Текст книги "Любовь и честь"

ГЛАВА 5

– Время вставать. – С этими словами Пирс вылил на Элана полное ведро холодной воды.

Элан застонал и перекатился на спину. Затем сел, протирая глаза, и снова опрокинулся на солому, как мертвый.

– Вставай, Элан, уже поздно. Наше отсутствие заметят, и тебе придется отвечать на малоприятные расспросы.

– Я хочу спать. – Элан повернулся на бок и зарылся поглубже в солому.

– Ладно, ладно. В таком случае мне придется попытаться снова привести тебя в чувство. – Пирс поднял ведро и вышел из конюшни, направляясь к каменной поилке для лошадей. Там он наполнил его холодной водой и, вернувшись к Элану, окатил его во второй раз. Но теперь юноша был уже не в таком беспамятстве, как раньше. Он подскочил и заорал во весь голос, проклиная жестокость Пирса. На крик Элана появился один из конюхов.

– Это что еще такое? – рассвирепел конюх. – Не мочите солому, она же сгниет! Вон из моей конюшни, разбойники вы этакие!

– Вашей конюшни? – надменно произнес Пирс. – Мы гости барона Рэдалфа, и мне не нравится, как ты разговариваешь с господами.

– Гости? Как же! – Конюх рассмеялся, ничуть не смущенный отпором Пирса. – Рэдалф держит свои конюшни в порядке, и когда я расскажу ему, что вы натворили, облили всю солому водой, он станет на мою сторону, не сомневайтесь. Ну а теперь… где ваши женщины? Вытаскивайте их из соломы и выметайтесь отсюда. Нечего блудить около лошадей.

– Здесь нет никаких женщин. – Элан поднялся, еле удерживаясь на ногах и беспомощно цепляясь за плечо Пирса. – Я обрек себя на одиночество, – с горечью промолвил юноша.

– В таком случае за свою короткую жизнь вы хоть какую-то мудрость приобрели, – заметил конюх и, видимо смягчившись при виде Элана, жалкого и мокрого, сказал подобревшим голосом: – Если ваши юные лордства будут так добры, что уйдут сейчас же, я с конюшатами уберу испорченную вами солому.

– Я сожалею, что испортил солому. – Пирс решил умиротворить ретивого конюха, чтобы тот не пожаловался на них Рздалфу. И молодой человек вытащил из подвешенного на поясе кошелька монету. – Мой друг вчера вечером плохо себя почувствовал, и ему нужно было тихое местечко, чтобы отдохнуть.

– Небось напился? – смекнул конюх, пряча монету в складках одежды с такой скоростью, что Пирс подумал, не сделал ли тот своим доходом внезапные нападки на людей, ночующих в конюшне. Таких, наверное, хватало, так как в замке уединиться было почти невозможно, а конюшня с ее перегородками и темными уголками служила отличным прибежищем женолюбивым солдатам для их свиданий с хорошенькими служанками или посудомойками. В свое время, будучи оруженосцем, Пирс и сам приводил женщин побаловаться на соломе.

– Мы благодарим вас, сэр, за вашу любезность. – Элан отвесил конюху низкий поклон, и Пирс едва успел подхватить его, прежде чем он упал носом в землю, и снова поставить на ноги.

– По-моему, он до сих пор не протрезвел, – покачал головой конюх. Заметив осколки разбитого Эланом кувшина, он перевел взгляд на целый, который Пирс только что подобрал, и поинтересовался: – Сколько же он выпил?

– Более, чем следовало, – ответил Пирс почти в один голос со словами Элана. – Не столько, сколько хотелось бы.

– А-а, наверное, из-за девки. Это уж точно. – И конюх проводил презрительным взглядом выходивших из конюшни Пирса и Элана.

Остановившись посреди конюшенного двора, Элан заморгал от яркого летнего солнца.

– Пошли, пошли, – подбадривал его Пирс. – Сначала сходим в баню. Уверен, там сейчас полно мужчин в точно таком же виде, как и ты. Затем мы с тобой навестим замкового цирюльника, а уж потом, переодевшись в чистое и как следует откушав, ты почувствуешь себя получше.

– Я не шутил. – Элан шел рядом с Пирсом. – Я действительно покончил с женщинами.

– Это хандра из-за головой боли. Ты не кажешься мне монахом, – пошутил Пирс. – Но, друг мой, если чувство к Джоанне столь глубоко, что ты ощущаешь себя несчастным, значит, она и есть та единственная, от которой ты не отступишься.

Горячая вода и парильня сделали чудеса с головой болью. А после того, как побрился и сменил грязную одежду, Элан почувствовал себя гораздо лучше. Он вошел в большой зал вместе с Пирсом, предвкушая вкусную еду и немного хорошего вина.

Первой, кого он увидел, была Джоанна. Одетая в зеленое платье, с волосами, забранными в золотую сетку, вроде той, которую часто носила Роэз, она улыбалась, ласково заглядывая в глаза Криспину, как влюбленная жена. И Криспин отвечал ей таким же взглядом, в котором уже светился собственнический огонек, отчего ревнивый Элан чуть не потерял самообладание.

– Проклятье! – воскликнул он. – И отчего им понадобилось вставать так рано?

– Утро уже близится к концу, – отозвался Пирс. – Нужно поздравить их. Избежать этого нельзя, так что давай отделаемся побыстрее.

– А вот и вы, – воскликнул, завидев их, Криспин. – Где вы пропадали?

– В конюшне, – ответил Элан, глядя на Криспина, потому что не осмеливался смотреть на Джоанну.

– Нашли место, – рассмеялся Криспин. – И наверное, с девушкой?

– С кувшином, – ответил Пирс, – даже, по правде говоря, с двумя. Второй принес я.

– И как ваши головы? – продолжал посмеиваться Криспин, явно не догадываясь, что произошло с Эланом.

– Моя голова в порядке, – откликнулся Элан, добавив шепотом: – А сердце мое разбито.

Криспин не расслышал его, но Джоанна услыхала. Элан увидел страдающее выражение ее лица, увидел, как побелело оно до восковой бледности, а затем ярко вспыхнуло.

– Поедете с нами охотиться? – предложил безмятежный Криспин, все еще не замечая напряженности между Эланом и Джоанной.

– Поедем, если не проголодаемся до начала охоты, – весело согласился Пирс. Он положил руку Элану на спину и подтолкнул его в сторону от Криспина и Джоанны, туда, где находился стол на козлах, ломившийся под блюдами с сыром и холодным мясом, хлебом для тех, кто пожелал утренней трапезы. Оставив Джоанну, Криспин последовал за ними.

– Я не покинул вас, так и знайте, – проговорил Криспин. – Моя женитьба ничего не изменит в нашей дружбе.

– И не изменит того, что мы кузены, – добавил Пирс, прежде чем Элан успел открыть рот. – Но появление жены неизбежно меняет человека.

– Думаю, к лучшему, – заметил Криспин с величайшей серьезностью. – Джоанна – прелестная, милая, отзывчивая и вовсе не такая робкая, как предполагал. Я счастливый человек начиная с этого утра.

– Вот слова, которые я рад слышать. – К ним подошел Рэдалф. – Доброго вам утра, молодые люди. Криспин, если у тебя есть минута, мне хотелось бы с тобой поговорить. Мне пришло в голову, что, пока ты будешь в Нормандии, я мог бы сделать кое-что от твоего имени в Хафстоне. – Он отвел Криспина в сторону, оставив Элана и Пирса одних.

– Если и есть что-то, что может повлиять на нашу тесную дружбу с Криспином, – заметил Пирс, глядя им вслед, – так это его тесть.

– Странно, как он легко примирился с тем, что Криспин и Джоанна уедут путешествовать, – удивился Элан. – Вчера он еще гневался за эти их причуды.

Они видели, как Криспин и Рэдалф пересекали зал, а Джоанна поспешила подойти к Криспину и, взяв его за руку, подняла на него глаза.

– Я не могу оставаться в Бэннингфорде. – Элан с грохотом опустил на стол свой кубок с вином. – Это меня убивает.

– Ты не можешь уехать прямо сейчас, – возразил Пирс. – Криспин захочет узнать, почему ты переменил свои планы. Ты же обещал оставаться здесь до того, как они с Джоанной уедут.

– Что же ты посоветуешь мне, дорогой и мудрый сэр Пирс? – Привычное шутливое обращение прозвучало совсем не смешно. В голосе Элана была бесконечная усталость, и Пирс понял, что друг в отчаянии. Элан не сможет долго выносить Джоанну, держащуюся за руку Криспина и любовно заглядывающую ему в глаза. Надо было что-то предпринимать.

– Останься лишь на сегодня и завтра, – предложил Пирс. – Это удовлетворит Криспина и не оскорбит Рэдалфа, как было бы в случае нашего поспешного отъезда. Во время охоты легко уклониться от встречи с теми, кого не хочешь видеть, а охота займет большую часть каждого из праздничных дней. А потом мы придумаем что-нибудь. Завтра вечером я заявлю, что хочу сразу приступить к выполнению своих обязанностей в Хафстоне, что мне скучно пить и праздновать. Криспин достаточно хорошо меня знает, чтобы поверить этому. Ты же сошлешься на то, что не хочешь расставаться со мной и проведешь первую ночь своего путешествия домой в моем обществе в Хафстоне. Криспин такое объяснение легко примет и поймет.

– Еще два дня. – Элан покачал головой. – Я не хочу оставаться здесь так долго. Не уверен, что смогу.

– Сделай это ради дружбы, – настаивал Пирс. – Так лучше всего справиться с этой передрягой.

– Ладно, – сдался Элан. – Я снова послушаюсь твоего совета. Но у меня тревожное предчувствие. Я жду несчастья с того момента, как въехал в Бэннингфорд. Пирс, если увидишь, что я пью слишком много, останови меня. Я хочу, чтобы в эти дни у меня была ясная голова.

В последующие годы Элан не раз сожалел о том, что не покинул замок Бэннингфорд на следующий день после свадьбы Криспина. Столько жизней не поломалось бы, если бы он последовал своему предчувствию. Но он остался и тем приговорил себя доигрывать длинную трагедию, которая только начинала разворачиваться.

Он намеренно старался держаться подальше от Криспина и Джоанны, когда они были вместе. С одним Криспином он общался так же легко, как всегда. Элан любил Криспина, как любил Пирса, и у всех троих были общие воспоминания, шутки и привычки еще с тех времен, когда они встретились впервые, одинокие дети-пажи, и выяснили, что связаны родством. Мягкость, вдумчивость и уравновешенность Криспина дополняли хитроумие и настойчивость Пирса, своенравную порывистость Элана… Они никогда не ссорились раньше, и Элан прилагал все силы, чтобы этого не произошло и сейчас. По этой причине он стал молчалив, пил мало и был подчеркнуто вежлив со всеми, включая Рэдалфа и его вечную тень, Бэрда, хотя они оба казались ему отталкивающе противными. Он старался не думать о Джоанне и считал часы до того момента, когда сможет покинуть Бэннингфордский замок.

В то время как Элан пил крайне умеренно, Рэдалф такой воздержанностью не отличался. Довольный тем, что брак Джоанны состоялся и надежно закреплен, он надеялся, что вскоре она произведет на свет желанного наследника. И Рэдалф на радостях пил беспробудно.

– Свадьбы празднуются телом, – заявил он Роэз, сидевшей рядом. – Я сам чувствую себя женихом. – И, словно доказывая правоту своих слов, ухватил ее ладонь и крепко прижал к своему возбужденному мужскому естеству.

– Милорд, ну пожалуйста, оставьте, – возмутилась Роэз. – Что подумают ваши гости?

– Мужчины решат, что я сделаю себе наследника до того, как сподобятся Джоанна с Криспином, – скабрезно ухмыльнулся Рэдалф. – Не будь такой ханжой, жена! Никто не может увидеть, что творится под скатертью.

Расходившийся Рэдалф отпустил руку Роэз, но тут же начал терзать ее груди. Она сидела выпрямившись, глядя прямо перед собой, страстно жалея, что у нее не хватает мужества дать ему пощечину и потребовать уважения к себе, особенно на людях.

Друг Криспина, сэр Пирс, сидел слева от нее, и она не сомневалась, что он заметил грязные выходки Рэдалфа. Мерзкое поведение пьяного барона бросалось в глаза. Только когда к столу подошел Бэрд и начал выяснять у Рэдалфа что-то о ночных дозорных, барон оставил жену в покое. Роэз чувствовала, что лицо ее пылает. Ей казалось, что она умрет от стыда, особенно после того, как заметила, что несколько дам за нижним столом бросают в ее сторону сочувственные взгляды.

– Миледи, – ласково произнес Пирс, – этот соус восхитителен. Скажите, вы сами придумали этот рецепт? – Юноше хотелось сказать расстроенной женщине хоть что-то приятное.

– Я научилась готовить соус у своей матери, – отвечала Роэз. Она оценила благородный жест Пирса. Рискнув взглянуть на него, она вместо жалости, которую боялась прочесть в его глазах, встретила дружескую улыбку.

– Тогда, леди Роэз, надо поздравить с ним вашу матушку – отменную кулинарку, а также ее способную дочь.

– Большую часть того, что подается к столу, стряпают повара, я же только присматриваю за ними, – объяснила она, с легкостью обсуждая близкие ей домашние заботы, – но этот соус я всегда готовлю сама. Когда вы женитесь, сэр Пирс, вам стоит только подать знак, и я тотчас дам вашей жене этот рецепт.

– Вы не только любезны, но и добры, – ответил он и на какое мгновенье коснулся ее локтя, но так, чтобы Рэдалф не мог этого заметить. От этой невинной ласки Роэз чуть не заплакала.

– Пирс, ты не забыл? – крикнул ему Криспин через стол и пустился рассказывать о днях их детства в пажах, а друг стал припоминать забавные подробности.

Роэз откинулась на спинку, чтобы Пирс мог, наклонившись вперед, видеть во время разговора Криспина. Джоанна, сидевшая с другой стороны от Криспина, смеялась, слушая занимательную историю, которую вспоминали друзья. Очень осторожно, чтобы не заметил Рэдалф, Роэз стала пристрастно разглядывать Пирса. Ей понравился облик юноши. У него было длинное узкое, хорошо выбритое лицо. Тем не менее, Роэз показалось, если он отпустит бороду, она будет густой и черной, как и его волнистые волосы. Темно-карие глаза казались почти черными. От Пирса веяло здоровой прелестью молодости.

Она знала, что его ласковый жест ничего не означает. Пирс без всякого умысла проявил к ней внимание как истинный рыцарь, но она и от этой малости почувствовала себя настоящей леди, какой ее и воспитали. А Рэдалф всегда был с ней груб, как со служанкой, даже перед гостями. Сэр Пирс из Стоуксбро всегда будет вежлив и добр с женщиной, даже если не испытывает к ней никаких чувств. Но все равно его благородное обращение с ней согрело сердце Роэз. Эта мимолетная нежность юноши утешала ее одинокую душу до конца пира и позже, когда подошло время охоты.

В тот день во время охоты конь сбросил Криспина наземь. Смеясь над своей неловкостью, он поднялся и снова сел верхом, успокоив своих спутников, что ничего не повредил. Но к вечеру, к моменту возвращения в замок, падение дало себя знать. Пирс и Элан отвели его в спальню и раздели, чтобы осмотреть, насколько серьезны ушибы.

– Вот паршивый ушиб. – Пирс дотронулся до синяка, который проявился поперек груди Криспина. Он нажал на него, проверяя, не сломаны ли ребра. – Не думаю, что ты сломал ребра, но тебе следует приложить к больному месту припарку, лучше из трав. И погреть также локоть и колено, если ты собираешься завтра охотиться снова. Где твой оруженосец? Я пошлю его на кухню за тазом горячей воды.

– Он помогает доставить убитую дичь, – сказал Криспин, пытаясь расправить мышцы плеч. – Ох, как же больно. Чувствую последствия своей лени: несколько дней я не делал серьезных упражнений. Мне опять надо попрактиковаться в умении владеть своим телом.

– У тебя на уме были совсем другие упражнения, – съехидничал Пирс, подбирая с постели шаль и накидывая на голые плечи Криспина.

Это была шаль Джоанны, темно-голубая, под стать ее глазам. Элан видел ее на ней в один из прохладных вечеров. Он отвернулся, чтобы не смотреть, как шаль касается обнаженного тела Криспина.

– Я схожу за водой, – предложил Элан, желая поскорее покинуть эту комнату, которую Криспин делил с Джоанной. Сам воздух ее был напоен запахом розовой воды, которой она умывалась, и пара туфелек валялась около сундука с одеждой, наверное принадлежавшего Джоанне.

Элан почти дошел до кухни, когда встретил Джоанну, идущую с тазом и кувшином, из которого легким облачком поднимался пар. Стараясь казаться равнодушным, он посмотрел в ее настороженные глаза.

– Вы уже слышали, – проговорил он, забирая у нее тяжелый кувшин и поворачивая назад.

– Хотела бы я тоже быть на охоте, чтобы помочь ему, но отец запретил мне ездить верхом. Он боится. – Она замолчала, но, передохнув, не глядя на него, продолжала – Отец боится, что, если я буду скакать на лошади, охотиться, у меня может случиться выкидыш.

– Разве ездить верхом или не ездить не должно быть решением Криспина? – Элан старался не думать о том, что Джоанна, возможно, уже носит ребенка Криспина.

– Криспин подчинился воле отца, – сокрушенно заметила Джоанна.

– И вы тоже послушались Рэдалфа? – Элан сам же ответил на свой вопрос. – Разумеется, послушались. Вы ведь всегда так поступаете. Правда? – Издевательская нотка в его голосе покоробила Джоанну. Она хотела было возразить ему, заметя, что женщинам редко представляется возможность решать что-то самим. Но Элан так и не смог удержаться, чтобы не излить свой гнев на несправедливость судьбы. – Кем, скажите, ради всех святых, Рэдалф себя считает? Почему это он идет наперекор желаниям вашего мужа? Кто вами руководит, Джоанна? Отец или муж?

– Больше всего на свете я хочу сама руководить собой, – заявила она. – Тогда я могла бы сказать вам, деспотичным мужчинам, что женщина думает и что она чувствует на самом деле.

– Деспотичным? – Недоуменно подняв брови, он шутливо посмотрел на нее. – Да, пожалуй, мы должны вам казаться именно такими. Простите меня, Джоанна. Я не хотел вас упрекать, но я немного беспокоюсь о Криспине.

– Отец сказал, что он легко отделался.

– Я думаю не о его физическом состоянии. Весь этот день у меня было какое-то странное предчувствие, когда я думал о Криспине. Увидев, как он падает с коня, я решил, что предчувствие оправдалось. Но мое «ясновидение» оказалось глупостью. Он даже не сильно ушибся. Вот, посмотрите сами. – Открыв дверь в спальню, Элан пропустил ее вперед.

Там уже находились Рэдалф и отец Эмброуз. Оба они осматривали синяки и ссадины Криспина, а Пирс, стоя поодаль, наблюдал за ними. Завидев Джоанну, Криспин шагнул к ней, но Рэдалф остановил его, чтобы несколько раз согнуть и разогнуть ему локоть, проверяя, все ли в порядке с зятем.

– Ох, Криспин, – вскричала Джоанна, – ты ничего себе не повредил?

– Оставь нас, дочка, – приказал Рэдалф. – Мы сами позаботимся о Криспине, а потом позовем тебя.

Окрик отца возмутил Джоанну. Поставив таз около сундука с одеждой, она направилась к двери. Джоанна остановилась и с беспокойством посмотрела на Криспина. Увидев, что она не решается остаться с мужем из-за того, что отец приказал ей уйти, Элан разъярился.

– Господи Боже! – взорвался он. – Криспин – человек, а не племенной жеребец, чтобы ты случал его со своей любимой кобылой. И Джоанна самостоятельная женщина, как бы ты об этом ни думал.

– Элан! – Отец Эмброуз был ошеломлен выходкой юноши.

– По-моему, нам следует уйти, – сказал Пирс, обращаясь к Элану.

– Я остаюсь, – твердо заявил Элан.

– Можешь делать, что хочешь. – Не обращая внимания на вспышку Элана, Рэдалф обратился к Криспину: – Думаю, нам надо перебинтовать тебе ребра. Джоанна, найди Роэз и скажи, чтобы она дала тебе полосы льняного холста, которыми мы пользуемся при перевязках.

– Я знаю, где лежат бинты, отец.

– Тогда исполни, что я велел, неси их сюда. Криспин, сядь на постель и сними чулки, дай мне осмотреть твое колено. Мы не можем допустить, чтобы молодой муж захромал. Джоанна, я велел тебе принести бинты. Не стой столбом, делай, как я сказал. Вижу, от тебя мало проку. Вот оруженосец Криспина. Я лучше пошлю его, раз ты не можешь выполнить простого поручения, нерасторопная девчонка.

Рэдалф отдал распоряжение оруженосцу, затем приветливо обратился к своему телохранителю, появившемуся на пороге комнаты:

– Бэрд, наконец-то ты прибыл. Забери-ка Джоанну отсюда.

Теперь настал черед взбунтоваться Джоанне. Комната была полна мужчин… ее отец, аббат Эмброуз, оруженосец, приведший с собой двоих друзей, соглядатай Бэрд, которого она не выносила, Пирс и, главное, «он», Элан, который глядел на нее глазами, полными такой любви и грусти, что его душевная боль грозила, слившись с ее неутолимой мукой, погубить их обоих. Она так старалась быть хорошей женой Криспину, но тень первой любви стояла между ними. Она видела, что Элан пристально наблюдает за ней. Это было так мучительно. Джоанна не могла больше выносить этой пытки.

– Я не девчонка! – закричала она на отца. – И больше не подчиняюсь твоим приказам. Я теперь замужняя женщина, и это моя спальня, которую я делю со своим мужем. Убирайтесь отсюда все и оставьте нас одних. Я сама позабочусь о Криспине. Я его жена, женщина, с которой он делит ложе. Оставьте нас!

– Дочь! – Дав знак Бэрду помочь ему, Рэдалф с угрожающим видом двинулся к Джоанне. Отец Эмброуз остановил его.

– Леди Джоанна права, – сказал аббат. – Нас здесь слишком много, а Криспин пострадал совсем не серьезно.

– Я рада, что по крайней мере у одного из вас хватает здравого смысла, – съязвила Джоанна, несколько умиротворенная поддержкой отца Эмброуза. – А теперь уходите, все-все.

Она выпроводила мужчин из комнаты, яростно сверкнув глазами на Элана, когда он задержался, чтобы переставить кувшин с горячей водой на сундук. Пирс выходил последним, и она подтолкнула его в спину, чтобы он не медлил, а затем закрыла дверь и заложила засов.

– Какая ты, оказывается, свирепая. – Криспин удивленно наблюдал за «фурией» с ангельским лицом. Она подбежала к нему, осторожно коснулась его ушибов, поцеловала болезненное место на одном из ребер. – Джоанна, дорогая моя, к чему такое неистовое беспокойство? Мои ушибы – пустяки.

– Ты мог погибнуть. – Ее мучило чувство вины из-за непроходящего влечения к Элану и тревога, вызванная его словами о дурном предчувствии, касающемся Криспина. Она прижалась губами к лицу мужа, снова и снова целуя его и не переставая причитать: – Обещай мне быть осторожнее. А теперь позволь помочь тебе. Я налила в этот кувшин раствор из целебных трав, сейчас обмою твои ушибы, и боль утихнет. Я сделаю так, что тебе скоро станет легче. Ох, Криспин, Криспин.

В этот миг, когда она пробегала руками по крепкому телу мужа, ее противоречивые мучительные чувства словно слились воедино: отчаянное томление по объятиям Элана, гнев на властного отца, самовольно выдавшего за ее замуж за Криспина, уязвленное самолюбие из-за того, как он пытался выставить ее из комнаты, когда Криспин страдал и нуждался в ее помощи… Все эти разнородные чувства объединились с нежностью и растущей привязанностью к Криспину. Джоанна ощутила желание отдаться мужу, она хотела его…

– Иди в постель, Криспин, – произнесла она таким соблазнительным тоном, что было ясно: в ней говорит не забота сиделки.

– Как? Сейчас? При свете дня? – Криспин был искренне удивлен, но не рассержен.

– Да, сейчас. – Она поймала его за руку и повлекла к постели.

– Джоанна, так не поступают настоящие леди.

– Мне все равно. Я злюсь, испытываю страх. Я в ужасе от мысли, что с тобой могло случиться несчастье, а меня не было рядом. Я твоя жена и хочу… хочу…

Продолжая держать его за руку, чтобы он не вырвался, она забралась на постель и легла. Свободной рукой Джоанна вздернула юбки до самой талии, обнажив нижнюю часть своего тела, и услышала, как у него перехватило дыхание, почувствовав мгновенный отклик его тела на ее желание предаться любви. Страшась, что его природная застенчивость и чувства приличия могут заставить его подавить желание, она не отпускала его руку. Когда она потянулась к шнурку, стягивавшему на талии его чулки, ей пришлось действовать левой рукой. Это получалось неуклюже, а он ей помогал. Более того, Криспин даже сделал попытку закрепить за собой главенствующую роль в их играх.

– Джоанна, убери свою руку. Я сам скажу тебе, когда и где мы будем… о, Джоанна!..

– Я хочу твоего ребенка, Криспин. Дай мне свое дитя. Хочу чувствовать тебя внутри. – Ярость, страх потери и тоска довели ее до предела чувственности. Не было другого лекарства для жестокой раны, которая разрывала ее сердце. В объятиях Криспина она найдет забвение и радость утоленного желания.

Уравновешенный Криспин не мог дать ей того, что жаждала ее страстная горячая плоть, он не мог быть с ней яростным и ненасытным, пока она не получит ожидаемого наслаждения. Будучи Криспином, а не Эланом, он мог дать ей только нежность, так что и взрыв внутри нее, когда он наступил, был тоже ласковым и тихим и слишком кратким, чтобы утолить бушевавшую в ней отчаянную страсть, похожую на пламя. Когда он наконец свершил то, что предназначено мужчине, она расплакалась от неудовлетворенности и разочарования: бедный Криспин был лишен от природы дара плотской земной любви.

Криспин сел на край постели и покачал головой, глядя на нее. Она не шевелилась, не поправляла одежду, а так и лежала в задранном смятом платье, со сбившейся золотой сеткой на голове.

– Я никогда не мог себе представить, что воспитанная девушка может вести себя так разнузданно, – строго заметил он.

– Не сердись на меня, – молила она. – Когда я услышала, что ты упал с лошади, я так испугалась, что была вне себя от радости, увидев тебя целым и невредимым, отделавшимся легкими ушибами.

– Я не сознавал, что ты испытываешь ко мне такие сильные чувства, – словно извиняясь, сказал он. Криспин положил руку ей на бедро. – Это не оскорбляет тебя?

– Нет, милорд. – Она слегка шевельнула ногами, давая ему возможность передвинуть руку повыше.

– А что, если я сниму чулки и лягу в постель, чтобы ты смогла облить мое колено своим замечательным травяным настоем? И ребра, и локоть, – спросил он.

– Да, милорд. – Его пальцы двигались все выше по шелковистой, особо чувствительной внутренней стороне ее бедра.

– Но твое платье может от этого намокнуть.

– Я сниму его, милорд. И головной убор.

– Так будет… удобнее.

– Да, милорд. – Улыбаясь его торжественному тону, она соскользнула с постели и быстро сняла с себя всю одежду.

– Такое рвение о моем благополучии делает тебе честь, – произнес он, когда она вернулась к нему с отжатой тканью в руке. – Полагаю, тебе следует начать с колена, а дальше делать примочки, идя вверх.

Больше он ничего не сказал, но лежал тихо, позволяя ей сесть рядом и приложить ткань к колену. Когда она наклонилась вперед, ее распустившиеся волосы рассыпались у него по ногам. Он обеими руками отвел их назад и заложил ей за уши. Потом сказал:

– Я никогда не думал, что иметь жену так прекрасно.

– Спасибо, милорд. – Она поднялась, чтобы снова погрузить ткань в таз, и подлила туда горячей воды из кувшина, зная, что он следит за каждым ее движением, а на ней нет и лоскутка одежды. При мысли об этом она покраснела: они вдвоем, обнаженные, при свете дня… Однако это ее возбуждало. Снова приложила она ткань к его колену, и он глубоко вздохнул.

– Не слишком ли горячо? – беспокоилась она. – Руки мне не жгло.

– Это не от припарки, Джоанна.

– Теперь я вижу, что ты серьезно нуждаешься в моей нежной заботе, – откликнулась она, переведя взгляд от колена вверх к тому заповедному месту, которое нетерпеливо подрагивало в Ожидании ее прикосновения.

Не лаская, даже не коснувшись ее и не поцеловав, он подхватил Джоанну и усадил с размаха на себя. Ее глаза распахнулись от изумления. Ей в голову не приходило, что мужчина и женщина могут соединяться подобным образом. Его руки тяжело лежали на бедрах Джоанны, крепко удерживая ее.

– Теперь тебе придется действовать, – сказал он. – Мне слишком больно, чтобы я смог тебе помочь.

– Вы лжете, милорд. – Но тем не менее она задвигалась, сначала неумело, не зная, как сделать то, чего он хочет. Однако ее пылкость возрастала, пока она не воскликнула с радостным удивлением: «Ох, Криспин, Криспин», – и упала ему на грудь, задыхаясь в изнеможении, а он стонал в экстазе сладострастия…

– Я и не подозревал, что ты окажешься такой необыкновенной любовницей, – заметил он, когда они снова мирно лежали рядом, – забавной, страстной и бесконечно милой.

– И я не подозревала, что ты умеешь весело шутить и понимать шутки, – отозвалась она.

– Я скрываю свою любовь к шуткам и розыгрышам от чужих, – ответил он. – Лучшие друзья знают о моем пристрастии. У нас с Эланом и Пирсом было много забавных приключений.

Эланом, который совсем недавно смотрел на нее отчаянным взглядом. «Я не буду думать о нем, – снова мысленно поклялась она. – Мы скоро расстанемся. Он уедет домой. Тогда будет легче».

Вслух же она промолвила:

– Криспин, ты мне так нравишься.

– Смею ли я надеяться, что со временем это перейдет в нечто более сильное? – робко спросил он. – Я хочу, чтобы ты испытывала ко мне глубокое чувство, Джоанна.

– Я уже испытываю его, – ответила она. – И уверена, что совсем скоро оно станет еще сильнее.

– Мне не хотелось бы, чтобы ты сочла меня надоедливым, – сказал он немного погодя, – но не кажется ли тебе, что мы могли бы… еще разок… перед тем, как встанем?

– Конечно, – согласилась она.

Джоанна раскрыла ему объятия, повторяя про себя, что ее брак обязательно будет удачным. Любовь придет потом, когда она лучше его узнает. А пока она довольствовалась чувством неизъяснимой нежности, которое он в ней пробуждал.

Хотя они еще раз предавались любви поздно ночью, когда закончился пиршественный ужин, и еще раз в суматохе утра, из-за чего Криспин опоздал на свидание с Рэдалфом, Джоанна была убеждена, что именно в тот июньский вечер, когда сна пробила броню его природной сдержанности и познала его добрую чуткую душу, именно тогда был зачат их ребенок.