Текст книги "Дивизия особого назначения. Пограничники бывшими не бывают!"

После осмотра документов выясняется, женщина – заведующая РайПО[12]12
  Районное Потребительское Общество, вся торговля бытовыми товарами (и не только) во времена СССР совершалась данной полугосударственной структурой.


[Закрыть], мужчина в штатском – водитель того же РайПО, а мильтон, видимо, при них для охраны был. И везли они золото (не слитки, конечно, а ювелирку всякую) и деньги, потому немчура, охерев от добытого, и не просекла нашего появления. Вот и представляет собой теперь дохлая фашистня, так сказать, наглядное пособие о вреде мародерства.

И тут экстрима добавляет «мой» немец: он приходит в себя и начинает нести какую-то ахинею:

– Майне либе кляйне, майне Лизхен (это я не дословно, но что-то такое и примерно так немец и лепетал)…

А мне нужно чуть потерянный авторитет перед бойцом поднимать, и как мне не ссыкотно, подношу к левой стороне груди немца карабин и жму на спуск (признаю, в момент выстрела глаза закрыл). Внутри и страх, и переживания, и волнение, но внешне-то держусь как Чингачгук[13]13
  Персонаж пенталогии Фенимора Купера «Кожаный Чулок», североамериканский индеец.


[Закрыть]. Ловлю уважающий взгляд Тыгнырядна (или Тыгнырядны?). Внутренне я уже почти раздулся от гордости: орел, в натуре! Ну что ж, продолжу «орлять» (или орельствовать?) дальше, пока прет:

– Красноармеец Тыгнырядно, сейчас мы с тобой похороним убитых, а потом перенесем все деньги и украшения в лес и прикопаем. Нести с собой нет резона, нам воевать надо.

– Ага! – отвечает бравый Тыгнырядно.

Наших убитых мы прикопали недалеко от дороги, честно говоря, кое-как, подрывшись в какую-то нору под сосной и расширив ее, сверху положили жестянку с документами погибших, после войны разберемся В машине нашелся еще и топор, которым я сделал на сосне затес, на котором кое-как выцарапал дату и написал: «Трое советских людей». Чуток отдохнув, возвращаемся к машине и кладем все ценности в один мешок, заворачиваем его, и снова – в другой мешок, затем Васек взваливает мешок себе на спину, я беру лопату, и мы идем в лес. Заховав златоценности, снова беру у Тыгнырядна нож и вырезаю на коре дерева (под которым прирыто добро) слово «Клад» (довольно неоригинально, но ничего больше в голову не пришло), потом делаю стрелку, показывающую вниз.

– Все, Тыгнырядно, теперь можно идти… Или ехать, – я притормозил. – Слушай, ты мотоцикл водить, случайно, не умеешь?

– Да, товарищ командир, в Осоавиахиме[14]14
  Старое название ДОСААФ.


[Закрыть] учился, только там у нас «ПМЗ» были и «ТИЗи»… – Василь почесал «у потылице», – А! Справлюсь как-нибудь. Тут ОРУДу нема.

– Тогда каску немецкую на голову и заводи эту шайтан-арбу!

– Чего заводить?

– Мотоцикл, говорю, заводи! – Да, Ильфа с Петровым красноармеец Тыгнырядно явно не читал.

Пока Василь разбирался с произведением баварского автопрома (или мотоциклопрома?), я собрал трофеи, в том числе и документы погибших, кому-нибудь передадим. Минут через пять-семь на весь лес (как нам показалось) затарахтел наш цундап (или БМВ – совсем другое?), я прыгнул в коляску и удобно сел, ухватившись за пулемет. Провозившись с пулеметом минуты две, дослал патрон в ствол, мало ли: вдруг впереди враг. И мы покатили вперед. Интересно, а переснарядить этот барабан я сумею? Надо бы разобраться получше во время следующей остановки. А пока, надеюсь, и этого хватит…

Ехали мы довольно долго, но, когда едва стало вечереть, не рискнули двигаться в сумерках и, оттолкав байк метров на двадцать в лес, решили поесть, ну арийцы нам консервов каких-то подкинули в кузове (вообще-то вроде багажник) мотоцикла. И только сели вечерять, как слышно пиликание по лесу одиночного мотора. Так ведь у нас пулемет имеется, как же пропустить одиночных полуночников-нелегалов с рейховыми паспортами без советской визы? Пограничник я или нет?! Получается, аж дважды пограничник! Натянув каски, отцепляем пулемет МГ, так обозвал его Васек (почти как Дженерал Моторз, но наоборот), таимся в кустах у дороги. Наконец рокот мотора приближается, вот уже виден силуэт очередного байка. И я даю щедрую (даже слишком – не рассчитал) очередь по тонкому лучу мотоциклетной фары (светомаскировка), мотик виляет, и с другой стороны дороги Васек влупливает из своего Kar-98 по сидящему в коляске немчурину. Нам, обормотам, повезло: и что на этом мотоцикле пулемета не было, и что мотоциклиста я убил первой очередью (правда, выпустил патронов пятнадцать, а попал, как оказалось, всего двумя, зато один – прямо в глаз), Васек своего ранил, потом прибил прикладом, ну нечего им было нам подлянить с ужином, кайфоломы. Само собой, у нас уже полная эйфория, за день шестерых немцев убили, Рэмбы, блин! Потому, на радостях пожрав, легли спать без предосторожностей. Даже не додумались замаскировать следы съезда, ну не идиоты?!

Единственное, о чем подумать успел, перед тем как отрубиться, так это: «А что, если утром проснусь, а прошлый день весь по новой запустится? «День сурка» же у меня! Ну, или «зеркало для героя», если патриотичнее…»

Так что нас, дрыхнувших, как в мирном турпоходе, немцы и взяли ночью, суки тевтонские! Васька хоть попытался отбиваться, его убили очередью из автомата, а мне, сонному, какой-то умник дал по тыкве – и абзац (они что, думают: у меня тыква казенная?). И даже никакой «перемотки», видимо, кто-то сверху так перепланировал мой путь в этом мире (или глюке?).

Немцы, оказывается, по дороге колонну военнопленных наших гнали, да и заночевали вместе с колонной всего в паре-тройке километров от нас. Услыхав звуки нашего блицкрига, малость обеспокоились и, выделив для той цели народец, старательно начали искать окаянцев, сначала нашли мотоцикл, который мы раздолбали, да еще с тепленькими трупами в комплекте, и по нашим же следам, по следам мотоцикла, которые только слепой бы не увидел, тут и Чингачгуком не надо было быть, прошли маленечко, да и взяли ночером тепленьких. К тому времени еще и не стемнело толком. Месяц июнь, как-никак, ночи короткие. И, почти не разбудив, опять ушибленного на всю голову, повели меня куда-то в полутьме. Сперва, само собой, побив гениально-генерально, нанеся мне «множественные ушибы тупыми предметами». Да нет, эти суки не предметами били, а всем, что попадалось под руки, ну и руками-ногами добавляли. Помню только, что очень удивился, почему немцы мотоцикл не забрали. Удивлялся недолго, пока из лесу на нашем мотоцикле не притарахтел немчик, который почти сразу по приказу своего командира потарахтел куда-то дальше, отвозить «выморочное имущество», вместе со второй тарахтелкой… Затем меня привели куда-то, а там большая толпа наших пленных ночует на поляне, точнее – на опушке леса, она же – широкая обочина дороги. Вокруг немчура у костров сидит, жрут. Никакой тебе светомаскировки! Не боятся никого. Нам, пленным, само собой, хрен что дали, то есть ничего не дали. Ну, мне-то не особо важно, мы с Васькой не так уж давно пожрали, и даже с часок, наверное, поспать успели. Васька хоть сытым помер. Может, ему не так обидно будет. А, как ни крути, в смерти бойца я виноват. Раз уж командиром назвался, должен был подумать обо всем: и о следах, и о дежурстве по очереди. Кем бы я ни был: хоть в реале сержантом погранвойск, хоть в этом бреду старлеем… Косяк, да еще какой! И, даже если косяк не в реале, а коматозном бреду, все равно как-то хреновато на душе… Одна надежда, что с утра или в сознание приду где-нибудь в больнице, или мой «День сурка» продолжится и я все исправлю, и Василий живой останется.

До рассвета я так и не уснул. Да и не пытался, честно говоря. И не только потому, что, лежа на пыльной обочине, да с раскалывающейся черепушкой, особо не поспишь. Уж больно много всего в мою ушибленную голову лезло. Еще немцы удивляли. Ведь, сволочи, нисколечко не боялись, что пленные в темноте рванут в разные стороны. Нет, посты они какие-то точно выставили, фонариками время от времени валяющихся красноармейцев высвечивали. Но ведь их не так уж и много было. И уж точно, что пленных как минимум раз в десять больше было. Наверное, потому, что пленные какие-то вялые были. Как пришибленные все. Даже не шептался между собой никто. Во всяком случае, я не слышал. Так вот, в раздумьях и в борьбе с головной болью, ночь и прошла…

И что было до того? Как я оказался в белорусском лесу, почти наедине, да с толпами фашистов немецких в придачу? А до того сначала было прекрасное утро 24 июня 2012 года.

Глава II
«Начало»

24 июня 2016 года, Республика Таджикистан, г. Кайраккум, побережье Кайраккумского водохранилища

– Ну все, Мань, пошли на пляж…

Я быстро дожевываю сэндвич (может, и сендвич или сандвич, черт его знает, слово-то наглийское), беру книжку и бреду на пляж.

Маняша в это время записывает какие-то супер-пупер рецепты, по одному из тарелочных каналов. Нашли время, сволочи, на рецепты каких-то деликатесов… Ну, Манюнька теперь долго не отлипнет от телика, пока все рецепты не запишет. Пойду уж, почитаю на пляже, а то устал, как раб на галерах: Машендра (ну и я не совсем как бы против был) с утра устроила разврат, с ее темпераментом это еще то, это нЕчто!

Ах да! Кто мы такие и где мы находимся? – интересно ж читателю. Я – Виталий, таджикистанский узбек-русак (это не сорт винограда, это особенности национального размежевания времен раннего СССР). Работаю адвокатом в Худжанде[15]15
  Худжанд – город в Северном Таджикистане, известен примерно уже 2500 лет. Есть версия, что основан Александром Македонским – Александрия эсхата (дальняя).


[Закрыть], это северная (она же, как и Питер в России, – культурная) столица Таджикистана. А она, Мария Машкова, старший налоговый инспектор одного из городков Ленинградской области РФ. Рост у нее 176, вес 55, бюст 95 см, талия – 62, и 89 см бедра (завидуем молча). Познакомились мы с ней через Интернет (данке и сенька-ю, м-агент[16]16
  М-агент, программа портала «Mail.ru» для быстрого обмена сообщениями.


[Закрыть]), и поначалу через Интернет и общались. Как друзья (ну, или подруги, Интернет – общение почти бесполое). Она у меня периодически просила совета: как быть со своим, описывая ту или иную ситуацию. Или я, в свою очередь, спрашивал у нее совета, как мне быть со своей. А потом понесло (понятно куда). Короче: теперь я ее мужчина, а она, следовательно, моя женщина, и мы – типа пара. Ну, или пара типов.

Вы, наверно, спросите, что за нация такая – таджикистанский русак-узбек? И почему у меня рязанско-оренбургское происхождение? Начну с генеалогии, предки мои – из безымянной деревни, что под Рязанью. Почему без имени родовая деревня? Да потому что за давностью лет ее название просто забыто было. Прапредок мой бежал вместе со своей невестой от помещика, а тогда было крепостное право, прапрапрапрапрабабка была писаной красавицей, и помещик решил присвоить ее. Что мог прапрапрапрапрадед противопоставить статусу помещика? Ничего, крепостной он был, и звать его никак. Вот и сбежала наша сладкая парочка, осели в Оренбуржье, расчистили в лесу поляну, поставили пятистенок, не сразу, но поставили, да и зажили счастливо. Такие же беглые оседали рядом, и в конце XIX века это была уже большая деревня. Тут прапрадед (в прапрапрапрадеда был, видимо) повздорил с местной властью и по стопам русской армии проник вместе с семьей в Туркестанский край. Осели у Ташкента, древний город, ровесник Рима и Помпеи, стал столицей Туркестанского генерал-губернаторства. Потом грянула революция, и вот уже прадед устанавливал Советскую власть да басмачей ловил. Когда все устаканилось, прадед осел в Советском районе Ленинабадской области ТаджССР и дорос до начальника милиции района. Дед родился в двадцать пятом году, третьим ребенком был, всего прабабушка, Марья Антоновна (как дочь Сквозник-Дмухановского[17]17
  Фамилия Городничего из «Ревизора» Н. В. Гоголя.


[Закрыть]), родила пятерых: трех парней, ну и, напоследок, дочурки, Агафья да Дарья.

Ну да, Советский район на 95 процентов населен узбеками, среди них я и вырос, и вначале говорил больше по-узбекски, ведь отец с матерью всегда на работе пропадали, а я с соседскими пацанами шлялся. И звали меня Витал-урус, зато потом, когда пошел в школу, меня там обозвали «узбеком», учился я в русской школе, некоторые одноклассники обзывали меня тоже «узбеком», хотя сами являлись узбеками, тот же Бахтиер Азизов, что по кличке Бати. Он потом погиб в 1994-м на гражданской войне, хотя мог не идти в тот бой, но отслужил два года, и сержант Азизов геройски погиб в конце второго года службы, спасая свое отделение – новичков, прикрыл желторотиков, но сам попал в вилку минометчика-афганца, а пацаны вышли.

Ах да, Любимовы мы, с того самого пращура героя-любовника фамилия пошла, Ромео с Джульеттами тех времен «любимами» обзывали, так оно и пошло. Вот такая у меня генеалогия; вернемся ко мне и к Машутке.

Кстати, оба любим тепло. Вообще я родом из СССР и для меня эта аббревиатура не сочетание букв, а сочетание счастья, любви, воспоминаний и мечт. То есть я не русофил, а советофил, для пиндосов всяких с наглами это одно и то же, а мне на них наср… ой! – фиолетово, короче, сильно на них… даже ультрафиолетово и инфракрасно.

А вот по отношению к противоположному полу – я полный интернационалист, толераст и лесбиян. Поскольку женская красота от национальности и расы не зависит.

И вот мы с Машей забили очередную нашу с ней стрелку на берегу таджикского моря – Кайраккумского водохранилища. Правда, водичка в оном «море» пресная, да и размером оно с большой прыщ, но – хоть такое. Зато – берег, песок, солнУшко, жара и пОпы. Конечно, я ж на пляже! И тут, конечно, разновсякие попы тудЫ-сюдЫ ходЮт, это закон породы. Ой! – природы. Раз пляж, то без поп никак… Ух ты! – монументальная попа!.. Правда, и целлюлит тоже глобальный…

Вот уже неделю мы с моей милой Машенькой отдыхаем. Полный «тюленинг», «моржинг» и «пингвининг». Ну, или лежбище морских котиков. Хотя нет, полный отдых у нас как-то редко получается, поскольку оба (обоее) мы любим «это дело», как стадо матросов после полуторагодовалого плавания на подлодке.

Вот и седни с утра собирались было пройтись, окрестности оглядеть, на природу полюбоваться. Пока вставал с постели, Машуня решила в одном лифчике мимо меня безнаказанно пройти. А как же мимо пропустить такое внедрилище разврата, без внедрения-то! Нет, это был бы непорядок, я ведь не трагик, ой не комик. Ах да! – вспомнил! – не гомик и не импотенторенто. Вот и накрылась наша прогулка! А после одушевления (не оживания, а приема душа), причем пришлось дважды его принимать (ну, сами понимаете, почему!), мы собирались пойти искупаться. МеШтатели, размеШтались! В промежутках между одушевлениями, чтоб заглушить Машины крики-стоны, пришлось врубать телевизор, как звуко-дымовую завесу (через стенку-то – престарелая пара из Голландии – обзавидуются еще и пожалуются, как в первую ночь. Или кондратий от зависти хватит). Ну да, в первую ночь, в ночь встречи, мы хулиганили (если можно это так обзовнуть) всю ночь напролет, из-за Машкиных стонов соседи-евростукачи пожаловались администрации, и нас среди ночи призвали к толерастности. Ништяк себе толерантность – в три часа ночи, блин! – даже утра!

Вот и приходится мне по ночам на Машку глушитель надевать, то есть ее ротик прикрывать или ладонью, или уж совсем в кризисные моменты – подушкой. Потому как ладонь она запросто может откусить! Насчет толерантности: только наглосаксы в пачке с западноЭвропейцами считают, что толерантность для них. То есть все должны быть толерантными с ними, а они с другими – хега с два![18]18
  Часто упоминаемое выражение одного из персонажей «Нашей Раши» А. Бородача, в исполнении М. Галустяна.


[Закрыть] То есть эта западная рожа может себе позволить пукнуть во время общего обеда (или рыгнуть), и мы его должны понять и пгостить[19]19
  Еще одно часто упоминаемое выражение одного из персонажей «Нашей Раши» А. Бородача, в исполнении М. Галустяна.


[Закрыть]. А вот если мы хотим чего-то не нравящегося наглику (немцу, голландцу и т. д.) сделать… То должны толерастировать. Разве не свинство, я ж ему, когда этот ублюдок рыгнул, замечание или призыв к толерастии не делал, а чего же он нам ночью не дает свободы? Простите, вырвалось – не вынесла душа поэта[20]20
  Цитата из стихотворения М. Лермонтова «Смерть поэта».


[Закрыть].

Ну а когда с одушевлением все-таки закончили и собрались на пляж, по телику начали читать рецепт каких-то особо хрустящих свиных ушек, ну, или ушиных свинок, точно не помню. Глядя на это, Машка прилипла к телевизору круче, чем лист от березового веника к ягодичным мышцам в бане.

Потому я и кукую на пляже аки перст един, читаю книжку и на попы поглядываю. Ух ты, смотри: Дженнифер Жопес своей жоперсоной, Хы – Хы – Хы! Но, надо признать, хоть это и не сама Жопес, но жопес у мадам заЧОТный (каламбур, господа присяжные)… да и с тылу никакой разницы.

Е-мое, я уж долго, оказывается, на эту девушку смотрю! А если ща Машка спалит, это ж для меня персональная третья мировая настанет. И я, скромно потупив свои бесстыжие глазки, пытаюсь осилить, чего ж там намудрил аффтар, который не жжот. Но чего-то не читается. А почему? Да люди вокруг ходят, а некоторые такие волнительные… Ну, не люди, конечно, а линии бедер, или такие, в которых «тема сисег раскрыта».

Фу, ковыляет соседка, старушка-голландка, «эротический костюм, конечно, костюмом, но гладить-то его иногда надо»… Зато рядом, попа, вау! Сиськи – зачОт! Попка плосковата, зато в профиль линии неплохие… Вот это титьки! Фу, а это что за гладильная доска?.. Ох, выходное отверстие, пуля вошла в левую часть груди и вышла чуть ниже левой лопатки. Повезло, на волосок от смерти. Блин, откуда у мужика выходное отверстие в Таджикистане в 2016 году? Хотя, может, пограничник? Или во время гражданской войны[21]21
  Гражданская война в Таджикистане 1991–1997 гг.


[Закрыть] получил пулю?

А как же, это выходное отверстие похоже на такую же «воронку» в спине деда, помню, как-то в году эдак 1982–1983 заметил у деда «ямку» в спине и спросил, что это. Дед рассказал, как и где получил эту пулю. Отметину поставил ему немецкий снайпер, когда дед, тогда еще восемнадцатилетний пехотинец, освобождал Советскую Белоруссию. Конечно же, дед не помнил момента выстрела, очнулся он потом, через день, собачка санитарная учуяла, что боец еще живой, и растормошила деда. Собака и привела затем санитаров к раненому. А потом – тыловой госпиталь и месяцы лечения. Эх, война-война, Белоруссия и миллионы героев, наших предков, беззаветно боровшихся против гитлеров с их прихвостнями всех мастей!

И я, забыв про линии бедер и раскрытость/нераскрытость «темы сисег», впал всем своим мозгом в размышления о Той войне. Мужик ли с шрамом на то меня натолкнул, или же лежащая рядом книжка про очередного попаданца в сорок первый (еще и про погранца – потому и купил без раздумий). Разве не знал Сталин о приготовлениях Гитлера? Знал, конечно! Кем только не обзывали либералы Сталина – и кровопийцей, и убийцей, и фанатиком, и сухоруким параноиком, но глупцом-то никогда! А почему он позволил Гитлеру ударить первым? Да это на поверхности лежит, во всех странах тогда правили капиталисты, и, конечно, они ненавидели СССР, и Иосифа Виссарионовича лично, больше всего на свете. Ибо Советское государство и Сталин это были живые прецеденты существования государства без частной собственности. Да и не только… Для Запада мы при любом строе были помехой и источником зависти и шкурных вожделений.

Именно поэтому западные страны до сих пор ненавидят СССР, потому и не помнят про миллионы погибших советских граждан, но помнят про мифический «миллион изнасилованных немок». Запад не помнит про тысячи мирных граждан СССР, погибших от бомб и пуль гитлеровских бомбардировщиков, зато помнит потопленный «Вильгельм Густлов». Запад не помнит про миллионы замученных военнопленных красноармейцев, не помнит про выкачку крови у советских детей в нацистских концлагерях ради нужд Вермахта, зато помнит про тысячу умерших немецких военнопленных.

Хорошо хоть почти никто не обвиняет Сталина в агрессии против Германии. Резвунки всякие, конечно, говорят о планах нападения на Германию, но факт остается фактом, напали немцы! Хотя, как знать, возможно, вскоре и так начнут талдычить: мол, СССР первым напал на Германию, США и всю Европу. С этих станется!

А вот если бы Сталин действительно первым напал на Гитлера, то СССР навеки бы заклеймили агрессором и оккупантом. Обидно, порой и хотелось бы такого превентивного нападения, но понимаю, что СССР вынужден был ожидать удара немцев. В жутком напряжении, в любой момент. Я бы шизнулся – так ожидать беды! Потом пошло наперекосяк, проблем добавила халатность (или предательство) командования ЗапВО, и в результате к концу осени 1941 года немцы оказались у стен Москвы. И кадры немецкой кинохроники, которыми любят щеголять западники, где бесконечные вереницы советских военнопленных. Причем геббельсовская пропаганда выхватывала грязные лица бойцов с потухшими взглядами. И этим геббельсы и геббельсёныши мотивировали отсталость, тупость и второсортность советских граждан! Так ведь людям не давали ни пожрать, ни воды для питья, куда там думать о чистоте лица, а потухшие взгляды, они у любых военнопленных. Вон, у немцев, попавших вместе с Паулюсом в плен, тоже лица не горят энтузиазмом и героизмом… И это при том, что наши пленных голодом не морили, медпомощь оказывали, а не добивали… Эх, попасть бы мне туда, в сорок первый, в Белоруссию…

Уже с часик прошло, солнышко голову припекает все более неистово (беспощадно, настойчиво и т. д.), а я все лежу и жду Машеньку мою. А в голове моей роятся вовсю совершенно не пляжные мысли, а проходят колонны советских военнопленных, понуро идущих под охраной гитлеровцев… И тут вдруг – БАЦ! Чего-то потемнело в глазах. И не только в глазах, даже в ухах (или так не говорят?) потемнело. Наступил патрилокальный[22]22
  Патрилокальный матриархат – термин из произведения Р. Хайнлайна «Гражданин галактики».


[Закрыть] матритрындец с элементами амбы и звиздеца великолепного.

Темнота… А потом вдруг вспыхнул свет.

Так я и оказался в сорок первом году…