Текст книги "Подушка-волшебница"

Подушка-волшебница
Федор Иванов

© Федор Иванов, 2017

ISBN 978-5-4483-7254-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Подушка Волшебница

Небо давно натянуло на себя черную шаль, – темно, даже звездочек не видно. Все улеглись спать: и лисята, и зайчишки, а вон тому, который, раскинув лапки, развалился под елочкой и улыбается, – сон интересный снится… Может быть, свежая капуста? Ой, как зайчишки ее любят!

Скоро десять часов вечера, а Сережа все не спит, все просит Маму: «читай еще про волшебника»! Сказки про волшебников очень любит! У Мамы даже язык устал, еле-еле повертывается, и глаза у нее закрываются, – спать хотят, но сынок, знай, просит, – читай да читай.

Усталая Мама задремала на стуле. Вдруг под окном зашелестели деревья, в отрытое окно дунул ветер, и на Сережину кровать прилетел зеленый лист тополя, – он опустился прямо на подушку. Сережа взял его в руки, стал перебирать пальчиками, вдруг слышит чьи-то слова: «Что же ты, мальчик, не спишь?». «Кто это?» – спросил Сережа. «С тобой говорю я, подушка, клади на меня голову и слушай сказку, а Маму не беспокой», – услышал он в ответ.

Лег Сережа на подушку, прижал крепко к ней ухо и слушает… Подушка, в самом деле, заговорила. Тоненьким голоском она рассказывала об одном мальчике, который не слушался мамы, не ложился во время спать, и от этого стал плохо расти, к нему мало прибывало силы. Поэтому мальчик и букву «эр» не выговаривал, а заменял ее буквой «эль». Например, надо сказать «ручей», а он говорит «лучей», а ведь это совсем другое слово. Ручей – это когда вода течет по овражку, а лучи – это свет, ну, когда, например, солнце светит.

Сережа поднял голову, – подушка замолчала, опять приложил ухо к подушке, – она снова заговорила.

«Слушай, подушка, кто ты такая, что говорить умеешь?» – спросил Сережа. А подушка отвечает: «Говорить-то я умею, а вот ты меня слушать не умеешь. Если дослушаешь до конца, узнаешь,,кто я».

«Хорошо», – ответил малыш и замолчал.

Подушка перестала рассказывать сказку и потихоньку запела колыбельную песенку:

Не шуми, волна морская,

Пеной берег не точи,

Ночью землю освежая, —

Тише, ветер, не стучи.

Спят малышки безмятежно,

Видят сказочные сны…

Пой им песни, ветер нежно,

Не тревожа тишины…

Не успела подушка закончить колыбельную песню, а Сережа уже спит, руки разметал, сам улыбается во сне, как тот зайчишка под елкой. Открыла мама глаза, укрыла сына одеялом, погасила свет в комнате и ушла на кухню чаю попить.

Тем временем, из подушки вылез маленький человечек, ростом с арбузное зернышко, нашел зеленый листок тополя, встал на него, махнул малюсенькой рукой, листок сразу подхватило струей воздуха и вынесло в открытое окно. Если бы Сережа не спал, а наблюдал за его полетом, он бы увидел, что листок не упал на землю у дома, а взвился высоко-высоко и скрылся из глаз.

Куда же улетел он? И что это за интересный человечек? А между тем зеленый лист тополя со своим маленьким седоком человечком всю ночь летал из дома в дом, где капризничали и не спали дети. Там человечек незаметно залезал в подушку, рассказывал сказку, пел песенку, и малыш засыпал, а человечек на зеленом листке тополя летел дальше.

Только под утро ветер вынес его в поле, пронес над рекой и опустил в лесу на поляне, возле ручья.

Человечек сошел с листа, прыгнул в ручей и мгновенно превратился в громадное дерево дуб, корни которого омывала студеная вода. Это был добрый волшебник, он помогал маленьким ребятам расти крепкими и здоровыми.

И теперь каждый вечер и каждую ночь этот добрый волшебник, превратившись в человечка, летает на листке тополя от малыша к малышу, сказками и песнями укладывает спать неугомонных, а днем превращается в большое дерево дуб и отдыхает на берегу лесного ручья.

Перед сном прижмитесь покрепче ухом к подушке, прислушайтесь повнимательнее и, может быть, услышите Подушку-волшебницу и быстро заснете.

Два Барана

Встретились на мосту два барана.

Один – белый, другой – черный. Мост узкий. Под ним – река. Бараны большие: никак им на мосту не разойтись.

– Пропусти! Тороплюсь! – проблеял белый.

– Дай пройти, я спешу! – сказал черный.

И оба ни с места.

Рассердился белый баран. Голову нагнул. Вперед шагнул. И черный тоже.

Лоб об лоб – хлоп!

Баран о барана – бум!

На мосту – бой. На мосту – шум. Храбрости бойцам не занимать. Ни один не хочет уступать.

Слышен топот и громкое «Бэ-э-э».

Нет дороги ни мне, ни тебе.

День бьются. Бьются два. Крепка баранья голова. Ни проехать по мосту, ни пройти. Нет пути.

Мост терпел-терпел! Туда-сюда гнулся!

И вдруг перевернулся.

Бараны в речку – шлеп!

Брызги до неба – подскочили. Все небо намочили!

Промокли бараны.

Замерзли. Устали.

И оба опоздали!

Рыбак, пескарик и щуки

Пошел как-то Рыбак на речку. Закинул удочку и сел на бережок. Ждет-пождет, – а клева все нет.

Вдруг поплавок дернулся! Повел Рыбак удочкой в сторону. вытащил Рыбак пескарика.

Крючок рыбке за нижнюю губу зацепился, неглубоко совсем.

Вытащил Рыбак крючок и говорит:

– Какой же ты маленький! Отпущу-ка я тебя обратно в реку. Все равно суп из тебя не сварить!

Сорвал Рыбак лист подорожника, приложил к губе пескарика, чтоб зажила скорей, и бросил рыбку в воду.

Уплыл пескарик, – только его и видели!

Снова закинул Рыбак удочку. Час ждет, другой ждет, – не клюет рыба.

Вдруг кто-то удочку как дернет! Чуть из рук ее не выпустил наш рыболов.

– Попалась, рыбина! Теперь не уйдешь! – кричит.

Вдруг из воды высунулась огромная щучья пасть. Сверкнула пасть зубами да как гаркнет:

– Сам попался! Теперь не уйдешь!

Не успел Рыбак опомниться, как щука влево – вправо метнулась, леску обмотала вокруг руки, закрыла пасть и нырнула. А Рыбака за собой потащила. Вместе с удочкой.

И сообразить-то бедняга ничего не успел, а уж на дне лежит, пузыри пускает. Над ним водоросли колышутся, вода от солнца золотая. «На волю хочу!» – думает рыбак. Да не тут-то было! Выплывают из-за водорослей еще четыре щуки, одна другой страшнее, – и прямо к Рыбаку. А бедняга ни рукой, ни ногой пошевелить не может, – щука как-то хитро его всего леской опутала. Даже до удочки, что рядом на дне лежит, дотянуться не может.

Окружили щуки Рыбака, пасти разинули, облизываются:

– Как мы его будем есть, сырым или жареным? – спрашивает одна молодая щука.

– Жареным, жареным! – завопила другая щука, еще моложе, и в сторону как сиганет! И тут же со сковородкой в зубах обратно плывет.

– Эх, молодо-зелено! – сказала старая щука. – Как же ты под водой огонь-то разводить будешь?

– Нет, уж лучше мы его прямо так съедим, с гарниром из водорослей! – предложила та щука, что на удочку Рыбака поймала.

Вдруг откуда ни возьмись, выскочил из-за камушка пескарик и стал вокруг Рыбака кружиться. Щуки переполошились, бросились за пескариком вдогонку. Кинулась самая большая щука на рыбку, чтобы схватить, да промахнулась. Зацепилась зубами за леску, порвала ее.

Освободились у Рыбака руки, схватил он удилище, ударил одну-другую рыбину и на поверхность всплыл. Сбросил леску с ног и на берег выбрался.

– Уф! Неужели выкрутился! – только и мог сказать, стуча зубами от холода и страха.

После этого случая перестал наш знакомый на рыбалку ходить.

Да все про злых щук и храброго пескарика вспоминал!

Событие

В деревне – событие. Происшествие. Приключение. Поросенок убежал. Откуда? Из хлева! Зачем? А кто его знает! Может, просто погулять захотел…

Увидел поросенка мальчик по имени Митя. Кинулся вдогонку.

– Стой, стой! – кричит. А за Митей индюк припустился, длинноногий такой: он всегда за Митей бегал. Привык уже за мальчишкой гоняться. Ждет-не дождется, когда тот на улице появится.

Теперь и не поймешь, – то ли Митя за поросенком гонится, то ли сам от индюка удирает. Споткнулся мальчик. Упал на траву.

Поросенок дальше бежит. Митя на траве лежит, а индюк над ним склонился, красной бородой трясет. Сердитый. Очень представительный! Весь в своем праве!

Из окна за поросенком, мальчиком и индюком наблюдал дядя Петя. Не вытерпел. Выскочил из дома с ружьем да как выстрелит прямо в небо. И тоже за поросенком помчался. Только не догнал.

Возвратились все обратно к хлеву, – а поросенок уже там, внутри. Ест чего-то.

Проголодался, – и сам домой прибежал!

Мышь разбушевалась

Жила себе Мышь. Тихо, спокойно. В норке, у огорода. Вдруг, однажды, стала Мышь отважной. Надоело ей, видите ли, тихо жить.

Запела Мышь военную песню:

«Рам. Та-Ра!

Та-Ра-Ра.

Ра-Ра-Ра-Ра!

Рам! Пам! Там!»

Кончилась песня.

Грозный писк раздался из норки:

– А где тут Васька – кот, рыжий бездельник, облезлый мошенник! Подать мне его сюда! Вот я ему усы-то поотрываю! А ну-ка, брысь, пока цел!

Услышал Васька голос Иыши!

И на улицу из горницы!

На дерево шмыг: прыг-скок и молчок.

Три дня там сидел. На «Ваську» не отзывался. Даже к сметане не спускался. Так его мышка напугала!

Тыква – великан

Выросла у крестьянина в огороде тыква. Обрадовался он, а пока радовался, тыква еще больше выросла и грядку из-под огурцов помяла. Забеспокоился крестьянин, а пока беспокоился, – тыква стала такой большой, что забор поломала.

Испугался крестьянин, что тыква дом снесет. Позвал друзей:

– Приходите ко мне, друзья, не с ложками, а с топорами да пилами. Пилите, рубите, тыкву домой ведрами уносите!

Пилят друзья, – а тыква растет. Рубят друзья, – а тыква еще больше растет. Уносят ведрами, корытами, – а тыква уже и дом крестьянина сдвинула. Прямо беда! Позвали на подмогу сельчан, – тыкву есть: сельчане ели-ели, – все напрасно. Позвали из города горожан, – поедали горожане тыкву сырой, Употребляли также тыкву вареную.

Впрок заготавливали, – сушили, солили, мариновали…

Вроде поменьше стала тыква, а потом опять расти начала.

Тут как раз приехал в деревню Сашка, малец-оголец. Трех лет от роду. Сам маленький, – а есть целый день может без перерыва. Говорит Сашка крестьянину:

– Дядя, можно мне твоей тыквы поесть?

Посмотрел крестьянин на Сашку и рукой махнул: куда ему, дескать, мальцу-огольцу!

Пошел другой дом в деревне искать, потому что его избушку тыква уже на середину дороги вытолкнула. Всю деревню обошел, жилья не нашел и к себе вернулся грустный – прегрустный.

Глядь, – а тыквы и нет!

Там, где тыква была, теперь Сашка стоит!

Облизывается!

– Вкусная была тыква. У тебя другой такой нет, дедушка?

Козел в огороде

Пустили козла в огород. Недосмотрели! А в огороде – капуста! Вкусно! Ест козел, бородой трясет.

Прибежали в огород дед с бабкой. Они себя хозяевами козла считали, и капуста тоже их была. Стали козла гнать.

Дед гнал-гнал, – не прогнал.

Бабка гнала-гнала, – не прогнала.

Стали думать, как выгнать нахала. Догадался старик привести козу – козла жену. Стала коза ругаться:

– Ах, ты, козел, козлище, до земли бородища! Всю капусту съешь, изведешь, а нам с козленком ничего не останется!

Да как козлу рогами наподдаст! Так и вылетел козел из огорода.

Обрадовались старик со старухой. Дали козе столько капусты, сколько унести смогла.

Дворник, Дети и Зима

Зима выдалась снежная, веселая. Такие зимы теперь нечасто бывают.

Все радовались настоящей зиме, кроме дворника Ивана Петровича. Да и понятно: только уберет снег с тротуар, а зима ветром дунет, крутанет метелью и опять наметет сугробов, нанесет снегу.

– Ах ты, проказница! Соревноваться со мной задумала? Все равно не одолеешь! Не возьмешь! – скрипел зубами Иван Петрович.

Никак не соглашался Иван Петрович зиме уступить. Лопатой махал, ледянкой бил, скребком скреб. И днем, и ночью, по утрам и по вечерам сражался он с зимой.

За этой неравной борьбой наблюдали дети – Костя, Леша и Нина. Решили они помочь Ивану Петровичу. Взяли каждый по игрушечной лопатке, встали рядом со старым дворником и давай снег скрести. Увидела зима детей с лопатками, расхохоталась, да так, что остановиться никак не могла, что даже снег сыпать забыла, а потом и вовсе улетела в другие края, от смеха там отдохнуть, ну, и просто так, проветриться.

А потом и весна пришла.

Ох, и доволен же был Иван Петрович!

Как же благодарил же он маленьких своих помощников!

И дети были счастливы. Еще бы! Не каждому по плечу с самой зимой сладить!

Как Белочка детеныша спасала
Рассказ

Гулял я однажды в парке. В ветвях высоких деревьев заливались на все лады птицы. Я остановился у старой сосны и, прислонившись к ней плечом, стал слушать. Нет ничего на свете приятнее птичьих песен!

Вдруг надо мной что-то зашумело: кто-то прыгал вниз по стволу, приближаясь ко мне. Прыжки были тяжелыми, громкими…

Уж не бегемот ли какой-нибудь забрался по ошибке на дерево, а теперь торопится вернуться на землю? На всякий случай я отошел от сосны подальше и обернулся. Нет, вовсе не бегемота я увидел.

Таинственный зверь оказался белкой – маленькой, рыжей, с воинственно поднятым хвостом. Она делала очень короткие прыжки, отталкиваясь от шершавой коры всеми четырьмя лапами, и шумела на весь лес. Вдобавок, она сердито цокала и смотрела прямо на меня беспокойными выпуклыми глазами.

Ничего не понимаю…. Может, играет со мной белка, может, думает:

«Я маленькая, ты – большой, а только все равно тебя напугаю!».

Я шагнул вперед. Рыжей стрелой взвилась моя новая знакомая на верхушку сосны, к большому гнезду, перепрыгнула на ветвистую березу, а потом понеслась, полетела по ветвям, оглашая всю округу сердитым цоканьем.

Убежала моя белочка, да недалеко. Ждет, наблюдает за мной, видно, увести за собой хочет. Собрался я уже уходить, сделал несколько шагов, но белка что-то смекнула и понеслась обратно, к гнезду. Вернулась на свою сосну, скрылась в гнезде и через мгновенье выскочила наружу.

Но что это? В зубах она несла какой-то рыжий шерстяной шарик! Смело прыгала она с ветки на ветку со своим пушистым грузом. Пробежав по колеблющимся веткам, как по твердой дороге, белка скрылась в другом гнезде.

Наконец-то, я все понял. Мама – белка хотела обмануть меня, отвлечь от своего детеныша, а потом перенесла его в запасное, более надежное гнездо.

Не знал я, белочка, твоего секрета, а то бы ни за что на свете не потревожил покой твоей семьи!

Приснился Котенку сон

Котенок любил играть. Котенок терпеть не мог делать что-либо серьезно. Особенно ему нравилось раскатывать по полу клубки шерстяных ниток, когда Мама-Кошка вязала своему малышу пушистый, нарядный свитер. Но, раскатав клубок, Котенок забывал смотать его обратно, и это всегда приходилось делать самой Маме-Кошке.

– Ну что за наказание мне с тобой! – говорила она, распутывая перекрученные нити. – Почему ты такой ленивый, Котенок? Ты даже мышей ловить не умеешь!

– Не хочу я ловить мышей! – возмущался Котенок. – Ведь они мне ничего плохого не сделали! Я хочу быть… космонавтом!

– Ну вот, только этого мне и не хватало! – сокрушенно вздыхала Мама – Кошка. – Но пойми же, сынок, маленьких дел на свете не бывает. Если они полезны, необходимы для жизни, – значит, они и есть самые важные. Разве не важно, Котенок, делать чистым белье или пол в доме, где мы живем, или, вымыв до блеска окно, приглашать солнышко пожаловать к нам в гости?

– Важно, важно, – соглашался Котенок, – ладно, не буду я космонавтом. Я лучше научусь прыгать со шкафа прямо на диван, так, как ты умеешь!

И мама-Кошка, не в силах переубедить Котенка, погружалась в очередное домашнее дело.

Наигрался малыш с клубком, да так и заснул с ним на полу, обняв его лапками.

И приснился Котенку сон, будто гуляет он один по какому-то незнакомому городу. Везде чистота и порядок, улицы и переулки похожи на прекрасные цветники и пахнут утренними розами. Все краски яркие, словно только что омытые серебряным дождем.

Нравится Котенку в городе.

– Кто тут живет? – спрашивает он встретившегося ему на пути котенка с белыми лапками, точно одетого в носочки.

– Это город трудолюбивых котят, – ответили ему незнакомец. – Мы все здесь делаем сами, не дожидаясь, когда старшие попросят нас об этом. Сами моем, стираем, ухаживаем за цветами и чиним игрушки. Это наш город, наши улицы и дома. А что ты умеешь делать, Котенок?

– Разматывать клубок, – хотел было ответить малыш, но вовремя прикусил язычок.

– Я пока что почти ничего не умею, но обязательно научусь! – решительно произнес Котенок и… проснулся.

Он внимательно оглядел свой маленький дом, усталую маму, продолжавшую вязать свитер, и быстро и ловко смотал распустившийся по полу клубок ниток.

И это было его первым в жизни серьезным делом.

Мотылек

У пруда горел костер. Он высовывал длинный красный язык, словно дразнил кого-то – может быть, молчаливую ночь или темные деревья с чуть покачивающимися вершинами.

Вокруг костра кружил Мотылек. Казалось, он забыл обо всем на свете и, увлекшись игрой, то падал в грозное пламя, то взмывал в небо, чтобы снова продолжить свою опасную игру.

Неподалеку сидела лягушка и удивленно смотрела на Мотылька. Наблюдая за его отважным полетом, она то поднимала, то опускала голову, и пламя костра отражалось в ее выпуклых глазах. Наконец, не выдержав, она спросила:

– Эй, Мотылек, а, Мотылек, объясни-ка мне одну вещь?

Мотылек опустился на листок подорожника рядом с Лягушкой.

– Скажи, зачем ты это делаешь? И что тебе не живется спокойно? Зачем играешь с огнем?

– Даже не знаю, как объяснить тебе, лягушка! Когда я вижу ночной костер, мне делается и грустно, и сладко, и тревожно, и больно, словно что-то прекрасное с каждой минутой уходит от меня все дальше и дальше, и я не в силах остановить его…

Горит костер, сияет пламя, и я спешу к нему, костер манит и пугает меня, привычный мир уходит куда-то, и на свете остаемся только свет и я.

Понимаешь, Лягушка, если уж куда и лететь, то на свет, на огонь!

Серьезно и внимательно выслушала приятеля Лягушка, потом приблизилась к костру и тут же попятилась, приседая на задние лапки. Потом скакнула к костру еще раз, но в этот момент одна из головешек сердито зашипела и выбросила в сторону лягушки горячую искру. Искра чиркнула по лягушачьей ноге, упала на землю и погасла.

Как ветром сдуло Лягушку от костра.

– Ну, нет! – обиженно заявила она, подув на лапку, – эти забавы не для меня. Я еще раз убедилась, что самое большое удовольствие – залезть в теплую лужу и громко квакать тихим лунным вечером. Именно в подобные вечера легко можно ощутить собственную важность, нужность и значительность!

Недолго думая, Лягушка бухнулась в пруд, громко квакнула и почувствовала удовольствие от своей значительности.

Костер догорал. Он присмирел и никому больше не показывал алых языков.

Словно прощаясь, над ним грустно кружил Мотылек, тщетно стараясь разжечь слабыми крылышками затухающее пламя.

Почему соловей поет ночью

Теплым весенним днем зазвенела в лесу соловьиная песня. Трель за трелью выводил певец. Он пел про весну, про ласковое солнце, про волшебный лес. Распелся соловей. Он так увлекся пением, что закрыл глаза, ничего не видел, ничего не слышал. В песне была вся его жизнь.

Услышал эту песню мальчик. Послушал-послушал, а потом подкрался к соловью и поймал его. Затрепетал соловей в руках мальчика, но, увы, вырваться не смог. А мальчик стал его уговаривать, успокаивать, упрашивать:

– Да не волнуйся ты, я тебя не обижу. Будешь жить у меня дома в клетке. Всегда тебе будет тепло, корму получишь, сколько угодно, прохладной водички пей досыта. Я сам буду ухаживать за тобой. Живи, ешь, пей, сколько хочешь, да знай песенки пой!

Утихомирился соловей, затих. Про себя подумал:

– А может, и правда, будет лучше? Работать не надо, добывать корм не потребуется. Осенью лететь на далекий Юг, а весной возвращаться тоже не надо. Живи себе припеваючи на всем готовом!

– Ладно, – сказал он мальчику, – я согласен жить у тебя дома в клетке. Пои, корми меня, ухаживай за мной, а я буду тебе песни петь.

На том и порешили. Принес мальчик соловья домой, посадил в клетку и стал его поить-кормить отменно, ухаживать за ним, как за малым ребенком. Живет соловей – в неге наслаждается, пьет-ест вволю, когда хочет и сколько хочет. Заметно пополнел.

Первые дни соловей пел понемногу, а потом стал лениться, все думал, чем бы еще заняться. А чем в клетке займешься, – только все время в сон клонит.

Начал соловей скучать, да и голос у него стал пропадать, некоторые трели уж и вывести не может. Да и петь не знает о чем, солнце не видит, вместо неба синего, – потолок белый, вместо волшебного леса – два чахлых цветка у окна стоят.

Еще сильнее затосковал соловушка, потерял аппетит, и голос у него стал какой-то хриплый.

Понес мальчик соловья к доктору. Осмотрел доктор птицу, дал лекарство, чтобы аппетит стал лучше. Аппетит, и правда, появился, – соловей еще больше потолстел, а вот голос совсем у него пропал. Хочет петь соловушка, а песня не получается, выходит так, что-то вроде воробьиного чириканья.

Тем временем, волшебник-лес всполошился. Не слышит он соловьиных песен.

– Куда, – думает, – запропастился наш соловушка, почему не звенит в лесу его песня? Всегда приносила она радость всем лесным жителям!

И послал Волшебник-лес сороку на розыски соловья. Сорока – птица шустрая, у нее полно знакомых, и среди них один старый воробей, который жил в сквере, рядом с домом мальчика, поймавшего соловья. Этот воробей и подсказал сороке, где находится соловей.

Подкараулила сорока нужный час, когда мальчик ушел гулять, и дома никого не было, залетела через форточку в квартиру и увидела в клетке соловья.

– Собирайся живо! Тебя Волшебник-лес требует к себе. Ишь, какой жирный отъелся! Вставай, вставай, разоспался! – стрекотала сорока.

Соловей дремал, но, услышав трескотню сороки, очнулся и закричал:

– Больно ты быстрая! Как это я отсюда улечу, клетка-то закрыта!

Сорока тут же начала быстро работать своим клювом.

– Это не беда, – приговаривала она, – сейчас откроем!

И, наконец, клетка открыта. Мгновение, и соловей взвился в небо, сорока за ним.

– К Волшебнику-лесу лети, не крутись тут у домов! – трещала сорока. А соловей, пролетев немного, так устал, что спустился на крышу высокого дома отдохнуть, – он отвык летать без устали, как раньше. Отдышался соловей немного, и они вместе с сорокой медленно полетели к лесу, а лес-то – совсем близко, рукой подать.

Обрадовался Волшебник-лес соловью. Рассказал соловей о том, как в клетку попал, как в ней жилось, и что совсем голос потерял. Пожурил Волшебник-лес соловья за то, что позарился на готовый корм да на безделье.

– Принимайся за работу, сам пищу добывай себе. А голос я тебе верну, – сказал Волшебник-лес и отпустил соловья.

С радостью принялся соловей за свои дела, целыми днями трудился, добывая себе корм. Скоро и голос у него появился прежний. Снова стал он петь любимые песни, которые так нравились Волшебнику-лесу и всем лесным жителям.

Только с тех пор соловушка не поет днем, боится, чтобы опять его не поймали. Теперь поет он только ночью, а в темноте – попробуй, поймай-ка его!