Текст книги "Сирийские мистики о любви, страхе, гневе и радости"
Автор книги: Филипп Дзядко
Жанр: Публицистика: прочее, Публицистика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]
Еще четыре ступени
Мы рассказали только о первой ступени созерцания, но осталось ведь еще четыре.
Вторая ступень – созерцание невидимых существ: ангелов и человеческих душ. Независимо от того, верите ли вы в первое и/или второе, за этим созерцанием стоит конкретный опыт мистиков, имеющий социальное измерение. Этот опыт начинается с того, что, научившись равному (равно заинтересованному) взгляду на творения этого мира, мистик и людей перестает ранжировать, ставить их выше или ниже в своем личном рейтинге. На этом этапе, по мнению Иосифа Хаззайи, задействована яростная часть души – та, что отвечает за гнев, обиду, решительность, постоянство, смелость, трусость. Это не случайно: созерцать природу, как на первой ступени, гораздо легче и приятнее, чем людей. Здесь же от человека требуются решимость и постоянство. Перефразируя название книги немецкого теолога Пауля Тиллиха, я бы сказал, что необходимо «мужество смотреть». Вершиной этого этапа становится состояние, которое сирийские мистики назвали «ясностью» или «светлостью» – шафйутой (šap̄yūṯā). Для Иосифа Хаззайи «ясность» – это состояние, превышающее уровень форм и слов. Внутренний мир человека неизобразим, как и ангел: их невозможно показать такими, какие они есть. Именно в этом состоянии, когда мистик становится выше форм и слов, в нем и пробуждается равная любовь ко всем людям – «без различия лиц». Любая форма ограничивает, любое слово приводит к суждению, а значит, предопределяет ви́дение и этим становится помехой, пятнышком на стекле. Снова вспоминаются письма Марины Цветаевой: «Язык – примета века. Суть – Вечное. И потому – полная возможность проникновения друг в друга, вопреки розни языка»[34]34
Из письма Марины Цветаевой Константину Родзевичу. 23 сентября 1923 года.
[Закрыть].
Сирийские мистики были убеждены в том, что в состоянии ясности человек видит других людей такими, какие они есть на самом деле. Не внешне благопристойными и не внутренне отвратительными, а сверх внутренне прекрасными (хотя люди могут прожить жизнь и так и не познать этого). Родиться любви в этом состоянии так же естественно, как свету проникнуть сквозь чистые стекла.
Исаак Сирин и Иосиф Хаззайа описывают этот опыт так:
…Ты преисполнен сострадания ко всем людям и в жалости по отношению к ним твое сердце изнемогает и горит, будто в огне, – без различия лиц[35]35
Исаак Сирин. Первое собрание. Мемра 71 (по восточносирийской нумерации). Русский перевод доступен здесь: Слово семьдесят первое. О действиях, [происходящих] от благодати / Перевод М. Г. Калинина // Преподобный Исаак Сирин. Слова подвижнические. – Сергиев Посад: Свято-Троицкая Сергиева лавра, 2019. – С. 572.
[Закрыть].…Все люди будто пребывают в сердце твоем, и ты обнимаешь и лобызаешь их с любовью (reḥmṯā), изливая в любви твоей (ḥubbāḵ) благость твою (ṭaybūṯāḵ) на всех[36]36
Иосиф Хаззайа. О пяти знамениях действия Святого Духа. Русский перевод доступен здесь: Калинин М. Г., Преображенский А. М. Два мистических сочинения Иосифа Хаззайи. Портал Богослов. ru // https://bogoslov.ru/article/4795548 (дата обращения: 17.07.2023).
[Закрыть].
Третья и четвертая ступени – это созерцание Суда и созерцание Промысла, которые сирийские мистики часто называют вместе. Речь идет о божественном суде над миром и божественной же заботе (именно таков смысл слова «промысл», который часто пишут с пропуском буквы «е», чтобы не путать с промыслом вроде рыбного и другими подобными вещами).
Тут интересно проследить за тем, как меняются идеи при встрече разных культур. Например, был такой грекоязычный богослов IV века Евагрий Понтийский. На него ориентировались многие мистики последующих веков. Он исходил из того, что изначально были сотворены идеальные духовные существа, а материальный мир был создан тогда, когда эти существа отпали от созерцания Бога. Сложный и прекрасный известный нам мир – это результат божественного суда и божественной заботы об отпавших существах, которые призваны вернуться к состоянию единства с Богом. У сирийских мистиков, читавших Евагрия, такой предпосылки не было: для них мир в его красоте и странности, совершенстве и неидеальности был с самого начала задуман Богом именно таким, каким он нам известен. Поэтому созерцание Суда и Промысла – это проникновение в первую очередь в то, как складывается жизнь людей на земле. По утверждению Иосифа Хаззайи, в этом опыте тому, кто способен видеть, открываются все дела людей, совершавшиеся в истории, и здесь напрашивается параллель с еврейской мистической традицией. Согласно Третьей книге Еноха[37]37
Апокриф, описывающий небесное путешествие рабби Ишмаэля бен Элиши (конец I – первая треть II века) и его встречу с ветхозаветным праведником Енохом, который был вознесен на небо (ср. Быт. 5:24) и, преобразившись, стал архангелом Метатроном. Полная версия этого текста дошла до нас на иврите, который, вероятно, и является оригинальным языком произведения. Вопрос о датировке апокрифа остается открытым, но большинство исследователей сходится на том, что это I тысячелетие нашей эры. См.: Тантлевский И. Р. Книги Еноха. Сефер Йецира. Книга Созидания. – Иерусалим: Гешарим; М.: Мосты культуры, 2002. – С. 161–260.
[Закрыть], все дела людей, начиная с Адама, записаны на небесной завесе, которая называется паргод. Иосиф Хаззайа тоже описывает человека, достигшего третьей и четвертой ступеней, как переступающего за завесу святая святых.
Итак, мистик на первых ступенях учится видеть людей какие они есть (независимо от их дел), затем всматривается в их обстоятельства и действия – и этот урок еще более трудный по сравнению с первыми ступенями. По этому поводу Иосиф Хаззайа замечает: неслучайно человек сначала получает опыт любви ко всем людям в состоянии «ясности», а потом уже видит их поступки[38]38
Иосиф Хаззайа. Послание о трех степенях монашеского жительства. Параграф 137. Оригинальный текст доступен здесь: Joseph Ḥazzāyā. Lettre sur les trois étapes de la vie monastique / Édition critique du texte syriaque, traduction et introduction par P. Harb et F. Graffin. Turnhout: Brepols, 1992. P. 158, 160.
[Закрыть]. Без этой любви смотрящий, узнав обо всех делах людей в созерцаниях Суда и Промысла, сошел бы с ума от гнева.
Наконец, пятая ступень – это видение божественного света. Если на предыдущих ступенях мистик фиксировал себя в мире, находил новые точки отсчета для взгляда на природу, людей и их поступки, то на пятой ступени он видит весь мир разом и уже вне времени. Он отрывается от всего творения, его точка отсчета «помещается» в Боге, и он не видит ничего, кроме Бога. Бехишо Камульский, обобщая опыт сирийских мистиков VII–VIII веков, говорит, что и на предыдущих ступенях человек видит все в божественном свете, подобно тому как человек днем видит все при свете солнца, хотя в само солнце всматриваться скорее не будет. А на пятой ступени он увидит Бога лицом к лицу. Для Церкви Востока явленное лицо Бога – это человеческое лицо, лицо Христа, но это предмет для отдельного разговора.
Таков краткий обзор мистических ступеней восхождения – или нисхождения, ведь все описанное происходит, согласно нашим авторам, в сердце человека.
Глава 2
Чувство вины,
или
Как быть, если все время стыдно перед детьми, друзьями и самим собой?
Филипп: Максим, мы поговорили о любви к ближнему и пришли к тому, что ближнего любить не обязательно и что не нужно испытывать по этому поводу чувства вины. А теперь хочется отдельно поговорить об этом чувстве. Мне кажется, многие из нас его испытывали и испытывают по сотне разных причин. Проводите с ребенком меньше времени, чем могли бы? Проводите слишком много времени и поэтому ничего другого не успеваете? Здравствуй, чувство вины. Давно не звонили родителям? Хорошо себя чувствуете, когда всем вокруг плохо? Это стыдно. Обесценили мистические ступени созерцания, сравнив их со степенями похмелья?
Максим: Это вы сравнили.
Филипп: Вот именно. И теперь испытываю по этому поводу чувство вины.
Максим: Что ж, «восплачемте, братья», как сказал Макарий Великий[39]39
Макарий Великий – египетский подвижник IV века. Приведенное изречение сохранилось в составе древнего христианского сборника «Apophthegmata Patrum» («Изречения отцов»). Русский перевод см.: Алфавитный патерик, или Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных отцов. – М.: Издательство Сретенского монастыря, 2009. – С. 215.
[Закрыть]. На самом деле я не думаю, что сирийских мистиков ваше сравнение с похмельем задело бы.
Филипп: Хорошо, хотя бы по этому поводу я постараюсь не чувствовать себя виноватым. Но все равно в моей голове миллион других вин. Как говорит Лиза Марантиди, редактор этой книги, – это бесконечный вин-вин. Но главное (и, возможно, определяющее всех этих маленьких вин) – это первородный грех. Как будто с тех пор, как Адам и Ева вкусили проклятое яблоко, все пошло наперекосяк!
Максим: Кстати, Феодор Мопсуестийский считает, что это был инжир[40]40
«Когда они, после того как сделали себе опоясания из листьев, услышали голос Бога, ходящего [в раю], то скрылись под деревом, не под каким-то другим, а под тем, с которого они срывали листья. Ведь это было то же самое [дерево], о котором они получили заповедь, по свидетельству пророка [Моисея]: „Скрылись, – говорит, – между деревьями рая“. С него же они, вкусив плод, собрали листья, стесняясь своей наготы. Это были смоковные листья, следовательно, смоковница и была тем деревом, о котором они получили заповедь. Некоторые по глупости отрицают это, удивляясь (если не ошибаюсь), что [дерево познания добра и зла] было [лишь] смоковницей. Они не думают о том, что тяжесть греха не зависит ни от качества дерева, ни от новизны пищи, но от положения закона, нарушение которого влечет за собою равную вину, и неважно, каким образом его нарушили».
Фрагменты толкования Феодора Мопсуестийского на Книгу Бытия / Перевод Р. С. Багрова, П. А. Пашкова, научный редактор А. Д. Макаров. Портал Богослов. ru // https://bogoslov.ru/article/6023939 (дата обращения: 03.08.2023).
[Закрыть]. Так что если Стив Джобс эту историю имел в виду, то облом.
Филипп: Ну вот, теперь еще и Джобс виноват. Но если серьезно – понятие первородного греха для христианской и вообще для западноевропейской культуры, наверное, одно из самых важных. Люди живут в мире, в котором Адам и Ева совершили преступление, а за этим произошло все то, с чем мы имеем дело каждый день. Я недавно читал перед сном Блаженного Августина – одного из Отцов Церкви, современника некоторых наших сирийских героев. В одном месте он говорит о том, что после первородного греха жизнь человека стала скорее медленной смертью или – мне ужасно нравится это выражение – «преизобильной скудостью»[41]41
«Главными последствиями первородного греха (originale peccatum) были: умопомрачение и неведение, подчинение низшим материальным (плотским) вожделениям (concupiscentia), утрата свободы выбора, тяжкое рабство греху, невозможность не грешить (non posse non peccare), наконец, телесная смертность. Произошла коренная порча человеческой природы (vitium naturae), выразившаяся в естественной слабости. Жизнь человека стала скорее медленной смертью (mors vitalis; In Iohan. Evang. XII 11), или «преизобильной скудостью» (copiosa inopia), когда человек от внутренней собранности, цельности и полноты богообщения устремился к видимому разнообразию внешних предметов, к рассеянности на многие желания и заботы (curiositas), которые никогда не могут его насытить или удовлетворить».
Фокин А. Р. Августин Иппонский // Православная энциклопедия. Т. 1. – М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2000. – С. 103.
[Закрыть]. Получается, что грехопадение – начало истории человечества. И этот извечный грех и вина за него всегда с нами. Пожалуйста, скажите, что наши сирийские мистики думали иначе.
Максим: У меня для вас хорошие новости. Сирийские мистики считали, что первородного греха вовсе не было. Они унаследовали этот взгляд от уже упомянутого мной Феодора Мопсуестийского, автора антиохийской богословской школы, жившего в IV – начале V века. Феодор говорит, что изгнание из рая – трагическое в традиционном представлении событие – было на самом деле не наказанием, а частью божественного плана, в частности на человека[42]42
«Бог создал нас для того, чтобы мы следовали Его законам и взращивали наши души в учении страха Божия. Он позаботился об этом, начиная с Адама: Бог дал ему закон сразу, как только создал его, ибо от него как от самого первого всем людям надлежало принять учение. Из рук Бога он должен был получить знание о том, Кто его Господь и Творец всего, Который указывает, как здраво рассудить и отвергнуть и […], и ненависть к Богу. Без сомнения, Он заповедал Адаму трудиться [в Раю] и охранять [его] не потому, что это полезно, но для того, чтобы многими заповедями в достаточной мере сообщить о Своей власти, […] всему предстоит избавиться от рабства злу: разрушатся смерть, тлен, страдания, грех и власть демонов. Короче говоря, уйдет все, что ныне печалит нас. Воцарится надо всем добро, радость, бессмертие, несклонность ко злому и избавление от греха – все это изначально было определено и промыслено Богом, Творцом и Господом всего, Который создал тварь, когда пожелал, предопределил ей домостроительный порядок и, когда посчитал угодным, привел его в действие, заботясь не только об изначально созданной твари, но и о других творениях, которым предстояло быть из нее произведенными, в том числе о людях и невидимых существах. И, конечно, Он промыслил определенное и совершенное восстановление, которое в конце благопоспешествовало бы всему, что было сотворено сначала одним, потом другим образом».
Феодор Мопсуестийский. Фрагменты комментария на Книгу Бытия. Слово 2 / Перевод А. Тамразова. Портал Богослов. ru // https://bogoslov.ru/article/6026440 (дата обращения: 03.08.2023).
[Закрыть]. Исаак Сирин повторяет вслед за ним: неужели вы думаете, что Бог хотел, чтобы Адам и Ева остались на этом маленьком клочке земли? Зачем же Ему было тогда создавать такой большой прекрасный мир? Нужно было, чтобы они шли и преобразовывали всю эту землю, а то, что описано в Библии, – это не наказание, а божественная педагогика[43]43
«Не непослушание ввело смерть в дом Адама, и не нарушение заповеди извергло Адама и Еву из рая, ибо ясно, что [Бог] не сотворил их для пребывания в раю – [лишь] малой части земли; но всю землю должны были они покорить. По этой причине мы даже не говорим, что Он изгнал их из-за нарушенной заповеди; ибо если бы они не нарушили заповедь, они все равно не были бы оставлены в раю навсегда».
Исаак Сирин. Второе собрание. Мемра 39, параграф 4. Русский перевод доступен здесь: Беседа 39. Созерцание на тему геенны, насколько может быть дарована человеческому естеству благодать иметь мнение относительно этих тайн // Преподобный Исаак Сирин. О Божественных тайнах и о духовной жизни. Новооткрытые тексты / Перевод с сирийского, примечания, предисловие и послесловие епископа Илариона (Алфеева). – СПб.: Издательство Олега Абышко, 2006. – С. 271.
[Закрыть].
Филипп: Получается, нет предвечной вины, унаследованной от прародителей?
Максим: Да, и отсюда совершенно другой взгляд на то, что человеку делать со своей жизнью, с переживаниями, страстями, мыслями и отношениями.
Филипп: И что же это за взгляд?
Максим: Помните, мы говорили в предыдущей главе о красоте пустоты? О том, что путь к принятию другого лежит через готовность признать, что мы о нем ничего не знаем и что люди – это не застывшие раз и навсегда уравнения? То же и с миром. Феодор Мопсуестийский исходил из того, что Бог изначально создал мир склонным к изменениям. Мир устроен не идеально, и то, что в нем происходит, часто вызывает у человека тревогу. Но эти свойства мира соответствуют воле Бога, и это уничтожает миф о первозданной катастрофе. «Мир не идеален, и это нормально. Давайте уже что-нибудь делать», – как бы говорит Феодор. Значит, выстраивая свои отношения с миром, тебе не нужно брать в расчет этот фактор – вину и изначальную испорченность. При этом ты не идеализируешь положение вещей, ведь недостатки никуда не деваются. Но теперь они становятся местом для приложения усилия. Согласитесь, есть разница: работать в две смены для того, чтобы заплатить долг, и работать столько же для того, чтобы построить дом. Слыша от некоторых христиан, что смысл жизни в спасении, я задумывался: ведь это то же самое, что свести смысл плавания к тому, чтобы не утонуть. Точно ли люди учатся плавать для этого?
Филипп: Хорошо, сняв с себя вину за грехопадение, давайте попытаемся решить с помощью сирийских мистиков другую проблему, а именно – чувство вины, которое вызвано какими-то жизненными обстоятельствами. Или это другая история, связанная с обыкновенной тревожностью, которая в принципе свойственна людям?
Максим: На самом деле эти два размышления – о первородной вине и более повседневных винах и тревогах – прямо связаны. Сирийские мистики говорят: мир не идеален, а значит, мы не можем абсолютно все держать под контролем. Знаете, эта мысль помогла мне преодолеть собственную тревожность. Несколько лет назад я только-только начал отпускать старшего сына одного гулять в большой парк у дома и, конечно, страшно переживал. Но потом я подумал, что, хотя я не знаю, как мир встретит моего сына, «замысел» в том, чтобы ему с этим миром столкнуться. Непроизвольно я тогда повторил мысль Исаака Сирина о выходе Адама и Евы с их маленького участка земли. Не знаю, может быть, это довольно очевидная вещь для современных родителей, но мне, как обычно, нужно было какое-то авторитетное утверждение. Так я избавился от чувства тревоги (и вины – за потенциальные опасности, от которых я не смогу уберечь своего сына).
Филипп: А вы любите Гребенщикова?[44]44
Признан иностранным агентом.
[Закрыть]
Максим: Да, безумно люблю.
Филипп: Помните песню «Сидя на красивом холме»[45]45
«Сидя на красивом холме». Автор текста Борис Гребенщиков (признан иностранным агентом). Опубликована на альбоме «День серебра» (1984).
[Закрыть]?
…Но мы идем вслепую в странных местах,
И все, что есть у нас – это радость и страх,
Страх, что мы хуже, чем можем,
И радость того, что всё в надежных руках…
Максим: Да, вы знаете, вторая часть, «радость того, что всё в надежных руках», – это абсолютно идея сирийских мистиков. Они очень любили говорить, что всё под контролем. Что бы ни произошло, Бог в курсе дел, ты не брошен. А сам куплет звучит просто как гимн феодорианского богословия.
Филипп: То есть последователей Феодора Мопсуестийского?
Максим: Да, и в особенности Исаака Сирина. В одном своем трактате[46]46
Исаак Сирин. Третье собрание. Мемра 7, параграф 26. Оригинальный текст доступен здесь: Isacco di Ninive. Terza collezione / Edito da S. Chialà. Lovanii: Peeters, 2011. P. 50.
[Закрыть] он, прямо как Борис Борисович, говорит о человеческом несовершенстве и божественной заботе. Исаак Сирин выстраивает безумную, на первый взгляд, картину, когда людская неидеальность становится для Бога поводом явить свое милосердие. Однако автор вводит еще один фактор: волю человека. Идеал недостижим, но разница между идеалом и действительностью создает то напряжение, в котором воля человека может себя проявить. Сделать шаг навстречу неизвестному – а последствия этого шага «в надежных руках». Поэтому Исаак Сирин говорит о том, что вера преодолевает рациональный страх[47]47
Исаак Сирин. Первое собрание. Мемра 51 (по восточносирийской нумерации). Русский перевод доступен здесь: Слово двадцать шестое. О первой степени ведения // Преподобный Исаак Сирин. Слова подвижнические. – Сергиев Посад: Свято-Троицкая Сергиева лавра, 2019. – С. 169–170.
[Закрыть] – рациональный в том смысле, что, оценивая ситуацию логически, человек может не видеть точку опоры, хотя она всегда есть.
Филипп: Получается, что есть некоторое несоответствие между своей жизнью и тем или иным идеалом, явленным в священных текстах, в социуме или внутри самого себя. Кажется, сегодня это принято называть перфекционизмом. И сирийские мистики не сокрушаются: «О, насколько же я далек от идеала, и поэтому я испытываю чувство вины», а радуются: «О, как прекрасен идеал, и здорово, что я к нему иду».
Максим: Да, именно так, вы отлично это сформулировали. Сирийская мистика – это мистика радости, и мы сейчас от темы вины ушли немного в сторону страха и радости. Это смежные вещи, но о них мы поговорим отдельно. С виной, как мне кажется, ближе связано такое явление христианской культуры, как самоуничижение. Вот есть такая молитва в конце 18-й кафизмы Псалтири:
Владыко Господи Иисусе Христе, Сыне Бога Живаго, помилуй мя, грешнаго, нищаго, обнаженнаго, лениваго, нерадиваго, прекословнаго, окаяннаго, блудника, прелюбодея, малакия, мужеложника, сквернаго, блуднаго, неблагодарнаго, немилостиваго, жестокаго, пияницу, сожженнаго совестию, безличнаго, бездерзновеннаго, безответнаго, недостойнаго Твоего человеколюбия, и достойна всякаго мучения, и геенны, и муки[48]48
Кафизма – один из разделов Псалтири в православной традиции. Каждая кафизма завершается подборкой молитв. Молитва приводится в церковнославянском переводе.
[Закрыть].
Меня в детстве удивляла эта молитва – я ведь еще не все упоминаемые в ней грехи мог совершить. Конечно, ее смысл в переживании собственной далекости от идеала, и у сирийских мистиков это переживание тоже есть, но у них акцент совсем другой – на радости перед красотой, хотя ты еще не дошел до нее.
Филипп: Про грехи, которые ты еще не успел совершить, – очень знакомая история. Я, когда собираюсь на какую-нибудь вечеринку с коллегами, могу заранее испытывать чувство вины перед моими близкими, что проведу вечер не с ними.
Максим: Да, мне тоже это знакомо. Когда мы ездили с женой в Салоники, я оправдывался перед тещей: это исторический город, там очень много важного будет для моей работы, да и город портовый – не искупаешься толком. В общем, я чувствовал, что просто поехать на море – это уже что-то необязательное.
Филипп: У нас вообще сильно представление о том, что работать на износ хорошо, а отдыхать – как будто стыдно.
Максим: Да! Я недавно почувствовал такую неловкость, когда мой коллега пожаловался, что совсем не выспался. Я в тот день спал восемь часов и сразу ощутил, что, вероятно, как-то недостаточно самоотвержен.
Филипп: Возможно, это наследие той самой культуры первородного греха через много-много вод на киселе по-прежнему на нас влияет?
Максим: Сложно сказать. Но сирийские мистики на этот счет говорили, что важно чередовать напряжение и расслабление. Эта идея была еще у основателей египетского монашества. С одним из них, Антонием Великим, жившим в IV веке в Египте, однажды приключилась такая история. К нему прилетела птичка, и он стал ее очень нежно гладить. Другой монах это увидел и осудил его за то, что он позволил себе хоть и небольшое, но очевидное удовольствие.
Филипп: Орнитологическое.
Максим: Ну неважно, погладить птичку или котика, – любое маленькое удовольствие. И тогда Антоний сказал ему: что будет, если ты натянешь лук слишком сильно? Лук лопнет. Так и здесь: если ты будешь слишком нагнетать, то просто лопнешь, сломаешься и ничего не сделаешь вовсе[49]49
«Некто, в пустыне ловя диких зверей, увидел, что авва Антоний шутил с братиями, – и соблазнился. Старец, желая уверить его, что нужно иногда давать послабление братии, говорит ему: „Положи стрелу на лук свой и натяни его“. Он сделал так. Старец говорит ему: „Еще натяни“. Тот еще натянул. Опять говорит: „Еще тяни“. Охотник отвечал ему: „Если я сверх меры натяну лук, то он переломится“. Тогда старец говорит ему: „Так и в деле Божием; если мы сверх меры будем напрягать силы братий, то они скоро расстроятся. Посему необходимо иногда давать хотя некоторое послабление братии“. Охотник, услышав это, пришел в сокрушение и пошел от старца со многою пользой. А братия, подкрепившись, возвратились в свое место».
Этот рассказ об Антонии Великом сохранился в составе сборника «Apophthegmata Patrum», который мы упоминали выше. См.: Алфавитный патерик, или Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных отцов. – М.: Издательство Сретенского монастыря, 2009. – С. 27.
[Закрыть]. И сирийские мистики вслед за Антонием прямо говорят о том, что смена напряжения и расслабления, света и тьмы, работы и отдыха – это не просто случайный сбой, в этом состоит само устройство мира, придуманное Богом. Как сказал пророк Исайя, тот, кто дает нам свет, тот и дает нам тьму[50]50
«Я образую свет и творю тьму, делаю мир и произвожу бедствия; Я, Господь, делаю все это». (Ис. 45:7) Слову «бедствия» в еврейском оригинале соответствует ра' (rāʕ), буквально «зло».
[Закрыть].
Филипп: О, это прямо как в песне «Наутилуса Помпилиуса»[51]51
«Родившийся в эту ночь». Автор текста Илья Кормильцев. Опубликована на альбоме «Наугад» (1991).
[Закрыть]:
Тот, кто дает нам свет,
Тот, кто дает нам тьму.
И никогда не даст нам ответ
На простой вопрос – почему?
Максим: Я на это намекал своей вольной цитатой. Вероятно, поэт опирался на слова пророка. Но, думаю, смысл этих слов не столько в том, что Бог сам является источником онтологического зла, сколько то, что периоды тьмы, в которые мы испытываем досаду, упадок сил, нежелание что-то делать, естественны. Это программа, которая Богом вложена в устройство мира. А значит, мы не должны оправдываться, если, например, хотим отдохнуть или провести время так, а не иначе.
Филипп: Максим, я помню, что мы собирались поговорить о радости в другой раз[52]52
См. главу 11.
[Закрыть], но все равно мне хочется здесь вспомнить слова из моей любимой настольной книги – дневников отца Александра Шмемана[53]53
Протопресвитер Александр Шмеман (1921–1983) – православный богослов XX века. Он родился в Таллине, вырос в Париже, затем переехал в США и стал одним из ключевых деятелей Православной церкви в Америке. Историю об Александре Шмемане, рассказанную его студентами, можно послушать в подкасте «Хотелось бы верить», который доступен на сайте arzamas.academy и в приложении «Радио Arzamas».
[Закрыть]. В одной из записей он противопоставляет вину и радость таким образом:
Начало «ложной религии» – неумение радоваться, вернее отказ от радости. Между тем радость потому так абсолютно важна, что она есть несомненный плод ощущения Божьего присутствия. Нельзя знать, что Бог есть, и не радоваться. И только по отношению к ней – правильны, подлинны и плодотворны и страх Божий, и раскаяние, и смирение. Вне этой радости они легко становятся «демоническими» – извращением на глубине самого религиозного опыта. Религия страха. Религия псевдосмирения. Религия вины: всё это соблазны, всё это «прелесть». ‹…› Где, как, когда извратилась, замутилась эта «тональность» христианства или, лучше сказать, где, как и почему стали христиане «глохнуть» к ней? Как, когда и почему вместо того, чтобы отпускать измученных на свободу, Церковь стала садистически их запугивать и стращать?[54]54
Запись из дневника протопресвитера Александра Шмемана. 12 октября 1976 года.
[Закрыть]
Максим: Это тема огромная, и, конечно, она выходит за пределы сирийского христианства. В самом деле, если сейчас мы будем сравнивать нынешние православие и католицизм с тем христианством, каким оно было в первые века своего существования, мы найдем много вещей, которые вообще трудно поставить вместе на одну плоскость. И, конечно, отец Александр Шмеман указал на самую болезненную вещь: если бы христианство было религией вины, оно бы не смогло привлечь людей в Римской империи, не смогло бы эту империю в конце концов изменить. Людей привлекала в новом учении как раз радость освобождения. Люди, которые жили в хоть и не совсем тоталитарной, но очень близкой к тому системе, испытали радость освобождения.
Филипп: Радость, что Бог – не царь, а отец.
Максим: Конечно. Именно это представление об Отце мы видим в посланиях Павла, который, между нами говоря, был в чистом виде мистик.
Филипп: Ну начинается. Павел – мистик?
Максим: Но ведь он не видел Иисуса Христа при жизни! Он всячески себя ругал и говорил, что недостоин называться апостолом, потому что преследовал Церковь, но все-таки подчеркивал, что видел Иисуса Христа, имея в виду свой мистический опыт. И именно он создал ту модификацию христианства, которая в Римской империи оказалась востребованной и популярной. Что касается религии вины – можно предположить, что она возникает тогда, когда христианство становится государственной религией, когда резко повышается его нормативная роль в обществе и Церковь неизбежно оказывается в том числе стражем порядка.
Филипп: Но в случае с сирийским христианством это не так?
Максим: И да и нет. Есть такой замечательный автор IV века, мар Афрем Нисибинский, известный как Ефрем Сирин.
Филипп: Это ведь не родственник нашего старого знакомого Исаака Сирина?
Максим: Нет, Ефрем жил примерно за 300 лет до Исаака. «Сирин» значит просто «сириец». Исаак и Ефрем – два самых ярких представителя сироязычного христианства, вошедшие под такими именами в русскую культуру. Так вот, Ефрем Сирин был совершенно неординарный человек, которому приписывается авторство двух миллионов двустиший. Он был наставником аскетических общин, которые не теряли связи с городом, и писал гимны, чтобы донести свои идеи до учеников, в том числе распевал их вместе с ними. Можете себе представить профессора университета, который облекает свои знания и мысли в песни и поет их вместе со студентами? Ефрем Сирин как раз был таким человеком. Его звали «пророком сирийцев», «арфой Святого Духа». «Сирин – наше все». И вот его версия христианства подразумевает вовлеченность в историю, в события мира, а не замыкание на собственной греховности. В этой чуткости к жизни вокруг себя есть много от еврейской Библии (о сильной связи сирийского христианства с его еврейскими истоками я люблю думать, но это предмет отдельного разговора).
Филипп: Круто. Значит, радость победила вину?
Максим: К сожалению, со временем идеи «радостного» христианства оказывались все менее понятными и востребованными, а от Ефрема для многих христиан осталось только громкое имя. Григорий Кессель, выдающийся исследователь сирийской рукописной традиции, проследил эволюцию образа Ефрема в сирийском христианстве: как из человека, «открытого вызовам мира», он превратился в монаха-затворника, а его подлинные тексты читались все реже[55]55
Кессель Г. М. Св. Ефрем Нисибинский в круге чтения сирийского монаха: наблюдения о содержании сирийских аскетических сборников // Преподобный Ефрем Сирин и его духовное наследие. Материалы Четвертой международной патристической конференции Общецерковной аспирантуры и докторантуры имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия / Под общей редакцией митрополита Волоколамского Илариона (Алфеева). – М.: Познание, 2019. – С. 50–72.
[Закрыть]. В сирийской традиции в конце концов возобладало строгое монашество египетского образца.
Филипп: Значит, все-таки вина победила?
Максим: Тоже нет! Несмотря ни на что, идеи Ефрема Сирина сохранились. И спустя триста лет его «однофамилец» Исаак уже в новых культурных реалиях проповедует радость, а не греховность.
Филипп: Ура и аминь.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?