Текст книги "За синим горизонтом событий"

3. Вэн влюблен

Путь к поселению показался Вэну длиннее обычного, потому что его одолевали беспокойные мысли. Ему не хватало общества Мертвецов. Но еще больше ему не хватало того, чего у него никогда не было. Женщины. Вэну казалась фантастичной сама мысль о собственной влюбленности, но очень хотелось, чтобы эта фантазия стала реальностью. Столько книг рассказывало о любви с такой страстью и романтичностью, что он давно возмечтал и с нетерпением дожидался, когда с ним произойдет то же, что и с Ромео и Джульеттой или с Анной Карениной и Вронским.

Когда Вэн подлетел, вид поселения сразу прогнал из его головы все эти пустые фантазии. На доске загорелся сигнал начала стыковки, линии на экране растаяли, и появилось изображение поселения. Но почему-то не такое, как всегда. В одной из посадочных ниш непонятно откуда взялся новый корабль, и к корпусу была прикреплена странная неровная конструкция. Что это могло значить, Вэн не знал.

Когда стыковка завершилась, он высунул голову из люка и осторожно осмотрелся. Вэн напрягал зрение и слух, принюхивался, но ничего, что говорило бы о присутствии пришельцев, так и не обнаружил.

Немного погодя Вэн заключил, что поблизости никого нет. На всякий случай он не стал доставать книги и остальное имущество из корабля, чтобы в любой момент можно было дать отсюда деру. Но все-таки Вэн решил посмотреть, кто и зачем пожаловал в поселение.

Когда-то давно здесь уже побывал какой-то человек. Вэну казалось, что это была женщина. Крошечный Джим помог ему тогда определить это по оставленным предметам. Может, стоило и сейчас попросить совета у Крошечного Джима?

На ходу жуя фруктоягоду, Вэн направился к комнате сновидений, где находится кушетка удовольствий и машины для чтения книг. Внезапно он остановился. Вэн не мог сразу определить, послышалось ему или на самом деле откуда-то доносились смех и возгласы.

Он отбросил фруктоягоду и застыл на месте. Все чувства его были предельно напряжены, но звуки не повторились. И все же что-то здесь было, например запах, очень слабый, приятный и совершенно незнакомый. Похоже пахла одежда, которую он нашел в тот раз и носил с собой много дней, пока не рассеялись последние остатки запаха. Тогда он положил одежду на место, туда, где нашел.

«Может, эта женщина вернулась?» – предположил Вэн.

Он опустился на пол и пополз. Человек. Больше десяти лет он не видел человека и не притрагивался к нему. Да и то, тогда были еще живы его родители. Правда, это могло быть и что-то другое, совершенно незнакомое ему.

Искусно избегая главных проходов, Вэн направился к площадке, где когда-то побывал другой пришелец. Он старался двигаться обходными путями, наиболее удаленными от места посадки корабля. Вэн считал, что незнакомец вряд ли воспользуется ими. Он знал каждый дюйм поселения, во всяком случае до стен, которые никогда не открывались. Поэтому ему потребовалось всего несколько минут, чтобы добраться до помещения, где он тщательно разложил когда-то найденные вещи.

Все оказалось на месте. Но Вэн сразу заметил, что вещи лежат не так, как он их когда-то оставил. Некоторые предметы явно трогали, а затем вернули.

Вэн помнил, что сам этого не делал. Он всегда старался оставлять поселение в таком виде, чтобы не было видно следов его пребывания. Но эти вещи он раскладывал особенно тщательно. Следовательно, здесь кто-то появился. А он так удалился от своего корабля.

Шаг за шагом Вэн продвигался по коридору, готовый в любой момент мгновенно убежать.

И вот снова послышался чей-то тихий голос! Вернее, шепот, почти неслышный! Вэн заглянул в дверь, и сердце его бешено заколотилось. Там стоял человек! Он прижался к стене и поднес к губам какой-то металлический предмет. Пришелец с ужасом смотрел на Вэна и торопливо произносил слова.

– Не подходи ближе! – истерически воскликнул человек. Но Вэн и не смог бы подойти, даже если бы захотел – он оцепенел.

Это был не просто человек. Вэн мог дать голову на отсечение, что перед ним стояла женщина. Об этом говорили все признаки. Ее внешний вид соответствовал тому описанию, которое ему дал Крошечный Джим: два вздутия на груди, широкие округлые бедра, сужение в талии, аккуратные брови, невообразимо гладкая, розовая кожа. Да, это действительно была женщина! Молодая, с обнаженными руками и ногами. Ее ухоженные волосы были перевязаны на затылке и хвостом свисали ниже плеч. Серые глаза женщины испуганно таращились на него.

Вэн ответил так, как давно научился отвечать. Он мягко опустился перед женщиной на колени, распахнул одежду и коснулся своего полового органа. Вэн уже несколько дней не мастурбировал, к тому же у него никогда еще не было такого сильного стимула – эрекция началась мгновенно, и он задрожал от возбуждения.

Вэн почти не слышал шума, с которым появились еще три человека. Только закончив, он встал, оправил одежду и вежливо улыбнулся людям, которые собрались вокруг молодой женщины. Они были страшно взвинчены, говорили друг с другом на повышенных тонах и с опаской поглядывали в его сторону.

– Здравствуйте, – вежливо проговорил он, а затем представился: – Я Вэн.

Люди не ответили ему, и тогда Вэн повторил приветствие на испанском и китайском. Он перебрал бы все остальные языки, если бы вторая женщина, которая выглядела значительно старше, не сделала шаг вперед и не сказала:

– Здравствуй, Вэн. Я Дорема Хертер-Холл, но обычно меня зовут Ларви. Мы рады тебя видеть.

Никогда за все пятнадцать лет жизни Вэн не переживал такого возбуждающего, пугающего и поразительного события. За это время у него накопилось к людям так много вопросов! Так много хотелось сказать и услышать! Он испытывал необыкновенный душевный подъем уже от того, что мог касаться других людей, чувствовать их удивительный запах, наслаждаться присутствием себе подобных. Пришельцы знали так чудовищно много и в то же время были полными профанами в элементарных вещах. Они не имели понятия, как добывать пищу из хопперов, никогда не пользовались сонной кушеткой, в глаза не видели Древних и ни разу в жизни не разговаривали с Мертвецами. Но люди знали о космических кораблях и городах, они ходили под открытым небом...

– Небо? – не понял Вэн.

Потребовались немалые усилия, чтобы Вэн понял, о чем идет речь.

Кроме того, пришельцы занимались любовью. Вэн видел, что молодая женщина готова побольше рассказать ему об этом, но старшая почему-то не разрешила, и это показалось ему очень странным.

Старший мужчина, казалось, вообще ни с кем не занимается любовью, и Вэн снова поразился, какие они все разные. Все в них было странным, и он испытывал восхищение и ужас от такого обилия непонятных вещей.

Они долго беседовали обо всем, и Вэн раскрыл им некоторые тайны поселения. В ответ на это люди познакомили его с диковинами своего корабля. Там оказалось что-то вроде Мертвеца, но оно никогда не было живым. Особенно поразили его изображения огромного количества людей на Земле и смывной туалет.

После просмотра невероятных чудес женщина Ларви приказала всем отдыхать. Вэн тут же отправился было к сонной кушетке, но женщина пригласила его остаться с ними, и у него не хватило сил отказаться.

Спал Вэн очень плохо. Он часто просыпался, нервно принюхивался и с тревогой осматривался в незнакомом интерьере. Сказывалось слишком сильное возбуждение, которое отозвалось в его организме болезненными переживаниями.

Когда все проснулись, Вэн сильно дрожал, тело у него болело, он как будто совсем не спал. Но для него сейчас это казалось совсем не важным. Вопросы и разговоры тут же возобновились.

– А кто такие Мертвецы? – спросила старшая женщина.

– Не знаю. Давайте спросим их самих. Иногда они называют себя старателями. Они с каких-то Врат.

– А где они находятся? Это сооружение хичи?

– Хичи? – Вэн задумался. Последний раз это слово он слышал очень давно, но не знает или не помнит его значения. – Ты о Древних?

– А как выглядят эти Древние? – в свою очередь поинтересовалась Ларви.

Вэн не мог описать их словами. Поэтому ему дали блокнот, и он постарался изобразить большие движущиеся челюсти, редкие бороды. Как только он заканчивал очередной рисунок, люди хватали его и выставляли перед машиной, которую называли «Вера».

– Машина похожа на Мертвецов, – заметил Вэн, и пришельцы снова набросились на него с вопросами.

– Ты хочешь сказать, что Мертвецы – это компьютеры?

– А что такое «компьютер»? – не понял Вэн.

После этого ему долго расшифровывали значение слова «компьютер», объясняли, что такое государство и президентские выборы, парламент и экономика. Заодно ему рассказали о стотридцатидневной лихорадке. И все это время они бродили по поселению, а Вэн показывал людям, что знает. Он очень устал от впечатлений и свалившейся информации. У него не было привычки к таким большим умственным нагрузкам, потому что в своей безвременной жизни Вэн спал, когда чувствовал сонливость, и не просыпался, пока силы его не восстанавливались. Ощущение усталости ему ужасно не понравилось, как не понравилась отвратительная сухость в горле и головная боль. Но Вэн был слишком взбудоражен, чтобы остановиться, и особенно оживился, когда ему рассказали о женщине по имени Триш Боувер.

– Она была здесь? – спросил он. – Здесь, в поселении? И не осталась?

– Нет, Вэн. Триш не знала, что ты придешь. Она думала, что если останется, то умрет.

Известие об этом расстроило Вэна. Он подсчитал, что когда она прилетала, ему было десять лет. Вэн мог бы стать ее товарищем. А она его. Он кормил бы эту женщину, заботился о ней, и взял бы ее с собой, чтобы она увидела Древних и Мертвецов. Тогда бы он не чувствовал себя таким одиноким и был бы очень счастлив.

– Куда же она ушла? – спросил он.

Почему-то этот вопрос их смутил. Люди посмотрели друг на друга, и немного погодя Ларви сказала:

– Она улетела в своем корабле, Вэн.

– На Землю?

– Нет. Еще нет. В таком корабле, как у Триш, путь может растянуться на долгие годы. Он будет лететь дольше, чем она проживет.

В разговор вступил младший мужчина – Пол, тот, что совокуплялся с Ларви:

– Триш все еще в пути, Вэн. Мы не знаем точно, где она. Мы даже не уверены, что она жива. Триш себя заморозила.

– Значит, она умерла?

– Ну... пожалуй, сейчас она не совсем жива. Но если Триш найдут, ее можно будет оживить. Она находится в холодильнике своего корабля, при температуре минус сорок градусов. Там ее тело долго не будет разлагаться... я так думаю. И она тоже так думала. Во всяком случае, Триш решила, что это ее единственный шанс.

– Я мог бы дать ей лучший шанс, – подавленно проговорил Вэн. Но потом лицо его прояснилось. Рядом с ним стояла прекрасная молодая женщина, Джанин, которая не замерзла и не стала похожа на ледышку.

Желая поразить Джанин своим остроумием, Вэн сказал:

– Чертово число.

– Что? – растерянно переспросила она. – Какое число?

– Чертово число, Джанин. Мне о нем рассказывал Крошечный Джим. Когда скажешь «минус сорок», не нужно уточнять, по Цельсию или по Фаренгейту, потому что это одно и то же. – Вэн рассмеялся своей шутке.

Люди снова посмотрели друг на друга. Вэн чувствовал, что здесь что-то не так, но с каждой секундой он испытывал все большую усталость. У него появились головокружение и тошнота. Он решил, что люди не поняли шутку, и предложил:

– Давайте спросим Крошечного Джима. Он тут близко по коридору, рядом с сонной кушеткой.

– Спросим? Как? – неожиданно заговорил старший мужчина, Пейтер.

Вэн не ответил – он чувствовал себя все хуже и хуже, поэтому ему легче было показать. Он резко повернулся и потащился к комнате для снов.

К тому времени, как они догнали его, он уже настроился на прием и вызвал номер сто двенадцатый.

– Крошечный Джим? – позвал Вэн и бросил через плечо: – Иногда он не хочет разговаривать. Пожалуйста, потерпите.

Но на этот раз ему повезло, и тут же послышался голос Мертвеца:

– Вэн? Это ты?

– Конечно, я, Крошечный Джим. Я хочу послушать о чертовых числах.

– Хорошо, Вэн. Чертовы числа – это числа, имеющие больше одного значения. Так что когда ты сталкиваешься с совпадениями значений, то испуганно говоришь: «Черт возьми!» Некоторые чертовы числа тривиальны. За другими, вероятно, скрывается нечто исключительно важное. Многие религиозные люди считают чертовы числа доказательством существования Бога. Что касается вопроса о том, есть Бог или нет, я могу дать тебе лишь общие рассуждения...

– Нет, Крошечный Джим. Пожалуйста, говори о чертовых числах, – попросил Вэн.

– Хорошо, Вэн. Я дам тебе перечень простейших чертовых чисел. Полградуса. Минус сорок градусов. Одна целая и тридцать семь сотых. Две тысячи двести пять. Десять в тридцать девятой степени. А теперь, пожалуйста, по поводу каждого чертова числа напиши один параграф, покажи в нем, какие характеристики делают это число чертовым, и...

– Замолчи, замолчи! – неожиданно закричал Вэн. Голос его звучал необычно высоко, ему было больно. – Мы не в классе!

– Ну ладно, – мрачно ответил Мертвец, – хорошо. Полградуса – это угловой диаметр Солнца и Луны относительно Земли. Черт возьми! Странно, что они совпадают, но это очень полезно – именно из-за этого совпадения на Земле случаются затмения. Минус сорок градусов – это температура, одинаковая и по шкале Цельсия, и по Фаренгейту. Черт возьми! Две тысячи двести пять – это сумма кубов целых чисел: один в кубе плюс два в кубе плюс три в кубе и так далее до плюс девять в кубе. Но это также и квадрат их суммы. Черт возьми! Десять в тридцать девятой степени – во столько раз гравитационная энергия слабее электромагнитной. Но также это возраст Вселенной. А еще – квадратный корень из числа элементарных частиц в наблюдаемой Вселенной, то есть во Вселенной относительно Земли, где постоянная Хаббла меньше ноля целых пяти десятых. А также... Ну, не важно. Так что повторяю: черт возьми! Черт возьми, черт возьми, черт возьми. Из этих «черт возьми» П.А.М. Дирак вывел свою теорию Больших чисел, в соответствии с которой сила тяготения слабеет с увеличением возраста Вселенной. Вот это действительно черт возьми!

– Ты забыл одну целую и тридцать семь сотых, – напомнил ему Вэн.

Мертвец захихикал.

– Хорошо, парень. Я просто проверял, слушаешь ты или нет. Одна целая и тридцать семь сотых – это, конечно, постоянная тонкой структуры материи Эддингтона. Она часто встречается в физике элементарных частиц. Но больше того. Представим себе число, обратное одной целой и тридцати семи сотым. Выразим его как десятичную дробь. Первые три цифры – 0.07, это обозначение известного шпиона-убийцы Джеймса Бонда. Вот тебе и смертность Вселенной! Первые восемь цифр после запятой – палиндром Кларка: 07299270. Это не что иное, как симметрия. Смертоносная, с двумя противоположными лицами – такова тонкая структура Вселенной. А может, следовало бы сказать, такова вся Вселенная, – продолжал Мертвец. – Что означало бы, что Вселенная сама обратна себе. Помоги мне, Вэн. Я не уверен, как правильно нужно интерпретировать этот символ.

– О, замолчи, замолчи! – гневно воскликнул Вэн. Он чувствовал раздражение, его била дрожь. Мальчику было плохо, гораздо хуже, чем когда Мертвецы делали ему уколы. – Крошечный Джим всегда так заканчивает, – извинился Вэн перед пришельцами. – Поэтому я не люблю разговаривать с ним отсюда.

– Он плохо выглядит, – забеспокоилась Ларви, а потом обратилась к Вэну: – Как ты себя чувствуешь?

Не зная, что ответить, он покачал головой.

– Ты должен отдохнуть, – сказал ему Пол. – Только ответь, что значит – «отсюда»? Где он, этот Крошечный Джим?

– О, он на главной станции, – слабым голосом ответил Вэн и чихнул.

– То есть... – начал Пол. – Но ведь ты говорил, что провел в пути сорок два дня. Значит, главная станция очень далеко.

– Радио?! – неожиданно вскрикнул старик Пейтер. – Ты говорил с ним по радио? Радио-быстрее-света?

Вэн пожал плечами.

Пол был прав – ему нужно отдохнуть, а вот и кушетка. После нее он всегда чувствует себя здоровым и бодрым.

– Говори, мальчик! – продолжал кричать старик. – У тебя работает РБС – радио-быстрее-света... Премия...

– Я очень устал, – едва слышным голосом, хрипло проговорил Вэн. – Мне нужно поспать. – Он почувствовал, что валится с ног. Вэн избежал услужливо подставленных ему рук, нырнул между ними и улегся на кушетку. Металлическая сеть тут же сомкнулась над ним.

4. «Робин Броудхед, Инк.»

Мы с Эсси катались на водных лыжах по Таппанову морю, когда радио у меня на шее сообщило, что на Пищевой фабрике появился незнакомец. Я приказал лодке немедленно повернуть и доставить нас к берегу, на широкий пляж, принадлежащий компании «Робин Броудхед, Инк.». Только потом я объяснил Эсси, в чем дело.

– Какой мальчик, Робин? – крикнула она, пытаясь перекрыть рев водородного мотора и шум ветра. – Откуда на Пищевой фабрике взяться мальчику?

– Это мы и должны узнать! – крикнул я в ответ.

Лодка искусно подрулила по мелкой воде к берегу и подождала, пока мы вышли и побежали по траве. Определив, что пассажиры вышли, она повернула и ушла.

Мокрые, мы вбежали прямо в помещение компьютеров. Уже пришли оптические изображения, и на экране появился тощий жилистый юноша в раздвоенной набедренной повязке и грязной рубашке. Он не казался опасным, но не имел никакого права там находиться.

– Голос, – приказал я, и движущиеся губы вдруг стали издавать странные, высокие, какие-то писклявые звуки. Правда, это был вполне понятный английский.

– ...с главной станции, да. Примерно семь-семь дней... недель, я хочу сказать. Я часто прилетаю сюда.

– Ради Бога, как? – Говорящего я не видел, но голос был мужской и без акцента, стало быть, Пол Холл.

– В корабле, конечно. А разве у вас нет корабля? Мертвецы говорили только о полетах в кораблях, другого способа я не знаю.

– Невероятно, – выдохнула Эсси у меня за плечом. Она попятилась, не отводя взгляда от экрана, и вернулась с бархатными халатами – один для меня. – Что может означать эта «главная станция»?

– Хотел бы я знать. Харриет?

Голос стал тише, заговорила моя секретарша:

– Да, мистер Броудхед?

– Когда он там появился?

– Примерно семнадцать и четыре десятые минуты назад, мистер Броудхед. Плюс время передачи с Пищевой фабрики, конечно. Его обнаружила Джанин Хертер. У нее с собой, кажется, не было камеры, поэтому мы получали только голос, пока не пришли другие члены группы с камерой.

Как только она смолкла, голос на экране снова стал громче, и я похвалил секретаршу:

– Харриет – хорошая программа, одна из лучших программ Эсси.

– ...простите, если я вел себя неправильно, – продолжал говорить мальчик. Затем последовала пауза.

– Это не важно, – вступил в разговор старый Питер Хертер. – Есть на главной станции другие люди?

Мальчик поджал губы.

– Смотря что понимать под людьми, – философски ответил он. – Это зависит от того, как определять человека. Если в смысле живого организма, представителя нашего вида, то таких здесь нет. Ближе всего подходят Мертвецы.

Раздался женский голос. Это была Дорема Хертер-Холл.

– Есть хочешь? Тебе нужно что-нибудь?

– Нет, зачем?

– Харриет? – позвал я секретаршу. – Что это за замечание о неправильном поведении?

Секретарша ответила неуверенно:

– Он... гм... он довел себя до оргазма прямо перед Джанин Хертер.

Я не смог сдержаться и расхохотался.

– Эсси, – обратился я к жене, – мне кажется, ты сделала Харриет слишком целомудренной.

Но смеялся я не по этому поводу. Я ожидал увидеть кого угодно: хичи, космических пиратов, марсиан, но только не сексуально озабоченного одичавшего подростка. Его появление на Пищевой фабрике выглядело более чем неуместно.

За нами послышался скрежет стальных коготков, и вслед за этим что-то прыгнуло мне на плечо.

– Убирайся, Сниффи! – рявкнул я.

– Дай ему только коснуться шеи, и он уйдет, – посоветовала Эсси.

– Он себя неприлично ведет, – ответил я. – Нельзя ли от него избавиться?

– На, на, голубка , – успокоительно проговорила Эсси и, встав, погладила меня по голове. – Тебе нужно пройти полный курс медицинского обследования. А Сниффи – ее обязательная часть. – Она поцеловала меня и вышла из комнаты, а я остался и подумал о том неприятном ощущении, которое зашевелилось где-то внутри.

«Увидеть хичи! – подумал я. – Ну, не увидели... а что, если бы увидели?»

Когда первые исследователи Венеры обнаружили следы хичи – пустые сверкающие голубые туннели, веретенообразные пещеры, – все испытали настоящий шок. Несколько найденных артефактов заставили пересмотреть все наши представления о разумной жизни во Вселенной. Что это такое? Металлические свитки, которые кто-то назвал «молитвенными веерами», – но молились ли хичи, и если молились, то кому? Светящиеся бусинки, названные «огненными жемчужинами», хотя жемчужинами они не были и уж тем более не горели. Потом обнаружили астероид Врата – это была самая большая сенсация, потому что на нем оказалось несколько сотен космических кораблей в рабочем состоянии. Правда, управлять ими было невозможно. Зато можно было сесть в такой корабль, и он уносил тебя черт знает куда. И там на месте посадки снова – шок, шок, шок, шок.

Я знаю. Сам испытал это потрясение во время своих трех глупых полетов... Нет. Двух глупых полетов. И одного ужасно неглупого. Он сделал меня богатым, но лишил человека, которого я любил. Так что же глупого в том и другом?

И с тех самых пор хичи, вот уже полмиллиона лет как исчезнувшие, проникли во все уголки нашего мира, хотя не оставили о себе ни единого текста, из которого можно было бы узнать, какими они были и куда делись. Подобных вопросов было очень много, зато ответов на них просто не существовало. Мы даже не знаем самоназвания этого народа – понятно, что эти богоподобные существа называли себя не хичи, потому что это слово выдумали первые исследователи. Но мы не представляем, и как именует себя Бог. Иегова, Юпитер, Ваал, Аллах – это все имена, придуманные людьми. Кто знает, каким именем наградили Его родители и как Его зовут друзья?

Я пытался представить, что почувствовал бы, если бы незнакомец на Пищевой фабрике действительно оказался хичи, но в этот момент Эсси вышла из туалета и Сниффи устремился к унитазу. Полное медицинское обследование связано с некоторыми неудобствами и даже унижениями, и передвижной биологический анализатор – одно из них.

– Ты зря тратишь время моей программы, – упрекнула меня Эсси, и я понял, что Харриет терпеливо сидит на экране, ожидая, когда я обращу на нее внимание.

Сообщение с Пищевой фабрики было полностью записано, поэтому Эсси отправилась заниматься своими делами, а я велел Харриет готовить ленч и позволил ей приступить к ее секретарским обязанностям.

– На восемь утра завтрашнего дня у вас назначено выступление перед Постоянным бюджетным комитетом палаты представителей, мистер Броудхед.

– Знаю. Я там буду.

– В этот уик-энд очередной осмотр. Подтвердить ваше согласие?

Это одно из наказаний Полного медицинского обследования, и Эсси настаивает, чтобы я не отлынивал – она на двадцать лет моложе меня и постоянно напоминает мне об этом.

– Хорошо, покончим с этим.

– Вам предъявлено обвинение Хансоном Боувером, и Мортон желает об этом поговорить с вами. Сводный квартальный отчет у вас на столе, за исключением пищевых шахт – этот отчет будет готов завтра к утру. Есть некоторое количество менее важных сообщений, по ним я уже приняла меры. Вы должны их просмотреть в удобное время.

– Спасибо. Пока все. – Экран потемнел, и я откинулся в кресле, чтобы подумать.

Сводный отчет мне не нужен – я и так знаю, что в нем. Основные вложения в недвижимость в хорошем состоянии. Небольшая инвестиция в рыбные фермы дает в этом году рекордную прибыль. Все работает как часы, кроме пищевых шахт. Последний приступ этой подлой стотридцатидневной лихорадки обошелся нам слишком дорого. Не могу винить парней в Коди – они не больше меня отвечают за лихорадку. Но тем не менее термальное сверло вышло из-под контроля, и теперь под землей горят пять тысяч акров сланца. Потребуется три месяца, чтобы шахта снова вошла в строй, а сколько это будет стоить, сказать никто не может. Неудивительно, что квартальный отчет задерживается.

Но это только неприятность, а не катастрофа. Я вложил средства слишком во многие предприятия, чтобы плохое положение на одном из них серьезно вывело меня из строя. Я не стал бы связываться с пищевыми шахтами, если бы не совет Мортона – налоговые льготы делают это вложение выгодным. Правда, чтобы купить их, я продал большинство своих морских акций. Но тут Мортон рассудил, что мне нужна более надежная защита от налогов, и мы основали Институт Броудхеда для космических исследований за пределами Солнечной системы. Институту принадлежат все мои капиталы, а я в нем владею решающим голосом, и он вынужден делать то, что я хочу.

Совместно с Корпорацией «Врата» мы финансировали экспедиции к четырем объектам в нашей Солнечной системе и за ее пределами, где был обнаружен металл хичи. Одним из таких объектов оказалась Пищевая фабрика. Как только стал возможен контакт, мы организовали отдельную исследовательскую фирму, и теперь дела обстоят совсем интересно.

– Харриет? Дай мне еще раз передачу с Пищевой фабрики, – сказал я.

На экране снова появилось голографическое изображение, мальчик по-прежнему что-то возбужденно говорил своим высоким писклявым голосом. Я старался понять, о чем он рассказывает. Что-то о мертвецах, и имя мертвеца – Генриетта. Она разговаривает с ним? Значит, она на самом деле не мертва? Мальчишка рассказывает о своем полете с Врат? Когда? Почему я ничего об этом не слышал? Все очень запутано, поэтому у меня появилась лучшая идея.

– Альберта Эйнштейна, пожалуйста, – потребовал я. Голограмма тут же свернулась, и вместо нее на экране образовалось знакомое приятное лицо.

– Да, Робин? – вопросительно произнесла моя научная программа, сунув руку в карман за трубкой и табаком. Альберт почти всегда так делает, когда мы разговариваем.

– Я хотел бы послушать твою оценку Пищевой фабрики и мальчика, оказавшегося там.

– Конечно, Робин, – ответил он, неторопливо уплотняя большим пальцем табак в трубке. – Мальчика зовут Вэн. Ему от четырнадцати до девятнадцати лет, но, вероятно, ближе к нижнему пределу этого промежутка. Я полагаю, что генетически он во всех отношениях человек.

– Откуда он появился?

– Я могу только предполагать, Робин, – ответил Альберт. – Он говорит о какой-то «главной станции». Вероятно, это еще один артефакт хичи, чем-то напоминающий Врата, Врата-2 или саму Пищевую фабрику, но без самоочевидных функций. Кажется, на ней других людей нет. Еще мальчишка говорит о Мертвецах – скорее всего это компьютерные программы, подобные мне самому, хотя неясно их происхождение. Он также упоминает о живых существах, которых называет «Древними» или «жабомордыми». У него с ними почти нет контакта, он их избегает, и их происхождение также неясно. Я перевел дыхание.

– Хичи?

– Не знаю, Робин. Не могу даже строить догадки. Из всего этого можно заключить следующее: единственные живые существа, обитающие в артефакте хичи, это сами хичи. Но прямого доказательства этому нет. Вы знаете, мы не представляем себе, как выглядели хичи.

Это я знал. И мысль, что мы, возможно, скоро сможем познакомиться с ними поближе, действовала отрезвляюще.

– Что еще? Что с попытками отбуксировать фабрику к Земле?

– Вопрос понятен, Робин, – с тем же неторопливым достоинством ответил Альберт, поднося спичку к трубке. – Но, боюсь, тут хороших новостей нет. Объект, похоже, сам программирует свой курс и сохраняет полный контроль над ним.

Нужно было заранее решать, оставить ли фабрику в облаке Оорта и привозить пищу на Землю кораблями или перетащить ее к Земле. Теперь, кажется, у нас выбора не оставалось.

– Ты считаешь, ее контролируют хичи?

– В этом пока нельзя быть уверенным. Я бы скорее предположил отрицательный ответ. Фабрика как будто действует автоматически. Однако, – продолжал он, аппетитно попыхивая трубкой, – во всей этой истории есть кое-что обнадеживающее. Позвольте продемонстрировать вам кое-какие изображения с фабрики.

– Пожалуйста, – ответил я, но он и не ждал моего разрешения. Альберт не только вежливая, но и умная программа.

Альберт Эйнштейн уже исчез, и я увидел сцену на фабрике. Мальчик, Вэн, показывал Питеру Хертеру, как открывается что-то вроде крышки люка в стене коридора. Он доставал оттуда какие-то пакеты в ярко-красной упаковке.

– Похоже, наше предположение о природе артефакта подтверждается, Робин. Это съедобно и, если верить Вэну, постоянно возобновляется. Он прожил на этой пище большую часть жизни и, как видите, здоров. В принципе здоров – боюсь, что как раз сейчас у него насморк.

Я посмотрел на часы за его плечом – Альберт всегда показывает мне время.

– Пока все. Если придешь к каким-то новым выводам, сообщи мне.

– Конечно, Робин, – ответил Альберт и исчез.

Я поднялся. Разговор о пище напомнил мне, что ленч должен быть уже готов, а я не только страшно голоден, но у меня есть определенные планы на перерыв после ленча.

Я плотнее запахнул халат и тут вспомнил новость о судебном иске. В жизни богатого человека судебные иски не такое уж редкое дело, но об этом хотел поговорить со мной Мортон, и, вероятно, мне следовало его выслушать.

Мортон ответил немедленно. Сидя за своим столом, он живо нагнулся в мою сторону.

– На нас подали в суд, – сообщил Мортон. – На Корпорацию по исследованию Пищевой фабрики, на Корпорацию «Врата», а также на Пола Холла, Дорему Хертер-Холл и Питера Хертера как на опекунов несовершеннолетней Джанин Хертер – одновременно и propria persona . В числе ответчиков ваш институт и вы лично.

– Ну, по крайней мере я в большой компании. Мне нужно беспокоиться?

– Я думаю, пошевелиться следует, – после непродолжительной паузы задумчиво ответил он. – Иск подал Хан-сон Боувер. Муж Триш или вдовец, в зависимости от того, как на это дело посмотреть. – Изображение Мортона чуть мерцало. Сказывался дефект его программы. Эсси все время собирается его отрегулировать, но на его способности юриста это никак не влияет, а мне даже нравится. – Он объявил себя хранителем прав Триш Боувер и на основании того, что она открыла Пищевую фабрику, требует доли всех доходов.

Это совсем не забавно. Даже если мы не сумеем передвинуть эту проклятую штуку к Земле, со всеми новыми достижениями сумма доходов должна быть колоссальной.

– Как он может этого добиться? Она ведь подписала стандартный контракт. Значит, нам нужно только предъявить этот контракт. Триш не вернулась и, следовательно, никакой доли не получает.

– Да, так мы и должны действовать, если дело дойдет до суда, Робин. Но существуют один или два сомнительных прецедента. Ну, может, даже не сомнительных – адвокат истца считает их перспективными, хотя они довольно старые. Самый важный из них: когда-то один сумасшедший парень подписал контракт о том, что пройдет по натянутой веревке над Ниагарским водопадом. Если нет представления, нет и оплаты. Он упал на полпути. Суд решил, что представление все же состоялось и сумма должна быть выплачена.