Текст книги "Черные банкиры"

4

В прокуратуру Турецкий вернулся в конце рабочего дня. Едва успел зайти в кабинет, как зазвонил телефон. Подняв трубку, услышал голос начальника Управления по расследованию особо важных дел Генпрокуратуры Казанского, пригласившего его к себе.

Не хотелось Александру лишний раз встречаться с этим прилизанным и слащавым типом, но куда денешься – начальник. Уже давно в их отношениях чувствовался холодок, похоже было, что Казанский боится, как бы Александр не потеснил его. Однако он ошибался: Турецкому по натуре больше подходила следственная работа, чем чиновничье кресло.

Александр повесил плащ в шкаф, причесался перед небольшим квадратным зеркальцем, укрепленным на обратной стороне дверцы шкафа, и остался доволен своей внешностью. Обычное лицо – ничто лишнее не выпирает и не торчит, едва ли не эталон правильности. Иронически хмыкнув и подмигнув себе, отправился к начальнику.

Кабинет Казанского выглядел внушительно: тяжелые бордовые шторы, массивная мебель – все говорило о важности персоны, занимающей его. Сам начальник в отношениях с Турецким был подчеркнуто вежлив и мягок.

– Я вас хотел попросить, Александр Борисович, об одном одолжении. Знаете ли, все мы, как говорится, под Богом ходим, у нас с вами впереди еще немощная старость и все прочие неприятности.

– Простите, не понимаю, о чем вы? – признался Турецкий.

– Вы, Александр Борисович, нетерпеливы по-молодому, – улыбнулся Казанский. – Сейчас объясню. Вам поручено дело, связанное с банком «Ресурс». Как известно, на недвижимость этого банка наложен арест. А дело тут очень деликатное, так как в некоторых квартирах, проданных банком, уже проживают уважаемые и весьма известные в стране люди, внесшие большой вклад, так сказать, в созидание нашего Отечества. Мне звонил генерал-полковник милиции в отставке Иосиф Степанович Васильев и убедительно просил оставить его квартиру в покое. Он это жилье купил за собственные сбережения, сами понимаете, что это честнейший человек, сколько ему осталось? Он доживает…

– Странно вы со мной говорите! – возмутился Турецкий. – А не из-за таких ли честнейших людей, как генерал Васильев, лопнувший банк полтора года работал, раздавая кредиты направо и налево подставным фирмам? И в результате триллионы рублей вкладчиков пропали бесследно! Между прочим, следователь Арбузов…

– Александр Борисович, – перебил Казанский, – дело этого Арбузова, возможно, пойдет на прекращение. Это же все-таки самоубийство. Кто знает, что происходило в душе молодого следователя, решившего свести счеты с жизнью?

– И откуда же у вас такая уверенность? Нормальный, здоровый человек, отлично работал, имел семью. Слишком много обязанностей, чтобы вдруг уйти навсегда. А если это всего лишь имитация самоубийства? Мы только приступаем к следствию, еще не проведены экспертизы, еще не допрошены свидетели. Впереди уйма работы, а вы толкуете о, так сказать, возможном прекращении еще нерасследованного дела? Почему?

– Не надо горячиться, – мягко заметил Казанский. – Вы – опытный следователь, это ваша работа, я никогда ее не ставил под сомнение, ибо знаю, что вы обладаете большим профессионализмом и с любой задачей справитесь. Я просто хотел напомнить, что, помимо поиска истины, было бы совсем неплохо думать и о стариках-ветеранах, отдавших нашему общему делу практически всю свою жизнь.

– Я вас понял. Забота заботой, но дело, о котором мы сейчас с вами говорим, должно быть передано в суд. И уж это его прерогатива – выносить окончательное решение. А я постараюсь, чтобы судебное рассмотрение состоялось. А Комитет муниципального жилья Москвы выполнил свои прямые обязанности, – спокойно ответил Турецкий и вышел из кабинета.

В кабинете надрывался телефон.

– Господи, где тебя носит? – кричал Грязнов.

– А что случилось? Пожар? Горим?

– Откуда знаешь? – опешил Вячеслав.

– Я ничего еще не знаю.

– Выходи, я заеду.

– Одеться успею? – усмехнулся Турецкий.

– Давай, только быстрее, ладно? Жду внизу!

Турецкий вскочил в машину Грязнова и нетерпеливо спросил:

– Теперь ты мне можешь что-нибудь объяснить?

– Горит офис банка «Ресурс» в Армянском переулке.

– Давно?

– Минут сорок. Доложил ответдежурный.

– Заметают следы? – задумчиво спросил Турецкий.

– Ты так спокоен?

– А что мне еще остается делать? Я же не могу залить огонь. Там, пожалуй, уже все выгорело. Безрадостная перспектива – теперь придется искать поджигателей. Хотя пожарным ничего не стоит списать все на неисправность электропроводки.

Армянский переулок был запружен зеваками, случайными прохожими, привлеченными необычным зрелищем. Здесь же работали три пожарные команды.

Турецкий и Грязнов подошли к офицеру-пожарному, распоряжавшемуся здесь, представились, спросили о причине пожара.

– Трудно сказать, – ответил офицер. – Для нас главное сейчас – сбить огонь, а с причинами пожара будем разбираться потом. Могу только сказать, что возгорание возникло внутри помещения. Здание было опечатано, доступа туда никому не было, но очаг возгорания довольно обширный, видите: пылает весь второй этаж и левое крыло первого.

– Ну, вот видишь, а что я тебе говорил? – развел руками Турецкий. – После того как по зданию погуляет огонь, а потом и пожарные, нам с тобой здесь делать нечего. Пусть этим займутся пожарные и ребята из следственного комитета МВД.

– Хорошо горит! – воскликнул Слава.

Пламя вырывалось из окон, лизало наружные стены, воздух вокруг здания ощутимо прогрелся. Пожарные пытались сбить огонь из нескольких шлангов.

– Пойду пообщаюсь с обывателями, может, узнаю что-нибудь интересное, – сказал Александр.

На город опускались ранние сумерки, и на фоне серого ноябрьского неба горящее здание выглядело нереально, словно пылающая киношная бутафория. Люди спокойно смотрели на огонь еще и потому, что знали: здание в последнее время пустовало, там никто не работал.

Турецкий подошел к толпе женщин, оглядел их и спросил старушку:

– Давно ли горит?

– Да уж не меньше часа, – ответила она, морща лоб и заглядывая незнакомцу в глаза.

– А с чего началось?

– Не знаю. Я в гастроном ходила, возвращаюсь, смотрю: люди собрались. Вот подошла да и стою теперь вместе со всеми.

– Кто-нибудь видел что-нибудь еще? – спросил Турецкий у толпы.

Люди безучастно смотрели мимо него на огонь, только старушка, с которой разговаривал Александр, перекрестилась и сказала:

– Покарал Господь злодеев. Столько людей обобрали, а огонь все поглотил. Бренное наше богатство на земле, на тот свет ничего с собой не возьмешь.

Сквозь толпу к Турецкому пробрался Грязнов, бросил на ходу:

– Чего ты застрял? Нашел что-нибудь?

– Нет.

– Пойдем со мной. Там мальчишки кое-что видели.

Слава подвел друга к группе подростков, попросил их:

– Ребята, расскажите, пожалуйста, и этому дяде, что вы видели. Давай ты, старший.

Мальчик лет двенадцати, в куртке зеленого цвета и в вязаной шапочке, вытер покрасневший от холода нос и начал рассказывать:

– Мы в войну играли, прятались за оградой. Видели, как из двери черного входа вышли двое мужчин в темных масках, сели в иномарку, кажется, это был «мерседес», черный или темно-синий, и уехали. А потом что-то хлопнуло и стало гореть.

– Хлопнуло? – переспросил Турецкий.

– Ну, как что-то взорвалось, но не очень громко, – объяснил мальчик.

– А ты ничего не сочиняешь? – спросил Грязнов.

– Они тоже слышали, – указал мальчик на своих друзей. – Да, ребята?

– А я ничего не видел, – сказал плотный белобровый мальчик лет десяти.

– Так он в засаде в другом месте находился, – пояснил старший.

– Спасибо, мальчики, за информацию, – поблагодарил Грязнов, записав в блокнот фамилии, имена и адреса юных свидетелей.

– Передай список свидетелей своим операм. Тут явно умышленный поджог. Я вот завтра допрошу госпожу Бережкову. Возможно, кое-что прояснится и по поводу этого пожара.

– Чего-нибудь нового накопал в бумагах? – поинтересовался Грязнов.

– Кое-что. Казанский вот настойчиво предлагает не беспокоить генерала в отставке Васильева, который проживает в квартире, проданной ему «Ресурсом». Как тебе это нравится?

– Не понимаю, почему он работает у вас? Как вы его терпите? – возмутился Слава.

Турецкий рассмеялся и ответил:

– Таких обычно держат для равновесия. Казанский может заискивать, помогает начальству раны зализывать, льстит и тому подобное. Он – цивилизованный человек, не то что мы с тобой, дикари бескомпромиссные!

– Да ну тебя к дьяволу! Поедем, что ли?

– Поедем, может, хоть сегодня дома поужинаю. Айда ко мне! Ирка будет просто счастлива!

– Представляю, опять начнет сватать своих подруг?

– Ну так скажешь, чтобы отвязалась, мол, и без того хватает девиц.

– Сегодня не могу, в другой раз, – пообещал Грязнов. – До дома я тебя подброшу, а уж ты Ирише похвастайся, что это именно я тебя привез, она оценит.

5

Алла Бережкова оказалась симпатичной блондинкой тридцати восьми лет, стройной, с независимым взглядом и упрямым подбородком. Но и к ее моложавому лицу уже подкрадывалась старость, прокладывая первые морщинки в уголках рта и под глазами. Тем не менее даже в следственном изоляторе она не утратила своей природной привлекательности, не забывая про косметику. Правда, из-за малоподвижного образа жизни стала появляться отечность под глазами, что придавало лицу болезненно-усталый вид.

Когда Бережкову привели в кабинет следственного корпуса для допроса, Турецкий невольно залюбовался ею, пригласил сесть, представился и сообщил, что теперь ему поручено вести дело о злоупотреблениях в банке «Ресурс».

Женщина подняла брови, искренне удивившись, и в голосе прозвучало волнение:

– А что случилось? Почему такая перемена?

– Вы боитесь перемен?

– С некоторых пор – да.

– С каких же?

– С тех самых, когда очутилась здесь.

– Вам, Алла Демьяновна, я посоветовал бы одно: чистосердечно рассказать обо всем содеянном, суд это учтет при определении меры наказания, оно явно в этом случае не будет тяжким.

– Но почему следователь Арбузов не пожелал дальше вести это дело? Он мне был симпатичен…

– Правда?

– Да.

– Тогда придется вас сильно огорчить. Следователь Арбузов больше не сможет расследовать дело банка «Ресурс», он погиб.

– Погиб? Вы сказали – погиб? – Женщина испуганно взглянула на следователя. – Нет! Не может быть!

– И тем не менее я сказал правду.

– Каким образом? Скажите, я должна знать!

– При довольно загадочных обстоятельствах. Ведется следствие.

Бережкова опустила голову, съежилась.

– Что с вами?

– Ничего.

– Алла Демьяновна, мне просто необходимо поговорить с вами. Разобраться в положении вещей…

– Нет! Теперь это не имеет смысла. Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы, – жестко ответила она.

– Но вы же этим только вредите себе.

Бережкова вдруг взглянула на Турецкого в упор и сказала сурово:

– Вы сами прекрасно знаете, что у нас все покупается и продается! От вас и от меня уже ничего не зависит. И что бы я вам ни говорила, что бы вы для себя ни открыли, ничего хорошего это никому не даст, а только принесет новое горе. Поэтому вам лучше ничего и не знать.

– Алла Демьяновна, вы чего-то боитесь, я же вижу. Но ведь зло не столь всесильно, как иной раз представляется! Поверьте мне!

– Вы не знаете тех акул, для которых ничего, кроме их денег, не существует.

– Давайте пока забудем о них. Вы сами должны бороться за свою жизнь!

– Я повторяю, что отказываюсь отвечать на ваши вопросы. Можете дальше что угодно расследовать, копать, искать, но меня оставьте в покое… Я даже не знаю, хочу ли жить? Я уже все имела и все потеряла. Меня вытолкнули из привычного круга жизни… мне теперь некуда возвращаться. Кем я буду в Москве?

– Ну, зачем так? У вас остались родные, друзья, знакомые. Не надо делать трагедию из-за того, что потеряно имущество. Человек рождается вовсе наг, но ведь живет! Вы – верующая?

– Сейчас это не имеет значения. Но решение мое – окончательное.

Бережкова сдвинула к переносице свои прекрасно очерченные брови, так что между ними возникла тонкая морщинка, она словно сосредоточилась на своей боли, затаившейся глубоко внутри.

– Алла Демьяновна, вы должны понять, что я ведь не из праздного любопытства интересуюсь вашей судьбой. Мне надо понять, почему погибли ваш муж банкир Акчурин и следователь Арбузов?

– Здесь и так все ясно. Их убили деньги. Да! Деньги, на которые покупаются киллеры и женщины, яхты и самолеты, машины и чиновники! Все! Я сказала более чем достаточно! Умоляю вас, позвольте мне вернуться в камеру. Признаюсь честно, только там я чувствую себя в безопасности.

– Хорошо, Алла Демьяновна, но я думаю, что это ваше настроение – явление временное. Будет новый день, и мы вернемся к разговору. Простите, если я чем-то невольно вас обидел. Или напугал?

– Что вы! К вам у меня нет никаких претензий.

Турецкий вызвал конвоира. Бережкова вышла из следственного кабинета не простившись и не взглянув на следователя.

«Она, конечно, чего-то боится. Сообщение о смерти Арбузова ее повергло в смятение. А может быть, это только игра? И мне все показалось? – рассуждал Турецкий. – Странная позиция… Уж лучше б юлила, пыталась выгородиться. Или таким вот образом она пытается набить себе цену? Ах, женщины, женщины…»

6

Каждую свободную минуту Турецкий изучал документы банка «Ресурс», хотя было множество других дел, но то, что можно было пока отложить, он откладывал и углублялся в чтение нудных бухгалтерских документов.

Этим же он был занят и в то утро, когда поджидал Евгения Матвеевича Крохина, бухгалтера фирмы «Спектр», которую возглавлял депутат Госдумы Долгалев. Главбух опаздывал, а непунктуальность всегда возмущала следователя.

Неожиданно позвонил Грязнов, спросил:

– Один, что ли, сидишь?

– Здравствуй, Слава. С чем связан твой вопрос?

– Прости, здравствуй, – заторопился Грязнов. – Сейчас к тебе подъедет мой Саватеев.

– Зачем?

– Дело в том, что твоего бухгалтера укокошили.

– Крохина? – изумился Турецкий.

– Да.

– С чего ты взял?

– Видишь ли, каждое утро, в десять, ответственный дежурный кладет мне на стол обзорную справку о происшедших за сутки происшествиях в столице и ее окрестностях. И вот сегодня узнаю, что на сорок первом километре Волоколамского шоссе нынче ночью была перестрелка, а под утро водитель КрАЗа обнаружил на обочине труп нашего бухгалтера.

– Где он теперь?

– В морге. Где же ему еще быть?

– Что ж, если гора не идет к Магомету, то Магомет…

– Вот именно, – вздохнул Грязнов. – Прямо руки опускаются! Сколько этих подонков на свете живет, жаждущих крови!.. Когда ж мы с тобой их переловим! Честное слово, я согласился бы на воде и хлебе сидеть ради того, чтоб остаться без работы! И чтоб всю эту мразь, наконец…

– Ладно, я спускаюсь.

– Давай, Коля подвезет сводку и сгоняет с тобой в морг.

Крохин был мал ростом; тонкие и длинные пальцы выдавали в нем потомственного интеллигента, об этом же говорил и высокий лоб с коротким ежиком светлых волос. Автоматная очередь прошила бухгалтера вдоль тела сверху вниз.

Турецкий болезненно сморщил лицо и сказал:

– Какие мерзавцы!

– Довольно наглое убийство, – солидно согласился Саватеев. – Представляете, они оставили его на шоссе со всеми документами! Ничего же не боятся!

– Ну… хоть помогли своевременно опознать человека… А то валялся бы в морге неопознанный труп. Придется теперь и это дело брать на себя, соединив с делом по банку «Ресурс».

– Слишком это ваше дело разветвляется, – высказал сомнение Николай.

– Ничего, создадим следственную бригаду, подключим других следователей, ваших оперативников. Похоже, этот банк «Ресурс» требует постоянных жертвоприношений.

– Крохин, видно, знал что-то важное, коль его убрали так оперативно.

– Но теперь он уже ничего не расскажет, – с сожалением произнес Турецкий. И подумал, что надо срочно встречаться с родственниками покойного. Возможно, они что-то знают. Может, остались документы в архиве покойного… – Позвони, Николай, своему шефу и попроси его навести справки о родственниках Крохина. И скажи, что хорошо бы и с Долгалевым пообщаться.

– Но у него же, говорил Вячеслав Иванович, депутатский иммунитет.

– Лично я почему-то уверен, что сегодня его и в Москве-то нет, – убежденно сказал Турецкий. – Готов поспорить.

Они вышли в другую комнату и увидели санитара, сидевшего отрешенно за столом в грязном халате и курившего едкую папиросу. Нос у него был иссиня-красный, поскольку слишком часто приходилось ему перебивать спиртом запах бренной человеческой плоти и формалина. Известное дело: люди, которые ходят близко со смертью, долго не живут. Небытие затягивает всех, как в черную дыру.

– Разрешите позвонить? – спросил Саватеев.

Санитар молча кивнул.

Николай быстро связался с Грязновым, передал просьбу Турецкого, а затем передал Александру трубку.

– Слава, готов спорить, что Долгалева нет в Москве.

– Давай на бутылку. Сейчас выясню, не клади трубку, – и заговорил по другому аппарату: – Добрый день, смогу ли я поговорить с господином Долгалевым?

– Нет, он в отъезде, – ответили ему.

– Когда он уехал?

– Вчера.

– А куда?

– В Петербург.

– Надолго?

– Неизвестно. Поездка деловая, и все будет зависеть от того, как сложатся обстоятельства.

Грязнову не пришлось пересказывать разговор Турецкому, так как тот практически все слышал.

– Александр Борисович, ты, как всегда, прав, а с меня бутылка! – бодро заявил Грязнов. – Откладывать доброе дело не будем?

– Только съездим на сорок первый километр, посмотрим на месте, что к чему, – предложил Турецкий.

– Что остается проигравшему? Заезжай. Я жду, так и быть, составлю тебе компанию.

7

Они заехали к начальнику красногорского отдела милиции майору Максимову, выезжавшему утром на место происшествия, чтобы с ним осмотреть местность. Иногда самая незначительная деталь может навести сыскаря на нужный след. К тому же, чтобы понять мотивы преступника, надо уметь ставить себя на его место, то есть следователь всегда как бы ведет сеанс одновременной игры.

Майор Максимов был из весельчаков, упитанный, краснощекий, он всю дорогу сыпал анекдотами, заразительно хохотал, чем даже слегка притомил своих попутчиков.

За окнами грязновского «форда» мелькали безрадостные картины поздней осени: пустыри, кучи мусора, гаражи, склады, потом потянулся лесной массив.

– Все, мужики, тормозите! Приехали, – сказал Максимов.

Машина остановилась на обочине, пассажиры вышли в промозглую сырость, кутая подбородки в воротники и поеживаясь от холода.

– Какая мерзость эта осень! Уж лучше бы морозец! – потирая руки, произнес Максимов, глядя себе под ноги. – Ну вот, смотрите, еще видны бурые пятна на земле. Вот здесь он лежал на спине и смотрел в небо, глаза были открыты, и взгляд удивленный, словно он не мог поверить в свою смерть.

– Ну, это ты, майор, уже сочиняешь, – засомневался Турецкий.

– А чего мне сочинять? Я всяких мертвецов за свою службу насмотрелся, а такого впервые видел. Честно вам говорю.

– Гильзы нашли? – спросил Грязнов.

– Да. Автомат Калашникова, экспертиза подтвердит.

– Хорошо. Мы проследим, чтобы все следственные материалы были направлены к нам, так как дело мы забираем.

По этой дороге уже проехало множество машин, возможно, и был свидетель, видевший трагедию сегодняшней ночи, да где ж его искать… Место пустынное, впереди овраг. Это счастье, что убийцам не пришла в голову мысль захоронить труп где-нибудь в лесу. Тогда б и вовсе никаких следов не нашлось бы.

– Ладно, можно ехать. Конечно, нужно подключить агентуру. И еще. Считаю, что надо дать объявление в прессе и на телевидении, может, хоть таким образом найдется какой-нибудь свидетель, – сказал Турецкий.

– Теперь куда? – уточнил Грязнов.

– Завезем майора и – в Москву. Надо встретиться с сослуживцами убитого бухгалтера и родителями, если таковые имеются. Будем выполнять свои обязанности.

– Кстати – об обязанностях, – сказал Максимов, грузно усаживаясь в машину. – Дело было так. Посватался к молодухе богатый старикашка, то да се, сыграли свадьбу. Вот женщина и думает: «Черт с ним, с этим стариком! Заведу себе любовника и буду жить, хоть богатством воспользуюсь. Может, и хорошо, что он ничего не может». Легли спать в разных спальнях, как и положено в богатых семьях. Но прошло минут десять, послышался стук в дверь, входит старик, вежливо просит прощения за вторжение, но пришел, мол, по делу – выполнить супружеские обязанности. Женщина удивилась, но отказывать не стала. Супружеские обязанности, сами понимаете, дело святое. Старичок поработал, убрался восвояси, а минут через десять опять стук в дверь. Оказывается, он снова пришел выполнить супружеские обязанности. Прошло некоторое время – все повторилось. Тут уж женщина вся измаялась и возмутилась: «Сколько можно? Всю ночь ходите и ходите! Обязанности выполняете и выполняете, а когда же я спать буду? Скоро утро на дворе!» Старик подумал и ответил: «Прости, голубушка, проклятый склероз замучил. Выполню обязанности и забуду, вот так и хожу всю ночь. Ты уж меня останавливай, когда невмоготу станет…» Максимов захохотал. Слушая его смех, невольно улыбнулись и Турецкий с Грязновым.

Тяжелая работа, близость чужой беды и собственной смерти приучила этих людей жить, не зацикливаясь на мрачном, а искать отдохновение в чем-то простом и обычном: в сочувственном взгляде, в шутке и анекдоте, иногда в цинизме. Иначе выжить здесь было бы невозможно. Слишком страшна жизнь, попранная смертью.