Текст книги "Стихотворения"

Фридрих Шиллер
Стихотворения

Перевод М. Л. Михайлова, Д. Е. Мина, В. А. Жуковского, А. А. Фета

БЕСПРЕДЕЛЬНОСТЬ

 
Над бездной возникших из мрака миров
Несется челнок мой на крыльях ветров.
Проплывши пучину,
Свой якорь закину,
Где жизни дыхание спит,
Где грань мирозданья стоит.
 
 
Я видел: звезда за звездою встает —
Свершать вековечный, размеренный ход.
Вот к цели, играя,
Несутся… Блуждая,
Окрест обращается взор
И видит – беззвездный простор!
 
 
И вихря и света быстрей мой полет.
Отважнее! в область хаоса! вперед!
Но тучей туманной,
По тверди пространной,
Ладье дерзновенной вослед
Клубятся системы планет.
 
 
И вижу – пловец мне навстречу спешит.
«О странник! куда и зачем ты?» – кричит.
«Проплывши пучину,
Свой якорь закину,
Где жизни дыхание спит,
Где грань мирозданья стоит!» —
 
 
«Вотще! беспредельны пути пред тобой!» —
«Межи не оставил и я за собой!..»
Напрасны усилья!
Орлиные крылья,
Пытливая мысль, опускай
И якорь, смиряясь, бросай!
 

(1855)

МИГ

 
Шумен, радостен и тесен,
Вновь сомкнулся наш кружок.
Заплетемте ж свежих песен
Зеленеющий венок!
 
 
Но кого между богами
Песня первая почтит?
Он воспет да будет нами —
Он, что радость нам дарит!
 
 
Хоть Церера с нивы нашей
Хлеб несет нам на алтарь
И вливает Бахус в чаши
Гроздий пурпур и янтарь,
 
 
Но коль с неба огнь священный
Алтаря не опалит,
Не зажжется дух наш пленный,
В сердце радость не вскипит!
 
 
Свыше к нам нисходит счастье,
От божественных владык;
Но из них всех выше властью —
Из владык владыка – Миг!
 
 
С той поры, как произволу
Смутных сил назначен строй,
Все божественное долу —
Свет лишь мысли огневой.
 
 
Тихо в мерном Ор движенье
Дело жизни совершай;
Миг же краткий вдохновенья
Быстро сердцем уловляй!
 
 
Феб с безоблачной лазури
Стелет вмиг покров цветной,
Вмиг по небу после бури
Строит мост Ирида свой.
 
 
Так и каждый дар прекрасный,
Словно молнии струя,
Промелькнет – и гаснет, ясный,
В черной тьме небытия!
 

НАДОВЕССКАЯ ПОХОРОННАЯ ПЕСНЯ

 
Посмотрите! вот – посажен
На плетеный одр —
Как живой сидит он, важен,
Величав и бодр.
 
 
Но уж тело недвижимо,
Бездыханна грудь…
В трубке жертвенного дыма
Ей уж не раздуть.
 
 
Очи, где ваш взор орлиный?
Не вглядитесь вы
По долине в след звериный
На росе травы.
 
 
Ты не встанешь, легконогий!
Не направишь бег,
Как олень ветвисторогий,
Через горный снег.
 
 
Не согнешь, как прежде, смело
Свой упругий лук…
Посмотрите! отлетела
Жизнь из сильных рук.
 
 
Мир душе его свободной! —
Там, где нет снегов,
Там, где маис самородный
Зреет средь лугов…
 
 
Где в кустах щебечут птицы,
Полон дичи бор,
Где гуляют вереницы
Рыб по дну озер.
 
 
Уходя на пир с духами,
Нас оставил он,
Чтобы здесь, воспетый нами,
Был похоронен.
 
 
Труп над вырытой могилой
Плачем огласим!
Все, что было другу мило,
Мы положим с ним:
 
 
В головах – облитый свежей
Кровью томагок;
Сбоку – окорок медвежий:
Путь его далек!
 
 
С ним и нож! Над вражьим трупом
Он не раз сверкал,
Как, бывало, кожу с чубом
С черепа сдирал.
 
 
Алой краски в руки вложим,
Чтоб, натершись ей,
Он явился краснокожим
И в страну теней.
 

КОЛУМБ

 
Далее, смелый пловец! И пусть невежды смеются,
Пусть, утомившися, руль выпустит кормчий из рук —
Далее, далее к западу! Должен там берег явиться:
Ясно видится он мысли твоей вдалеке.
Веруй вожатаю-разуму! бодро плыви океаном!
Если земли там и нет – выйдет она из пучин.
В тесном союзе и были и будут природа и гений:
Что обещает нам он – верно исполнит она!
 

(1851), (1861)

ДРУГ И ВРАГ

 
Дорог мне друг, но полезен и враг: наблюдения друга
Силу оценят мою; враг мне укажет мой долг.
 

(1848), (1861)

РЕБЕНОК В КОЛЫБЕЛИ

 
Счастлив младенец! ему в колыбели простор бесконечный;
Тесен будет потом мир бесконечный ему.
 

(1848), (1861)

КЛЮЧ

 
Хочешь себя изучить – посмотри на людей и дела их;
Хочешь людей изучить – в сердце к себе загляни!
 

(1847), (1861)

ВЕЛИКИЙ МИГ

 
Век породил нам эпоху великую. Боже! как горько
В этот великий момент видеть ничтожных людей!
 

(1858)

ДОЛГ КАЖДОГО

 
К целому вечно стремись, и, если не можешь стать целым
Сам, – подчиненным звеном к целому скромно примкни,
 

(1857), между 1862 и 1865 (?)

ВЕЛИЧИЕ МИРА

 
Над бездной возникших из мрака миров
Несется челнок мой на крыльях ветров.
Проплывши пучину,
Свой якорь закину,
Где жизни дыхание спит,
Где грань мирозданья стоит.
 
 
Я видел: звезда за звездою встает —
Свершать вековечный, размеренный ход.
Вот к цели, играя,
Несутся… Блуждая,
Окрест обращается взор
И видит – беззвездный простор!
 
 
И вихря и света быстрей мой полет.
Отважнее! в область хаоса! вперед!
Но тучей туманной
По тверди пространной
Ладье дерзновенной вослед
Клубятся системы планет.
 
 
И вижу – пловец мне навстречу спешит.
«О странник! куда и зачем ты?» – кричит.
«Проплывши пучину,
Свой якорь закину,
Где жизни дыхание спит,
Где грань мирозданья стоит!»
 
 
«Вотще! беспредельны пути пред тобой!» —
«Межи не оставил и я за собой!..»
Напрасны усилья!
Орлиные крылья,
Пытливая мысль, опускай
И якорь, смиряясь, бросай!
 

(1781)

СЕЯТЕЛЬ

Полон надежды, земле ты вверяешь зерно золотое —

И ожидаешь весной радостно всхода его.

Что же боишься на поле времен свои сеять деянья?

Мудрости смелой посев тихо цветет для веков.

(1795)

МЕТАФИЗИК

 
«В какую высь меня взнесло!
Людишек на земле я вижу еле-еле.
Вот-вот коснусь небес! Всех выше в самом деле
Мое на свете ремесло!» —
Так кровельщик, на башне стоя,
Провозгласил. Так крошка-исполин,
Ганс-метафизик, мнит в своем покое
За книгой. Крошка-исполин,
Та башня, с высоты которой ты взираешь,
На чем и из чего воздвигнута, ты знаешь?
Как ты туда попал? И эта крутизна
На что, как не затем, чтоб вниз глядеть, нужна?
 

(1795)

ДИФИРАМБ

 
Порознь бессмертные к смертным не сходят
С горних высот:
Следом за Вакхом веселым на праздник
Мчится Эрот, прихотливый проказник,
Феб лучезарный идет.
Сходятся гости небесного края;
Светлых приемлет обитель земная.
 
 
Что в угощенье сын праха предложит
Вечным богам?
Вы, олимпийцы, меня одарите
Вашею жизнью бессмертной! возьмите
В небо лазурное, к вам!
Родина радости – Зевса чертоги…
Вашего нектара дайте мне, боги!
 
 
«Светлым напитком налей ему, Геба,
Полный фиал!
Влагой небесной омой ему око,
Чтоб ненавистного Стиксова тока
Он, как и мы, не видал!»
Нектар Олимпа, лиясь, пламенеет…
Сердцу просторнее, око светлеет.
 

ПРОЩАНИЕ ГЕКТОРА

Андромаха.

 
О Гектор, супруг мой, ужели меня ты покинешь?
Пойдешь ли туда, где Ахилл беспощадной рукою
Приносит кровавые жертвы Патроклу? Кто будет
Малютку учить твоего покоряться бессмертным
И дротик метать? О мой Гектор, что станется с нами,
Когда ты потонешь в пучине туманного Орка?
 

Гектор.

 
Не плачь, дорогая супруга! отри свои слезы!
В груди моей мщенье кипит врагам за отчизну…
Рука моя будет защитой родного Пергама;
И если паду я – паду за пенатов отцовских;
И к Стиксу сойду как защитник твердынь илионских!
 

Андромаха.

 
Увы! не внимать мне бряцанью доспехов супруга!
Твой меч сиротеющий ржавчина съест, и с тобою
Погибнет навеки могучее племя Приама!
Сойдешь ты туда, где и дня не бывало от века,
Где волны Коцита рыдают и стонут в пустыне…
О Гектор, супруг мой, любовь твоя в Лете потонет!
 

Гектор.

 
Потонут в ней все мои страсти, порывы и думы —
Любовь не погибнет в холодной пучине забвенья.
Но, слышишь?… уж варвар примчался к стенам Илиона!
Мечом опояшь меня!.. Плач свой оставь ты и веруй:
Любовь моя вечная в Лете погибнуть не может!
 

ИСТУКАН ИЗИДЫ

I

 
Жрецами Саиса, в Египте, взят в ученье
Был пылкий юноша, алкавший просвещенья.
Могучей мыслию он быстро обнял круг
Хранимых мудростью таинственных наук;
Но смелый дух его рвался к познаньям новым.
Наставник-жрец вотще старался кротким словом
В душе ученика смирять мятежный пыл.
«Скажи, мне, что мое, – пришелец говорил, —
Когда не все мое? Где знанью грань положим?
Иль самой Истиной, как наслажденьем, можем
Лишь в разных степенях и порознь обладать?
Ее ль, единую, дробить и разделять?
Один лишь звук убавь в гармонии чудесной!
Один лишь цвет возьми из радуги небесной!
Что значит звук один и что единый цвет?
Но нет гармонии, и радуги уж нет!»
 

II

 
Однажды, говоря о таинствах вселенной,
Наставник с юношей к ротонде отдаленной
Пришли, где полотном закрытый истукан
До свода высился, как грозный великан.
Дивяся, юноша подходит к изваянью.
«Чей образ кроется под этой плотной тканью?» —
Спросил он. «Истины под ней таится лик», —
Ответил спутник. «Как! – воскликнул ученик. —
Лишь Истины ищу, по ней одной тоскую;
А от меня ее сокрыли вы, святую!»
 
 
«То воля божества! – промолвил жрец в ответ. —
Завесы не коснись (таков его завет),
Пока с себя само ее не совлеку я!
Кто ж, сокровенное преступно испытуя,
Поднимет мой покров, тому присуждено…» —
«Что?» – «Истину узреть». – «Значенье слов темно;
В них смысл таинственный. Запретного покрова
Не поднимал ты?» – «Нет! и искушенья злого
Не ведал ум». – «Дивлюсь! О, если б, точно, я
Был им лишь отделен от цели бытия —
От Истины!..» – «Мой сын! – прервал его сурово
Наставник, – преступить божественное слово
Нетрудно. Долго ли завесу приподнять?
Но каково душе себя преступной знать?»
 

III

 
Из храма юноша печальный и угрюмый
Пришел домой. Душа одной тревожной думой
Была полна, и сон от глаз его бежал.
В жару метался он на ложе и стенал.
Уж было за полночь, как шаткими стопами
Пошел ко храму он. Цепляяся руками
За камни, на окно вскарабкался; с окна
Спустился в темный храм, и вот – пред ним она,
Ротонда дивная, где цель его исканья.
 
 
Повсюду мертвое, могильное молчанье;
Порой лишь смутный гул из склепов отвечал
На робкие шаги. Повсюду мрак лежал,
И только бледное сребристое мерцанье
Лила из купола луна на изваянье,
В покров одетое… И, словно бог живой,
Казалось, истукан качает головой,
Казалось, движутся края одежды белой.
 
 
И к богу юноша приблизил шаг несмелый,
И косная рука уж поднята была,
Но кровь пылала в нем, и капал пот с чела,
И вспять его влекла незримая десница.
«Безумец! что творишь? куда твой дух стремится?
Тебе ли, бренному, бессмертное пытать? —
Взывал глас совести. – Ты хочешь приподнять
Завесу, а забыл завещанное слово:
До срока не коснись запретного покрова!»
Но для чего ж завет божественный гласит:
Кто приподнимет ткань, тот Истину узрит?
«О, что бы ни было, я вскрою покрывало!
Увижу!» – вскрикнул он. «Увижу!» – прокричало
И эхо громкое из сумрачных углов…
И дерзкою рукой он приподнял покров.
 

IV

 
Что ж увидал он там?… У ног Изиды, в храме,
Поутру, недвижим, он поднят был жрецами.
И что он увидал? и что постигнул он?
Вопросы слышались ему со всех сторон.
Угрюмый юноша на них ответа не дал… —
Но в жизни счастья он и радости не ведал.
В могилу раннюю тоска его свела,
И к людям речь его прощальная была:
«Кто к Истине идет стезею преступленья,
Тому и в Истине не ведать наслажденья!»
 

ОДИССЕЙ

 
Все моря переплыл Одиссей, возвращаясь в отчизну:
Слышал и Сциллы он лай, зрел и Харибды грозу;
Моря враждебного злобу и горе на суше изведал,
Даже и в темный аид, долго блуждая, попал.
Сонного волны его принесли ко прибрежью Итаки:
Скорбный, от сна пробудясь, родины он не узнал.
 

НЕНИЯ

 
Смерть суждена и прекрасному – богу людей и бессмертных!
Зевса стигийского грудь, меди подобно, тверда.
Раз лишь достигла любовь до властителя сумрачных теней.
Но при пороге еще строго он отнял свой дар.
Не усладить Афродите прекрасного юноши рану:
Вепрь беспощадно красу тела его растерзал.
И бессмертная мать не спасла великого сына:
Пал он у скейских ворот волей державных судеб…
Но она вышла из моря в сонме дщерей Нерея:
В жалобах ожил опять славный делами герой.
Видишь: боги рыдают и плачут богини Олимпа,
Что совершенному – смерть, смерть красоте суждена.
Даже и песнью печали славно в устах быть любимых;
Только ничтожное в Орк сходит без звуков любви.
 

ИЛИАДА

 
Рвите Гомеров венок и считайте отцов совершенной,
Вечной поэмы его! Матерь одна у нее:
Ясно и стройно на ней родные черты отразились —
Вечной природы черты в их неизменной красе.
 

СОГЛАСИЕ

 
Истины оба мы ищем: ее ты ищешь в природе,
В сердце ищу я, и – верь! – оба ее обретем.
Здравое око увидит творца в чудесах мирозданья;
Здравое сердце в себе мир и творца отразит.
 

АРХИМЕД И УЧЕНИК

 
Юноша, жаждущий знаний, однажды пришел к Архимеду,
«О! посвяти меня в тайну науки божественной! – молвил, —
Той, что отчизне столь дивные службы служила —
И охранила от вражьей самбуки родные, твердыни!» —
«Ты называешь науку божественной! – мудрый ответил.—
Да, не служа государству, была таковою наука.
Хочешь плодов от нее? Но плодов и от смертной добудешь,
Хочешь богиню святую в ней видеть – жены не ищи в ней».
 

ОЖИДАНИЕ И ИСПОЛНЕНИЕ

 
С тысячью гордых судов пускается юноша в море;
Чуть уцелевший челнок к пристани правит старик.
 

ДАНАИДЫ

 
Веки черпаем ситом и камень у сердца мы греем:
Холоден камень, как был; в сите ни капли воды.
 

ДРУГ И ВРАГ

 
Дорог мне друг, но полезен и враг: наблюдения друга
Силу оценят мою; враг мне укажет мой долг.
 

TRIEBFEDERN[1]1
  Движущие силы (нем.).


[Закрыть]

 
Страх пусть прутом железным своим раба побуждает.
Розовой вязью своей ты меня, радость, веди.
 

ЛЖЕУЧЕНЫЕ

 
Сколько у истины новых врагов… Душа замирает.
К свету теснится – увы! – стая незрячая сов.
 

УЧЕНЫЙ РАБОТНИК

 
Ты дерево взрастил, но не вкусил плода;
Изящный вкус сорвет плод знанья и труда.
 

ОБЩАЯ УЧАСТЬ

 
Ненависть, распри меж нами; и мненья и чувства нас делят.
Время идет, серебря кудри и мне и тебе.
 

К МУЗЕ

 
Что бы я был без тебя – не знаю; но страшно, как взглянешь,
Что без тебя этот рой сотен и тысяч людей.
 

НАШЕ ПОКОЛЕНИЕ

 
Ты непонятно мне, племя! Иль было и прежде как ныне?
Молоды старцы теперь, юноши стары у нас!
 

БЛАГО И ВЕЛИЧИЕ

 
Две только есть добродетели. Быть им вечно в союзе:
Вечно великим добру, вечно величью благим.
 

НАТУРАЛИСТЫ И ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНЫЕ ФИЛОСОФЫ

 
Будьте враждебны друг другу: союз заключать вам не время.
Только отдельно ища, истину сыщете вы.
 

МИЛОСТЬ МУЗ

 
Вместе с невеждой умрет его слава; небесная муза
В сень Мнемозины вселит верных любимцев своих.
 

ПЕЧАТЬ С ИЗОБРАЖЕНИЕМ ГОЛОВЫ ГОМЕРА

 
Старец Гомер! тебе доверяю нежную тайну:
Счастье любовников знай ты лишь единый, певец!
 

ПОГРЕБАЛЬНАЯ ПЕСНЬ ИНДЕЙЦЕВ

(Посвящается Н. В. Гербелю.)

 
Вот сидит он на рогоже;
Как смотрел на свет,
Тот же взгляд, величье то же,
Но уж жизни нет.
 
 
Где ж избыток прежней мочи?
Где тот сердца пал,
Как, бывало, духу ночи
Трубку он курил?
 
 
Сердце в нём разорвалося,
Светлый взор угас —
Взор, которым след он лося
 Узнавал не раз.
 
 
Где проворство ног, которым
На горах, в снегу,
С горной ланью, с лосем скорым
Спорил на бегу?
 
 
Где могучесть рук, о Боже!
Гнувших луг тугой?
Вот сидит он на рогоже,
Бледный и немой!
 
 
Счастлив воин знаменитый!
Ты идёшь в края,
Где нет снега, где покрыты
Маисом поля;
 
 
Где полны дубравы дичью,
Где хор птиц поёт,
Где кипит твоей добычью —
Рыбой лоно вод.
 
 
Там пируй, с духами равный!
Мы же здесь в слезах,
Вспоминая подвиг славный,
Погребём твой прах.
 
 
Так начнём же погребальный
Хор среди могил;
Принесёмте в дар прощальный
Всё, что он любил:
 
 
Лук положим к изголовью,
А топор на грудь,
В ноги мех с медвежьей кровью
Другу в дальний путь.
 
 
Нож отточим, чтоб без страха
Свергнув вражий труп,
С головы его три взмаха
Мог он срезатъ чуп.
 
 
Краски огненнаго цвета
Бросим на ладонь,
Чтоб предстал он в бездне света
Красный как огонь.
 

1854

ПЕСНЬ О КОЛОКОЛЕ

Vivos voco. Mortuos plango. Fulgura frango.[2]2
  Живых призываю. Мёртвых оплакиваю. Молнии ломаю (лат.).


[Закрыть]

 
Утвердивши форму в глине,
Обожженную огнем,
Выльем колокол мы ныне;
Ну, живей, друзья, начнем!
Если градом пот
С жарких лиц течёт, —
Мастер честь за труд находит;
Благодать же свыше сходит.
 
 
Разумный труд, начатый нами,
Разумных требует речей:
Работа с мудрыми речами
Идет успешней и быстрей.
И так обдумаем прилежно,
Что слабой силою свершим;
Презрен, кто действует небрежно,
Не думав над трудом своим!
В том человеку честь и слава,
На то? и светлый разум в нем,
Чтоб размышлял он в сердце здраво
О каждом подвиге своем.
 
 
Дров давай сюда проворней,
Дров сосновых и сухих,
Чтоб огонь, стесненный в горне,
Охватил в минуту их.
Медь дружнее плавь,
Олова прибавь,
Чтобы с силой надлежащей
Медь лилась струей кипящей.
 
 
Что с помощью огня глубоко
Тут в яме сила рук создаст,
То звуком весть об нас далёко
С высокой башни передаст.
И звук пойдет к столетьям дальным
И многим смертным слух пленит,
Застонет жалобно с печальным
И в хор мольбы соединит.
Чтоб земнородным ни послала
Судьба, свершая свой закон, —
Про всё звучит венец металла,
И поучителен им звон.
 
 
Пузыри блестят по сплаву;
Дружно! плавится металл.
Поташу прибавь к составу,
Чтоб состав не застывал.
Смесь в горну мешай,
Пену очищай,
Чтоб металл, очищен жаром,
Чистый звук давал не даром.
 
 
Веселый звон святого пира
Встречает милое дитя,
Когда оно в объятьях мира
Вступает в область бытия.
Покуда жребий неизбежный
Почиет в мгле грядущих лет,
Лелеет мать с заботой нежной
Златой младенчества рассвет.
Но дни за днями мчатся вслед.
С подругой детства отрок смелый
Расстался гордо, в жизнь влеком,
Обходит мир и – мыслью зрелый —
Идет как странник в отчий дом.
Там в неге юности чудесной,
Как дивный образ неземной,
В лице с стыдливостью прелестной
Он видит деву пред собой.
И сердце юноши пылает:
Неизреченных полный мук,
Он слезы льет, он покидает
Разгульных братий буйный круг.
За ней он следует, безмолвный,
Её приветом он согрет
И в дар любви, восторгов полный,
С полей приносит лучший цвет.
О, нега чувств, надежды сладость!
О, первой страсти миг златой!
Душа вкусила жизни радость,
Для ней открылся рай земной.
Зачем же мчишься, прелесть мая?
Постой, любви пора младая!
 
 
Вот уж сопла стали рдиться;
Опущу я прут опять:
Если он остеклянится,
Значит – время выливать.
Ну, друзья, живей!
Пробуйте скорей,
Слил ли вместе пламень горна
Всё, что мягко, что упорно.
 
 
Где строгость с нежностью, где сила
С душою кроткой в связь вступила,
Там раздается добрый звук.
Найдижь, кто ищет связи вечной,
Для сердца склонности сердечной:
За миг мечтанья годы мук!
 
 
Свеж, душист венок любовный
У невесты вкруг кудрей
В час, как благовест церковный
К торжеству зовет гостей.
Ах! тот праздник жизни новый
Губит жизни светлый май:
Пояс сняв, сорвав покровы,
Молви призракам: прощай!
 
 
Страсть сердца пройдет,
Любовь остается;
Цветок отцветет,
Но плод разовьется.
 
 
Муж должен потом
В бой с жизнью стремиться,
Творить и трудиться;
Он должен искать,
Хитрить, добывать,
Дерзать, состязаться —
За счастьем гоняться;
И вот! полилися богатства, как волны:
Амбары пожитками до верху полны;
Стал нужен простор, раздвигается дом.
 
 
А в недрах семейства,
С стыдливостью скромной,
И мать и хозяйка
В заботе всегдашней
Круг правит домашний,
И девочек, мальчиков
Учит, смиряет,
И, с мудрой заботой,
Прилежной работой
Порядок ведёт
И множит доход,
И копит богатства в прилавках сосновых,
И нитки с жужжащих прядет веретён,
И в шкафах хранит – и опрятных и новых —
Блестящую шерсть, ослепительный лён,
И, дом украшая изяществом строя,
Не знает покоя.
 
 
И радостным взором отец
С балкона высоко-стоящего дома
Не видит, где счастью конец.
Пред ним воротные вздымаются створы,
В амбарах сокровищь подъемлются горы,
И закромы гнутся от милостей неба,
И нивы волнуются жатвою хлеба.
 
 
И сказал он с гордостью:
«С незыблемой твердостью,
Прочнее основ земных,
Я счастливый дом воздвиг.»
 
 
Но с враждебной силой рока
Прочен наш союз – до срока;
Вот и горе настает.
 
 
Лить теперь мы можем смело:
Уж зубчатым стал излом.
Но пока начнем мы дело,
Бога в помощь призовём.
Краны отверни!
Боже, дом храни!
Вот по жолобу, сверкая,
Брыжжет масса огневая.
 
 
Огонь нам в пользу, если он
У нас обуздан, укрощён;
Что ни творим, ни создаем —
Огонь союзник наш во всем.
Но страшен нам его союз,
Когда, сорвавшись с крепких уз,
Себе он путь прорвет один,
Природы щедрой вольный сын.
 
 
Горе, если, сбросив с выи
Груз цепей, свиреп и яр,
Двинет волны огневые
Вдоль по улицам пожар!
Ненавидят в нас стихии
Творчества небесный дар.
 
 
Благодатный
Льется с тучи
Дождь могучий;
Но и молний страшный луч
С тех же тучь!
Чу!.. на башне бьют набат:
То пожар!
Словно жар,
Небо рдеет;
Но не утро то алеет.
Чу! тревога!
Стук и гром!
Дым кругом!
Столб огня взлетает с блеском;
Ряд строений, с громом, с треском,
Пламя мигом охватило;
Раскален, как из горнила,
Воздух жжет; трещат стропила;
Скрип ворот, дверей стучанье,
Стекол треск и дребезжанье,
Матерей, детей рыданье,
Стоны, крики,
Беспокойный
Рев зверей, вой бури дикий —
Всё слилося в гул нестройный.
Все бегут, кричат, спасают:
Небеса как днем сияют.
По рукам, сквозь дым, под зноем,
Длинным строем
Мчатся ведра, – льют дугою
В пламя волны за волною.
С воем дунул ветр грозою
На пылающий пожар;
Вот на вспыхнувший амбар
Пал – трещат, огнем объяты,
Бревна, балки и накаты:
Пламя – будто хочет в пар
Превратить земной весь шар —
Поднялося великаном
До небес.
Без надежды, смертный здесь
Силе Божьей уступает:
Праздно зрит, как погибает
Труд его под ураганом.
 
 
В запустеньи
Дом старинный,
Диких бурь притон пустынный.
В окнах выбитых гнездится
Страх могучий;
В них заглядывают тучи
С высоты.
 
 
Грустный взгляд
На пустое пепелище,
Счастья прежнего кладбище,
Человек стремит назад:
 
 
И взял он посох, жалкий нищий,
Но пусть огнем лишен всего,
Он верит сладостной надежде:
Он счел своих и вот, как прежде,
Все невредимы вкруг него.
 
 
В землю влит металл горячий:
Неудач пока нам нет;
Но с такою ли удачей
Честь искусства выйдет в свет?
Ну, как вышло в щель?
Лопнула модель?
Ах! Как знать? быть может, вскоре,
Где не ждем нагрянет горе.
 
 
Земли священной темным недрам
Созданье наше вручено:
Так сеет сеятель зерно
И ждет, пока в обильи щедром
В урочный день взойдет оно.
Но, ах! еще дороже семя
В слезах кладем мы в грудь земли,
И верим, что настанет время —
И процветет оно из тли.
 
 
С колокольни,
Будто стон,
Похоронный,
Льется звон.
Грустно стонет меди звук унылый
Над отшедшим в дальний путь могилы.
 
 
Ах! то нежная супруга,
Ах! то мать младая в гробе:
Из семейственного круга
Смерть-губительница в злобе
Мчит ее в страну теней
От супруга, от детей,
Начинавших дни свои
Под крылом её любви.
 
 
Ах! на веки разрывается
Дома связь и благодать:
Уж в стране теней скитается
Благодетельница-мать.
Ах! прошли минуты счастия,
Нет заступницы сирот;
Без любви и без участия
К ним чужая в дом войдёт.
 
 
Колокол пока простынет,
Пусть, как птичка у гнезда,
Всяк из вас заботу кинет
После тяжкого труда.
Лишь звезда взойдет,
Час зари пробьет, —
Вся артель идет с работы;
Мастеру всегда заботы!
 
 
Вот чрез бор непроходимый,
Ободрясь, шаги торопит
Путник в хижине родимой.
Вот бегут с блеяньем овцы;
Вот и стадо
Круторогих, толстовыйных,
С шумом, с рёвом,
Под родным теснится кровом.
С хлебом воз
Едет, тяжко
Колыхаясь.
И венками
Воз с снопами
Вкруг цветёт,
И жнецы сплелись руками
В хоровод.
Площадь, улицы стихают;
К огоньку собрался мирно
Круг домашних, и со скрипом
Затворил ворота город.
В мир нисходит
Мрак; но в ужас
Мирных граждан не приводит
Час ночной —
Час, когда губитель бродит:
Их хранит закон святой.
 
 
О, святой порядок, чудный
Дар небесный! правосудный,
Верный, кроткий нрав блюститель,
Городских твердынь зиждитель!
В города из дебрей тёмных
Дикарей призвав бездомных,
Ты вселился к ним под кровы,
Укротил в них нрав суровый
И нежнейшую цепь жизни
Им сковал – любовь к отчизне.
 
 
В дружном, пламенном стремленьи
Труд все руки братски слил,
И цветет союз в движеньи
Проявленьем общих сил.
Мастер и работник равны,
Каждый горд своей судьбой:
Где законов щит державный,
Там отпор обиде злой.
Труд есть граждан украшенье,
Прибыль – плата их трудам,
Честь царям за их правленье,
За труды почет и нам.
 
 
Мир прекрасный,
Душ согласье!
Вечно, вечно
Охраняйте город наш!
Да не явится во веки
День, в который гром оружий
Возмутит наш мирный край, —
Грозный день, когда свод неба,
Где теперь зари пурпурной
Луч горит,
Городов и весей бурный
Огнь пожаров озарит!
 
 
Ну, теперь ломайте зданье:
В нем уж колокол отлит.
Пусть изящное созданье
Взор и сердце веселит.
Бей же, молот, бей!
Чтоб в красе своей
Колокол восстал пред нами:
Форма пусть спадет кусками.
 
 
Разбить лишь мастер может форму
Рукою мудрой в должный срок;
Но, горе! если сам из горну
Прорвется пламенный поток!
С громовым треском дом на части
Взрывает меди бурный пар
И, как из черной адской пасти,
Стремит погибельный пожар.
Где буйных сил кипит восстанье,
Там гибнет каждое созданье;
Где самовольствует народ,
Там время бедствий настаёт.
 
 
Беда стране, в которой пламя
Скопится в недрах городов,
Где чернь, подняв восстанья знамя,
С себя сбивает груз оков.
 
 
Тогда в руках толпы преступной
Зловещий загудит металл,
И, мира вестник неподкупный,
К насилью первый даст сигнал.
Чу! крики бешеной тревоги:
К оружью, мирный гражданин!
Толпы бегут; дворцы, дороги
Полны убийственных дружин.
Тогда и женщины-гиены
Ликуют в ужасах пиров,
Как тигры, рвут зубами члены,
Сердца кровавые врагов.
Тогда святого нет уж боле,
Покинул скромный стыд людей,
Пороки царствуют на воле,
Над добрым высится злодей.
Ужасна львица в пробужденьи,
Ужасней тигров злой набег;
Но что все ужасы в сравненьи
С твоим безумством, человек?
И горе тем, кто светочь рая
Слепцам от вечности вручит:
Не свет, но пламень разливая,
Он грады, страны пепелит.
 
 
Радость небо мне послала!
Посмотрите! вот оно,
Как звезда сквозь покрывало,
Блещет медное зерно.
И горят на нем
Солнечным огнем
И венец и герб державный,
Как желал художник славный.
 
 
Друзья! скорей
В один кружок сольемся с ликованьем,
И окрестим наш колокол названьем:
Согласие, для счастия людей.
Для мирных дел, для дружеских объятий
Пусть весь приход сзывает он, как братий.
 
 
И вечно тем да будет он,
На что он нами освящён!
Под пологом святой лазури,
Над низкой жизнию земной,
Да будет он в соседстве бури
Граничить с звездной стороной.
Да будет свыше он глаголом
О том, как звездный хор поёт
Гимн Богу пред Его престолом
И в вечность сводит старый год.
Из медных уст его да льется
Лишь весть о вечном и святом
И время каждый час коснется
В полете до него крылом.
Да будет он судьбы законом,
И, сам без сердца, без страстей,
Сопровождать да будет звоном
Игру изменных наших дней.
Когда же, грянув в час полночный
И слух встревожа, замолчит,
Да учить нас, что всё непрочно,
Что всё земное отзвучит.
 
 
Пусть теперь канатов силы
Двинут колокол святой
В царство звуков из могилы,
В Божий свет из тмы густой.
Дружно! сильно!.. вот
Тронулся, встаёт!
Пусть зовет он город к пиру;
Первый звон да будет к миру