Текст книги "Уинстон, берегись!"

Мир во всем мире. И даже между Анной и Беатой

Не успел Вернер открыть дверь в квартиру, как я уже понял, что Анна и бабушка вернулись. Их голоса я узнаю всегда и всюду! Ура! Наконец-то больше никакой еды на вынос! В доме 106а по Хохаллее снова будут готовить как положено!

Я проскользнул в дверь вперед Вернера и побежал в сторону гостиной, откуда только что слышались женские голоса. Не говорил ли Вернер утром что-то там о гостинцах, которые Анна наверняка должна мне привезти? Привет, я тут! Где мои подарочки?

Но вместо того чтобы обрадоваться при виде благороднейшего и умнейшего кота в мире, бабушка и Анна меня, казалось, и вовсе не заметили. Представьте, они ссорились! Причем по-русски. Вообще для них обеих это родной язык, и, если им порой случается повздорить между собой, ругаются они всегда по-русски.

Мне, в общем-то, все равно, на каком именно языке происходит перебранка, ведь после нашего с Кирой обмена телами я прекрасно понимаю русский. Так что предмет спора мне удалось уловить довольно быстро: как ни странно, и тут не обошлось без ужасной Беаты! Но как же так? Ведь Анне и бабушке даже не пришлось выносить пытку ее певческим номером!

Я заинтересованно навострил уши и выяснил, что Беата оставила на нашем автоответчике злобное сообщение, в котором обозвала Анну «уборщицей», из-за чего та сильно распереживалась, что, в свою очередь, расстроило бабушку. Обе сошлись во мнении, что виноват Вернер. В чем именно – этого понять я никак не мог. Так в чем же все-таки проблема?

Как правило, Вернер и Анна понимают друг друга с полуслова. И это если не сказать больше. На самом деле они пара влюбленных. Нравились они друг другу всегда, но пару недель назад Вернер провернул просто блестящую операцию по спасению Анны из лап ее подлого дружка Вадима. Профессору даже пришлось подраться с этим негодяем, хотя вообще-то выяснять отношения на кулаках совсем не в его духе. После этого Анна не просто его поблагодарила, но и назвала героем. Ну а потом Вернер взял да и ПОЦЕЛОВАЛ ее! В губы! Я сначала даже глазам не поверил – ведь обычно мой Вернер очень сдержанный.

Но, решившись на поцелуй однажды, Вернер с тех пор то и дело целуется. Разумеется, целует он не всех подряд, а только Анну. А уж это, насколько мне позволяют заключить мои скромные познания о человеческой любви, неоспоримый признак того, что теперь они пара. Накопилось и множество других свидетельств. Например, они ходят гулять вдвоем – и даже бабушку с собой не берут! Кроме того, Вернер иногда называет Анну ласточкой. Благодаря телевизору мне известно: когда люди друг другу нравятся, они дают объектам своей симпатии имена всяких зверушек. Для этих целей хорошо подходит как раз эта самая «ласточка», а еще «мышонок» или «зайчик». (А вот когда любви приходит конец, в ход обычно идут звери покрупнее. Тут уже можно услышать, например, «осел» или «корова».) Да и голос Анны, когда она говорит с Вернером, теперь просто тает от теплоты и нежности. Звучит это очень-очень ласково – ах, как бы я хотел, чтобы и Одетта так со мной ворковала!

– Вернер, мы дома! – громко сказала Анна в сторону коридора – на этот раз по-немецки. Видимо, несмотря на ссору с бабушкой, она все же заметила стоящего там Вернера. – Не подойдешь на минуточку? – спросила она еще громче, и на этот раз в ее голосе прозвучала угроза. Во всяком случае, только что упомянутых мной теплоты и нежности там не было и в помине. Вернер просунул голову в дверь гостиной.

– Привет, ласточка моя, привет, фрау Коваленко. Как хорошо, что вы вернулись! Мы по вам скучали, – произнес он нежным голосом. Или лучше сказать – заискивающим? Кажется, мой профессор, учуял напряжение, царящее в гостиной, и робко добавил: – Все в порядке, ласточка моя?

– Ничего не в порядке, Вернер, вообще ничего не в порядке! – Драматичное закатывание глаз. Мяу, тут даже мне, самому смелому коту в мире, стало страшновато!

– Но что же… В чем же дело, ласточка моя? С Ольгой и ребенком что-то не так?

Ольга – это сестра Анны, которая живет в Кельне. Недавно у нее появился первый ребенок, и Анна с бабушкой ездили ее навестить. Должно быть, младенец – это нечто весьма занимательное. Интересно, Ольга тоже принесла его из детского сада? Может быть, дома она обнаружила, что в детском саду его недостаточно хорошо поливали? Но при чем тут тогда Беата и Вернер?

Анна все еще казалась очень сердитой. Да и бабушка, в общем-то, тоже. На всякий случай я забрался под диван. Отсюда все хорошо слышно, а если сейчас полетят клочки по закоулочкам, то я хотя бы буду в безопасности.

– Нет, Вернер, с Ольгой и ребенком все в порядке. А вот со мной нет. Я приезжаю домой, а твоя невестка на автоответчике обзывает меня уборщицей, которая нагло пользуется твоей добротой!

Теперь настала очередь Вернера закатить глаза:

– Ну Анна! Ты же знаешь Беату! Не стоит обращать внимания на ее слова. Сегодня утром я уже все ей объяснил, но она невероятно навязчивый человек и все никак не успокоится.

Мяу! Навязчивый – как по мне, это еще мягко сказано! Супердоставучий – вот это будет точнее!

– Вернер, но дело вовсе не в Беате!

– Нет? – удивился профессор.

– Нет. Дело в том, что никто в твоей семье до сих пор не знает, что мы вместе! Иначе Беата вряд ли стала бы называть меня уборщицей и относилась бы ко мне с большим уважением!

Э-э-э, о чем это она? Признаюсь, я не совсем понимал, что Анна имеет в виду. Почему ей так важно, чтобы доставучая Беата знала, что они с Вернером пара? По-моему, чем меньше Беата о ком-то знает, тем лучше! Но по взгляду Вернера я заметил, что он-то как раз понял, что Анна имела в виду. Он сразу стал похож на человека, осознающего свою вину.

– Ну… я… Просто я еще как-то не успел, э-э-э…

Что за жалкий лепет! На Вернера это совсем не похоже! Что-то тут не так!

– Я не верю тебе! – перебила его Анна. – Знаешь, что я об этом думаю?

Вот это очень интересно! Ведь я, в отличие от Спайка, живу не с пухологом, а с профессором физики. Чтобы узнать, о чем люди думают, чаще всего мне приходится ждать, пока они сами об этом скажут.

– Э-э… нет… И что же?

– Я думаю, ты меня стесняешься, потому что я всего-навсего экономка.

Вернер широко распахнул глаза и стал хватать ртом воздух. Кажется, Анна ошиблась в своем подозрении.

– Ласточка моя, что ты! И как тебе только в голову такое пришло?!

Вместо ответа Анна судорожно сглотнула, и я заметил, как в ее глазах появился какой-то подозрительный влажный блеск. Уж не слезы ли это? Святые сардины в масле! Насколько мне известно, взрослые люди плачут крайне редко. Значит, положение серьезное!

Тут в разговор вмешалась бабушка.

– Не хватало еще моей дочеррри выслушивать гадости от этой женщины! – недовольно произнесла она с грозным раскатистым «р». – Вернер Хагедорн, Анна крррасивая и очень умная! Настоящая коррролева! Будьте любезны так с ней не обррращаться!

Мяу! Бабушка прямо-таки вошла в раж! Я осторожно выглянул из-под моего наблюдательного поста, чтобы проверить, не пошла ли у нее еще пена изо рта. Но, к счастью, до этого пока не дошло. Впрочем, Вернер стоял с таким видом, словно ему только что дали пощечину.

– Но госпожа Коваленко! Я совершенно шокирован – Беата оскорбила Анну?! Разумеется, это совершенно недопустимо! Да что же она такого сказала?

– О, пожалуйста, можешь сам послушать! – Анна схватила со стола телефон и протянула ему.

Вернер нажал кнопку, и мы все услышали сообщение, оставленное Беатой на автоответчике:

– Вернер, это снова Беата! Знаешь, это уже ни в какие ворота не лезет: бросать трубку только потому, что я критикую твою уборщицу. Правда глаза колет, так получается? Ну ладно, допустим, эта женщина нас не травила – но уборщица из нее все равно никудышная! На всех подоконниках пыль. Я в воскресенье сама проверила! Мой тебе совет: выстави эту даму за дверь и найди новую помощницу по хозяйству!

Вернер просто задохнулся от возмущения. Было слышно, как он судорожно задышал, да я и сам не мог больше отсиживаться под диваном. Какая неслыханная дерзость!

– Ласточка моя! Это ужасно! Я сейчас же позвоню Беате и все ей выскажу!

Анна покачала головой:

– Нет, не нужно. Меня огорчает не наглость этой женщины. Меня огорчает, что она явно понятия не имеет, что мы с тобой пара. Иначе она не позволила бы себе таких слов. Выходит, ты никому о нас не рассказал. Вот это меня и расстраивает.

Вернер смущенно уставился в пол, потом поднял голову и предпринял попытку объясниться:

– Но, милая, я никогда не рассказываю Беате о чем-то личном. Зачем мне это? Она известная сплетница, и я ее недолюбливаю. С чего бы вдруг я стал с ней разговаривать о тебе?

Глаза Анны вновь засверкали. Но на этот раз в них были не слезы, а скорее… вне всяких сомнений: это был гнев.

– Вернер, речь не об этом. Ты вообще никому в семье не рассказал, что у нас отношения. Даже матери и брату. Иначе Беата была бы в курсе. И я знаю почему. Ты просто не хочешь, чтобы я стала частью твоей семьи. Вот почему!

Конечно, я не очень-то разбираюсь во всех этих человеческих-семейных-любовных делах, но вынужден признать, аргументы Анны не оставили меня равнодушным. Не знаю как остальным, но мне, коту, они показались вполне убедительными. Взглянув на бабушку, я понял, что она такого же мнения. Вернер закатил глаза и вздохнул так тяжело, как будто ему на шею повесили мельничный жернов:

– Ну как только тебе в голову приходит такой вздор?! Я совершенно не против представить тебя своей семье в качестве спутницы жизни.

Но Анна не дала сбить себя с толку:

– Докажи это!

– Как же я должен это доказать?

– Понятия не имею. Придумай что-нибудь.

– Ласточка моя, мое сердце принадлежит тебе одной. Но тебе придется поверить мне на слово – никаких доказательств тут быть не может!

Хм, в этом что-то есть. Даже у такого невероятно умного кота, как я, не нашлось на этот случай готового решения. Ведь среди нас нет читающих мысли пухологов. И только у бабушки вид почему-то вдруг стал очень довольный:

– Ой, Анна, я, кажется, знаю, как прррофессор может доказать свои чувства к тебе!

Вернер и Анна посмотрели на нее с удивлением – что бабушка, очевидно не без удовольствия, про себя отметила и специально выдержала торжественную паузу, прежде чем продолжить. Потом она милостиво кивнула и изложила свой план:

– Господин прррофессор, на носу сочельник и Рррождество. Здесь, в Германии, это большой семейный пррраздник. У меня есть немецкие корни, поэтому я знаю об этом.

Вернер кивнул:

– Да, вы правы. Большинство немцев проводят сочельник с семьей. Впрочем, в последние годы я старался этого избегать – не очень-то люблю праздновать Рождество.

– Да-да, так я и думала, – окинула его взглядом бабушка. – Но в этом году вы поступите иначе. В этом году вы позовете всю семью к себе в гости. И мы отпррразднуем все вместе: вы, Анна, Киррра, я, ваши мама, сестррра, брррат и ужасная Беата с детьми. И, может, еще семья Ольги. Отметим вместе Рррождество – и станем настоящей семьей! Все!

Что?! Надеюсь, она предлагает это не всерьез! Сюда еще раз нагрянет вся банда целиком? Будь я собакой, я бы в тот момент завыл. А так мне оставалось лишь жалобно мяукнуть себе под нос. Взглянув на Вернера, я понял, что от этой мысли он был далеко не в восторге – в отличие от Анны, которая хлопала в ладоши, сияя улыбкой. Кажется, ей действительно понравилась идея посиделок с дурацкой Беатой под рождественской елкой. Вернер набрал в грудь воздуха и откашлялся. Сказать энергичной бабушке, что ее предложение никуда не годится, – для такого, разумеется, нужно собраться с духом!

– Госпожа Коваленко, какая замечательная идея! Именно так мы и поступим, да, ласточка моя?

Анна ничего на это не ответила – вместо этого она бросилась Вернеру на шею и поцеловала его.

Объявление, хороший план и китайский император

Я с любопытством заглянул Кире через плечо и попытался разобрать, что она там рисовала маркером на листе бумаги. Она сидела передо мной на полу, а я для лучшего обзора удобно расположился на ее кровати, откуда мне все было прекрасно видно.

Внимание!!!

Присматривайте за домашними животными!

До этого момента все мои члены сковывала ужасная слабость, потому что бабушка явно перестаралась с обедом и я переел гусиной печенки. Но тут меня словно током ударило, несмотря на сытую истому. Да это же ведь о кошконенавистнике! О том самом ужасном мучителе животных, о котором Кира рассказывала мне пару дней назад! Я подвинулся к самому краю кровати и навис прямо над Кириным плечом, которое как раз оказалось вровень со мной. Отлично! Так все видно куда лучше.

– Ай, Уинстон, ты мешаешь мне писать, – с этими словами она отодвинула меня подальше от края матраса. – Навис тут со своими усами, у меня аж мурашки по коже побежали.

Мурашки? Какие еще мурашки? У нас в квартире завелись муравьи? Я посмотрел на нее с удивлением.

Кира засмеялась:

– Да это просто такое выражение, Уинстон, это значит, что кому-то щекотно. Человеческая поговорка такая, понимаешь?

Вот оно что. Так бы сразу и сказала! Теперь-то понятно – в подтверждение я мурлыкнул. Отогнать себя я, впрочем, все-таки не позволил – слишком уж захватывающей казалась мне вся эта история!

Кира вздохнула и снова повернулась к листу бумаги.

Дорогие любители кошек и собак!

Жизнь ваших домашних питомцев в опасности!

У нас в округе завелся злоумышленник.

Он раскладывает отравленную приманку: кусочки ливерной колбасы, сардины в масле и прочие лакомства, на первый взгляд очень вкусные. Но съевшие их звери тяжело заболевают и даже могут умереть!

Поэтому не позволяйте своим животным ничего подбирать на улице!!!

Мяаааааууууу! Тут меня даже холодный пот прошиб! Перед моим мысленным взором предстал Спайк, который корчился в судорогах, проглотив какую-нибудь особенно аппетитную сардину с обочины дороги. Нет, успокоил я себя, Спайк уже предупрежден, а значит, в безопасности. Но Кира совершенно права насчет объявления – чтобы предотвратить беду, нужно и людей поставить в известность. Правда, еще вопрос, сколько двуногих увидят и прочитают его. Беспокойно размахивая хвостом, я задумался о том, где лучше повесить этот листок.

– Уинстон, с тобой все в порядке? – Кира внимательно оглядела меня и погладила по спине. – Ты выглядишь таким напряженным. Живот все еще болит? Или тебя так сильно беспокоит эта ситуация?

Я громко мяукнул.

– Да, очень хорошо тебя понимаю, – кивнула мне подруга. – У меня тоже просто в голове не укладывается, как человек может творить такие ужасные вещи. Сейчас я допишу объявление, мы его размножим на принтере, а потом вместе с Томом и Паули расклеим по всему кварталу. Думаю, это должно помочь!

Ах, так вот как Кира собирается поступить! И правда отличный план! Разумеется, это куда действеннее, чем разговаривать с каждым человеком по отдельности. Я же задумался, как мне оповестить побольше кошек. Конечно, предупредить всех моих друзей во дворе было уже неплохо – но что такое трое, если на одной только Хохаллее живет, наверное, не меньше сотни кошек. А то и больше!

Вариант с расклеиванием объявлений мне, само собой, не подойдет, потому что, во-первых, у меня лапы – как ими приклеить листовку на дерево или фонарь, я даже не представляю, а во-вторых, я единственный кот во всей округе, умеющий читать. А значит, если я хочу войти в историю Хохаллее как герой, нужно придумать что-то другое. Только вот что?

Раздался звонок, и Кира выскочила из комнаты, чтобы открыть входную дверь. Вскоре послышались знакомые голоса Паули и Тома. Это лучшие друзья Киры – и в школе, и в обычной жизни тоже. И хоть они совершенно разные – Том весь такой спокойный и задумчивый, а Паули кипучая и слегка взбалмошная, – но вместе они отличная команда. Ну, по крайней мере, мне так кажется. Кире с ними по-настоящему повезло – ведь, если честно, среди детей попадаются и совершенно отвратительные (если мне, четвероногому, позволительно так говорить). А в классе, где учится Кира, процент вредин, по-моему, вообще значительно выше среднего – в этом мне однажды довелось убедиться лично.

Паули вошла в комнату и присела рядом со мной на кровать:

– Ну что, шеф? Ты снова в порядке?

Вот это приветствие так приветствие! Конечно, я бы не отказался и от «великого мастера», но и «шеф» – уже шаг в правильном направлении. Я перевернулся на спину, замурчал и стал ждать, что Паули почешет мне живот. Но вместо этого она взъерошила свои и без того торчащие в диком беспорядке черные-пречерные волосы, схватила все еще лежащий на полу листок и опять прилегла рядом со мной – чтобы тут же вновь подскочить, когда в комнату вошли Том с Кирой. От людей вечно столько суеты!

– Кира, ты же упустила много важного! – воскликнула Паули, потрясая листком. – Например, нужно указать номер полиции – для заметивших что-то подозрительное! Или даже лучше наш номер, потому что на полицию полагаться нельзя – они слишком заняты поимкой грабителей, взломщиков и так далее. Кошконенавистники их вряд ли заинтересуют! Придется нам взяться за дело самим!

Том задумался и поправил очки на носу:

– Не знаю. Распространение отравленной приманки – признак состава преступления по статье «Жестокое обращение с животными». В этом случае полиция обязана что-то предпринять.

Паули усмехнулась:

– О боже, ты сейчас говоришь почти как мой отец!

Отец? Я навострил уши. Раньше я всегда думал, что у Паули вообще нет отца. Ну то есть мне было ясно, что у каждого человеческого ребенка – если его все-таки не приносят в виде рассады из специального садоводства – есть отец. Но некоторые отцы потом каким-то образом исчезают. И вот у Паули как раз такой. По крайней мере, так я предполагал. Но, видимо, ошибался. В голове у Тома в этот момент, похоже, пронеслись похожие мысли, потому что он наморщил нос и переспросил:

– Твой отец?

Паули кивнула:

– Ну да. Мой отец адвокат. Мы почти не видимся, он живет в Гейдельберге. Но когда я приезжаю его навестить, он обычно несет подобную пургу. Типичная адвокатская болтовня. Иногда мне кажется, что он хочет как лучше, пытается объяснить мне, как устроен мир, а по-другому не умеет. Мама говорит, он всегда был таким. Удивительно, как ей тогда вообще удалось в него влюбиться, – пожала плечами Паули. – Впрочем, это к делу не относится. Я все же стою на своем: если мы хотим спасти животных нашего квартала, не стоит полагаться только на полицию. Потому что предупредить – это хорошо. А поймать – лучше. Поймать кошконенавистника, я имею в виду.

Кира наморщила лоб:

– Это, конечно, верно. Лучше было бы поймать кошконенавистника. Ведь предупредить всех и каждого у нас все равно не выйдет. Столько объявлений нам не развесить.

– Вот именно! – воскликнула Паули. – И поэтому в объявлении нужно указать телефонный номер, по которому человек, заметивший что-то подозрительное, сможет связаться с нами напрямую. К нам будет стекаться вся информация, потом мы на ее основании составим портрет преступника, выследим этого типа – и хоп: сцапаем его! Хао, индеец все сказал, – тут Паули скрестила руки на груди и склонилась к Тому.

Хао? Индеец? К чему это Паули? Но, похоже, никого, кроме меня, эта фраза не удивила – Том и Кира лишь понимающе улыбнулись.

– Сцапаем его? Вот так просто? – с насмешкой спросил Том.

Паули кивнула:

– Ну конечно. В конце концов, это же не первое наше дело! Мы ведь уже настоящие профи!

Вот именно! Мы профи! И Кира с Паули и Томом, и мы с Одеттой, Спайком и Чупсом. Нам уже удалось положить конец грязным делишкам сигаретного контрабандиста, привлечь к ответственности похитителя детей и задержать опасную банду грабителей сейфов. И все это практически без помощи взрослых. Подростки и кошки! Это ли не доказательство тому, что лучшей команды просто быть не может! Ну ладно, пожалуй, пару раз мы попадали в щекотливое положение, когда были рады появлению полиции, – но вообще мы и там сами бы справились. Ну, я так думаю. Хотя однажды спасать нас пришлось самой бабушке.

– Ну ладно, значит, допишу насчет «чего-то подозрительного» и укажу свой номер, – сказала Кира, снимая колпачок с маркера.

– Нет, так не пойдет, – покачал головой Том. – Мне, конечно, нравится время от времени быть детективом, но сообщать твой номер всей округе – вряд ли это хорошая мысль. Тебе ведь станут звонить всякие сумасшедшие.

– Хм, пожалуй, ты прав, – согласилась с ним Паули.

Кира вздохнула:

– Ну так что? Писать номер или нет?

– Нет! – помотала головой Паули. – И все же я уверена: если мы хотим спасти животных, нужно браться за расследование самим… Только представьте себе – ведь это могло коснуться и Уинстона!

Я потянулся и кивнул детям. Вот-вот! Даже представить страшно! Вам действительно нужно взяться за дело – и как можно скорее! Эх, знать бы еще, как вам помочь!

– А как насчет одноразового мобильника? – предложил в этот момент Том. – Можно раздобыть такой специально для этой операции. Мне кажется, он не так уж дорого стоит. А когда поймаем кошконенавистника, просто перестанем им пользоваться.

– Здорово придумал, Том! – восторженно похвалила его Паули.

Я же, напротив, растерялся, потому что снова не понял, о чем говорили дети, и, естественно, не мог переспросить. Что такое мобильник, мне, конечно, известно, но, черт подери мою когтеточку, что значит «одноразовый»? Его что, выкидывают после одного звонка?

– Простите, конечно, за такой вопрос – но что такое одноразовый мобильник? И где его берут? – спросила Кира, и в этот момент я полюбил ее еще больше – хотя и раньше любил всем сердцем. Ведь моя Кира понимает меня без слов.

– Одноразовый – значит предоплаченный, то есть, чтобы им пользоваться, нужно внести авансовый платеж, – пояснила Паули. – Например, вносишь десять евро – и можешь звонить до тех пор, пока не истратишь всю сумму. Никакого банковского счета указывать не нужно и договор на два года заключать тоже – и вообще никаких сложностей. Просто покупаешь, вносишь деньги – и готово. А если перестанешь им пользоваться, то и платить больше не придется. Мне кажется, такие мобильники покупают на заправках. Или в салонах мобильной связи. На Эппендорферштрассе есть один, там они точно продаются.

Мяу, это что же – без денег мобильник не работает? Ну и дела! А как их туда вносят? Каким-то образом запихивают внутрь? Я задумался, доводилось ли мне наблюдать, как Вернер или Анна просовывают купюры в свои сотовые трубки, но ничего подобного так и не припомнил.

Честно говоря, я до сих пор не до конца понимаю, в чем именно заключается смысл денег. Точно известно лишь одно: для людей они крайне важны. Я решил, что за этой историей с мобильным телефоном нужно внимательно проследить. Наверняка что-то для себя уясню и поумнею!

– К тому же самые дешевые мобильники стоят примерно тридцать евро или около того, – добавил Том. – То есть по десятке с носа. Это, конечно, не айфон, но для наших целей сгодится.

Ай-фон? Это в смысле айс-крим? Мороженое то есть? Тут я почувствовал, что снова проголодался. С удовольствием сейчас что-нибудь бы съел – но только не этот белый холодный десерт, а, например, сардину в масле. Хороший знак – похоже, мой желудок снова в полном порядке!

– Отлично, – деловито кивнула Кира. – Тогда нужно поскорее раздобыть эту штуку, чтобы мы наконец-то смогли указать телефонный номер и доделать объявление. У меня даже есть тридцать евро в копилке, возьмем их, а вы свою долю отдадите потом. – Она хлопнула в ладоши: – Ну же, вперед!

Кира вытряхнула содержимое красной свиньи-копилки, стоявшей у нее на полке над письменным столом, потом схватила свою сумку на длинном ремне, перекинула ее через плечо – и вот уже друзья выбежали из комнаты и направились в сторону входной двери.

Эй, подождите меня! Я нырнул вслед за ними и едва успел проскользнуть в щелку перед тем, как дверь снова захлопнулась.

Несмотря на заснеженные улицы, ребята сели на велосипеды, а я устроился в багажной корзинке. Всего пять минут спустя мы стояли в магазине, где продавались мобильные телефоны, – тут наш план еще работал. А вот дальше все, к сожалению, пошло наперекосяк.

Когда Том объяснил продавцу телефонов, что именно нам требуется, тот мягко улыбнулся и спросил:

– А лет вам сколько, молодой человек?

– Э-э-э, тринадцать. Но при чем тут это?

– Что ж, тогда сожалею. Для покупки даже предоплаченного телефона нужно, чтобы свою подпись поставил совершеннолетний человек.

Мяу, ничегошеньки не понимаю! Совершенно летний человек – это какой? И значит ли это, что люди бывают еще и совершенно зимними?

– Это я! – заявила Паули. – Я совершеннолетняя! Давайте тогда я и куплю телефон!

Продавец добродушно кивнул:

– Да, разумеется. Тогда я китайский император.

С ума сойти! Вот этот человек – китайский император?! И Его Величество работает в салоне сотовой связи на Эппендорфер-штрассе – какое совпадение!