Текст книги "Поднять паруса!"

Филип Жозе Фармер
Поднять паруса!

Брат Проводок сидел неподвижно, заклинившись между стеной и реализатором, двигались только его глаза и указательный палец. Время от времени палец быстро ударял по клавише на пульте, а зрачки, серо-голубые, как родное ирландское небо, косили к открытой двери toldilli, небольшой будки на корме, где он притаился. Видимость была слабой.

Снаружи он видел мрак и фонари у релинга, о который опирались двое моряков, а за ними качались яркие огни и темные контуры «Ниньи» и «Пинти». Еще дальше тянулся до самого горизонта Атлантический океан, окрашенный кровавой восходящей Луной.

Над тонзурой монаха висела одинокая лампа с угольным электродом, освещая его лицо, одутловатое и сосредоточенное.

В тот вечер эфир трещал и свистел, но наушники, прижатые к ушам монаха, продолжали передавать точки и тире, посылаемые оператором из Лас-Пальмас на Гран Канариа.

Ззззз! Значит, хереса у вас уже нет… Поп!.. Плохо… Щелк!.. Ты, старая винная бочка… Зззз… Да прости вам Господь ваши грехи…

Масса сплетен, сообщений и так далее… Свист!.. склоните уши, а не затылки, неверные… Говорят, турки собирают… Щелк!.. войска для похода на Австрию. Ходят слухи, что летающие сосиски, которые видели над столицами христианского мира, турецкого происхождения. Говорят, их сконструировал ренегат-роджерианец, принявший магометанство… А я скажу… зззз… на это. Никто из нас так не поступил бы. Это ложь, распространяемая нашими врагами ради нашей дискредитации. Но многие верят…

Как по-твоему, далеко ли сейчас Адмирал от Чипанга?

Срочно! Савонарола проклял сегодня папу, флорентийских богачей, греческое искусство и литературу, а также эксперименты учеников святого Роджера Бэкона… Зззз!.. У этого человека возвышенные цели, но он безрассуден и опасен… Я предсказываю, что он кончит на костре, на который отправляет нас…

Поп!.. Умрешь со смеху… Два ирландских наемника, Пэт и Майк, шли по улице Гранады, когда некая прекрасная сарацинка перегнулась с балкона и вылила на них ведро, полное… свист!.. а Пэт взглянул вверх и… Щелк!.. Хорошо, правда? Брат Жуан рассказал это прошлой ночью…

P.V… P.V… Дошло до тебя?.. P.V… P.V… Да, я знаю, что это опасно, но нас никто не подслушивает… Зззз… По крайней мере я так думаю…

В общем, эфир прогибался и шел волнами от их депеш. Вскоре Брат Проводок отстучал то самое P.V., которое закончило их разговор – "Pax vobiscum[1]1
  «Мир вам» (лат.)


[Закрыть]", потом вытащил вилку, соединявшую наушники с аппаратом, снял их с ушей и, как требовал устав, поместил над висками.

На полусогнутых он выбрался из toldilli, болезненно задев при этом животом торчащую доску, и подошел к релингу. Там де Сальседо и де Торрес разговаривали вполголоса. Большая лампа освещала рыжеватые волосы пажа и буйную черную бороду переводчика. Розовое сияние шло от гладко выбритых щек монаха и светло-пурпурной роджерианской рясы. Капюшон, откинутый на спину, служил сумкой для писчей бумаги, пера, чернильницы, книги шифров, небольших ключей и отверток, логарифмической линейки и пособия ангельских правил.

– Ну, старичок, – фамильярно окликнул его молодой де Сальседо, – что услышал из Лас-Пальмас?

– Сейчас ничего. Слишком большие помехи. Из-за этого, – он указал на Луну над горизонтом. – Что за шар! Большой и красный, как мой почтенный нос!

Оба моряка рассмеялись, а де Сальседо добавил:

– Но он на протяжении ночи становится все меньше и бледнее, отец, а твой носище, наоборот, будет все больше и ярче, обратно пропорционально квадрату его расстояния от стакана…

Он замолчал и улыбнулся, поскольку монах резко опустил нос, как морская свинья, ныряющая в море, снова поднял, как то же животное, выскакивающее из воды, и вновь погрузил его в густое дыхание моряков. Нос в нос он смотрел на их лица, и, казалось, его моргающие глазки искрят не хуже реализатора, стоящего в toldilli.

И снова он, как морская свинья, нюхнул несколько раз и довольно громко. Потом, довольный тем, что обнаружил в их дыхании, подмигнул. Впрочем, он не сразу заговорил о своих открытиях, предпочитая дойти до сути окольными путями.

– Этот Отец Проводок из Гран Канариа, – начал он, – интересная личность. Развлекает меня всевозможными философскими рассуждениями, как имеющими смысл, так и фантастическими. Например, сегодня вечером, за минуту до того, как нас разъединило вот это, – он указал на большой, налившийся кровью глаз на небе, – он решал проблему, как сам ее назвал, миров с параллельными временными траекториями, или концепцию Дисфагия из Готама. Придумал он, что могут существовать иные миры, в одновременных, но не стыкующихся Космосах. При этом Господь, имеющий безграничный творческий талант и возможности, другими словами, Мастер Алхимии, создал – возможно, даже был вынужден создать – множество континуумов, в которых происходит любое вероятное событие.

– Да? – буркнул де Сальседо.

– Именно так. Королева Изабелла могла отвергнуть планы Колумба, и он никогда не пытался бы добраться до Индии через Атлантику. И мы не торчали бы здесь, все дальше уходя в океан на наших трех скорлупках, не было бы никаких сражений между нами и Канарскими островами, а Отец Проводок из Лас-Пальмас и я на «Санта-Марии» не вели бы увлекательных разговоров в эфире.

Или, скажем, Церковь преследовала бы Роджера Бэкона, вместо того чтобы поддерживать. Не возник бы Орден, чьи изобретения оказались такими важными для обеспечения монополии Церкви и ее духовного руководства в области алхимии – деле некогда языческом и дьявольском.

Де Торрес открыл рот, но монах остановил его великолепным властным жестом и продолжал:

– Или же, что, возможно, еще более абсурдно, – рассуждал он о мирах с разными физическими законами. – Один случай показался мне особенно забавным. Вы, наверное, не знаете, что Анджело Анджели доказал, бросая предметы с Падающей Башни в Пизе, что разные тела падают с разными ускорениями. Мой очаровательный коллега с Гран Канариа пишет сатирическое произведение, действие которого разворачивается в мире, где Аристотель – лжец, а все предметы падают с одинаковым ускорением, независимо от размеров. Глупости, конечно, но помогает коротать время. Мы просто забиваем эфир нашими маленькими ангелочками.

– Я не хотел бы совать нос в тайны вашего святого и таинственного ордена, Брат Проводок, – сказал де Сальседо, – однако меня интригуют эти ангелочки, которых реализует твоя машина. Не будет грехом, если я осмелюсь спросить о них?

Рев монаха перешел в воркование голубя.

– Позвольте вам это проиллюстрировать, парни. Если бы вы спрятали у себя бутылку, скажем, исключительно благородного хереса и не поделились с жаждущим старым человеком, это был бы грех. Грех недосмотра. Однако если этой высохшей, измученной путешествием, благочестивой, покорной и дряхлой душе вы предложите долгий, целительный и возбуждающий глоток этого живительного напитка, этой дочери виноградных ягод, я от всего сердца помолюсь за вас и за ваш акт милосердия. К тому же я буду так доволен, что могу рассказать вам кое-что о нашем реализаторе. Конечно, не столько, чтобы это вам повредило, но достаточно, чтобы вы зауважали разум и святость нашего Ордена.

Де Сальседо понимающе улыбнулся и подал монаху бутылку, которую держал под курткой. Когда брат опрокинул ее, а буль-буль-буль исчезающего хереса стало громче, моряки многозначительно переглянулись. Ничего удивительного, что монах, считавшийся авторитетом в области тайн алхимии, был все-таки отправлен в это несуразное путешествие черт знает куда.

Церковь рассчитала, что если Брат Проводок выживет, то очень хорошо. Если же не выживет, то не будет больше грешить.

Монах вытер губы рукавом, громко икнул и сказал:

– Спасибо, парни. Спасибо от всего сердца, так глубоко запрятанного в этом жире. Спасибо от старого ирландца, выс

...

конец ознакомительного фрагмента