Текст книги "Конфетти"

Конфетти
Фанни Табунщикова

Воспоминания о живых и ушедших, о Городке детства, о родителях и близких

Из серии «Семейная книга»

© Фанни Табунщикова, 2016

Редактор В. Б. Броудо

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Воспоминания Ф. Б. Табунщиковой (Броудо) о живых и ушедших, о Городке детства, о родителях и близких. Рассказы автора предназначены для домашнего чтения и обращены к духовности читателя. Описанные события и люди реальны, рассказы относятся к периоду от начала XX века по настоящее время.

Предисловие

– Боря! У тебя сын!

Мы с папой вскочили и заметались по полупустой комнате – все вещи уже отбыли в Минск, по новому месту службы папы, осталась только немудрёная КЭЧевская мебель и минимум вещей…

Даже я своим шестилетним умишком, спросонья, поняла, что ночью маму отвезли в роддом.

…Братик меня разочаровал – красный, сердитый, надутый… Но когда его принесли домой, восторгу моему не было предела. Мама хотела назвать сынишку Сашей – в честь своего отца, к тому времени уже умершего, но месяцем раньше в нашей семье уже появился Сашенька – сын папиного брата, моего любимого дяди Миши, и выбор имени предоставили мне.

Так появился на свет Владимир Борисович Броудо, он же Арсений Одуорб, профессиональный военный и народный писатель. Его труд по истории нашей семьи11
  Владимир Броудо. История моей семьи. 154 стр. Издательство Bookvika, Москва, 2013 год. ID 4003792. Заказать можно у автора E-mail: [битая ссылка] [email protected] Многие россияне утратили многие родственные связи, чувство принадлежности к своей большой семье, ответственности перед ней, в целом к своему народу, нации, во многом превратясь в,,Иванов, не помнящих родства,,. Я считаю, что восстановление истории каждой российской семьи имеет неоценимое значение для осознания гордости за своих предков, для того, чтобы учиться на их ошибках, а не проходить все снова и снова. Человек должен чувствовать свою причастность к истории человечества. Только в этом случае человек может жить осознанно, в любви к своей семье и сочувствии к другим. Дождь шел миллион лет назад и будет идти через миллион лет. Солнце светило и будет светить. А человек жив только когда счастлив в семье. И потом. Если его помнят…


[Закрыть] расшевелил во мне самые глубокие воспоминания. Перед собой я вижу не старые фото, а живые лица дорогих мне людей, которых большей частью уже нет…

Вижу и Городок, сказку нашего детства22
  Наше Уручье и Девятый километр, или бывших минчан не бывает. Под общей редакцией Владимира Броудо (Арсения Одуорб), 173 стр. Издательство Bookvika, Москва, 2014 год. ISBN 978—5—8853—4363—3 Заказ на сайте интернет-магазина: [битая ссылка] http://shop.bookvika.ru/catalog/product/id/4062137 В сборник рассказов «Наше Уручье и Девятый километр, или бывших минчан не бывает» под общей редакцией Арсения Одуорба (Владимира Броудо) вошли произведения Ольги Неверовой, Сергея Яновского, Вадима Исаева, Николая Зеньковича и Арсения Одуорба. Все произведения наполнены яркой, проникновенной любовью к военным городкам «Уручье» и «Девятый километр», их яркой истории, жителям, коллегам, сослуживцам, однокурсникам по Минскому Высшему Инженерному Зенитному ракетному училищу и родной стране.


[Закрыть], сейчас закатанную в асфальт автостоянок…

И захотелось мне вновь пройтись по дорожкам моего детства и юности…33
  С любовью о военном городке Уручье и Девятый километр (краткий экскурс в прошлое и настоящее) Составитель Владимир Броудо (Арсений Одуорб), 91 стр. Издательство Bookvika, Москва, 2014 год ISBN 978—5—8853—4371—8 Заказ [битая ссылка] http://shop.bookvika.ru/catalog/product/id/4062324 Дополнение исторической направленности к художественной книге «Наше Уручье и девятый километр» (сборник рассказов, под общей редакцией Владимира Броудо (Арсения Одуорб)


[Закрыть]

Конфетти

Дедушка Ося
Иосиф Моисеевич Броудо

Дедушка был среднего роста, крепкий, когда-то брюнет (помню его седым с аккуратной лысиной), брови у него были густые, чёрные.

Он шутил, что красит их гуталином.. У дедушки были синие глаза – такие достались только его внуку Вите.

Вова (Утяша), дед Ося (дедок), Фаина (Ляля)

Дедушка закончил медицинский факультет МГУ. До революции в черту оседлости для евреев Москва не входила, но дедушке позволили, потому что его двоюродный брат был на фронте (уже шла Первая мировая война (1914—1918 гг.).

После выпуска дедушка служил в кавалерийском полку – сначала на злобном чёрном жеребце Чёрте, потом на белой тихой Анисье.

Позже дедушка служил начальником медслужбы ВНИИ ВВС.

Баба Роза всегда была настоящей боевой, фронтовой, настоящей женой и подругой нашего дедушки

Мне запомнился его рассказ о хулиганстве лётчика Григория Бахчиванджи– тот на бреющем полёте, очень низко, пролетал над рынком, лошади в панике разбегались, все и всё разлеталось и падало.

Хорошо знал дедушка и Валерия Чкалова.

Григорий Бахчиванджи

Валерий Чкалов

Дедушка много возился со мной44
  В связи с необходимостью лечения Ляля жила у дедушки и бабушки в Москве, а Вова – с отцом в Минске (прим. ред. В. Броудо)


[Закрыть], укладывал спать, сочинил для меня сказку. После ванны меня, завёрнутую в простыню, дедушка на спине тащил на диван, где сев, под мой восторженный визг, валился на бок.

Борис Броудо (папей), Ляля и мама Зоя

Диванчик, на котором я спала (чтобы дитя не упало) задвигался креслом.

В день рождения я, проснувшись, сразу смотрела туда – там была куча подарков!

Однажды дедушка приехал из санатория «Архангельское». Меня прогнали из комнаты, и вновь позвали: весь наш огромный стол был выложен детскими книгами. Помню, там был «Зайка-Зазнайка».

Дедушка, наверное, скупил в киоске все детские книги!

Когда я подросла, дедушка рассказывал мне о своей службе начальником эвакопункта Северо —Западного фронта во время Великой Отечественной войны.

Однажды у него перехватили эшелон, на котором он должен был вместе с госпиталем отправиться на линию фронта. Вскоре он узнал, что немцы этот эшелон разбомбили.

С горечью вспоминал дедушка одного военврача. Тот панически боялся бомбёжки, и его перевели в дальнюю тыловую деревню, в медсанбат. Пролетая над деревней, немецкий самолёт, вероятно, обронил бомбу – он летел к госпиталю. Бомба попала в медсанбат55
  Медицинский санитарный батальон


[Закрыть], военврач погиб вместе со всеми….

Когда в армии ввели погоны и новые воинские звания, на дедушку оформили представление на присвоение ему «генерал-майора» – по должности66
  И. М. Броудо с 1945 г. служил начальником Красногорского военного госпиталя


[Закрыть], но «наверху» не подписали – довольно еврею и полковника.

Фронтовик, полковник, кавалер ордена Ленина И. М. Броудо

…

Конечно, дедушка рассказывал мне только то, что я, малявка, могла вместить. Жаль, что он не писал мемуары…

С коллегами – военными врачами, после войны

Я помню дедушку с тех пор, когда он уже работал в горбольнице №9 в Лефортово (Москва), начальником кабинета ЭКГ – тогда мало кто из врачей мог читать ЭКГ. Дедушку очень ценили, часто приезжали за консультацией, даже издалека..

Когда он, совсем старенький, слёг – ему приносили ЭКГ домой.

…

Если бы Сталин умер позже, я бы не узнала своего дедушку. В Университете он учился с будущим профессором Вовси (громкое дело врачей) и с Михоэлсом, знаменитым актёром, зверски убитым пособниками Берии. Таких знакомств не простили бы, но не успели…

Я часто приходила к дедушке на работу, всё там было интересно.

И. М. Броудо с коллегой во дворике больницы №9

Дома утаскивала дедушкины книги по медицине, особенно хирургические, ещё дореволюционные, и тайком их читала. Наверное, поэтому захотела стать врачом.

Ляля и книги – неотделимы по жизни

Но когда пришло время поступать в ВУЗ, дедушка меня отговорил. Кого другого я бы не послушала, но дедушкин авторитет был непререкаем.

Как он радовался, когда я поступила в институт! До того я дважды «проваливалась» – дома решили, что мне надо стать инженером77
  При советской власти «инженер» было намного круче, чем сейчас «бизнесмен»


[Закрыть]. А я хотела врачом или переводчиком.

Дедушка на пенсии

Дедушка часто и тепло рассказывал о своих студенческих годах. Ещё до революции, когда нескольких студентов арестовали за выступления против властей, во всех ВУЗах Москвы студенты сдавали по копейке – больше не брали. Выйдя, «арестанты» шутя ворчали, что их слишком быстро освободили – они никогда так вкусно, и сытно не ели88
  На копейку до революции 1917 г. можно было купить три килограмма ржи, на рубль – корову или лошадь.


[Закрыть] (им покупали даже икру)

Однажды дедушка взял меня на встречу выпускников. Как же там было весело! Интереснейшие, умнейшие люди! Старость коснулась только их тел. Как они радовались друг другу, сколько было тем для разговоров! А под конец, конечно —пение университетского гимна; «Гаудеамус игитур, ювенес дум сумус…» («Веселитесь, юноши, пока есть в вас сила…»)

Там я видела фото: дедушка с соучениками в прозекторской, у препарированного трупа, а кто-то при этом ест бутерброд – такое считалось в среди медиков – студентов высшим шиком!

Здание МГУ на Моховой, где до революции учился дедушка Ося

…

…Горько вспоминать о нашей ссоре из-за моего глупого упрямства, мы два года не общались. На мою просьбу начать всё сначала он согласился, причём без упрёков, по-мужски.

Дедушка любил читать вслух попурри из басен Крылова, и делал это великолепно. Была даже запись, но, к сожалению, не сохранилась.

У нашего с Володей старшего брата Вити уже была дочь Марина, но дедушка увидел правнуков и от меня, охотно с ними возился, когда мы приезжали. Но он уже стал слабеть, несмотря на «заботы» его второй жены – после смерти бабушки он женился на Руфине Николаевне, своей давней пассии.

За две недели до его смерти мы говорили по телефону. Дедушка совершенно спокойно сказал, что сердце у него полностью износилось. Это был последний разговор– через несколько дней его положили в госпиталь, но помочь ничем не смогли.

Смириться с тем, что дедушки нет, удалось с трудом. Не раз, когда случалось что-то хорошее, мелькала мысль: «Надо дедушке рассказать!» – и словно удар под дых…

Теперь они опять вместе…

Бабушка Роза
Роза Михайловна Броудо

Бабушка даже в старости была красива – статная, с нежным лицом, элегантная, величественная при непортящей еёполноте, строгая.

Как-то я, подростком, обидевшись, назвала её Екатериной Великой, за что звонко получила между лопаток.

Бабушка очень заботилась обо мне, но я была больше привязана к дедушке. Думаю, потому, что она при мне неодобрительно отзывалась о маме. Бабушка ОЧЕНЬ любила Витю, папиного сына от первого брака, и в разводе винила её.

Не мне их судить….

Жизнь она прожила нелёгкую. Когда в родился первенец Боря (в Орле, в 1918 г.), наш с Володей папа, времена были голодные. Бабушка как– то зашла по делу в один дом, а там пекли пирожки. Ей, кормящей, так хотелось есть, что она тайком один пирожок стащила.

Пережили и еврейские погромы бандитами и деникинцами. Только благодаря своей белокурой «неиудейской» внешности её и годовалого Борю не убили ворвавшиеся изверги.

У маленького Бори большие пальчики на руках не разгибались. Один пальчик, снимая сыну рубашечку, бабушка случайно разогнула, но со вторым сделать это не решилась, помня, как плакал малыш.

Баба Роза с сыном Борей, 1920—21 г.

На медкомиссии, когда папа поступал на военфак МИСИ, ему пришлось применить «ловкость рук», чтобы врачи не заметили дефекта.

У бабушки были проблемы с обувью для Бори. Карточка на обувь была детская, а нога уже взрослого размера.

Летом дедушка ездил на юг, а мы с бабушкой – к папе в Уручье.

В Уручье (Минская обл.), сейчас уже район Минска

Помню, идём мы сней по лесной дорожке, я грибы собираю, а бабушка у меня таблицу умножения спрашивает.

Сделала она как-то на лицо яичную маску, а маленький Вова спрашивает: «Бабушка, что ты со своей МОЛДОЙ сделала?»

Бабушка и папой командовала– он её смиренно выслушивал, а когда она уезжала, оставив меня до конца каникул, делал по – своему.

Во время ВОВ бабушка служила фармацевтом в черепно-лицевом госпитале. Там часто были раненые, ослепшие и оставшиеся без рук и ног. Многие просили об одном: «Дайте яду».

Не представляю, как можно было бы работать там, и не надорвать сердце.

Не миновали бабушку все тяготы военного времени. Когда дедушка перевёл её в свой базовый госпиталь, то она, и подросток Миша (их старший сын), никак не могли наесться. После обеда Миша брал хлеб, ложился на диван, и жевал до ужина.

Пенсия у бабушки была мизерная, она-капитан медслужбы, ушла из армии по болезни без должной выслуги, и они с дедушкой пошли в ЗАГС, чтобы бабушка в случае смерти дедушки имела право на половину его пенсии.

Их брак, как и принято было до революции, был зарегистрирован только раввином в синагоге.

Забавно, что «жениху и невесте» дали обычное время на раздумье и расписали тут же, узнав, что есть не только дети, но и внук.

На гражданке здоровья у бабушки хватало только на меня– хозяйство вела домработница, тётя Стеша, Степанида Васильевна, жившая в нашей семье со старенькой парализованной мамой.

Стеша и Вова

Бабушка была объединяющим началом не только нашей семьи, но и всей родни. У нас в гостях бывали —и часто– и двоюродные, и троюродные родственники всех поколений, а мы ездили к ним.

С одной поездкой у меня связана «большая обида». Из окна (на Герцена, кажется) я видела двухэтажный автобус (или троллейбус – не помню), а одноклассники не поверили и дразнились. Я уже сама решила, что перепутала сон с явью, а недавно узнала, что в те времена для Москвы было закуплено несколько таких машин. Где же вы, друзья – однополчане?

Последние два английских «двухэтажника» списали в 1963 году, хотя эти машины, имевшие цельнометаллические кузова, могли служить и дольше (сайт [битая ссылка] http://zyalt.livejournal.com/682016.html)

Бабушка даже организовала денежную помощь своей ленинградской племяннице, Ире Дугиной, инвалиду —блокаднице: по установленной очереди ей посылались деньги, из расчёта пять рублей в месяц с семьи – получалось неплохо.

Баба Роза с Витей

Баба Роза с Лялей и Вовой

За моей учёбой в школе бабушка следила строго. Получив «четвёрку», я «поджимала хвост» – дома меня ждала нахлобучка. Дозволялись только «пятёрки»!

Однако внучка – серебряная медалистка – сделала ей сюрприз, два года подряд заваливая вступительные экзамены.

Я так и не смогла её порадовать – за несколько месяцев до моего поступления она тихо скончалась у меня на глазах от лейкоза в 29 больнице.

В январе 1962 г. баба Роза прощалась с невесткой, а через шесть лет проводили уже её

С тех пор я не могу видеть гиацинты —дядя Миша купил полный чемодан цветов, бабушку они закрыли, как покрывалом.

Её прах находится в одной нише с дедушкиным в колумбарии Введенского кладбища в Лефортово.

В гостях у бабы Розы – Введенское (Немецкое) кладбище г. Москвы, 1970 г.

Папа
Борис Иосифович Броудо

Я очень любила папу. Мама, наверное, ревновала. Но я его так редко видела…

Помню, он пришёл со службы, и подошёл к моей кроваткев шинели, а я быстро провожу по ней пальцами, и им становится горячо. Мне нравилось так делать.

А как-то утром (наверное, после ночного дежурства), папа подобрал подмёрзшего воробья и принёс домой. Птаха отогрелась, и залетела на верх высокой, под потолок, печи. Папа полез доставать птичку, и сбил сверху пару кафельных плиток. Бабушка стала его ругать, а я заревела.

Ещё помню, папа меня взял на какой-то праздник, наверное, в Анино99
  Раньше это была подмосковная глухомань


[Закрыть]. Там я выдернула флажок из разметки спортивного состязания, и удрала к папе на трибуну. У меня была замечательная игрушка – штабной телефонный аппарат, без диска.

Московский школьник

Слушатель военфака МИИС

Когда мы уезжали «служить» в из Москвы в Гомель, папа «на счастье» разбил тарелку, очень этим меня напугав.

Про жизнь в Гомеле помню мало. Один раз мама на рынке купила живую курицу, такую пёстренькую, и папа ушёл с ней в сарай. Я повыла, и заявила, что не буду её есть. И не ела!

Летом мы снимали дачу. Папу там укусила хозяйская собака и сбежала, пришлось делать уколы. Я ходила в медпункт вместе с раненым папой, и с ужасом наблюдала за процедурой.

Сож тогда был чистый, у берега сновали мальки…

Когда родился мой брат Володя, мы с папой вместе носили маме передачи. Обедали мы в столовой. Я около часа ела суп с макаронами, а папа рассказывал мне сочинённую им бесконечную сказку о мальчике, собачке и волке.

Сидевшие за соседними столиками дамы нежно на него поглядывали, что было не удивительно. Папа был высокий, красивый, сердитым я его почти не помню. Когда он улыбался или хитрил, глаза у него становились как щёлочки.

1941 г. До войны

1941 г. Первые дни на войне

…

В парке я сбегала с крутого откоса, а папа меня ловил.

Когда мы ехали из Гомеля «служить» в Минск, нам досталось всё купе – Вовушка дал концерт, и оба соседа сбежали в свободное купе.

На 9 км (Минск) мы жили недалеко от Училища, в комнате в коммуналке. Во второй комнате жили Колышкины, в третьей – не помню. Там было море мышей. Однажду нас, детей, всех созвали к Колышкиным. Глава семейства стоял в ботинках, а у носка металась мышь —он наступил ей на хвост! Мышки залезли в шкафы и скреблись. Бедная мама– она панически боялась мышей.

Папа доверял мне важное дело – брить ему шею безопасной бритвой. Ох, и гордилась же я!

Была у меня ещё одна почётная обязанность – до блеска чистить латунные пуговицы на папином кителе специальной жидкостью, собрав их на дощечке с прорезью. Анодированных пуговиц тогда ещё не было.

Фото «Мы на 9 километре» – на первой авторской странице.

Довольно скоро семья переехала вУручье, но уже без меня– из-за болезни сердца меня отправили в Москву, к дедушке и бабушке.

Папа не интересовался особо бытовыми делами, не ловчил (для себя). Когда ему давали квартиру в Уручье, он сказал, что в семье три человека (а я считалась членом его семьи, хотя и не жила вместе), и папа получил ОДНОКОМНАТНУЮ квартиру.

Маме пришлось взяться за дело самой, и квартиру дали на всех, «ДВУШКУ».

Папа был страстным, азартным грибник ом. За Памятником, напротив Училища, было море белых.

Когда хотелось подосиновиков, мы с ним ездили на 13 километр. Однажды, возвращаясь из санатория, папа гулял по опушке, пока водитель чинил автобус, и набрёл на поляну, усыпанную грибами. Страшно довольный, он привёз домой набитый подосиновиками чехол от чемодана.

Папа очень любил книгу Гашека о Швейке, часто цитировал «перлы» из неё.

На аккордеоне он играл замечательно, любил и понимал музыку, был душой всех компаний:

Напротив памятника – Минское ВИЗРУ

Минское ВИЗРУ

Уручье, Минск, наш дом справа

Наш двор. Наш подъезд слева

Папа часто играл песню из фильма «Небесный тихоход» – её очень любила мама.

Незадолго до болезни мамы папа повёз нас в Лепель. Там он жил в санатории, а нам снял комнату в избе. Мы много катались по озеру на лодке, один раз удочкой поймали окуня, которого нагло стащил хозяйский кот. Поймали ежа – он жил у нас в коробке с сеном. Папа научил меня плавать, а Вова боялся глубины.

Пришла беда-мама заболела раком желудка. В то время заговорили о новом «чудодейственном» лекарстве от рака «Круцин». Позже выяснилось, что эффект от него был временным. Дедушка умудрился его достать, и счастливый папа повёз лекарство из Москвы в Минск. Лет через десять папу вёз тот же минский таксист и очень расстроился, узнав, что мама не выжила.

«Я всем родным рассказывал, как молодой полковник вёз своей жене жизнь», – сказал он.

Но не привёз….

Папа после войны

Не помогла маме и операция – через год пошли метастазы. Сердце у неё было крепкое, и болезнь буквально съела её. Незадолго до конца она сказала папе: «Слава Богу, сердце сдаёт.»

За несколько дней до смерти мама захотела поговорить с бабушкой Розой, наверное, обо мне, но бабушка приехать не успела – мама умерла в ту ночь, когда бабушка ехала в Минск.

Маме было 39 лет…

В свои 42 года папа остался вдовцом с семилетним Вовой на руках. Перед этим он полгода ухаживал за мамой, сам делал ей уколы морфия.

В ту ночь папа от горя выл и катался по полу (воспоминания Вовы).

В дальнейшем папа держал себя в руках, и вынес своё горе достойно.

Сначала папе помогала тёща, Лидия Александровна Смирнова. Но вскоре папа отправил её домой в Караганду вместе с её дочерью Галиной, вернувшейся из Болгарии с годовалым сыном после развода.

Причина была проста– баба Лида настаивала, чтобы папа женился на Галине, которая была лишь на несколько лет старше меня.

Какое-то время папа выкручивался сам. Их с Вовой в Городке называли «Два холостяка». Через полгода, летом, папа повёз нас с Вовой в Одессу. Жили мы там в халупе, но недалеко от моря, а питались по курсовкам. Встречались там с Витей, его женой Аллой и их годовалой Маринкой. Даже были в гостях у Витиной мамы, Нины Ивановны.

К сожалению, сближения папы с Витей не произошло.

Витя уговорил меня отрезать «крысиные хвосты», которые гордо именовались косичками (чему я была очень рада), за что меня чуть не отлупила потом баба Роза.

В Городке их звали «два холостяка»

Почти всё время мы проводили на пляже. Вова научился плавать!

Мы с папой постепенно спускали воздух из надувного жилетика, и под конец я в воде выдернула пробку. Через пару минут раздался ликующий визг: «Плыву, плыву!»

Папа был очень удивлён.

Во дворе халупы мы с Вовой срывали зелёные сливы, прятали под подушку, и когда они синели, с восторгом поедали —покупные не были такими вкусными!

Опытный преподаватель кафедры РПрУ Минского ВИЗРУ ПВО

Вскоре хозяйство стала вести тётя Женя, домработница. Вову она воспитывала как СВОЕГО СОБСТВЕННОГО СЫНА, своё сиротство он не ощущал. Вечная память ей за её доброе белорусское сердце!

Наша дорогая тётя Женя (Е. Г. Осипович)

Папа кроме преподавательской работы в МВИЗРУ писал кандидатскую диссертацию, и успешно её защитил, став одним из первых кандидатов технических наук в Училище.

На «угощение» оппонента папы, доктора наук Перцова (Москва), и жены оного, в «Арагви» в роли папиной «дамы» была я.

Папину холостяцкую жизнь мы с Вовой воспринимали адекватно, правда, иногда восставали, если ПРЕТЕНДЕНТКА на высокую роль уж очень не нравилась. Один раз даже папу закидали мандариновыми шкурками. Он к нашим протестам и мнению внимательно прислушивался.

Папа охотно со мной общался, когда я приезжала в Минск. Я умела слушать, и он меня использовал вместо духовника-поведывал мне свои холостяцкие проблемы. Папа мне налил мои первые полстакана портвейна – чтобы в будущем не было неожиданностей1010
  Так же он поступил и со мной в 9 классе, но налил водку. Помогло, мне за 60, и я не алкоголик, но выпить в меру умею (прим. ред. В.Б.)


[Закрыть].

В один из моих приездов папа взял нас с Вовой и тётей Женей в Евпаторию.

В Евпаторию!

На пляже папа нас пытался «жарить» на солнышке. Мы просились в море, ныли: «Задыхаемся, умираем, умерли!…»

Следовал ответ: «Ну а раз умерли – лежите»

Когда я пошла волдырями, папа оставил нас в покое, и мы из моря не вылезали, ловили медуз, и кидались ими – они были маленькими, и не жглись.

Любимой нашей игрой был «ослик» -Вова садился мне на спину, и я плыла с «наездником». Весело было сбросить наездника в воду.

Однажды братик на моей кровати покушал чего-то сладкого и сыпучего, а ночью я проснулась от укусов и до утра воевала с муравьями.

……….

Папа, похоже, нашёл даму по-сердцу, Зинаиду Макаровну Лазаревич, она родила ему ребёнка. Маленькую Наташу мы с Вовой полюбили, но всё закончилось быстро. Мачеха поторопилась, и до ЗАГСА стало открыто третировать Вову. Конечно, папа этого не потерпел, да и Вова потребовал выгнать З.М.

Наташу папа удочерил (тогда ещё были прочерки в метрике у внебрачных детей), Зинаиде пршлось довольствоваться алиментами, а женился папа на Нине Степановне Гончаренко, помогавшей ему ухаживать за нашей больной мамой.

К сожалению, Вова получил классическую мачеху. Фактически матерью для него была тётя Женя, ведь из-за болезни нашей матери он её почти не запомнил. Но вырос в материнской любви тёти Жени.

Нина Степановна же пыталась воспитывать Вову по-своему, что привело к постоянной глухой вражде. Возможно, одной из причин было то, что папа не позволил ей родить своего ребёнка.

Но помогло бы это Вове? Не думаю..

Папа же стал фактическим опекуном многочисленных племянников и племянниц жены.

Ко мне тётя Нина относилась неплохо – но я же была «гостевой дочкой».

………..

А дальше пошли будни —работа, учёба, семья —в которых всё реже удавалось выбрать время на поездку в Минск – не все умеют правильно выбирать приоритеты.

Папа очень доброжелательно относился к моим детям, Нине и Саше. Конечно, он был бы рад видеть их почаще. Ему надо было на кого-то излить внимание и заботу, и он привязался к тем, кто был рядом– соседским детям —особенно Ольге Волошиной.

Хорошо, что Вова часто возил к нему своего Серёжу.

……………..

Во время войны папа был очень тяжело контужен, получил черепно-мозговую травму, долго лежал в госпитале, со временем получил из-за этого инвалидность, нередко страдал от последствий, но жаловался редко.

Но вот пришло время большой беды – позвонили из Питера, что умер от инсульта папин брат, наш дядя Миша. Я позвонила в Минск, а Нина Степановна сказала, что В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ папу увезли в госпиталь с обширным инфарктом.

Миша и Боря, 1925 г.

…Папа победил свою болезнь, более или менее восстановился.

Следует упомянуть, что жил он на 3-м этаже (разумеется, без лифта).

Последние дни жизни папы я радовалась, что он у меня есть-уже очень много стариков ушло из нашей жизни, но часто приходила мысль, что папа старенький, и в любой момент может случиться ЭТО.

И вот он, роковой звонок Володи (он уже служил офицером в Подмосковье) о том, что папа в госпитале с инсультом. Не было сомнений, что это конец-тяжёлое поражение, возраст за восемьдесят, недавний инфаркт, перенесённые на ногах два микроинсульта.

Но когда я у больничной койки рассказывала ему, как воюют мои внуки, Вовчик и Серёжа, или пересказывала забавные события из местных газет, снова загорались в узких щёлочках глаз такие знакомые добрые огоньки… и вспыхивала надежда, увы – на мгновение…

Я уверена, что папа осознавал своё состояние и окружение: он узнавал людей, радовался их приходу и весёлым вестям.

Однажды, увидев, очевидно, слёзы у меня на глазах, папа сказал: «Не обижайся».

Когда в палату положили ещё одного больного, (почти две недели мы с папой были одни), то папа забеспокоился, недовольно посмотрел на соседа, и сказал: « Отдельная»…

Но жизнь удерживалась в нём только за счёт многочасовых капельниц– дома он прожил только два дня. Когда папа оказался на своей кровати, то вышел из забытья и с удивлением рассматривал потолок —УЗНАЛ!

Прости, папочка, что плохо смотрела за тобой – психовала (как дома больной муж), и не всё делала, как нужно.

А на кладбище ты улыбался-ведь всё было, как ты хотел-и почётный караул, и салют.

Как-то ты рассказал мне твой сон – несут тебя несут в гробу по Городку, ты садишься и говоришь:».. т… м..ь! Почему не стреляют?!!!»

………..

…А ОДНОВРЕМЕННО с караулом салютовало НЕБО – гром заглушал залпы…. и небо плакало вместе с нами – дождь начался сразу после выноса тела к свежевыкопанной могиле, а прекратился сразу, когда могилу засыпали нежным белорусским песочком….

Большой посев оставил на земле наш папочка, и всходов много:

Четверо детей (Витя, мы с Вовой, Наташа

Пять внуков (Витина Марина, Вовин Серёжа, Наташина Настя, и мои Нина и Саша

Одиннадцать правнуков: Витина Ира, Вовины Петя и Лиля, и моя восьмёрка: От Нины – Вова, Серёжа, Оля, Ира, Коля, Аня от Саши – Александра и Вероника. Нина скоро «сделает» девятого…

Праправнучка – правнучка Вити – Ирина Вероника.

Итого– 21 потомок! (на август, 2014 г.) А может не все?:)

А маленький беленький Петенька – носитель и продолжатель фамилии БРОУДО – единственный в нашей ветви. Папа наверняка сказал бы: « Слишком много баб в потомстве!…»