Текст книги "Воспоминания об Ост-Индии"

Гафнер
Воспоминания об Ост-Индии

Из Гафнерова Путешествия по берегам Ориксы в Короманделе.

Я собирался выехать из Визагапатнама, когда мне сказали, что в соседней деревне Велуре, отстоявшей на полтора часа езды от этого города, приготовляемо было погребение, и что молодая вдова из касты Хеторисов будет сожжена с телом своего мужа, в яме нарочно для сего случая приготовленной. – (Заметим, что в каждой части Короманделя жены обыкновенно сожигают себя на кострах.) Я не хотел пропустить сего случая, для меня совершенно нового, пошел пешком в деревню Велур, я скоро увидел большую толпу людей, посреди которой молодая вдова сидела под балдахином, окруженная родственниками своими обоего пола. Не думаю, чтобы она имела более 28 лет: лице ее было очень приятно. Она раздавала знакомым своим и сродникам бетель, шевелила губами, как будто читая молитву, и казалось, совсем не чувствовала страха; но я не мог смотреть на нее равнодушно – вместе с многочисленною толпою людей пошел я на то место, которое приготовлено было для погребения. – Мы вышли в поле – увидели яму, в десять футов длиною, в восемь шириною и в восемь же глубиною; она была наполнена угольями, в которые беспрестанно бросали сухие поленья. Скоро увидели мы погребальную процессию. Тотчас окружили яму высокими ширмами; зрители, отступивши на несколько шагов, составили обширный круг, и в это самое время нещастная жертва суеверия и любви супружеской приблизилась к месту сожжения.

Платье на ней было великолепное, унизанное жемчугом и алмазами. В одной руке держала она лимон с гвоздичным корешком, который беспрестанно нюхала. За нею шли родственники, Брамины и великое множество женщин, а впереди музыканты, которые играли веселые, торжественные песни. Остановившись в некотором отдалении от ямы, вдова сложила с себя все уборы, разделила их между родными, разделась, и окруженная своими подругами, омылась в ближнем водоеме; потом надела на себя простое белое платье из хлопчатой бумаги; наконец спокойно приближилась она, при торжественных песнях Браминов и шумной игре музыкальных инструментов, к пламенной яме, все еще заставленной ширмами, и на краю которой стояли, носилки с бездыханным трупом ее мужа.

Несколько минут смотрела она в молчании на покойного, ударила себя в грудь и заплакала; потом поклонилась, три раза обошла вокруг ямы, и всякой раз, проходя мимо носилок, кланялась. В третий и последний раз остановилась она у самого тела, взглянула на своих родных, простилась с ними, взяла из рук одного Брамина кувшин с маслом, которым оросила своего мужа, поставила кувшин на голову, и воскликнув громким голосом: Нарайна! (Боже) прыгнула в пылающую яму – в минуту ширмы упали, тело брошено в уголья и яма засыпана тысячью зажженных факелов. Барабаны, бубны и трубы загремели звучнее прежнего, женщины подняли страшный, крик (печальный или радостный, не знаю), и высоким столбом понеслось из ямы трескучее пламя.

Хотя я и уверен был, что эта нещастная задохлась в одну минуту – но сердце мое страдало, и я возвратился в деревню в великом унынии. Было уже темно – я не хотел однако ночевать в Велуре, и отправился в Визагапатнам. Более часа, кажется мне, шел я задумавшись – оглянулся, и вижу, что я сбился с дороги – со мною встретился старик, спрашиваю – он сказывает, что очень далеко от Визагапатнама; советует мне возвратиться в Велур, и указывает ближнюю дорогу. Послушавшись доброго совета, пошел я по указанной дороге – иду – темнота увеличивается – наконец все помрачилось – вдалеке блеснули огни – вхожу на пригорок – огни исчезли. Пошел проливной дождь – я совсем потерял дорогу – опять очутился на пригорке – ступил шаг – чувствую, что земля подо мною осыпается – хватаюсь за куст, он обломился – вообразите мой ужас! я полетел стремглав в глубокую пропасть.

Несколько минут лежал я без всякого чувства. Прихожу в память – все тихо и мрачно; чувству

...

конец ознакомительного фрагмента