Текст книги "Идущий от солнца"

– Терпите, родненькие. Мы с вами не таких собак одурачивали! Теперь у вас пастушка будет, жена моя. красавица моя несказанная. А она, гривастенькие мои, не такими гривами шевелила и жеребцов не таких выгуливала.

– Не надо, Ваня. Не говори так.

– Не обижайся, Верушка. Я не со зла. Я тебя больше жизни люблю. До брусничного суземья доберемся, свадьбу сыграем. «Айвазовский» на нашей свадьбе тамадой будет. Ведь я его от четырех бандитов спас, которые все его творчество сперли, а его грохнуть хотели, чтоб концы отрубить. Тамада у нас с высшим образованием и лауреат многих премий по прикладной живописи.

– А свидетели кто?

– Глухари, белки… Может, медведь на свадьбу пожалует…

– Из префектуры? – неожиданно пошутила Вера.

– Ну да, а еще лиса придет, его секретарша, – с каким-то надрывным смехом отшучивался Иван, торопливо укладывая палатку в розвальни, и вдруг из-под нижнего слоя сена достал карабин. – Только бы ветер не поменялся. Если гости московские, у них все схвачено.

– И здесь схвачено?

– И здесь. Либо вертолет появится, либо бронетранспортер, а то и самолет небольшой.

– А если местный розыск?

– Местный розыск – альтернатива главному. У местных ищеек кишка тонка.

– Вот как.

– Их интересуют бандиты, которые даже в тюрьмах могут приносить хорошую прибыль. А с меня что возьмешь?! Рукописи о бессмертии душ, связанных с солнечным родником, да вот еще трактаты о мирной жизни.

– Что это такое?

– Это разные способы, как уйти от гражданской войны.

– От какой гражданской войны?

– Между богатыми и бедными.

Вера знала про гражданскую войну еще со школы. Но там ее учили, что война была между белыми и красными, а не между бело-синими и оранжевыми. То есть между существовавшей тогда властью и революционерами. А то, что рабоче-крестьянская нищета поднялась против богачей, сделавших ее бесправными рабами, деликатно умалчивалось.

– И как ее избежать? – поинтересовалась она.

– Отрезать дороги ко всем богатствам России и защищать их от хапающих господ без чести и совести.

– А как узнать, порядочный господин или бандит-оборотень?

– Конечно, сразу не разберешь, но богатство должно принадлежать мудрым, разносторонне грамотным людям, умеющим ценить не только свое личное добро, но и добро людей, с которыми тебя свела судьба. Человек с большим капиталом должен быть талантливым, честным. А в нашей жизни, Верушка, все наоборот. Богатеют и процветают чаще всего преступники, лицемеры и добытчики, думающие только о себе. Как умалишенные хищники, они мчатся по просторам России и пьют свежую кровь у тех людей, которые столетиями, а может быть, тысячелетиями создавали ее уклад, веру, братство, взаимопонимание. Я даже стихи написал про этих хищников.

– Прочти, Ваня…

– Может, потом. Надо же, и сюда забрались. – не мог успокоиться он.

– Прочти, Ваня, я давно стихов не слышала.

Иван достал из охотничьего жилета кусок бересты и нараспев прочел корявые строки, написанные углем.

 
Там, где в продаже «телки»,
Осквернены кресты.
Мчатся по миру волки
Дьявольской красоты.
Их красота, как буря
Злобная, не спасет:
Скрутит, сметет, ошкурит,
Стойких с ума сведет.
Родина, дай мне волю
Солнечного луча,
Только не волчью долю
Хищника-палача.
Там, где в продаже «телки»,
Мощи святых, кресты,
Люди живут, как волки, —
Души у них пусты.
Деньги куют от страха
И на слепом пути
Правды боятся, краха.
Господи, их прости!
 

– Браво, браво, Ваня! Они очень похожи на волков, потому что у них нет Родины. ничего святого.

– Верушка, они хуже волков! Волки напьются крови, и бай-бай… А эти напьются, а потом выплевывают ее и тут же ищут новую. У них главное – процесс собственного превосходства, личной продвинутости, от которой партнеры и прочие их сотоварищи падают обескровленными и двигаются в другую сторону.

– В сторону кладбища?

– Ну да. Это сумасшедшие.

– Их Родина там, где есть «бабло», – подхватила его мысли Вера.

– Они потеряли всякую связь с духовным миром и сказку Пушкина «О золотой рыбке» либо никогда не читали, либо Пушкин для них не авторитет. Нельзя быть богатым, когда у тебя нет бескорыстных друзей, когда ты передвигаешься, как преступник с охраной, и не задумываешься о честности.

– А есть она, честность, Ваня?

– Если б ее не было, то я бы и в самом деле в могиле лежал. А тебя затащили бы в Эмираты или в Африку. Там такие женщины, судя по объявлениям, спросом пользуются.

– И какая я женщина?

– Прости, Верушка, но лукавить тебе грех. В моем представлении ты мало похожа на женщину..

– Как это так?

– Не знаю даже как выразиться.

– Говори, Ваня! Как думаешь, так и говори. Я тебе многое прощать буду… Я тебя люблю, Ваня, люблю.

– На мартовскую кошку, – вдруг строго сказал Иван и, боясь говорить в лицо ей, чтобы не видеть обиду, отвернулся в сторону, – обалдевшую от одного желания поскорее лечь в постель и завернуть ноги так, чтобы они за уши цеплялись. Может быть, профессия сделала тебя такой ненасытной нимфой. Разум твой на уровне горностайки, которая еще не вылупилась, а уже пару ищет.

– Не говори так, Ваня.

– Я чую это, не обижайся, но это не главная твоя беда. Самое страшное, что ты одинока.

– Откуда ты знаешь?

– Я знаю это потому, что я такой же одинокий волк, как ты, только с лагерной закваской. Твои чувства легки и переменчивы. Но пока они, несмотря на твою молодость, спят беспробудным сном. Они, словно блудливые зайцы перед ненастной погодой. Ты одинока, Верочка, совсем одинока.

– Но у меня, Ваня, есть друзья в Москве, и довольно богатые…

– Они есть потому, что ты молода и красива и, наверное, ни в чем им не отказываешь?

– Тебе надо знать об этом?

– Я должен знать о тебе все, потому что я люблю тебя тоже. Очень люблю. Я голову потерял с тобой. Вместо того чтобы ехать обратно в лес, я пошел в библиотеку и купил астрологический словарь.

– В библиотеке?

– Ну да. За ягоды выменял. Денег библиотекарша не берет, а ягоды и рыбу берет. Словарь мне поможет узнать тебя еще больше. Ты кто по знаку?

– Весы.

– А встретились мы с тобой при сильно ущербной луне.

– Это имеет значение?

– Еще какое. Я должен знать о тебе все, все.

– И я, Ваня. Со мной происходит что-то очень странное. Ты у меня в голове не укладываешься. Кто ты такой? Ты случайно не инопланетянин? Ведь ты совсем не похож на современных людей.

– Особенно на тех, кто забыл о солнце! – неожиданно вспылил Иван. – На тех, кто хочет разбогатеть за счет обмана других, называя это бизнесом.

– Ваня, успокойся.

– Запомни, Верушка, алчущий всегда преследует одну цель.

– Какую?

– Доказать тем, у кого есть совесть, рассудок, что не сострадание, не любовь – главный козырь людей, а деньги. Мне бы хотелось быть инопланетянином или хотя бы познакомиться с ними. Тогда бы я рассказал им, что такое Россия и как можно есть собственное дерьмо, называя его шоколадным «Санчо» или «Птичьим молоком». Или как можно всю жизнь писать слезные стихи о России, сочинять песни, которые радуют многих людей, и при этом у передельщиков власти считаться бездарным графоманом или русофобом… – Как ты думаешь, можно?

– Наверно, можно.

– Вот и я так считаю. А почему?! Потому что сам народ стал духовным импотентом, оторванным друг от друга. до ненависти, до безрассудства! А тот, кто поднялся над ним после распада прежней власти, готов на такие «шедевры», которые самому преуспевающему киллеру не снились. Кто там наверху при ООО под названием «государство», ему все равно. Лишь бы его не трогали, когда он ворует или с пеной у рта доказывает, что секс сильно помогает бизнесу.

– Еще как помогает, – сразу оживилась Вера, и чувственная озорная улыбка сильно изменила ее лицо. – Он и в дружбе помогает, и в деловых встречах, а любовь без него – одно недоразумение. Мне как-то неловко, но очень любопытно, Ваня, спросить тебя в связи с этим.

– Да что ты, Верушка! Не стесняйся, спрашивай.

– Скажи мне, пожалуйста, откуда у тебя такой толстенький упругий носик? Руки сильные, я понимаю, ты окреп в лесу, и глаза горят, как полуночные звезды. От охоты, видимо?

– Ну да. От охоты за мной.

– И за тобой, в том числе. Только откуда у тебя такой толстый и бойкий носик? Ты виагрой не колешься?

– У меня нос толстый? – не понял Иван. – Впервые слышу. – И почему-то потрогал свой широкий, слегка приплюснутый нос. – Разве он толстый, упругий? По-моему, он мягкий и небольшой.

Вера залилась звонким чистосердечным смехом, а потом вдруг порывисто, словно боясь упустить мимолетное счастье, крепко обняла Ивана.

Влюбленные не обратили внимания, как одна пара зеленоватых огоньков оторвалась от общей массы обученных собак и стала быстро приближаться к розвальням. Силуэт ее при свете луны отчетливо вырисовывался на болотном беломошнике. Вера машинально сняла ружье с плеча и, немного оторопев, дрожащими от волнения руками, взвела курки.

– Не надо стрелять, – тихо сказал Иван. – Гости могут услышать выстрел, броситься за нами, а это верная смерть.

– Кому смерть?

– Им.

– Как же так?

– Ты думаешь, почему я разоткровенничался и забыл об опасности?

– Почему?

– Потому что между ищейками и нами болото глубиной более трех метров. Мне еще бабка твоя рассказывала о нем. Это место называется «Черная дыра». Одним словом, она как ненасытный волк глотает все подряд… От людей остаются одни воспоминания.

Вера опять повесила ружье на плечо, но волнение не покидало ее. Она не отводила глаз от собаки, которая с трудом пробиралась от одной зыбкой кочки к другой, но упорно двигалась вперед.

– Вязкая собачка, – с улыбкой сказал Иван. – Старание ее заслуживает большой похвалы. Если она выкарабкается, то из нее будет толк.

Иван неторопливо достал из охотничьего жилета металлический прибор, похожий на фотоаппарат, и, направив на собаку, стал наблюдать за ее приближением.

Это была немецкая овчарка, по резвости молодая и умная, потому что старательно осваивала каждый метр болотной жижи.

– Смотри, Верушка, вот здесь кнопка. Направляем излучатель прибора на собаку и нажимаем кнопку. Конечно, жаль такую собачку.

– А где твои собаки, Ваня?

– Я их еще утром домой отправил. Но такую овчарку я бы с радостью прибавил к своим питомцам. Только нам пора уходить от этих казенных людей, иначе свадебное путешествие будет не очень приятным. – Иван нажал кнопку, и овчарка сразу замерла, словно наткнулась на что-то острое, забралась с трудом на гнилую сухару и, постояв немного, повернула назад.

– Ваня, ты чародей, – с нежностью и какой-то детской гордостью подметила Вера.

– Нет, я не чародей и не волшебник. Я всего-навсего человек, идущий от солнца, потому что я люблю его. А это значит, что я несу людям свет, добро, радость…

– Как это понять? – перебила его Вера. – Ты живешь, как мне кажется, в полном одиночестве и, кроме «Айвазовского», ты ни с кем не общаешься.

– До встречи с тобой было все не так, – с улыбкой ответил он, не отводя глаз от уходящей собаки. – Я каждый месяц ездил в город, конечно, пока не со своим паспортом. Но мне всегда удавалось продать не только барсучий или медвежий жир, но и встретиться с умными доброжелательными людьми, которые любят Россию не меньше меня и с удовольствием читают мои стихи, трактаты.

– Кто они? Может, они догадались, что ты сбежал из тюрьмы, и навели на тебя этих зеленоглазых собак.

– Что ты, Верушка, окстись! Они никогда не заложат меня, потому что они исконно русские люди. Корни их идут от Ломоносовых, Суворовых. Они живут не ради «баксов», не ради личной выгоды. Они не развлекаются надуманными телезвездами и пустыми фильмами, пахнущими теми же «баксами». Им не нужны ни поп-шоу, ни ток-шоу, красочные, порой захватывающие, но все равно пошлые своей поверхностной игрой в жизнь, далекой от самой жизни и, конечно, от России. Короче, у моих земляков одна забота – как спасти землю, на которой они живут. – Иван неожиданно замолчал, прислушался к шуму ветра. – Эти люди для меня, словно свежий сосновый воздух в пору нереста. распуты, – с грустной улыбкой продолжил он. – Их волнуют совсем другие проблемы. Они ждут больших перемен в России. У них даже наворачиваются слезы, когда я читаю стихи о Родине. Они помогают мне и часто подсказывают, как сохранить богатство моего брусничного суземья. – Иван помолчал немного и добавил: – А главное – дух России. – Он огляделся по сторонам, положил карабин опять в сено и, посмотрев на расположение звезд, задумался. – Там, за «черной дырой», жируют совсем другие люди. Они служат тому, кто больше платит, развлекает их в стриптиз-барах, а потом делает им массажи с диким волчьим оргазмом, от которого не только волосы выпадают, но и мозги заворачиваются на одну потребность.

– Ты прав… Я сама – участница таких тусовок.

– Любовь они называют сексом, а женщин – телками, – никак не унимался Иван. – Денег они с собой не носят, боятся, что их ограбят, и очень хотят, чтобы мы с тобой были такими же. Но мы, Верушка, никогда такими не будем.

– Ты хочешь сказать, что мы сами кого угодно ограбим?!

– Нет, мы с тобой не грабители. Они хотят, чтобы мы не думали о любви, которая еще жива в России.

– О какой?

– Бескорыстной, преданной, с верой в душе, и не только о любви.

– Ваня, посмотри мне в глаза. Ну, ну… Какой ты смешной сейчас. Настоящий патриот.

– Они хотят, чтобы мы не думали и о земле, на которой живем, и о наших угодьях, – возмущенно продолжил он. – По-моему, у них ничего не получится.

– Не знаю, Ваня. Может, и получится, – с грустью возразила Вера и тяжело вздохнула.

– По-моему, ты уже отравлена их философией.

– Естественно.

– Но это пройдет, Верушка, быстро пройдет. Это детская противная болезнь – корь или ветрянка – тело горит, но душу не задевает. Эти господа исполняют волю других, совсем закрытых от нас господ, о которых мы ничего не знаем, и, может быть, никогда не будем знать. Теперь это называется коммерческой тайной.

– Не будем про них, Ваня. Этих господ я знаю больше, чем ты. У меня их целая коллекция. А тайна, Ваня, это такая «мамка», которая никогда не исчезнет. А если исчезнет, то жизнь наша станет еще поганей. – Она положила свое ружье рядом с карабином Ивана, осторожно села в розвальни и, взяв его за руки, долго смотрела ему в глаза. – Ванечка, миленький мой, я начинаю понимать, что такое настоящая любовь, – тихо сказала она и положила голову на его колени. – До этого были просто увлечения, или сексуальные галопы в растяжку, или, может быть, погоня за новизной, я не знаю, но никакая роскошь, никакой рай, никакой супероргазм не заменит глубину твоих светлых искренних глаз, твоего чуткого отношения ко мне. Прости за высокопарные слова, но это так. Мне очень хотелось всего этого… Может, поэтому я меняла мужчин-наездников, как загнанная лошадь. Не найдя подходящего, я пустила в ход деньги. Все заработки в «элитном» доме, в казино, на телевидении, в кино были брошены на тряпки, отдельную квартиру, макияж. Три года я искала свое счастье, но тщетно, до мерзости тщетно. Только теперь я начинаю понимать, что любовь – это не сладкое, а горькое испытание взаимности. Поэтому, миленький мой, бог с ними, с коммерческими тайнами и с этими наемными ищейками, готовыми искать кого угодно, лишь бы им хорошо заплатили. Нам, Ванечка, надо сохранить нашу взаимную тайну, в которой совсем другой смысл. Радость моя, золото мое бесценное, дай я тебя расцелую и скажу тебе как на духу сейчас. Люблю тебя, сокол мой, за то, что ты есть! – Она опустилась еще ниже, прямо к его ногам, и не в силах справиться с собой, вдруг разревелась. – Пойдем отсюда, друг мой сердешный! Мне страшно. Нас двое, а их неизвестно сколько! Одних собачьих глаз больше десятка. Пусть Россия для них – Клондайк с русскими лабухами, которыми можно крутить как угодно, но эти господа наверняка с паспортами, может, даже с двойным гражданством, и знающие себе цену… А ты кто?! Бежавший из тюрьмы нищий зэк?! Призрак болотный, умеющий только читать звезды да стрелять наповал. А еще ты поэт, Ваня, за стихи которого раньше бы посадили, а теперь не сажают, потому что таких, как ты, в России теперь миллионы, и всех в тюрьме не прокормишь.

– Если всю Россию бросить в тюрьмы, конечно, не прокормишь, – неожиданно подхватил Иван и вдруг обнял свою подругу крепкими, пахнущими порохом и смолой ручищами. – Верушка, ты надежда моя. Я хочу, чтобы ты была счастлива со мной.

– И я хочу, Ваня…

– Прижмись ко мне крепче, сказка моя, тайна, никем не разгаданная. – Он прижал ее голову к своей груди и на несколько секунд застыл словно в оцепенении. Как и прошлой ночью, Иван вдруг почувствовал невероятный прилив сил, и руки его потянулись к ее нежной, еще по-юношески вздернутой груди, в которой сейчас было столько робости, трепета.

– Ваня, мой миленький, сладкий и очень сильный мужчина. – шептала она, закрыв свои воспаленные, уставшие от нежданных волнений глаза. – Я пытаюсь тебя понять и никак не могу. Ты красивый, умный, очень честный человек, пишешь стихи, даже трактаты, но почему ты прячешься от людей? Хоронишь себя? Почему?

Иван молчал.

Он глядел на восток, туда, где небо начинало чуть-чуть светлеть, и звезды, словно кем-то обогретые снежинки, таяли на глазах. Лицо его, только что вспыхнувшее от Вериной ласки, неожиданно помрачнело и стало бледным до неузнаваемости.

– Ваня, ну что ты молчишь?! Ответь мне!

Иван не отвечал. Губы его вдруг задрожали, лоб покрылся холодным потом.

Он не отводил взгляда от светлеющего неба, и глаза его тоже начинали вздрагивать и наполняться каким-то необыкновенным, удивительным светом.

– Я не знаю, как тебе объяснить, – наконец тихо, почти шепотом сказал он. – Если б люди научились читать человеческие сердца, то, прочитав мое, ты бы не задала такой вопрос. Ведь я, Верушка, вырос на земле совсем других отношений, других принципов, другого понимания любви, чести, свободы. Я не могу принять того, что происходит в обществе сейчас. Никак не могу. Этот фарс, это дикое невежество или насмешка над всем исконно русским, вековечным, самым сокровенным, эта несправедливость, которая обрушилась на меня с первых дней моей осознанной жизни, сразу перевернули, надломили мою душу. Я вырос среди тех людей, где за правду причисляли к лику святых, а за ложь лишали всего, даже жизни. Тюрьма углубила эти понятия. Сделала их острыми, необходимыми для моей судьбы. Когда я вижу перед собой бескорыстного, способного на искреннюю любовь человека, сердце мое раскалывается от боли и радости. Такие люди, словно светильники на моем пути. Они маяки мои, мой фарватер. Но сколько бед, горя и страданий пришлось испытать мне, прежде чем я нашел их. Их мало, но они есть. Остальные совсем другие. На небе миллиарды звезд, планет и прочих тел… Многие из них люди очеловечили, придумав астрологические календари, стараясь приобщить звезды к быту, к состоянию духа. Но я выбрал только одну звезду, других звезд мне не надо. Называется она Солнцем. Как это получилось, я расскажу потом. В брусничном суземье. Поднимись, Вера, а то простудишься. Сегодня мы будем встречать мою звезду вместе. – Он запрокинул назад голову и долго вглядывался в темное небо.

Вера поднялась на ноги и заметила, что лицо его меняется на глазах и становится таким же, как и полоска света на небе, – золотисто-светлым, радостным.

«Какие удивительные перемены происходят на лице ее любимого человека. Наверно, необыкновенная душа у него», – почему-то подумала она, и ей вдруг тоже стало светло, радостно, как будто она в первый раз надела его рубашку с золотисто-серебряными нитками.

– Я расстроила тебя своим вопросом. Прости меня, Ваня, – прошептала она. – Ты горишь весь. – Ей хотелось еще раз прижаться к его груди, обласкать его, успокоить, но она сдержала себя. – Не играй с огнем, дружище, – неожиданно строго сказала она. – У этих ищеек точные приборы, электроника. И кто бы они ни были: бандиты без чести и совести или законопослушные перевертыши, у них есть крыша, опора на власть. А у тебя что?! Солнце, карабин времен гражданской войны да ружье с петухами.

– Это не петухи, это курки.

– А если ищейки тоже знают про «черную дыру»?! Может, они уже вычислили нас и притаились, как опытные сутенеры. Вот обойдут стороной и схватят нас!

– Они схватят?! – неожиданно почти вскрикнул он, как будто его задели за больное место. – Эти новоявленные роботы! Да им, кроме эксклюзивных наград да животного секса, ничего не надо!

– Значит, и ты понял это, – со слезами на глазах согласилась с ним Вера.

– Горе той земле, на которой они будут хозяйничать, – никак не унимался Иван. – Клубы они превратят в секс-рынки, святые храмы – в бизнес центры. А совесть сделают рабыней подлости, лицемерия!..

– Успокойся, Ваня…

– Как я могу успокоиться, если это на самом деле так. Ты думаешь, почему рухнул Манхэттен?

– Я не знаю.

– А я знаю.

– Почему?

– Потому что в структурах американской безопасности тоже появились люди, которые работают сразу на несколько стран. Так называемые «кроты». В основе их службы не национальная идея – покончить с терроризмом и не бояться выходить на улицу, а деньги. Они сами помогли прорасти терроризму, забыв о чести, присяге. В результате чей-то шкурный интерес угробил тысячи людей. А у нас в Москве на Дубровке? То же самое. Наверняка кто-то знал или догадывался, что произойдет захват мирных граждан. И адрес, может быть, знал. Но людей купили, так же как и этих солдафонов по ту сторону болота. Такие люди готовы за лычку на погонах стрелять не только по Белому дому, но и по священным храмам родной земли! – Иван неожиданно затрясся, как в лихорадке, и руки его задрожали. В его фигуре было сейчас что-то демоническое и неистовое, похожее на фигуру Ивана Грозного с картины Репина.

– Да все это шушера, – никак не мог успокоиться он. – Пустотелые люди! Точнее, не люди, а жалкие, кем-то проплаченные роботы, без души, ума… Главное для них – не поймать меня, чтобы обратно посадить в тюрьму. Главное, Верушка, – отнять у меня бесценное богатство, о котором я тебе еще не говорил!

– Какое богатство?! – Вера вдруг почувствовала в его словах какой-то новый прилив энергии, какую-то нестерпимую боль. И не только безысходная ненависть слышалась в них, но и сверлящая, душераздирающая, почти паническая тревога за свое бесценное богатство. Она уже поняла, что в его высказываниях присутствуют еле уловимые преувеличения реальной жизни. Но это ей нравилось именно в нем, потому что в его высказываниях не было никакого кокетства, никакого щегольского заумия. Он был абсолютно не похож на суетливых московских господ, напичканных европейскими мобильниками и ноутбуками. Их-то преувеличения реальной жизни как раз вызывали в ней тошноту, потому что сводились либо к теневому бизнесу, либо к сексу с резким запахом забродившей спермы от «Мадам Клико». – Может быть, ты считаешь богатством свой талант писать искренние стихи, – с грустной улыбкой поинтересовалась она, – или читать по звездам судьбы людей? Но с таким богатством, Ваня, скорей врагов наживешь или в трубу вылетишь.

– Нет, Верушка, я прекрасно понимаю тебя, хотя считаю, что писать искренние стихи – это тоже большое богатство, потому что искренние стихи, словно строгие зеркала, фиксируют нашу изломанную хамелеонскую жизнь. Но здесь совсем другая метаморфоза. Здесь дух захватывает от превосходства и удивительности человека над остальными млекопитающими. Творить хочется, создавать новый мир, строить чудеса, немыслимые планы!

– Неужели ты нашел золотую жилу в своих дремучих угодьях? Или клад драгоценный?

– Если б я нашел золото, клад, было бы все по-другому..

Вера подошла к Ивану совсем близко и пристально посмотрела ему в глаза.

– Может, твое богатство наподобие папкиного, куницы да норки. Он так и называет его: «мое пушное золото».

– Не мучайся в догадках. Это сокровище мне подарило наше великое солнце, и я обязан ему всей своей жизнью… – Иван сделал несколько шагов в сторону леса, над которым уже надвигался еле заметный свет нового дня, и, продолжая вглядываться в темную даль болота, вдруг стал медленно опускаться на колени. – Чудо мое, я знаю, скоро ты появишься над грешной землей, согреешь меня, приютишь. – вкрадчиво зашептал он в сторону еле заметной полоски света на темном небе. – Я вновь счастлив нашей встрече и знаю, что ты поймешь меня!.. Прошу, счастье мое бесценное, дай мне силы спасти тебя от этих безумных жалких людей. Ведь они уничтожат тебя, как только поймут твою естественную мудрость, твой солнечный разум, который своим теплом, своей чистотой, состраданием никогда не даст им покоя.

– Ваня, нам надо уходить.

– Подожди, Верушка. Эти слова и к тебе относятся, потому что ты для меня такое же светлое, еще не искушенное счастье, втянутое в эту пошлую игру в жизнь. Вдумайся в мои слова. – И он опять поднял голову, вглядываясь в ту сторону, откуда виднелась еле заметная полоска солнечного света. – Это я говорю с тобой, звезда моя. Иван Петрович Кузнецов – опальный русский поэт, звездочет, влюбленный в твою щедрость, бескорыстное благоразумие. Пусть для кого-то я озлобленный зэк, бежавший из тюремного барака, или призрак, похоронивший себя от отчаянья, безысходности. Но для тебя, мудрое мое солнце, я верный друг, и я сделаю все возможное, чтобы спасти тебя.

По мере того как полоска света увеличивалась, лицо Ивана преображалось и становилось более одухотворенным, решительным. А отблески солнца продолжали надвигаться на лес и освещали уже не только хвойные урочища, но и другой край болота, где находились люди с собаками.

Зеленых огней уже не было видно, зато карликовые березки и сосны, озаренные первыми лучами солнца, уже ждали нового дня.

Но Иван не замечал этого. Он не сводил глаз с тех деревьев, из-за которых вот-вот должно было появиться желанное светило, и был счастлив как школьник, который впервые понял, что не «двойки» и «пятерки» решают его судьбу, а знания тех понятий жизни, о которых мало кто говорит вслух. И как только показалось солнце, с Иваном Петровичем Кузнецовым произошло что-то невероятное.

– Да здравствует еще никем не купленное чудо! – как ошпаренный, закричал он и, бросившись к карабину, схватил его обеими руками. Он, вероятно, хотел выстрелить вверх, но вовремя остановился. – Да здравствуют весна, любовь, цветение такое, какое оно есть! – продолжал кричать он, размахивая карабином. – Солнце, ты слышишь меня?! Вон там, на краю болота, затаились люди, которые хотят отнять у нас с тобой то, к чему они не имеют никакого отношения! Отнять наше с тобой богатство! То богатство, которое для тебя и для меня, да и для всех жителей Вселенной бесценно! Прошу тебя, сделай что-нибудь!

Прокричав наболевшие слова, Иван долго смотрел на огненное зарево, пока из глаз его не потекли слезы. Они текли то ли от счастья, то ли от головокружения и боли в глазах. Лицо его тоже вдруг вспыхнуло, и на скулах озаренного лица внезапно обозначились, а потом зашевелились бугристые желваки.

Иван неожиданно повернулся к Вере, и она вдруг услышала, как он, стиснув челюсти, заскрипел зубами, а потом с какой-то необъяснимой то ли досадой, то ли радостью прохрипел так, что ей стало жутко.

– Верушка, там, в тайге, куда мы едем с тобой, такая сногсшибательная метаморфоза, от которой дух захватывает! Черти в глазах прыгают! И жизнь становится совсем другой…

– Где, Ваня?

– В брусничном суземье…

– Какая метаморфоза?

– Попробую объяснить. Представь, что ты хочешь как можно больше узнать о существующем вокруг нас мире. И тогда – ты только представь! – твой дух, благодаря этой метаморфозе, будет жить миллионы лет! Это богатство никакими деньгами не измеришь! – Он перекрестился несколько раз и добавил с еще большим волнением. – Трудно даже осознать, насколько оно велико, это богатство! Особенно сейчас, когда не только отдельные люди стали гнилыми, но и вся земля от их алчности, невежества превратилась неизвестно во что! А тут происходят настоящие чудеса – дух вылетает из тела, мчится, как метеорит, по всей Вселенной! И чихал он на нашу преступную цивилизацию! – Иван глянул на солнце, которое уже освещало не только вершины деревьев, но и дальние зеленеющие сопки, и вдруг зарделся широкой улыбкой хозяина земли, на которой вырос и стал ее неотъемлемой частью. – По-моему, скорость духа больше, чем у метеорита, – увлеченно продолжил он, и, судя по всему, для него это было очень важно. – Его движение я вычислил год назад, когда души моих лучших друзей улетели к солнцу ранним утром, а к обеду уже были там, потому что часов через шесть началась сильная магнитная буря, солнце осветило многие урочища, а еще через три часа, по моим наблюдениям, души их уже летели в сторону созвездия Льва. Интересно, что самая большая скорость у тех, кто помогает на Земле бедным талантливым людям, не умеющим продвинуть свои возможности. А духи тех, кто занимается «впариванием» своего гениального мозга в мудрость природы, обманом и грабежом или превращает себе подобных в рабов, эти духи словно висят над собственными гробами и подняться не могут, потому что у них нет крыльев, которые растут от совести, сострадания, любви. А нынче каждый чуть разбогатевший человек считает, что он пришел на землю как бы с великой миссией, и возможностям его нет предела… Он либо Гомер, либо Спиноза, либо Циолковский, либо Столыпин. Потому подавай ему бог знает что: разноцветные краски, музыку удивительную и, конечно, много непредсказуемых ощущений, от которых он становится еще легче, круче. И хочется ему лететь туда, где много красоты, блаженства. Не той красоты, которую нам навязывают верхогляды видеовещательных компаний, без сердечной любви и кровной сути дела, превративших все серьезное и необходимое как воздух в игру в жизнь. А туда, где красота знает, что она недоступна и ее нельзя переделать, облагородить или купить за любые деньги.

Ею можно только гордиться и радоваться, что она есть… Так-то оно так. – Иван вдруг замолчал, еще раз глянул на выплывающее из-за леса светило и одобрительно покачал головой. Он как будто увидел в его лучах родных людей, которые дали ему согласие встретиться с ними еще раз. – Так-то оно так. Только не каждому духу судьба может подарить такой удивительный полет.

– Ваня, очень интересно, но уходить надо.

– Подожди, выслушай меня. Я говорю о духе, который независим ни от кого и ни от чего. Абсолютно независим! В этом вся фишка. Как только человек отправляется туда, – он опять посмотрел на солнце, и глаза его вдруг вспыхнули, заискрились так же ярко и радостно, как солнечные лучи, – дух человека под воздействием моего чудо-родника не остается в умершем человеке, а сразу оживает, становится еще активнее и летит бог знает куда! Таким образом, после моего живительного ключа дух человека становится бессмертным.