Текст книги "Незнакомка из Пейроля"

– В то время? Нет… Я не помню ничего такого.

Сердце Паскаль сжалось от этих воспоминаний. Двадцать лет назад ее мать была еще здоровой, но уже тогда она была какой-то меланхоличной.

– Мой отец всегда мечтал поселиться в Париже, он был уверен, что маме скучно в Пейроле. Не знаю, правильно ли он поступил.

Аврора взглянула на настенные часы и мигом поднялась.

– Перерыв закончился, нужно возвращаться, иначе мне устроят головомойку! Когда ты приступаешь к работе?

– Через неделю.

– Позови меня сюда, мы вместе пообедаем, и я введу тебя в курс дела, расскажу все, что ты должна знать, чтобы здесь сработаться.

Она вынула из кармана бумагу и ручку и записала номер своего мобильного телефона.

– Была очень рада увидеть тебя, – повторила она и ушла.

Паскаль проводила Аврору взглядом, когда та проходила через зал, направляясь к служебным лифтам. Профессор Надин Клеман, конечно, была тихий ужас, но это не имело значения, поскольку Паскаль прекрасно знала свое дело и собиралась усердно работать, чтобы упрочить свое положение в Пюрпане.

Покидая помещение больницы, она вспоминала разговор с Лораном Вийневом. Тому, что он любезно принял ее, она, конечно, обязана Самюэлю. Что бы она делала без него? Если бы он не уладил банковские вопросы и не нашел ей эту работу, не говоря уже о сумме, которую он ей одолжил, она, возможно, не смогла бы совершить свой переезд. Она решила, что с этого момента будет справляться со своими трудностями сама. Для начала она возьмется за приведение в порядок Пейроля. У нее всего лишь неделя на то, чтобы все спланировать, привезти вещи из Парижа, перенести мебель с чердака, рассчитать Люсьена Лестрейда, закупить продукты, оформить коммунальные платежи, съездить в Сен-Жермен, чтобы упаковать чемоданы… купить машину, без которой она не сможет добираться из Альби до Тулузы.

От возбуждения, что наконец-то она взяла свою жизнь в собственные руки, Паскаль даже зашагала быстрее, больше не испытывая страха.

Глава 3

Надин Клеман закрыла дверь своего кабинета. За месяц ее неприязнь к этой малышке Фонтанель только возросла. По какому праву ей навязали эту женщину? Как ей избавиться от нее? Конечно, с профессиональной точки зрения к ней не в чем придраться. Квалифицированные диагнозы, чуткое – даже излишне – отношение к пациентам, грамотные врачебные предписания, – Паскаль Фонтанель, казалось, была неуязвимой. Хотя многочисленные анализы и обследования, которые она назначала, иногда бывали неоправданны. В такой больнице, как эта, директор обязан был следить за расходами. Надин непременно воспользуется этим, чтобы вызвать Паскаль и преподать ей урок, а заодно посмотреть на ее реакцию. Если эта гордячка проявит непокорность и не послушает предостережений, это будет поводом поставить ее на место или даже устроить скандал.

Надин по внутреннему телефону попросила свою секретаршу принести истории болезни, которые вела доктор Фонтанель. Одно это имя было ей отвратительно. Эти Фонтанели! Когда они уехали отсюда двадцать лет назад, Надин с радостью забыла о них – скатертью дорога! И вдруг вернулась дочь Камиллы, с этим так называемым азиатским шармом. Надин и знать ничего не хотела о Вьетнаме и войне в Индокитае – уж слишком много она наслушалась об этом в юности.

Вошла секретарша с кипой папок. На каждого пациента пневмологического отделения заводилась отдельная папка, на которой была наклейка с фамилией лечащего врача. За четыре несчастных недели малышка Фонтанель успела осмотреть всех этих пациентов?

Дверь бесшумно закрылась, и Надин снова осталась одна. Она прекрасно знала о том, что наводит ужас на своих сотрудников, но была уверена, что на ее должности только так и нужно. Порядок и строгость – вот ее оружие. Возможно, потому, что отец ее был военным? Пожав плечами, она набросилась на папки с твердым намерением найти в них какой-нибудь недочет.

Тренировка в аэроклубе среди людей, не обсуждавших ничего, кроме полетов и воздушных трюков, была для Лорана и Самюэля одним из воскресных удовольствий. Лорана устраивало то, что именно Самюэль был его инструктором, поскольку они прекрасно понимали друг друга. Лоран уже давно был аттестован как пилот самолета, теперь ему захотелось научиться летать на вертолете. После полета они отправились в бар, чтобы выпить пива.

– Ну что, твоей бывшей нравится у нас? – спросил Лоран.

– Насколько я знаю, да. Мы редко видимся в больнице, к тому же она сейчас очень занята своим домом.

– Это возле Альби?

– Между Лабастильдой и Кастельно-де-Леви. Это красивая семейная усадьба, которую она выкупила у своего отца. Думаю, она захотела вернуться сюда, потому что не любила Париж.

– В то время вы уже не были женаты?

– Нет.

Самюэль хотел было что-то добавить, но промолчал. Вопросы Лорана не смущали его, но он понял, что ему не хочется обсуждать Паскаль с другим мужчиной. Особенно с неженатым и привлекательным мужчиной. Тридцативосьмилетний голубоглазый Лоран с невыразимо очаровательной улыбкой, прекрасным чувством юмора и высоким служебным статусом очень нравился женщинам.

– Ты ее еще любишь? – спросил Лоран, удивляясь внезапному молчанию Самюэля и пытаясь вызвать его на продолжение разговора.

– Любовь – слишком объемное понятие, скажем так: я по-прежнему к ней неравнодушен. Глупо, конечно, она давно рассталась со мной.

– Но не ты с ней? Я думал, что с Марианной…

– Да, – как-то неубедительно подтвердил Самюэль. – Марианна прекрасная девушка…

Самюэль снова умолк, не находя более подходящих слов.

– Я понял, – улыбнулся Лоран.

Его ирония рассердила Самюэля. Так было всегда, когда речь заходила о Паскаль. Он нервничал оттого, что она была где-то рядом, и Марианна сразу это заметила. Не было никакого сомнения, что в глубине души он все еще любит ее и, возможно, будет любить всю жизнь, как некий потерянный рай. Сам он не решался признаться себе в этом, тем более не хотел, чтобы его вынуждали делать это другие люди. Мысли о Паскаль только мешали ему полюбить другую женщину, что было нелепо, несправедливо и неразумно.

– Самюэль!

Многозначительный взгляд Лорана заставил его улыбнуться.

– Не напускай на себя такой жалобный вид, ладно? А то мне придется так завалить тебя работой, чтобы ты забыл даже, как тебя зовут.

Самюэль пожал плечами и направился к стойке за следующей парой пива.

Паскаль опустилась на огромный пуф, обтянутый марокканской кожей, подняв облако пыли. Аврора, стоявшая неподалеку, запротестовала.

– Только не говори мне, что ты устала!

– Да я сейчас умру от усталости… Ты и правда хочешь оставить этот ужас?

– Я люблю экзотику, а твой чердак – настоящая пещера Али-Бабы. Если этот пуф почистить и натереть кремом, он будет прекрасно смотреться!

Весь день они передвигали мебель, пытаясь найти для нее наилучшее место.

– Я так рада, что ты пригласила меня сюда жить, – чуть ли не в десятый раз повторила Аврора.

Эта идея пришла им в голову одновременно, когда они обедали в пиццерии и рассказывали друг другу о своей жизни. Аврора с трудом сводила концы с концами, пытаясь погасить долг в банке. Она была транжирой, фантазеркой и мечтательницей, поэтому не умела распределять свой бюджет, и оплата долга превратилась для нее в настоящую проблему. Двухкомнатная квартира, которую Аврора снимала в Тулузе, стоила дорого и была лишена всякого очарования, поэтому предложение о переезде в Пейроль она восприняла с радостью. Паскаль просила ее взять на себя лишь часть расходов по оплате отопления и электричества, но Аврора заявила, что будет также участвовать в ремонтных работах. Преимущество было еще и в том, что они вместе могли ездить на работу в одной машине. Но главное – это простое решение избавляло их от одиночества незамужних женщин.

Аврора, перебравшись в Пейроль, пребывала словно в эйфории. Этот дом, также как и парк, вызывал в ней восхищение и пробуждал неуемную энергию. Она была полна замыслов о том, как преобразить и украсить их жилище. Без нее Паскаль, вероятно, пришла бы в отчаяние, поскольку явно недооценила сложность задачи. Для себя она выбрала комнату родителей, для Авроры – комнату Адриана, а ее бывшая детская, большая и светлая, предназначалась теперь для гостей. На первом этаже, кроме кухни, был еще зимний сад. Эта большая прямоугольная комната заканчивалась широкой террасой и была самым красивым местом в доме. Паскаль и Аврора засиживались там до полуночи, обсуждая свои дела и наслаждаясь чаем с липой или мятой.

– Сегодня вечером, – заявила Аврора, – я приготовлю огромный омлет.

– Хорошо, я куплю хлеб.

Они неохотно поднялись, чувствуя усталость от переделанной за день работы.

– Суббота прошла не зря, – констатировала Паскаль, окидывая взглядом спальню Авроры.

Они повесили здесь розовые шторы, благодаря которым комната как-то сразу повеселела, поставили ширму, оклеенную фотографиями, белый комод, украшенный трафаретным орнаментом и, наконец, тот самый обитый марокканской кожей пуф, который словно трон возвышался в простенке между окнами. Паскаль одобрительно кивнула, отдавая должное фантазии своей подруги. Ее вкус тяготел скорее к классике, простоте и строгости стиля. Почему у нее никогда не находилось времени, чтобы заняться их с Самюэлем квартирой? Оба они были чересчур поглощены работой, к тому же мечтали переехать оттуда. И так бы и случилось, если бы Паскаль забеременела…

Она спустилась вниз по лестнице, взяла сумку, лежавшую на столике в передней, и отправилась за хлебом. В соседней деревне было только три магазина: булочная, бар, где продавали сигареты и журналы, и мясная лавка. Паскаль уже несколько раз бывала здесь, но ни разу ни с кем не говорила. Может, эти люди принимали ее за туристку, или же им не нравился ее парижский акцент, в любом случае их прием не отличался теплотой. Она решила сделать еще одну попытку и дать им понять, что она их соседка и теперь будет часто к ним заходить.

Улыбаясь, она вошла в булочную и поймала на себе недобрый взгляд пожилой женщины за кассой.

– Добрый день, мадам, я возьму батон и темный хлеб, – сказала она как можно любезнее.

– Порезать хлеб? – все с тем же выражением лица спросила продавщица.

– Да, пожалуйста. Я очень люблю этот хлеб на завтрак!

Та, не ответив на комплимент, продолжала нарезать хлеб.

– Я поселилась в двух километрах отсюда, – продолжала Паскаль. – Я вернулась в дом, в котором провела все свое детство.

– А, вы одна из Фонтанелей, да? – недоброжелательно выдавила из себя продавщица.

– Да! Я купила себе наш семейный дом.

– Какая странная мысль.

Разочарованная такой реакцией, Паскаль протянула ей пять евро.

– Ваши родители ничего не покупали в деревне, – пробурчала женщина. – Но я вас видела пару раз, когда вы были еще маленькой девочкой…

– А теперь вы будете видеть меня гораздо чаще! Улыбнувшись еще раз, Паскаль вышла из магазина.

Странный прием для хозяйки магазина, который явно не испытывает избытка покупателей. Логичнее была бы любезность или, по крайней мере, заинтересованность.

Паскаль перешла через дорогу и толкнула дверь бара, где рассчитывала купить несколько женских журналов. Аврора обожала их перелистывать воскресным утром, проявляя внимание к новинкам моды, советам по дизайну интерьеров и к кулинарным рецептам, которые с переменным успехом опробовала в тот же день.

– Что, врачи и такое читают? – шутливо спросил продавец, разглядывая ее из-за стойки.

– Выходные на то и даются, чтобы расслабиться, – весело ответила Паскаль.

Наконец-то хоть кто-то здесь не считает ее туристкой.

– Я живу в двух километрах отсюда, – уточнила она, чтобы поддержать разговор.

– Знаю, знаю… Тут быстро узнают такие вещи! Ваш садовник трубит об этой новости уже целый месяц.

– Люсьен Лестрейд больше не мой садовник. Он сам захотел помочь мне, но делает это бесплатно. Сейчас у меня никто не работает.

– Вам не просто будет избавиться от него! – пошутил мужчина.

На вид он был немного старше Паскаль и вряд ли знал ее семью в то время, когда они здесь жили, и, может, поэтому был более словоохотлив, чем булочница.

– Люсьен все время рассказывает о вашем парке. У него есть и другая работа, но именно на ваших деревьях он любит тренироваться.

– Этот дом уже не тот, что был раньше, – осторожно ответила Паскаль, которой не понравилась его фамильярность. – Я пытаюсь что-то делать сама, но из-за работы в Тулузе у меня не хватает времени на то, чтобы…

– А почему так далеко? Ведь ваш отец работал в Альби, не так ли?

– Вы решительно в курсе всех дел! – насмешливо заметила она.

– Люди любят поболтать за стаканчиком вина, – ответил он, указывая на ряды бутылок позади себя. – Я купил это бистро десять лет назад и с тех пор слушаю здесь самые разные истории.

Паскаль закрыла портмоне, взяла журналы и направилась к выходу. Открывая дверь, она услышала:

– Имя Фонтанель здесь очень хорошо известно! Нарочито медленно она повернулась к нему лицом.

– Я не понимаю, что вы имеете в виду, – четко проговорила она.

– Как мне кажется, ваш отец оставил по себе плохие воспоминания…

Она была сбита с толку и не решалась уйти. Этот человек мог говорить что угодно, чтобы заставить ее уйти, но она инстинктивно чувствовала, что он говорит правду. Конечно, работая за стойкой, он слышал немало разных сплетен, и возвращение Паскаль в Пейроль благодаря Люсьену Лестрейду тоже не прошло незамеченным.

– Мой отец прекрасный врач, – твердо заявила она.

– А, но дело не в этом. Здесь болтают о его историях с женщинами. Одна заживо сгорела, потом китаянка, которая…

Он резко осекся и хлопнул себя по лбу.

– О, какой же я идиот! Простите. Все знают, что я ужасный болтун! Вы курите?

Сконфузившись, он протянул ей большой блок спичек, словно надеялся этим загладить возникшую неловкость.

– Нет, я не курю, спасибо.

– Ну возьмите, будете разжигать печь или камин. Обойдя вокруг стойки, он подошел, чтобы вручить ей коробку.

– Не сердитесь на меня… Да, в вас есть что-то азиатское, я должен был сразу это заметить.

Она растерянно взяла коробку со спичками и вышла, не сказав ни слова. «Китаянка»… Значит, вот как называли ее мать жители этой деревни? Злились на нее за то, что она делала покупки в Альби? Потому что она была метиской?

Возвращаясь в Пейроль, Паскаль перебирала в памяти слова продавца из бара. Кстати, как же он ее узнал? Может, она успела стать главной темой разговоров в этой дыре? В таком случае ноги ее здесь больше не будет, она все будет покупать в Альби, как и ее мать. Что же касается этих старых «историй с женщинами», то ее отец вовсе не был Синей Бородой! Тем не менее уже во второй раз ей сказали о том, что Фонтанели оставили по себе плохую память. Сначала тот шофер такси, который вез ее в Пейроль на второй день после похорон матери, теперь этот тип из бара…

Аврора уже ждала ее в кухне с бутылкой коньяка наготове.

– Я успела приготовить крем-карамель. Но сначала выпьем, эта бутылка – подарок одного пациента…

Ее хорошее настроение утешило Паскаль и помогло забыть эти дурацкие разговоры в деревне. На столе красовались два высоких медных канделябра с белыми свечами.

– Ты нашла это на чердаке? – удивилась Паскаль.

– Да. Неплохо, правда? Они прекрасно будут смотреться в зимнем саду после того, как мы там все покрасим. На стены можно нанести трафаретные узоры…

– Завтра воскресенье, и я буду спать все утро! – запротестовала Паскаль.

– Не беспокойся, сделаем это днем.

Аврора пощупала батон, изображая настоящую гурманку.

– Как я люблю этот хлеб, здорово, что недалеко от нас есть хорошая булочная!

– Да, хлеб неплохой, чего не скажешь о хозяйке. Она и тип из бара встретили меня более чем прохладно. Странно, но имя Фонтанель здесь ассоциируется с чем-то нехорошим. Послушать их, так у моего отца была куча женщин, а он был всего лишь вдовцом, который захотел жениться снова.

– Может, твое внезапное необъяснимое появление здесь дало пищу для сплетен?

– Возможно…

Паскаль, пребывая в сомнениях, достала из сумки большую коробку спичек и зажгла свечи. Дни становились все короче и прохладнее, о наступлении поздней осени свидетельствовали и листья, устилавшие аллеи парка.

– Но назвать мою мать «китаянка»!

– Она была вьетнамкой?

– Наполовину. Ее отец был французом. Он привез ее из Ханоя, когда ей было всего несколько месяцев. Она выросла в Тулузе, у нее даже акцент был местный! Да, она не была болтливой и развязной, как здешние люди… Но папа говорил, что у нее было нелегкое детство, и это объясняло замкнутость ее характера. Она никогда не рассказывала мне о жизни в той семье, даже никогда не упоминала о них, будто сожгла все мосты. Можно сказать, что все ее воспоминания начинались с момента встречи с моим отцом…

Нельзя не признать, что в течение последних лет жизни ее мать переменилась. Она больше не смотрела на своего мужа с обычной нежной признательностью и даже, казалось, презирала его.

– Вот и получается – заключила Паскаль, – что я ничего не знаю ни о ее детстве, ни о ее юности.

– Не переживай, зато я знаю все до мельчайших подробностей о том, как проходила юность моей матери! Она мне все уши прожужжала о том, какая она была лапочка…

Неистощимый оптимизм Авроры заставил Паскаль улыбнуться. В самом деле, зачем ворошить прошлое? Горе утраты постепенно смягчалось в ней, и она не хотела сейчас тревожить себя воспоминаниями о матери. Ей приятно было смотреть, как Аврора твердой рукой взбивает яйца для омлета в этой уютной и даже праздничной благодаря свечам атмосфере их кухни.

– Твой дом – очень привилегированное место, – заметила Аврора. – Может, люди просто завидуют? Не слушай эти россказни.

Компания такой подруги решительно была на пользу Паскаль. Рядом с ней невозможно было грустить, она просто заражала своей жизнерадостностью. Тем не менее Паскаль все же решила задать несколько вопросов своему отцу при очередном разговоре по телефону.

Надин покачнулась от неожиданного столкновения на повороте лестницы и громко выругалась. Лоран Вийнев смущенно протянул ей руку, словно боясь, что она свалится на пол.

– Простите, мы все время с вами торопимся…

– Я бегу на осмотр своего пациента в хирургическое отделение, – уточнила она.

Неужели она боится, что он спросит, почему она в такой спешке покидает свой этаж? От этой мысли он чуть не улыбнулся, но сдержался, зная характер Надин Клеман. Она была прекрасным специалистом, и единственное, что беспокоило его, был ее возраст. В свои шестьдесят четыре года Надин выглядела очень изможденной.

Лоран посторонился, уступая дорогу коллеге, и проводил взглядом ее спешно удаляющуюся фигуру. Незаурядная женщина, однако, к сожалению, почти не следит за своей внешностью. Питаясь на скорую руку, она сильно растолстела. Ее прическа всегда выглядит какой-то неопрятной. Говорят, она сама стрижет себе волосы и никогда не удосуживается их покрасить. Да и одевается она тоже ужасно. Такое впечатление, будто она натягивает на себя то, что лежит поближе. Неудивительно, что мадам Клеман так агрессивно относится к красивым женщинам, которые у нее работают. Особенно к Паскаль Фонтанель, на которую она как минимум раз в неделю строчит яростные докладные записки или устраивает ей головомойки, слухи о которых неоднократно до него доходили.

Стоя в коридоре, Лоран спросил сам себя, зачем он пришел в пневмологическое отделение. Поговорить с больными? Это не входило в его задачи администратора. Его сотрудники вполне справлялись со своими обязанностями.

Нет, настоящей причиной его небольшой прогулки в это отделение было желание обменяться парой слов с Паскаль Фонтанель, которую он видел намного реже, чем ему бы хотелось. Однажды он встретил ее в коридоре, в очередной раз отметив, насколько она хороша, на прошлой неделе она прошла мимо его окон, и ее силуэт еще долго стоял у него перед глазами. Последний раз он видел ее на служебной стоянке машин, где она сражалась с дистанционным управлением, пытаясь отключить сработавшую сигнализацию. Он показал ей, как с этим справиться, и, глядя на нее вблизи, был восхищен ее нежной кожей и прелестной улыбкой. Все последующие дни он не переставал думать о ней.

Мимо, кивнув ему, прошли две медсестры, и он подумал, что, должно быть, выглядит странно, стоя в нерешительности посреди коридора. Да нет же, он никогда не смешивал работу с удовольствиями и впредь не собирается увиваться за своими сотрудницами.

– Здравствуйте, месье Вийнев!

Лоран машинально поздоровался с Паскаль, которая неожиданно вышла из смотрового кабинета. На шее у нее висел стетоскоп, из-под белого халата виднелся нежно-голубой пуловер.

– Когда вы придете к нам в аэроклуб, доктор Фонтанель?

– Когда позволят работа и финансовые средства, а это, судя по всему, случится нескоро.

Ее улыбка была ослепительной, и он не смог устоять перед желанием продолжить разговор.

– Вы уже привыкли к новому месту работы?

– Без проблем… Профессор Клеман, конечно, сложный человек, но она прекрасный специалист.

В ее словах не было ни обиды, ни иронии, и он оценил это.

– Кстати, Надин Клеман считает, что вы проводите слишком много обследований. В служебной записке, которую она мне подала, она пишет, что целый ряд компьютерных томографий, назначенных вами, был излишним.

– Излишним? Я назначаю их, когда у меня есть сомнения, и это нормально. Она со мной уже говорила об этом, и я, кажется, все ей объяснила.

– Вы ведь сами хорошо знаете, что служба здравоохранения стремится к экономии.

– Но только не за счет здоровья пациентов!

Улыбка слетела с ее губ, и она, нахмурясь, готова была отстаивать свою точку зрения. Лоран искал подходящий ответ, и вдруг заметил Надин Клеман, которая возвращалась к себе в отделение.

– Хорошо, просто… – пробормотал он, пытаясь предупредить Паскаль.

– Надеюсь, что вам удалось убедить доктора Фонтанель действовать разумно! – вклинилась Надин, останавливаясь рядом с ними. – У нее истории болезни похожи на календари-ежегодники.

Задетая за живое, Паскаль пошла в наступление.

– Я ничего не назначаю сверх того, что необходимо, по-моему, я умею поставить диагноз, когда это возможно. Если вы говорите о моей утренней консультации, то аускультация[2]2
  Аускультация – врачебный метод исследования, выслушивание (непосредственно ухом или с помощью стето– или фонендоскопа) звуковых явлений главным образом в легких, сердце.


[Закрыть] ничего не выявила, и рентген тоже. Этому человеку шестьдесят пять лет, он курит с ранней юности и жалуется на одышку…

– Подумать только! – протянула Надин, возведя глаза к небу.

Не обращая внимания на эту реплику, Паскаль продолжала:

– Да, я назначила полное обследование, чтобы выявить, насколько эмфизема затронула легкие и как мы можем облегчить недуг.

– А почему бы не посоветовать ему бросить курить? – насмешливо спросила Надин.

– Потому, что он пока не готов к этому. Я хочу удостовериться, существует ли внутреннее повреждение тканей и…

– Дорогуша, да вы себя ведете как начинающий неопытный врач! Для курильщиков существует специальная консультация, и те, кто сам себе роет могилу своими окурками, – бич моего отделения! Вы уже не практикантка, и принимайте на себя ответственность вместо того, чтобы систематически прятаться за результатами обследований.

Разговор шел на повышенных тонах, поэтому Лоран не мог не вмешаться.

– Я знаю, Надин, что курильщики – это бедствие для вас, но…

– Если бы вы видели все ужасы, с которыми мне приходится здесь иметь дело круглый год, вы бы рассуждали так же, как и я. Как бы там ни было, разговор сейчас идет не о вреде табака, а об излишних предписаниях доктора Фонтанель. Когда вы будете не уверены в себе, моя дорогая, направляйте своего пациента ко мне. И хотя у меня работы выше крыши, я найду пять минут, чтобы предотвратить ваши глупости!

Последнюю фразу Надин произнесла с язвительным смешком. Паскаль побледнела от гнева, но, ограничившись сдержанным кивком, удалилась в ординаторскую. Такое грубое обращение было вдвойне обидно потому, что ей не в чем было себя упрекнуть. Молодые медики активно использовали компьютерную томографию и различные новые методы обследования, а старые врачи полагались на опыт. Вечное противостояние двух поколений.

Лоран торопливо направился в свой кабинет. Управление таким огромным больничным центром, как Пюрпан, было отнюдь не синекурой. У него тоже была куча работы.

Спускаясь в лифте на первый этаж, Лоран размышлял о конфликте между двумя женщинами и о том, как не дать ему разрастись. Нарочитая враждебность Надин была, конечно, излишней, но таков уж был у нее характер. С того момента, как встал вопрос о приеме на работу Паскаль, она как-то особенно воспринимала все в штыки. Почему? Потому что Паскаль была молодой, красивой и пришла из большой парижской клиники? Нет, причина тут кроется в чем-то другом. В том, как Надин произносила «доктор Фонтанель», слышалась злобная ненависть. Если за этим что-то стоит, то ситуация может только ухудшиться. Огорченный этой перспективой, Лоран быстро вошел в свой кабинет и закрыл дверь, словно отгораживаясь от назревающих проблем. Защищать Паскаль было вне его компетенции, поэтому нужно было как можно скорее об этом забыть.

– Ну уж нет, я не согласна! – возмутилась Марианна. – Я не хочу проводить отпуск в одиночестве, я прождала до самого октября, чтобы поехать вместе с тобой, а теперь ты мне говоришь, что не поедешь?

– Сейчас на работе запарка, – вздохнул Самюэль, – и я не смогу вырваться на две недели.

– Разве тебе не нужно отдыхать?

– Я довольствуюсь тем, что иногда беру отгулы, а в феврале возьму отпуск и повезу тебя кататься на лыжах. Обещаю.

– Самюэль, в этом году у меня есть еще восемнадцать дней отпуска… Я заранее обо всем договаривалась…

Она смотрела на него с неприязнью, и он чувствовал себя виноватым. Немного подсуетившись, он мог бы договориться с коллегами, но в глубине души ему не хотелось сопровождать Марианну в Тунис. Идея этого путешествия исходила от нее, в то время как он предпочитал все свое свободное время посвящать полетам.

– Ты меня так подвел! – произнесла она прерывающимся от гнева голосом.

– Поезжай без меня, Марианна. Ты там загоришь и похорошеешь…

По ее поджатым губам он понял, что она собирается сказать ему что-то неприятное.

– Мне очень жаль, – вздохнул он, опуская голову. Почему он был не способен сделать ее счастливой? Его нежность и влечение к ней не могли скрыть правду: он не любил ее. Ему было скучно от одной только мысли, что в течение двух недель они будут вместе и в номере отеля, и на пляже.

– Самюэль, успокойся, я поеду одна. Ты не будешь настаивать на том, чтобы я осталась?

– Тебе нужно отдохнуть, а…

– Тебе побыть немного одному, не так ли?

Он взглянул на нее, удивленный столь холодным тоном.

– В воскресенье я улечу одна, без проблем, но если ты не против, я пойду с тобой на праздник, который устраивает в субботу твоя бывшая жена.

Паскаль их обоих пригласила на новоселье, и Марианна намеревалась воспользоваться этим. Она по-прежнему считала Паскаль своей соперницей, несмотря на все заверения Самюэля.

– А на следующей неделе ты сможешь летать на своем вертолете, сколько захочешь, и даже найти себе другую женщину, чтобы плакаться ей о своем разводе. Будешь делать все что заблагорассудится!

Пораженный этими словами, он молча смотрел на нее. Она всегда была с ним нежна, даже немного слащава, а теперь в ней стал просыпаться характер?

– С меня хватит, Самюэль, – сказала она, подходя к нему. – Я все для тебя делаю, потому что люблю тебя. Но я ничего не получаю взамен – ни нежного слова, ни взгляда, никаких совместных планов. Это путешествие имело большое значение для меня, а ты…

Теперь или никогда он мог поговорить с ней начистоту. Как и большинство мужчин, он терпеть не мог истерик и сцен. К тому же ему не хотелось расставаться с ней.

– Я всегда был честен с тобой, – тихо проговорил он. – Я ничего тебе не обещал, не пытался приукрасить. Если бы я произнес те слова, которых ты ждешь, то солгал бы тебе.

– Тогда зачем ты зовешь меня к себе? Зачем приглашаешь меня обедать, спать с тобой?

Он сдержался и не стал говорить, что вообще-то она сама звонит ему, предлагает встретиться и довольно смело берет инициативу в свои руки.

– Мне нравится встречаться с тобой, но я не хочу, чтобы мы жили вместе. Ты не виновата в этом, Марианна. Я хочу оставаться независимым, и сейчас я не способен на совместную жизнь, вот и все. Если такое положение вещей тебя не устраивает, нам лучше расстаться.

Разве он мог сказать по-другому? Он никогда не сможет дать ей того, на что она надеется, он был убежден в этом.

Их близкие отношения продолжались уже почти год, и его устраивала эта эпизодическая связь, приятная и удобная…

– Да, ты права, я еще не пришел в себя после развода. Я больше не хочу связывать себя ни с кем, и ты это знаешь. В твоем возрасте, с твоей красотой ты имеешь право на настоящую любовь, которая…

– Но я люблю тебя! – выкрикнула она. – Тебя, и больше никого другого! Я смогу терпеливо ждать, пока ты однажды не вылечишься от любви к этой женщине!

– Вылечусь? – озадаченно спросил он.

– Ты продолжаешь думать о ней, и не надо притворяться, что это не так.

– Да, я иногда думаю о ней. Я не могу простить себе свою ошибку, и это лишает меня сна. Ты все путаешь, Марианна.

Мучаясь ревностью к Паскаль, она сама постоянно напоминала ему о ней.

– Бросай меня, – сказал он тихо.

– Нет, ни за что!

Она подошла к нему, обняла за талию и прижалась к его спине.

– Я способна на все, чтобы удержать тебя, Самюэль. Я могу сделать такое, чего ты себе даже не представляешь. Ты считаешь меня легкомысленной, но ты ошибаешься. Давай больше не будем сегодня ссориться. Я поеду одна, небольшой перерыв пойдет нам обоим на пользу…

Обнимая Самюэля, она торопливо произносила все эти слова, словно пытаясь погасить в нем саму мысль об окончательном их расставании.

– Через пару недель ты, возможно, поймешь, что тебе меня не хватает. Тебе нужна ласка, утешение, тебе нужно, чтобы кто-то тебя выслушал. Ты такой же, как и все, любовь моя, ты только притворяешься равнодушным, но ты ведь обожаешь, когда я вожусь с тобой.

Может, она была права? Ведь ему нравилось, когда она смеялась или болтала, когда мелькала у него перед глазами, когда они занимались любовью. Он считал, что не привязан к ней, но ему было приятно думать о ней. Скорее всего, тут сказывался его эгоизм.

– Я не могу тебе ничего обещать, – прошептал он.

– По крайней мере, дай мне шанс.

Когда-то он просил о том же самом Паскаль, и когда она ему отказала, он чувствовал себя таким несчастным! Разве он мог причинить кому-то такие же страдания? Он повернулся к Марианне и крепко обнял ее.

Всегда полная идей и замыслов, Аврора трудилась изо всех сил, чтобы придать дому праздничный вид, особенно много усилий она вложила в украшение зимнего сада. Она разместила там множество красных свечей, а в огромные вазы Камиллы, которые нашла на чердаке, поставила букеты гладиолусов. Весь день она готовила салаты и холодные закуски. Паскаль занялась сладкими фруктовыми пирогами и, пока они выпекались, поехала в Альби, чтобы купить вина.