Текст книги "Я сделаю это для нас"

Я повесил трубку и заблокировал звонки от Алекса. Тоже мне нашелся проповедник и судья великий!

Пришло смс от дяди Вовы с контактным телефоном юриста Светланы Олеговны Завидовой. Я набрал ее тут же.

– Алло, – ответил спокойный красивый голос.

– Добрый день. Светлана? – агрессивно начал я.

– Да, это я.

– Меня зовут Иван Данилов, ваш номер мне дал мой дядя, Владимир Данилов. Мне очень нужна ваша помощь в судебном разбирательстве. Насколько я могу понимать, это дело арбитражное.

– Да, Владимир Витальевич звонил мне, приезжайте. У нас офис на Цветном бульваре, я встречу вас на рецепции.

– Хорошо, минут через двадцать буду.

Я припарковался на Неглинке (сам не понимаю, как мне удалось), добежал до входа в бизнес-центр, вошел в здание и тут же был остановлен охранником, который предложил мне пройти через металлоискатель. Я хотел предложить ему кое-что другое, но увидел внимательный и спокойный взгляд миловидной девушки, в которой предположил адвоката Светлану, и решил быть послушным, чтобы не спугнуть ее. Хотя у меня внутри все кипело от злости.

– Добрый день, Иван, – поздоровалась девушка, которая и в самом деле оказалась Светланой.

Она была молода, лет двадцать пять или двадцать восемь, не больше. Невысокая, худенькая и блондинка. В общем, идеальная картина. Вот только я предпочел бы танкообразную бабу, которая одним своим видом напугает «Бурлеск». А эта милаха выглядит слишком сексуально и ужас не вселяет. Светлана была на высоченных каблуках, таких, что на изогнутой дугой верхней части стопы повылазили жилы. Кремовый деловой костюмчик был совсем тоненький, а распущенные по плечам волосы придавали ее образу еще больше легкости. Аккуратный курносый носик любопытно втянул воздух возле меня, а большие карие глаза едва дрогнули – в знак одобрения, вероятно.

– Очень приятно познакомиться, Светлана, – вежливо ответил я и пожал поданную Светланой руку. – Где мы могли бы поговорить?

– В переговорной в нашем офисе. Следуйте, пожалуйста, за мной.

Еще раз бросив быстрый взгляд на меня, Светлана поджала губы, повернулась на каблуках и стремительной походкой последовала по коридору до лифта, на котором мы доехали до двенадцатого этажа, вышли, прошли по коридору мимо открытого офиса, заключенного в стеклянные стены. Слева от меня стеклянная стена, за которой гудят своей жизнью Цветной бульвар и Трубная площадь; справа высокие стеклянные же перегородки, за которыми работали десятки людей. Гвалт там неимоверный, и стена лишь немного приглушает его. Справа располагались комнаты за стеклянными дверями, я видел людей, которые сидели в этих переговорных, но не слышал, о чем они говорят.

– В пятой переговорной нам будет удобнее всего. Кофе, чай?

Я уже уселся за стол и вывалил на него содержимое своего портфеля. Я терпеть не мог бумаги и не разбирался в них совершенно. Все, что мной было подписано или заключено, проходило предварительную проверку у дяди Вовы, так было заведено с самого начала. Но это дело требовало вмешательства опытного адвоката.

И я доверял дяде Вове с выбором, хотя Светлана, на мой взгляд, выглядела слишком молодо. Она предложила чай или кофе, лучше бы она предложила решение моей проблемы немедленно, прямо сейчас и желательно быстро.

– О, спасибо, мне ничего не нужно, – ответил я. – Я бы хотел начать как можно скорее.

– Хорошо, я вернусь к вам через минуту.

И оставила меня одного, в развале моих бумаг.

* * *

Светлана вернулась спустя несколько минут, за которые я успел многое осознать. Во-первых, мои проблемы – это мои проблемы, и других людей они касаются только в части их финансовой выгоды. Поэтому, для того чтобы заинтересовать человека в решении моей проблемы, я должен установить финансовую зависимость и вызвать алчность. По-другому едва ли получится.

А еще я понял, что Светлана слишком молода, чтобы защищать мои интересы в деле против «Бурлеска».

– Иван, я вас внимательно слушаю, – сказала Светлана.

Она села напротив меня, не сдвинув ни единой моей бумажки, положила на стол большой блокнот и приготовилась что-то записывать.

Я быстро обрисовал ситуацию, выразил надежду на то, что у Светланы прямо сейчас есть несколько вариантов решения моей проблемы, и попросил ее в первую очередь озвучить варианты, затем стоимость ее услуг, а уж потом перейти к детальному обсуждению.

Но ошибся.

– Иван, я не вправе предлагать вам какие-либо варианты, пока не изучу дело. Для этого потребуется некоторое время, но я очень рада, что вы подготовились и захватили с собой столько документов. Естественно, пока я не пойму, с чем мы с вами имеем дело, я не могу обозначить гонорар. Могу я взглянуть на спорный контракт?

Я подал ей договор на ста с лишним листах, скрепленный подписью моего агента, сшитый как судебное дело, на нем даже корочка имелась: «IVAN DANILOV & BURLESQUE». Светлана взяла договор в руки, аккуратно открыла и начала просматривать. Она бегло листала странички, где-то останавливалась, что-то внимательно читала и даже перечитывала, что-то выписывала в свой блокнот. На изучение документа у нее ушло минут тридцать, и все это время я старался разобраться с бумагами, которые приволок с собой. Там были: доверенности на Алекса, мои старые договоры, какие-то акты выполненных работ, что-то о квартире (какой-то договор об обслуживании), документы о принятии наследства (откуда это здесь?), полис ОСАГО на машину, счета из химчистки, выписки из банка и оригинал моего свидетельства о рождении. Ну и беспорядок у меня в документах, черт возьми.

Я отсортировал документы в две стопки – относящиеся к работе и все остальные.

– Иван, скажите, а почему «Бурлеск» не согласился с вашими условиями? Почему потребовалось заключать договор именно на год? Почему нельзя было подписать договор, согласно которому вам бы платили за фактически отработанное время? Ведь это не трудовой договор, а договор на оказание услуг.

– Потому что «Бурлеск» заинтересован в постоянном лице для своих рекламных кампаний. Вы знаете, как происходит процесс?

– В общих чертах.

– Этого недостаточно, – ответил я. – Мне придется вам рассказать. Итак, «Бурлеск» выбирает для сезона определенную модель, которую хочет видеть в своей рекламе. Далее выбирается первичная стратегия, которая разрабатывается с учетом прошлого опыта. Соответствующий материал снимается – фотографии, видео. Все обрабатывается, и осуществляется запуск рекламной кампании. А дальше эта кампания корректируется с учетом отзывов клиентов, продаж. Если нужно усилить рекламу какой-то модели, то снимается соответствующий ролик, делаются дополнительные фотографии. Кроме того, рекламный отдел не всегда успевает забронировать рекламные площади в соответствующих изданиях, и считается неприличным использовать один и тот же рекламный макет на страницах одного и того же журнала.

– А почему нельзя сделать все и сразу? Зачем тратить время модели, фотографов, дизайнеров? Неужели нельзя отснять все модели одежды сразу, а потом использовать то, что нужно?

– Это очень дорого. Как вы видели из моего договора с «Бурлеском», я получаю единовременный гонорар за участие и мне оплачивают каждый час работы. Поэтому снимают все экономно, минимум того, что нужно. У всех остальных контракты точно такие же. Еще немаловажно: участие в промо-мероприятиях, они случаются, как правило, спонтанно, и участие основной модели сезона в таком мероприятии – обязательно.

– А почему нельзя платить только за фактическую работу? Я так и не поняла.

– Потому что мне выплатили единовременный гонорар. Этим они выкупили первоочередное право на мое время. Я имею право участвовать и в других рекламных проектах, только не у конкурентов, но когда назначаются съемки в «Бурлеске», я должен быть независимо от того, есть ли у меня на это время или оно занято на других проектах.

– А если вы заболеете?

– И что? – не понял я.

– Ну и не сможете участвовать в съемках, к примеру?

– Почему не смогу? Очень даже смогу.

– С температурой и ознобом?

– А что здесь такого? – удивился я. – Все же на месте, руки, ноги, тело. Красный нос загримируют, цвет глаз выровняют… Это не проблема и не основание для переноса съемок. В прошлом году я подхватил очень неприятный грипп, валялся почти в коме. Мне позвонил Алекс и вызвал на съемки, я хотел было отказаться, но к тому времени я лежал уже вторую неделю. Я понял, что мне лучше поработать, начать жить, иначе я рисковал вообще не встать. Я собрался, поехал. Заразил там всех, но это не моя проблема. На следующий день снова были съемки, я опять участвовал. А потом даже и не понял, когда выздоровел.

– Но это неправильно. Вы ведь заразили людей.

– В этом бизнесе не принято считаться с чужими интересами и проблемами. Поэтому я приехал к вам: «Бурлеску» плевать на мои условия, они не расторгнут контракт.

Светлана кивнула и снова углубилась в документы. Она читала, я же нетерпеливо буравил взглядом ее лоб. Но ее это не смущало, и она снова перелистала весь договор, останавливаясь на одной ей понятных местах.

– Стоит начать с того, что никто не вправе вам запретить расторгнуть контракт, Иван, – сказала Светлана, положив бумаги на стол. – Вы, как исполнитель по этому договору, вправе в любой момент расторгнуть его.

– Но мне придется выплатить неустойку.

– Нет, никаких неустоек вы выплачивать не должны.

– Но в договоре написано…

– Нет, ничего подобного там не написано, как я и предполагала.

– Но я своими глазами видел: пять миллионов рублей.

– Такой пункт действительно есть, но давайте внимательно прочитаем, о чем сказано в этом пункте: «В случае досрочного расторжения настоящего контракта Исполнитель обязуется возместить Заказчику все причиненные таким расторжением убытки, размер которых составляет безусловно пять миллионов рублей, и все, что Заказчик сможет доказать свыше».

Я внимательно слушал Светлану, надеясь услышать, что-то вроде «Исполнитель не обязан выплачивать ничего, а пять миллионов рублей, указанные в настоящем пункте, всего лишь привлекают внимание, не более». Но не услышал. А услышал, что я обязан выплатить пять миллионов в случае досрочного расторжения!

– Ну и что? – в нетерпении спросил я.

– Ну здесь же ясно сказано: убытки. Да, они прибегли к весьма спорной формулировке, указав, что безусловный размер убытков составляет пять миллионов рублей…

– И больше, если смогут доказать! – добавил я.

– Нет, Иван, не совсем так. Доказывать они должны будут каждый рубль.

– И даже пять миллионов?

– И даже их. Причем они должны доказать, что своим досрочным расторжением вы причинили или причините им убыток в размере пяти миллионов рублей. Ваш отказ от договора должен прямо причинить им убыток в таком размере. Но это не неустойка. Неустойка – это безусловная выплата в случае нарушения условий договора, но по договору возмездного оказания услуг неустойку применять нельзя, это прямо противоречит закону.

– Я совершенно запутался.

– Это юридическая уловка. С точки зрения закона придраться не к чему. Указывая, что пять миллионов рублей – безусловный убыток, они не нарушили закон. Они должны доказать это по вашему требованию, если выставят вам счет.

– А что может быть убытком?

– Убыток – это прямые затраты, которые «Бурлеск» понесет или должен будет понести в связи с вашим отказом от договора. Например, если какие-то площади в журналах забронированы именно для размещения рекламных материалов с вашим участием и с другими людьми рекламу просто не поставят, потому что так договорились, и вы отказываетесь от договора, то штраф, который они получат, – это будет их прямой убыток в результате вашего отказа.

– Едва ли такое возможно, – засомневался я.

– Согласна, поэтому, я думаю, стоит назначить переговоры.

– С «Бурлеском»?

– Да. Вам ведь не известна их позиция.

– Известна. Они сказали: «Нет». Я настоял, и они ответили, что стоимость расторжения договора составит пять миллионов рублей.

– Вам это агент ваш сказал?

– Да.

– Нам нужно услышать эти условия от них. Но я думаю, они скажут совсем другое, когда мы с вами придем на встречу вместе.

– Хорошо. Обсудим ваш гонорар?

– Пока рано. Мы ведь еще не знаем, с чем имеем дело. Может быть, речь идет только о переговорах и составлении соглашения. Или о судебном процессе. Как вы понимаете, это разные деньги. Поэтому сейчас мы подпишем договор на фактически затраченные часы, и в конце каждой недели вам будут присылать счета и отчеты о затраченном времени, вам нужно будет их оплатить.

– Договорились.

– Я свяжусь с вами, когда назначу встречу в «Бурлеске».

– Хорошо, спасибо!

Мы со Светланой подписали договор, я собрал свои бумаги и уехал.

* * *

Как и обещал, после визита к адвокату я поехал в Орехово-Зуево, к дяде Вове. Дорога заняла почти три часа, и я успел хорошенько остыть и даже кое о чем подумать. Ситуация с «Бурлеском» была катастрофической, это факт. И Алексу я сказал чистую правду – я знаю, что мне осталось недолго жить, и не хочу, чтобы после моей смерти мое имя мусолили в связи с невыполненными обязательствами, а мое имущество растягивали на неустойки и в счет погашения убытков. Всего этого я не хочу! Если Светлане удастся аннулировать договор, то все будет хорошо. Может быть, я поимею кучу проблем с дальнейшими проектами, возникнут сложности в заключении новых договоров, но я не так сильно от них завишу. Может быть, и вправду пора выйти на пенсию? Закончу процесс и не стану унижаться и объяснять всем свои мотивы, просто закроюсь и буду доживать остатки отведенных мне дней в свое удовольствие… Денег мне хватает, ничего не предвещает, что мне потребуется большая сумма для жизни.

На выезде из Москвы образовалась пробка, навигатор рассчитал примерное время ожидания в полчаса, и я набрал Алису, мою подругу, с которой мы встречались уже полгода. Никаких обязательств, естественно, никаких гарантий. Просто общение, просто секс.

– Привет, Ваня, – ответила Алиса.

– Привет. Как ты?

– Отлично. А ты?

– Да также. Образовались проблемы, но все решаемо. Встретимся?

– Сегодня?

– Ну да.

– Разве что ночью, работаю допоздна сегодня.

– Я поехал к дяде Вове, а потом домой. Часам к десяти буду, – сказал я.

– Отлично. Увидимся у тебя в половине одиннадцатого.

Алиса работала в фитнес-клубе инструктором. Там, собственно, мы и познакомились. Был у меня период, когда я решил пойти в «обнаженку», и для этого требовалось привести тело в более привлекательный вид. «Обнаженка», то есть реклама нижнего белья, была невозможна без подиума. В показах я участвую нечасто, но все же бывает, когда условием для съемок служит обязательное участие в показе. Для меня это всегда стресс – я боюсь, что в день показа прямо с утра меня грохнут и я не успею пройтись по «языку». Поэтому за такие заказы Алекс получал всего один процент от гонорара, и их было крайне мало. В большинстве своем моя работа исключительно съемки – здесь Алекс получал двадцать пять процентов, и его это устраивало.

Ну так вот, для обновления портфолио я решил подтянуть мышцы, обзавестись кубиками и сделать руки более рельефными. Я купил клубную карту и сразу пакет из сорока тренировок. Моим тренером была Алиса, судя по ее анкете в отделе продаж, ее специализацией было именно создание красивого тела. Оглядев меня в первый день, она сказала, что «есть с чем работать», и приступила. Результатом изнуряющих тренировок за три месяца стали весьма отчетливые кубики на прессе, упругие ягодицы и полное отсутствие жировых отложений. А еще мы стали встречаться, правда, я сразу поставил все точки над «и» и сказал, что никаких планов нет и быть не может. Алису мои правила устроили. Мы не следили за жизнью друг друга и общались на любые темы, кроме любви, привязанности и дружбы. Алиса была отличным партнером, уступчивым, опытным, и очень любила секс. Нам было хорошо, но мы были не вместе.

Как-то раз я увидел ее в компании с молодым человеком и внимательно прислушался к себе – ревную или нет? Оказалось, что нет. Совсем ничего не чувствую, только небольшое разочарование – сегодня Алисе явно не до меня. Может, завтра?.. Увиденное мы никогда не обсуждали. В моем телефоне нет Алисы даже в контактах в чатах, мы с ней не переписывались. Любая коммуникация осуществлялась по телефону голосом, мы договаривались о встрече, и все. Всех все устраивает.

С «обнаженкой», кстати, так ничего и не вышло. Алексу не удалось пробить ни единого контракта – везде требовалось участие в показах, а я не хотел. Хотя один показ был, меня попросили заменить заболевшего парня, и я вышел на подиум в трусах сначала одного цвета, потом в черных боксерах, самых обычных, на мой взгляд, а потом в плавках, и на том все закончилось. Результат мне не понравился ни по деньгам, ни по тому, что случилось дальше. Меня завалили письмами с предложениями об оказании сексуальных услуг, причем большинство предложений поступило от мужчин. Деньги предлагали куда более значительные, чем мне заплатили за показ, и разочарований было масса, когда я отвечал отказами. Один мужик прямо сказал, что мне нечего делать в «обнаженке», если я не собираюсь подрабатывать своим изумительным телом, потому что показы – это не для брендов, это витрина для проституток. Так работать я не собирался и запретил Алексу какую-либо деятельность в области «обнаженки».

В общем, из всего этого опыта с «обнаженкой» я извлек только одну пользу: Алису, и это уже было немало.

Дядя Вова был на даче один. Сад в идеальном порядке, в беседке у дома подготовлен стол для нашего разговора. Тут же – раскрытый ноутбук, видимо, дядя работал.

– Как продвигается новый роман? – спросил я с улыбкой. Мне было немного неловко за то, что я нарычал на дядю, но его теплая улыбка меня успокоила.

– Двигается с трудом, но двигается. Спасибо, что приехал, Ваня.

Дядя Вова был известным писателем. Но не в России. Ему так и не удалось опубликовать ни одного романа на русском языке, зато в Европе его книги расхватывали с астрономической скоростью. Однажды его литературный агент сообщил, что крупное российское издательство желает перевести роман и издать в России, дядя Вова ответил категорическим отказом. Он писал свои книги на английском языке и давно считал себя писателем из Европы.

Его последняя книга вышла тиражом в двести пятьдесят тысяч экземпляров в Лондоне, и за полгода тираж по всей Европе составил почти два миллиона экземпляров. Я очень гордился дядей Вовой и никогда не звал его Майклом, как было написано на его книгах. Дома у меня есть все романы Майкла Камильтона, и это предмет моей гордости – ведь я прочитал их все на английском и выучил язык именно на них.

– Расскажешь о новой книге? – спросил я, усаживаясь за стол. На улице было нежарко, даже прохладно. И дядя подал мне плед, в который я тут же закутался.

– Не расскажу. Ты же знаешь, если я расскажу о новой книге, то никогда не смогу ее написать. Хотя язык очень чешется, мне кажется, что это самая сильная моя вещь. Я даже думаю разрешить ее издание в России.

– Почему? У тебя много сильных вещей, дядя Вова! Тот же «Перекресток» или «Сумеречная правда» – бестселлеры. В России они бы были очень популярны.

– Все так, но только в новой книге героем будет русский парень по имени Иван и часть действия пройдет здесь, в Москве.

– Что?!

Это было неожиданно. Дядя Вова пишет уже двадцать с лишним лет. Когда я вышел из интерната и жил здесь, в Орехово-Зуеве, дядя написал свой самый громкий роман «В моей памяти», который до сих пор переиздается тиражом в сто тысяч экземпляров во всем мире, кроме России, его герой – русский парень-эмигрант, который не мог оставить в прошлом свою жизнь в СССР. Несмотря на огромный успех романа, дядя Вова не любит «В моей памяти» больше всех и старается не говорить об этой книге. Я всегда думал, что это из-за того парня, который из СССР.

Но никогда действие в книгах дяди Вовы не происходило в России.

– Что заставило тебя перенести действие романа в Москву? И назвать главного героя моим именем?

– Ты заставил. И твоя жизнь, Ваня.

– Ты обо мне книгу пишешь?!

– Нет, я пишу один из вариантов развития событий, самый плохой, который я вижу. И я не хочу, чтобы у тебя случилось все именно так.

– Не боишься накаркать?

– Ты не рад, что Майкл Камильтон напишет книгу о тебе?

– Рад, конечно! Это очень неожиданно. И приятно. Но твои слова о варианте моего финала меня пугают, если честно…

– А ты не бойся, – сказал дядя, – ты исправляйся. Начни заниматься своей жизнью.

Я вздохнул. Кофе был горячим и вкусным, я был рад видеть дядю. Но я был не рад вести беседу, которую он начал. И уж тем более я сомневался, что с удовольствием прочитаю новую книгу Майкла Камильтона о самом плохом варианте финала моей жизни. Его книги стали своеобразным маяком для меня – это было единственное, чего я ждал долго, год или два. Обычно я ничего не жду, и понятно почему. Но дядя был непреклонен и никогда не открывал мне сюжет новой книги до момента, пока я не прочитаю ее в виде книги, в обложке, выпущенной из типографии. Он никогда даже рукописи мне не показывал, и в детстве у нас был квест «Найди рукопись». Я не нашел ее ни разу.

– Дядя, этот разговор обречен на провал.

– Не согласен, – возразил он, и морщинки у глаз весело заиграли. – Давай обсудим твой сегодняшний форс-мажор. Чего боишься ты?

У дяди Вовы были точно такие же глаза, как и у папы. Хоть я и не помню лица папы в деталях, только по фотографиям, но я помню это выражение глаз. Добрых, тигриных, в которых таится какая-то опасность, но опасность не для меня, а для других. Подобное чувство испытывают, когда видят дрессировщика, обнимающего огромного тигра. Опасный зверь в объятиях куда более опасного для него хозяина. Дядя уже не молод, но выглядит очень хорошо, он следит за своими здоровьем, внешностью, регулярно проходит всевозможные косметические процедуры. Но Майкл Камильтон никогда не «торговал» лицом, хотя все данные у него для этого были.

Своей внешностью я пошел в отца, а они с дядей Вовой очень похожи – оба высокие, статные и фигуристые брюнеты, с мужественным лицом, большими глазами, пухлыми выразительными губами. Когда мы фотографируемся с дядей Вовой, сразу видно, что мы родственники.

Дядя Вова смотрел на меня отцовскими глазами и отпивал из кружки отцовскими (и моими тоже) губами, а разговор вел совершенно не по-отцовски. Папу никогда не волновали чувственные и событийные аспекты. Ему было важно, чтобы я был здоров и улыбался.

– Ты все знаешь, к чему перелопачивать все это? Я начну приводить свои аргументы, ты выложишь свои, я давным-давно их знаю, как и ты. Даже если мы все обговорим в очередной раз, ничего не изменится. Ни новых аргументов, ни новых решений не появится. Зачем?

Дядя улыбнулся, отчего его глаза стали еще более хитрыми, а опасность заколебалась где-то совсем близко: протяни руку, и она упрется во что-то сильное, чему я не смогу сопротивляться.

– Ты растешь, взрослеешь, Ваня. Когда-нибудь твои аргументы рассыплются, а новых ты так и не придумал. Предлагаю тебе решать проблемы заранее.

– Не мой стиль, – улыбнулся я. – Я решаю проблемы по мере их поступления.

На это дядя просто махнул рукой.

– И все-таки давай вернемся к твоей проблеме. Я так понял, Алекс заключил контракт от твоего имени на год, верно?

– Да.

– И ты решил его оспорить в суде?

– Да.

– И что сказала Светлана?

Я пересказал дяде все, что сказала мне адвокат, и он нахмурился.

– Ты знаешь, она права. Я не сильно разбираюсь в законах, но, если следовать логике, неустойку они назначать и вправду не могут. Подумай сам: смысл оказания услуг в том, что личность исполнителя почти что самое главное в этом договоре. А раз так, исполнитель вправе отказаться ровно так же, как и заказчик. Вот если бы исполнителя можно было заменить, другое дело – тогда ищите замену, а договор исполните. Но это договор заключен с совершенно определенным человеком, и никто, кроме него, исполнить этот договор не может. Ну и тут логично предположить, что никто никого насильно заставлять работать не имеет права, значит, расторгнуть действительно можно. А вот убытки ты им погасишь. Ты согласен с этим?

– Ну пусть сначала докажут их!

– Ваня, Ваня, – дядя примирительно поднял обе руки, – я на твоей стороне, пусть даже ты не прав! Но давай рассуждать здраво: ты согласен отдать часть своих денег в счет уплаты убытков, которые образовались из-за твоего принципа?

– А у меня есть выход? Или ты считаешь, что мои чувства не стоят того, чтобы за них бороться?

– Чувства? Ты говоришь о том, что тебе не хочется, чтобы твое имя после смерти трепали с глаголами «кинул», «подставил»?

– Именно!

– Ваня, ну как же ты глуп! Наивен! Молод! Ну где ты видел, чтобы о покойниках говорили плохо? Всегда плохо говорят об убийцах!

– Ага, – кивнул я. – А потом СМИ поднимут ту историю, мои контракты, и поймут, что я знал, что за мной рано или поздно придет тот чувак и грохнет меня. И что тогда будет? Скажут – мог предвидеть! Мог не брать ответственности! Мог не соглашаться, но жадность и алчность не дала думать здраво! И в итоге мое имя на памятнике напишут примерно так: «Ваня Данилов, алчный козел, который всех кинул». А все наследство растащат на погашение убытков и неустоек… Нет, не хочу.

– Ну, положим, на твоем памятнике писать буду я, и там будет написано: «Идиот, который не слушал своего дядю». Скажи мне вот что: почему ты считаешь, что ты знаешь, что убийца придет за тобой? Может быть, он уже умер. Может быть, он уже забыл о тебе и живет своей отвратительной жизнью, мучаясь совершенным. Ты можешь только предполагать. Шестнадцать лет прошло.

– Но я знаю, – ответил я тихо.

– Почему ты так твердо в этом уверен, Ваня? Ты всегда был упертым, я не понимаю, почему ты не хочешь поделиться со мной. Давай мы вместе попробуем решить это. Прошу тебя, дай помочь тебе!

– Дядя Вова, давай лучше поговорим о твоей книге.

– Ваня…

– Прости, но я не хочу больше говорить о своих проблемах.

– Ладно. Будешь еще кофе?

– Конечно.

* * *

Я уехал около девяти часов, дядя перенес свой ноутбук в дом и сказал, что долго работать не будет. Я обещал позвонить, как доберусь домой.

Проезжая по трассе М7 возле Балашихи, я остановился у автомобиля с аварийными огнями. У капота стояла девушка, уперев руки в бока, и пыталась в темноте что-то сообразить. Я вышел из машины и подошел к ней.

– Что у вас?

– Тоска смертная, – вздохнула девушка. – Понятия не имею, в чем дело. Заглохла, и все.

– С бензином все в порядке?

– Я похожа на дуру?

– Нет.

Я отстранил ее и заглянул под капот. Честно говоря, это был скорее понт. Я понимал в двигателях ровно столько же, сколько и она. И с первого взгляда, да и со второго тоже причину понять мне было не дано. Я поковырял какие-то штуки, подвигал провода, постучал по карбюратору, но автомобиль так и не завелся.

– Вы вызвали эвакуатор?

– Конечно. Обещались час назад.

– Хотите посижу с вами?

– Если вы не торопитесь, я была бы благодарна. Здесь жутковато.

И правда было жутковато. Трасса была оживленной, но по обе стороны лес, темный и недружелюбный. Мне стало не по себе, я припарковался за ней, вышел из своего авто и сел в машину.

– Меня зовут Аня, – сказала девушка.

– Я Иван.

– Ну надо же, как по-русски. Аннушка и Иванушка, – улыбнулась Аня.

– Да уж.

– Ехали домой?

– Да, навещал дядю. Он в Орехово-Зуеве живет.

– А я к маме ездила, в Бисерово. Хорошо там у них будет через месяц. Все зацветет, озеро Бисеровское безумно красивое. Бывали там?

– Нет, никогда.

– А я в Орехово-Зуеве не была.

– Там тоже есть озеро, и большое, и маленькое. Я там все детство провел.

– Ну расскажите какую-нибудь веселую историю из детства, что ли?

Интересно, история с убийством моей семьи покажется кому-нибудь веселой? Обществу убийц и маньяков, наверное, покажется. Но Аня такого впечатления не производила, и едва ли это ее развеселит.

– Я плохой рассказчик, – ответил я. – Давайте лучше вы.

– О, в этом мы схожи. По-моему, эвакуатор едет, вам не кажется?

– Да, точно он.

Действительно, возле нас припарковался зеленый эвакуатор, из которого вылезли двое парней и быстро разобрались, что к чему. Оказалось, дело в каких-то блокаторах или разрешаторах, что-то в этом духе. Починить это на месте невозможно, машину нужно отогнать в сервис.

– Вам это встанет в копеечку, – предупредил мастер.

– Ну а что делать? – пожала плечами Аня.

– Вам вызвать такси? – спросил он.

– Нет, я отвезу девушку домой, – вступился я.

– Точно? – спросил мастер.

– Да, – ответила Анна, – все в порядке. Иван давно со мной, и если бы хотел чего-то плохого, уже бы сделал. Думаю, и не один раз.

Я рассмеялся. А девушка меня явно недооценила. Мы с ней провели едва ли больше получаса, и это даже не на раз, если что. Она села в мою машину, и я повез ее домой. Жила Аня от меня далековато, в районе Алтуфьево, а я между станциями метро «Динамо» и «Аэропорт», на Ленинградском проспекте. Но пробок уже не было, и я домчал ее до дома в Лианозово за сорок с небольшим минут. Мы тепло попрощались, Аня пыталась мне что-то заплатить, но я не позволил. Она вышла из машины, скрылась в подъезде, а я поехал домой.

На часах уже было одиннадцать, а Алиса так и не позвонила. Я решил позвонить ей сам.

– Привет, извини, я задержалась, но уже освободилась, – ответила Алиса.

– Тебя забрать? – спросил я.

– Если тебе удобно, я только что вышла из зала, в душ и свободна.

– Конечно, минут через двадцать буду.

Я сделал небольшой крюк и заехал на Речной вокзал, где располагался фитнес-клуб, в котором работала Алиса. Она села в машину, и мы поехали ко мне.

Мы перекусили, соорудив ужин из того, что у меня было, выпили немного вина и в половине двенадцатого отправились в постель. Все шло так, как шло обычно, и я знал, чего ждать. Но Алиса преподнесла мне очень большую неожиданность: попросила надеть презерватив. Это было странно, у меня даже сбилось настроение.

– В чем дело? – спросил я, отстраняясь.

– Ну люди используют презерватив, – ответила Алиса. – Что в этом странного?

– Ну мы никогда не использовали его. И все было в порядке. Я вроде бы не заставлял тебя волноваться ни по одному из поводов, когда используют презерватив. Или ты не уверена в себе?

– Нет, у меня никого не было, – ответила она. – Но если ты все же настроен продолжать, то, пожалуйста, надень.

– Черт! Объясни, в чем дело!

Вместо ответа Алиса выбралась из-под меня, накинула халат и ушла на балкон курить. Терпеть не могу эту ее привычку! Я остался сидеть в постели, голый и возбужденный, как идиот. Алиса долго курила на балконе, я уже успел остыть, когда она вернулась в квартиру и начала одеваться.

– Отвези меня, пожалуйста, домой.

– Да ты объяснишь, что случилось?