь.

Взгляд Ахиллеса стал жестким.

– Он не мой царь.

– А, ну ладно, тогда я могу не беспокоиться из-за того, что у меня слишком громко заурчит в желудке в его присутствии, тебя это не смутит.

Смех Ахиллеса, похоже, так же сильно удивил его самого, как и Кэт, и он посмотрел на нее, покачивая головой и улыбаясь.

– Царевна, мы не будем в шатре Агамемнона настолько долго, чтобы твой желудок начал жаловаться.

– Рада это слышать. Я просто умираю от голода. Ох, а тебе надо чаще улыбаться. Тебе это очень идет.

Катрина ощутила легкую дрожь, пробежавшую по телу Ахиллеса при ее словах, и подумала, сколько же времени прошло с тех пор, как этот парень в последний раз слышал от женщины комплимент. Потом она вспомнила, что говорила о нем богиня: у него уже много лет не было возлюбленной, потому что женщины его боятся, и тут саму Кэт пробрала легкая дрожь. «Этот древний герой и воин… мужчина, чью необычайную доблесть и отвагу люди помнят и через тысячи лет после его смерти… и он не занимался сексом многие годы подряд!..» Так, лучше поговорить о том, что есть хочется.

– Позволь заверить тебя, царевна, я позабочусь о том, чтобы тебя как следует накормили, когда мы вернемся в мой шатер.

Кэт посмотрела в глаза Ахиллесу, и легкий жар, уже охвативший ее, внезапно разгорелся, превратившись в приятное тепло в глубине тела.

– Я очень на это рассчитываю, – негромко ответила она.

Но тут момент их близости был нарушен возгласом:

– Приветствую тебя, Ахиллес!

Какой-то воин в доспехах отсалютовал по всей форме и откинул перед ними полог гигантского шатра.

Крепко вцепившись в руку Ахиллеса, Катрина шагнула в чертог экзотических картин, громких звуков и пряных запахов. Кэт сразу же решила, что Агамемнон, должно быть, просто обожает золото. Стены шатра были алыми, но все остальное было золотым, золотым, золотым… Толстые тканые ковры были золотыми. Стулья, на которых сидели седобородые мужи, одетые в свободные одежды с ошеломительным количеством драгоценностей, тоже были золотыми. Колонны, поддерживавшие крышу шатра, были золотыми. Кубки, из которых пили вино присутствующие, – золотые. Возвышение с тремя ступенями в дальней части шатра, к которому вела узкая дорожка ковра, тоже было золотым. А завершением картины служил не огромный золотой трон, торчавший на этом возвышении, а старик, восседавший на троне.

Он был одет в гигантскую золотую штуковину, нечто вроде тоги-туники, которая походила на младенца-мутанта, который мог бы родиться, если бы костюм Элизабет Тэйлор из «Клеопатры» и невероятно пышную пелерину шоумена Либерэйса скрестили между собой. К тому же на нем было навешано достаточно драгоценностей, чтобы окружавшие его старцы казались бедными родственниками. Не говоря уж о короне – золотой, разумеется, – которая сверкала в свете факелов.

Но Катрина уставилась в первую очередь не на золото и драгоценные камни. Что показалось ей слишком уж необычным, так это богатые волосы царя. Они были длинными и спадали ему на грудь. К тому же они выглядели откровенно крашеными – уж очень фальшивым был их темный каштановый цвет. И еще они были завиты кольцами, которые каким-то образом сплетались с длинной, тоже крашеной бородой царя, увешанной самоцветами. Глаза царя были обведены черными линиями, что придавало его взгляду некую странность, как будто царь накурился марихуаны. Вообще-то Кэт почувствовала, что ей трудно удержаться от смеха при виде столь глупой помпезности, – но вот царь заговорил, и она ощутила, как теплая мужская рука Ахиллеса, за которую она держалась, мгновенно превратилась в холодную сталь.

– Как приятно, что ты откликнулся на наш зов, Ахиллес! Хотя ты, как обычно, опоздал.

Голос Агамемнона звучал резко и презрительно, как будто он обращался к надоедливому ребенку. Разговоры утихли, все взгляды устремились к Ахиллесу. Кэт не могла не заметить потрясения на лицах мужчин, когда они увидели, что Кэт держит Ахиллеса под руку. Катрина машинально вскинула голову и бешено уставилась на них. Ну нет, черт побери, она не такая, как здешние женщины, все эти нежные фиалочки, которые боятся шрамов и некоторой раздражительности. Она бы тоже стала раздражительной, если бы у нее годами не было секса. Вот дерьмо… Только теперь, когда Кэт об этом подумала, она сообразила, что действительно уже несколько лет не занималась сексом. По крайней мере, таким сексом, о котором стоило бы упоминать.

Потом Кэт осознала, что бормочет что-то себе под нос, в то время как все остальные молчат. Все до единого. Ахиллес стоял рядом с ней, как памятник самому себе. Агамемнон угрожающе помрачнел, и Катрина приготовилась вынести царственную бурю, когда вдруг лицо Агамемнона неожиданно расслабилось, и на нем отразилось странное веселье.

– А, теперь мы понимаем, почему ты выглядишь таким одуревшим. Ты просто не привык сопровождать прекрасных женщин. И вообразить только, что эти троянцы сражаются с могучим Ахиллесом уже целых девять лет! Какое счастье для нас, что они не знают: одно лишь прикосновение женщины может превратить его в раба!

Агамемнон грубо захихикал и протянул руку, чтобы погладить юную девушку, сидевшую на полу рядом с его троном; девушка была принаряжена в едва заметный лоскуток золотого шелка. И эта девушка, видимо, та самая Брисеида, весьма неприязненно смотрела на Катрину, однако при этом не обращала ни малейшего внимания на Ахиллеса.

Кэт поверить не могла, каким ослом или даже какой ослиной задницей оказался этот золотой тип. И он – царь, правитель всех этих людей? Чушь какая-то. Полное дерьмо. Катрина искренне ненавидела хамов. Но насколько она знала из своего многолетнего опыта, если тебе приходится иметь дело с хамом, ни в коем случае нельзя проявлять слабость, надо решительно противостоять таким уродам. Катрина оглядывала шатер, пока не нашла лицо, которое искала, и с облегчением увидела, что нужный ей человек не хихикал, как мелкий лизоблюд, вместе с Агамемноном.