Текст книги "Слезы печали"

– Так что же произошло между тобой и Жабо? Он был твоим любовником?

Ничего не отвечая, она продолжала насмешливо смотреть на меня.

– Прямо сразу после Жервеза?

– Это было довольно пикантно, настолько они разные. Я любила Жервеза. Он был таким страстным, таким нежным. Жабо совсем другой человек – грубый и самоуверенный. Один – аристократ, другой – бедный странствующий актер. Тебе понятно, о чем я говорю?

– Существует слово, определяющее такого рода поведение, Харриет.

– Ну, и что же это за слово?

– Безнравственность.

На сей раз она расхохоталась.

– И это неприятно поразило тебя? Ты выгонишь меня из опасения, что я испорчу тебя, твою сестренку и, быть может, твоего братишку?

– Оставь Лукаса в покое, – резко сказала я.

– Он достаточно молод, чтобы чувствовать себя в безопасности. Ты не понимаешь меня. Я – нормальная женщина, Арабелла. Я умею любить, я умею давать и брать. И это все. Ты видела Жабо и, наверное, понимаешь меня?

– Он был и любовником Флоретт.

– Это было до меня. Она не смогла меня простить, хотя, если бы не подвернулась я, у него появилась бы какая-нибудь другая женщина.

– Я одного не понимаю: как ты можешь так легкомысленно относиться к этому?

– Таков мой образ жизни, милая Арабелла: наслаждайся ею, пока есть возможность, а когда иссякнет источник наслаждений – ищи, чем его заменить.

– Наверное, жизнь в этом замке кажется тебе очень скучной после всех этих приключений. У нас здесь нет подходящих для тебя любовников.

– Зато у вас есть определенный уровень комфорта. Я устала от скитаний. Мне кажется, в Париже труппу ждет провал. Я сыта ими всеми по самое горло, включая и Жабо. По-моему, он стал охладевать ко мне, а я предпочитаю терять интерес первой. Я очень заинтересовалась тобой. Знаешь, едва увидев тебя, я почувствовала, что мы станем друзьями. Я получала наслаждение, разыгрывая свой маленький этюд, и ты повела себя именно так, как я и предполагала. Теперь ты весьма солидно отрекомендовала меня своей матери и тем укрепила существующие между нами узы. И тебе это известно, Арабелла.

– Мне хотелось бы… – начала я «.

– ..чтобы я была из тех молодых женщин, которые окружали бы тебя, живи ты сейчас в Англии, да? Нет, ты этого не хочешь. Ты знаешь, что я другая, именно это тебе и нравится. Я никогда не могла бы соответствовать шаблону. И мне кажется, Арабелла, что ты тоже такая.

– Не знаю. Я только чувствую, что еще очень плохо знаю себя.

– Не расстраивайся. Ты быстро учишься. – Она зевнула. – И знаешь, тебя вполне могут ждать некоторые сюрпризы. Ладно, пойду к себе в комнату. Спокойной ночи, Арабелла.

После этих слов она вышла, а я еще долго сидела и размышляла о ней.

Через несколько дней прибыл гонец, доставивший адресованное мне письмо.

Я велела Марианне и Жанне накормить человека и предоставить ему комнату для отдыха, а сама принялась читать письмо. Оно было адресовано госпоже Арабелле Толуорти и отправлено из Вийе-Туррона.

« Дорогая госпожа Толуорти!

В свое время я имела удовольствие познакомиться в Кельне с Вашими родителями и узнала многое о Вас и Вашей семье. Недавно мы переехали в Вийе-Туррон, и поскольку все мы, так же, как и вы, являемся беженцами из Англии, то я решила, что наша встреча доставит нам взаимное удовольствие. У нас здесь большой дом, и мы рады принять в нем наших друзей, пусть гораздо скромнее, чем могли бы это сделать на родине. Ваши родители уже дали свое согласие на визит к нам Вас и Вашего брата, и вся наша семья очень надеется вскоре увидеть Вас. В данный момент здесь живут мои сын и дочь. Эдвин, мой сын, вскоре собирается присоединиться к королю, поскольку, как Вы знаете, сейчас назревают решающие события и наши надежды вновь воспряли. Если Вы не откажете нам в удовольствии принять Вас, прошу прислать ответ с нашим гонцом. Путешествие должно занять у Вас около двух дней, и на пути к нам есть весьма приличный постоялый двор, где Вы сможете переночевать. Нет никаких причин откладывать визит, и я готова принять Вас через две недели.

Прошу Вас, соглашайтесь. Встретившись с Вашими родителями и узнав о Вас так много, мы горим нетерпением в ожидании встречи с Вами и Вашим братом.

Матильда Эверсли.»

Я пришла в восхищение: это обещало быть интересным. Нужно было найти Лукаса, чтобы рассказать ему о письме.

Он сидел в классной комнате вместе с Харриет. Я обрадовалась, что там не было детей. Они, конечно, будут огорчены нашим отъездом, но мы, естественно, не могли рассчитывать, что Эверсли пригласят и их.

– Лукас, – воскликнула я, – мы получили приглашение от Эверсли!

– Это те люди, о которых писала мама? Покажи письмо. – Он прочитал приглашение, а Харриет знакомилась с его содержанием, заглядывая ему через плечо.

– И вы собираетесь ехать? – спросила она.

– Я думаю, что мы должны поехать. Нас просили об этом наши родители.

– Наверное, это будет интересно, – сказал Лукас. – В конце концов, мы все время торчим здесь. Это ведь страшно скучно, хотя мы этого и не осознавали. Разве что только теперь, когда…

Харриет ослепительно улыбнулась ему.

– Я думаю, мы ненадолго? – поинтересовался Лукас.

Недели на две.

– А что будет с детьми? – спросила Харриет.

– В своем письме мать написала, что их вполне можно оставить на прислугу. Именно так мы и поступим.

– Им это не понравится, – заметила она.

– Несколько дней поскучают, а потом привыкнут. Зато с какой радостью они будут нас встречать!

– Мне будет очень недоставать тебя, – задумчиво сказала Харриет.

Я объявила, что мне нужно пойти к себе и написать, что мы принимаем приглашение. Оставив Лукаса и Харриет вдвоем, я ушла.

Гонец уехал, увозя мое письмо, а я тут же бросилась исследовать свой гардероб. В Конгриве можно было одеваться как угодно, но ехать в гости – совсем другое дело.

Открылась дверь, и вошла Харриет. Взглянув на коричневое платье, лежавшее на кровати, она сказала:

– Его надевать нельзя, оно тебе не идет, – Она взяла платье и аккуратно повесила в шкаф. – У тебя очень мало нарядов для такой поездки, Арабелла, – посетовала она. – Нам придется хорошенько ими заняться и кое-что переделать.

– Думаю, Эверсли находятся примерно в таком же положении, что и мы. Они ведь тоже живут в изгнании.

– Сейчас они готовятся к приему гостей и наверняка постараются пустить вам пыль в глаза. Нет, гардеробом придется заняться всерьез. Конечно, кое-что я могла бы тебе одолжить, если только…

Харриет запнулась, и я внимательно взглянула на нее.

– Если только я не поеду с вами, – лукаво добавила она.

– С нами? Но…

– Так было бы интереснее, – сказала она. – Ты только представь себе, как мы будем потом обсуждать эту поездку. Я тебе там пригожусь, Арабелла.

– Но они пригласили меня с братом.

– Разве могло быть иначе, если они не знали о том, что здесь есть еще и я?

Я пристально посмотрела на нее. Она ответила мне насмешливым взглядом.

– Как же ты поедешь, не получив приглашения, Харриет?

– Очень просто. Если бы я была твоей сестрой, они непременно пригласили бы меня.

– Но ты не моя сестра.

– Зато я твоя подруга.

– Ты не можешь просто взять и приехать вместе с нами. Как я буду это объяснять?

– Ты объяснишь все заранее. Это так несложно:

« Дорогая леди Эверсли! С некоторых пор со мной живет моя подруга, и я просто не имею права уехать, оставив ее одну в замке. Я отвечала на ваше приглашение в радостной спешке, поскольку была действительно очень рада принять его. Но теперь я понимаю, что не могу бросить здесь подругу. Это будет выглядеть верхом невежливости, и, я уверена, вы меня понимаете. Это очаровательная молодая женщина из прекрасной семьи, которая находится в том же положении, что и все мы. Если у вас нет возражений, то я надеюсь, что вы найдете возможность отнести это приглашение и к ней. Мы будем рады навестить вас. Простите, пожалуйста, мою неловкость. Я писала ответ, совершенно забыв о своих обязанностях хозяйки дома…»Ну, что ты на это скажешь?

– Я не могу этого сделать, Харриет. Это не правильно.

– Это как раз правильно. Конечно, если ты не хочешь, чтобы я ехала…

– Я знаю, что без тебя это не доставит мне и половины возможного удовольствия. Но я не понимаю…

Остаток дня Харриет посвятила тому, чтобы я все поняла И на следующий день Жак отправился верхом с письмом вышеизложенного содержания.

Вернулся он с таким ответом:

« Моя дорогая госпожа Толуорти! Разумеется, мы будем рады принять Вашу подругу.

Она должна приехать и участвовать в приеме. Мои сын и дочь с нетерпением ждут встречи со всеми вами.

Матильда Эверсли.»

Когда я показала ответ Харриет, она рассмеялась от удовольствия.

– Ну, что я тебе говорила?! – воскликнула она. Я и сама была рада тому, что Харриет поедет с нами.

ПОМОЛВКА В ГРОБУ

Нас сопровождал Жак. После нашего прибытия на место он должен был вернуться в замок Конгрив, но в дороге было неплохо иметь охрану. Ночь мы провели на постоялом дворе, который нам рекомендовали Эверсли, а на следующий день приехали в замок Туррон.

Замок был гораздо более величественным, чем Конгрив. Нигде не видно было ни коз, ни цыплят, и общее впечатление было довольно приятным, несмотря на явные признаки упадка.

Жак довез нас до конюшни, где конюхи поспешили заняться нашими лошадьми, очевидно, заранее зная о том, что мы приедем.

Появился слуга и провел нас в холл, где ждала леди Эверсли. Это была высокая женщина лет сорока пяти, с копной светлых пушистых волос, почти детскими голубыми глазами и нервными руками. Ей явно было приятно нас видеть. Сначала она обратилась к Харриет.

– Я чрезвычайно рада вашему приезду, – сказала она. – Мене доставило удовольствие знакомство с вашей матерью…

Харриет улыбнулась и сделала легкий жест рукой, показывая на меня.

– Арабелла Толуорти – это я, – представилась я.

– Ну конечно же! Вы так похожи на свою мать. И как я могла не заметить этого сразу?! Дорогая, я счастлива приветствовать вас и вашу подругу… а также вашего брата. Мы очень рады этой встрече. Как вам показался постоялый двор? Мы останавливались там и сочли его весьма приличным… насколько вообще постоялый двор может быть приличным. Вы, должно быть, утомились, хотите помыться и, наверное, немного перекусить. Для начала мы проводим вас в ваши комнаты. У вас много багажа? Сейчас путешествовать непросто. Я прикажу доставить ваши вещи в комнаты. Лукас сказал, что у нас две вьючные лошади, которых отвели в конюшню – Кто-нибудь из слуг позаботится об этом. А теперь идите со мной. Обеих дам я помещаю в одной комнате. Надеюсь, вы не против? У нас не так много комнат. Мои сын и дочь очень рады вашему приезду. О себе они расскажут вам сами. Да, ведь вам пришлось оставить дома малышей. Какая жалость, что они так малы, дорогая!

Несмотря на некоторую непоследовательность ее высказываний, я решила, что она довольно верно оценила нас, особенно меня.

В большой комнате, которую я должна была разделить с Харриет, стояли две кровати. На полу лежал ковер, и, хотя комната была обставлена сравнительно богато, она очень напоминала мне замок Контрив. Комната Лукаса располагалась неподалеку.

– Надеюсь, здесь вам будет достаточно удобно, – сказала леди Эверсли. – Ах, как бы я хотела вернуться в Эверсли-корт! Там все по-другому. Там так просторно! Какие мы там устраивали приемы! – Она вздохнула. – Но вы, должно быть, думаете то же самое о своих родных местах…

– Мы ждем-не дождемся возвращения, – ответила Харриет и, не обращая внимания на мой испепеляющий взгляд, продолжала:

– Правда, последние новости нас обнадеживают. Может быть, уже очень скоро мы начнем строить планы возвращения домой.

– Теперь недолго осталось. В окружении короля царит оживление. Там, как вы знаете, находится мой муж, ведь и с вашими родителями, Арабелла, мы познакомились при дворе. Этот ужасный Кромвель наконец умер. А его сын… Он не похож на отца… это человек, с которым, насколько я слышала, никто не считается. Все это к лучшему, не правда ли?

Мы выразили полное согласие с ее мнением, и она сказала, что оставляет нас, чтобы мы могли привести тебя в порядок, а затем, если мы захотим спуститься в салон, она с удовольствием представит нас своим сыну и дочери.

Когда дверь за леди Эверсли закрылась, Харриет взглянула на меня и рассмеялась.

– Во всяком случае, – сказала она, – наша хозяйка не страдает молчаливостью.

– Она очень мила.

– И, похоже, рада нашему приезду. Любопытно, что же представляют собой сын и дочь? Я полагаю, что нас пригласили затем, чтобы они побыли в компании ровесников. Ну что ж, здесь обстановка немного побогаче, чем у нас, хотя все довольно сильно запущено. Разумеется, трудно было ожидать от французских дворян, что они отдадут беженцам свои лучшие владения.

– Ты настроена излишне критично и упускаешь из виду, что если бы не твой переезд в замок Контрив, то сейчас ты жила бы в гораздо более скромных условиях вместе с бродячей труппой.

– Я не забываю об этом, но тем не менее не потеряла способности делать некоторые умозаключения. Так как же мы оденемся для нашей первой встречи со здешней молодежью?

Я осмотрела свой костюм для верховой езды. Он, разумеется, выглядел совеем не так безукоризненно, как в момент нашего отъезда, хотя до сих пор это не приходило мне в голову.

– И в самом деле, – сказала я, – просто не представляю.

– Тогда положись на мои суждения. Первое впечатление – самое важное. Я думаю, что тебе следует надеть голубое муслиновое платье с кружевным воротником. Оно выглядит свеженьким, новеньким и невинным – совсем, как ты сама, дорогая Арабелла.

– А для тебя, – парировала я, – парча или бархат? Шелк или атлас?

Харриет состроила гримаску.

– Мне еще более необходимо произвести благоприятное впечатление. У меня нет твоих верительных грамот.

– Вполне достаточно того, что ты – моя подруга.

– Даже в таком случае мне нужно принять дополнительные меры. Они знают, что ты – достойная дочь достойного генерала из королевской свиты. А я лишь отражаю лучи твоей славы. Мне нужно попытаться хоть немножко блеснуть и самой.

– Очень хорошо, – ответила я. – Надень самое изысканное из своих платьев, но судить о тебе все равно будут по твоему поведению.

Она засмеялась, поддразнивая меня. Когда мы одевались, она выбрала самое скромное из своих платьев. Мне показалось, что она совершенно очаровательна в этом синем шерстяном платье с удлиненным лифом, подчеркивавшим ее стройную талию; открывавшая лоб прическа делала ее словно выше ростом и придавала ее облику благородство.

Лукас уже был в салоне, когда мы спустились туда, и леди Эверсли, взяв меня и Харриет за руки, повела нас к молодым людям.

– Сегодня у нас будет просто дружеская вечеринка, – сказала она. – Я решила, что нам стоит познакомиться поближе до приезда остальных гостей. Да, к нам приедут и другие гости. Именно поэтому мне пришлось разместить вас в одной комнате, за что я еще раз приношу свои извинения.

– Это все из-за того, что вы не планировали моего приезда, – сказала Харриет, – так что извиняться следовало бы мне.

– Ну что вы, что вы… мы очень рады видеть вас. Я всегда говорю: чем больше гостей, тем веселее. Просто это не наш родной дом, и места здесь явно не хватает. Прошу знакомиться: моя дочь Карлотта и сэр Чарльз Конди, наш близкий друг. А где же Эдвин?

– Он сейчас придет, мама, – ответила Карлотта.

Карлотте было, я бы сказала, далеко за двадцать. У нее были мягкие черты лица, светло-каштановые волосы, уложенные непослушными локонами, которые выглядели так, будто малейшее дуновение ветерка немедленно разметает их, вернув в изначальное состояние. Ее рот был очень мал, губы сжаты, и она несколько напоминала олененка, который готов в любой момент броситься бежать в испуге. Платье шло ей: темно-синий шелк и кружева хорошо гармонировали и с цветом ее глаз, довольно больших, но слишком выпуклых для того, чтобы быть красивыми.

Она подала мне руку и улыбнулась. Я подумала, что она робка и очень хочет подружиться со мной, и сразу прониклась к ней самыми теплыми чувствами.

Сэр Чарльз Конди поклонился нам. Он был примерно того же возраста, что и Карлотта, среднего роста, склонный к полноте, отчего казался ниже, чем был на самом деле. Его большие карие глаза немного напоминали лошадиные, лицо с крупными чертами было приятным, но несколько вялым. В общем, я сделала вывод, что он достаточно милый человек, если не проводить с ним много времени.

Мне пришлось сделать себе выговор за слишком поспешные заключения. Мать часто предостерегала меня от них. Помню, она говорила:» Тот, кто судит о других, опираясь только на первые впечатления, неизбежно ошибается. По-настоящему можно узнать людей, лишь прожив рядом с ними годы, и тогда ты будешь потрясена тем, что в них открывается «.

– Надеюсь, дорога не слишком утомила вас? – поинтересовался сэр Чарльз.

– Ни в коей мере, – ответила я. – Мы следовали указаниям леди Эверсли.

Он перевел взгляд на Харриет. Она улыбалась той особой улыбкой, которую она дарила, как я заметила, даже Лукасу. Сэр Чарльз слегка заморгал глазами, как будто был немного ею ослеплен.

– Со стороны леди Эверсли было очень любезно принять меня, – сказала Харриет. – Я живу вместе с Арабеллой и членами ее семьи.

– Мы рады вашему приезду, – произнесла леди Эверсли. – У нас будет много гостей, а большую компанию всегда легче развлекать.

– О, я согласна с этим, – подхватила Харриет. – С большим количеством людей можно придумать массу интересных развлечений.

– Когда появится Эдвин, мы приступим к обеду, – сказала леди Эверсли. – Не представляю, что могло его задержать. Ведь он знает о приезде гостей.

– Эдвин никогда не был пунктуален, – напомнила Карлотта, – ты же это знаешь, мама.

– Я много раз беседовала с ним по этому поводу. Я говорила ему, что отсутствие пунктуальности – столь же отвратительная черта, как хлопанье дверью перед носом у человека. Создается впечатление, что у тебя есть какие-то более важные интересы, а все остальное может и подождать. Вот уж в чем не упрекнешь моего мужа, лорда Эверсли. Как военный человек, он, естественно, во всем любит точность. Когда я вышла за него замуж, мне пришлось расстаться с некоторыми моими прежними привычками. Действительно, трудно поверить, что Эдвин… А, вот и он. Эдвид, дорогой мой мальчик, иди сюда, познакомься с нашими гостьями.

При появлении сына вся ее озабоченность исчезла, и ее можно было понять. Я сразу же отметила, что Эдвин – самый привлекательный из всех мужчин, которых я когда-либо видела. Он был высоким и очень стройным. Он слегка напоминал свою сестру Карлотту, но это подобие лишь способствовало тому, что она стала казаться еще более бесцветной, чем раньше. У него были волосы того же цвета, что и у сестры, только гуще, а то, что они слегка вились, делало их более послушными. Они спадали на плечи в полном соответствии с модой времен, предшествовавших казни Карла I. Его просторный камзол из коричневого бархата был притален и украшен тесьмой. Сквозь прорези рукавов виднелась тонкая льняная рубашка. Штаны были того же цвета, что и камзол. Однако внимание в первую очередь привлекал все-таки сам Эдвин, а не его наряд. Я подумала, что он на несколько лет моложе Карлотты; с первого взгляда было ясно, что он любимчик у матери. Она выдала себя уже тем, как произнесла:» Мой сын, Эдвин…».

Мне трудно описать, как выглядел в этот момент Эдвин, поскольку отчет о размере его носа и рта, цвете его глаз и волос ничего не объясняет. Главным было нечто внутри него – жизненная сила, обаяние, которые сразу чувствовались. Как только он вошел в комнату, в ней все неуловимо изменилось. Даже сама атмосфера стала другой. Всеобщее внимание сосредоточилось на нем.

Я поняла, что имела в виду Харриет, говоря, что некоторые люди обладают особыми качествами. В нем они определенно были. Теперь я видела это ясно.

Эдвин смотрел на меня, кланяясь и улыбаясь. Я заметила, что, улыбаясь, он слегка прикрывал глаза, причем один уголок его рта приподнимался чуть выше другого.

– Приветствую вас, мисс Толуорти, – произнес он, – мы рады вашему приезду.

– И тому, что она привезла с собой подругу, госпожу Харриет Мэйн, – добавила его мать. Он вновь поклонился.

– Я буду вечно благодарна вам за разрешение посетить вас, – сказала Харриет.

– Я вижу, вы немного торопитесь, – сказал он, и я обратила внимание, что с бровями у него происходит то же, что и со ртом: когда он улыбался, одна бровь приподнималась чуть выше другой. – На вашем месте я воздержался бы с вынесением окончательных суждений. Подождите до той поры, когда хорошенько узнаете нас.

Все рассмеялись.

– Ах, Эдвин! – воскликнула леди Эверсли. – Как ты любишь дразнить людей! Он всегда был таким. Он говорит просто ужасные вещи.

– Меня вообще не следует допускать в приличное общество, мама, – согласился Эдвин.

– Ах, мой милый, но, если бы мы так поступили, нам сразу же стало бы очень скучно. Давайте примемся за обед, а потом продолжим знакомство.

Холл был почти таким же, как в замке Контрив. Стол для нашей компании был установлен на возвышении. Но сидели мы не так, как того требовала традиция, – лицом к входу, а просто расположившись вокруг стола, как обычно делают в маленьких помещениях.

Леди Эверсли села во главе стола, по правую руку от нее – Лукас, по левую – Харриет. За другим концом стола сидел Эдвин, справа от него – я, а слева – Карлотта. Сэр Чарльз Конди сидел между мной и Харриет.

– Все было бы гораздо удобнее, если бы у нас была малая столовая, – сказала леди Эверсли. – Но за эти годы мы привыкли мириться с неудобствами.

– Ничего, – сказал Эдвин, – теперь уже недолго ждать возвращения домой.

– Вы действительно так думаете? – спросила я. Он коснулся моей руки, лежавшей на столе; это было всего лишь краткое мгновение, но я затрепетала от удовольствия.

– Ну конечно, – улыбнулся он мне.

– И на чем основана ваша уверенность»?

– На признаках и предзнаменованиях. Кромвелю удавалось держать нацию железной хваткой, потому что он был железным человеком. Его сын Ричард, к счастью для Англии, не унаследовал этих качеств отца. Он получил пост протектора только потому, что он – сын своего отца. Оливер же захватил этот пост силой. Это огромная разница.

– Интересно, что же происходит сейчас дома? – задумчиво произнесла леди Эверсли. – У нас были такие хорошие слуги… такие верные. Им не нравились эти пуританские идеи. Удалось ли им сохранить наши владения в порядке? – Она повернулась к Лукасу. – Разве не наслаждение думать о возвращении домой?

Лукас ответил утвердительно, но признался, что совсем не помнит своего родного дома. У него остались только какие-то смутные воспоминания о доме бабушки и дедушки в Корнуолле.

– Вначале мы бежали туда, – пояснила я. – Мать вместе со мной и Лукасом пересекла всю страну. Наше поместье, Фар-Фламстед, расположено неподалеку от Лондона, оно подверглось нападению врагов короля и было почти полностью разрушено.

– Грустная, но, к сожалению, не исключительная история, – сказал Чарльз Конди. В разговор вступила Харриет:

– А я хорошо помню, как мы бежали из Англии. О приближении врагов нас успели известить заранее. Мой отец к этому времени уже погиб при Нейзби, и мы знали, что наше дело обречено на поражение. Мы с матерью и несколькими верными слугами спрятались в лесу, пока грабили наш дом. Я никогда не забуду вид дома, охваченного пламенем.

– Ах, моя дорогая! – воскликнула леди Эверсли. Внимание всех присутствующих было обращено на Харриет. На меня она старалась не смотреть.

Как умело она пользовалась своим голосом! Она играла роль, а актрисой она была превосходной.

– И все эти сокровища, бесценные для детей… эти куклы… У меня были марионетки, с которыми я разыгрывала представления. Они были для меня живыми созданиями. Когда пламя пожирало дом, мне казалось, что я слышу их предсмертные крики. Это вполне понятно: ведь я была еще совсем ребенком…

За столом воцарилось молчание. Как хороша была Харриет, особенно когда исполняла драматические роли!

– Я помню, что проснулась от холода, когда рассвет начал золотить небосвод. Помню едкий запах гари. Было тихо. «Круглоголовые» разрушили наш дом, разрушили нашу жизнь и ушли.

– Господь тому свидетель, – сказал Эдвин, – они расплатятся за все содеянное, когда мы вернемся. Карлотта тихо возразила:

– Насилие и жестокость допускали обе стороны. Когда наступит мир, разумнее всего просто забыть об этих поистине ужасных временах.

Чарльз Конди согласился:

– Если только мы вернемся к старой доброй жизни, то стоит обо всем забыть.

– Прошло уже почти десять лет, – заметил Эдвин.

– Мы начнем жизнь с чистой страницы, – сказала Карлотта.

Чарльз Конди взглянул на нее с улыбкой, и я подумала, что они любят друг друга.

Харриет твердо решила по-прежнему оставаться в центре внимания.

– Мы вернулись к дому… к нашему милому, уютному гнездышку, где я провела всю свою жизнь. Но от дома осталось немногое. Помню, с каким отчаянием я пыталась отыскать своих кукол. Они исчезли. Я смогла найти только кусочек обугленной ленточки… вишневого цвета, которой я подвязывала платье одной из кукол. Я храню ее и по сей день.

«Как так можно, Харриет! – сердито думала я. – Так беззастенчиво лгать при мне!»

Мы, наконец, встретились с ней взглядами. В ее глазах явно читался вызов: «Ну что ж, выдай меня! Расскажи им, что я – ублюдок, дочь бродячего актера и деревенской девчонки, что моя мать была любовницей сквайра и что» круглоголовые»и близко не подходили к его поместью, где мы жили в качестве нахлебников. Давай, говори!»

Она знала, что сейчас я промолчу, но, когда мы останемся одни, разговора не миновать.

Эдвин наклонился в ее сторону:

– И что же случилось дальше?

– Понятно, что в лесу мы жить не могли. Мы добрались до ближайшей деревни. У нас были кое-какие драгоценности, распродавая которые, нам удалось некоторое время продержаться. В одной из деревушек мы встретили труппу странствующих актеров. Для них тоже настали тяжелые времена, свои представления они могли устраивать только тайком, ведь пуритане уже наложили лапу на страну, и к этому времени, как вы и сами знаете, все развлечения были запрещены. Театры закрылись быстро, но по дорогам все еще бродили актерские труппы. Мы с матерью присоединились к ним, и, знаете, через некоторое время выяснилось, что я обладаю актерским талантом.

– Это меня не удивляет, – вставила я, и она вновь вызывающе улыбнулась мне.

– Я сделала несколько марионеток, показала актерам свое умение обращаться с ними, и они позволили мне участвовать в представлении. Поначалу мне доверяли только маленькие роли, а потом – и главные. Но дела шли все хуже и хуже. Хотя крестьяне всегда принимали нас с удовольствием, не было никакой уверенности в том, что никто не донесет на нас. Стало слишком опасно, и мы решили перебраться во Францию. Наш корабль потерпел крушение. Моя мать погибла. Я была спасена и попала в дом друзей, где и жила некоторое время.

– Как все это интересно! – воскликнула леди Эверсли. – И кто же эти друзья?

Харриет мгновение колебалась. Она не решалась произнести имя д'Амбервиллей, если все то, что она рассказала мне, было правдой. Как можно быть в чем-то уверенной, имея дело с такой актрисой?

– Ла Будоны, – ответила она. – Возможно, вы знакомы с ними?

Леди Эверсли покачала головой. Да и откуда ей было знать семейство, существовавшее лишь в воображении Харриет?

– Позже, – продолжала Харриет, – я отправилась к Арабелле и с некоторых пор живу у них.

– В такие времена нам надо держаться вместе, – сказала леди Эверсли. – Хорошо, что вы приехали к нам в гости!

– Было так мило с вашей стороны позволить мне приехать! Мы с Арабеллой быстро подружились, и она не хотела оставлять меня одну… как и я не хотела оставаться без нее.

– Я очень довольна, что вы приехали, – уверила леди Эверсли. – Я убеждена, что вы сумеете оживить собравшееся здесь общество.

– Харриет это прекрасно удается с тех самых пор, как она приехала к нам с бродячей труппой.

Это сказал Лукас. Я совсем забыла о том, что и он слушал увлекательную историю Харриет. Видимо, об этом забыла и она.

Удар был отбит с необычайной легкостью:

– О да! Что это были за времена! Когда я жила у Будонов, к нам приехали странствующие актеры. Они сыграли для нас спектакль, а потом я рассказала им о том, как мне удалось попутешествовать с актерами, и они предложили мне исполнить одну из ролей.

Наверное, им очень понравилась моя игра, тем более, что их только что покинула одна из ведущих актрис, и они попросили меня помочь им. – Сделав паузу, она продолжала:

– Я честно признаюсь…

« Да разве ты можешь в чем-то честно признаться, Харриет?»– подумала я. Должно быть, она прочитала это в моих глазах, потому что едва заметно улыбнулась. Притворяясь, она выглядела еще обольстительней, чем обычно, и я понимала, что все присутствующие очарованы ею.

– Конечно, Ла Будоны прекрасно относились ко мне, но жить у них было нестерпимо скучно. Я попросила у них позволения на некоторое время уехать с актерами… просто ради разнообразия. Старые воспоминания вновь ожили во мне, и Ла Будоны отнеслись к этому с пониманием. Они считали, что во мне погибает великая актриса, и, услышав о том, что труппа будет гастролировать в Париже, при королевском дворе, согласились отпустить меня. Я отправилась с актерами, а по пути нам посчастливилось заехать в Контрив. Там я вывихнула лодыжку и вынуждена была остаться, а все остальные двинулись дальше. К тому времени я поняла, что жизнь странствующей актрисы не для меня, и, когда Арабелла и милый Лукас предложили мне жить у них, я согласилась.

– Все сложилось очень удачно, – сказал Эдвин. – Иначе мы не имели бы удовольствия принимать вас в этом доме.

– Ну, с таким же успехом мы могли бы познакомиться, вернувшись в Англию.

– Этого удовольствия пришлось бы долго ждать. Харриет оживилась:

– Вы помните ту пьеску, Арабелла, Лукас? Холл в Конгриве почти такой же, как и здесь. Есть и помост… просто готовая сцена. Ах, как все хорошо у нас тогда получилось! Мы должны рассказать об этом, правда?

– Мы поставили пьесу, – сказал Лукас. – Это было чудесно! Конечно, только благодаря Харриет. Всем нам досталось по роли, а Ламбары – это наши соседи-фермеры – и слуги были нашими зрителями.

– Тебе понравилось, правда, Лукас? – спросила Харриет. – Ты превосходно справился со своей ролью.

– Мне было жалко Арабеллу, – признался Лукас. – В конце ей пришлось умереть.

– Я получила по заслугам за свое коварство, – сказала я.

– Правда? – улыбнулся Эдвин. – Просто не верится, что вы способны вести себя недостойно.

– Мне выпало играть убийцу. Я приготовила отравленный напиток для Харриет, но мне пришлось выпить его самой.

– Это была французская мелодрама, – уточнила Харриет.