Текст книги "Римская Галлия"

Глава четвертая
О клиентеле у галлов

Характерная особенность общественных отношений Галлии в эпоху до римского завоевания проявляется в том обстоятельстве, что около учреждений, правильных и узаконенных, развивался другой ряд учреждений, которые совершенно отличались от первых и даже были враждебны им.

Описание Цезаря обнаруживает совершенно ясно, что обычная конституция галльских государств шла вразрез с интересами низших классов. Он в особенности отмечает, что государство мало заботилось о защите безопасности слабых членов общества. Человек, который не был ни друидом, ни всадником, был ничем в государстве и не мог совсем рассчитывать на защиту последнего. Законы плохо оберегали его, общественные власти за него не вступались. Если он оставался одиноким, предоставленным собственным силам, для него исчезала всякая гарантия, которая обеспечивала бы свободу его личности и давала бы ему спокойно пользоваться своим добром.

Такая слабость государственных учреждений породила обычай, который сильно поразил внимание Цезаря, и автор старательно отметил его. Люди бедные и немощные искали покровительства y человека могущественного и богатого, чтобы приобрести возможность жить в мире и получить охрану от насилий[146]146
  Caesar, VI, 13: «Plerique, quum aut aere alieno aut magnitudine tributorum aut iniuria potentiorum premuntur, sese in servitutem dicant nobilibus».


[Закрыть]. Они вступали в подчинение к нему в обмен на оказываемое им покровительство. Они как бы отдавали ему себя и с тех пор принадлежали ему безраздельно. Хотя они по закону не обращались в рабство, но покровитель имел столько же прав над их личностью, как если бы они были настоящими рабами[147]147
  Caesar, VI, 13: «In hos eadem omnia sunt iura quae dominis in servos». Впрочем, не следует понимать слова Цезаря слишком буквально. Мы легко представим себе, что таких добровольных слуг не мог продать третьим лицам господин, которому они свободно отдались. Затем еще остается неразъясненным вопрос, не сохраняли ли они права покинуть данного господина, либо чтобы подчиниться другому, либо чтобы возвратиться к свободе.


[Закрыть]. Он был их господином, они – его слугами. Язык галлов обозначал их термином aмбактов[148]148
  Ibid., VI, 15: «Ambactos clientesque». Термин ambactus, по-видимому, кельтского происхождения. Один древний текст, впрочем, сомнительной подлинности (Cм. Festus, ed. Muller, p. 4), заставляет думать, что его уже знал Энний, но именно как кельтское слово: «Ambactus apud Ennium lingua gallica servus appellatur». Новые немецкие ученые обращают его в германское речение, так как в нем заметно некоторое сходство со словом Amt (cм. Grimm, Geschichte der deutschen Sprache, с. 31–34; Mommsen, Röm. Gesch. III, 220). Как бы то ни было, но специальное положение амбактов ясно обрисовывается следующей фразой Цезаря (VI, 15): «Equites in bello versantur, atque eorum ut quisque est genere copiisque amplissimus, ita plurimos circum se ambactos clientesque habet». Отсюда видно: 1) что надо было быть богатым, чтобы владеть амбактами, и это наводит на мысль, что их приходилось оплачивать или вообще как-нибудь вознаграждать; 2) что именно военачальники держали амбактов и что, следовательно, служба этих последних должна была заключаться в охране и поддержке вождя на войне. Эго не настоящие рабы, a воины, прикрепленные к личности предводителя.


[Закрыть]; Цезарь называет их клиентaми, a это слово на латинском языке выражало понятие очень тесной зависимости[149]149
  Idem, I, 4: «Omnes clientes obaeratosque suos conduxit»; VI, 15: «Ambactos clientesque»; VI, 19: «Servi et clientes»; VII, 4: «Convocatis suis clientibus»; VII, 40: «Litavicus cum suis clientibus». Мы склонны предполагать, что галльское клиентство есть учреждение более древнее, чем считает Цезарь, и что источник его более отдаленный. Корни его кроются, может быть, в исконном клановом строе. Но это догадка, которая при настоящем состоянии наших сведений о галльской древности не может быть доказана. Поэтому мы считаем более благоразумным держаться объяснения Цезаря.


[Закрыть].

Автор выставляет описываемый им особый вид ассоциации как очень распространенный по всей Галлии. Он говорит, что цель, которой данное учреждение служило, заключалась в том, «чтобы простой народ всегда находил для себя опору»[150]150
  Caesar, VI, II: «Ne quis ex plebe auxilii egeret».


[Закрыть]. Здесь не идет, однако, речь о таком сообществе, в котором люди равные взаимно поддерживают один другого. Мы встречаемся тут с союзом слабых и сильного. Слабый обрекает себя на покорность; сильный повелевает столько же, сколько охраняет. Власть покровителя почти безгранична: «он решает все и обо всем произносит свой приговор»[151]151
  Ibid.: «Earum factionum principes sunt, quorum ad arbitrium iudiciumque summa omnium rerum consiliorumque redeat». Известно, что слово factio в латинском языке того времени обозначало ассоциацию вообще, без оттенка одобрения или осуждения ее цели или характера.


[Закрыть]. Такие вожди-патроны не избирались, по-видимому, всеми клиентами сразу в один и тот же день, как коллективною группою. Каждый в отдельности сам по себе отдавался под руку такому начальнику. Понятно, что подобное индивидуальное и добровольное закабаление слабого люда естественно совершалось в пользу того лица, которому удавалось приобрести в стране наибольшее значение, за которым рождение, состояние или военная доблесть обеспечивали одно из первых мест в племени. Так как слабые заботились единственно о том, чтоб получить покровителя, они обращались к тому, кого считали наиболее способным их охранять, то есть именно к самому богатому и могущественному человеку в округе. В вознаграждение за такой патронат они вступали к нему в подчинение. Опекаемые становились клиентами, то есть подданными. Так между слабыми и сильным заключалось нечто вроде договора. Они постольку обязаны были ему повиноваться, поскольку тот их оберегал. Они отказывали ему в покорности, лишь только убеждались, что он не умеет их защитить[152]152
  Это вытекает из следующей фразы Цезаря (VI, 11): «Suos quisque opprimi et circumveniri non patitur, neque, aliter si faciat, ullam inter suos habet ‘auctoritatem».


[Закрыть].

Рядом с добровольной кабалой слабого y сильного существовал в галльском обществе еще другой вид также, впрочем, добровольного подчинения воина кому-нибудь из вождей. Всякий знатный и богатый человек мог собирать вокруг себя дружину вооруженных мужей[153]153
  Diodor. V, 29.


[Закрыть]. Эти группы не входили в состав государственного или племенного ополчения; члены их были как бы частными воинами своего начальника. Они сражались не за родину, a за него. Они получали приказания только от него. Они поддерживали его во всех предприятиях и против всех врагов. Они жили с ним, делили удачи и неудачи вождя. Связь, которая соединяла их с ним, укреплялась священною клятвою, обладавшею необычайной силою: они «посвящали ему себя»[154]154
  Caesar, III, 22: «Cum devotis quos illi soldurios appellant, quorum haec est conditio, uti omnibus in vita commodis una cum iis fruantur, quorum se amicitiae dediderint»; Valer. Max. II, 6: «Pro cuius salute spiritum devoverant».


[Закрыть]. Поэтому им никогда не дозволялось покидать его. Чтобы спасти его жизнь, они жертвовали своею. Если он погибал, клятва их запрещала им переживать его[155]155
  Caesar, III, 22: «Eumdem casum una ferant, aut sibi mortem consciscant… Neque adhuc repertus est quisquam, qui, eo interfecto, cuius se amicitiae devovisset, mori recusaret»; Valer. Max., II, 6: «Nefas esse ducebaiit proelio superesse, quum is occidisset».


[Закрыть]. Они должны были умереть около его трупа, или, как рабы его, предать себя сожжению на его костре[156]156
  Caesar, VI, 19: «Clientes, funeribus corifectis, una (cum patrono) cremabantur». Однако этот обычай уже не существовал во времена Цезаря.


[Закрыть].

Сила галльского вождя измерялась количеством людей, которые были таким образом привязаны к его особе. «Тот могущественнее всех между ними, – говорит Полибий, – кто насчитывает в своей свите наибольшее число слуг и воинов»[157]157
  Polyb. II, 17.


[Закрыть]. «Они постоянно воюют между собою, – говорит Цезарь о галльских начальниках, – и каждый из них окружает себя толпою амбактов и клиентов, число которых растет вместе с его богатством; они не знают другого способа достижения могущества»[158]158
  Caesar, VI, 15: «Еоrum ut quisque est genere copiisque amplissinius, ita plurimos circum se ambactos clientesque habet; hanc unam gratiam potentiamque noverunt».


[Закрыть]. «Знатные употребляют свои богатства для вербования людей; они содержат и кормят около себя многочисленные отряды конных воинов»[159]159
  Idem, II, 1: «Potentiores atque ii, qui ad conducendos homines facilitates habebant»; I, 18: «Magnum numerum equitatus suo sumptu semper alere et circum se habere».


[Закрыть].

Многие из таких личностей появляются в сочинении Цезаря. Таков прежде всего богатый и знатный гельвет Оргеторикс, собравший раз в одно место отовсюду до 10 000 слуг, которые составляли его частный дом (familia), не считая бесчисленного количества клиентов[160]160
  Idem, I, 4: «Omnem suam familiam, ad hominum milia decem, undique coegit, et omnes clientes obaeratosque suos, quorum magnum numerum habebat, eodem conduxit».


[Закрыть]. Таков далее эдуй Думнорикс, также чрезвычайно богатый, который содержал на свои средства целый отряд всадников[161]161
  Idem, I, 18.


[Закрыть]. Таков еще аквитанец Адиатун, который насчитывал около себя не меньше 600 «предавшихся» ему людей[162]162
  Caesar, III, 22.


[Закрыть]. Таков и Луктерий, y которого целый город находился «в клиентной зависимости»[163]163
  Idem, VIII, 32: «Oppidum Uxellodunum, quod in clientele fuerat eius».


[Закрыть]. Таков, наконец, Верцингеторикс, который уже в самом начале своей деятельности мог составить из одних своих клиентов настоящее войско[164]164
  Idem, VII, 4: «Vercingetorix summae potentiae adulescens, convocatis suis clientibus… ad arma concurritur».


[Закрыть].

Легко понять, насколько этот институт клиентелы противоречил нормальным учреждениям государства и как много смуты вносили клиентские отношения в их правильное функционирование. Люди, обладавшие таким громадным могуществом, редко являлись покорными гражданами. Они могли, как Оргеторикс, восстать против общественной власти и поставить себя выше законов, или, как Верцингеторикс, силою изгнать целый сенат и забрать в руки правление[165]165
  Idem, I, 4; VII, 4.


[Закрыть]. Законы и избранные должностные лица были менее сильны, чем эти могущественные магнаты, за которыми следовали с безграничною преданностью тысячи слуг и воинов. Каждый из них являл из себя подобие монарха внутри республики. Эдуи признались раз Цезарю, что власть их сената и магистратов парализована волею одного Думнорикса[166]166
  Idem, I, 17: «Privatim plus possunt, quam ipsi magistratus».


[Закрыть]. Если появлялись y одного и того же народа два подобных вождя с одинаково многочисленной клиентелой, то неизбежно возгорались междоусобные распри[167]167
  Так, например, народ эдуев был разделен одно время между Котом и Конвиктолитавием (VII, 32): «Divisum populum, suas cuiusque eorum clientelas… Quod si diutius alatur controversia, fore, ut pars cum parte civitatis confligat».


[Закрыть]. Если же поднимался только один, то в его власти было низвергнуть республику и установить монархию[168]168
  Примеры: Оргеторикс (Caesar, I, 3), Думнорикс (I, 18), Верцингеторикс (VII, 4).


[Закрыть].

Глaвa пятая
О демократических элементах в галльском обществе

Когда внимательно вглядываешься в картину, которую дает Цезарь о быте галлов, наталкиваешься на некоторое противоречие в ней. В главе, где автор дает описание общей системы государственных учреждений галльских народов, он утверждает, что форма правления была y них повсюду аристократическая, что друиды и всадники одни имели активное значение в государстве; простой же народ, находившийся почти в рабском состоянии, не принимал никакого участия в делах общественных. Но в главах, где римский историк просто повествует о событиях, он наводит на мысль, что и народу принадлежало некоторое значение, так как честолюбивые люди часто стремились приобрести его расположение[169]169
  Caesar I, 3: «Dumnorix maxime plebi acceptus erat»; I, 18: «Dumnorigem magna apud plebem propter liberalitatem gratia, cupidum rerum novarum»; VIII, 21: «Correus, concitator multitudinis».


[Закрыть]. Несколько раз Цезарь рассказывает, как народ предписывал правительству свою волю или препятствовал осуществлению воли магистратов[170]170
  Caesar, I, 17: «Esse nonnullos, quorum auctoritas apud plebem plurimum valeat, qui privatim plus possint, quam magistratus; hos multitudinem deterrere, ne frumentum conférant».


[Закрыть]. Он нередко волновался[171]171
  Idem, VII, 13: «Plebem concitatam»; VII, 42: «Plebem ad furorem impellit».


[Закрыть], вмешивался в течение политических дел и влиял на разрешение самых важных вопросов[172]172
  Idem, V, 3: «Ne nobilitatis discessu plebs propter imprudentiam laberetur»; VII, 28: «Ne qua in castris misericordia vulgi seditio oriretur»; VII, 43: «Propter inscientiam levitatemque vulgi». Мы видим, что y белловаков, пока жил Коррей, «соncitator multitudinis, nunquam sénatus tantum potuit, quantum imperita plebs» (VIII, 21).


[Закрыть]. Всегда оказывался он достаточно сильным, чтобы вызвать смуты в государстве, иногда – даже чтобы захватить в нем господство[173]173
  Цeзapь изображает, как Eburovices и Lexovii перебили членов своего сената (III, 17).


[Закрыть].

Каким образом зародился и сложился этот класс галльского «плебса» в виде политической силы? Как он вырос? Римский историк не дает нам ответов на такие вопросы. Возможно, что друиды, находясь в соперничестве со светскою знатью, содействовали развитию его могущества. Можно также думать, что взаимные раздоры влиятельных родов благоприятствовали усилению народной массы.

Совсем нет никаких сведений, которые указывали бы нам, какова была обыкновенно природа желаний и требований народа. Добивался ли он завоевания политических прав или только гражданских, которыми до тех пор еще не пользовался? Стремился ли он принимать участие в управлении или разделить со знатью богатство и обладание землей? Цезарь ничего не сообщает обо всем этом. Впрочем, можно сделать одно замечание на основании его изложения. С одной стороны наш писатель никогда не приписывает галльскому народу проведение сознательного принципа или определенной политической теории; он никогда не изображает его также соединенным в общее собрание. С другой стороны, он рисует его почти всегда следующим за каким-нибудь могущественным вождем, получающим от него указания, повинующимся его воле, действующим как бы только для него и от его имени и наконец охотно провозглашающим последнего своим верховным властителем.

Таким образом, между инстинктивным влечением этого простонародья и честолюбивыми замыслами тех, кто добивался высшей власти, замечалась какая-то тесная связь. Луерн сделался царем арвернов, завоевав расположение толпы раздачами денег[174]174
  Posidmius (ар. Athen.), IV, 37.


[Закрыть]. Думнорикс, который метил на царство y эдуев, также являлся дорогим массе народной[175]175
  Большая популярность и сильное честолюбие Думнорикса одинаково отмечаются Цезарем. См. I, 17, 18: «Dumnorigem magna apud plebem gratia, cupidum rerum novarum… facilitâtes ad largiendum magnas comparasse»; I, 3: «Dumnorigi persuadet, ut idem conaretur (id est, ut» regnum occuparet)… regno occupato»; V, 5, 6: «Hunc (Dumnorigem) cupidum rerum novarum, cupidum imperii cognoverat… Dumnorix dixerat sibi a Caesare regnum civitatis deferri».


[Закрыть]. Верцингеторикс, прежде чем стать царем, изгнал сенат из государства с помощью войска, «которое он набрал из пролетариев и потерянных людей»[176]176
  Caesar, VII, 4: «A Gobannitione reliquisque principibus expellitur ex oppido Gergovia… In agris habet delectum egentium ac perditorum… Adversarios suos, a quibus paulo ante erat eiectus, expellit ex civitate. Rex ab suis appellatur».


[Закрыть]. Народная масса была особенно влиятельна y тревиров и эбуронов; первый из этих народов управлялся царями, во главе второго стоял сановник, похожий на диктатора, которому не хватало лишь имени царской власти[177]177
  Idem, V, 3; V, 24–27.


[Закрыть]. Цезарь хорошо определяет характер этих маленьких демократических монархий, влагая в уста одного из таких царьков следующие слова: «Моя власть такова, что масса имеет столько же прав надо мною, сколько я над нею»[178]178
  Caesar, V, 27.


[Закрыть]. Нельзя найти тут ни свободных форм государственного устройства в настоящем смысле слова, ни истинной монархии; здесь идет речь о таком порядке, при котором низший класс, как верховный властелин, передает все свое могущество единому лицу по собственному выбору; причем он всегда может низвергнуть и сломить такого монарха по первому желанию, как только почувствует, что тот уклоняется от служения его интересам.

Галльское общество в те времена, когда его знал Цезарь, было обществом чрезвычайно неспокойным. В нем установилось, правда, узаконенное и правильное государственное устройство, принимавшее в большинстве случаев форму аристократической республики, которая находилась под руководством класса, привыкшего к управлению. Но сквозь такой легальный порядок пробивались, с одной стороны, патронат и клиентела, которые способствовали утверждению в каждом государстве нескольких частных владык, более могущественных, чем само государство; с другой стороны, позади него поднималась народная масса, и последняя, примыкая к тем из магнатов, которые ей льстили, работала для основания монархии или демократической диктатуры[179]179
  Idem, VI, 11: «Omnes civitates in partes divisae sunt duas».


[Закрыть].

В постоянной борьбе этих враждебных элементов, групповых интересов или личных честолюбий никакое учреждение не оставалось прочным, никакое управление не могло устоять. Если будем всматриваться в подробности событий, которые рассказывает Цезарь, и попробуем разобраться в мыслях людей, принимавших участие в них, то заметим, что вопрос, который всего более волновал Галлию в ту пору, был именно вопрос о народном правлении. Главное внимание населения было обращено в эту сторону. Кажется вообще, что труд, религия, экономический и духовный прогресс, даже величие отечества и его независимость – все это были предметы, мало захватывавшие умы живших тогда поколений. Главные желания, усилия, чувствования были направлены к достижению торжества той или другой из боровшихся партий. Политические распри наполняли существование людей и повергали общество в смуту.

Глава шестая
Как Галлия была завоевана Цезарем?[180]180
  Мы не будем рассказывать хода первых римских завоеваний в Галлии, то есть тех, которые были совершены от 125 до 122 года до н. э. и имели результатом образование провинции, называвшейся с тех пор Нарбоннской. Для тех, кто пожелал бы самостоятельно изучить вопрос, указываем следующие источники: 1) Epitome Тита Ливия (кн. 61); 2) Acta triumphàlia capitolina, в которых сообщается о триумфах Секстия Кальвина над лигурами, воконциями и саллиями, Квинта Фабия над аллоброгами и арвернами, Домиция Агенобарба над арвернами, cм. Corpus Inscriptionum Latinarum, т. I, с. 460; 3) Страбона кн. IV, гл. 1–2; 4) Флора кн. I, гл. 37. Аммиан Марцеллин (XV, 12) так резюмирует факты: «Наe regiones paulatim lеvі sudore sub imperium venere romanum, primo tentatae per Fulviun, deinde proeliis parvis quassatae per Sextium ad ultimum per Fabium Maximum domitae». Флор так объясняет легкость этого завоевания: против саллиев Рим был поддержан Массилией, против арвернов и аллоброгов он получал помощь от эдуев. Напомним, что римляне основали Aquae Sextiae в 122 г. (Liv. Epit. 61; Strabo, IV, 1) Narbo Martius в 118 (Vell. I, 15, Сiс. Pro Font. 4; Pro Cluent. 51).


[Закрыть]

«Из всех войн, предпринимавшихся римлянами, ни одна не была так кратковременна, как та, которая велась против галлов». Таково замечание Тацита[181]181
  Tac. Ann. XI, 24: «Si cimeta bella recenseas, nullum breviore spatio quam adversus Gallios confectum». Тацит влагает эти слова в уста императора Клавдия; но сам Клавдий, подлинный текст речи которого y нас сохранился, выразился иначе: «Gallia Comata, in qua, si quis intuetur, quod bello per decem annos exercuerunt divum Iulium, idem opponat centum annorum immobilem fidem».


[Закрыть]. В самом деле Италия и Испания боролись с Римом в продолжение жизни нескольких поколений; чтобы подчинить Карфаген и даже Грецию, римлянам оказалось необходимым проявить чудеса энергии или искусства. Галлия же была завоевана в пять походов[182]182
  Обыкновенно насчитывают восемь походов, и действительно верно, что Цезарь оставался в Галлии восемь лет. Но, очевидно, следует вычесть из этого числа первый год (58 до P.X.), в течение которого он лишь оттеснил переселение гельветов и освободил Галлию от Германиев Ариовиста. Конечно, нельзя вводить этого года в счет походов против галлов. Можно также исключить четвертый и пятый годы, когда он сражался с германцами и с жителями острова Великобритании. Действительными походами, направленными прямо против галлов, были следующие: поход 57 года, когда он воевал преимущественно против белгов; поход 56 года, в котором он подчинил венетов и аквитанцев; поход 53 года, когда он победил тревиров и эбуронов; поход 52 года, в течение которого ему пришлось иметь дело с Верцингеториксом, наконец, поход 52 года, когда он раздавил белловаков, трезиров и кадурков.


[Закрыть].

Сильно ошибся бы тот, кто представил бы себе, что Рим принужден был привести в напряжение все свои силы, чтобы осуществить это завоевание. По правде говоря, правительство римское даже не прилагало к этому делу никакой заботы. В тот день, когда сенат вручил Цезарю то, что называлось тогда «провинцией Ближней и Дальней Галлий», то есть передал ему управление Цизальпинской и Нарбоннской областями, никто, даже сам Цезарь, не думал о такой войне. В провинциях расположено было четыре легиона, которые признавались достаточными для ее обороны[183]183
  Appian. Bell. сіv. II, 13; Dio, ХХХVIII, 8. Из этих четырех легионов один находился в Нарбоннской Галлии, три в Цизальпинской; последние расквартированы были на зиму возле берегов Адриатического моря (Caes. I, 10) Э. Дежарден (Géographie, II, 355) говорит, будто сенат дал Цезарю семь легионов, предпочитая показаниям Аппиана и Диона текст Орозия (VI, 7). Впрочем, если сблизить вместе главы 8 и 10 первой книги Цезаря, будет ясно видно, что сенат дал ему только четыре легиона, так как, после того как он сам набрал два новых, y него образовалось всего шесть.


[Закрыть]. Сенат не прибавил к этому составу войска ни одного лишнего вооруженного человека для завоевания Галлии. Римское правительство ни разу не выслало Цезарю ни одного добавочного легиона, никогда не снабжало его никакой суммой денег[184]184
  Dio, XLIV, 42.


[Закрыть]. Цезарь начал войну по своей собственной инициативе, вел ее на свой счет, опираясь исключительно на те средства, которые были предоставлены ему как провинциальному наместнику.

Каковы же были его военные силы? В самом начале, в тот день, когда он оказался лицом к лицу с 200 000 гельветов, он еще настолько мало думал о войне, что мог располагать только одним легионом[185]185
  Caes. I, 7: «Erat omnino in Gallia ulteriore (т.e. в Hapбоннской) legio una»; I, 8: «Interea ea legione quam secum habebat».


[Закрыть]. Он вызвал ускоренным движением три легиона, находившиеся в Цизальпинской провинции, быстро набрал два новых[186]186
  Caes. I, 10: «Ipse in Italiam (т.e. в Цизальпинскую Галлию) magnis itineribus contendit, duasque ibi legiones conscribit, et tres, quae circum Aquileiam hiemabant, ex hibernis educit».


[Закрыть]. С этими шестью легионами он остановил гельветов и победил Ариовиста. В следующий год он составил еще два легиона, четыре года спустя – еще три[187]187
  Caes. II, 2; VI, 1; VI, 32.


[Закрыть]. Но никогда не было y него в распоряжении одновременно более десяти легионов[188]188
  В походе 58 года участвовало шесть легионов (I, 10; 49), восемь – в походах 57–54 годов (II, 8; 19; V, 8), десять – в походах 53 и 52 годов (VI, 44; VII, 34; 90). Перечисление самых названий легионов, номера которых Цезарь указывает в различных местах своей книги, со включением тех двух, которые ему уступил Помпей, образует сумму одиннадцать, но нужно думать, что один из них либо был скоро распущен, либо оставался в Провинции. Никогда не видим мы Цезаря, стоящим во главе более десяти легионов зараз.


[Закрыть]. Цезарь нигде не сообщает, какова была их численность. Если мы предположим, что состав их был полный и что к ним примыкали вспомогательные отряды также в полном составе, то y него должно было быть 120 000 воинов. Если же думать, что они не были еще окончательно укомплектованы, если принять в расчет умирающих, больных, не годных к бою людей, употреблявшихся на службу при обозах или в гарнизонах, можно считать, что численность войска Цезаря никогда не превышала 80 000 человек, готовых к сражению.

Несмотря на это, завоевание Галлии от Пиренеев до Рейна не может быть, разумеется, приписано одним военным дарованиям Цезаря. Превосходство римской цивилизации и дисциплины, конечно, обусловили этот крупный успех более сильно, чем гений одного человека. Но и последнее недостаточно объясняет великий результат. Самое внутреннее состояние Галлии было главной причиной ее падения.

Не будем судить о давних событиях с наших современных точек зрения. Перенесемся в средину той страны и той эпохи. Присмотримся прежде всего, как галлы взглянули на завоевание, в каком виде представлялось оно в их уме, каковы были их чувства и мысли по отношению к завоевателю.

Сначала они не почувствовали в римлянах врагов: легионы вступили в Галлию, как союзные войска. Спокойствию края угрожало в то время перемещение гельветов. Сознавая опасность, жители просили поддержки y римского проконсула, который управлял соседнею провинцией[189]189
  Caes. I, 11: «Aedui legatos ad Caesarem mittunt rogatuni auxilium (contra Helvetios)». По Диону Кассию (XXXVIII, 32) секваны присоединились к просьбе эдуев. Цезарь находился тогда в Нарбоннской провинции, и он, как кажется, до той поры вовсе не замышлял ничего другого, как воспрепятствовать вторжению гельветов в пределы римской территории.


[Закрыть]. Гельветы были разбиты, и представители почти всей Галлии прибыли приветствовать Цезаря с победою: «Мы хорошо понимаем, – говорили они ему, – что ты действовал столько же на пользу Галлии, сколько и ко благу Рима»[190]190
  Caes. I, 30: «Веllо Helvetiorum confecto, totius fere Galliae legati ad Ciesarem convenerunt: intelligere. sese (dicebant) eam rem non minus ex usu terrae Galliae, quam populi Romani accidisse».


[Закрыть]. Избавившись от гельветов, галлы удержали еще некоторое время y себя Цезаря и его легионы. Послы различных народцев, «бросаясь к его ногам и со слезами на глазах», умоляли его не покидать их[191]191
  Idem, I, 31: «Eo concilio dimisso, principes civitatum ad Caesarem reverterunt, petieruntque uti de sua omniumque salute cum eo agere liceret. Sese omnes fientes Caesari ad pedes proiecerunt»; I, 32: «Magno fletu auxilium a Caesare petere ceperunt».


[Закрыть]. Они-то и сообщили ему тогда сведения о раздорах и внутренних затруднениях их несчастной страны. «Несколько лет перед тем, – рассказывали они, – два союза племен вели войну друг с другом, и именно одна из этих групп призвала на помощь германцев»[192]192
  Idem, I, 31: «Galliae totius factiones esse duas… factum esse, uti ab Arvernis Sequanisque Germani mercede arcesserentur».


[Закрыть]. Свевы Ариовиста перешли Рейн по зову и настоянию одной из воюющих сторон[193]193
  Idem, I, 44: «Ariovistum transisse Rhenum, non sua sponte, sed arcessitum a Gallis… Non nisi rogatus venit».


[Закрыть]. Варварам «понравилась плодородная почва и богатство галлов»[194]194
  Idem, I, 31: «Quum agros et cultum et copias Gallorum homines feri ac barbari adamassent».


[Закрыть]. Проникая в страну со дня на день все более многочисленными толпами, они одинаково грабили противников и союзников. Ариовист распоряжался, как хозяин, в бассейне Сены, a галлы были слишком раздроблены, чтобы отбросить его. «Если Цезарь не освободит их от его невыносимого владычества, им не останется ничего больше, – говорили они, – как покинуть самим Галлию и искать вдали от германцев другого отечества и других земель»[195]195
  Idem. Ibid. «Nisi si quid in Caesare populoque romano sit auxilii… domo emigrent, aliud domicilium, alias sedes, remotas a Germanis, petant».


[Закрыть].

Цезарь исполнил то, о чем его просили: он победил Ариовиста, оттеснил германские дружины за Рейн и освободил галлов от чужеземного господина[196]196
  Нет сомнения, что Ариовист считал себя хозяином занятых земель: «Іn sua Gallia» (Caes. I, 34); «provinciam suam hanc esse Galliam» (I, 44).


[Закрыть]. Но могла ли после этого Галлия возвратить себе раз уже утраченную независимость? Естественно, что вслед за господством Ариовиста утвердилась власть Цезаря. По-видимому, такое положение вещей первоначально не вызвало сопротивления. Из рассказа Цезаря даже вытекает, что в этот первый момент Галлия уже повиновалась ему и без завоевания.

Таким образом, галлы не видели в римлянах врагов своего племени. Сознание расового различия являлось тогда лишь очень неопределенным чувством, которое не возбуждало в сердцах людей ни любви, ни ненависти. Посмотрим, каков был состав Цезаревой армии, и поищем, если возможно, какая кровь текла в жилах его воинов: мы найдем среди них гораздо меньше римлян, чем галлов. Шесть легионов, которые он навербовал в силу своей проконсульской власти, могли быть набраны им только в его провинции, то есть в Цизальпинской и Нарбоннской Галлиях[197]197
  Цезарь говорит это сам (I, 10): «Ipse in Italiam contendit, duasque ibi legiones conscribit». Здесь под словом in Italiam должно подразумевать только Цизальпинскую Галлию (как и в других местах, именно II, 35; V, 1; VII, 44), так как он не имел права выходить за пределы своей провинции, и мы знаем, что он действительно этого не делал. Впрочем, несколько ниже он прямо говорит о тех же легионах (I, 24): «Duas legiones, quas in Gallia citeriore proxime conscripserat». Два других, которые он набрал в следующем году, были также составлены из цизальпинских галлов (II, 2): «Duas legiones in Gallia citeriore no vas conscripsit». Точно так же в 54 году: «Unam legionem, quam proxime trans Padum conscripserat» (V, 24) Заметьте также, что оба легиона, которые уступил ему Помпей в 53 году, были набраны из цизальпинцев: «Quos ex Cisalpina Gallia sacramento rogavisset» (VI, 1). Равным образом в 52 году Цезарь производит набор в «своей провинции» (VII, 1: «delectum tota provincia habuit». Cfr. VIII, 54: «Legionem confectam ex delectu provinciae Caesaris»). Нарбоннская Галлия снабдила его многочисленными воинами: «Militibus qui ex Provincia convenerant» (I, 8); «Multis viris fortibus Tolosa et Narbone… his regionibus nominatim evocatis» (III, 20); «Delectum tota Provincia habere instituit» (VII, 1); «Praesidia cohortium duo et viginti ex ipsa coacta provincia» (VII, 15). Провинция же доставила ему моряков для борьбы с венетами (III, 9).


[Закрыть]. Все вспомогательные когорты, которые удваивали численность его легионов, вышли из тех же областей. Он сам сохранил память о двух вождях аллоброгов, «которые оказали ему весьма важные услуги во время войны в Галлии»[198]198
  Caesar, De bell. сіv. III, 59: «Allobroges duo fratres, quorum opera Caesar omnibus Gallicis bellis optima fortissimaque erat usus».


[Закрыть]. Легат Цезаря Гиртий открыто признает, что он выдержал трудности войны благодаря содействию вспомогательных отрядов, которые доставляла ему его провинция[199]199
  Caesar (Hirtius), VIII, 47: «(Bellum) sustinuit fidelitate atque auxiliis provinciae illius».


[Закрыть]. Даже собственная Галлия, то есть страна, которую он завоевал, поставляла ему много вооруженных людей, особенно всадников. Мы видим в его войске группы тревиров, атребатов, сенонов, эдуев[200]200
  Caesаr, II, 24: «Treveri qui auxilii causa ab civitate ad Caesarem missi venerant». To же можно сказать o сенонах (VI, 5) и атребатах (VI, 6). В другом месте мы видим, что Цезарь устанавливает контингент всадников, который должен быть выставлен ему галльскими государствами (VI, 4: «Equites imperat civitatibus»).


[Закрыть]. Он воевал против германцев с галльской конницей; во время экспедиции в Британию он взял с собою 4000 галльских всадников[201]201
  Caes. IV, 6; V, 5.


[Закрыть]. Пиктоны и сантоны снабдили его кораблями[202]202
  III, 1.


[Закрыть]. Один раз эдуи отдали ему даже всю свою конницу и еще 1000 пехотинцев[203]203
  VII, 34; 3740; cfr. II, 5;10; VIII, 5.


[Закрыть].

С другой стороны, сами галлы не составляли цельного народа: национальное единство также отсутствовало y них, как и политическое. Они не обладали системою таких учреждений, не выработали в себе такого общественного настроения, которым была бы присуща сила сплотить их в крепкое тело. Их было около шестидесяти племен, которых не связывали вместе ни федеративный союз, ни общая верховная власть, ни даже ясно сознанное понятие об общей родине. Единственная форма патриотизма, которая была им доступна, выражалась в привязанности лица к маленькому государству, часть которого оно составляло. A такой местный патриотизм, являвшийся в то же время ненавистью к соседу, мог иногда наталкивать на сближение с чужеземцем. Около одного века эдуи были союзниками римлян, между тем как арверны и секваны призывали на помощь себе германцев[204]204
  Strabo, VI, 3, 2.


[Закрыть].

Даже внутри каждого отдельного народца замечалось разделение умов. С одной стороны, выдвигалась в их среде группа, составлявшаяся из членов высших классов, которая обнаруживала предпочтение к республиканским порядкам и силилась их охранять. С другой стороны, простой народ обыкновенно действовал заодно с могущественными главарями клиентских союзов и своими силами оказывал поддержку их попыткам захватить единовластие в свою пользу. Такие раздоры занимали большое место в существовании всего населения[205]205
  Caes. VI, 11: «Раеnе in singulis domibus factiones sunt».


[Закрыть]; интересы, стремления, честолюбия, верность – все это подчинялось видам лица или партии, a не служило отечеству. Нет сомнения, что каждый рассматривал вмешательство иноземцев в дела страны лишь с точки зрения пользы или вреда, которые оно могло причинить его сторонникам. Так всегда бывает во всяком обществе, страдающем от внутренних междоусобий.

Действительно, из самых рассказов Цезаря видно, что римский военачальник с первого же дня стал находить себе союзников в Галлии. И далее он никогда не чувствовал в них недостатка. Несколько народцев неизменно оставались преданными ему: таковы были, например, ремы, лингоны и, если выключить один очень короткий промежуток времени, эдуи[206]206
  См. o ремах Caes. VII, 63 и VIII, 6—12; o лингонах – VII, 63 и VIII, 11; эдуи оставались верны до того момента, когда вергобрет Конвиктолитавий, подкупленный Верцингеториксом, покинул Цезаря (VII, 37: «Sollicitatus ab Arvernis pecunia»); их отпадение длилось лишь несколько недель.


[Закрыть].

Даже среди тех племен, которые особенно жестоко боролись с Цезарем, всегда отыскивалось несколько лиц, остававшихся упорно привязанными к нему. Можно назвать в подтверждение Эпаснакта из арвернов, Дурация из пиктонов, Вертика из нервиев, Цингеторикса из тревиров[207]207
  Caes. VIII, 44; V, 45; VI, 8; VIII, 26: «Duratius, qui perpetuo in amicitia manserat Romanorum». Cfr. VIII, 44: «Epasnactus Arvernus, amicissimus populo Romano».


[Закрыть]. Другие, начав с союзных отношений к римлянам, присоединялись к врагам Цезаря лишь после того, как долго действовали в качестве его друзей[208]208
  Об Амбиориксе cм. Dio, XL, 6; о Коммии – Caes. IV, 21; об Эпоредориксе – Caes. VII, 39; 55; о Верцингеториксе – Diо, XL, 41.


[Закрыть]. Римский историк никогда не говорит, что его галльские союзники были продавшиеся люди. Цезарю незачем было их подкупать: их рвение проявлялось добровольно. И он вовсе не относится к ним с презрением; напротив, все, что он о них сообщает, вызывает представление о честных людях, пользовавшихся уважением и почетом даже y их соплеменников. Должны ли мы думать, что эти люди были изменниками? Может быть, они заслуживали такого наименования по идеям нашего века, но они не были предателями по взглядам их современников. Во всяком случае здесь не открывается сознательной измены родине. Те, кто сражался с римлянами, и те, кто им служил, одинаково считали себя, может быть, патриотами; они только в противоположном смысле понимали интересы Галлии.

Отдельные личности в Галлии стояли за или против Рима, смотря по тому, в пользу какого рода государственных порядков склонялись их симпатии. Цезарь довольно ясно указывает, каковы его друзья и каковы противники. Он видит всегда враждебными себе людей, которые, «будучи достаточно могуществены, чтобы набрать на свои средства войско, склонны к захвату монархической власти и хорошо знают, что представитель римского правительства помешает им достигнуть этой цели»[209]209
  Caes. II, 1: «А potentioribus atque iis, qui ad conducendos hommes facultates habebant, vulgo regna occupabantur, qui minus facile eam rem imperio nostro consequi poterant». Несколько частных случаев, когда Цезарь сам способствовал утверждению царьков y некоторых племен, не должны рассматриваться как противоречия такой общей системе политики Цезаря.


[Закрыть]. Гельвет Оргеторикс, эдуй Думнорикс[210]210
  Caes. I, 18: «Dumnorix, magna apud plebem gratia, cupidus rerum novarum…imperio populi Romani, de regno desperare». Cfr. Ibid. V, 6; 7.


[Закрыть], эбурон Амбиорикс, тревир Индутиомар, арверн Верцингеторикс – словом, все вожди крупных клиентских групп и все те вообще, которые домогались единовластия, всегда стоят против Рима. То же самое повторяется по отношению к тому классу общества внутри галльских народцев, которых Цезарь называет «толпою», «плебеями», «большинством»: следует ли простой народ мановению начальников, действует ли он самостоятельно, он всегда выказывает себя противником римлян.

Обратно, лица, которых Цезарь называет главарями племен, благородными людьми, те, которые почти везде наполняли сенат и заведовали республиканским правительством, как бы естественно привлекались к союзу с римлянами. В этом нет ничего удивительного: Рим являлся в глазах этих людей образцом самого лучшего, по их мнению, общественного порядка, который они сами стремились прочно утвердить в Галлии. Рим в те времена был еще республиканским государством, которым правил сенат и где высшие классы пользовались несомненным преобладанием. Город, который y себя скоро должен был утерять республиканское и аристократическое устройство, тем не менее работал, как увидим ниже, для установления и упрочения его надолго во всех провинциях и специально в Галлии. Таким образом, люди, которые желали торжества муниципального строя и республиканских учреждений в их стране и надеялись достигнуть цели, отдаваясь верховной гегемонии Рима, не вполне обманывались в своих расчетах.

Таково было положение, в котором находилась Галлия по отношению к Риму: с одной стороны, в ее обществе существовали группы и честолюбивые личности, которые хорошо знали, что им нечего ждать от него, с другой – в нем укреплялись партия или класс, который ожидал полной своей победы от поддержки римлян.

Несколько примеров, которые мы извлечем из ознакомления с подробностями хода событий, с очевидностью обнаружат эту истину. С самого начала государство эдуев управлялось знатью в республиканских формах. Знать призывает Цезаря на помощь. Последний, однако, в известный момент замечает, что эдуи плохо держат данные обещания; он наводит справки, и ему сообщают[211]211
  Caes. I, 17, 18.


[Закрыть], что именно в это время в государстве волнуются толпы простонародья под руководством честолюбивого вождя; они парализуют действия законного правительства и дышат ненавистью против Рима. Тревиры также распадаются на две части: одна, которая составлена из «главарей государства», то есть из знатных, ищет римской дружбы; другая, заключающая в себе «плебеев» с могущественным начальником Индутиомаром, враждебно настроена к Риму. Индутиомар одерживает верх и в то же время заставляет племенную сходку[212]212
  Caes. V, 56; «Іn eo concilie. (Indutiomarus) Cingetorigem hostem indicat bonaque eius publicat». Здесь идет речь o concilium armatum, то есть o собрании всех воинов племени; это нечто, очень отличающееся от тех собраний, которые Цезарь называет comitia, populus и которые, как кажется, были гораздо более аристократическими по составу.


[Закрыть] приговорить к изгнанию вождя противной стороны и решить войну против римлян. Члены высшего класса принуждены тогда покинуть страну; простой народ и Индутиомар остаются господами[213]213
  В главе 3, книги V y Цезаря партия, благоприятная Риму, обозначается словами nobilitas и principes, противоположная – словом plebs.


[Закрыть]. Победа, одержанная Цезарем, изменяет положение; знать возвращается, вновь захватывает власть в свои руки и возобновляет союз с римлянами[214]214
  Caes. VI, 8.


[Закрыть]. В другой части Галлии, y лексовиев, сенат хочет поддерживать дружеские отношения с римлянами; народ же поднимает восстание, умерщвляет сенаторов и тотчас же начинает с римлянами войну[215]215
  Caes. III, 17: «Aulerci Lexoviique, senatu suo interfecto, quod auctores belli esse nolebant, portas clauserunt seque cum Viridovice coniunxerunt».


[Закрыть].

Каждый раз, как какой-нибудь народец терпит поражение, мы видим, что «первенствующие лица в племени» являются перед Цезарем, уверяют его, что они сражались против воли и слагают ответственность за войну на «толпу». Такие утверждения повторялись слишком часто, чтобы можно было отрицать в них основу правды; и Цезарь действительно придавал им веру[216]216
  Idem, II, 13; 14; V, 27; VI, 13; VII, 43.


[Закрыть].

В «Записках о Галльской войне» часто встречается еще одно замечание: «галлы постоянно меняют настроение; они легкомысленны и подвижны; они любят перевороты»[217]217
  Idem, III, 10: «Omnes Gallos novis rebus studere»; IV, 5. «In consiliis capiendis mobiles, novis plerumque rebus student»; V, 54: «Тantam voluntatum commutationem».


[Закрыть]. Цезарь действительно сделал наблюдение, что объявлению войны римлянам каким-нибудь народцем обыкновенно предшествовало: внутреннее волнение. Власть беспрестанно перемещалась, и дружба либо ненависть того или иного галльского государства зависела от партии, которая в нем правила в данный момент.

Можно отметить еще, с каким презрением отзывается Цезарь об ополчениях галлов, выступавших против него. Он изображает их почти всегда как толпу «бродяг, людей без рода и племени, воров и грабителей, предпочитавших войну и разбой мирному труду»[218]218
  Caes. III, 17: «Multitudo undique ex Gallia perditorum hominum latronumque, quos spes praedandi studiumque bellandi ab agricultura et quotidiano labore revocabat»; V, 55: «Indutiomarus copias cogere, exsules damnatosque tota Gallia allicere»; VII, 4: «Habet delectum egentium ac perditorum»; Hirtius, De bell. gall. VIII, 30: «Collectis perditis hominibus, servis ad libertatem vocatis, exsulibus omnium civitatum accitis, receptis latrociniis».


[Закрыть]. Между тем вовсе не в интересах римского военачальника было унижать тех, кого он победил. Он описывает вещи так, как их видел. Племенные ополчения Галлии показались ему пестрою массою без организации, без дисциплины, которая сама повелевала своим военачальникам чаще, чем повиновалась им[219]219
  Caes. III, 18; VII, 20. В сочинении его же De bello сіvili (I, 51) находим отрывок об обычном отсутствии дисциплины в галльских войсках. Автор говорит здесь о подкреплениях, которые он вызвал из Галлии: «Venerant ео sagittarii ex Rutenis, equites ex Gallia cum multis carris magnisque impedimentis, ut fert gallica consuetudo; erant praeterea cuiusque generis hominum milia circiter sex cum servis liberisque; sed nullus ordo, nullum imperium certum, quum suo quisque consilio uteretur».


[Закрыть].

В то время как одна часть общества в галльских государствах открыто и искренно стремилась к союзу с римлянами, другая не скрывала своего предпочтения к германцам. Можно действительно заметить, что каждый раз, когда какой-нибудь народ готовится к войне с Цезарем, он предварительно отправляет посольство за Рейн с приглашением германцам вторгнуться в Галлию[220]220
  Caes. De bell. gall, III, n: «Germani a Belgis afcessiti»; IV, 6: «Missas legationes a nonnulis civitatibus ad Germanos invitatosque eos, uti ab Rheno discederent omniaque, quae postulassent, ab se fore parata»; V, 2: «Germanos transrhenanos sollicitare»; V, 27: «Magnam manum Germanorum conductam Rhenum transisse»; 55: «Treveri et Indutiomarus nullum tempus intermiserunt, qwn trans Rhenum legatos mittérent, ciyitates sollicitarent, pecunias pollicerentur»; VI, 2: «Germanos sollicitant»; VI, 8, 9: «Germani, qui auxilio veniebant»; Cfr. Dio Cass. XL, 31. Ошибочно было бы, впрочем, думать, что эти германцы были одушевлены определенною ненавистью к Риму, их притягивали в Галлию обещания, награды и надежды на добычу; «Germani mercede arcessebantur» (I, 31), «conductam manum» (V, 27), «pecuniam polliceri» (VI, 2). Они без всякого стыда грабили самих галлов. Раз, когда Цезарем было объявлено, что он дает на разграбление территорию эбуронов, громадная толпа германцев появилась, чтобы принять участие в травле. В войске Верцингеторикса не было германцев: Цезарь тогда бдительно охранял линию Рейна; но за то он сам держал y себя германских наемников (VII. 13; 60; 67).


[Закрыть].

Таким образом, всякий в Галлии оказывался в свою очередь союзником чужеземцев; каждый галл выбирал между двумя народами, которые добивались завоевания страны. Нельзя утверждать, что в глубине души y них не существовало любви к независимости; но она была слабее, чем сословные или групповые страсти и ненависть. Весьма вероятно, что и среди галльской знати, и среди простого народа одинаково придавали значение привязанности к родине; но истинный и чистый патриотизм есть привилегия спокойных и хорошо сплоченных общественных союзов.

Только в седьмой год своего проконсулата Цезарь увидел, что против него ополчилась почти вся Галлия. До тех пор арверны оставались в союзе с ним. Это был один из самых могущественных народцев Галлии; в предыдущем веке они управлялись монархически и воевали с римлянами[221]221
  Strabo, IV, 2, 3; Appian. Bell. gall. 12; Liv. Epit. 61; Caes. I, 45; Corp. inscr. lat. I, p. 460.


[Закрыть]; потерпев поражение, они однако не были покорены; римляне только отняли y них царя и заменили его аристократическим советом. С того времени они твердо хранили союзную верность римлянам; Цезарь никогда не встречал их в числе своих врагов; наиболее видные граждане, сенаторы, сам Верцингеторикс[222]222
  Dio, XL, 41.


[Закрыть] искали его дружбы.

Верцингеторикс принадлежал к одному из тех семейств, которые были безмерно сильны многочисленностью зависевших от них кабальных людей. Отец его Кельтилл уже хотел сделаться царем; но сенат Герговии разрушил его планы и наказал его смертью[223]223
  Caes. VII, 4: «Quod regnum appetebat, ab civitate erat interfectus».


[Закрыть]. Сам он также помышлял об единовластии. В конце концов Верцингеторикс решился поднять и вооружить всех своих клиентов; сенат его племени приговорил его к изгнанию[224]224
  Caes. VII, 4: «Vercingetorix, summae potentiae aduîescens… convocatis suis clientibus, facile incendit. Cognito eius consilio, ad arma concurritur; prohibetur a Gobannitione reliquisque principibus… expellitur ex oppido Gergovia».


[Закрыть]. Его удалось удалить из города Герговии, но тем самым он особенно укрепился среди сельского населения. Он собрал кругом себя толпу людей, которых Цезарь пренебрежительно называет бездомными проходимцами: мы должны подразумевать под ними просто людей из низшего класса общества. Став во главе ополчения, составленного таким способом, Верцингеторикс силою вступил в столицу, прогнал оттуда в свою очередь знатных сенаторов и заставил провозгласить себя царем[225]225
  Caes. VII, 4: «Іn agris habént delectum egentium ac perditorum, magnisque coactis copiis adversarios suos a quibus erat eiectus, expellit ex civitate. Rex ab suis appellatur». Плутарх дает также Верцингеториксу наименование βασιλεύς (Vita Caes. 27).


[Закрыть].

Подобное изменение формы правления и война против римлян были y галлов двумя явлениями, тесно связанными друг с другом и нераздельно следовавшими одно за другим. Прежний друг Цезаря обратился поэтому в его врага. Он стал искать союзников и нашел их почти повсюду; момент был благоприятен для всеобщего возмущения.

Нельзя в самом деле сомневаться, что галлам свойственна была очень глубокая привязанность к родине и независимости; но в продолжение шести лет пребывания Цезаря в Галлии эта привязанность оказывалась менее глубокою, чем их раздоры. Ничто так сильно не содействует прекращению внутренних междоусобий, как порабощение, приходящее извне. Как только галлы почувствовали себя покоренными, замолкли соперничества между ними и разрозненные стремления сблизились между собою. При соприкосновении с чужеземцами, которые сажали гарнизоны по городам, налагали дани, начинали эксплуатировать край на римский лад, забирали уже в руки торговлю[226]226
  Caes. VII, 3, 42.


[Закрыть], сожаление, раскаяние, стыд, ненависть овладели душами. Галлы оставались до конца разъединенными, в то время как приходилось сопротивляться римлянам, теперь после завоевания они сомкнулись почти воедино для восстания против их господства[227]227
  Некоторые предполагали, что друиды проповедовали тогда священную войну. Это возможно; однако ни Цезарь, ни другие писатели ничего об этом не упоминают. Цезарь нигде не сообщает, чтобы друиды были ему особенно враждебны. То обстоятельство, что призыв к восстанию раздался из страны карнутов, еще не доказывает, что он был пущен именно друидами. Клятва, произнесенная на воинских знаменах, согласно обычаю, общему очень многим древним народам, не заставляет непременно предполагать участие жрецов.


[Закрыть].