Текст книги "Таинственный сад (сборник)"

Близ нее вдруг раздалась ясная, чистая трель, и она быстро обернулась. Она стояла в нескольких шагах от молодой яблони, на одной из ветвей которой уселась малиновка и начала петь. Бен рассмеялся.

– Почему она запела? – спросила Мери.

– Она решила подружиться с тобой, – ответил Бен. – Ты ей, видно, пришлась по нраву!

– Я?! – воскликнула Мери и шагнула поближе к яблоне, глядя наверх. – Хочешь подружиться со мной? – сказала она птице, как будто говорила с человеком. – Хочешь?

Она сказала это не своим обычным чопорным тоном и не повелительным «индийским» тоном, но так нежно и ласково, что старый Бен был так же изумлен, как и она, когда впервые услышала, как он свистал.

– Как ты это хорошо и ласково сказала, – воскликнул он, – как будто ты и в самом деле ребенок, а не чопорная старуха! Ты говорила почти так же, как Дикон говорит со своими любимцами в степи.

– А вы знаете Дикона? – спросила Мери, быстро обернувшись к нему.

– Его все знают. Дикон ходит повсюду. Даже ягоды и цветы его знают. Я думаю, что ему лисицы показывают, где их детеныши, и жаворонки от него не прячут гнезд.

Мери очень хотелось задать еще несколько вопросов. В ней заговорило такое же любопытство по отношению к Дикону, как и по отношению к заброшенному саду. Но в эту минуту малиновка, которая перестала петь, тряхнула крылышками, расправила их и улетела.

– Она перелетела по ту сторону стены! – воскликнула Мери, следя за ее полетом. – Она полетела во фруктовый сад… а теперь она уже за второй стеной… в том саду, где нет калитки!

– Она там живет, – сказал старый Бен, – там она вылупилась из яйца где-нибудь между розовыми кустами.

– А там есть розовые кусты? – спросила Мери.

Бен снова взялся за заступ и начал копать.

– Были… десять лет тому назад, – пробормотал он.

– Я бы хотела их увидеть, – сказала Мери. – Где зеленая калитка? Где-нибудь ведь должна быть калитка!

Бен сунул заступ глубоко в землю, и вид у него стал такой же недружелюбный, как и в первую минуту, когда Мери увидела его.

– Была… десять лет тому назад, а теперь ее нет, – сказал он.

– Нет калитки! – воскликнула Мери. – Она должна быть!

– Нет ее, и никто ее не может найти, и никого это не касается. А ты не будь надоедливой и не суй своего носа, куда не надо! Ну, мне теперь надо работать. Ступай себе играть; у меня больше нет времени!

И он перестал копать, вскинул заступ на плечо и отошел, не взглянув на нее и даже не простившись.

Глава VI

На первых порах один день был похож на другой для Мери Леннокс. Каждое утро она просыпалась в своей комнате с ткаными обоями и видела Марту, стоявшую на коленях возле камина, чтобы развести огонь; каждое утро она завтракала в своей «детской», где ей нечем было развлечься, и каждый день после завтрака смотрела в окно на обширную степь, которая раскидывалась во все стороны и сливалась с горизонтом; посмотрев некоторое время, она приходила к заключению, что, если она не выйдет, ей придется сидеть без всякого дела, и поэтому она выходила.

Чрез несколько дней, проведенных почти исключительно на свежем воздухе, она проснулась однажды утром очень голодная. Усевшись завтракать, она уже не оттолкнула чашки с презрительным видом, но сразу взяла ложку и стала есть; ела она до тех пор, пока чашка не стала пустой.

– Ты отлично справилась с этим сегодня, – сказала Марта.

– Сегодня это было очень вкусно, – сказала Мери, сама немного удивленная.

– Это степной воздух дает тебе аппетит, – сказала Марта. – Ты счастливица: у тебя не только аппетит есть, но и еда. А у нас в коттедже – нас двенадцать человек – у всех желудки, а положить в них нечего. Ты играй на воздухе каждый день и не будешь такая желтая.

– Я не играю, – сказала Мери. – Мне нечем играть.

– Нечем играть! – воскликнула Марта. – Наши дети играют прутьями, камешками, бегают, кричат, смотрят на все кругом.

Мери не кричала, но тоже стала рассматривать все; больше ей нечего было делать. Она обходила вокруг садов, бродила по дорожкам парка. Иногда она искала старого Бена и хотя несколько раз видела его за работой, но он был или слишком занят, или слишком угрюм, чтоб поглядеть на нее. Однажды, когда она направилась к нему, он поднял свой заступ и отвернулся, как будто нарочно.

Чаще всего она гуляла по тропинке возле стены, окружавшей сады. По обе стороны тропинки были незасаженные клумбы, а стены заросли густым плющом. В одном месте вьющаяся темно-зеленая листва была особенно густа, как будто за ней долгое время никто не присматривал.

Спустя несколько дней после встречи с Беном Мери заметила это и остановилась, удивляясь, почему это так. Она стояла и смотрела на ветку плюща, качавшуюся от ветра, как вдруг перед ней блеснуло что-то красное и послышалось звучное чириканье. На стене сидела малиновка старого Бена, глядя вниз, с вытянутой шейкой и наклоненной набок головкой.

– О! Это ты! – крикнула Мери, и ей ничуть не показалось странным, что она заговорила с птичкой, как будто та могла понять ее или ответить ей.

Птичка действительно ответила ей: она защебетала и запрыгала, словно рассказывала ей о чем-то. Мери засмеялась, и когда птичка пустилась лететь вдоль стены, она побежала за ней. Бедная маленькая Мери – худая, желтая, она в эту минуту казалась почти красивой.

– Я люблю тебя! – крикнула она и даже попыталась засвистать, чего вовсе не умела делать. Но птичка казалась вполне довольной: она тоже стала свистать в ответ и, наконец, расправив крылья, смело взлетела на вершину дерева, уселась там и громко запела.

Это напомнило Мери тот день, когда она впервые увидела птичку. Тогда птичка качалась на вершине дерева, а Мери стояла в фруктовом саду. Теперь она была с другой стороны фруктового сада и стояла на тропинке возле стены, за которой виднелось то же самое дерево.

– Это тот сад, в который нельзя войти, – сказала она самой себе. – Это сад без калитки, и там живет птичка. Как бы мне хотелось посмотреть, что там такое!

Она обошла вокруг стены, тщательно осматривая ее, и убедилась, что калитки в ней не было.

– Это очень странно, – проговорила она. – Бен сказал, что калитки нет, и ее таки нет. Но десять лет тому назад была калитка, потому что мистер Крэвен зарыл ключ в землю.

Все это дало столько пищи ее уму, что она заинтересовалась и решила, что не жалеет о том, что приехала в Миссельтуэйт-Мэнор. В Индии ей всегда было жарко, и она всегда чувствовала такую истому, что ничем не могла заинтересоваться. Свежий степной ветер точно сдувал паутину с ее маленького мозга и оживлял ее.

Она почти весь день провела на свежем воздухе и когда села ужинать вечером, то была очень голодная, сонная и чувствовала приятную усталость.

Она не рассердилась, когда Марта начала болтать, и чувствовала, что ей даже приятно слушать ее; наконец она решила задать ей один вопрос. Задала она его после ужина, усевшись на ковре пред камином.

– Почему мистер Крэвен так не любит этот сад? – спросила она.

Она заставила Марту остаться после ужи-на, и Марта не противилась. Она была очень молода, привыкла к жизни в коттедже, полном братьев и сестер, и ей было очень скучно внизу, в огромной людской. Марта любила поговорить, а эта странная девочка, которая жила в Индии и имела черных слуг, была для Марты особенно привлекательной новинкой.

Марта уселась на ковре у камина, не дожидаясь приглашения.

– Ты все еще думаешь об этом саде? – спросила она. – Так я и знала. То же самое было и со мной, когда я впервые услышала об этом.

– Почему он его так ненавидел? – настаивала Мери.

Марта поджала под себя ноги и уселась поудобней.

– Послушай-ка, как ветер воет вокруг дома, – сказала она. – Ты теперь не могла бы устоять на ногах, если бы вышла в степь!

– Почему же он его так ненавидел? – опять спросила Мери. Она хотела узнать это, раз Марта тоже знала.

Марта стала выкладывать пред нею свой запас сведений.

– Помни, – сказала она, – миссис Медлок приказала не разговаривать об этом. Здесь есть многое, о чем нельзя разговаривать. Таковы приказания мистера Крэвена. Он говорит, что его несчастья – не наше дело. Если бы не этот сад, он бы не был таким. Это был сад миссис Крэвен; его разбили, когда они только что повенчались. Она очень любила этот сад, и они вместе ухаживали за цветами; ни одного садовника не пускали в сад. Мистер Крэвен с женой уходили в сад, затворяли за собой калитку и по целым часам сидели там, разговаривая и читая.

Она была молоденькая, совсем девочка! В саду стояло старое дерево с согнутой ветвью, вроде скамейки. Она посадила вокруг него розы и всегда сидела на этой ветви. Однажды, когда она там сидела, ветвь сломалась, она упала на землю и так сильно ушиблась, что назавтра умерла.

Доктора думали, что он сойдет с ума и тоже умрет. Поэтому-то он так ненавидит этот сад. С тех пор туда никто не заходил, и он никому не позволяет даже говорить о нем.

Мери больше не задавала вопросов. Она смотрела на красное пламя и прислушивалась к вою ветра, который завывал все громче.

В эту минуту с ней происходило нечто очень хорошее. Это случалось с нею уже в четвертый раз с тех пор, как она приехала. Первое было то, когда ей показалось, что она поняла малиновку, а малиновка ее; второе, что она бегала на свежем воздухе, пока не разгорелась ее кровь; третье, что она впервые в жизни испытала настоящий голод; четвертое, когда она поняла, что значит пожалеть кого-нибудь. Она делала успехи.

Прислушиваясь к вою ветра, она стала прислушиваться еще к чему-то. Она не знала, что это было, потому что сначала едва могла отличить это от завывания ветра. Это был странный звук – казалось, будто где-то плакал ребенок. Иногда самый звук ветра походил на плач ребенка; но Мери скоро разобрала, что звук раздавался в доме, а не вне дома. Он раздавался где-то очень далеко, но внутри дома. Она обернулась и посмотрела на Марту.

– Ты слышишь, как кто-то плачет? – спросила она.

Марта вдруг смутилась.

– Нет, – ответила она, – это ветер. Иногда кажется, как будто кто-то заблудился в степи и плачет.

– Но послушай, – сказала Мери. – Это где-то в доме, в одном из этих длинных коридоров.

В эту минуту где-то внизу, очевидно, открыли дверь: сильный ветер ворвался в коридор, и дверь комнаты, где они сидели, с треском отворилась. Обе они вскочили на ноги, но в этот момент свет погас, и звук плача пронесся по коридору, более явственный, чем прежде.

– Вот! Слышишь! – воскликнула Мери. – Я тебе говорила! Это кто-то плачет, и это не взрослый человек.

Марта подбежала к двери, затворила ее и повернула ключ; но прежде чем она успела сделать это, они услышали, как в одном из коридоров с шумом захлопнулась дверь, и потом все стихло; даже ветер на несколько секунд перестал выть.

– Это был ветер, – упрямо сказала Марта. – А если не ветер, то маленькая судомойка, Бетти. У нее целый день болели зубы.

Какое-то странное замешательство в ее манерах заставило Мери пристально взглянуть на нее. Ей показалось, что Марта не говорит правды.

Глава VII

На следующий день дождь лил ливмя, и когда Мери выглянула из окна, степи почти не видно было из-за серого тумана. В такой день нельзя было выйти.

– Что вы делаете в вашем коттедже, когда идет такой дождь? – спросила она Марту.

– Стараемся не попасть друг другу под ноги, – ответила Марта. – Ведь нас так много! Мать очень добрая, но и она теряет терпение. Старшие дети идут играть в хлев. А Дикон не обращает никакого внимания на дождь – он все равно уходит, как и в солнечный день. Он говорит, что в дождь видит все то, что не показывается в ясную погоду.

Раз он нашел маленькую лисичку, которая чуть не утонула в своей норе, и принес ее домой за пазухой, чтобы отогреть. Старую лису убили неподалеку, а нору затопило, и остальные детеныши утонули. Она и теперь у него.

А еще раз он нашел маленькую ворону, тоже принес домой и приручил. Зовут ее Сажа, потому что она очень черная, и она повсюду скачет и летает следом за ним.

К этому времени Мери уже перестала относиться недружелюбно к фамильярным разговорам Марты. Она даже стала находить их интересными и жалела, когда Марта уходила. Рассказы ее айэ, когда она жила в Индии, совершенно не походили на рассказы Марты о степном коттедже, где в четырех комнатах помещалось четырнадцать человек, которые никогда не наедались досыта.

– Если б у меня была лисичка или ворон, я бы могла играть с ними, – сказала Мери, – но у меня никого нет.

– Ты вязать умеешь? – спросила Марта.

– Нет! – сказала Мери.

– А шить умеешь?

– Нет!

– А читать умеешь?

– Да.

– Так почему же ты не читаешь или не по-учишься складывать?

– У меня нет книг, – сказала Мери. – Те, что у меня были, остались в Индии.

– Очень жаль! – сказала Марта. – Если б миссис Медлок позволила тебе войти в библиотеку! Там тысяча книг!

Мери не спросила, где помещалась библиотека, потому что в голове ее блеснула новая мысль. Она решила сама отыскать библиотеку. Мысль о миссис Медлок ничуть не смущала ее. Миссис Медлок почти всегда сидела в своей уютной комнате внизу. В этом странном доме никого не было, кроме слуг, которые в отсутствие господина жили вольной жизнью в нижнем этаже, где помещалась огромная кухня, увешанная блестящей медной и оловянной посудой, и большая столовая для слуг.

Мери регулярно присылали завтрак, обед и ужин. Марта прислуживала ей, но никому не было до нее ни малейшего дела. Миссис Медлок заходила к ней раз в день или в два дня, но никто не спрашивал Мери, что она делает, и никто не говорил ей, что ей надо делать. Она думала, что это, вероятно, был английский обычай – так относиться к детям. В Индии ей всегда прислуживала ее айэ, которая ходила следом за ней и исполняла все ее желания, и очень часто ее общество надоедало Мери. Теперь же никто за нею не ходил, и она приучилась одеваться сама, потому что каждый раз, когда она хотела, чтобы ее одели или подали что-нибудь, у Марты был такой вид, как будто она считала Мери очень глупой и бестолковой.

– Разве у тебя ума нет? – спросила Марта однажды, когда Мери стояла и ждала, пока она ей наденет перчатки. – Наша Сюзан вдвое смышленее тебя, а ей всего четыре года. Иногда ты кажешься совсем глупышкой.

После этого Мери целый час дулась, но это возбудило в ней много новых мыслей.

После того как Марта подмела пол и ушла вниз, Мери еще около десяти минут стояла у окна; она была занята той новой мыслью, которая явилась у нее, когда она услышала о библиотеке. До самой библиотеки ей было мало дела, потому что ей не очень-то хотелось читать, но разговор о ней напомнил ей рассказ о сотне комнат с затворенными дверями. Она думала, на самом ли деле все они заперты и что бы она увидела, если бы могла войти в одну из комнат. Неужели их была сотня? Почему бы ей не пойти посмотреть, сколько она насчитает?

Ее никогда не учили спрашивать позволения сделать что-нибудь, она не знала, что значит авторитет, и ей не могла прийти в голову мысль спросить позволения миссис Медлок, даже если б она ее увидела.

Она отворила дверь, вышла в коридор и пустилась бродить. Это был длинный коридор, из которого шли еще другие; ей пришлось подняться на несколько ступеней, потом еще на несколько. Повсюду были двери, двери, а на стенах висели картины. Иногда на них были изображены странные темные ландшафты, но по большей части это были портреты мужчин и дам в странных пышных костюмах из атласа и бархата.

Скоро она очутилась в длинной галерее, стены которой были сплошь увешаны такими портретами. Она никогда не думала, что их может быть такое множество в одном доме.

Она медленно прошлась по галерее, глядя на лица портретов, которые, казалось, глядели на нее. Ей чудилось, будто они удивляются, что девочка из Индии очутилась у них в доме.

Там были и портреты детей – девочек в тяжелых атласных платьях, доходивших до самого пола, и мальчиков с длинными волосами, в кружевных воротниках.

Она всегда останавливалась у портретов детей, думая о том, как их звали, куда они исчезли и почему носили такую странную одежду. Один портрет изображал чопорную некрасивую девочку, похожую на нее самое. На ней было зеленое глазетовое платье, а на пальце сидел зеленый попугай. Взгляд у нее был острый и любопытный.

– Где ты теперь живешь? – громко спросила ее Мери. – Я бы хотела, чтобы ты была теперь здесь.

Ни одна девочка, вероятно, никогда не проводила время так странно. Ей казалось, что во всем громадном доме была только одна она – маленькая девочка в черном платьице, бродившая вниз и вверх по лестницам, по широким или узким коридорам, по которым никто, кроме нее, никогда не ходил.

Если было построено столько комнат, то в них, вероятно, жили люди когда-то, но теперь повсюду было так пусто, что ей не верилось, будто это могло быть так на самом деле.

Когда она добралась до второго этажа, ей вздумалось повернуть ручку одной из дверей. Все двери были затворены, как ей сказала миссис Медлок, и она взялась за ручку одной и повернула ее. Она немного испугалась, когда почувствовала, что ручка повернулась очень легко и что при первом толчке сама дверь медленно и тяжело отворилась. Это была массивная дверь, которая вела в большую спальню. На стенах были тканые обои, а около стен стояла мебель с инкрустацией – такая, какую она часто видала в Индии. Широкое окно свинцовым переплетом выходило в степь, а над камином висел еще один портрет чопорной некрасивой девочки, которая, казалось, глядела с бо́льшим любопытством, чем прежде.

– Быть может, она когда-нибудь спала здесь, – сказала Мери. – Она так смотрит на меня, что я себя чувствую как-то странно.

После этого она открыла еще несколько дверей, потом еще несколько. Она видела столько комнат, что начала уставать, и решила, что их, вероятно, была сотня, хотя она и не считала. Во всех комнатах были старые картины или старые тканые обои со странными изображениями, и почти в каждой комнате была странная мебель и странные украшения.

В одной комнате, похожей на дамский будуар, обои были бархатные, а в шкафчике стояло около сотни маленьких слонов, выточенных из слоновой кости. Все они были различной величины, и у некоторых на спинах были паланкины или погонщики. Мери видела такие вещички в Индии; открыв дверь шкафчика, она стала на маленькую скамеечку и начала играть ими. Когда ей это надоело, она расставила слонов в прежнем порядке и затворила дверь шкафчика.

Бродя по длинным коридорам и нежилым комнатам, она не встретила ни одного живого существа, но в этой комнате увидала его.

После того как девочка затворила дверцу шкафчика, она услышала какой-то легкий шорох. Она вскочила и стала осматривать стоявший у камина диван, откуда этот шорох слышался. В углу дивана лежала бархатная подушка, в которой была дыра, а из этой дыры выглядывала крохотная головка с парой испуганных глаз.

Мери осторожно подошла поглядеть. Блестящие глаза принадлежали маленькой серой мыши, которая прогрызла дыру в подушке и устроила там жилье. Возле нее лежало шестеро спящих мышат.

– Если бы они не испугались, я бы их взяла с собой, – сказала Мери.

Она так долго бродила по дому, что очень устала и вернулась обратно. Два-три раза она заблудилась, повернув не туда, куда следовало, и ей пришлось бродить взад и вперед по коридорам, пока она не попала в тот, куда ей надо было. В конце концов она очутилась на том этаже, где жила, но на некотором расстоянии от своей комнаты и не сразу могла разобрать, где она находилась.

– Мне кажется, я опять повернула не туда, куда следовало, – сказала она вслух, стоя в конце короткого коридора с ткаными обоями на стенах. – Не знаю, куда идти. Как тихо всюду!

Она еще стояла там и не успела еще кончить фразы, как тишину вдруг нарушил звук. Это опять был крик, но непохожий на тот, который она слышала прошлой ночью. Это был отрывистый крик – капризный визг ребенка, полузаглушенный стенами.

– Это ближе, чем было тогда, – сказала Мери, сердце которой забилось сильнее, – и это плач. – Она нечаянно дотронулась рукой до ковра и испуганно отскочила назад. Ковер прикрывал собою дверь, которая отворилась; за этой дверью было продолжение коридора, по которому шла миссис Медлок со связкой ключей в руке и с сердитым выражением лица.

– Ты что здесь делаешь? – спросила она, схватив Мери за руку и оттащив ее в сторону. – Я что тебе говорила?

– Я повернула не в тот коридор, – объяснила Мери. – Я не знала, куда идти, и услышала, что кто-то плачет.

В эту минуту она возненавидела миссис Медлок, но в следующую минуту возненавидела ее еще больше.

– Ты ничего такого не слыхала, – сказала экономка. – Пойди к себе в детскую, не то я тебя отдеру за уши.

Она схватила ее за руку, таща и толкая по коридору, пока, наконец, не втолкнула в ее собственную комнату.

– А теперь, – сказала она, – ты лучше сиди, где приказано, не то тебя запрут. Мистер Крэвен должен взять тебе гувернантку, как обещал. За тобой надо строго присматривать, а у меня и так работы довольно.

Она вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. Мери села на ковер возле камина, вся бледная от гнева. Она не заплакала, но заскрежетала зубами.

– Кто-то плакал… плакал… плакал, – сказала она себе самой.

Она дважды слышала крик и решила, что когда-нибудь узнает, в чем дело. В это утро она уже узнала многое. Она чувствовала себя так, будто совершила длинное путешествие и, во всяком случае, немного развлеклась: она успела поиграть костяными слонами и видела серую мышь с детенышами в норке в бархатной подушке.