Текст книги "Объект закрытого доступа"

3

Проснувшись спустя час, Пташка тяжело поднялся на ноги. Несколько секунд он в изумлении смотрел на спящего Али, пытаясь припомнить, что это за парень и как он сюда попал. Память возвращалась неохотно. Тогда Пташка Божья взял со стола бутыль, вылил в рот остатки самогона, занюхал горбушкой хлеба и снова посмотрел на Али. В голове его раздался щелчок – он все вспомнил. Стараясь не скрипеть половицами, Пташка на цыпочках выбрался из кухни и прошел в прихожую. Там он, опасливо косясь на дверь кухни, снял трубку телефона и набрал номер своего старого знакомого– генерала Грязнова.

– Слушаю! – грозно сказал Грязнов.

Пташка Божья поежился.

– Алло, Вячеслав Иваныч?

– Он самый.

– Вячеслав Иваныч, это Пташка Божья!

– Что? Какая к черту пта… Ах, Пташка. Ну, здравствуй, Пташка. Чего звонишь?

– Соскучился. Голос ваш давно не слышал.

– Теперь услышал?

– Да.

– Ну, прощай.

– Подождите! – Пташка Божья осекся, испуганно покосился на дверь и повторил, понизив голос почти до шепота: – Подождите, Вячеслав Иваныч. Вы ведь знаете, я попусту вас никогда не тревожу. Раз звоню, значит, есть повод.

– Продолжай.

– Нам бы встретиться. Лично.

– Что, трубы горят? Хочешь пивка на халяву попить?

– Вячеслав Иваныч, как вам не стыдно? Речь идет не о моем материальном благополучии, а о жизни десятков… нет, сотен людей! Неужели вы так равнодушны к чужой беде?

– Ладно, демагог. Где ты хочешь встретиться?

– В «Бочке».

– Ближний свет! А почему именно в «Бочке»?

– А там пиво дешевле.

– Что-о?

– Гражданин начальник, я ведь о вашем кармане забочусь. Мой карман пуст и дыряв, и забота ему не нужна. Да и место тихое, никто нам там не помешает.

Грязнов помолчал, потом сказал:

– «Бочка» отменяется. Встретимся на явочной квартире.

– Но Вячеслав Иванович…

– Обсуждению не подлежит. Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел тебя с ментом. Если тебе потом отрежут уши, я никогда себе этого не прощу.

– Ох и любите вы нагнетать! – вздохнул Пташка Божья. – Воля ваша. Диктуйте адрес.

– Адрес ты знаешь. Серый дом на улице Удальцова. Будешь там через час. Успеешь добраться?

– Попробую.

– Ну, бывай.

Честно говоря, конура была так себе, даром что явочная квартира. Мебель старая, «совдеповская»: два убитых кресла, такой же диван, сервант с допотопными мраморными слониками, скрипучая тахта. На стене – репродукция «Трех богатырей» Васнецова, до того выцветшая, что от Алеши Поповича остались только шлем да дико вытаращенный глаз, а все остальное было окутано дымкой.

– Я смотрю, здесь ничего не изменилось, – сказал Пташка Божья, с усмешкой оглядывая комнату. – Мило и со вкусом. Как, бишь, это называется?.. Минимализм?

– О своих эстетических пристрастиях ты мне потом расскажешь, – строго осадил его Грязнов. – А теперь давай о деле.

– Как скажете.

Пташка развалился в кресле и закинул ногу на ногу. Несмотря на то что квартирка была ветхая, здесь он себя чувствовал важной персоной.

– Сигаретку позволите?

– Бери.

Пташка вытянул из пачки «Мальборо» сигарету, поднес ее к носу, понюхал, сладко жмуря глаза, и только потом закурил.

– В общем, так, – начал, вальяжно пуская дым. – Сижу я, значит, у себя дома, думаю о жизни, ковыряю в носу, как вдруг – звонок. Открываю – Гусь. Это один пропойца с Казанского вокзала. А рядом с ним – незнакомец…

Пташка Божья подробно рассказал Грязнову о своем новом жильце и о речах, которые тот вел. Не забыл ни про то, что скоро в Москве все «затрясется и заволнуется», ни про «братьев-славян», которые по приказу «чернозадых» эти «волнения-потрясения» устроят. А вдобавок сообщил:

– Когда Али колес своих наглотался, то бредить стал. Вроде как бубнить сквозь сон.

– И что он говорил? – спросил Грязнов.

Пташка Божья сделал скорбное лицо и вздохнул:

– Там много не по-русски было. Но кое-что я разобрал. Что-то насчет подкопа под Москвой.

– Подкоп под Москвой? – Грязнов недоверчиво вгляделся в лицо Пташки и сказал: – Под рекой, что ли?

Пташка помотал головой:

– Этого я не знаю. Но про какой-то подкоп он бубнил точно.

Грязнов задумчиво наморщил лоб:

– Бред какой-то.

– Ну вот, – обиженно поджал губы Пташка, – не для того я вам все это сообщал, чтобы оскорбления услышать, гражданин начальник. Я человек маленький, и обидеть меня легко, но если я обижусь по-настоящему, то уже никогда…

– Ладно, ладно, не ворчи, – оборвал его причитания Грязнов. – Что сообщил – молодец. Объявляю тебе благодарность от лица МВД.

Пташка Божья улыбнулся:

– Благодарность – вещь хорошая, товарищ генерал, а как насчет гонорара? Я, конечно, патриот и страну свою люблю, но задарма работать не привык. Любой труд на благо страны должен достойно оплачиваться, так ведь?

– Так. – Вячеслав Иванович достал из кармана конверт и протянул его Пташке. – Вот, возьми.

Пташка взял конверт и с полным достоинства видом, не глядя, запихнул его в карман. Потом все-таки не выдержал и уточнил:

– Много там?

– Обижен не будешь, – заверил его генерал Грязнов. – Если информация насчет готовящейся операции и о подкопе подтвердится, получишь премиальные. Идет?

– Заметано!

– Живешь там же?

– Угу.

– Жильцу своему о пьяном разговоре не напоминай. Про «волнения и потрясения» не заикайся. Мы сами с ним разберемся. Все понял?

– Так точно.

– Ну бывай.

4

Австрия, Вена. Помещение ОПЕК. За несколько дней до сообщения Пташки Божьей.

Халид аль-Адель выглядел весьма солидно, а со своими собеседниками держался снисходительно и вальяжно, как и подобает арабскому миллиардеру, ведущему переговоры с европейцами. Миллиардеру на вид было не больше сорока пяти лет, а благодаря прекрасному телосложению европейский костюм сидел на нем гораздо лучше, чем на двух его собеседниках.

Альхаров и Копылов ждали от него ответа, их лица застыли в немом напряжении, однако аль-Адель не торопился. Он лениво отхлебнул из пиалы чаю, поставил ее на стол, промокнул губы мягкой салфеткой и сказал:

– Господин Копылов, скажу вам прямо: мне ваша идея кажется интересной. Да вы и сами это понимаете: ведь, пока вы говорили, я не перебил вас ни разу. Предлагаемая вами схема, безусловно, заслуживает внимания. Но она нуждается в большой… э-э… доработке.

– Вас что-то смущает в ней? – спросил Эраст Абдурахманович Копылов.

– Да, Халид, – поддержал Копылова Альхаров, – если вам что-то не нравится, скажите прямо. Мы не первый год с вами знакомы. Раньше вам достаточно было моего честного слова.

Халид аль-Адель вежливо склонил голову и ответил:

– Вы правы, Владлен. Но я, кажется, ничем не выразил своего недоверия. Я и сейчас доверяю вашему слову.

– Тогда в чем дело?

– Дело в том, что я не из тех людей, кто подает милостыню. А вы, – он обвел взглядом сидящих перед ним мужчин и улыбнулся, – вы не из тех, кто ее берет.

Альхаров нахмурился:

– Что это значит, Халид?

– Я знаю, какую выгоду вы получите от нашей сделки. И прекрасно знаю, господин Копылов, насколько вы сейчас нуждаетесь в деньгах. Ваш банк «Омега» находится на грани банкротства.

– Я ничего от вас не скрываю, уважаемый аль-Адель, – обиженно сказал Копылов. – Я пришел к вам с чистыми помыслами и чистыми руками. А что касается моего бизнеса… мне нечего добавить к тому, что я уже рассказал.

– Знаю, – кивнул Халид аль-Адель, продолжая улыбаться. – Все знаю, уважаемый. И верю в ваши добрые намерения. Поймите, я не против того, чтобы вы наладили ваши дела, пусть даже за мой счет. Я сочту за честь вам помочь. Но для этого и вы должны помочь мне. Восток держится на щедрости, радушии и взаимном доверии. Вы ведь чеченец, господин Копылов, и должны это понимать.

Эраст Абдурахманович поморщился:

– Я бы не сказал, что я чеченец. Я просто…

Аль-Адель сделал предостерегающий жест рукой:

– Не надо. Не надо ничего объяснять. В Москве чеченцам приходится туго, и вы вправе себя обезопасить. Что бы обо мне ни говорили, я человек лояльный и не считаю вас отступником. К тому же я знаю, что вы всегда готовы прийти на помощь людям, в жилах которых течет та же кровь, что текла в жилах ваших дедов и прадедов.

Копылов вновь поморщился.

– Халид, твоя привычка говорить намеками раздражает многих, – сказал Альхаров. – Скажи прямо, чего ты хочешь?

Аль-Адель сложил брови домиком и добродушно ответил:

– Я же сказал – помощи. Скоро мне понадобятся свои люди в Москве. И я готов щедро отблагодарить этих людей.

Халид аль-Адель замолчал, оставив, как всегда, фразу недоговоренной. Однако Альхаров все понял. Он повернулся к Копылову, прищурил глаза и тихо спросил:

– Ну?

– Я думаю, мы договоримся, – тихо ответил Эраст Абдурахманович.

Утром следующего дня Владлен Владленович Альхаров по своей обычной привычке заехал в кафе выпить чашку кофе и съесть пару сдобных булочек, до которых был весьма охоч. Он уже собрался выйти из машины, когда резкий толчок, сопровождающийся скрежетом металла, выдернул его из водительского кресла и бросил грудью на руль.

– Твою мать! – выругался Альхаров, мгновенно сообразив, что произошло.

Из машины он выскочил с вытаращенными от гнева глазами и пунцовыми щеками, отчаянно матерясь.

– Ты что делаешь, ублюдок! – крикнул Альхаров по-немецки и – осекся.

Из подрезавшего его «опеля» выскользнуло неземное существо и посмотрело на Альхарова неземными глазами, полными испуга, вины и раскаяния.

– Дамочка, вы что, не смотрите, куда едете? – угрюмо произнес Альхаров.

Ресницы прекрасной незнакомки дрогнули.

– Простите ради бога, – проговорила она глубоким хрипловатым голосом. – Видимо, я задумалась.

– Задумалась она, – проворчал Владлен Владленович. – А если бы вы пострадали? Вы понимаете, что могло случиться с вашим милым личиком?

Девушка растерянно улыбнулась.

– Я была пристегнута, – сказала она виновато. – А как вы? С вами все в порядке?

– Со мной-то? – Альхаров оглядел девушку с ног до головы. – Бывало и получше. В груди что-то побаливает, но я думаю, что авария здесь ни при чем. Во всем виноват ваш взгляд!

– Мой взгляд? – вскинула собольи брови девушка.

– О, да. Ваш взгляд разбил мне сердце.

– Вы шутите.

– Нисколько. Я чувствую себя смертельно раненым, и только вы можете помочь мне почувствовать себя лучше.

Девушка улыбнулась, блеснув белоснежными ровными зубками:

– И что я должна для этого сделать?

– Для начала сказать, как вас зовут, а потом выпить со мной чашечку кофе.

– А это загладит мою вину?

Альхаров ухмыльнулся и сказал:

– Частично. Как вас зовут?

– Меня? – Девушка кокетливо потупила взгляд. – Элеонора.

К вечеру следующего дня похолодало, но в этой милой квартирке было тепло и уютно. Невысокие стены, оклеенные бежевыми обоями, мягкий бордовый ковер под ногами; резной шкафчик красного дерева, заполненный безделушками, которые так любят собирать женщины. Темный трельяж, а на нем – целая батарея благоухающих флакончиков и коробочек, названия которых ни о чем не скажут большинству мужчин, но содержимое которых призвано поддерживать красоту и привлекательность их хозяйки. Эх-хе! Хорошо вот так прийти с улицы, забраться с ногами в кресло, и чтобы рядом щебетала изящная девушка, ласковая и ручная, как домашняя кошечка.

Так или примерно так думал Владлен Владленович Альхаров, садясь в пушистое розовое кресло. Он улыбнулся. Ощущение было такое, словно он погрузился в ванну с теплым киселем. Черт их знает, этих женщин, что они находят в такой чрезмерной мягкости? Неудобно ведь. Или их попки устроены иначе, чем мужские задницы?

– Вы уже устроились? – послышался из ванной комнаты глубокий хрипловатый голос Элеоноры.

Альхаров облизал вмиг пересохшие губы: одного этого голоса достаточно было, чтобы возбудиться.

– Да! – отозвался он в ответ. – Уже сижу!

Последнее слово вызвало у Альхарова неприятные ассоциации, и он трижды сплюнул через левое плечо.

– Напитки нашли?

– Э-э… – Владлен Владленович завертел изрядно полысевшей головой, увидел рядом с диваном столик, уставленный бутылками и стаканами, и крикнул:

– Да! Все в порядке!

– Наливайте и пейте! А я скоро!

– О’кей!

Владлен Владленович протянул руку, взял со столика бутылку водки, повернул ее этикеткой к свету и тщательно изучил. Затем отвинтил крышку, понюхал горлышко и снова пробежал глазами по этикетке.

– Надо же, – удивился он. – Изготовлено в Москве. Хм… – Он, кряхтя, потянулся за стаканом. – Попробуем, так ли ты хороша на вкус, как на цвет и на запах.

Наполнив стакан на треть, Альхаров на секунду задумался и затем долил еще – до половины.

– Треть – плюнуть и растереть. А половина – никогда не пройдет мимо, – прокомментировал он свои действия.

Из ванной донесся плеск воды. Владлен Владленович представил себе Элеонору, стоящую обнаженной под тугими струйками душа, и по его телу пробежала нервная дрожь. Все-таки девчонка была чудо как хороша.

Вспомнив о сегодняшнем походе в ресторан, Альхаров разулыбался: не каждый день доводится сидеть за столиком с такой красивой и изысканной дамой. Манеры у Элеоноры были, как у принцессы. А что касается ее внешности… Альхаров прикрыл глаза и цокнул языком. Ни один мужчина в ресторане не остался равнодушен к ее чарам. Высокая, статная, с точеной талией и большой грудью, с длинной грациозной шеей, тонким лицом и огромными серыми глазами – должно быть, так выглядела царица Савская. Хотя царица Савская вроде бы была негритянкой? А, не важно!

Владлен Владленович залпом выпил водку, поискал на столе что-нибудь похожее на закуску, не нашел и махнул рукой – и так сойдет.

А какой у нее голос! Как она напевала ему там, в ресторане… Э-э… Черт, что же это была за песенка? Владлен Владленович щелкнул пальцами и тихонько напел:

 
You give me fever when you kiss me.
Fever when you hold me tight…
 

Да уж, голос у Элеоноры был так же хорош, как и она сама. Таким голосом следует петь джаз. Она, кстати, говорила, что пела в каком-то джаз-бенде на заре юности… Альхаров снова потянулся за водкой, наполнил стакан, прищелкнул пальцами и пропел:

 
Fever in the morning,
Fever all through the night!
 

…Шум воды смолк. Владлен Владленович вслушивался в шорохи, доносящиеся из ванной. Должно быть, она сейчас вытирается. Растирает мягким махровым полотенцем шею, грудь, живот… У-ух! Владлен Владленович опрокинул водку в глотку и крякнул.

Дверь ванной тихонько скрипнула, и спустя несколько мгновений Элеонора появилась на пороге комнаты. У Альхарова при виде красавицы, одетой в полупрозрачный пеньюар, захватило дух.

– Боже-ественная! – проревел он, подражая герою какого-то старого советского фильма, и протянул к Элеоноре руки.

Она улыбнулась, оттолкнулась ладонями от дверного косяка и скользнула к нему на колени.

Альхаров обнял Элеонору рукой за гибкую талию, втянул носом кружащий голову запах, исходящий от ее роскошного тела и хрипло проговорил:

– Элеонор, ты прекрасна, как солнце, взошедшее над морем!

Владлен Владленович произнес это по-немецки почти без акцента, но Элеонора все равно рассмеялась и шлепнула его ладошкой по лысине. Ее смешило то, как он выговаривал некоторые звуки.

– Ты настоящий поэт, Влад! – зажурчал ее голос. – Ты знаешь об этом?

– Я становлюсь поэтом только в твоем присутствии, золотко! Жаль, что ты не понимаешь по-русски. По-русски это звучит в тысячу раз красивее.

– А ты меня научи. Я способная ученица.

– Да? Ну что ж, тогда запоминай.

Он коснулся пальцем ее груди и произнес, переходя на русский:

– Пончик.

– Боньчик, – повторила за ним Элеонора и наморщила нос от смеха.

– А это… – Альхаров коснулся ее упругого бедра, – Булочка.

– Бульочка, – повторила Элеонора и рассмеялась: – Какой смешной язык!

– Иди ко мне, радость моя! Я тебя еще не так рассмешу!

Альхаров сгреб хрупкое тело Элеоноры в охапку, поднялся с ней на руках с кресла, затем крепко поцеловал девушку в прохладные губы и швырнул ее на мягкий диван…

На улице была ночь. На темный потолок спальни падали отблески уличных фонарей. Альхаров и Элеонора лежали в постели и курили. Вернее, курила Элеонора, а Владлен Владленович, лежа на боку, гладил ее шелковистое тело своей огромной пятерней с такой нежностью, которой и сам в себе не подозревал.

Голова у Альхарова кружилась от выпитого, он сознавал, что дьявольски пьян, веки его были тяжелыми, мозг обволокла сонная вата, но спать он не собирался. Как можно спать рядом с такой женщиной? Как можно спать рядом с таким телом? А голос, хрипловатый голос Элеоноры он был готов слушать сутки наполет. Этот голос действовал на него гипнотизирующе.

– …Если ты захочешь, я останусь с тобой, – ворковала Элеонора. – Но я не смогу отказаться от своих привычек. А мои привычки дорого обходятся мужчинам.

– Плевать, – с трудом ворочая языком, проговорил Альхаров. – Деньги для меня не проблема.

– Вчера вечером мне звонил один друг… Приглашал меня покататься на своей яхте…

– К черту! Скоро я куплю десять яхт! И все они будут твоими!

Альхаров не выдержал и поцеловал Элеонору в грудь. Он вновь почувствовал желание и попытался обнять красавицу, но девушка мягко отстранилась.

– Значит, ты стал богачом? – насмешливо спросила она. – Яхты стоят миллионы. Откуда у тебя такие деньги?

Неожиданный демарш Элеоноры слегка обидел Альхарова, но и распалил тоже. «Дикая кошка, тебя не так легко приручить! Но я справлялся и не с такими!» – подумал он. А вслух сказал – вальяжно и уверенно:

– Видишь ли, детка, один арабский миллиардер ссудил моему другу полмиллиарда баксов. Если я буду действовать профессионально… – Альхаров произнес это слово пьяно, с трудом, врастяжку: «прр-афснально», – …то мне от этой суммы перепадет солидный куш. Скажи, детка… ты бы хотела, чтобы я взял тебя с собой в Париж?

Элеонора засмеялась:

– Разве это возможно? Ты – и арабский миллиардер! Ты выпил лишнего, Влад. Ты еще не спишь, а тебе уже начали сниться сны. Ты ведь просто бизнесмен.

– Просто бизнесмен? – Альхаров усмехнулся, блеснув в полумраке полоской зубов. – Э, нет, детка. Да будет тебе известно, ты сейчас говоришь не с кем-нибудь, а с полковником КГБ! С бывшим, конечно, но… – Полоска зубов снова блеснула в полумраке. – В этом деле не бывает бывших. Но только об этом – тс-с-с! – Владлен Владленович приложил к губам толстый палец.

Элеонора засмеялась, быстрым ласковым движением взъерошила ему редкие волосы и повернулась, чтоб затушить в пепельнице сигарету. Отблеск фонаря упал на ее голое плечо. В глазах у Альхарова помутилось. Он схватил Элеонору за плечо и развернул ее к себе.

– Подожди, котик, – сказала Элеонора и положила ему на губы теплый пальчик. – Давай сперва выпьем вина. У меня пересохло в горле.

– Вина? – ошалело спросил Альхаров. До него не сразу дошел смысл этого слова, а когда дошел, он горячо кивнул: – Давай!

И потянулся за вином.

Темнота скрывала лучистые глаза Элеоноры. Но если бы Владлен Владленович включил свет, он бы увидел, каким хищным и коварным кошачьим блеском они светятся, когда она смотрит на него.

5

Москва. Кабинет секретаря Совета безопасности В. И. Петрова.

Виктор Игоревич почувствовал, как вспотела рука, держащая телефонную трубку. Однако, когда он заговорил снова, голос его звучал твердо и уверенно:

– Операция должна быть строго засекречена, Вадим Вадимович. Настолько, чтобы о ней не были поставлены в известность ни ФСБ, ни МВД, ни Министерство обороны. – Петров на мгновение осекся, потом добавил: – Возможно, за исключением глав этих служб.

Он замолчал, ожидая реакции президента. Прошло несколько томительных секунд. Петров переложил телефонную трубку из правой руки в левую и вытер вспотевшую правую ладонь о колено.

– Эта секретность обоснована? – спросил наконец президент.

– Да, Вадим Вадимович. Я получил сведения о том, что в этих ведомствах работают люди, снабжающие террористов секретной информацией. Они могут помешать правильному ходу задуманной операции по обезвреживанию террористов…

– Да, да, мы это уже обсуждали. Вы предполагаете задержать участников террористической акции в момент ее реализации?

– Да.

Президент вновь выдержал паузу.

– Виктор Игоревич, – заговорил он, слегка понизив голос, – надеюсь, вы понимаете, насколько осторожно вы должны действовать? Понимаете, на какой риск мы идем и что поставлено на карту?

– Да, Вадим Вадимович. Я все понимаю.

– Что ж, если вы все тщательно продумали… Кстати, насчет кадрового вопроса. У вас уже есть кто-нибудь на примете?

– Да, есть. Я намереваюсь пригласить их к себе на личную беседу.

– Это правильно. Действуйте незамедлительно. Обо всех результатах докладывать мне напрямую. До свиданья.

– До свиданья, Вадим Вадимович.

В трубке послышались короткие гудки. Виктор Игоревич положил трубку на рычаг, медленно повернул голову и посмотрел в окно, хрипло вздохнув, достал из кармана платок и промокнул вспотевший лоб.