Текст книги "Первая жизнь Платона Романова"

Федор Иванов
Первая жизнь Платона Романова

© Т. Р. Байкштис, 2022

* * *

Моему другу Роме Смирнову посвящается

Знакомство

Пятого мая 2003 года в 7:05 утра солнечный луч, пробившись в щель между плотными шторами, осветил полинявшие обои, скользнул по подушке, пробежал по соломенным волосам и упал на лицо Платона, который уже не спал и наблюдал, как оранжевые круги за закрытыми веками растут и множатся, будто в калейдо скопе.

В его голове крутились обрывки давно знакомого сна. В нем он дождливым осенним утром стоял под зонтом на кладбище. Перед ним – могильный камень с именем его друга и датами: «11 ноября 1982 года – 11 ноября 1998 года». Ровно шестнадцать лет. Передозировка. Сердце Платона щемила тоска, мучило чувство вины.

Это он недоглядел, не уберег Матвея. Это он слишком охотно верил словам о том, что проблемы нет. Это он полагал, что каждый в состоянии сам за себя отвечать.

Он совершил ошибку и заплатил дорогую цену, но больше таких ошибок он не допустит.

– Платоша, – раздался голос мамы в дверях комнаты, – иди завтракать.

Решительно сбросив остатки сна, Платон с улыбкой открыл глаза.

Они завтракали в маленькой светлой кухне, вокруг царили чистота и порядок. С неудовольствием Платон заметил, что у стола стала облезать кромка. «Удивительно, что только сейчас», – подумал он. Столу было столько же лет, сколько ему самому. Кромку он приклеит вечером, сейчас уже некогда.

– Ну, ты готов, сын? – спросила мать, заглядывая в его серые глаза.

– Всегда готов! Все будет нормально, ма.

Сегодня после обеда у него, студента третьего курса юрфака ЛУ, намечался важный экзамен.

После завтрака Платон, повязав фартук, помыл посуду. Средство для мойки заканчивалось, и он долил в помятую бутылку немного воды из-под крана, чтобы развести последнюю каплю – они жили скромно, и этот трюк в доме неизменно проделывался не только на кухне, но и в ванной – с шампунем и гелем для душа. Покончив с посудой, Платон умылся, надел приготовленные с вечера джинсы и футболку, кеды Адидас – предмет немалой гордости – и уже через десять минут спускался по прокуренной лестнице.

Выйдя из темного подъезда, он почувствовал, как сердце у него затрепетало, а кровь быстрее побежала по венам. Ничего удивительного – на улице стояли первые дни настоящей весны, а ему был всего двадцать один год. Солнце победоносно сияло на безоблачном голубом небе, птицы пели как оголтелые, а в воздухе пахло черемухой. У подъезда его ждал Олег.

– Здорово, братан, – подал он Платону руку.

– О! Ты как здесь? Или я время попутал? – Они обменялись рукопожатиями.

– Не попутал, меня на тачке подбросили. Уже почти час гуляю. По району соскучился, ты веришь? Еще и погода офигенная! Когда еще такой кайф словишь с утра пораньше?

Олег был в отличном расположении духа, на его лице красовалась извечная ухмылка и, казалось, ничто на свете не сможет прошибить эту броню хорошего настроения и врожденного оптимизма.

– Рано еще, – Платон посмотрел на часы. – Хотя, может, так и лучше. Пойдем, что ли?

Они обогнули угол дома и стали спускаться к реке. Слева от них потянулись пятиэтажные хрущевки и дворы с покривившимися лавками, справа отливал серебром Чертов пруд. По берегам водоема росли высокая трава и кустарник, а на небольшом островке посередине, отражаясь в спокойной воде, как в зеркале, раскинули свои кроны несколько деревьев. При виде пруда Платон вспомнил эпизод из детства. Толстого пацаненка из центра, который и ходил-то с трудом, старшие ребята взяли на слабо нырнуть с ветки. Шкет нырнул, но так ушибся о воду, что чуть не пошел топором ко дну. Платон с Олегом с трудом вытащили его на берег. Старшие даже в воду не полезли.

Платон посмотрел на беззаботно шагающего рядом Олега. Они оба выросли в Кенгарагсе и были знакомы с ранних лет. Оба были из бедных семей, обоими в детстве никто не занимался. Платон рос без отца, который погиб, когда мальчику было три года, поэтому мать работала как проклятая. В детстве ему раздавали подзатыльники разные типы, которых она поначалу приводила домой в надежде найти Платону нового отца, а ему становилось дурно от их пьяных криков на кухне. После того как маленький Платон в отчаянии взбунтовался, напав с железным прутом на очередного «папу», мать все поняла, больше никого не приводила, и они зажили тихо и мирно вдвоем.

У Олега же с пяти лет и вовсе не было ни отца, ни матери. Был, правда, отчим – Евсеев, но отношения у них, мягко говоря, не сложились. Заброшенный всеми ребенок несколько раз стащил у своего опекуна деньги, и отчим, до этого относившийся к нему просто холодно, буквально возненавидел мальчика. Тот в ответ щедро платил ему тем же. Платону вспомнился один из дней рождения Олега, который они праздновали у того дома. Подвыпившие подростки веселились, шум, гогот, песни под гитару продолжались допоздна. Кто-то влез с ногами на старый диван и стал разгуливать по нему, отчего тот под всеобщий взрыв хохота проломился. В какой-то момент в дверях показался разъяренный отчим. Тогда у них с пасынком дошло до драки. По сути, единственным близким родственником Олега была его младшая сестра по матери Полина, которую он безумно любил.

Может быть, схожие судьбы как раз и сблизили когда-то обоих товарищей. Детьми они вместе сплавлялись по Даугаве на самодельных плотах, подворовывали в местных магазинах, забирались в чужие гаражи, зимой по льду отправлялись за приключениями на другую сторону реки и часто дрались. Обычное детство обычных дворовых детей.

Позже на смену детским забавам пришли забавы посерьезнее: они стали заниматься угоном автомобилей и контрабандой алкоголя и сигарет, в их жизни появились наркотики, а детские драки переросли во взрослые разборки «на районе», в каждой из которых их могли убить или покалечить. В те дни они и познакомились с Матвеем, переехавшим в Кенгарагс из Марупе, и вскоре с ним сблизились. Родственные души тянутся друг к другу. Они ловили кураж, рискуя и ничего не боясь. Самый дикий и самый отчаянный из них – Платон – беспечно вел друзей за собой. Целый год они гуляли по краю, пока смерть Матвея не отрезала эту часть жизни, как лезвием. Похороны дождливым утром были похожи на тяжелое похмелье после долгой попойки. Платон был потрясен и потерян. Все изменилось навсегда.

Платон замкнулся, его перестали видеть в компаниях, он исчез с улиц. К собственному удивлению, он нашел отдушину в учебе, к которой до этого был совершенно равнодушен. Дни и ночи просиживал за учебниками, забывая обо всем вокруг. Закончив школу, поступил в Латвийский университет на юридический. Ему нравилось право, его одновременная четкость и размытость. К тому же он лучше многих знал, что знание закона в жизни всегда пригодится.

Олег никуда поступать не стал, а занимал себя тем, что без устали что-то покупал и перепродавал, начиная от запчастей для автомобилей и кончая марихуаной. Последнее, насколько Платону было известно, все больше выходило на первый план, что его совсем не радовало. «Завязывай с этим дерьмом, а то сгоришь рано или поздно», – твердил он Олегу.

Два дня назад друг попросил Платона о помощи в возврате долга. «Просто поприсутствуешь при переговорах для большей убедительности», – сказал ему Олег. Платон был не в восторге от идеи, но согласился, так как знал, что сам Олег не колеблясь помог бы ему в подобной ситуации.

У реки народ кормил лебедей, которые огромной стаей окружили нисходящий в воду короткий бетонный пирс. В начале мая лебеди еще были голодны и кидались на каждый брошенный хлебный шарик, стараясь опередить юрких уток и хищных чаек – и в воздухе, и на воде царили гвалт и суматоха. Трудно было поверить, что уже через несколько недель этих царственных птиц так закормят, что они будут безразлично покачиваться на волнах в метре от куска булки. Платон присел на корточки и потянулся к крупному лебедю, делая вид, что хочет схватить того за шею. Возмущенная птица зашипела, захлопала крыльями и попыталась укусить протянутую в ее сторону руку.

– Твою мать! – Платон отпрыгнул от кромки воды под громкий смех Олега.

Поднявшись обратно на тротуар, который тянулся вдоль реки на протяжении нескольких километров, они не торопясь продолжили путь. Сквозь шелест деревьев на ветру доносились крики детей, возившихся у воды. Две собаки, с лаем преследуя друг друга, выскочили на крутой берег прямо под ноги Платону с Олегом. Один из мальчишек у воды звонким голосом стал звать собак к себе. Раздолбанный асфальт тротуара нисколько не помешал девочке лет восьми по-пижонски промчаться между друзьями на роликовых коньках, оглянувшись на них с довольным видом. Здесь всем хватало места. Платону дышалось легко, а его взгляд радовался простору водной глади с видом на далекий лесистый берег на той стороне.

Проходя мимо парикмахерской, друзья увидели, как из нее, болтая, выпорхнули две молодые девушки. Заметив ребят, они приветливо заулыбались и стали о чем-то оживленно переговариваться. Поравнявшись, брюнетка поздоровалась:

– Привет, Платон. Как дела?

– Нормально, – покраснел он, – спасибо. Как ты?

– Тоже ничего. Не пропадай. Позвони мне как-нибудь! – она помахала ему на прощание.

Проводив их взглядом, Олег подмигнул Платону:

– Маринка-то сейчас без парня.

– И…

– И? Да ты прям монах! Может, ее и Дашку пригласим, где-нибудь посидим вчетвером?

– Слушай, давай как-нибудь потом.

– Что значит потом? Когда же мутить, если не сейчас?

– У меня сессия на носу, не хочу отвлекаться, – стараясь казаться как можно более убедительным, ответил Платон.

– Ты меня иногда пугаешь, братан, – сказал Олег, а затем хитро сощурился. – Хорош так очковать.

– В смысле?

– Да научись ты уже с девчонками общаться! – заржал Олег.

– Я еще тебя поучу. Летом я буду за любую движуху, – он скосил глаза на Олега, чтобы оценить реакцию. Тот обещанием удовлетворился, и Платон вздохнул с облегчением.

Перед тем как свернуть с набережной, они поравнялись с лавкой, на которой два молодых парня распивали бутылку водки. Один из них, с огненно-рыжей шевелюрой, поприветствовал друзей взмахом руки.

– Здорово, Толян, – Платон подошел к скамейке. – С утра заправляетесь?

– Так мы после ночной, у нас щас вечер, да и выходной завтра, – ухмыльнулся Толян.

– А, ну тогда сам бог велел.

– А то. Слушай, постой! Как раз хотел с тобой поговорить. Тут такая ситуация. Нам от бабки хата должна была остаться, но вчера нотариус сказала, что-то не так с бумагами. Батя в шоке. Ты же в этой теме реально шаришь. Не посмотришь?

– Деньги с вас, что ли, начинать брать? – сказал Платон, делая вид, что прикидывает. – Сначала Паша с тачкой, теперь у тебя квартирный вопрос.

– Какие деньги? – С испугу рыжий поперхнулся водкой.

– Ладно, ладно, шучу, приноси документы завтра вечером. Вот свалю отсюда, что будете делать?

– Куда свалишь?

– Не знаю. Куда-нибудь. Во Францию, например.

– А что там?

– А тут что?

Распрощавшись с выпивающими, Платон с Олегом двинулись дальше. Миновав несколько дворов, они наконец остановились перед выкрашенной зеленой краской дверью подъезда.

– Ну что, пошли? – Олег посмотрел на Платона. Тот кивнул, и Олег толкнул дверь.

Поднявшись по лестнице на третий этаж, они позвонили в квартиру номер десять. Через какое-то время внутри раздался шум и послышались чьи-то шаги. Дверь открылась, и на них уставилась заспанная физиономия Коли Видорчука, или Выдры. Увидев Олега, тот нахмурился.

– Опять ты? Я ж говорил, что пока не мо… – начал Выдра раздраженным голосом, но не успел договорить, так как Олег втолкнул его в прихожую и тут же сам вошел в квартиру. Следом проследовал Платон, закрыв за собою дверь. Гостиная Выдры поражала неряшливостью – всюду были разбросаны пустые бутылки из-под пива, одежда валялась прямо на полу, там же стояли грязные тарелки.

– Ну и свинья же ты, Коля, – усадив Выдру на диван, Олег обвел глазами комнату. – Когда будут бабки? Полгода уже жду, лапшу мне на уши вешаешь, сука.

– Что ты сказал?! – Выдра сделал попытку вскочить с дивана, но тут же получил тычок в грудь и повалился назад. – Тебе п****ц! – процедил он, сверля глазами Олега. – И тебе, Плата, понял? – обратился он к Платону. – Что ты тут вообще делаешь? Попугать пришел? Это ты раньше был страшный. А теперь ты никто. Промокашка. С обоими разберусь. О***ли, пи***асы.

– Да ты совсем страх потерял! – взвился Олег и принялся лупить сидящего на диване Выдру, а тот – со знанием дела защищаться.

У Платона от этого зрелища округлились глаза, драка в его планы не входила.

– Хорош, хорош! Ты что творишь? – оттащил он Олега. – Мы же не по беспределу пришли. Договаривайся.

– Ладно, ладно, все, – как будто опомнился Олег.

В этот момент позади них раздался спокойный голос:

– Я, кажется, не вовремя?

– Здорово, майор. – По подбородку Выдры тонкой струйкой стекала кровь из подбитой губы, но рот его растягивался в довольной ухмылке.

В дверях стоял мужчина лет тридцати пяти – худой, с бледным лицом и пронизывающим взглядом темных глаз, в домашних тапках. Видно, это был сосед, который услышал шум из квартиры. Входную дверь они оставили незапертой.

Присутствие посторонних было лишним.

– Уходим! – Платон направился к выходу, но незнакомец сделал шаг навстречу, преградив ему путь. На мгновение Платон замешкался, а затем оттолкнул мужчину, так, что тот, споткнувшись о разбросанную обувь, влетел затылком в зеркало и, разбив его, съехал по стене на пол.

– Черт! – Платон понял, что перестарался. – Ты что завис? – крикнул он, обернувшись.

– У него должны быть какие-то бабки, подожди! – Олег в нерешительности торчал посреди комнаты.

– Какие бабки? Рехнулся, что ли? Погнали!

– Я поищу, пять сек!

– Дурак! – ругнулся Платон, кубарем слетая по лестнице.

Добежав до первого этажа, он увидел, что Олег так и не появился на лестнице. Матерясь, Платон ринулся обратно.

Картина в гостиной успела кардинально измениться – теперь на диване с разбитым носом сидел Олег, а Коля Видорчук торжественно возвышался над ним. Спиной к дверям стоял худой незнакомец. Именно в эту спину, как профессиональный игрок в регби, и влетел плечом Платон. Незнакомца отбросило прямо на Выдру, и оба, не удержавшись, повалились на пол. Схватив Олега за рукав, Платон выволок его из квартиры. Через минуту оба уже шпарили к реке.

Слово «майор» эхом разносилось в мозгу Платона. Это была кличка или это и в самом деле был полицейский?

– Нормально побазарили насчет долга, не? «Просто поговорить» – так, кажется, ты сказал? – Платон с сарказмом посмотрел на Олега.

– Да не парься, Выдра каждый месяц от кого-нибудь по морде выхватывает. Он привык, – Олег был невозмутим.

– А майор тоже привык?

– Да не майор он, откуда у Выдры майор знакомый. Торчок какой-то с виду, – на секунду Олег задумался. – Хотя… хз… меня он ловко обработал. Думаешь, обидится, что ты его так пошвырял?

Вместо ответа Платон лишь махнул рукой. У него стучало в висках, и при каждом ударе перед мысленным взором вспыхивали не связанные между собой картины: первая лекция в университете, отдых на карьере в Огре, защита курсовой по классическому праву, лицо одноклассницы, с которой он сидел за одной партой в девятом классе, руки матери за завтраком. Все эти образы возникали и через мгновение разбивались вдребезги, как то зеркало в прихожей. Он стоял посреди этих осколков и смотрел в худое бледное лицо незнакомца. С реки доносились крики детей, кто-то выбивал во дворе ковер. «Я знаю, к кому обратиться», – вдруг подумал Платон.

Улугбек

На стене висел декоративный гобелен тонкой работы. На нем погонщик верблюдов вел караван. Жаркое солнце застыло над пустыней, вокруг лишь барханы, но лицо человека под белой накидкой ясно и безмятежно. На горизонте видны величественные дворцы и стройные минареты мечетей – это Самарканд. Вереница верблюдов изображена таким образом, что невозможно понять, движутся они в город или из него. Достигнут ли они вот-вот своей цели, или их путь только начинается и впереди лежит долгая и нелегкая дорога. Этот вопрос всегда не давал Платону покоя. Однажды он не удержался и задал его Улугбеку, но тот лишь усмехнулся.

Оторвав взгляд от производящей на него гипнотическое воздействие картины, Платон закрыл глаза. Так он и сидел, сложив ноги по-турецки, на топчане, покрытом мягким покрывалом с цветочным узором, пока в комнату из кухни с подносом в руках не вернулся хозяин. На маленьком столике – хоне – появился заварочный чайник голубой эмали и две такие же пиалы.

Коренастому узбеку было лет пятьдесят, смуглое бесстрастное лицо пересекал по диагонали длинный тонкий шрам. Дома он одевался в традиционный расшитый золотым узором черный чапан. Сев напротив, он поставил перед Платоном пиалу с чаем. Несколько мгновений изучал гостя. Потом улыбнулся одними глазами:

– Изменился. Но и прежним тоже остался.

Улугбек сделал глоток чая:

– Мой человек в полиции отзвонился – он все узнал. Тот непрошеный гость в тапках – майор Соколов из отдела по борьбе с наркотиками.

Днем ранее Платон позвонил узбеку, рассказал о визите к должнику и попросил узнать, кем на самом деле являлся худой сосед Выдры.

– В другом случае я бы сказал, что проблем не будет, – продолжил Улугбек. – Не из-за такого пустяка. Но у этого Соколова определенная репутация. Жесткий, умный и мстительный. Какое-то время поостеречься было бы благоразумно. Может, даже уехать на время.

– Прямо сейчас я не могу. У меня учеба. И матери нужна помощь.

– Так ведь не на год, на пару месяцев.

– Я подумаю.

– Подумай, – узбек пристально посмотрел на Платона. – Мое предложение может оказаться очень кстати. Заработаешь денег и сможешь с комфортом переждать лето где-нибудь в Западной Европе.

Платон молчал. Ему было досадно, что узбек опять поднял эту тему. Он вспомнил позавчерашний телефонный разговор, первый за долгое время. Выслушав и пообещав помочь, Улугбек обмолвился, что, верно, сам Всевышний вложил Платону в голову мысль о звонке этим утром, и сходу предложил ему дело. Как в старые добрые времена. Платон отказался.

– Мои друзья из Сибири не часто нуждаются в помощи, – продолжил Улугбек, – и тем щедрее они к тем, кому все-таки случается им ее оказать. А принять груз на границе и доставить в Рижский порт не должно составить никакого труда.

Платон покачал головой:

– Если бы все было так просто, они бы сделали это сами. Нет, Улугбек, извини, но я не хочу возвращаться к этому всему.

– Я бы не стал тебе это предлагать, если бы считал, что дело связано с риском. Не спеши. Не давай мне ответа прямо сейчас. Взвесь все. Реальная тема, надежные люди, а затем – теплые вечера на Елисейских полях. Я слышал, после учебы ты хочешь уехать отсюда насовсем?

– Хочу.

– Даже слишком хочешь, – пробормотал узбек.

– Что не так? – не понял Платон. – О чем ты?

– Жизнь, – Улугбек кивнул в сторону окна, – пытается задавить нас своей серостью, несправедливостью и безысходностью. Но нельзя дать ей сломать себя. У жизни есть и другие, яркие, сверкающие грани. Не тащи на себе из прошлого слишком большой ноши, Платон. Ты должен шагать легкой поступью.

– Как это сделать, когда вокруг вот это все? – Платон тоже посмотрел в окно, за которым торчали серые потрескавшиеся пятиэтажки. – Посмотри на эти улицы, эти лица. Разве здесь можно чего-то достичь?

– Любое путешествие начинается внутри. Вот здесь, – узбек приложил руку к сердцу. – И путь наверх тоже.

Он поднялся и жестом позвал Платона за собой. Вместе они прошли на кухню. Улугбек встал на табуретку и достал с верхней полки настенного шкафа жестяную коробку из-под печенья. Сняв крышку, он протянул ее Платону:

– Узнаешь?

– Не может быть, – Платон не верил своим глазам. В жестянке лежала порванная серебряная цепочка с крестиком и кулоном в виде якоря – все, что осталось от отца-моряка. В день похорон Матвея Платон сорвал с себя эту цепочку и бросил на свежую могилу. – Как?

– Всплыла в одном ломбарде. На все воля Аллаха. Возвращаю.

Платон положил цепочку в карман.

– Помни, где ты был, и знай, где ты сейчас, – сказал узбек. – Прошлым не стоит жить, но и отказываться от него нельзя. Что было, то было.

Провожая Платона до двери, Улугбек добавил:

– Подумай насчет моего предложения. И скажи своему Олегу, чтобы был аккуратен. Если этот майор и в самом деле захочет отыграться, то подловить твоего приятеля на каких-нибудь левых делах ему не составит труда.

– Хорошо. Я поговорю с ним завтра.

Спускаясь по заплеванной лестнице, Платон вспоминал раннее утро, когда состоялось его знакомство с узбеком. Желтая, как цыпленок, чудесная «хонда» просто взывала о том, чтобы Платон ее дернул. Несколько дней он ходил вокруг нее, как кот вокруг горячей каши. Договорившись с перекупщиком, перешел к действию. В пять утра, когда рассвет только занимался и из темноты начинали выплывать дома и деревья, Платон ковырялся у мокрой от росы водительской двери автомобиля. Ему попался хитрый замок и, войдя в раж, он не услышал тихих шагов за спиной. Подняв взгляд на окно машины и увидев в отражении темную фигуру, Платон вздрогнул и попытался дать деру, но крепкая рука уже схватила его за запястье. Он попытался лягнуть нападавшего, но не попал, зато вдруг почувствовал, как его самого резко бросило вперед. Мгновение спустя щекою ощутил влажный металл капота, а плечо запульсировало болью от заломленной за спину руки.

– Сука! – в ярости прошипел Платон.

– Разве отец тебя не учил, что красть это плохо? – послышался сверху спокойный голос с каким-то диковинным неместным акцентом.

– У меня нет отца, – с ожесточением выдавил Платон и попытался вырваться, но хватка державшего была железной.

Они простояли так с минуту, не говоря больше ни слова, после чего незнакомец вдруг отпустил его. Выпрямившись, Платон увидел невысокого плотного мужчину со шрамом через все лицо. Слегка раскосые глаза спокойно изучали Платона. В протянутой руке была визитка.

– Если тебе нужна реальная работа – позвони по этому номеру, – сказал мужчина и открыл дверь «хонды». – И больше не приближайся к моей машине, – добавил он, улыбнувшись одними глазами.

Пока «хонда» выруливала со двора, Платон в недоумении теребил в руках полученную карточку.

Так он познакомился с Улугбеком. Тот оказался владельцем агрессивно расширяющейся сети игровых точек. Со всеми вытекающими – такими, как территориальные диспуты с конкурентами и сложные отношения с властями. В течение полугода Платон и Матвей работали на узбека, преимущественно занимаясь поиском новых помещений, которые можно было купить за бесценок. Олег от участия отказался. «Это жестокий человек, который не прощает промахов», – отговаривал он их, передавая услышанное на улицах. Но Платон как будто почувствовал со стороны узбека искреннее расположение. Тем временем новые дела мало что изменили в их жизни. Трое подростков продолжали жить так, будто завтра не должно случиться – из одного угара в другой, от одной разборки к следующей. И для одного из них завтра действительно не наступило. Возможно, у узбека были большие планы на Платона, но в ноябре девяносто восьмого вместе со смертью Матвея соединяющая их нить оборвалась. Сегодня состоялась их первая встреча за пять лет.