Текст книги "Дорогами тьмы"

– И что, в каждой деревне вам платят, лишь бы избавиться от вас?

Молодой человек коротко рассмеялся:

– Еще как. Нас боятся. Боятся, что мы уведем с собой детей.

– Значит, танцами вы и зарабатываете себе на жизнь? Или же вы обычные попрошайки?

– Нет. Истину говорю, мы – танцоры. Я не в силах перестать танцевать. Однажды священник приволок меня в церковь и ну давай поливать святой водой, а я протанцевал по проходу к дверям, да и был таков. Понял он, что со мной каши не сваришь и лучше вытурить меня подобру-поздорову. Собрал мне в дорогу еды и вытянул из меня обещание, что я уйду и заберу с собой остальных, таких же, как я. Не сегодня-завтра здешние жители тоже нас накормят, и мы отбудем восвояси. Хотя куда нам идти? Нигде нам не рады. Но нам платят, и мы уходим. Ты принес денег, чтобы мы ушли немедленно?

– Нет. Скажи мне, почему ты начал танцевать.

Превозмогая боль в истертых в кровь ногах, юноша поднялся во весь рост.

– Если возложу я на тебя руки свои, ты тоже пустишься в пляс, – провозгласил он. – Но если дашь мне немного денег, я оставлю тебя в покое.

Собрав всю отвагу в кулак, Фрейзе шагнул к юноше.

– Это – расследователь Ордена Тьмы, назначенный самим папой римским, – размеренно проговорил он. – Ты не тронешь его, а он не даст тебе денег.

Паясничая, юноша выбросил вперед руку. Указательный палец остановился в дюйме от толстой шерстяной рясы Луки.

– Стоит мне только дотронуться до него, и он пустится в пляс и будет плясать без остановки, – ухмыльнулся он. – Так и передай Его Святейшеству, вместе с моими наилучшими пожеланиями.

Лука не дрогнул, он смотрел на юношу долгим изучающим взглядом.

– Пожалуйста, не угрожай мне, я не желаю тебе зла. Но я хочу знать, почему вы танцуете, я хочу излечить вас и вернуть к нормальной жизни. Я здесь, чтобы помочь вам, если будет на то воля Бога. Мне даны указания помогать вам по мере моих сил и умений.

Молодой человек тряхнул головой и резко сел на ступеньки крыльца.

– Никто не в силах помочь нам, ибо мы прокляты, – сказал он. – Прикоснусь к тебе, и проклятие падет и на тебя.

Ничего больше не добился от него Лука: затрещала, словно рассыпавшийся горох, барабанная дробь, и люди на площади начали шевелиться и прислушиваться.

– Вернемся на постоялый двор, – с дрожью в голосе прошептал Фрейзе. – Они вот-вот снова начнут.

– Боишься, что мы тоже к ним присоединимся? – спросил Лука. – Только потому, что кто-то бьет в барабан и терзает скрипку?

– Не знаю, – простонал Фрейзе. – И знать не хочу. Пойдем, Воробушек. Слишком велик риск, что они снова примутся за старое.

Лука согласно кивнул, и они направились к гостинице, как вдруг скрипач – маленькая тщедушная фигурка в разодранном плаще – выскочил, словно из-под земли, и преградил им дорогу. Прижав скрипку к подбородку, он широко улыбнулся, приподнял изодранную в клочья шляпу, откинул полы черного плаща, взмахнул смычком и ударил по струнам. Скрипка завыла – визгливо, предостерегающе.

– Господа, – вкрадчиво произнес музыкант. – Не желаете ли послушать премиленькую песенку?

– Пойдем! – Фрейзе вцепился в Луку и потащил его мимо скрипача к спасительным воротам постоялого двора.

Но – поздно. Загрохотал призывным стаккато настойчивый барабан, полились задорные, разухабистые звуки неунывающей скрипки, люди повскакали на ноги и бросились в омут танца.

– Быстрей! – завопил Фрейзе, до смерти напуганный тем, что ноги его принялись отбивать чечетку, а в голове все настойчивее и настойчивее зазвучали ритмы разудалой плясовой, такой знакомой и такой манящей. – Давай же!

Лука и Фрейзе, рука об руку, помчались к постоялому двору. Но закружившаяся в диком вихре толпа бросилась им наперерез. Луку схватили за руки, Фрейзе за пояс и потащили их в хоровод. Лука вырвался, ринулся к гостинице, и следом за ним, отпихнув навязчивого танцора, помчался Фрейзе.

Двери гостиницы распахнулись, и на площадь, словно воин из осажденного замка, выпрыгнула Изольда. Зажав уши и склонив низко голову, она решительно кинулась в самую гущу толпы навстречу Луке. Пояс ее крепко охватывала веревка, которую постепенно разматывала Ишрак. Плясуны, найдя новое развлечение, стервятниками налетели на нее. Они теребили и толкали ее из стороны в сторону, перебрасывая, словно мячик, но Изольда, с боем отвоевывая каждый шаг, упрямо двигалась к Луке.

А Луке и Фрейзе приходилось несладко: вездесущая улыбающаяся толпа обступила их плотным кольцом и затягивала в водоворот танца. Танцоры висели у них на руках, хватали и дергали, волочили за собой, но друзья, обнимая друг друга за плечи, пробивались вперед, к Изольде. Лука, озираясь на пустые, но сияющие глаза и хищные улыбки полонивших его мужчин и женщин, с ужасом чувствовал, как его медленно, но верно засасывает в танцевальную пучину: ноги дрожали, музыка завораживала, сердце перестукивало в ритм барабанной трели, и неодолимое желание танцевать росло и крепло в нем с каждой секундой. Ему казалось, он идет ко дну, тонет, захлестнутый яростной волной прибоя, и он, как утопающий за соломинку, мертвой хваткой впился в плечо Фрейзе.

– Фрейзе! Я больше не могу!

Фрейзе сграбастал Луку могучими ручищами, подталкивая его к Изольде, к спасительным воротам постоялого двора, и неожиданно проорал ему в лицо:

– Длина поля пятьсот футов, ширина – семьсот футов, какова площадь земельного участка в акрах?

– Чего? – захлопал глазами Лука. Даже танцоры застыли, сбитые с толку несообразным вопросом Фрейзе.

– Длина поля пятьсот футов, ширина – семьсот футов, какова площадь земельного участка в акрах? – во всю глотку завопил Фрейзе. – В арабских цифрах.

Лука задумчиво моргал, пока в голове его происходили вычисления. Ноги его перестали дрожать.

– Восемь целых три сотых, – ответил он.

– Хватай Изольду! – скомандовал Фрейзе.

Лука, очнувшись от колдовского забытья, протянул руки, Изольда стиснула их крепко-накрепко и рванула к себе. Фрейзе подтолкнул его в спину, брат Пьетро и Ишрак налегли на веревку, и они все втроем, спотыкаясь, доковыляли до гостиницы. На одно лишь мгновение распахнула хозяйка двери, и они ввалились в прихожую.

Изольда и Ишрак захлопнули двери, брат Пьетро задвинул тяжелый засов.

– Господь Всемогущий уберег меня, еще бы чуть-чуть, и мне бы несдобровать. – У Луки, бледного и растерянного, перехватило дыхание. – Господь да благословит тебя, Фрейзе. Если бы не ты, я бы сейчас танцевал да водил хороводы.

Подолом холщовой рубашки Фрейзе вытирал пот, градом катившийся по его лицу.

– Господь уберег нас обоих. Никогда прежде не испытывал я ничего подобного. Такое чувство, что ты начисто лишился воли, что ты сам не свой.

Но рокот барабана и ликующая музыка прорывались даже сквозь наглухо закрытые двери. Ноги Фрейзе начали отстукивать ритм. Юноша испуганно сжал руку Луки.

– Пойдем в заднюю комнату. Подальше от этого чертова барабана.

Изольда тоже взяла Луку за руку, и они, покачиваясь от усталости, вошли в зал таверны, выходящий окнами на конюшню. Запах навоза и прокисшего эля ударил им в нос. Два пожилых горожанина взглянули на них поверх пивных кубков, изогнутых в виде рога, и отвернулись.

– Итак, образование – ненадежный заступник? – У Изольды теснило в груди.

– И быть мужчиной недостаточно, чтобы не пуститься в пляс? – уточнила Ишрак.

Лука, хватая ртом воздух, помотал головой:

– Ни то, ни другое ничего не значат. Ты просто теряешь рассудок и самоуважение. Ноги заменяют тебе разум. И ничего с этим не поделаешь. Ты слышишь песню. И вроде бы ты не знаешь слов, но она кажется такой знакомой и сладостной. Она проникает тебе в уши, она льется из твоего горла, но в голове твоей пустота, и ты не понимаешь, что ты творишь. Ты будто одержим.

Лука обернулся к Фрейзе:

– Почему ты задал мне задачу? О площади участка? С чего вдруг тебе потребовалось его узнать?

– Я хотел вправить тебе мозги, – признался Фрейзе. – Хотел, чтобы ты взялся за ум, свой ясный, светлый ум и стал таким же, как прежде. Я не знал, слышишь ты меня или нет. Казалось, ты паришь где-то между небом и землей. Но я надеялся, что если заставить твой мозг работать…

– Ну-ка, ну-ка, – стала подзадоривать его Ишрак, – какую это задачку ты ему задал?

– Я спросил, какова площадь участка размером пятьсот на семьсот футов.

Кривая усмешка раздвинула губы Луки.

– Но почему именно эти числа?

– Такой участок у моего отца, – смутился Фрейзе. – Однажды нам пришло в голову его продать. Но мы не знали, какова его площадь. Мы прошли вдоль и поперек изгороди, замеряя шаги, и узнали длину и ширину. Но сколько акров находится между ними, мы понятия не имели.

Ишрак склонила голову набок.

– Если длину поля умножить на его ширину, то получится площадь участка в квадратных футах. Останется только перевести квадратные футы в акры.

Фрейзе вытаращился на нее с неприкрытым восхищением.

– Вот это да. Ну и мастера они учить там, в мавританских университетах. Но была еще одна вещь, которую мы не знали.

Ишрак от души рассмеялась:

– И какая же?

– Сколько – как ты их там назвала, квадратных футов? – в акре. Да исходи мы шагами все поле, мы бы все равно этого не узнали.

Лука хмыкнул, стряхивая оцепенение, вызванное пережитым недавно кошмаром.

– Сорок три тысячи пятьсот шестьдесят, – сказал он. – В одном акре сорок три тысячи пятьсот шестьдесят квадратных футов. Если площадь, полученную в квадратных футах, разделить на это число, то мы получим площадь твоего участка в акрах.

– Век живи – век учись, – восхитилась Изольда. – Меня воспитывали наследницей величайших земельных угодий. Я всегда думала, что акр равен одному дню пахотных работ. Я даже не подозревала, что его можно измерять в квадратных футах. Фрейзе прав, в мавританских университетах преподают настоящие мастера. В Лукретили мы знаем, что такое акр, но весьма приблизительно. Нам известно, что ферма занимает сотню ярдов, а виноградник двадцать, просто потому, что кто-то когда-то так сказал. Сами мы ничего не измеряем. Да и нужды в этом нет. Редко кто продает или покупает землю, ну а когда такое все же случается, никто ее не замеряет, все и так знают, что это за земли. Достаточно сказать, как называется поле или участок, и всем все сразу же становится понятно.

– Да-да, – согласился Фрейзе. – Но мы-то продавали землю чужаку. Заключи мы сделку с кем-нибудь из своих, никаких бы затруднений не возникло – все прекрасно знали, что такое Зеленое поле у ручья. Но чужаку потребовалась его площадь.

– Первыми эту формулу рассчитали греки, – сказала Ишрак. – Однако знание это было утеряно до тех пор, пока арабские философы не перевели труды греческих ученых. В мавританских университетах Испании мне все это преподавали. А где ты выучился считать площадь, Лука?

– Когда я стал послушником Ордена Тьмы, меня отправили учиться, – сухо пояснил Лука. – Образование мое длилось не один месяц, и я узнал много нового.

– Но что творилось там, на площади? – нетерпеливо прервал их брат Пьетро. – Какое мнение сложилось у тебя о танцорах, расследователь? Можно ли исцелить их, загадывая задачки наподобие той, что задал тебе Фрейзе? Можно ли отвлечь их от танцев? Что мне написать в отчете?

Брат Пьетро достал небольшой переносной письменный столик и приготовил чернильницу. Дождавшись, когда Лука, Фрейзе и дамы рассядутся по местам за обеденным, в пивных разводах, столом, он расстелил лист бумаги и обмакнул в чернила кончик гусиного пера.

– Поведай мне все, пока случившееся свежо в твоей памяти. Похоже это на одержимость бесами?

– Не знаю, – медленно произнес Лука. – Вроде похоже, но однозначно это утверждать я не могу. Все они – бедняки на грани отчаяния, никто не хочет возвращаться домой, где с ним творят ужасные вещи, но я не заметил никаких признаков отравления или укусов паука – ничего, что объяснило бы поразившее их безумие.

Лука посмотрел на Фрейзе, ища у того поддержки:

– Я ведь никаких укусов, ничего подобного ни у кого не обнаружил? Да и сами они не упоминали ни о бешеных собаках, ни о чем-то подобном.

Фрейзе согласно кивнул.

– Истории их жизней различны, – продолжал Лука, – если не считать безысходности их существования и неодолимого желания танцевать. Такое впечатление, что они готовы умереть танцуя.

– Первая женщина сказала, – добавил Фрейзе, – что мечтает танцевать до самой смерти. А другая девчушка, что хочет танцевать, как богиня.

– Они словно в трансе, – раздумчиво произнес Лука. – Мы уже такое видели, в аббатстве.

– Белладонна? – вскрикнула Изольда. – Но как такое возможно? Все они из разных деревень! Белладонна растет не везде, они не могли одурманиться одной и той же травой.

– Может, источник дурмана – река? – предположил Лука. – Если все они прибыли из деревень, расположенных вдоль берега, то… Но, с другой стороны, почему недуг поразил только избранных, а не всех жителей?

– Ты заметил какие-нибудь знаки? – спросил брат Пьетро. Не отрывая пера от бумаги, он усердно конспектировал каждое слово. – Знаки одержимости?

Ишрак изумленно приподняла брови:

– Похоже, ты не сомневаешься в том, что они одержимы демонами. Ты и вправду в это веришь?

– О, если б видела ты, что видел я, ты бы не задавала подобных вопросов, – воскликнул писарь. – Я видел людей, одержимых бесами, я видел бесов, изгнанных из людей. То, что ты чего-то не видела, еще не означает, что этого не существует.

– Я не спорю, – согласилась Ишрак. – Но с той же вероятностью это может оказаться и не одержимостью.

– Не было никаких знаков, – задумчиво отозвался Лука. – По крайней мере, я их не видел. А ты, Фрейзе?

– Ничегошеньки подобного. Я видел одно: все они валились с ног от усталости и глаза у них были, как у рыб.

Перо клирика зависло в воздухе. Брат Пьетро кротко вздохнул: порой непросто разобрать, что Фрейзе имеет в виду. Он ведь неученый, что с него взять.

– Глаза как у рыб? – переспросил Пьетро. – Что ты имеешь в виду?

– Он прав, прав, – встрепенулся Лука. – Глаза у них мертвые, замороженные: ни проблеска мысли, ни искры интереса, жизни.

Рассеянным взглядом он скользнул по сосредоточенному лицу Ишрак.

– У некоторых людей по глазам видно, о чем они думают; когда им в голову приходит светлая мысль, глаза их озаряет сияние, когда мысли их тяжелы, то темнеет и их взгляд. Но глаза танцоров бессмысленны и пусты. Фрейзе прав. У них глаза, как у рыб.

– У тебя они такие же были, Воробушек, – поежился от воспоминаний Фрейзе. – Твой взгляд не выражал ничего, пока я не задал тебе задачку и ты не вернулся в человеческий облик.

Один из стариков, сидевших в углу комнаты и прислушивавшихся к их разговору, хрипло рассмеялся.

– Все верно, парнишка, – вальяжно обратился он к Луке. – Перед тем как уйти, они стоят и пялятся на тебя стеклянными глазами. Когда заявились танцоры, я потерял и жену, и сына: они глазели на меня, словно парочка карпов, которых выловили из пруда и, проткнув жабры, повесили на леске – ни любви тебе, ни ласки.

– Он вам не парнишка, – поправил его Фрейзе. – Он расследователь, назначенный самим папой римским. Называйте его «сэром».

– Да называйте его как угодно, мне до того дела нет, – пренебрежительно ответил мужчина. – Но про рыбьи глаза он верно заметил. Так своему папе и передай. От меня лично.

Фрейзе начал закипать, столь наглое неуважение к его хозяину требовалось пресечь на корню, но Лука осадил его:

– Пусть говорит, что хочет.

– Значит, твоя жена и сын ушли вместе с танцорами? Теми, которые сейчас в городе? – уточнил брат Пьетро.

– Не с этими, с другими. То были другие. Они пришли в наши края три года назад точно так же. Дня два они у нас пробыли или даже три, а потом мы вытурили их из города. Но они забрали моего сына, такого сына больше ни у кого не было, чудесный мальчуган, любимец всего города. Я хотел, чтобы он стал клириком, хотел отдать его в церковь, он был такой умненький, такой смышленый. Потом уж мне рассказали, что он танцевал, пока не стер ноги в кровь. Пошло заражение, он занемог, с танцами было покончено. Они оставили его на пороге церкви, сказали, покойся с миром, но он метался, как в жару, и взмахивал руками, пока наконец не умер. Загубили его жизнь почем зря. Я так думаю, танцоры эти – исчадия ада. Они все одержимы дьяволом. Скажите папе римскому, чтобы он остановил их. Они крадут наших юношей и девушек, затанцовывают их до смерти. Папа римский должен положить этому конец.

– Вы знаете, почему они пускаются в пляс? – спросил Лука.

Мужчина пожал плечами.

– Похоже, они просто сходят с ума, все разом. Почему блажь лезет в голову? Почему прилетают по весне аисты, сбившись в стаю? Не потому, что об этом думают, а просто что-то толкает их друг к другу.

– Но разве лорд Варгартен не может остановить их?

– Если б он знал, что они здесь, он бы их вытолкал прочь, – ответил пожилой горожанин. – Беда в том, что никто не осмеливается выйти из дома, добраться до замка и оповестить его. Все мы боимся и нос на улицу высунуть, перебегаем из дома в дом, только когда танцоры угомонятся или заснут. Пойдите и расскажите лорду, что танцоры снова в городе, стращают народ, воруют детей. Пойдите и расскажите ему все, раз уж вы такие смелые и не боитесь пересечь площадь и проделать весь путь до замка. Если сам папа прислал вас сюда, то Господь сохранит вас в пути. Пойдите и расскажите лорду Варгартену, что танцоры вновь заявились к нам и нам нужна помощь. Пусть он выгонит их из города, как бешеных псов.

– Где замок лорда?

– В десяти милях к северу. Не заблудитесь. Выходите из северных ворот и напрямик.

– Я пойду, – сказал Лука брату Пьетро. – Подожду, когда танцоры улягутся, и тронусь в путь, пока не рассвело.

– Я с тобой, – отозвался писарь. – Доберемся до замка и узнаем, намеревается ли лорд избавиться от танцоров и каковы его планы. Да и отчет можно отправить с одним из его слуг. Я так понимаю, танцоры глухи к молитвам?

– Один из них сказал, что однажды его привели в церковь, прямо к алтарю, но никакого проку не вышло, – вспомнил Лука, и брат Пьетро схватился за перо. – Святую воду лили ему на голову, но он продолжал танцевать. Грех прочно укоренился в их душах. Это похоже на безумие, но безумие, которое передается от одного к другому. Чума, которую подхватываешь, лишь только коснешься зараженного.

– Я тоже поеду с тобой, – заявил Фрейзе. – Незаметно выберемся из конюшни и стремглав промчимся через площадь, чтобы они не успели нас поймать. Действовать необходимо сообща. Первым поеду я на Руфино. Нельзя будет терять ни минуты.

– Вы справитесь одни? – Лука обернулся к Изольде и Ишрак. – Мы отбудем на рассвете, пока не взошло солнце, и вернемся в полдень.

– Конечно, справимся, – заверила его Ишрак.

– Закройте дверь и не выходите из комнаты. Мы скоро вернемся.

– С нами все будет в порядке, – успокоила его Изольда.

Ишрак кивнула.

– Я запру дверь и буду настороже. Наша спальня выходит на огород и сад. Музыка туда не долетает.

– Если все-таки долетит, заткните уши, – посоветовал Фрейзе. – Особенно коварна барабанная дробь. Только услышишь ее, так сразу и тянет ногами дрыгать. И кажется, что ничего страшного, ты просто решил немного развеяться и повеселиться. Кажется, что ты сам этого хочешь, никто тебя не заставляет.

– Ничего веселого в этом не вижу, – возразила Изольда. – По-моему, это все чудовищно. Никакой барабан не вынудит меня танцевать. Я скорее голову под подушку засуну.

– До нашего возвращения никому не открывайте, – приказал Лука. – Мы постараемся управиться поскорее.

Он встретился взглядом с Изольдой и пообещал – ей, одной:

– Я обернусь быстрее ветра. Я не подведу тебя.

Не успела заняться заря, и луна еще проглядывала сквозь тонкую пелену дождя, когда Лука растолкал товарищей. И хотя утро было зябкое, а на душе его скребли кошки, увидев Фрейзе, Лука рассмеялся – заткнув уши двумя скрученными полосками ткани, тот обвязал голову льняной тряпицей и выглядел как человек, страдающий от зубной боли.

– Да они спят без задних ног! – Лука растворил скрипучие ставни и выглянул на улицу, где в блаженной тишине лежали в забытьи утомленные танцоры. – По-моему, ты перестраховываешься.

– Береженого Бог бережет, – заметил Фрейзе, взял седла и вышел через заднюю дверь.

Светало, в неверном свете влажно поблескивали булыжники. Фрейзе пересек двор и вошел в конюшню. Чья-то тень промелькнула в фуражной.

– Так-так-так, – пробормотал Фрейзе. – И ты здесь, в этом окаянном городе? Все никак от нас не отвяжешься? Сиди тихо. Не высовывайся. Ступай своей дорогой. На кой я тебе сдался? Зачем ты преследуешь нас, когда наша участь – колесить по всему свету от одного жуткого места к другому и искать знамения грядущего конца света?

Он вперил глаза в темноту: бледный ребенок, похоже, мальчик, шарахнулся в сторону и исчез.

– Ступай своей дорогой, и да благословит тебя Господь, – шепнул Фрейзе и тряхнул головой. – Нам и без тебя, горемыки, хлопот хватает.

Немного помолчав, но так и не дождавшись ответа, он снова обратился в черноту фуражной:

– По правде говоря, я понятия не имею, кто ты или что. Но если ты благодарен мне, потому что я спас тебя из стеклянного колпака у алхимиков, то брось. Я хочу, чтобы ты ушел. Убрался подобру-поздорову. Иди, уходи с миром. У нас и так забот полон рот, мне совершенно не до тебя. И, если уж начистоту, пожелай я завести питомца, я бы завел кого-нибудь посимпатичней.

Из фуражной не доносилось ни звука. Фрейзе завершил монолог и вывел лошадей во двор, где их оседлали Лука и брат Пьетро. Лука поднял взгляд на окно девичьей комнаты, выглядывавшее из кроны фруктовых деревьев. В окне виднелось бледное лицо Изольды. Он помахал ей, улыбнулся ободряющему кивку Ишрак, стоявшей возле подруги. Дверь их комнаты заперта, ставни они закроют позже и до его возвращения будут в полной безопасности, промелькнуло у него в голове. Он может спокойно отправляться в замок за помощью.

Лука, брат Пьетро и Фрейзе, словно на скачках, выстроили лошадей в линию у задней стены двора. Лошади горячились, закусывали удила, но всадники пока не давали им воли и крепко держали в узде. Конюший и хозяйка подошли к двустворчатым воротам, по кивку Луки распахнули их настежь, и всадники, плечом к плечу, ослабив поводья, вылетели на площадь, пустив коней в неудержимый галоп. Кто-то из танцоров вскочил, закричал, призывая их вернуться, но друзья скрылись из виду прежде, чем их успели окружить. Фрейзе, вцепившись в гриву Руфино, оглянулся назад – ворота постоялого двора захлопнулись.

– Надеюсь, мы вернемся с великим войском, – обратился он к брату Пьетро. – Надеюсь, замок лорда – это неприступная крепость.

Брат Пьетро кивнул, и все трое проскакали под сводчатыми городскими воротами, и заспанный стражник прокричал им вдогонку, чтобы они поторопились и привели, не медля, помощь. Когда небо очистилось и засияло солнце, они во весь дух мчали по петляющей извилистой дороге на север, к замку.

Караул замка мирно дремал тем ранним утром. Никто не ожидал нападения: в стране царил мир, и хотя на больших дорогах лютовали до зубов вооруженные разбойники и лиходеи, обиравшие до нитки простых путников, штурмовать замок или обижать подвластных лорду Варгартену людей никто не осмеливался. Только когда Лука, Фрейзе и брат Пьетро подъехали к самым воротам, дозорный на зубчатой стене поднял тревогу, и четверо заспанных стражей, путаясь в наспех накинутой одежде, выбежали из караульного помещения, открыли квадратное зарешеченное окошко и приказали им остановиться.

Фрейзе сказал, кто они. Солдаты тотчас подняли громадное бревно, служащее засовом, со скрипом распахнули ворота, и капитан провел всадников на крепостной двор.

Замок был великолепен. Отдельно от него возвышалась круглая башня с широким квадратным основанием, вокруг которой теснились, окруженные крепостной стеной, обычные деревенские домики. В самом центре двора, среди яблонь и груш, находился глубокий колодец. В саду копошились куры, корова с теленком щипали траву, в загоне, позади домов, рылась в навозе свинья. Когда Фрейзе, Лука и брат Пьетро спешились, из конюшни выбежал мальчик, зевая, взял коней под уздцы и увел в стойла.

Двустворчатые двери замка раскрылись, и лорд Варгартен в подбитом мехом халате величественно сошел со ступеней крыльца. Жена его, в плаще, накинутом на ночную рубашку, с выбивающимися из-под капюшона распущенными волосами, следовала за ним.

– Приветствую вас, незнакомцы, – совершенно неприветливо проговорил лорд Варгартен. – Хотя прибыли вы очень рано.

Он запнулся, уставился на Луку: никогда прежде не доводилось ему встречать в этих краях столь пригожего юноши – черноволосого, с ясным взором, идеальными чертами лица, достойными резца итальянских скульпторов.

– Спасибо, и простите нас за столь раннее вторжение, – извинился Лука. – Но смертельная опасность нависла над Маутхаузеном.

Лорд Варгартен обвел взглядом компаньонов Луки – сильного Фрейзе и молчаливого брата Пьетро.

– Что там стряслось? И кто вы, в конце концов?

Лука приблизился к подножию лестницы. Голос его зазвучал тихо, но настойчиво:

– В вашем городе объявились танцоры. С каждым днем их становится все больше, и они все больше самовольничают. Над жителями нависла беда.

– Ну а вы-то кто такие?

– Я расследователь, назначенный папой римским. Меня отправили в мир, чтобы я искал знамения конца света, истолковывал их, выявлял причины их возникновения. Это – брат Пьетро, наш писарь, а это – мой друг и слуга Фрейзе.

– Главный фактотум. – Фрейзе согнулся в поклоне перед леди Варгартен.

Лорд Варгартен спустился по лестнице, протянул руку Луке и удостоил Фрейзе и брата Пьетро легким кивком.

– Сколько танцоров в городе? – отрывисто спросил он.

– Человек тридцать, но число их постоянно растет. Они набрасываются на людей, вовлекают их в танцы и, кажется, стремятся заразить как можно больше народу. Они до невозможного назойливы. Они попрошайничают, сыплют угрозами.

– Ты видел их своими собственными глазами?

– Они пытались завладеть мной. С величайшим трудом сбросил я танцевальные путы. Если бы не мои друзья, которые вернули мне разум и вырвали меня из объятий безумия, я бы не нашел сил сопротивляться. Танцоры – настоящее бедствие и для твоего города, и для жителей, твоих арендаторов.

Лорд кивнул:

– С подобной напастью мы уже сталкивались. Что ты предлагаешь?

– Полагаю, их надобно изгнать из города. Они говорят, что уйдут, если им дадут пищи или денег. Но вначале я бы хотел попытаться отслужить мессу, побудить их души к молитве, помочь им вырваться из сетей танцевальной чумы. Но без вас мне не справиться. Вам нужно заставить их стоять смирно и тихо во время мессы. Горожане требуют избавиться от них.

– Ты желаешь излечить их? Думаешь, это в твоих силах? – гневно вскричала леди Варгартен. Она встала рядом с мужем, в темных глазах ее полыхал огонь, бледные щеки рдели жаром.

– Я попробую. Я бы хотел понять, что происходит.

Она яростно тряхнула головой.

– Они вырвутся из сетей лишь тогда, когда дьявол отпустит их души на смерть. Когда он завладевает душами людей, тогда они пускаются в пляс. Когда он увлекает их в ритме танца, ничто не в силах противостоять ему. Никто не в силах ему сопротивляться. Слабы они, и дьявол пожинает свою жатву.

– Думаете, они одержимы? – встрепенулся брат Пьетро.

– Моя жена потеряла сестру. Ее увели танцоры, – пояснил лорд Варгартен. – В прошлый раз.

– Она была совсем ребенком! – гневно выкрикнула леди Варгартен. – Но какой ребенок устоит перед флейтистом, наигрывающим чудесные мелодии? Этот чародей явился невесть откуда и увел за собой всех детей из деревни: они убежали за ним, танцуя, да так и не вернулись домой. Умчалась с ними и моя сестра. И этим людям ты сострадаешь? Над ними будешь творить молитвы? Да разорвать их на части и бросить подыхать.

– Куда он увел их? – спросил Фрейзе.

– Говорят, гора расступилась, и они протанцевали внутрь, в волшебную страну, которую пообещал им флейтист. Куда они ушли? Кто увел их и зачем? Что этому проходимцу потребовалось от десятка ребятишек? Кто знает… Как бы там ни было, а детей мы больше не видели. Нигде не смогли отыскать их следов, хотя искали по всем направлениям.

Брат Пьетро перекрестился.

– Месса, экзорцизм – все это напрасная трата времени, – с чувством проговорила она, глядя на Луку. – Есть лишь одно средство, которое может справиться с этой чумой…

Лорд Варгартен сделал предупреждающий жест, словно желая остановить ее.

– И какое же это средство, ваша милость? – спросил Лука.

– Утопить их. Если души их прибрал дьявол, то пусть он и заботится о них: течение подхватит их тела и унесет прочь, и ты избавишь город от этой заразы.

– Но если они невинны, – возразил Лука, – если это временное помешательство, тогда они умрут во грехе, и убиенные души их будут взывать к моей совести.

Леди только дернула плечами.

– Сумасшедшим не место среди живых. Кому до них какое дело? Исповедуешься, и совесть твоя снова чиста, как у палача, казнившего ведьму. Зато они будут мертвее мертвых и исчезнут из нашей жизни. Да и какие они люди? Они – моровая язва.

Большинство людей, не задумываясь, согласились бы с ней. Однако у Луки имелись собственные представления о том, что такое справедливость и сострадание, поэтому он лишь скользнул взглядом по ее суровому прекрасному лицу и ничего не ответил.

– Мерзкие твари, вот кто они, – прошипела она. – Они не такие, как мы. А не таким, как мы, незачем жить среди нас. Пусть держатся от нас подальше. Они уничтожают все, к чему прикасаются. Самое лучшее, если их просто…

– Просто что? – подхватил брат Пьетро.

– Neco, – ответила она по-латыни. Видимо, латинское neco, означавшее «замучить до смерти, умертвить», звучало благообразнее простого «убить» на ее родном языке. А может, она надеялась, что стоит ей только произнести что-то на латыни, как танцоры, словно по мановению волшебной палочки, улетучатся из Маутхаузена и владения лорда Варгартена превратятся в самое прекрасное место на свете. Как будто людей можно взять и заставить исчезнуть, превратив их в струйку дыма, как будто их можно сжечь, словно поленья, развеяв пепел по ветру, как будто их можно вымыть из города приливной волной.

– Поеду-ка я с вами, – сказал лорд. – Вышибем их из Маутхаузена. Не желаю видеть их на своих землях.

– Хотелось бы вернуть их по домам, – заметил брат Пьетро. – Как только мы вышибем их из одного города, они отправятся в другой, и число их будет только множиться.

– Другие города меня не волнуют, – отрезал лорд Варгартен.

– Зато они волнуют нас, – сказал Лука. – Мы сделаем все возможное, чтобы излечить этих несчастных от безумия. Мы в ответе за них. Они такие же люди, как мы.

– Нет, не такие же, – резко возразила леди Варгартен. – Да как же ты не понимаешь? Они как евреи, египтяне, неверные или иноземные пришельцы. Как оттоманы, мусульмане. Они живут вдали от нас и совершенно на нас не похожи. Они не такие же люди, как мы! Они – другие. И обращаться с ними надо соответствующе. Раз они чужие, значит, они – враги.