Текст книги "Исповедь недоумка"

(три)

Подскакивая от тряски, они ехали в грузовом «Форде-пикап». Чарли сидел за рулем, а Элси на заднем сиденье. Когда машина свернула с асфальта на гравий, ему пришлось объехать яму по обочине дороги. На холме паслась овца. Чуть ниже белел фермерский домик.

– Ты купишь мне жвачку? – спросила Элси. Там в магазине? Ты купишь мне «Блэк Джек»?

– Значит, еще и жвачку, – сжимая руль, проворчал Чарли.

Он поехал быстрее. Рулевое колесо буквально вырывалось из рук. Я должен купить коробку «тампакс», напомнил он себе. Тампакс и жевательную резинку. Интересно, что они там скажут, в «Мэйфер-маркет»? И как я буду выглядеть?

Он задумался. Почему она заставляет меня делать это? Привозить ей «тампакс»?

– Что мы будем покупать в универсаме? – спросила Элси.

– «Тампакс»! – рявкнул он. – И твою жвачку!

В его голосе было столько ярости, что девочка испуганно вскинула голову и посмотрела на него. Прижавшись к двери и съежившись, она осторожно спросила:

– Ты чего?

– Сама она стесняется делать такие покупки. Поэтому просит меня. Черт бы ее побрал! Она заставляет меня ходить и покупать ей тампоны!

«Я когда-нибудь убью ее», – подумал он.

Конечно, она придумала хороший повод. Он поехал в Олему на встречу с друзьями. Фэй позвонила и попросила его купить коробку «тампакс» по дороге назад. «Милый, ты же знаешь, «Мэйфер» закроется через час. Сама я не успею». Универсам закрывался в пять или шесть часов вечера. Он не помнил точно. Иногда так, а в другие дни эдак.

Но что случится, если она не получит тампоны? Неужели истечет кровью до смерти? «Тампакс» – это ведь затычка, типа пробки. Или нет? Он попытался представить себе устройство женских гениталий. Откуда берется кровь? Наверное, откуда-нибудь оттуда. Черт, я не обязан знать о таких вещах. Это ее личное дело. «Тем не менее, – подумал он, – раз женщины используют тампоны, значит, так и нужно. Должны же они как-то задерживать кровотечение…»

Впереди появились здания с рекламными вывесками.

Он проехал станцию Пойнт-Рейс, пересек мост над речушкой у бумажной фабрики и, когда слева показался луг, свернул налево к автосервису Чеда. Затем они промчались мимо магазина Харольда и старой заброшенной гостиницы. На грязном поле, которое служило парковкой «Мэйфер», он остановился рядом с пустым сеноуборочным прицепом. Чарли вышел из машины.

– Пошли, – сказал он Элси, открыв дверь с ее стороны.

Девочка не пошевелилась. Он схватил ее за руку и стащил с сиденья. Дочь оступилась, но он не дал ей упасть. Они зашагали по улице.

«Я могу купить кучу разного дерьма, – подумал он. – Наберу целую корзину, и тогда никто, кроме кассирши, не заметит прокладок».

У входа в «Мэйфер» на него накатил страх. Он остановился и присел, притворившись, что завязывает шнурок на ботинке.

– У тебя развязался бантик? – спросила Элси.

– А сама не видишь? – ответил он, перевязывая шнурок заново.

– Не забудь купить «тампакс», – напомнила она ему.

– Заткнись, – сердито рявкнул Чарли.

– Ты плохой! – закричала Элси и заплакала в голос. – Уйди от меня!

Она начала бить его руками по спине. Он поднялся во весь рост, и девочка отступила, все еще колотя его ладошками. Схватив малышку за запястье, он втолкнул ее в магазин и, пройдя мимо деревянного прилавка, направился к полкам с консервами.

– Слушай, черт бы тебя побрал, – сказал Чарли, склонившись к дочери. – Веди себя тихо и держись рядом со мной! Иначе, когда мы вернемся к машине, я всыплю тебе так, что ты запомнишь надолго! Ясно? Все понятно? А если будешь вести себя тихо, я куплю тебе жвачку. Какую ты хочешь?

Он повел ее к полке у двери, взял из лотка две пачки жевательной резинки «Блэк Джек» и сунул их в ладошку Элси.

– Теперь заткнись и дай мне подумать. Я должен вспомнить, что собирался купить.

Он положил в корзину хлеб, кочан латука и пакетик с кашей, затем несколько приправ, которые всегда были нужны, апельсиновый сок и пачку «Пэлл-Мэлл». После этого Чарли направился к полке, на которой лежали «тампакс». Никого рядом не было. Он бросил одну коробку в корзинку и подсунул ее под другие покупки.

– Ну вот. Мы почти закончили.

Чарли подтолкнул тележку с корзиной к кассе. Там стояли две женщины в синей униформе и старая леди, которая показывала им семейную фотографию. Они о чем-то оживленно говорили. Прямо напротив кассы молодая женщина осматривала полку с винами. Чарли развернул тележку назад и начал выгружать продукты обратно на полки. Внезапно он понял, что женщины видели его. Ему следовало что-то купить, иначе они найдут это странным: человек проходил перед ними с полной корзиной, а чуть позже ушел с пустыми руками. Они посчитают его полоумным. Чарли выложил только коробку с тампонами. Он снова повернул тележку к кассе и встал в очередь.

– А «тампакс»? – тихо спросила Элси (таким придушенным от страха голосом, что если бы он не был в курсе дела, то, наверное, не понял бы ее).

– Забудь об этом, детка.

Оплатив покупки, он понес пакет с продуктами к пикапу. Его одолевало отчаяние. Что же мне делать, спрашивал он себя. Я должен купить эту дрянь. Но если я вернусь в универсам, то еще больше привлеку внимание. Может быть, доехать до Фэрфакса и приобрести тампоны там? В одной из новых больших аптек?

Стоя у грузовика, он не мог ни на что решиться. Затем его взгляд переместился на вывеску «Западного бара». «Какого черта», – подумал Чарли. Нужно сесть за столик и подумать. Он взял дочь за руку и направился к бару, но на кирпичных ступенях вдруг понял, что с ребенком его не пропустят.

– Тебе придется посидеть в машине, – сказал он Элси и повел ее обратно на стоянку.

Девочка тут же начала упираться и плакать.

– Всего пару секунд. Ты же знаешь, они не пустят тебя в бар.

– Нет! – закричала девочка, когда он потащил ее через улицу. – Я не хочу сидеть одна! Я хочу пойти с тобой!

Чарли затолкал ее в кабину грузовика и закрыл двери. Чертовы бабы, подумал он, возвращаясь к бару. Они просто сводят меня с ума.

Первый «джин-бак»[2]2
  Порция джина стоимостью в один доллар.


[Закрыть] он выпил в два глотка. В просторном зале никого не было. Здесь, как всегда, царил полумрак. Чарли немного расслабился и начал размышлять.

«Я заеду в хозяйственный магазин и куплю ей какой-нибудь подарок. Чашку или что-то в этом роде. Какие-нибудь кухонные принадлежности. – Внезапно ему захотелось убить свою жену. – Я приеду домой, – подумал он, – войду в дом и выбью дурь из ее башки. Изобью эту стерву до смерти».

Чарли выпил второй «джин-бак».

– Сколько времени? – спросил он у бармена.

– Пять пятнадцать, – ответил тот.

В зал вошла группа парней. Они заказали пиво.

– А когда закрывается «Мэйфер»? – спросил Чарли.

Один из посетителей ответил, что универсам закрывается в шесть. Бармен настаивал на пяти. Между ними разгорелся спор.

– Ладно, забудьте, – сказал Чарли.

Выпив третий «джин-бак», он решил вернуться в магазин и купить коробку тампонов. Чарли расплатился за напитки, вышел из бара и направился в универсам. Побродив среди полок с консервированными супами и пакетами спагетти, он купил «тампакс» и банку копченых устриц, которые любила Фэй. Когда он подошел к грузовику и нажал на дверную ручку, начались очередные неприятности. Чарли вспомнил, что закрыл дверь на замок.

Элси спала, прислонившись лицом к стеклу. Он опустил пакет на землю и порылся в карманах. Где, черт возьми, ключи? Может, в замке зажигания? Он заглянул в кабину. О господи! Там их тоже не было. Где же они? Чарли постучал по стеклу и закричал:

– Эй, детка, проснись. Ты слышишь? Просыпайся!

Он снова постучал по стеклу. Наконец Элси подняла голову и сонно посмотрела на него. Он указал на «бардачок».

– Посмотри, ключ там или нет? И потяни эту кнопку.

Чарли ткнул пальцем в стекло над дверной защелкой.

– Потяни ее вверх, чтобы я мог открыть эту чертову дверь!

Наконец замок щелкнул, и он забрался в кабину.

– Что ты купил? – спросила дочь, потянувшись к бумажному пакету. – Тут есть что-нибудь для меня?

Под ковриком у него был спрятан запасной ключ. Чарли держал его на всякий случай. «Трудно понять, куда они деваются, – подумал он, заводя машину. – Надо сделать дубликат. – Он еще раз ощупал карманы плаща… Брелок с ключами оказался на месте в правом кармане, где ему и полагалось быть. А почему он раньше его не нашел? – Господи, – подумал Чарли. – Я, кажется, напился».

Он вырулил со стоянки на шоссе номер один и помчался в том направлении, откуда приехал.

Добравшись домой, Чарли припарковал машину в гараже рядом с «Бьюиком» жены, затем взял пакеты с покупками и направился к передней двери. Из гостиной доносилась классическая музыка. Через стеклянную стену он увидел Фэй. Она стояла спиной к нему и укладывала тарелки в сушилку. Когда Чарли и Элси подошли к передней двери, Бинг вскочил с матраца, и размахивая пушистым хвостом, побежал к ним навстречу. Собака оперлась передними лапами о грудь Чарли и едва не сбила его с ног, заставив уронить один пакет. Он повернулся боком, оттолкнул пса коленом и вошел в гостиную. Элси, оставив его разбираться с покупками, побежала в заднюю часть дома.

– Привет, – крикнула Фэй из кухни.

Ее голос заглушала музыка. Чарли даже не сразу понял, что она поздоровалась с ним. Казалось, это был звук какого-то инструмента на фоне мелодии. Затем она вошла в гостиную и, вытирая руки о полотенце, пошла к нему легкой манящей походкой. Широкий пояс на талии был завязан бантом. Облегающие брюки, рубашка, сандалии, непричесанные волосы… О боже, подумал Чарли. Как хорошо она выглядела! Ее грациозная подвижность! Готовность развернуться и пойти в любом направлении. Постоянная уверенность в твердой почве под ногами.

Открывая пакеты с покупками, он взглянул на ее ноги и представил в уме высокие взмахи, которые Фэй делала по утрам во время зарядки. Вот она распростерта на полу… одна нога взлетает вверх, пальцы обхватывают лодыжку, тело сгибается к ноге… У нее сильные ноги, подумал он. Такие крепкие, что могут сломать мужчину пополам. Расчленить пополам, кастрировать… Частично ее закалила езда без седла. Она любила скакать на коне, сжимая ногами бока разгоряченного животного.

– Посмотри, что я купил, – сказал он, передавая ей банку с копчеными устрицами.

– Ого, – произнесла она.

Фэй взяла банку, всем своим видом показывая, что она понимает значение подарка – демонстрацию его чувств и любви. В этом деле она была лучшей в мире, и принимая презенты, умела выражать признательность супругу, девочкам, соседям и кому угодно. Она никогда не говорила длинных речей и не преувеличивала значение вещи, но всегда давала понять, по какой причине ценила конкретный подарок.

Фэй взглянула на мужа, и на ее лице промелькнула быстрая, похожая на гримасу усмешка. Склонив голову набок, она выжидающе посмотрела на него.

– Это тоже тебе, – сказал он, вытаскивая коробку «тампакс».

– Спасибо.

Когда она взяла тампоны, Чарли отступил на шаг и, тяжело вздохнув, ударил ее в грудь. Она отлетела назад и выронила банку с устрицами. Он метнулся к ней. Фэй удержалась на ногах, хотя и сбила на пол лампу, пытаясь ухватиться за край стола. Чарли ударил жену еще раз так сильно, что ее очки слетели с лица. Она покатилась кувырком вместе со скатертью и тарелками, которые посыпались на нее со стола.

Элси, стоявшая в дверном проеме, громко заплакала.

В гостиную вбежала Бонни. Он увидел ее бледное лицо и глаза, круглые от ужаса. Она ничего не говорила, просто сжимала дверную ручку и молчала…

– А ну, вон! – крикнул он. – Убирайтесь отсюда!

Он сделал пару шагов в их направлении. Бонни даже не шевельнулась. Но Элси взвизгнула и убежала.

Встав на колени, Чарли схватил Фэй за ворот рубашки и усадил ее на пол. Рядом валялись осколки керамической пепельницы, которую она разбила. Придерживая жену правой рукой, он начал собирать острые куски и складывать их на стол. Фэй вяло уткнулась головой в бок мужа.

Ее глаза открылись, губы безвольно раздвинулись. Она тупо смотрела в пол и морщила лоб, словно осмысливала происходящее. Затем Фэй расстегнула две пуговицы на рубашке, просунула ладонь внутрь и ощупала грудь. Она была слишком ошеломлена, чтобы говорить.

Чарли попытался объяснить ей свой поступок.

– Ты знаешь, что я чувствовал, когда покупал эту чертову дрянь? Почему ты сама не можешь позаботиться о себе? Почему я должен привозить тебе все эти бабские тампоны?

Она медленно приподняла голову и посмотрела на него. В ее глазах клубилась та же непонятная тьма, что и в глазах девочек. Все они отвечали ему отчуждением, этим непрерывным бегством за грань, которую он не мог ни понять, ни проследить. Они трое вместе… а он отдельно от них, способный лишь смотреть и оценивать внешние проявления. Куда они уходили? Он не понимал. Куда-то от общей семьи и дружеских советов. Их глаза сияли безмолвным обвинением; они ничего не говорили, но он видел этот блеск. Даже стены дома излучали неприязнь к нему.

Фэй поднялась на ноги и с трудом прошла мимо него. Ей пришлось опереться на Чарли, и ее пальцы в толчке опрокинули его на спину. В любом движении она превосходила его. Фэй сбила его с ног. Отпихнула в сторону, чтобы встать и уйти. Мелькнули руки, каблуки… Она переступила через него и направилась к выходу, цокая подковками по плитам пола. Каждое прикосновение давало ей твердую опору. Такие, как Фэй, не падали никогда. Однако в дверях ей стало дурно. Она пошатнулась, ухватилась за ручку и какое-то время не могла идти дальше.

Он вскочил и побежал за ней.

– Куда ты уходишь?

Ответа не предполагалось. Он и не ждал его.

– Признайся, ты же знала, насколько я буду смущен. Могу поспорить, что ты заранее вычислила мои действия… Что я зайду в «Западный бар» и выпью пару стаканов. Но мне удалось удивить тебя, верно?

Она открыла дверь и пошла по аллее, покрытой кипарисовой хвоей. Он видел только ее спину и волосы, плечи, ноги и каблуки. «Демонстрирует мне свое презрение», – со злостью подумал Чарли. Она шла к машине, к ее «Бьюику», припаркованному в гараже. Чарли остановился в дверном проеме, наблюдая за ее удалявшейся фигурой. Боже, как быстро она двигалась… Чуть позже длинный серый «Бьюик» выкатился на дорожку. Слепящий свет фар. Через открытые ворота и дальше к трассе. Куда? В дом шерифа? «Она сама довела меня до этого, – подумал он. – И я поддался. Избиение жены…»

«Бьюик» исчез из виду, оставив облачко дыма. Он все еще слышал шум мотора и представлял себе, как машина едет по узкой дороге, поворачивая то налево, то направо. Никаких ошибок. Фэй прекрасно знала дорогу и не съехала бы с нее даже в сильный туман. «Она здорово водит машину, – подумал Чарли. – Я снимаю шляпу перед ней. Она либо вернется с шерифом Чисхолмом, либо уедет навсегда». Внезапно он вздрогнул от неожиданности. «Бьюик» снова появился в поле зрения, свернул на дорожку и промчался мимо створа ворот. О господи! Машина развернулась и остановилась в метре от него. Хлопнув дверью, Фэй направилась к нему.

– Ты вернулась? – с фальшивой бесстрастностью спросил он.

– Я не хочу оставлять детей наедине с тобой, – ответила она.

– Черт! – проворчал ошеломленный Чарли.

– Похоже, мне придется забрать их с собой. Ты не против?

Ее слова сыпались как горох.

– Решай сама, – с трудом ответил он. – Ты надолго уедешь? Когда? Сейчас?

– Не знаю.

– Может быть, обсудим это дело? Сядем и подумаем? Заходи, не бойся.

Фэй прошла мимо него и, не оборачиваясь, сказала:

– Ты не возражаешь, если я успокою детей?

Ее фигура исчезла за кухонным шкафом. Чарли услышал, как жена звала девочек, которые прятались где-то в задней части дома. Он пошел за ней следом.

– Ты можешь больше не бояться. Я тебя не трону.

– Что? – спросила она, выглянув из ванной комнаты, которая предназначалась для девочек.

– Просто я вышел из себя, – преградив ей проход, признался Чарли.

– Ты не видел их? – спросила Фэй. – Они не выходили во двор?

– Я не знаю. Но если даже и вышли…

– Может, дашь мне пройти?

Ее голос дрожал от напряжения. Она по-прежнему держала ладонь под рубашкой и прижимала ее к груди.

– Кажется, ты сломал мне ребро, – со стоном сказала Фэй. – Я едва могу дышать.

Тем не менее она держалась уверенно и спокойно.

Полный контроль над собой. Чарли видел, что она не боялась его, хотя и была настороже. Абсолютная бдительность и быстрота реакции. Но десять минут назад она не смогла увернуться от его ударов. Он отправил ее в полет, и никакая бдительность не помогла. «Нет, – подумал он, – Фэй не такая уж крутая. Будь она действительно в прекрасной форме, и если бы от ее утренних упражнений была реальная польза, ей бы удалось блокировать удары. Да, она неплохо играет в теннис, гольф и пинг-понг. Тут Фэй вне конкуренции. И фигура у нее лучше, чем у любой другой женщины в округе… Могу поспорить, что у нее самое красивое телосложение во всем Марин-Каунти».

Пока Фэй искала и успокаивала детей, он бродил по дому в поисках какой-нибудь работы. Чарли вынес из кухни картонный ящик с отходами и отправил его в мусоросжигательную печь. Затем он пошел в мастерскую и завинтил все медные шурупы на ремешке ее кожаной сумочки. Они время от времени раскручивались, и Фэй складывала их в маленький кармашек. «Что бы еще сделать», – с тоской подумал он. Радио в гостиной перестало транслировать классическую музыку и перешло на легкий джаз. Чарли решил найти другую станцию. Настраивая приемник, он вдруг вспомнил об ужине и отправился на кухню посмотреть, что там имеется. Судя по всему, он отвлек Фэй от приготовления салата. На боковом столике стояла полуоткрытая банка с анчоусами. Рядом лежали латук, помидоры и зеленый перец. На электрической плите, встроенной в стенку по личному заказу Фэй, в кастрюле кипела вода. Он перевел рукоятку с «высокого» накала на «низкий», затем взял нож и начал счищать кожуру с авокадо… Фэй плохо удавалась такая работа. Она была слишком нетерпеливой. Обычно Чарли брал очистку кожуры на себя.

(четыре)

Весной 1958 года мой старший брат Джек, живший в калифорнийской Севилье, украл из супермаркета банку с «муравьями в шоколаде». Он был пойман бдительным управляющим и передан в руки полиции. В ту пору ему исполнилось тридцать три года. Мы с мужем хотели убедиться, что с ним обойдутся по-хорошему, и поэтому помчались к нему из Марин-Каунти.

В конце концов полиция отпустила его. Владелец магазина не пожелал выдвигать обвинений, однако Джека заставили подписать признание о краже. Им просто нужно было отучить его от мелкого воровства, и если бы брата повторно поймали на хищении сладостей, то из-за этого признания он тут же угодил бы в тюрьму. Хитрость торгашей. Слабоумному парню намекнули на свободу, и он все подписал. Его отпустили. А он своими куриными мозгами только о том и мечтал. Расчет барыг оказался верным: Джек не смел и смотреть на этот магазин. Его так напугали, что он даже перестал ломать пустые ящики на свалке грузового дока.

К тому времени мой брат уже несколько месяцев снимал комнату на Ойл-стрит около Тайлера, в цветном районе Севильи, хотя следует признать, что эта часть города была одной из самых интересных. Там располагались маленькие магазинчики по двадцать штук на квартал, с лотками, занимавшими полтротуара. В них продавали пружины для матрацев, железные трубы с гальваническим покрытием и охотничьи ножи. В юности мы воображали, что каждый магазин был фасадом какого-то храма или тайного сообщества. Несмотря на щадящую плату за аренду комнаты и вполне приличный заработок в его отвратительной бандитской мастерской, Джек тратил кучу денег на одежду и поездки с друзьями, поэтому ему постоянно приходилось жить в подобных местах.

Мы припарковались на стоянке, где брали по двадцать пять центов за час, и, петляя среди желтых автобусов, пошли пешком к многоэтажному дому с меблированными комнатами. Попав в этот район, Чарли начал заметно нервничать. Он все время смотрел под ноги, чтобы не наступить на какую-нибудь гадость. Явный психоз, поскольку на работе он то и дело подставлял свой зад под огонь сварочных аппаратов, под грязь, солидол и металлические стружки. Тротуар был покрыт плевками, обертками от жвачек, использованными презервативами и лужицами собачей мочи, поэтому с лица Чарли не сходила гримаса мрачного протестантского осуждения.

– Не забудь помыть руки после того, как мы выберемся отсюда, – пошутила я.

– А я не подхвачу сифилис, если случайно прикоснусь к фонарному столбу или почтовому ящику? – спросил меня Чарли.

– Ты можешь, судя по количеству извилин твоего мозга.

Поднявшись наверх и пройдя по темному сырому коридору, мы постучали в дверь Джека. Я была здесь второй раз, но без труда сориентировалась по огромному пятну на потолке, возникшему, скорее всего, из-за вечно протекавшего туалета.

– Неужели он так любит сладости? – спросил меня Чарли. – Или парень выразил протест по поводу продажи муравьев в супермаркетах?

– Ты же знаешь, он всегда любил животных, – ответила я.

Из-за двери послышалось поскрипывание. Похоже, Джек валялся в постели. И это в час тридцать дня! В комнате снова воцарилась тишина. Он явно не собирался открывать нам дверь.

Пригнувшись к скважине, я сказала:

– Это Фэй.

Через полминуты раздался щелчок замка. Мы вошли в его комнату.

Здесь был идеальный порядок, как, впрочем, и должно было быть там, где жил Джек. Все блистало чистотой.

Каждый предмет находился там, где ему, по мнению брата, следует быть. Ряды косметических и парфюмерных пробников на столе; на окне уже открытые и выдохшиеся флаконы. Он собирал любые мелочи. Особенно фольгу и бечевки. Матрац был перевернут для проветривания. Сев на скомканное одеяло и простыни, Джек сложил руки на коленях и выжидающе посмотрел на нас.

Из-за нехватки денег он снова носил одежду, в которой ходил еще в юности. Эти коричневые вельветовые брюки мать купила ему в начале сороковых. Голубая хлопчатобумажная рубашка казалась почти белой от многочисленных стирок. Воротник протерся до ниток; пуговицы растерялись, и он заменил их скрепками.

– Ах ты, бедный дурачок, – сказала я.

Пройдя по комнате, Чарли спросил:

– Зачем ты собираешь этот хлам?

Он указал на груду маленьких обточенных водой камней, разложенных на туалетном столике.

– Это образцы породы, – ответил Джек. – В них может содержаться радиоактивная руда.

Его слова означали, что после работы он по-прежнему совершал дальние прогулки за город. Я знала, что в его шкафу под кучей свитеров, упавших с вешалок, лежала картонная коробка, аккуратно перевязанная шнуром и подписанная корявыми инициалами Джека. В ней хранились изношенные армейские ботинки. Примерно каждый месяц мой брат, как какой-то бойскаут, надевал эти старомодные ботинки с высоким верхом и крючками на кантах, надевал и уходил куда-то за город.

Для меня это было серьезнее, чем кража. Я убрала стопку журналов с кресла и присела, решив поговорить с ним начистоту. Чарли, естественно, остался стоять, всем видом демонстрируя, что он хочет уйти. Он нервничал в присутствии Джека. Они почти не знали друг друга, и поскольку мой брат не обращал на него внимания, Чарли казалось, что Джек в любую минуту может учинить какую-нибудь пакость. После первой встречи с ним мой муж беспардонно заявил (ведь Чарли никогда не промолчит), что Джек самый чокнутый парень из всех шизанутых людей, которых он видел в своей жизни. Когда я спросила его, почему он так думает, Чарли ответил, что мой брат не должен так поступать. А раз он так поступает, то, значит, ему нравится выглядеть придурком. Это суждение показалось мне абсолютно бессмысленным, но у Чарли всегда свое мнение.

Длительные прогулки Джека за город начались еще в школе в тридцатые годы перед Второй мировой войной. Мы жили на улице Гарибальди. Во время гражданской войны в Испании люди стали испытывать неприязнь к итальянцам, и название нашей улицы изменили. Она превратилась в Сервантес-авеню. Джек решил, что все улицы будут переименовываться, и около месяца буквально бредил, подбирая новые названия, естественно, в честь древних писателей и поэтов. Когда до него дошло, что никаких изменений не будет, он ужасно расстроился. Это каким-то образом окунуло его в реальный мир, и мы даже начали надеяться на улучшение. Но он не воспринимал войну как реальное событие и не представлял себе жизнь, в которой существовали бомбежки и расстрелы. Он никогда не отличал прочитанное в книгах от фактических переживаний. Его критерием оценки была яркость впечатлений. И поэтому омерзительные истории в воскресных приложениях о затерянных континентах и богинях джунглей казались ему более правдивыми, чем хроника повседневных газет.

– Ты все еще работаешь? – спросил Чарли.

– Конечно, он работает, – ответила я.

– Нет, – вдруг сказал мой брат. – Мне пришлось на время отказаться от моих обязанностей в мастерской.

– Почему?

– Я занят, – ответил Джек.

– Чем?

Он указал на кучу раскрытых блокнотов с исписанными страницами. Одно время Джек проводил все выходные дни, строча письма в различные газеты. Он писал их сотнями. Похоже, брат снова увлекся очередным причудливым проектом и решил ознакомить редакции с плодами своих размышлений – с какой-нибудь схемой по орошению пустыни Сахары.

Взяв наугад один из блокнотов, Чарли небрежно пролистал его, бросил на стол и с усмешкой сказал:

– Это дневник.

– Нет, – поднимаясь с кровати, ответил Джек. На его скуластом лице появилось надменное выражение – нелепая пародия на высокомерие профессионала, который с презрением смотрит на двух дилетантов.

– Это научный отчет о проверенных фактах, – холодным тоном констатировал он.

– На что ты живешь? – спросила я.

На самом деле мне не нужно было объяснять, на что он жил. Джек снова зависел от денежных переводов из дома от наших родителей, которые на закате жизни с трудом поддерживали свое существование и едва сводили концы с концами.

– Ты зря волнуешься, – ответил Джек. – Я ни в чем не нуждаюсь.

Он только так говорил. На самом деле, получив перевод от родителей, брат тратил деньги на броскую одежду, терял банкноты, отдавал их взаймы или инвестировал в какие-то безумные проекты, описанные в дешевых журналах: в выращивание гигантских мухоморов или создание бесплатной мази от кожных болезней. По крайней мере, его работа в полубандитской мастерской позволяла ему содержать себя и оплачивать аренду комнаты.

– Сколько у тебя осталось денег? – требовательно спросила я.

– Сейчас посмотрю.

Джек выдвинул ящик стола и достал коробку из-под сигар. Он снова сел на смятые простыни, положил коробку на колено и осторожно открыл ее. Его «копилка» оказалось почти пустой. В ней лежали только несколько пенни и три никелевые монеты.

– Может, тебе стоит подыскать другую работу? – спросила я.

– Наверное, да, – ответил он.

В прошлом Джек не раз устраивался чернорабочим в магазине бытовой техники – он помогал доставлять посудомоечные машины; в гастрономе трудился на разгрузке и фасовке овощей; в аптеке мыл полы и туалет; а однажды был даже каптером на военно-воздушной базе в Аламеде и выдавал механикам ветошь. Летом он время от времени нанимался на уборку фруктов и вместе с другими сборщиками колесил по стране на открытом грузовике. Это была его любимая работа, потому что он мог объедаться фруктами до хронической диареи. Осенью Джек неизменно нанимался на консервный завод Хайнца близ Сан-Хосе. Там он заполнял жестянки маринованными грушами.

– Знаешь, кто ты? – спросила я. – Ты самый чокнутый придурок на всем земном шаре. Я ни разу в жизни не встречала человека с такой кучей дерьма в голове. Как ты вообще жив до сих пор? И какого черта ты родился в моей семье? Ты всегда был чужим для нас! Всегда!

– Полегче, Фэй, – сказал Чарли.

– Это правда, – возразила я. – Бог мой! Наверное, он думает, что мы живем на дне океана и сейчас находимся во дворце древних атлантов.

Я повернулась к Джеку и спросила:

– Какой сейчас год? Зачем ты украл этих «муравьев в шоколаде»? Скажи мне, зачем?

Схватив брата за плечи, я начала трясти его, как делала в юности, точнее, в детстве, когда впервые услышала болтовню о той чепухе, которой забита голова Джека. В тот миг, в приступе гнева и страха, я поняла, что извилины его мозга искривлены в другую сторону: при столкновении фактов и вымысла он всегда выбирает второе, а разуму предпочитает глупость. Джек видел разницу между ними, но верил только в чушь. Он заглатывал ее и подвергал систематизации, подобно какому-то книжному червю, который в Средние века заучивал абсурдное строение Вселенной от святого Томаса Аквинского. Естественно, эта хлипкая и ложная система в конце концов разрушалась, но ее малая часть сохранилась в похожем на топь интеллекте в мозгу моего брата.

– Мне хотелось провести эксперимент, – ответил Джек.

– Какой эксперимент? – спросила я.

– Науке известны случаи, когда жабы, пролежавшие в иле веками, выходили из спячки живыми…

Я мгновенно поняла, как его ум воспринял этот факт – что «муравьи в шоколаде» являются забальзамированными насекомыми и что их можно вернуть обратно к жизни.

Повернувшись к Чарли, я тихо сказала:

– Пошли отсюда.

Когда мы вышли из комнаты в коридор, меня буквально трясло. Я больше не могла общаться с братом. Чарли тяжело вздохнул и мрачно произнес:

– Он не в силах заботиться о себе.

– Да уж конечно!

Мне отчаянно хотелось найти место, где я могла бы выпить. Казалось, еще немного, и я сойду с ума. Какого черта мы уехали из Марин-Каунти? Я месяцами не видела Джека и с радостью не встречалась бы с ним еще много лет.

– Послушай, Фэй, – сказал Чарли. – Он твой брат. Твоя плоть и кровь. Ты не должна бросать его.

– У меня нет перед ним никаких обязательств!

– Его нужно увезти в сельскую местность. На свежий воздух. Туда, где он мог бы находиться рядом с животными.

Чарли уже несколько раз заводил разговор на эту тему. Он хотел забрать моего брата в Петалуму и пристроить его дояром на одну из больших молочных ферм. Джеку пришлось бы открывать деревянную дверь, подходить к корове, прижимать присоски к соскам, включать насос, выключать его через некоторое время, освобождать животное от присосок и переходить к следующему стойлу. Снова и снова. Ни о какой творческой работе речи не было. Но брат бы справился. Ему платили бы полтора доллара за час. Кроме того, рабочих на ферме обеспечивали едой и спальным местом. А почему бы и нет? Он был бы рядом с животными, большими грязными коровами, гадящими, мычащими и жующими.

– Увози. Я не против.

Мы знали нескольких фермеров и без труда могли бы пристроить брата в качестве дояра.

– Пусть он едет вместе с нами, – сказал Чарли.

Перед тем как увезти Джека в Марин-Каунти, нам пришлось собрать все его барахло: коллекции «фактов», камней и вырезок из журналов; шутовскую одежду, свитера и брюки с блестками, которые он надевал по выходным дням, чтобы произвести впечатление на панков в Рено… Мы сложили эти «ценности» в картонные коробки и загрузили их в багажник «Бьюика». После того как Чарли справился с этой работой, я сидела в машине и читала, а Джек ушел на час, чтобы попрощаться со своими друзьями, в комнате остались только рекламные образцы парфюмерных и косметических товаров, которые мы наотрез отказались брать с собой.