Текст книги "Одиночное повествование (сборник)"

Художник, как и путешественник, должен любить напряженность. Только у художника должно это выражаться в холстах, на его картине каждая линия или мазок краски должны быть напряжены, тогда от его произведений будет исходить энергия; а путешественник – от начала своего пути в экспедиции до ее конца – должен напряженно держать свое тело, нервы, центр своего мозга и быть постоянно настороженным.

Если мой собеседник выражает упорство и непомерное невежество, я спрашиваю его: много ли и долго ли он путешествовал?

Можно ли обойти вокруг света без приключений? Невозможно. Плавание всегда сопряжено с опасными процессами. Если бы меня спросили: «Послал бы ты своих детей или внука в это плавание?» – я бы ответил: «Нет». Потому что в плавании существуют смертельно опасные минуты, как физически, так и духовно, и не всем суждено избежать опасности. Она заключается в каждом дне, в каждой детали яхты, и все нельзя предусмотреть на берегу.

Идет мелкий дождь. Солнца целый день не было, начало темнеть, снова долгая ночь.

Океан без запаха, но у человека развито обоняние, и от него никуда не деться. Я стал чувствовать запах ночи и запах дня, запах солнца, запах туч, запах звезд. Сейчас глубокая ночь. Сквозь тучи пробивается луна, она имеет неповторимый запах, и цвет океана тоже стал желтым.

Длительное пребывание на одном месте имеет пять недостатков: люди имеют много вещей и накапливают их; имеют много лекарств и сохраняют их; начинают пускаться в самые различные виды деятельности; появляется много дел; появляется много хлопот.

Сын Николай, учениями различными и чуждыми не увлекайся, ибо хорошо благодатию укреплять сердца, а не едой, от которой не получишь пользы.

«Живые знают, что умрут, а мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния, потому что и память о них предана забвению» (Екк. 9:5).

«Двоим лучше, нежели одному, потому что у них есть доброе вознаграждение в труде их. Ибо если упадет один, то другой поднимает товарища своего. Но горе одному, когда упадет, а другого нет, который поднял бы его. Также если лежат двое, то тепло им; а одному как согреться?» (Екк. 4:9–4:11).

Тот, кто ставит целью взойти на вершину Эвереста, или прийти пешком на Северный полюс, или увидеть мыс Горн с палубы парусной яхты, должен преодолеть самого себя и углубиться в самоизучение, и только тогда стоящая перед ним дорога или подъем к вершине превратятся в символ, в инструмент связи с внешним миром и познания предела человеческих возможностей.

Мое шестое чувство – опыт; седьмое – вера, великая Вера в жизнь; восьмое – предчувствие: предугадать, что принесет следующий день. Человеку дана жизнь, чтобы она ему служила, а не он ей служил. Много раз я был в путешествиях, в опасностях на реках и морях, в опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников, в опасностях в городах, в опасностях в пустыне, в опасностях между лжебратиями.

Учитель говорил: «Будьте тверды в своей верности и усердии в учении, до конца держитесь истинного пути. В страну, где неспокойно, не ходите. В стране, где смута, не живите. Когда в стране царит справедливость, будьте на виду. Когда справедливости нет, уйдите от мира. Когда в стране справедливость, стыдно быть бедным и ничтожным. Когда справедливости нет, стыдно быть богатым и знатным».

Лучше не уничтожать зло, а растить добро.

«Хороший сторожевой пес лает, когда приходят воры. Когда воры убегают, он прекращает лаять. Если же пес лает беспрерывно, то хорошим сторожем его не назовешь» (Паисий Святогорец).

Пост и молитва помогают мне сохранить вкус к пище, я лучше стал понимать голодающих не по своей воле. Постясь, становишься ближе к Господу.

Я понял: если выдать человеку жесткую постель, лишить хлеба, свободы, он становится к людям терпимее. Лучше не уничтожать зло, а растить добро. Одевать людей получше, чтобы не носили лохмотьев. Сытнее кормить детей, чтобы они учились молиться, не мучаясь голодными резями в животе.

Я плыву на своей лодке, едва касаясь поверхности воды океана. Я скольжу по нему, а не углубляюсь в него.

Если мои художественные работы запереть в залы музея, где их будут смотреть двое-трое праздных зевак и бездушных засыпающих смотрителей? Ценится лишь то, на что затрачено немало времени, мои картины рождались на склонах Эвереста или в бушующем океане в сороковых широтах Южного полушария.

Со своей судьбой я связал неспокойный океан, пристально вглядываюсь в небо, взвешиваю тяжесть туч, определяю высоту волн, измеряя силу ветра. Моя жизнь зависит от туч, ветра и волн. Я не пришел сюда, чтобы любоваться океаном, я не могу идти куда хочу, я не имею права повернуть назад с полпути. Для меня это долг. Долг не выбирают, долг – это божественный узел, что связывает все воедино. Но я смогу дойти до финиша только тогда, когда долг станет для меня неоспоримой необходимостью, как благодатная молитва к Господу, на которую отвечают тишиной.

Что такое океан для моряка? В нем нет стен, ты можешь смотреть и чувствовать весь мир, даже тот мир, который ты не любишь.

Храм для меня – прибежище тишины и молитвенного раздумья. Я много прожил и видел, с какой злостью разрушали храмы, и сейчас вижу, с какой радостью и трудом строят новые храмы. На склоне дней (готовясь вступить в обитель нашего Господа Бога, где мое тело отдохнет от бесчисленных дорог и экспедиций, по которым пришлось пройти на заре жизни) я оглядываюсь на прошлую мою жизнь. Я уже несколько раз садился с попыткой написать автобиографию, но я не знаю, как и с чего начать писать. Я сам потерялся в своей жизни, в своих поступках, в своих грехах и в своих достижениях.

Помню я только берег Азовского моря, когда я стоял на глиняной круче, а моя душа уносилась далеко-далеко. Мне в то время было не больше семи-восьми лет. Я пришел в этот мир уплатить вам, друзья, долг. Долг, который не смог уплатить (осуществить) Георгий Яковлевич Седов в начале XX века. Я взял его ношу и дошел до Северного полюса, так я оправдал азовских рыбаков, Седов был сын рыбака с Азовского моря. Я тоже.

Сын Николай и внук Аркадий, может быть, вам, юным исследователям и путешественникам, пригодится мой опыт по сохранению продуктов. Когда-то я в молодости работал охотником-промысловиком в Уссурийской тайге. Возле моего зимовья я сделал навес на четырех столбах размером примерно 1–2 метра, высотою 1,5 метра, накрыл корой, сверху – хвоей. Добытое мясо оленя, кабарги, дикого кабана и т. д. я резал на тонкие ленточки и складывал на сырую кожу убитого зверя, солил, завертывал. За ночь она успевала просолиться. Затем куски развешивал на тонкие палочки, уложенные между перекладинами под крышей коптилки, и разжигал под ними костер. Дрова для коптилки должны быть не смолистые, преимущественно тополевые, которые не горели бы жарко, а дымно тлели. В такой несложной коптилке под дымом мясу достаточно провисеть пятнадцать часов, чтобы получилась хорошая копченка.

Чем более наше тело изнежено и выхолено, тем слабее становится наш дух. Всякая роскошь только растлевает наше тело и ослабляет нашу душу.

Сын Николай, в стихах ради денег не бывает поэзии. В картине ради денег не бывает вдохновения. В путешествии ради денег не бывает духовности. На храм, строящийся без веры, не исходит Святой Дух. За что бы ты ни брался, у тебя должны быть вера, вдохновение, бескорыстие. Твое сердце окаменеет без молитвы о страдающем мире. Чем более наше тело изнежено и выхолено, тем слабее становится наш дух. Всякая роскошь только растлевает наше тело и ослабляет нашу душу. Диакон, пристрастный к мирскому, уже не диакон; священник жестокосердный уже не священник; художник, не пишущий картину, уже не художник; путешественник, не путешествующий, уже не путешественник. В событии не бывает причин, они просто происходят. «Порядок – это форма, которую принимает жизнь, но никак не причина жизни» (А. С.-Экзюпери).

Я прислушиваюсь к шуму дождя.

Сын Николай и внук Аркадий, я запрещаю вам судить и осуждать людей. В своих одиночных экспедициях я понял: если хочешь понять человека, не слушай его. Я прожил много лет, но так и не понял, где добро, где зло. Искореняя зло, вы можете убить добро.

Я осуждаю в себе тщеславие и становлюсь гордым, а гордость – корень всех грехов, семя смерти. Чтобы избавиться от этих пороков, я раз за разом ухожу в одиночное плавание или в экспедицию, а там нет у меня врагов. Далеко от людей враг становится моим другом. Мое дело путешествовать, пока жив. Но я презираю в людях самодовольство. Приходя в храм, я молюсь не камню, из которого созидают храм; смиренно молиться Богу значит быть послушным людям; то и другое – единый путь.

Невозможно любить саму женщину, можно любить благодаря ей, любить с ее помощью. Скажем, альпинист любит не одну вершину, он любит горы, моряк любит не какое-то конкретное море, но ширь океанов. Так и ты должен стать для женщины, жены, возлюбленной всем, и тогда не будет в тебе пустоты.

Читатель мой, не торопись узнать меня по моим записям, во мне ничего не поймешь. Я их пишу на просторах Мирового океана. Не во мне дело, я только тот, кто записывает время, где все может сбыться, а яхта – она несет вперед и вперед, к Господу Богу.

Если ты жертвуешь больше, чем ты сам, ты становишься не жертвой, а наживаешь суть и смысл жизни, которую отдашь за государство, которое отдаст тебе почести. А долг у тебя только перед Господом, и твоя жизнь движется по-иному. При всяком выборе все же неизбежны страдания и жертвы. «Отче! О если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня! Впрочем, не Моя воля, но Твоя да будет» (Лк. 22:42). Если человек смиренный, то он принимает слово, принимает замечание.

Меня одолевают разного рода мысли. К примеру, об отношениях людей, их чувствах. Мужчина уходит от женщины, женщина меняет возлюбленного, потому что они разочаровались в партнерах. Они на ложном пути, в этом все дело. Невозможно любить саму женщину, можно любить благодаря ей, любить с ее помощью. Скажем, альпинист любит не одну вершину, он любит горы, моряк любит не какое-то конкретное море, но ширь океанов. Так и ты должен стать для женщины, жены, возлюбленной всем, и тогда не будет в тебе пустоты.

Женщине неинтересно быть женой, возлюбленной мужчины, если он посвятил свою жизнь только ей. Иди своей дорогой, женщина это оценит и будет идти вместе с тобой.

Меняют возлюбленных те, кто видит пустоту в людях: люди и впрямь пусты, если не стали окном, смотрящим на Господа. Но если даже ты встретил самую прекрасную и благородную из женщин, ты можешь оказаться вдали от Господа. И если она просит тебя позаботиться о ней, принадлежать только ей и делать все для вашей любви, она призывает тебя к эгоизму, а та любовь, что, как вы считаете, между вами существует, суть ложь, в ней нет жизненности. От такой любви и заботы она скоро устанет, потому что ей станет скучно с тобой. Ты будешь строить ей дома, покупать драгоценности, но это, поверь, не выход. За всю свою долгую жизнь я не встречал счастливой любви у тех людей, которые имеют особняки и бриллианты. Женщине неинтересно быть женой, возлюбленной мужчины, если он посвятил свою жизнь только ей. Иди своей дорогой, женщина это оценит и будет идти вместе с тобой. Вы сможете вместе любоваться открывшимся пейзажем с вершины горы или, стоя на носу яхты, наблюдать за океаном и выпрыгивающими из воды дельфинами и китами.

Я знаю, все, кто живы, боятся умереть, но я ни разу не видел, чтобы умереть боялся умирающий. Какое преимущество мертвых?

Легка была кончина Саши Рыбакова, моего друга и участника полярной экспедиции «Арктика». Это было в 1989 году, на пути к Северному полюсу. Ему было 37 лет, и его смерть стала для меня откровением. Когда мы затащили его в палатку, он уже умирал. Как загнанный олень, прерывисто, часто дышал, но не смерть занимала его, ему хотелось одного – улыбнуться. Улыбка веяла возле его губ. Смерть завершила его и уподобила изваянию из гранита. Безмолвие поймало его в ловушку, обессилело и сковало. Мы стояли на коленях перед мертвым нашим другом. Холодная смерть переместила Сашу Рыбакова в вечность, оборвала дыхание. Целых три дня, затаив дыхание, мы ждали прилета вертолета с полярной станции «Средний». Даже после того как мы отправили мертвое тело Саши на Большую землю, плечи у нас не расправились и нам не хотелось говорить. Саши не было с нами, но мы по-прежнему считали его членом экспедиции. Тяжесть наша была тяжестью краеугольного камня храма. Саша Рыбаков укреплял нас продолжить путь к полюсу. Он стал для нас опорой, которой он был и остался для нас. Он заставил нас узнать, что такое смерть; кровь полярного путешественника текла в его жилах. Но правду о себе смерть открывает только своим избранникам. Я узнал, что в смертный час нет одиноких.

Меня не слишком интересует та слава, которую мир приписывает человеку за покорение Северного или Южного полюсов. Я не только путешественник, мне интересен мир и как художнику, а больше как служителю церкви нашей Православной. Я никогда не домогался почестей у государства, не требовал ни орденов, ни денег. А если мне и давали, то я их не брал. Что может быть выше Эвереста или что дороже, чем мыс Горн? За свои экспедиции мне грех брать деньги или награды. Они выше этого.

Слабого штормовой океан может сломать, сделать безразличным ко всему. Я сказал, что прожил три жизни. Меня часто спрашивают, почему после возвращения с Эвереста в 2012 году я не принял участия в серьезной экспедиции на К-2 «Чогори» – 8611 метров. Ответить на этот вопрос довольно просто. Дело в том, что сезон экспедиции на К-2 совпал с тем периодом, когда я с моим другом Виктором Симоновым осуществлял на собачьей упряжке экспедицию с Северного полюса в Канаду по дрейфующему льду.

Я много времени провожу вне дома. Из двух категорий бытия я больше интересуюсь временем, чем пространством. Долготерпение сомневающихся. Только в моей старости я начал предугадывать движение противоборных стихий: ветра и океанской воды. Когда идет шторм, в мою душу являются беспокойство и смятение и много тяжелых мыслей о том, чего я сделал больше: добра или зла в этом мире? Если внезапно встану перед Господом или его Апостолом Петром. В такие минуты я превращаюсь в пленника смерти и молюсь, и молюсь в ожидании, когда снизойдет на меня Твоя, Господь, благодать. Уже чувствую весьма близость царства Бога, если, конечно, он меня примет за мои повинности и прегрешения. Я и ухожу подолгу в океан, чтобы не делать грехов. Здесь нет искушений, а там, на земле, как только покидаю борт моей яхты, мирская суета окутывает меня, а вместе с ней и все человеческие пороки. Наверное, предначертано мне здесь, в океане, вечно скитаться, вечно мятущемуся и сомневающемуся. Какой же пример я даю для людей?

Сын Николай, при встрече с людьми будь приветливым, в разговорах приятным, не шутливостью подслащая речь. Когда надлежит сделать выговор, избегай жестокости.

Сегодня я письмом отправил старцу отцу Науму рассказ: как ученик некоего старца, идя по дороге, встретил идольского жреца, несущего бревно, и со злостью обозвал его «демоном», жрец тоже со злобой побил ученика. Вслед за учеником встречает жреца и сам старец и ласково приветствует: «Спаси тебя Бог, трудолюбче!» Жрец был поражен, и сердце его мгновенно расположилось слушать слово о Христе.

Сын Николай, будь добр, милосерден и снисходителен к людям, но строг к самому себе.

Сейчас идет Великий пост, и кто приходит ко мне в келью, сразу начинает речь свою с того, что он усердно постится с намерением выдержать весь сорокадневный пост. Я ему отвечаю: «Пост должен быть физическим и одновременно духовным». Святой Иоанн Златоуст говорил, что поститься должно не только чрево, но и глаза, и уши, и руки, и ноги, все наше тело и все наши чувства. А Василий Великий утверждал, что тот, кто постится только физически, подобен диаволу, ведь демон тоже ничего не ест и не пьет, а сеет зло. Другой святой, Блаженный Иероним, учит: что пользы, если тело худеет от поста, а душа тучнеет от гордости и лицо синеет от зависти? Такой пост не угоден Богу.

Ты, Господь Бог, пропустил сквозь врата мыса Горн обездоленную душу мою и плотское сердце мое, и очистился я, как уста пророка прикоснулись к углям горящим. Ты, Господь, рукополагал апостолов, вдохновлял пророков, одарял словами немых и отверзал закрытые уши глухих. Пусть снизойдет и на меня милосердие Твое, чтобы я проповедовал о том, что достойно, полезно и угодно Тебе, Господь. Чтобы я славил и хвалил Тебя и возводил часовни по всей России. Укрепи меня, даровав милосердие свое. Ныне и присно, и во веки веков. Аминь. И понял я, что Ты придешь ко мне через молитвы мои у мыса Горн. Ты, Господь, воспринял моление мое.

Моя душа – душа нищего, моя сила – сила изнемогшего. И всю мою жизнь снедаем угрызением совести перед людьми, а особенно перед женой, детьми и внуками. Но для меня самое страшное здесь, на Земле, идти вперед и не достигнуть. Мне надо всегда подходить к вершине своих замыслов и цели.

Тот, кто действительно любит молчание, и, постоянно беседуя с Богом, в молитве не должен слушать даже и пения птиц, которое может нарушить мир душевный. Здесь, в океане, нет голосов, нет птиц поющих, только свист ветра и шум воды из-под штевня яхты. Но все-таки темнота наступила неожиданно, и ночь принесла в паруса новый ветер. Самое важное в плавании – уметь предохранить спички от сырости. Наконец явился восход благовестия и милость Твоя, Господь. Я пережил еще одну ночь, уповая на светлый Твой Дух. Лицом к палубе припав, молю Тебя, матерь Иисуса Христа, будь заступницей мне, грешному, Царица Небесная. Вымоли мне отпущение грехов у Бога Моего и сына Твоего. Мой рассудок ужасается, когда представлю, насколько океан велик, и мысли мои не могут постигнуть его сути. Мне, одержимому страхом сомнений, повсюду мерещатся айсберги. Господь, Ты даровал мне, многогрешному, жизнь и позволил увидеть дневной свет мне, еще не совсем умершему для мира.

Есть еще одна лютая печаль на сердце моем. Люди считают меня не тем, кто я есть. Я причиняю вред всегда и во всем, и от этого я убегаю в океан. За это я в большом ответе, и беспокойство гнетет меня. И одиночеством себя я караю за то, что обладаю всеми земными грехами. Я все надеюсь, что в одиночном плавании будет легче уничтожить их, нежели там, на земле, среди людей. Я удручен телом и отчаялся духом. Владыка, Бог сущего всего, Христос – царь, Отца Вышнего Сын, спаси и сохрани меня на этот день. Если Ты пренебрежешь мной, то я погибну. Глядя на Тебя, я плачу.

Вот он, пустой океан, окрашенный, как мой язык, в пасмурное утро.

Меня спрашивают: какие признаки священника ценить? Надо жить мыслью о том, чтобы быть сообразно учению Иисуса Христа, так я обнаруживаю в себе силу, которая, в свою очередь, порождает веру.

Океан научил меня смотреть в глубь человеческого сердца. Я не устанавливаю границ моему существованию, я продолжаю жить. Борюсь, преодолеваю то, что казалось непреодолимым. Я не вправе тратить себя на то, чем можно пренебречь, и знаю почему…

С утра погода была пасмурная и облачная.

С каждым моим выходом в океан вокруг ничего не меняется, с каждым выходом меняюсь я. К своим преклонным годам я понял, что самая великая истина заключается в том, что в океане ты не один. Всегда кто-то рядом присутствует. Я молюсь, чтобы рядом были только мои святые небесные покровители и Ангел-Хранитель. Океан никогда не выпускает своей добычи, но откуда мне было знать об этом, когда я сел за весла и отошел от берега Чили? Вокруг ничего не менялось, только моя жизнь превращалась в призрак. Лодка моя движется с каждым моим гребком и медленно переселяется в вечность, но я считаю каждый взмах весла. Но разве сладить мне с бесконечностью? И вы понимаете, что без веры в Бога Земля жить не может. Без молитвы к Богу существование человека становится ничтожным.

Читатель мой, не устань перед моей головоломкой некоторых выражений. Надо четко отличать прошлое от будущего. Именно этим безразличием страдает человечество, вращаясь в иллюзиях следствий.

Мои слова к сыну Николаю не приходят в спокойный час. Я пишу их в шторм, в стужу на пути к полюсу или, задыхаясь без кислорода, на склонах Эвереста! Кому же собираю я жатву? Конечно, православным людям. Сомневающийся камень привязывает к ноге, только мужество ведет к достижению. А если буря застанет на полпути?

Люди представляют, что путь путешественника неспокоен. Думают, что ему помогают ангелы. Между тем даже помощью святых разрешается пользоваться лишь в исключительных случаях. «Не поминай Господа Бога всуе». «Отправляющиеся на кораблях в море, производящие дела на больших водах, видят дела Господа и чудеса Его в пучине» (Псалом 106).

Солнце нырнуло за горизонт, и ночь спустилась почти мгновенно, как-никак моя лодка идет в экваториальном течении. Я посмотрел в другую сторону, там всходило солнце, заливая океан нежно-розовым и оранжевым цветом.

Я не сплю, я не могу уснуть. Хватит ли мне физической и моральной выносливости перегрести великий океан? Рассвет кладет конец моим тревогам, а сон по-прежнему не приходит. Я измучен. Нервы напряжены до предела. Наконец решение найдено.

«Но где она, эта суть? Где еще искать Господа, как не в океане?» – закричал я, смотря на небо.

«Ты поймешь суть плавания, увидишь ее в пути. Забудь все и смотри: на пути твоей лодки пропасть, но она будет обходить скалы островов, они будут пропускать ее. Если впереди слишком большое волнение, она – твоя лодка – всегда будет идти туда, куда идет. Лодку остановят встречная волна и ветер, ты будешь суетиться и быстро махать веслами, чтобы выйти быстрее из этого района и отыскать попутное течение понадежней и снова пойти по курсу туда, куда шел».

Я бросил грести, лодка остановилась, я – гребец – связан узлом с ней, убрал весла, отдохнул и опять взялся за весла, и опять она плывет, не изменяя своему пути. Случается, к борту подходят киты или дельфины, тогда я из гребца превращаюсь в собеседника и с ними спорю. И выбрав одного из этих животных, следую за ним как за своей звездой, а он подчиняется моему пути и направлению, вот для кита или дельфина мой курс – на невидимую землю.

Смотреть на китов и любоваться их величием хорошо с борта пассажирского лайнера, но только не с весельной лодки длиной 9 метров и шириной 1,5 метра. А тем более когда ты один, то тяжело переносить такое соседство. Наблюдая за его фонтанами, становится страшно-страшно, а думать о нем ночью – ужасно. Когда он всплывает на самом близком расстоянии, я вижу его глаза, они небольшие, но, как гипноз, притягивают к себе, и тогда тяжело оторвать от них свой взгляд. Когда он с хрипотой выдыхает тошнотворный воздух, то мелкая водяная пыль летит в сторону моей лодки, а мой нос при этом слышит запах гнили. Мне так кажется, что у этого кита не все в порядке с коренными зубами, хотя на вид они белые. Но оно и понятно: кит не пользуется зубной щеткой, вот зубы и гниют; и тем еще ужаснее становится думать и охватывает сочувствие к пророку Ионе: как ему, бедному, было неприятно находиться в чреве прапрародителя этого громадного Левиафана. «И сотворил Бог больших китов» (Бытие).

Нас разделяет несколько тысячелетий, время крутых разломов истории. В наш век человек оставил свой след на Луне, исходил и облетел всю Землю, но кит остался неизменным. Как и при жизни пророка Ионы жил в морях и океанах, так и в наши дни без изменений: погружается раз за разом в глубь океана для пропитания и все так же выпускает фонтаны.

От нашего праотца Адама прошло больше семи тысяч лет, а морские твари были еще раньше созданы Богом, до появления первого человека. Самый древний документ о путешествии пророка Ионы по морю и его трехдневном заточении в чреве кита можно прочесть в Библии в книге пророка Ионы. Она, эта книга, небольшая, но сколько там поучительного для нас смертных.

Вот уже два дня меня преследует огромный кит кашалот. «И сотворил Бог больших китов» (Бытие). Кашалот не отстает от лодки, идет за ней или возле нее. Что ему нужно от меня и от моей гребной лодки? Иногда он очень близко подходит к борту, и мне видно всю внутренность его дыхала.

Когда я увидел это чудовище, всплывавшее при луне на поверхность океана, и на поднявшейся от его плавников зыби танцевали звезды, я перестал грести веслами, а сердце мое на миг остановилось. И я вспомнил слова пророка Иезекииля: «У всех руки опустятся, и у всех колени задрожат, как вода». «И какой бы еще предмет ни очутился в хаосе пасти этого чудовища, будь то зверь, корабль или камень, мгновенно исчезает он в его огромной зловонной глотке и гибнет в черной бездне его брюха» (Плутарх, «Моралии», книга о ките).

Когда я пишу эти строки, преследующий меня кашалот ушел очередной раз в глубь океана за своей порцией пищи и пробудет там не менее 30–40 минут. У меня есть время рассказать о пророке Ионе, при каких обстоятельствах и как он очутился в чреве кита.

Погонщик купеческих караванов еврей Иона, сын Амафиина из Гафхефера, жившего при царе Израильском Иеровоаме, сыне Иоасова, возвращался из Южной Аравии. Для него было привычно вести верблюдов, груженных различными восточными товарами, по волнам движущихся барханов, на которых изредка кое-где виднелась скудная растительность. Унылый пейзаж, бесцветная, опаленная солнцем равнина не утомляла его. Он любил свой край и эту жизнь.

Однажды Иона в знойный безветренный полдень сидел на корточках на раскаленном песке, любуясь миражами, которые преображали испепеленную солнцем пустыню в прозрачные озера, а пыльный вихрь стоял столбом и не двигался из-за отсутствия ветра. В бледном небе над головой кружил стервятник, высматривая в чахлых кустах прячущихся от жары сереньких цесарок. Верблюды с обезвоженными, повисшими горбами стояли в ожидании, когда раскаленный диск солнца начнет склоняться к далекому горизонту, чтобы продолжить обычный свой путь.

В это время Ионе явился сам Господь в образе честного старца, одетого в светлые одежды, сияющего светом. Он сказал: «Иона, сын Амафиина, встань, иди в Ниневию, город великий, и проповедуй в нем, ибо злодеяния его дошли до Меня». «Клятва и обман, убийство и воровство, и прелюбодейство крайне распространились, и кровопролитие следует за кровопролитием». «Блуд, вино и напитки завладели сердцами их. Они отступили от Бога своего». «Так говорит Господь: какую неправду нашли во Мне отцы ваши, что удалились от Меня и осуетились» (Иеремия, VI в. до н. э.). После этих слов старец с белой окладистой бородой так же таинственно исчез, как исчезают миражи.

Уже спала жара, уже солнце пошло к закату, горизонт озарился пожаром, огненным заревом, которое медленно начало гаснуть под надвигающимся темным покрывалом ночи. Уже песок пустыни начал покрываться обилием росы. После того как солнце исчезло, точно провалилось в бездну, в густой ночной мрак выползли из своих нор скорпионы и пауки, а на небосводе вспыхнули мириады блистающих галактик. Нигде нет такого огромного неба, как над пустыней. (Невооруженным глазом можно увидеть, что на всем небесном своде насчитывается не больше пяти тысяч звезд.) Но Ионе некогда было любоваться этой неописуемой красотой, она только дразнила его своей недоступностью.

С наступлением ночи стало холодать. Иона, завернувшись в рваные одеяла, дрожал. Сон к нему не шел. Его мысли и весь он сам были заняты тем, что поручил ему Господь Бог. Так он сидел и сидел неподвижно всю ночь, думая и рассуждая вслух сам с собой, как ему избежать того, что велел ему старец в светлых одеждах. Почему, почему выбор пал на него? «Нет, нет, – говорил сам себе Иона, – я боюсь идти в этот город, там меня распнут, истерзают. Жители Ниневии избрали себе Богом материализм, а мои проповеди о Боге живом только будут раздражать их. Они жестокосердны, побьют меня камнями, как и всех пророков до меня».

Ионе несколько раз в прошлом приходилось сопровождать караваны за реку Евфрат в этот город. И видел он своими глазами, до чего там развратился народ. Проходя по улицам Ниневии и останавливаясь на площадях, он не находил человека, соблюдающего правду и ищущего истину. Хотя жители этого ассирийского города Ниневии и говорят: «Жив Господь!» – но клянутся ложно, легкомысленно. Говорят: «Мир! Мир!» – а мира нет, враждуют меж собой. Они нисколько не стыдятся и не краснеют, делая мерзости. Люди этого города не признают пророков, которые говорят от имени и по повелению Господа Бога.

Иона боялся, что с ним произойдет то, что было со многими пророками, которых побили камнями, распяли или изгнали с родины. Народ не любит, когда ему открывают глаза, чтобы он посмотрел на свои мерзкие дела, творимые на лике земли.

Еще в далеком прошлом Господь Бог также поручил пророку Иеремии пророчествовать в Иерусалиме, который в те времена отошел от заповедей Господних и погряз в грехопадении.

«И пришел Иеремия из Тофета, куда Господь посылал его пророчествовать, и стал на дворе дома Господня и сказал всему народу: «Так говорит Господь Саваоф, Бог Израилев: вот Я наведу на город сей и на все города его все то бедствие, которое изрек на него, потому что они жестоковыйны и не слушают слов Моих».

За эти слова Иеремию схватили и поволокли к священнику Пасхору, сыну Еммерову. Пасхор разозлился за то, что Иеремия пророческие слова правды произносил в доме Господнем (то есть в храме). «То ударил Пасхор Иеремию пророка и посадил его в колоду». А Иеремия сказал: «Твое имя «Пасхор» (что в переводе «Мир вокруг»), Господь же нарекает тебя именем «Магор Миссавив» (что значит «Ужас вокруг»). Так было всегда и со всеми пророками различных этических учений. Обычно в своем отечестве пророков не принимают и не признают. Устами пророков говорит Господь.

Вот какими мыслями был занят Иона. А к концу ночи, когда на небе предрассветная луна белела, как небольшое облако на сером небосводе, он принял для себя решение скрыться от Бога на краю света. «И встал Иона, чтобы бежать в Фарсис от лица Господня…»

Страх заставляет Иону подняться и быстро гнать караван за Иордан, к побережью моря в город Иоппию, где он надеется найти подходящий корабль, который его унесет на край света, где Иона сможет скрыться от Господа Бога, и таким образом не станет выполнять его поручение.

Иона ничего не ел и не пил, быстро навьючил на верблюдов мешки и тюки с товаром, и бурдюки с водой, торопясь пуститься в путь до наступления жары. Поначалу босые ноги стынут от холодного песка, но затем на протяжении дня яркое горячее солнце будет мучить гораздо сильнее, чем утренний холод.