Текст книги "Закон бумеранга"

Глава третья
ЛЕТЧИК-ТЕРАПЕВТ

1

Однажды двери Русского оздоровительного центра резко распахнулись, и четверо крепких парней внесли канцелярский стол. Они поставили его посреди холла и, окружив со всех сторон, замерли, внимательно осматривая каждый свое направление. Их совсем не смущало то обстоятельство, что перед ними были просто стены. Сказывалась серьезная дрессировка.

К лаковой поверхности стола был примотан обычным скотчем грузный человек. Он был абсолютно неподвижен и только комично шевелил густыми, сросшимися на переносице бровями.

Оказалось, что отставного полковника КГБ, а ныне начальника службы безопасности известного в Москве Медиа-банка, скрутил радикулит прямо на рабочем месте.

О центре шла громкая слава буквально с момента его открытия, когда, собственно, и произошла эта история – в середине девяностых годов. Еще бы, ведь здесь принимал сам доктор Медына, мануальный терапевт, что называется, от Бога! Очередь на прием к нему сразу, с первых дней, растянулась на многие месяцы. И генеральный директор центра Анатолий Михайлович Сидоров мечтал лишь об одном: иметь троих таких самородков, и можно почивать себе на лаврах, ничего не делая. Они запросто содержали бы весь центр.

Так как мануальщик в тот момент был занят, а клиент, судя по всему, оказался непростым, генеральный директор центра решил выйти лично к новому пациенту.

Годы свое взяли. Они поначалу не узнали друг друга. Основательно облысевший и похудевший, Сидоров ничем не напоминал того веселого беспутного лейтенанта, каким он был когда-то в середине пятидесятых. Да и в борове, занимавшем всю площадь канцелярского стола, невозможно было узнать с ходу некогда щуплого и лохматого капитана, ибо из всей растительности на его голове не изменились только сросшиеся на переносице густые брови.

Пациент уже собрал вокруг себя любопытствующих – медицинских сестер и массажисток, которым травил байки…

– А еще, где-то в конце пятидесятых, был я, помнится, в Венгрии и вот там познакомился с одним шалопаем, но летчик – просто ас…

Оперевшись спиной на колонну, генеральный директор невольно заулыбался. Он вновь увидел сказочной красоты холмистые зеленые поля, горы на горизонте, аккуратные лубочные домишки и вечно танцующих под неизменные скрипки черноглазых девушек. Давно это было, без малого сорок лет назад…

2

Историческая память народов – понятие весьма однобокое. Венгры совершенно забыли, как братья красные мадьяры помогали становлению нового строя в России. А когда эта помощь бумерангом вернулась к ним в пятьдесят шестом, взвыли на весь мир. В принципе, это единственное, что может малая страна предпринять в свою защиту. Крик вопиющего был услышан, и государства-монстры собрались и погрозили пальчиком: «Маленьких не обижать». Конечно, руководство Советского Союза было несколько озадачено. Вроде бы делали все аккуратно. По просьбе законного правительства, да и практически бескровно. Где уж там угнаться за Бела Куном с его кровавой шашечкой! Но результат оказался прямо противоположным расчету.

Но к концу пятидесятых ситуация постепенно стала нормализовываться, однако сердечные отношения с местным населением остались в глубоком прошлом.

Недалеко от села Кашупа, на границе с Румынией, на территории древней Трансильвании и Моравии, находился небольшой аэродром. До осложнения обстановки советские военные, особенно летчики, были самыми желанными гостями в кабачках села, а раскованные местные девицы в очереди стояли, чтобы попасть в подпольный бордель. Нравы села русским были совершенно непонятны. Сказывались вековые традиции буйного уголка Европы на стыке культур. Родители, отправляя дочь в публичный дом, благословляли ее крестным знамением. А если же девушка хотела просто погулять – бесплатно, для души или по зову сердца – она тут же подвергалась всеобщему осуждению, вплоть до полного бойкота всей деревни.

Наиболее почитаемым жителем селения был парализованный старик Барабаш. Каждое утро его выкатывали и укладывали греться на солнышке. Паралич он получил в начале века, сорвавшись со скалы. Парня приволокли домой, и несчастный несколько дней лежал в неподвижности. Затем явилась знахарка и, осмотрев тело, произнесла: его надо вынести на солнце, и когда он хорошо прогреется, встанет на ноги.

Уверовав в метод лечения, мать тут же организовала прогревание. Парень лежал на солнце день, два… год… Уже все жители села махнули рукой и перестали ожидать чуда, но упорная мать продолжала изо дня в день выносить его во двор с первыми лучами солнца. Исключение составляли лишь дни, когда небо затянуто тучами или шли непрекращающиеся дожди.

Затем начались войны: Первая мировая, Вторая. Уходили и не возвращались мужчины, проносились эпидемии и катастрофы. Давно умерла мать, состарился и сам сын, и уже никто не помнил, с чего все началось и с какой целью делается. Просто жители деревни так привыкли к ритуалу выноса старика на солнце, что он стал одним из символов села Кашупа. Им казалось, что, не соверши они эту процедуру хоть раз, рухнет мир.

Старика осмотрел начальник медсанчасти полка и поставил диагноз: защемление нерва в результате подростковой травмы. Его заинтересовало лишь то обстоятельство, что человек прожил столько лет в неподвижном состоянии, но при этом не наблюдалось никаких следов деградации и атрофирования органов. Обычно без внешней стимуляции мышц и кровеносных сосудов наступали необратимые последствия, и человек-голова дольше пятнадцати лет редко когда жил. Вероятно, чистый горный воздух и постоянные манипуляции с его перетаскиванием сделали свое дело.

В этот район ввода войск и не производилось, однако обстановка резко накалилась. Семьи военнослужащих были срочно вывезены в Союз. Офицеров перевели на казарменное положение. Усилилась охрана аэродрома, городок был обнесен колючей проволокой. Но самым неприятным оказалась неожиданно выросшая стена непонимания.

Командир тяжелого бомбардировщика старший лейтенант Толик Сидоров это почувствовал, когда встретил на улице старого друга Маркиша. Тот держал кабачок и был по совместительству местным сутенером. Маркиш на горячее приветствие старого друга, с которым была выпита уже не одна бочка вина, не ответил. Но, остановившись и не поворачивая головы, проговорил:

– Толик, ты мне друг, поэтому выслушай. Не ходи больше в деревню. Неспокойно у нас. Могут убить. И еще. Мое заведение для русских закрывается.

Затем продолжил свой путь. Для разбалованного летчика начались тяжелые времена, впрочем, как и для большинства холостых офицеров городка. Оставшиеся несколько поварих и медицинских сестер внезапно стали местными секс-символами.

Правда, совсем обходиться без русских разучились и венгры. Однажды Сидорова вызвали на КПП. Он подошел. Там стоял Маркиш.

– Ну? – недовольно спросил лейтенант, воспринявший поведение венгра как личную обиду.

– Давай отойдем до телеги, – предложил венгр.

– Давай, – пожав плечами, согласился лейтенант.

Когда они присели на повозку, Сидоров сразу приметил пустые канистры, от которых слегка несло горюче-смазочными материалами. Маркиш порылся в соломе и откопал стеклянную бутыль темно-вишневого цвета. Приподняв ее, посмотрел на солнце и произнес:

– Прошлогоднее из Залютина. Будешь?

Летчик прищурившись взял бутыль и тоже посмотрел на свет. Содержимое емкости было такой чистоты, что невольно начиналось слюноотделение. Усмехнулся своим мыслям и произнес:

– Наливай!

Вино действительно было замечательным. Что называется, «для себя делал». После второго стакана Сидорову стало совсем хорошо. Он откинулся и, упав на телегу, решил неразумного крестьянина простить.

– Толик, во всей деревне нет керосина, – помявшись, произнес посланец.

– Езжай в город, – пожал плечами Толик.

– Там тоже нет.

– А, так вы уже и там побывали? – ухмыльнулся офицер. – Конечно, лучше в город смотаться, чем к старому другу обратиться!

– Понимаешь, дети… Там еще вино есть…

– Понимаю, – вздохнул Сидоров. – Жди здесь.

Взяв поводья, летчик проехал через ворота на территорию городка, и не прошло часа, как вернулся, обменяв у старшины, начальника технической смены, вино на керосин в пропорции два к одному, заработав таким образом литров двадцать первоклассного напитка.

Маркиш бросился его обнимать.

– Даже не знаю, как благодарить! – жарко произнес он.

– А ведь ты знаешь, что мне надо! – ответил, глядя ему в глаза, лейтенант.

– Понимаешь, Толик, не могу. Честное слово, не могу. Нельзя. Если кто узнает, семья из деревни будет изгнана.

– Ну, ничего себе, как далеко зашло! – присвистнул Сидоров.

– Я сам такие убытки терплю, по ночам плачу.

– Маркиш, как ты думаешь? Мне было легко? Но ты попросил, и Толик сделал. А то, что он может взыскание получить, не важно. Главное, у твоих детей будет керосин! Ну, ладно, прощай, брат, и не приходи ко мне больше…

Маркиш, потупив взгляд, на некоторое время замолк. Затем посмотрел на Толика и произнес:

– Завтра, на закате, я приеду. Деньги захвати.

Как только начало смеркаться, старший лейтенант Сидоров, договорившись, что его прикроют товарищи, перемахнул через забор. У дороги его поджидал венгр. Он вытащил из соломы комплект национальной одежды и заставил Толика переодеться. Затем военную форму спрятали у дороги, завалив камнями, и отправились за приключениями в город, обильно смачивая горло. Единственное, о чем просил мадьяр, не раскрывать рта. Сидоров должен был играть роль немого парня из их деревни. Речь он за три года научился понимать, а вот разговаривать даже и не пытался.

В городе все прошло, как было задумано. Маркиш сторговал ему красотку на всю ночь, а сам отправился продавать керосин. Утром оба вернулись обратно. Толик переоделся и вскоре оказался в части. Однако на расспросы друзей отвечал уклончиво.

Он не знал, что и где происходило, но настроение омрачало ощущение ненависти к «оккупантам», которой было буквально пропитано все пространство городка. Толик понял, что слишком легкомысленно относился к предостережениям начальства.

На следующий день шли плановые полеты. Замполит еще раз провел инструктаж относительно щадящего отношения к местному населению. Запрещались полеты на низкой высоте над населенными пунктами и пастбищами со скотиной.

Самолет Сидорова поднялся в воздух. Однако, едва отлетев на несколько километров, пилот обратил внимание на плохую маневренность. Проверив показания приборов, он определил утечку масла из гидравлической системы. Бомбардировщик становился неуправляем. Доложив о неисправности, Сидоров повернул обратно к аэродрому. Руль высоты слушался плохо, машина стремительно теряла высоту. Единственное, что мог сделать пилот, это сбросить две тяжелые бомбы ФАБ-1000М47. И он провел бомбометание, а в следующий миг пожалел, что не рухнул вместе с самолетом. Одна из бомб попала во двор местного жителя. Он успел заметить, как взметнулись вырванные с корнем деревья и какой-то хлам.

Самолет после облегчения выровнялся и дотянул до посадочной полосы. Бросившегося к нему с объятиями командира полка Сидоров огорошил сообщением о сбросе бомб. Старый вояка немедленно скис. Он знал, что в нынешних условиях церемониться с героем не станут.

Сидорова посадили на гауптвахту до прилета начальника особого отдела, а самолет тщательно обследовали и обнаружили, что трубка подачи масла в гидравлическую систему пропилена напильником. Налицо была самая настоящая диверсия, и совершить ее мог только кто-то из местных.

– Товарищ лейтенант, – расхаживая по бетонному полу гауптвахты, монотонно говорил начальник особого отдела капитан Макаров, – вы представляете, что значит ваш безответственный поступок в условиях столь напряженной обстановки? Быть может, с вашей бомбы начнется третья мировая война? Вы себе отдаете отчет?

– Да все я понял, – устало произнес старший лейтенант.

– Ничего вы не поняли! – продолжил особист. – Я вот ваше личное дело посмотрел. Мы с вами одного года. Я уже капитан, а вы все в старлеях ходите! О чем это говорит? О вашем разгильдяйстве, низкой дисциплине и халатном отношении к исполнению служебных обязанностей. Командование характеризует вас как одного из лучших летчиков, мол, рискуя жизнью, спас машину! Герой! Подумаешь, подвиг! А я вот посмотрел ваши личные вещи. Все разбросано, в комнате бардак, кровать плохо заправлена, а рубашечку с пальмами, между прочим, прикупили! А то, что не годится советскому офицеру выряжаться как стиляга, не думаете? А пластинки? Сплошной джаз! Вот весело танцуется, наверное? Зато план самостоятельной подготовки – чистая формальность. Конспект работ классиков марксизма-ленинизма вообще порнография. Почерк, словно курица лапой писала! Грамматические ошибки одна на другой. А работы «Как нам реорганизовать РАБКРИН?» вообще нет! А ведь настоящий подвиг – в каждодневном изучении научного коммунизма!

– Ладно, я все понял и осознал. – Сидоров поднял голову. – Я признаю свою вину и согласен отвечать в соответствии с советским законодательством. Я думаю, что специалисты разберутся в правомочности моих действий. Слава богу, не тридцать седьмой.

– Ишь расхорохорился! – Особист развернулся к нему. – А ты знаешь, что комиссия по разбору полета подпишет любой документ, какой я захочу? И выйдет, что ты специально сбросил бомбу, чтобы обострить международную обстановку. Вот и будет тебе тридцать седьмой!

– Слушай! – взорвался Сидоров. – Что я тебе сделал? Что ты на меня собак вешаешь?

– А потому, что ты органы не любишь! Я ведь чувствую твое презрительное отношение ко мне с первой секунды!

В дверь постучали.

– Ну что там? – раздраженно крикнул капитан.

– Там, это, – заикаясь, ответил солдат, – со стороны деревни к нам народ движется. Много людей. Все жители.

– Вооружены?

– Далеко. Отсюда не видно.

Капитан выскочил. Увидев грандиозную толпу с флагами и хоругвями, он нервно забегал.

Командир полка поднял личный состав по тревоге. Раздал солдатам и офицерам оружие и боеприпасы. Но на провокации приказал не отвечать.

– Вот видите? До чего довели! – завопил капитан, обращаясь к полковнику. – Я обо всем доложу!

– Уйди отсюда! – рявкнул командир полка, указывая на тыл. – Твое место в заградотряде.

На представителя органов безопасности было невозможно смотреть. Макаров побледнел и побежал в сторону гарнизона. Немного пометался у самолетов. И если бы мог, то угнал бы машину. Наконец, остыв, принял решение. Капитан ворвался на гауптвахту, выволок Сидорова и притащил его к забору.

Подошедшая толпа остановилась. Оружия у людей не наблюдалось, однако уловки хитрых мадьяр были известны. Оно могло вмиг появиться из нескольких подвод, сопровождавших толпу. Вышедший вперед Маркиш крикнул:

– Мы хотим видеть того, кто сбросил во двор бомбу!

На некоторое время наступила мертвая тишина. Было слышно лишь, как стрекочут кузнечики и проворачиваются шестеренки в голове капитана безопасности. Наконец он пришел к выводу, что, отдав на самосуд местным жителям никчемного старлея, он тем самым предотвратит вооруженный конфликт, в результате которого могут погибнуть многие невинные люди и, кто знает, может, вообще всех вырежут, не разбираясь, бомбил ты деревню или только сегодня прилетел разобраться и наказать виновного.

Схватив за руку Сидорова, он подвел его к воротам и скомандовал:

– Ну, иди, расхлебывай кашу, которую заварил!

Сидоров вздохнул. Обвел взглядом офицерский состав и командование, немедленно потупившее головы, и, отчаянно улыбаясь, пошел.

Однако случилось невероятное. Люди бросились на него и, подняв на руки, принялись подбрасывать в воздух. Когда толпа схлынула, взглядам открылись три бочки с вином и танцующий вокруг народ.

Вскоре все выяснилось. Оказывается, одна бомба угодила во двор того самого парализованного деда. Он, как обычно, лежал на солнышке. Увидев, как от фюзеляжа отрывается и несется на него с ужасающим воем бомба, дед неожиданно вскочил и дал деру. Теперь, после пятидесяти лет неподвижности, он танцевал, как некогда в детстве.

Неожиданно старшего лейтенанта признали почетным жителем села. Всю часть угощали вином. И, само собой, дружеские контакты восстановились. Особисту капитану Макарову срочно пришлось консультироваться с начальством, которое было только радо такому исходу. А к завершению празднества сельчане подсунули гэбэшнику саму Марику, звезду сельского борделя, которая, намного опережая время, вытворяла такие фокусы, что даже в курилках мужики, повидавшие немало на своем веку, не решались поделиться друг с другом.

Тогда Сидорова решили не наказывать, но на всякий случай на родину отозвали. Тогда же за ним и закрепилось прозвище летчик-терапевт.

Прошло много лет. Но с тех давних пор жизнь Анатолия Михайловича Сидорова оказалась неразрывно связанной с медициной. И когда начали формировать первый госпиталь на борту военно-транспортного самолета, его назначили командиром корабля. Списавшись с летной работы, он попал замполитом в Центральный авиационный госпиталь. А выйдя на пенсию, уже в годы первых рыночных экспериментов, немедленно организовал частный медицинский центр, который в середине девяностых годов, как уже сказано, гремел по всей Москве…

Судьба, между прочим, однажды еще раз свела его с Макаровым. Это было в семидесятых годах. Сидоров получил тогда задание перевезти груз медикаментов в ГДР. Однако то, что грузилось в салон, больше напоминало ему передвижную художественную выставку. Узкие, разногабаритные плоские ящики сопровождал представитель КГБ, этот самый Макаров. В задачу Сидорова входило только взлететь и сесть. Поэтому он и не общался с немногими пассажирами. Помудревший летчик слишком хорошо знал, с кем он имеет дело, и решил лучше промолчать, чем связываться.

И вот новая встреча. Время, конечно, давно стерло неприятные воспоминания. А может, просто с высоты возраста казалось, что в молодости не могло быть ничего плохого. И любой человек отдал бы, не задумываясь, годы счастливой старости за минуты юношеских переживаний и страданий…

Внимательно выслушав рассказ безвольно лежащего в дурацкой позе на столе Макарова, генеральный директор приблизился, наклонился к самому уху пациента и тихо сказал:

– А ведь у Марики от тебя сын народился.

Макаров вылупил глаза, резко дернулся и, разорвав скотч, сел…

3

Макаров стал постоянным клиентом Сидорова. И он тоже не раз оказывал неоценимую помощь генеральному директору.

Русский оздоровительный центр располагался в элитном доме, принадлежащем Управлению делами президента. Вновь открывшись после продолжительного капитального ремонта, он принял своих старых пациентов. Генеральный директор не мог нарадоваться, наблюдая, как его детище набирает обороты, и, видимо, сглазил.

А началось все с того, что некая фирма стала интенсивно возводить ограду вокруг элитного дома. Скоро появились металлические ворота и будка для охраны. А затем в кабинет Сидорова явился человек с физиономией Полиграфа Полиграфовича Шарикова и представился:

– Я руководитель частного охранного предприятия «Сокол» Копчик Иван Силантьевич.

– У вас проблемы со здоровьем? – любезно поинтересовался Сидоров.

– Нет, это у вас они могут быть, с охраной, – ответил Копчик. – Мы, по договору с жильцами дома, взяли его на свое обслуживание. Ваш центр занимает первый и подвальный этажи площадью почти в четыреста квадратных метров. Исходя из того, что и посетители к вам ходят чаще, чем к жильцам, мы рассчитали стоимость ваших ежемесячных взносов.

– Интересно, интересно, – усмехнулся Сидоров.

– Всего три тысячи долларов США по курсу в рублях.

– В год?

– В месяц.

– А не слишком ли завышены расценки? – спросил директор.

– Смотрите, – Копчик вполне серьезно показал свои расчеты, – у нас четыре смены по два человека, восемь. И два начальника смены, десять человек. По триста долларов зарплаты – уже три тысячи. А что остается фирме на содержание бухгалтерии, управленческого аппарата, возмещение затрат на забор? Вы же сами экономист, видите, со всего дома я беру всего две тысячи. Едва на налоги хватает.

– А теперь послушай меня, – заявил генеральный директор, переходя на «ты». – Мне вообще ваша охрана не нужна. А уж за такую заоблачную сумму тем более. Ты хочешь, чтобы я работал лишь на аренду помещения и кормежку твоего сраного ЧОПа? Наш центр уже заключил договор с вневедомственной охраной, и нас все в ней устраивает.

– Ну тогда я буду вынужден перекрыть кислород, – угрожающе произнес Копчик. – С понедельника ни сотрудники, ни пациенты через проходную пропускаться не будут.

– Знаешь, я давно живу, – ответил Сидоров, – успел обрасти друзьями и связями. А еще жизненным опытом. Поэтому, мой тебе совет, не связывайся!

Шумно встав, незваный гость покинул помещение. Генеральный директор задумчиво прошелся по кабинету и набрал номер телефона:

– Андрей Аркадьевич, приветствую. Как здоровье?

– Да вот, к тебе сегодня собираюсь! – ответил Макаров. – А что, есть проблемы?

– Возникло небольшое затруднение, – произнес Сидоров. – По вашей конторе некто Копчик не проходил?

– Иван Силантьевич?

– Он.

– Знавал я его, – без особого энтузиазма протянул Макаров. – А какого плана вопрос?

– Да вот, обнес забором, теперь собирается данью обложить. И если не договоримся, то в понедельник его орлы даже тебя не пустят.

– Это на него похоже! – внезапно обрадовался Макаров. – Толя, я тебе вот что скажу. Копчика я возьму на себя. Сволочь каких мало. У меня с ним своя разборка. Я ведь уже генеральские погоны примерял, так эта мразь дорогу перебежала. Причем грязью такой облил, что до сих пор отмываюсь. Давненько я на него зуб точил…

4

А дальше события развивались следующим образом. Отставной генерал КГБ Копчик хотел попросту навязать свои охранные услуги частному оздоровительному центру, и когда директор от сделки отказался, Иван Силантьевич решил было применить свою излюбленную тактику.

Он установил за центром наблюдение, и вскоре весь распорядок дня, план центра и перечень наиболее ценного оборудования легли к нему на стол. Оставалось проверить надежность системы охраны объекта.

Он давно понял, что жить без грязи в этом мире нельзя. Но еще уяснил, что грязными делами должны заниматься специалисты. Вот он по молодости наделал глупостей. Вроде бы давно было, все списалось, все забылось, а иногда глядишь, и всплывет неприятный осадок…

Поэтому всякая охранная структура, по его убеждению, если хотела иметь хорошие деньги, была вынуждена контактировать с настоящими головорезами. Принцип симбиоза ведь открыт еще в девятнадцатом столетии, когда лондонские стекольщики специально нанимали мальчишек для битья окон. И когда сегодня клиенты не понимают важность охраны, бандиты быстро объясняют им их ошибки.

Копчик нашел подходящего наркомана, довел его до нужной кондиции, после чего навел на медицинскую контору, «где в сейфе хранится много дури».

Наркоман вошел в центр. Сел в холле на мягкий кожаный диван и, покусывая ногти, принялся наблюдать. Сотрудники были заняты своими делами, так что внимания на него никто поначалу не обратил. Выбрав момент, когда сидевшая на ресепшн девушка отошла от стойки, он подошел к небольшому металлическому сейфу и, взяв его на руки, повернулся. Девушка-менеджер растерянно спросила:

– Вы что тут делаете?

Вместо ответа наркоман ринулся на выход. Но дверь была заблокирована. Тогда плохо соображающий человек швырнул сейф в окно. Сзади на него налетела и принялась лупить кулачками хрупкая девушка. Поднялся шум. Наконец он разбил дверное стекло и выскочил наружу. Но, увидев за собой погоню, понял, что с грузом ему не уйти, и сбежал, так и не подобрав выброшенный сейф.

Вернувшись в помещение, менеджер включила сигнал вызова охраны. Минут через пятнадцать, неспешно облизывая мороженое, подошли два увальня, одетые в мешковатую униформу, отдаленно напоминающую милицейское обмундирование. А еще через полчаса явился недовольный участковый.

Результаты проверки порадовали Копчика. Он назначил встречу с Пашей Беленьким, главным достоинством которого было то, что он не брезговал ничем, его отморозки охотно выполняли любую работу.

Начало операции Копчик назначил на восемь утра. Бандиты Беленького должны были проникнуть в помещение вместе с первой служащей, явившейся на работу. Затем, связав ее, они вскроют сейфы, вынесут их содержимое, а заодно прихватят несколько компьютеров и аппарат УЗИ. На все про все у них было пятнадцать минут. Но даже если и не успеют, то выставленная Копчиком охрана их подстрахует. Притворившись полными идиотами, его мордовороты должны были на территорию никого не пропустить.

Единственное, чего не предусмотрел бывалый генерал, так это того, что за всеми его передвижениями и действиями внимательно наблюдал бывший коллега по цеху.

Когда Иван Силантьевич через полчаса после начала операции прибыл посмотреть на происходящее взглядом постороннего наблюдателя, он обнаружил своих орлов лежащими на асфальте со связанными за спиной руками. А отморозков Паши Беленького выводили из помещения центра и грубо заталкивали в металлический фургон с решетками. Генеральный директор, улыбаясь, мирно покуривал на крылечке…

У отставного генерала внезапно сдавило сердце. Очнулся он уже внутри центра. Похожий на знакомого мясника с Центрального рынка профессор популярно разъяснил ему:

– Эхограмма сердца ни к черту не годится, батенька! Второй инфаркт вы перенесли на ногах, а третий будет последним!

– Что же мне делать? – прошептал генерал Копчик.

– Необходимо срочное шунтирование сердца, но внутренние органы изрядно подпорчены обильными возлияниями в условиях жаркого климата и наркоза не выдержат. Короче, медицина здесь бессильна. Вам, прежде всего, необходим покой. Нельзя пить, курить, воздержаться от кофе, женщин. Меньше резких движений и сильных эмоций и… – внезапно запнувшись, добавил: – Меньше думайте о душе!