Электронная библиотека » Флит Моул » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Дхарма в аду"


  • Текст добавлен: 10 июля 2017, 11:00


Автор книги: Флит Моул


Жанр: Зарубежная эзотерическая и религиозная литература, Религия


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Практика в гиблых местах

В сутрах – текстах, содержащих учения Будды – монахам предписывается размышлять об истинной природе физического тела.

В сутре «Девять ступеней медитации на кладбище»[2]2
  Основы внимательности, Сатипаттхана сутта. Перевод Nyanasatta Thera (Vipassana Fellowship)


[Закрыть]
сказано:


«1. Сначала монах созерцает мёртвое тело один, два или три дня – он наблюдает, как оно синеет, гноится и раздувается. Затем ему следует поразмышлять о том, что то же самое случится и с его собственным телом: ”Воистину! Моё тело ничем не отличается от этого тела. С ним произойдёт абсолютно то же самое, и я ничего не могу с этим поделать!”»


И далее:


«2. Сначала монах наблюдает за мёртвым телом – он смотрит, как тело становится пищей для воронов, ястребов, стервятников, шакалов или червей. Затем ему следует поразмышлять о том, что то же самое случится и с его собственным телом: “Воистину! Моё тело ничем не отличается от этого тела. С ним случится то же самое. Мне не удастся этого избежать”».


Здесь Будда учит монахов размышлять о том, как их тела, брошенные в гиблом месте, будут разорваны и съедены дикими зверями. В целом Будда не поощрял аскетизм, но, тем не менее, он установил для своих последователей тринадцать особых видов аскезы. Выполнение этих аскетических практик дхутанга[3]3
  Дхутанга означает на языке пали «отречение».


[Закрыть]
допускалось лишь в том случае, если они соответствовали способностям практикующего и не наносили вреда.

В восьмой главе «Бодхичарья-аватары», которая называется «Парамита медитации», говорится:

 
«30. Когда же пути меня приведут на кладбище,
Где я сумею сравнить
Своё тело, подверженное распаду,
С прочими трупами?
 
 
31. Ибо тело моё будет так же
Источать это зловоние.
Из-за смрада даже шакалы
Не посмеют подойти к нему близко.
 
 
32. Даже цельные кости,
Рождённые вместе с плотью,
Распадутся на части.
Что ж говорить о друзьях и любимых?
 
 
70. Увидев тела на месте сожжения трупов,
Ты чувствуешь отвращение,
Но при этом находишь радость в селениях-кладбищах,
Переполненных ходячими скелетами».[4]4
  Перевод Юлии Жиронкиной.


[Закрыть]

 

Фраза «селения-кладбища, переполненные ходячими скелетами» вполне подходит для описания тюрем, исправительных лагерей и психушек. Кроме того, она напоминает мне то, как Гурджиев характеризовал неосознанное существование – он называл его полностью механическим по своей сути. Это то самое чувство, когда кажется, что в общественных местах тебя окружают ходячие мертвецы, похожие на роботов.

Живший в VIII веке в Индии великий тантрический йогин Падмасамбхава – буддийский мистик, которого считали святым – оказал наибольшее влияние на развитие буддизма в Тибете, где его почитают как Будду и называют Гуру Ринпоче[5]5
  Гуру Ринпоче на тибетском языке означает «Драгоценный учитель».


[Закрыть]
. Ещё в юности Падмасамбхаву обвинили в смерти сына одного из царских министров, и он был изгнан в гиблые земли, где впоследствии жил и практиковал много лет. Он совершенствовал своё постижение, подчиняя явленных и скрытых демонов, обитающих в этих местах, а также избавляясь от демонов, обитающих в его собственном уме.

В Тибете кремации удостаиваются лишь ламы, буддийские учителя и другие выдающиеся члены общества. Для обычных людей предусмотрены так называемые «небесные похороны». Тело умершего доставляют в специальное место погребения, где его разделывают специальные служители, а затем скармливают мясо и кости стервятникам. Однажды побывав в таком гиблом месте, чтобы увидеть, где был похоронен член их семьи, местные жители никогда не возвращаются туда снова. Но йогины с давних времён используют подобные места для медитации и размышления о смерти и непостоянстве.

Элеонора Рош[6]6
  Eleanor Rosch


[Закрыть]
в своём эссе «Трансформация человека-волка»[7]7
  In J. Pickering (ed.) The Authority of Experience: Essaya on Buddhism and Psychology. Surrey: Curzon Press, 1997


[Закрыть]
рассказывает историю жизни одного такого йогина:


«Шалипа относился к низкой касте – он был лесорубом. Он жил недалеко от кладбища Бигхапур. Это было гиблое место, и по ночам туда приходила целая стая волков, привлечённых мёртвыми телами. Волки на кладбище выли всю ночь, наполняя сердце Шалипы ужасом. Время шло, и Шалипа боялся всё больше и больше – он не мог ни есть днём, ни спать ночью. Однажды к его хижине пришёл странствующий йогин и попросил немного еды. Шалипа накормил и напоил йогина, который в знак благодарности рассказал ему о пользе страха перед сансарой – обусловленным существованием – и необходимости практики Дхармы. Шалипа был рад получить подобные наставления, но ответил йогину так: «Все боятся сансары, но у меня есть особая проблема. Ночью в это гиблое место приходят волки. Они воют так жутко, что страх не даёт мне ни есть днём, ни спать ночью, ни практиковать Дхарму. Будь добр, научи меня какому-нибудь заклинанию, которое остановило бы этот жуткий вой!». Йогин рассмеялся и ответил так: «Что толку тебе от еды, когда ты голоден, если не знаешь, что такое еда? Что толку тебе спать как убитому сном невежества, если ты не знаешь, что такое покой? Что толку прерывать вой волков заклинанием или силой, если ты не знаешь, что такое слух или иное другое чувство? Если ты последуешь моим наставлениям, я научу тебя как избавиться от всех страхов сразу». Шалипа стал учеником йогина, поднёс ему всё, что у него было, и попросил даровать учение. Даровав Шалипе посвящение, йогин велел ему переселиться на кладбище и неустанно медитировать там, воспринимая все звуки как вой волков. Шалипа последовал указаниям своего учителя и постепенно пришёл к пониманию природы всех звуков и реальности. Он медитировал девять лет, устранил все омрачения тела и ума, преодолел все страхи и достиг полной духовной реализации. Впоследствии он стал носить на плечах накидку из волчьей шкуры и стал известен как Шалипа – йогин-волк. Он передал своим ученикам множество практик, связанных с природой реальности и её проявлений. Он учил о единстве проявления, пустоты, мудрости и искусных методов. В конце жизни, будучи ещё в материальном теле, он ушёл в землю героев»[8]8
  Эта версия жизнеописания Шалипы взята из устных наставлений Джамгона Конгтрула. Другую версию можно найти в книге Кейта Доумана: K. Dowman (1985) Masters of Mahamudra. Albany, N.Y. State University of New York Press; and Robinson, J.B. (1979). Buddha’s Lion: The Lives of The Eighty-Four Siddhas.


[Закрыть]
.

Жизненная ситуация Шалипы во многом схожа с жизненной ситуацией практически любого из моих товарищей-заключённых, с которыми меня свела судьба за четырнадцать лет жизни в гиблом месте, известном как «Американский медицинский центр для федеральных заключённых» и расположенном на территории штата Миссури, в городе Спрингфилд. Люди, проходившие там лечение, были бедны и необразованны. В силу своей бедности и расовой принадлежности они были вынуждены жить в условиях загрязнённой окружающей среды – вблизи свалок токсичных отходов, скоростных автострад, железных дорог, в туннелях метро. Им приходилось существовать в неблагополучных семьях, где царили хаос и насилие, вызванные употреблением алкоголя и наркотиков. Большинству из них были уготованы условия жизни нищих маргиналов – низшей касты нашего общества с его официально декларируемыми «равными правами для всех». Эти люди оказались за бортом, были обречены слышать волчий вой, и им были недоступны учения Дхармы. Они попадали в тюрьму в результате того, что после многих лет невежества, жадности и агрессии, обусловленных их жизненной ситуацией, боролись с ней единственным доступным им способом.

Тюрьма для меня была точно таким же гиблым местом, как и для других заключённых, и так же, как и они, я был вынужден встретиться со своими страхами лицом к лицу. Однако моя предыдущая жизнь не была такой мрачной, как у большинства из них – как и Шалипу, меня принял в ученики реализованный йогин, тибетский учитель Чогьям Трунгпа Ринпоче. И это была настоящая удача!


О начале моего заключения возвестил лязг замка закрывшейся за мной двери блока окружной тюрьмы. В этом блоке я буду ждать суда. Если моё преступление докажут, мне придётся провести в федеральной тюрьме много-много лет, возможно всю жизнь. Блок был рассчитан на десять человек и представлял собой помещение с бетонным полом, где всё остальное – потолок, стены, койки, туалет – напоминало сварную конструкцию из стали. Там не было ни одного окна, лишь прорезь в стальной двери, предназначенная для передачи еды. Вдоль стены располагались пять небольших камер, каждая из которых была рассчитана на двух заключённых. Оставшееся свободное место было занято длинным стальным столом, какие обычно используют для пикников. За этим столом мы ели и играли в карты. В дальнем углу находился довольно скверный душ. Между столом, душем и камерами для заключённых оставалось буквально три-четыре шага свободного пространства, не больше. В дневное время двери наших камер были открыты, но ровно в десять часов вечера нас закрывали в них на всю ночь.

Наш блок был всегда заполнен заключёнными до отказа. В основном сюда заносило нищих афроамериканцев из трущоб Сент-Луиса. Их обвиняли в торговле наркотиками, грабежах, угонах машин и убийствах. Один из них ждал суда по обвинению в убийстве патрульного полицейского и номинально являлся заключённым штата. Однако его не рискнули помещать в соответствующий блок, потому что другие заключённые – «славные ребята», которые были родом из южных окраин Миссури, где традиционно проживали белые – обычно избивали там до смерти любого, кто им почему-либо не нравился. Поэтому его привели в наш «федеральный» блок, где ему ничего не угрожало. Власти хотели, чтобы до суда (и, вероятно, до исполнения смертного приговора) с ним ничего не случилось.

Возможно, для меня федеральный блок тоже был безопасней, но мои сокамерники сразу дали мне понять, что привилегии, которые давал мне цвет кожи, здесь не имеют силы. Это была их территория, и если я хочу продержаться, то самый лучший выход – держать рот на замке.

Главным испытанием в этой тюрьме для меня был шум. Шум внутри и шум снаружи. Шум без остановки двадцать четыре часа в сутки. Вопреки всем тюремным правилам, в нашей тюрьме заключённым разрешалось иметь в своих камерах портативные телевизоры и радиоприёмники, которые они могли получить посылкой от друзей, оставшихся на воле. В нашем блоке было три или четыре телевизора и столько же радиоприёмников, которые круглосуточно работали на полную громкость. Похоже, этим парням было чуждо всё, что связано с тишиной и покоем. Одна группа вскакивала ни свет ни заря, чтобы посмотреть мультики, другая весь день проводила за просмотром мыльных опер и телевикторин, а ночью те, кому не спалось, смотрели кинофильмы и ток-шоу, травя байки о суровой уличной жизни. Вдобавок всё это происходило на фоне споров и постоянной ругани, доносившихся из коридора, где находились соседние блоки.

Но какими бы громкими ни были все эти звуки, они представляли собой лишь фон внутреннего шума – лавины мыслей и страхов, которые изводили меня днём и ночью, особенно ночью, когда выключался свет и невозможно было ни читать, ни занять себя вообще хоть чем-нибудь – только лежать и думать. Моё внимание металось от внешнего хаоса к внутреннему, и я уже вполне мог представить, какой будет моя жизнь в заключении. Одним из пунктов обвинения, которое мне предъявляли, была организация преступной деятельности; другими словами, меня считали криминальным боссом. За это мне светило минимум десять лет тюрьмы без права на досрочное освобождение, а в худшем случае – пожизненное заключение. Власти дали понять моему адвокату, что намерены упечь меня за решётку как минимум на тридцать лет. Я перебирал в уме события, которые привели меня к аресту, судорожно пытаясь найти выход из сложившейся ситуации – что-то, что позволило бы избежать этой жуткой судьбы. Иногда мой ум переполняли фантазии о побеге, и я придумывал разные схемы, не исключая даже применения насилия. Хуже всего мне было, когда я думал о своём сыне и его матери – о том, как бесславно я оставляю их на произвол судьбы. Если меня клонило ко сну в подходящий для этого момент – короткий период вечерний тишины, когда ночная смена ещё не принялась обсуждать свои подвиги на воле, перекрикиваясь между камерами – я иногда умудрялся хоть немного отдохнуть, проспав до шести утра, когда включали свет. Но чаще всего мне не удавалось заснуть, и мой ум переполняли мысли. То есть вдобавок ко всему я ещё страдал и бессонницей. Несколько раз, отчаявшись заснуть, я набирался смелости и просил сделать звук телевизора потише. Первые пару раз подобные просьбы натолкнулись лишь на презрительные усмешки, на третий из этого вышла серьёзная ссора – ко мне подошли на разборки сразу несколько сокамерников.

«Мы в курсе кто ты и откуда. Говорят, там у себя ты был пупом земли и типа следил за делами. Но ты, видимо, не догоняешь, что всё это в прошлом. А сейчас ты на нашей территории, и единственное, за чем тебе надо научиться здесь следить, так это за своим базаром, иначе всё это для тебя херово кончится. Так что лучше завали своё долбанное хлебало!».

Это был не совсем тот ответ, на который я рассчитывал, но я понимал, что они абсолютно правы. С одной стороны, по моим ощущениям, я попросил так вежливо, как только мог, а их утверждение о том, что на воле я был каким-то крутым «решалой», казалось явным преувеличением, но чем больше я обдумывал ситуацию, тем яснее становилось, что они правы. И я сдался. Я редко тушевался, когда надо было действовать, но даже та часть меня, которая ни в какую не хотела принять их правоту, не была готова бросить вызов целой толпе заключённых.

К тому же меня, в то время мучили ночные кошмары. Из всех рассказов моих сокамерников, которые уже раньше отбывали срок, и всех фильмов про заключённых, что я видел сам, мой ум, казалось, впитал всё самое мрачное. Мне снились резня, изнасилования, бандитские разборки, стрельба и даже ситуации, когда ради выживания нужно было кого-нибудь убивать.

С этого момента – когда я выяснил, что моя воля ничто против реальности – и началось моё тюремное образование. Это были первые неуверенные шаги к тому, чтобы отказаться от идеи, что я знаю, как всё устроено. Мне было необходимо научиться жить в мире, где я лишён особого положения белого человека, принадлежащего к определённому классу общества, которое играет такое большое значение на воле. Без сомнения, моим наихудшим кошмаром была мысль о том, что я стану жертвой – подвергнусь насилию, в результате которого потеряю достоинство, а может быть и жизнь. В глубине души я знал, что определённым ситуациям я не позволю случиться ни за что на свете – схвачусь не на жизнь а на смерть – но я не был уверен, где именно провести черту, в какой именно момент становится некуда отступать. В то время я ещё не осознавал, что меня ждёт путь, на котором моё понимание будет углубляться постепенно – шаг за шагом, – и по которому мне придётся идти в течение всего срока заключения.

Я рассказал эту историю о столкновении с сокамерниками одному из своих учителей – Осэлу Тензину (ученику Чогьяма Трунгпы), когда он навещал меня в федеральной тюрьме несколькими годами позже. Я сказал, что в конце концов я уступил и в результате завёл друзей – мои сокамерники приняли меня как своего. Мой рассказ напомнил ему историю, случившуюся с легендарным тибетским йогином Миларепой. В пещеру, где он медитировал, ворвались демоны, и какие бы ухищрения он ни использовал, он никак не мог их оттуда выгнать. Он, конечно, не имел ввиду, что мои сокамерники были демонами, а я выполнял те же практики, что и Миларепа. Дело было в том, что непреодолимое упорство моих сокамерников не оставило мне возможности юлить и притворяться. Миларепа в какой-то момент прекратил сопротивление и подружился с демонами, начав относиться к ним как к гостям. Я тоже научился не сопротивляться – я наладил отношения с сокамерниками и примирился со своей ситуацией, хотя в моём случае, скорее, мне пришлось научиться вести себя как подобает благодарному гостю.

По прошествии семи месяцев в окружной тюрьме я получил тридцать лет без права условно-досрочного освобождения. Меня перевезли в федеральную тюремную больницу штата Миссури. После блока окружной тюрьмы, где жили десять человек, мне предстояло существовать в исправительном учреждении, в котором находились тысяча триста заключённых. Это было некоторое облегчение, но одновременно я чувствовал и страх оказаться в ситуации ещё большего хаоса. В этом учреждении, где проходили курс лечения тысяча пациентов (шестьсот из них страдали от обычных болезней, а четыреста от психических) насчитывалось (включая и меня самого) около трёхсот человек персонала – кухня, административный блок, жилищно-коммунальное хозяйство, техническое обслуживание.

По прошествии недели, когда я уже немного освоился на новом месте, я пришёл к выводу, что попал в мир, где царило просто невыносимое страдание. Я увидел людей, чьи тела разрушали СПИД и рак; частично и полностью парализованных инвалидов в креслах-каталках; слепых, пробирающихся по коридорам больницы на ощупь. Я увидел людей с серьёзными психическими отклонениями, которые вечно что-то бормотали себе под нос. Они отличались от других больных отсутствующим взглядом и шаркающей походкой – так на них действовали психотропные средства, «медикаментозная смирительная рубашка», которые позволяли держать их под контролем, но были почти бесполезны для лечения. Однако мне ещё только предстояло побывать в закрытых отделениях больницы, где содержались больные с психическими отклонениями – в печально известном десятиэтажном здании, о котором писал в своей книге «В пасти зверя» Джек Эббот[9]9
  Jack Abbot. “In the Belly of the Beast.”


[Закрыть]
.

Немало лет ушло у меня на то, чтобы привыкнуть к этому гиблому месту, где обитал целый пантеон злонамеренных духов, веталов, ракшасов и других подобных демонов, которые бы дали фору любым чудищам из индийского фольклора. И далеко не все они были заключёнными. Некоторые из самых пугающих обитателей этого гиблого места – как страдающие от неприятностей сами, так и чинящие их другим – носили форму надзирателей. Пока я преподавал в тюремной школе (это было моей ежедневной работой более тринадцати лет), я помогал ожесточённым и озлобленным людям (которые только сильнее злились от того, что их насильно заставляют учиться в школе) научиться читать и сдать тест на соответствие уровню программы средней школы или закончить курс заочного обучения для поступления в колледж. Среди моих «учеников» были члены городских банд – азиаты, афроамериканцы, латиноамериканцы и мексиканские фермеры, попавшиеся на сбыте наркотиков или нарушившие эмиграционное законодательство. Я учил даже пациентов с психическими расстройствами в те дни, когда они чувствовали себя получше, но позже какой-нибудь тюремный психиатр обязательно снова пичкал их лекарствами, и на этом весь процесс обучения заканчивался.

Находясь в этом аду непрекращающейся боли, ненависти, ожесточения, тоски и горя, я изо всех сил пытался держать своё сердце открытым. Я понимал, что в этом мне могут помочь только изучение Дхармы и духовная практика, и я с энтузиазмом принялся за работу.

В самом начале моего заключения я стал принимать участие в программе социального активиста Берни Глассмана, западного мастера дзен, прошедшего традиционное обучение. Он прилагал усилия для того, чтобы облегчить страдания самых бедных слоёв населения и бездомных. Он разработал новую стратегию решения казалось бы нерешаемых социальных проблем, которая заключалась в более целостном подходе к развитию общества. В 1994 году я начал своё обучение у Роси Глассмана или у Берни, как он предпочитает, чтобы его называли сейчас. В результате я получил посвящение в сан священника-миротворца дзен. Церемония проходила в тюремной часовне в присутствии самого Роси и его жены Сенсея Джишу.

Берни и Джишу основали «Орден миротворцев дзен» и «Общину миротворцев» – организации, которые использовали для обучения и практики метод погружения. Они организовывали ретриты прямо на улице. Также они устраивали ежегодный «Ретрит сочувственного понимания», который проходил в Аушвиц-Биркенау – крупнейшем нацистском концентрационном лагере. Подобные ретриты представляли собой путешествие в гиблые земли, где мгновенно исчезали все ориентиры, и участники погружались в глубины незнания. «Незнание» – это первый принцип, который общество миротворцев использует в своей работе – социально-ориентированной активности, основанной на духовности (два других принципа это «Сочувственное понимание» и «Любящее деяние»).

Отбыв свой срок в 1999, я понял, что меня неумолимо тянет самому попробовать этот метод погружения. Я принимал участие в ретритах Берни в Нью-Йорке и сам ежегодно проводил подобные ретриты в Денвере. Я побывал в лагере Аушвиц-Биркенау и провёл там некоторое время, сидя между двумя железнодорожными линиями в печально известном распределителе, куда нацисты свозили в вагонах для перевозки скота евреев, цыган и другие «нежелательные элементы». В этом месте их сортировали – отправляли налево или направо – в газовую печь или на принудительные работы в концентрационном лагере.

Берни Глассмана занесло в Аушвиц-Биркенау в начале 90-х, и он сразу почувствовал, что в этом месте витают души, взывающие о том, чтобы их боль услышали, вспомнили и излечили. Он дал себе клятву вернуться сюда и попробовать помочь этим заблудившимся потерянным существам. В 1996 году он действительно вернулся, и с ним приехали сто пятьдесят миротворцев, чьим единственным устремлением было желание освободить эти души, ради их семей, ради их культур, ради их национальностей и просто ради человечности.

Ноябрь в Польше был пронзительно холодным. Группа миротворцев из разных стран, в которую входили люди, принадлежащие к самым разным религиозным конфессиям, выполняла сидячую медитацию. Мы по очереди зачитывали имена погибших – тех немногих, чьи имена были известны – сочувствовали им и понимали, какой невыразимый ужас царил в этом месте, где миллионы мужчин, женщин и детей (большинство из которых были евреями) а вместе с ними польские католики, русские солдаты, цыгане, гомосексуалисты и другие «нежелательные элементы», подвергались систематическому уничтожению. Мёртвых сжигали в печах крематория и в полях поблизости этого лагеря смерти – гиблых местах, где позже было организовано кладбище, хранящее останки около двух миллионов человеческих существ.

Сейчас, почти через шестьдесят лет после освобождения лагеря советскими войсками в 1945 году, все останки уже истлели. Но их души застряли в агонии – не только в форме кошмарных изображений, сохранившихся в музеях – но и в историях, рассказанных теми, кто выжил, и их детьми, которые присоединяются к нам каждый раз, когда мы проводим там ретрит.

Что заставляет меня продолжать практику в гиблых местах даже после того как я освободился из заключения? Зачем миротворцы год за годом возвращаются в Аушвиц-Биркенау, чтобы всем вместе и каждому по отдельности прочувствовать и понять тот ужас, что царил в этом страшном месте, которое можно назвать монументом тёмной стороне человеческой сущности? На эти вопросы сложно ответить.

Одна из причин, по которой меня привлекает практика в гиблых местах, заключается в том, что её объектом является то, с чем мы сталкиваемся изо дня в день. Практикуя таким образом, я обретаю способность использовать внимательность и осознанность для восприятия страдания, пронизывающего повседневную жизнь, и относиться к нему с пониманием и сочувствием. В жизни каждого из нас присутствуют гиблые места. Особенно это касается того гиблого места, которое находится между нашими ушами, и где в бесконечном часе пик кружит поток концептуального мышления, тревожащих эмоций, кипящих страстей и ненависти. И именно в это гиблое место – в наш милый дом – в конечном итоге приводит нас наша практика.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации