Текст книги "Умом Россию не понять…"

«Святая ночь на небосклон взошла…»

 
Святая ночь на небосклон взошла,
И день отрадный, день любезный
Как золотой покров она свила,
Покров, накинутый над бездной.
И, как виденье, внешний мир ушел…
И человек, как сирота бездомный,
Стоит теперь, и немощен и гол,
Лицом к лицу пред пропастию темной.
 
 
На самого себя покинут он —
Упра́зднен ум, и мысль осиротела —
В душе своей, как в бездне, погружён,
И нет извне опоры, ни предела…
И чудится давно минувшим сном
Ему теперь всё светлое, живое…
И в чуждом, неразгаданном, ночном
Он узнает наследье родовое.
 

«Как дымный столп светлеет в вышине!..»

 
Как дымный столп светлеет в вышине! —
Как тень внизу скользит, неуловима!..
«Вот наша жизнь, – промолвила ты мне, —
Не светлый дым, блестящий при луне,
А эта тень, бегущая от дыма…»
 

«Под дыханьем непогоды…»

 
Под дыханьем непогоды,
Вздувшись, потемнели воды
И подернулись свинцом —
И сквозь глянец их суровый
Вечер пасмурно-багровый
Светит радужным лучом.
 
 
Сыплет искры золотые,
Сеет розы огневые
И уносит их поток.
Над волной темно-лазурной
Вечер пламенный и бурный
Обрывает свой венок…
 

«Обвеян вещею дремотой…»

 
Обвеян вещею дремотой,
Полураздетый лес грустит…
Из летних листьев разве сотый,
Блестя осенней позолотой,
Еще на ветви шелестит.
 
 
Гляжу с участьем умилённым,
Когда, пробившись из-за туч,
Вдруг по деревьям испещренным,
С их ветхим листьем изнуренным,
Молниевидный брызнет луч.
 
 
Как увядающее мило!
Какая прелесть в нем для нас,
Когда, что так цвело и жило,
Теперь, так немощно и хило,
В последний улыбнется раз!..
 

«Есть в осени первоначальной…»

 
Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора —
Весь день стоит как бы хрустальный,
И лучезарны вечера…
 
 
Где бодрый серп гулял и падал колос,
Теперь уж пусто всё – простор везде, —
Лишь паутины тонкий волос
Блестит на праздной борозде.
 
 
Пустеет воздух, птиц не слышно боле,
Но далеко еще до первых зимних бурь —
И льется чистая и теплая лазурь
На отдыхающее поле…
 

«Не рассуждай, не хлопочи!..»

 
Не рассуждай, не хлопочи!..
Безумство ищет, глупость судит;
Дневные раны сном лечи,
А завтра быть чему, то будет.
 
 
Живя, умей всё пережить:
Печаль, и радость, и тревогу.
Чего желать? О чем тужить?
День пережит – и слава Богу!
 

Дым. Стихотворения «на случай», переводы, юношеские стихи

На новый 1816 год

 
Уже великое небесное светило,
Лиюще с высоты обилие и свет,
Начертанным путем
                          годичный круг свершило
И в ново поприще в величии грядет! —
И се! Одеянный блистательной зарею,
Пронзив эфирных стран белеющийся свод,
     Слетает с урной роковою
     Младый Сын Солнца – Новый год!..
 
 
Предшественник его с лица земли сокрылся,
И по течению вратящихся времен,
Как капля в Океан,
                           он в Вечность погрузился!
Сей Год равно пройдет!..
                                  Устав Небес священ.
О Время! Вечности подвижное зерцало! —
Всё рушится, падет под дланию твоей!..
     Сокрыт предел твой и начало
     От слабых Смертного очей!..
 
 
Века рождаются и исчезают снова,
Одно столетие стирается другим;
Что может избежать от гнева Крона злого?
Что может устоять
                         пред Грозным Богом сим?
Пустынный ветр свистит
                                   в руинах Вавилона!
Стадятся звери там, где процветал Мемфис!
     И вкруг развалин Илиона
     Колючи терны обвились!..
 
 
А ты, Сын роскоши!
                        о смертный сладострастный,
Беспечна жизнь твоя
                             средь праздности и нег!..
Спокойно катится!..
                           Но ты забыл, несчастный:
Мы все должны узреть
                              Коцита грозный брег!..
Возвышенный твой Сан,
                                 льстецы твои и злато
От смерти не спасут! Ужель ты не видал,
     Сколь часто гром огнекрылатый
     Разит чело высоких скал?..
 
 
И ты еще дерзнул своей рукою жадной
Отъять насущный хлеб у вдов и у сирот;
Изгнать из родины семейство безотрадно!..
Слепец! cтезя богатств к погибели ведет!..
Разверзлась пред тобой подземная обитель!
О жертва Тартара! о жертва Евменид,
     Блеск пышности твоей, Грабитель!
     Богинь сих грозных не пленит!..
 
 
Там вечно будешь зреть секиру изощренну,
На тонком волоске висящу над главой;
Покроет плоть твою, всю в язвах изможденну,
Не ткани пурпурны – червей кипящий рой!..
Возложишь не на одр растерзанные члены,
Где б неге льстил твоей
                                 приятный мягкий пух,
     Но нет – на жупел раскаленный, —
     И вечный вопль пронзит твой слух!
 
 
Но что? сей страшный сонм!
                                      сии кровавы тени,
С улыбкой злобною, они к тебе спешат!..
Они прияли смерть от варварских гонений!
От них и ожидай за варварство наград! —
Страдай, томись, злодей,
                            ты жертва адской мести! —
Твой гроб забвенный
                             здесь покрыла мурава! —
     И навсегда со гласом лести
     Умолкла о тебе молва!
 

Двум друзьям

 
В сей день, блаженный день,
одна из вас прияла
И добродетели и имя девы той,
          Котора споборала
          Религии святой;
Другой же бытие Природа даровала.
 
 
Она обеих вас на то произвела,
          Чтоб ваши чувства и дела
          Взаимно счастье составляли
И полу нежному пример бы подавали.
 
 
Разлука угнетает вас,
О верные друзья! Настанет вскоре час —
Приятный, сладостный,
                             блаженный час свиданья:
          И в излиянии сердец
          Вы узрите ее конец
И позабудете минувшие страданья!..
 

«Лениво дышит полдень мглистый…»

 
Лениво дышит полдень мглистый,
Лениво катится река,
И в тверди пламенной и чистой
Лениво тают облака.
 
 
И всю природу, как туман,
Дремота жаркая объемлет,
И сам теперь великий Пан
В пещере нимф покойно дремлет.
 

«Пускай от зависти сердца зоилов ноют…»

 
Пускай от зависти сердца зоилов ноют.
Вольтер! Они тебе вреда не нанесут!..
Питомца своего Пиериды покроют
И Дивного во храм бессмертья проведут!
 

«Радость и горе в живом упоенье…»

 
Радость и горе в живом упоенье,
Думы и сердце в вечном волненье,
В небе ликуя, томясь на земли,
Страстно ликующей,
Страстно тоскующей,
Жизни блаженство в одной лишь любви…
 

Гус на костре

 
Костер сооружен, и роковое
Готово вспыхнуть пламя; всё молчит, —
Лишь слышен легкий треск,
                                    и в нижнем слое
Костра огонь предательски сквозит.
 
 
Дым побежал – народ столпился гуще;
Вот все они – весь этот темный мир:
Тут и гнетомый люд, и люд гнетущий,
Ложь и насилье, рыцарство и клир.
 
 
Тут вероломный кесарь, и князей
Имперских и духовных сонм верховный,
И сам он, римский иерарх, в своей
Непогрешимости греховной.
 
 
Тут и она – та старица простая,
Не позабытая с тех пор,
Что принесла, крестясь и воздыхая,
Вязанку дров, как лепту, на костер.
 
 
И на костре, как жертва пред закланьем,
Вам праведник великий предстоит:
Уже обвеян огненным сияньем,
Он молится – и голос не дрожит…
 
 
Народа чешского святой учитель,
Бестрепетный свидетель о Христе
И римской лжи суровый обличитель
В своей высокой простоте, —
 
 
Не изменив ни Богу, ни народу,
Боролся он – и был необорим —
За правду Божью, за ее свободу,
За всё, за всё, что бредом назвал Рим.
 
 
Он духом в небе – братскою ж любовью
Еще он здесь, еще в среде своих,
И светел он, что собственною кровью
Христову кровь он отстоял для них.
 
 
О чешский край! о род единокровный!
Не отвергай наследья своего!
О, доверши же подвиг свой духовный
И братского единства торжество!
 
 
И, цепь порвав с юродствующим Римом,
Гнетущую тебя уж так давно,
На Гусовом костре неугасимом
Расплавь ее последнее звено.
 

«Над русской Вильной стародавней…»

 
Над русской Вильной стародавней
Родные теплятся кресты —
И звоном меди православной
Все огласились высоты.
 
 
Минули веки искушенья,
Забыты страшные дела —
И даже мерзость запустенья
Здесь райским крином расцвела.
 
 
Преданье ожило святое
Первоначальных лучших дней,
И только позднее былое
Здесь в царство отошло теней.
 
 
Оттуда смутным сновиденьем
Еще дано ему порой
Перед всеобщим пробужденьем
Живых тревожить здесь покой.
 
 
В тот час, как с неба месяц сходит,
В холодной, ранней полумгле,
Еще какой-то призрак бродит
По оживающей земле.
 

Два единства

 
Из переполненной Господним гневом чаши
Кровь льется через край,
                                  и Запад тонет в ней.
Кровь хлынет и на вас,
                               друзья и братья наши! —
Славянский мир, сомкнись тесней…
 
 
«Единство, – возвестил
                                  оракул наших дней, —
Быть может спаяно
                          железом лишь и кровью…»
Но мы попробуем спаять его любовью, —
А там увидим, что прочней…
 

«Чему бы жизнь нас ни учила…»

 
Чему бы жизнь нас ни учила,
Но сердце верит в чудеса:
Есть нескудеющая сила,
Есть и нетленная краса.
 
 
И увядание земное
Цветов не тронет неземных,
И от полуденного зноя
Роса не высохнет на них.
 
 
И эта вера не обманет
Того, кто ею лишь живет,
Не всё, что здесь цвело, увянет,
Не всё, что было здесь, пройдет!
 
 
Но этой веры для немногих
Лишь тем доступна благодать,
Кто в искушеньях жизни строгих,
Как вы, умел, любя, страдать,
 
 
Чужие врачевать недуги
Своим страданием умел,
Кто душу положил за други
И до конца всё претерпел.
 

«Да, вы сдержали ваше слово…»

 
Да, вы сдержали ваше слово:
Не двинув пушки, ни рубля,
В свои права вступает снова
Родная русская земля.
 
 
И нам завещанное море
Опять свободною волной,
О кратком позабыв позоре,
Лобзает берег свой родной.
 
 
Счастлив в наш век, кому победа
Далась не кровью, а умом,
Счастлив, кто точку Архимеда
Умел сыскать в себе самом, —
 
 
Кто, полный бодрого терпенья,
Расчет с отвагой совмещал —
То сдерживал свои стремленья,
То своевременно дерзал.
 
 
Но кончено ль противоборство?
И как могучий ваш рычаг
Осилит в умниках упорство
И бессознательность в глупцах?
 

«Впросонках слышу я – и не могу…»

 
Впросонках слышу я – и не могу
Вообразить такое сочетанье,
А слышу свист полозьев на снегу
И ласточки весенней щебетанье.
 

Черное море

 
Пятнадцать лет с тех пор минуло,
Прошел событий целый ряд,
Но вера нас не обманула —
И севастопольского гула
Последний слышим мы раскат.
 
 
Удар последний и громовый,
Он грянул вдруг, животворя;
Последнее в борьбе суровой
Теперь лишь высказано слово;
То слово – русского царя.
 
 
И всё, что было так недавно
Враждой воздвигнуто слепой,
Так нагло, так самоуправно,
Пред честностью его державной
Всё рушилось само собой.
 
 
И вот: свободная стихия, —
Сказал бы наш поэт родной, —
Шумишь ты, как во дни былые,
И катишь волны голубые,
И блещешь гордою красой!..
 
 
Пятнадцать лет тебя держало
Насилье в западном плену;
Ты не сдавалась и роптала,
Но час пробил – насилье пало:
Оно пошло, как ключ, ко дну.
 
 
Опять зовет и к делу нудит
Родную Русь твоя волна,
И к распре той, что бог рассудит,
Великий Севастополь будит
От заколдованного сна.
 
 
И то, что ты во время о́но
От бранных скрыла непогод
В свое сочувственное лоно,
Отдашь ты нам – и без урона —
Бессмертный черноморский флот.
 
 
Да, в сердце русского народа
Святиться будет этот день, —
Он – наша внешняя свобода,
Он Петропавловского свода
Осветит гробовую сень…
 

«Враг отрицательности узкой…»

 
Враг отрицательности узкой,
Всегда он в уровень шел с веком:
Он в человечестве был русский,
В науке был он человеком.
 

Памяти М.К. Политковской

Elle a ete douce devant la mort[9]9
  Она была кроткой перед лицом смерти (франц.).


[Закрыть]

 
Многозначительное слово
Тобою оправдалось вновь:
В крушении всего земного
Была ты – кротость и любовь.
 
 
В самом преддверье тьмы могильной
Не оскудел в последний час
Твоей души любвеобильной
Неисчерпаемый запас…
 
 
И та же любящая сила,
С какой, себе не изменя,
Ты до конца переносила
Весь жизни труд, всю злобу дня, —
 
 
Та ж торжествующая сила
Благоволенья и любви,
Не отступив, приосенила
Часы последние твои.
 
 
И ты, смиренна и послушна,
Все страхи смерти победив,
Навстречу ей шла благодушно,
Как на отеческий призыв.
 
 
О, сколько душ, тебя любивших,
О, сколько родственных сердец —
Сердец, твоею жизнью живших,
Твой ранний поразит конец!
 
 
Я поздно встретился с тобою
На жизненном моем пути,
Но с задушевною тоскою
Я говорю тебе: прости.
 
 
В наш век отчаянных сомнений,
В наш век неверием больной,
Когда всё гуще сходят тени
На одичалый мир земной, —
 
 
О, если в страшном раздвоенье,
В котором жить нам суждено,
Еще одно есть откровенье,
Есть уцелевшее звено
 
 
С великой тайною загробной,
Так это – видим, верим мы —
Исход души, тебе подобной,
Ее исход из нашей тьмы.
 

Графине Ростопчиной

 
О, в эти дни – дни роковые,
Дни испытаний и утрат —
Отраден будь для ней возврат
В места, душе ее родные!
 
 
Пусть добрый, благосклонный гений
Скорей ведет навстречу к ней
И горсть живых еще друзей,
И столько милых, милых теней!
 

«Как бестолковы числа эти…»

 
Как бестолковы числа эти,
Какой сумбур в календаре;
Теперь зима уж на дворе,
А мне вот довелось во всем ее расцвете,
В ее прелестнейшей поре,
Приветствовать Весну
                            лишь в позднем ноябре.
 

«Тут целый мир, живой, разнообразный…»

 
Тут целый мир, живой, разнообразный,
Волшебных звуков и волшебных снов, —
О, этот мир, так молодо-прекрасный, —
Он сто́ит тысячи миров.
 

«Хотел бы я, чтобы в своей могиле…»

 
Хотел бы я, чтобы в своей могиле,
Как нынче на своей кушетке, я лежал,
Века бы за веками проходили,
И я бы вас всю вечность слушал и молчал.
 

«На камень жизни роковой…»

 
На камень жизни роковой
Природою заброшен
Младенец пылкий и живой
Играл – неосторожен,
Но Муза сирого взяла
Под свой покров надежный,
Поэзии разостлала́
Ковер под ним роскошный.
Как скоро Музы под крылом
Его созрели годы —
Поэт, избытком чувств влеком,
Предстал во храм Свободы —
Но мрачных жертв не приносил,
Служа ее кумиру, —
Он горсть цветов ей посвятил
И пламенную лиру.
Еще другое божество
Он чтил в младые лета —
Амур резвился вкруг него
И дани брал с Поэта.
Ему на память стрелку дал,
И в сладкие досуги
Он ею повесть начертал
Орфеевой супруги.
И в мире сем – как в царстве снов —
Поэт живет, мечтая —
Он так достиг земных венцов
И так достигнет Рая…
Ум скор и сметлив, верен глаз,
Воображенье – быстро…
А спорил – в жизни только раз —
На Диспуте Магистра.
 

«За нашим веком мы идем…»

 
За нашим веком мы идем,
Как шла Креуза за Энеем:
Пройдем немного – ослабеем,
Убавим шагу – отстаем.
 

С чужой стороны
(Из Гейне)

 
На севере мрачном, на дикой скале
Кедр одинокий под снегом белеет,
И сладко заснул он в инистой мгле,
И сон его вьюга лелеет.
 
 
Про юную пальму всё снится ему,
Что в дальных пределах Востока,
Под пламенным небом, на знойном холму
Стоит и цветет, одинока…
 

Вопросы
(Из Гейне)

 
Над морем, диким полуночным морем
Муж-юноша стоит —
В груди тоска, в уме сомненья —
И, сумрачный, он вопрошает волны:
«О, разрешите мне загадку жизни,
Мучительно-старинную загадку,
Над коей сотни, тысячи голов —
В египетских, халдейских шапках,
Гиероглифами ушитых,
В чалмах, и митрах, и скуфьях,
И с париками и обритых —
Тьмы бедных человеческих голов
Кружилися, и сохли, и потели, —
Скажите мне, что значит человек?
Откуда он, куда идет,
И кто живет над звездным сводом?»
По-прежнему шумят и ропщут волны,
И дует ветр, и гонит тучи,
И звезды светят холодно и ясно, —
Глупец стоит – и ждет ответа!
 

«Друг, откройся предо мною…»
(Из Гейне)

 
Друг, откройся предо мною —
Ты не призрак ли какой,
Как выводит их порою
Мозг поэта огневой!..
 
 
Нет, не верю: этих щечек,
Этих глазок милый свет,
Этот ангельский роточек —
Не создаст сего поэт.
 
 
Василиски и вампиры,
Конь крылат и змий зубаст —
Вот мечты его кумиры, —
Их творить поэт горазд.
 
 
Но тебя, твой стан эфирный,
Сих ланит волшебный цвет,
Этот взор лукаво-смирный —
Не создаст сего поэт.
 

«Как порою светлый месяц…»
(Из Гейне)

 
Как порою светлый месяц
Выплывает из-за туч, —
Так, один, в ночи былого
Светит мне отрадный луч.
 
 
Все на палубе сидели,
Вдоль по Рейну неслись,
Зеленеющие бреги
Перед нами раздались.
 
 
И у ног прелестной дамы
Я в раздумии сидел,
И на милом, бледном лике
Тихий вечер пламенел.
 
 
Дети пели, в бубны били,
Шуму не было конца,
И лазурней стало небо,
И просторнее сердца.
 
 
Сновиденьем пролетали
Горы, замки на горах —
И светились, отражаясь,
В милых спутницы очах.
 

«Закралась в сердце грусть…»
(Из Гейне)

 
Закралась в сердце грусть, – и смутно
Я вспомянул о старине:
Тогда всё было так уютно
И люди жили как во сне.
 
 
А нынче мир весь как распался:
Всё кверху дном, все сбились с ног, —
Господь-Бог на небе скончался,
И в аде сатана издох.
 
 
Живут как нехотя на свете,
Везде брюзга, везде раскол, —
Не будь крохи любви в предмете,
Давно б из мира вон ушел.
 

В альбом друзьям
(Из Байрона)

 
Как медлит путника вниманье
На хладных камнях гробовых,
Так привлечет друзей моих
Руки знакомой начертанье!..
Чрез много, много лет оно
Напомнит им о прежнем друге:
«Его уж нету в вашем круге;
Но сердце здесь погребено!..»
 

«Пришлося кончить жизнь в овраге…»
(Из Беранже)

 
Пришлося кончить жизнь в овраге:
Я слаб и стар – нет сил терпеть!
«Пьет, верно», – скажут о бродяге, —
Лишь бы не вздумали жалеть!
Те, уходя, пожмут плечами,
Те бросят гривну бедняку!
Счастливый путь, друзья! Бог с вами!
Я и без вас мой кончить век могу!
 
 
Насилу годы одолели,
Знать, люди с голода не мрут.
Авось, – я думал, – на постели
Они хоть умереть дадут.
Но их больницы и остроги —
Всё полно! Силой не войдешь!
Ты вскормлен на большой дороге —
Где жил и рос, старик, там и умрешь.
 
 
Я к мастерам ходил сначала,
Хотел кормиться ремеслом.
«С нас и самих работы мало!
Бери суму, да бей челом».
К вам, богачи, я потащился,
Грыз кости с вашего стола,
Со псами вашими делился, —
Но я, бедняк, вам не желаю зла.
 
 
Я мог бы красть, я – Ир убогой,
Но стыд мне руки оковал;
Лишь иногда большой дорогой
Я дикий плод с дерев сбивал…
За то, что нищ был, между вами
Век осужден на сиротство…
Не раз сидел я за замками,
Но солнца свет – кто продал вам его?
 
 
Что мне до вас и вашей славы,
Торговли, вольностей, побед?
Вы все передо мной неправы —
Для нищего отчизны нет!
Когда пришелец вооруженный
Наш пышный город полонил,
Глупец, я плакал, раздраженный,
Я клял врага, а враг меня кормил!
 
 
Зачем меня не раздавили,
Как ядовитый гад какой?
Или зачем не научили —
Увы! – полезной быть пчелой!
Из ваших, смертные, объятий
Я был извержен с первых <лет>,
Я в вас благословил бы братий, —
Днесь при смерти бродяга вас клянет!
 

Певец
(Из Гёте)

 
«Что там за звуки пред крыльцом,
За гласы пред вратами?..
В высоком тереме моем
Раздайся песнь пред нами!..»
Король сказал, и паж бежит,
Вернулся паж, король гласит:
«Скорей впустите старца!..»
 
 
«Хвала вам, витязи, и честь,
Вам, дамы, обожанья!..
Как звезды в небе перечесть!
Кто знает их названья!..
Хоть взор манит сей рай чудес,
Закройся взор – не время здесь
Вас праздно тешить, очи!»
 
 
Седой певец глаза смежил
И в струны грянул живо —
У смелых взор смелей горит,
У жен – поник стыдливо.
Пленился царь его игрой
И шлет за цепью золотой
Почтить певца седого!..
 
 
«Златой мне цепи не давай,
Награды сей не стою,
Ее ты рыцарям отдай,
Бесстрашным среди бою;
Отдай ее своим дьякам,
Прибавь к их прочим тяготам
Сие златое бремя!..
 
 
На Божьей воле я пою,
Как птичка в поднебесье,
Не чая мзды за песнь свою —
Мне песнь сама возмездье!..
Просил бы милости одной,
Вели мне кубок золотой
Вином наполнить светлым!»
 
 
Он кубок взял и осушил
И слово молвил с жаром:
«Тот дом сам бог благословил,
Где это – скудным даром!..
Свою вам милость он пошли
И вас утешь на сей земли,
Как я утешен вами!..»
 

Заветный кубок
(Из Гёте)

 
Был царь, как мало их ныне, —
По смерть он верен был:
От милой, при кончине,
Он кубок получил.
 
 
Ценил его высоко
И часто осушал, —
В нем сердце сильно билось,
Лишь кубок в руки брал.
 
 
Когда ж сей мир покинуть
Пришел его черед,
Он делит всё наследство, —
Но кубка не дает.
 
 
И в замок, что над морем.
Друзей своих созвал,
И с ними на прощанье,
Там сидя, пировал.
 
 
В последний раз упился
Он влагой огневой,
Над бездной наклонился
И в море – кубок свой…
 
 
На дно пал кубок морское, —
Он пал, пропал из глаз,
Забилось ретивое, —
Царь пил в последний раз!..
 

Саконтала
(Из Гёте)

 
Что юный год дает цветам —
Их девственный румянец;
Что зрелый год дает плодам —
Их царственный багрянец;
Что нежит взор и веселит,
Как перл, в морях цветущий;
Что греет душу и живит,
Как не́ктар всемогущий:
Весь цвет сокровищниц мечты,
Весь полный цвет творенья,
И, словом, небо красоты
В лучах воображенья, —
Всё, всё Поэзия слила
В тебе одной – Саконтала́.
 

Ночные мысли
(Из Гёте)

 
Вы мне жалки, звезды-горемыки!
Так прекрасны, так светло горите,
Мореходцу светите охотно,
Без возмездья от богов и смертных!
Вы не знаете любви – и ввек не знали!
Неудержно вас уводят Оры
Сквозь ночную беспредельность неба.
О! какой вы путь уже свершили
С той поры, как я в объятьях милой
Вас и полночь сладко забываю!
 

Приветствие духа
(Из Гёте)

 
На старой башне, у реки,
Дух рыцаря стоит
И, лишь завидит челноки,
Приветом их дарит:
 
 
«Кипела кровь и в сей груди,
Кулак был из свинца,
И богатырский мозг в кости,
И кубок до конца!
 
 
Пробушевал полжизни я,
Другую проволок:
А ты плыви, плыви, ладья,
Куда несет поток!»
 

«Высокого предчувствия…»
(Из Maндзони)

 
Высокого предчувствия
Порывы и томленье,
Души, господства жаждущей,
Кипящее стремленье,
И замыслов событие
Несбыточных, как сон, —
 
 
Всё испытал он! – счастие,
Победу, заточенье,
И всё судьбы пристрастие,
И всё ожесточенье! —
Два раза брошен был во прах
И два раза на трон!..
 
 
Явился: два столетия
В борении жестоком,
Его узрев, смирились вдруг,
Как пред всесильным роком.
Он повелел умолкнуть им
И сел меж них судьей!
 
 
Исчез – и в ссылке довершил
Свой век неимоверный —
Предмет безмерной зависти
И жалости безмерной,
Предмет вражды неистовой,
Преданности слепой!..
 
 
Как над главою тонущих
Растет громадой пенной
Сперва игравший ими вал —
И берег вожделенный
Вотще очам трепещущим
Казавший свысока, —
 
 
Так память над душой его,
Скопившись, тяготела!..
Как часто высказать себя
Душа сия хотела,
И, обомлев, на лист начатый
Вдруг падала рука!
 
 
Как часто пред кончиной дня —
Дня безотрадной муки, —
Потупив молнии очей,
Крестом сложивши руки,
Стоял он – и минувшее
Овладевало им!..
 
 
Он зрел в уме: подвижные
Шатры, равнины боев,
Рядов пехоты длинный блеск,
Потоки конных строев —
Железный мир и дышащий
Велением одним!..
 
 
О, под толи́ким бременем
В нем сердце истомилось
И дух упал… Но сильная
К нему рука спустилась —
И к небу, милосердая,
Его приподняла!..